<< Пред.           стр. 61 (из 284)           След. >>

Список литературы по разделу

  На другой день мы позавтракали на рассвете, и дон Хуан заставил меня
 изменить уровень сознания.
  - Давай пойдем сегодня к оригинальной установке, - сказал дон Хуан
 дону Хенаро.
  - С превеликим удовольствием, - ответил дон Хенаро важно. Он взглянул
 на меня и добавил затем тихим голосом, как если бы не хотел, чтобы я
 подслушал его: "следует ли его... Нет, это будет, возможно, слишком..."
  В мгновение ока мой страх и подозрительность возросли неимоверно. Я
 вспотел и запыхтел. Дон Хуан подошел ко мне и с выражением почти
 неконтролируемого смеха заверил меня, что Хенаро просто забавляется на мой
 счет и что мы собираемся пойти на место, где первоначальные видящие жили
 тысячи лет назад.
  Пока дон Хуан говорил мне это, я взглянул на дона Хенаро. Он медленно
 качал головой из стороны в сторону. Это было почти незаметное движение,
 как если бы он хотел сказать мне, что дон Хуан не говорит правды. Я вошел
 в состояние нервного срыва, почти истерики. Это прекратилось только тогда,
 когда Хенаро разразился смехом.
  Я удивился тому, как легко мои эмоциональные состояния могут
 возрастать до такой неконтролируемой высоты и спадать в ничто.
  Мы - дон Хуан, Хенаро и я - вышли из дома дона Хенаро рано утром и
 прошли недалеко в окружающие покатые холмы. Мы остановились там и сели
 наверху громадной плоской скалы на покатом склоне кукурузного поля,
 которое, казалось, было недавно убрано.
  - Вот это первоначальная установка, - сказал мне дон Хуан. - мы
 вернемся сюда еще пару раз в процессе своего объяснения.
  - Очень странные вещи случаются здесь ночью, - сказал Хенаро. -
 нагваль Хулиан в действительности поймал здесь олли. Или, лучше сказать,
 олли...
  Дон Хуан сделал незаметный жест бровью, и Хенаро остановился на
 полуслове. Он улыбнулся мне.
  - Еще слишком рано для страшных историй, - сказал Хенаро. - подождем
 до сумерек.
  Он встал и начал крадучись ходить вокруг скалы на цыпочках, со
 спиной, выгнутой дугой.
  - Что он сказал о вашем благодетеле, поймавшем здесь олли? - спросил
 я дона Хуана.
  Он не сразу ответил. Он наслаждался, наблюдая за проделками Хенаро.
  - Он говорил об одном сложном использовании сознания, - наконец
 ответил он мне, все еще глядя на Хенаро.
  Хенаро завершил круг вокруг скалы, вернулся и сел вблизи меня. Он
 тяжело дышал, почти запыхался, выбившись из дыхания.
  Дон Хуан казался очарованным тем, что делал Хенаро. У меня опять
 возникло ощущение, что они забавляются на мой счет, что оба они
 договорились о чем-то, о чем я ничего не знаю.
  Неожиданно дон Хуан начал свои объяснения. Его голос потряс меня. Он
 сказал, что после тяжелого труда видящие пришли к выводу, что сознание
 взрослых людей, окрепшее в процессе роста, больше нельзя называть
 сознанием, поскольку оно изменилось в нечто гораздо более интенсивное и
 сложное, и это видящие называли вниманием.
  - Как сумели видящие узнать, что человеческое сознание развивается и
 что оно растет? - спросил я.
  Он ответил, что во время роста человеческих существ полоса эманаций
 внутри их коконов становится очень яркой, и по мере того, как люди
 накапливают опыт, она начинает светиться. В некоторые моменты свечение
 этой полосы эманаций возрастает настолько, что начинает сливаться с
 внешними эманациями. Видящие, свидетели усиления такого рода,
 предположили, что сознание - это сырье, а внимание - конечный продукт
 созревания.
  - Как видящие описывают внимание? - спросил я.
  - Они говорят, что внимание - это управление и усиление сознания
 посредством процесса жизни, - ответил он.
  Он отметил, что опасность определений в том, что они упрощают
 процессы, чтобы сделать их понятными. Например, в данном случае, определяя
 внимание, мы рискуем перевести магическое, чудесное достижение во что-то
 обыденное. Внимание - это единственное величайшее человеческое достижение.
 Оно развивается из глубокого животного сознания, пока не покроет всю гамму
 человеческого выбора. Видящие совершенствуют его еще дальше, пока оно не
 охватит весь диапазон человеческих возможностей.
  Я захотел узнать, придается ли особое значение терминам "человеческий
 выбор" и "человеческие возможности".
  Дон Хуан ответил, что человеческий выбор - это все, что мы можем
 избрать как личности. Выбор имеет отношение в нашему повседневному
 диапазону и в силу этого он ограничен по числу и кругозору. Человеческие
 возможности относятся к неведомому. Они относятся не к тому, что мы можем
 избрать, а к тому, чего мы можем достичь. Он сказал, что примером
 человеческого выбора будет наша склонность верить, что человеческое тело -
 это вещь среди вещей, а примером человеческих возможностей является
 достижение видящими способности воспринимать человека в виде яйцеобразного
 светящегося существа. Телом-вещью ты соприкасаешься с известным, а телом,
 как светящимся яйцом - с неведомым. Следовательно, человеческие
 возможности почти неисчерпаемы.
  - Видящие говорят, что существует три типа внимания, - продолжал дон
 Хуан. - когда они говорят так, они относят это только к людям, а не ко
 всем чувствующим существам. Но это не просто типы внимания, это, скорее,
 три уровня достижений: первое, второе и третье внимание. Каждое из них -
 независимая область, полная в себе (завершенная в себе).
  Он объяснил, что первое внимание в человеке - это животное сознание,
 которое было развито в процессе опыта в сложную, запутанную и чрезвычайно
 хрупкую способность, занятую повседневным миром во всех его бесчисленных
 аспектах. Другими словами, все, о чем человек может думать, является
 частью первого внимания.
  - Первое внимание - это все, что мы собой представляем, как обычные
 люди, - продолжал он. - благодаря такому абсолютному праву в нашей жизни
 первое внимание является наиболее ценной гранью среднего человека.
 Возможно, это его единственная грань.
  Взяв в расчет эту истинную ценность, новые видящие начали строгое
 исследование первого внимания с помощью видения. Их находки вылились в их
 взгляды и взгляды всех их последователей, хотя большинство из них совсем
 не поняли, что видели те видящие.
  Он особенно предупредил меня, что выводы этого строгого исследования
 новых видящих имеют очень мало общего с рассудком или рациональностью, так
 как для того, чтобы изучить и объяснить первое внимание, нужно его видеть.
 Только видящие могут сделать это. Однако исследовать то, что видящие видят
 в первом внимании, совершенно необходимо. Оно предоставляет первому
 вниманию единственную возможность, которую то имело когда-либо - осознать
 собственную работу.
  - В смысле того, что видят видящие, первое внимание - это свет
 сознания, развитый в сверхсветимость, - продолжал он. - однако этот свет
 фиксирован, так сказать, на поверхности кокона. Этот свет охватывает
 известное.
  С другой стороны, второе внимание - это более сложное и
 специализированное состояние света сознания. Оно имеет дело с неведомым.
 Оно приходит, когда включаются неиспользованные эманации внутри
 человеческого кокона.
  Причина, по которой я назвал второе внимание "специализированным
 состоянием", состоит в том, что для использования этих необычных эманаций
 мы нуждаемся в новой искусной тактике, которая требует совершенной
 дисциплины и сосредоточенности.
  Он сказал, что говорил мне раньше, когда обучал искусству сновидения,
 что сосредоточение, необходимое для того, чтобы осознать, что ты видишь
 сон - это предшественник второго внимания. Это сосредоточение является
 видом сознания, которое относится не к той же категории, к какой относится
 сознание, необходимое для деятельности в повседневном мире. Он сказал
 
 также, что второе внимание называется "левосторонним сознанием" и что это
 обширнейшее поле, какое только можно вообразить - фактически, настолько
 обширное, что почти безграничное.
  - Я не хотел бы заблудиться в нем ни за что на свете, - продолжал он.
 - это настолько сложное и странное болото, что трезвые видящие входят в
 него при строжайших ограничениях. Большую трудность представляет то, что
 вхождение во второе внимание предельно просто, а его соблазн почти
 непреодолим.
  Он сказал, что древние видящие, будучи экспертами сознания, применили
 свои способности к исследованию собственного света сознания и заставили
 его расширяться до невообразимых пределов. Фактически, они стремились
 озарить все эманации внутри кокона, по одной полосе одновременно. Они
 преуспели в этом, но, как ни странно, достижение озаренности только одной
 полосы одновременно стало инструментом их увязания в болоте второго
 внимания.
  - Новые видящие исправили эту ошибку, - продолжал он. - и позволили
 мастерству управления сознанием развиться до своего естественного конца,
 который состоит в том, чтобы расширить свет сознания за границы
 светящегося кокона одним единственным усилием. Третье внимание достигается
 тогда, когда свет сознания обращается во внутренний огонь - сияние,
 зажигающее не одну только полосу, а все эманации орла внутри человеческого
 кокона.
  Дон Хуан выразил свой благоговейный ужас перед сознательным усилием
 новых видящих в стремлении достичь третьего внимания еще при жизни
 сознательной личности.
  Он сказал, что не считает полезным обсуждать отдельные случаи с
 людьми и другими чувствующими существами, входившими в неведомое и
 непостижимое бессознательно - он назвал это даром орла. Он уверил меня,
 что для новых видящих вхождение в третье внимание - это также дар, но он
 имеет другое значение: он похож на награду за достижения.
  Он добавил, что в момент смерти все люди входят в непостижимое, и
 некоторые из них даже достигают третьего внимания, но, в общем, только на
 краткий миг и то лишь для того, чтобы очистить пищу орла.
  - Высшим достижением человека будет, - сказал он. - достичь этого
 уровня внимания при сохранении силы жизни, не став развоплощенным
 сознанием, движущимся, как мотылек света, к клюву орла, чтобы быть
 поглощенным.
  Слушая объяснения дона Хуана, я опять полностью потерял из виду все
 окружающее. Хенаро, по-видимому, встал и ушел, так как его нигде не было
 видно. Странно было то, что я обнаружил себя припавшим к скале, при этом
 дон Хуан сидел рядом на корточках и мягко придавливал меня за плечи. Я
 прислонился к скале и закрыл глаза. С запада дул мягкий бриз.
  - Не засыпай, - сказал дон Хуан. - ты ни за что не должен спать на
 этой скале.
  Я сел. На меня пристально смотрел дон Хуан.
  - Просто расслабься, - продолжал он. - пусть затихнет внутренний
 диалог.
  Я сосредоточился полностью, чтобы понять то, что он говорит, когда
 вдруг почувствовал толчок страха. Сначала я не знал, отчего это
 происходит, и подумал, что это еще один приступ недоверия, однако затем
 меня как громом поразило: я понял, что уже вечереет. То, что я принял за
 часовую беседу, поглотило весь день.
  Я вскочил, совершенно осознав это несоответствие, хотя и не мог
 понять, что же случилось. Мною овладело странное ощущение, которое
 заставило мое тело обратиться в бегство.
  Дон Хуан прыгнул ко мне и силой удержал. Мы упали на мягкую почву, и
 он держал меня мертвой хваткой. Раньше я и понятия не имел, что он такой
 сильный.
  Мое тело ужасно тряслось, руки ходили ходуном при каждой схватке. Это
 было похоже на эпилептический припадок, однако какая-то часть меня
 оставалась отрешенной настолько, что могла наблюдать за тем, как тело
 тряслось, извивалось и вздрагивало.
  Наконец, эти спазмы прекратились, и дон Хуан отпустил меня. Он тяжело
 дышал. Он предложил опять залезть на скалу и посидеть там, пока я
 оправлюсь.
  Я не мог не обратиться к нему с моим настоятельным вопросом, что же
 случилось со мной. Он ответил, что по мере того, как он говорил, я перешел
 некоторый предел и вошел очень глубоко в левую часть. Он и Хенаро
 следовали за мной. А затем, так же неожиданно, как вошел, я выскочил
 обратно.
  - Я схватил тебя как раз вовремя, - сказал он. - иначе ты вышел бы в
 свое обычное состояние.
  Я совершенно запутался. Он объяснил, что мы все трое играли с
 сознанием, а я, должно быть, испугался и убежал от них.
  - Хенаро - мастер управления сознанием, - продолжал дон Хуан. -
 Сильвио Мануэль - мастер управления волей. Оба они были безжалостно
 вытолкнуты в неведомое. Мой благодетель сделал им то, что ему сделал его
 благодетель. Хенаро и Сильвио Мануэль в некоторых отношениях подобны
 древним видящим: они знают, что они могут сделать, но не заботятся о том,
 как они это делают. Сегодня Хенаро воспользовался возможностью сдвинуть
 твой свет сознания, и все мы оказались в странных границах неведомого.
  Я стал умолять его сказать мне, что же случилось в неведомом.
  - Ты вспомнишь это сам, - сказал некий голос вблизи моего уха. Я был
 настолько убежден, что это голос видения, что это меня совсем не испугало.
 Я даже не повиновался импульсу желания обернуться.
  - Я - голос видения, и я говорю тебе, что ты - балда, - опять сказал
 голос и зацокал.
  Я обернулся: за мной сидел Хенаро. Я был так поражен, что смеялся
 даже несколько более истерично, чем они.
  - Темнеет, - сказал Хенаро. - и как я обещал тебе сегодня утром, у
 нас будет здесь бал.
  Но дон Хуан вмешался и сказал, что надо подождать еще денек,
 поскольку я такой пугливый, что могу умереть от страха.
  - Ну нет, он в порядке, - сказал Хенаро, похлопывая меня по плечу.
  - Ты лучше спроси его самого, - сказал дон Хуан Хенаро. - он сам
 скажет тебе, какой он пугливый.
  - Ты действительно такой пугливый? - спросил меня Хенаро насмешливо.
  Я не ответил им, и от этого они покатились со смеху. Хенаро даже
 катался по земле.
  - Он попался, - сказал Хенаро дон Хуану, показывая на меня после
 того, как дон Хуан спрыгнул и помог ему подняться. - он никогда не скажет,
 какой он пугливый - он для этого слишком важный, однако у него трясутся
 колени от страха того, что может случиться, поскольку он не признается,
 что он пугливый.
  Наблюдая, как они смеются, я решил, что только индейцы могут смеяться
 так радостно, однако также убедил себя в злобности этого смеха: они
 издеваются над неиндейцами.
  Дон Хуан сразу понял мои чувства:
  - Не позволяй чувству собственной важности вставать на дыбы, - сказал
 он. - в тебе нет ничего особенного ни по каким стандартам. Ни в ком из нас
 - индейцах и неиндейцах. Нагваль Хулиан и его благодетель годами, не
 упуская случая, смеялись над нами.
  Хенаро проворно взобрался обратно на скалу и подошел ко мне.
  - Если бы я был тобой и почувствовал себя так холодно оскорбленным, я
 бы заплакал. Плачь, плачь - хорошо поплачешь и все пройдет!
  К своему изумлению я тихо заплакал. Затем я так разозлился, что
 зарычал от гнева. Только после этого я почувствовал себя лучше. Дон Хуан
 нежно похлопал меня по спине. Он сказал, что странно то, что гнев может
 быть таким отрезвляющим, а иногда страх, иногда юмор. Моя насильственная
 природа заставляет меня отзываться только на гнев.
  Он добавил, что неожиданный сдвиг света сознания ослабляет нас,
 поэтому они стремились укрепить меня, поддержать. Очевидно, Хенаро
 преуспел: ему удалось разозлить меня.
  Уже смеркалось. Неожиданно Хенаро указал на мотылька, висевшего в
 воздухе на уровне глаз. В сумерках он казался большой молью, облетающей то
 место, где мы сидели.
  - Будь очень мягок со своей природной склонностью к преувеличениям,
  - Сказал мне дон Хуан. - не напрягайся. Позволь Хенаро просто вести
 себя. Не отрывай глаз от пятна.
  Мерцающее пятно определенно было мотыльком. Я мог ясно различить все
 его части. Я следил за его витиеватым прерывистым полетом, пока не смог
 видеть каждую пылинку на его крыльях.
  Что-то вывело меня из состояния полного поглощения. Я почувствовал за
 собой шквал беззвучного шума, если можно так выразиться. Я повернулся и
 встретился глазами с целым рядом людей на другой стороне скалы, которая
 была немного выше той, где мы сидели. Я предположил, что местные жители
 заподозрили нас в чем-то, видя, как мы целый день шатаемся здесь, и
 забрались сюда, чтобы наказать нас. Я мгновенно понял их намерения.
  Дон Хуан и Хенаро соскользнули со скалы и велели мне спешно
 спускаться. Мы сразу пошли не оборачиваясь, чтобы посмотреть, не следуют
 ли те люди за нами. Дон Хуан и Хенаро отказывались говорить, пока мы шли к
 дому Хенаро. Дон Хуан даже велел мне помолчать, приложив строгим жестом
 палец к губам. Хенаро не вошел в дом, а стал его обходить, пока дон Хуан
 затаскивал меня внутрь.
  - Кто были эти люди, дон Хуан? - спросил я его, когда мы оба
 очутились в безопасном доме, и он зажег фонарь.
  - Это не люди, - ответил он.
  - Продолжай, дон Хуан, не интригуй меня, - сказал я. - это были люди,
 я видел их собственными глазами, - возразил я.
  - Конечно, ты видел их собственными глазами, - возразил он. - но это
 ни о чем не говорит. Твои глаза ввели тебя в заблуждение. Это не люди, и
 они последовали за тобой. Хенаро должен был отогнать их от тебя.
  - Кто же это, если не люди?
  - О, это тайна, - сказал он. - это тайна сознания, и ее нельзя
 разрешить рассудочно, просто говоря о ней. Можно быть только свидетелем
 тайны.
  - Тогда позволь мне стать ее свидетелем, - сказал я.
  - Но ты уже был - дважды за день, - ответил он. - ты теперь не
 помнишь. Но ты будешь им опять, когда воспламенишь вновь эманации, которые
 светились, когда ты был свидетелем тайны сознания, о которой я говорил. А
 пока давай вернемся к нашим объяснениям сознания.
  Он опять повторил, что осознание начинается от постоянного давления,
 которое эманации в великом оказывают на те, что пойманы внутри кокона. Это
 давление приводит к первому акту сознания: оно останавливает движение
 пойманных эманаций, которые стремятся разбить кокон, стремятся умереть.
  - Для видящего истина в том, что все живые существа стремятся к
 смерти, - продолжал он. - что останавливает смерть, так это сознание.
  Дон Хуан сказал, что новые видящие были глубоко обеспокоены тем, что
 сознание противостоит смерти, в то же время вводя ее, будучи пищей орла. А
 поскольку они не смогли объяснить этого, так как нет рассудочного пути к
 пониманию существования, видящие осознали, что их знание составлено из
 противоречивых построений.
  - Почему же они развили систему противоречий? - спросил я.
  - Ничего они не развили, - ответил он. - они нашли безусловные истины
 через свое видение. Эти истины были составлены, якобы, в явном
 противоречии - и все..

<< Пред.           стр. 61 (из 284)           След. >>

Список литературы по разделу