<< Пред. стр. 88 (из 284) След. >>
Горда ожидала нас у двери. Она знала, что я все рассказал.- Я просто хотела дать своему телу время, прежде чем мы успеем что-то
рассказать. Я должна быть совершенно уверена, и теперь я знаю, что это
так. Это были нагваль и Хенаро.
- Что находится в тех хижинах? - спросил Нестор.
- Они не вошли в них, - сказала Горда. - они ушли в сторону открытых
полей, в сторону востока, в направлении нашего города.
Она, казалось, склонна была успокаивать их. Она просила их остаться,
но они не захотели. Они извинились и вышли. Я был уверен, что они неловко
себя чувствовали в ее присутствии. Она выглядела очень сердитой. Я
наслаждался взрывами ее эмоций, и это было совершенно несвойственно моим
обычным реакциям. Я всегда чувствовал себя взвинченным в присутствии
кого-либо, кто был взволнован. Горда была загадочным исключением.
В начале того вечера мы все собрались в комнате Горды. Все они были
задумчивы. Они сидели в молчании, глядя в пол. Горда попыталась начать
разговор. Она сказала, что не бездельничала и, сложив два плюс два,
получила некий ответ.
- Вопрос не в том, чтобы сложить два плюс два, - сказал Нестор. -
задача состоит в том, чтобы заставить тело вспоминать.
Похоже было, что они говорили между собой, судя по тем кивкам
согласия, которые Нестор получил от остальных. Это поставило меня и Горду
в положение посторонних.
- Лидия тоже помнит кое-что, - продолжал Нестор. - она считала это
своей глупостью, но, услышав о том, что вспомнил я, она рассказала нам,
что вот этот нагваль возил ее к лекарю и оставил ее там, чтобы она
вылечила глаза.
Мы с Гордой повернулись к лидии. Она опустила голову как бы в
раздражении и что-то бормотала. Похоже, что воспоминание было слишком
болезненным для нее. Она сказала, что, когда дон Хуан впервые нашел ее, ее
глаза были поражены инфекцией, что она не могла видеть. Кто-то отвез ее на
машине очень далеко к лекарю, который и вылечил ее. Она всегда была
убеждена, что это сделал дон Хуан, но услышав мой голос, она поняла, что
это именно я возил ее туда. Несоответствие таких воспоминаний бросало ее в
дрожь уже с первого дня, как она меня встретила.
- Мои уши не лгут мне, - добавила Лидия после долгого молчания. -
именно ты вез меня туда.
- Невозможно! Невозможно! - закричал я.
Мое тело начало неконтролируемо трястись. У меня появилось чувство
раздвоенности. Вероятно то, что я называю своим рассудком, не могло больше
контролировать меня всего и заняло место зрителя. Какая-то часть меня
наблюдала за тем, что другая часть меня тряслась.
4. ПЕРЕСЕЧЕНИЕ ГРАНИЦ ПРИВЯЗАННОСТИ
- Что с нами происходит? - спросил я, когда другие ушли домой.
- Наши тела вспоминают, но я не могу понять, что именно, - сказала
она.
- Ты веришь воспоминаниям лидии, Нестора и Бениньо?
- Конечно, они серьезные люди. Они ничего не говорят просто так,
чтобы подурачить нас.
- Но то, что они говорят - невозможно. Мне-то ты веришь, Горда?
- Я верю, что ты не помнишь, но тогда... - она не кончила. Она
подошла ко мне и стала шептать мне на ухо. Она сказала, что имеется нечто
такое, о чем нагваль дон Хуан Матус взял с нее обещание не говорить, пока
не придет нужное время. Козырной картой нужно пользоваться тогда, когда
нет другого выхода. Драматическим шепотом она добавила, что нагваль
предвидел их новое обстоятельство жизни, которое явилось результатом того,
что я взял Жозефину в Тулу, чтобы она была там с Паблито. Она сказала, что
имеется слабенький шанс того, что мы добьемся успеха как группа, если
последуем единственному ходу такой организации.
Горда объяснила, что поскольку мы разделены на пары, то мы
организовали живой организм, мы были змеей, гремучей змеей. У змеи четыре
отдела, и она разделена на две половины: мужскую и женскую. Она сказала,
что мы с ней образуем первую часть змеи - голову. Это холодная,
расчетливая, ядовитая голова.
Вторая часть образована Нестором и лидией. Это твердое, чистое сердце
змеи. Третье, брюхо, - подвижное, переменчивое, ненадежное - образовано
Паблито и Жозефиной. А четвертый отдел - хвост, где расположена гремучка,
которая в реальной жизни может греметь до бесконечности на своем
цоцыльском наречии, - Бениньо и Роза.
Горда встала и распрямилась. Она улыбнулась мне и похлопала меня по
спине.
- Элихио сказал еще одно слово, которое вспомнилось мне, - продолжала
она. - Жозефина согласна со мной, что он вновь и вновь говорил слово
"след". Мы поедем по следу.
Не дав мне возможности задать ей какой-нибудь вопрос, она сказала,
что собирается немного поспать, а затем соберет всех, чтобы отправиться в
путешествие.
Мы отправились перед полуночью, при ярком свете луны. Сначала никто
не хотел идти, но Горда ловко описала им "дон-Хуановское" так называемое
строение змеи. Перед выходом Лидия предложила, чтобы мы позаботились о
провизии на тот случай, если путешествие затянется.
Горда сняла ее предложение на том основании, что мы не знаем, что за
путешествие нас ждет. Она сказала, что нагваль дон Хуан Матус однажды
указал ей на начало тропы и сказал, что при удобном случае мы должны
собраться на этом месте и позволить силе следа открыться нам. Горда
добавила, что это не обычная козья тропа, а естественная линия на земле,
которая, по словам нагваля, может дать нам силу и знание, если мы сможем
следовать по ней и стать с ней единым целым.
Мы двигались под смешанным руководством, Горда дала нам толчок, а
Нестор знал местность. Она привела нас к определенному месту в горах.
После этого Нестор взял руководство и нашел тропу. Наше образование было
очевидным, то есть голова вела, а остальные располагались соответственно
анатомической модели змеи: сердце, брюхо и хвост. Мужчины шли справа от
женщин. Каждая пара шла в полутора метрах позади предыдущей.
Мы шли так быстро и так неслышно, как только могли. По временам лаяли
собаки, а когда мы поднялись выше в горы, остались только звуки сверчков.
Мы шли еще какое-то время. Внезапно Горда остановилась и схватила меня за
руку. Она показала вперед.
В сорока-пятидесяти метрах, прямо посередине тропы, находился
громоздкий силуэт огромного человека, около двух с половиной метров
высотой. Он преграждал нам дорогу. Мы столпились плотной кучкой. Наши
глаза были прикованы к темной фигуре. Она не двигалась. Некоторое время
спустя Нестор один сделал несколько шагов вперед. Лишь после этого фигура
двинулась. Она двигалась нам навстречу. Каким бы гигантским ни был этот
человек, но двигался он плавно.
Нестор бегом вернулся обратно. В тот момент, когда он присоединился к
нам, человек остановился. Горда сделала шаг вперед, а человек сделал шаг
по направлению к нам. Было очевидно, что если мы продолжим двигаться
вперед, мы столкнемся с гигантом. Мы были ему не чета, чем бы он ни был. Я
принял инициативу на себя и толкнул всех назад и быстро увел их с этого
места.
Мы шли обратно к дому Горды в полном молчании. Лишь через несколько
часов мы были там. Мы полностью выдохлись. Когда мы благополучно уселись в
ее комнате, Горда заговорила.
- Мы обречены, - сказала она. - эта штука, которую мы увидели на
тропе, была одним из твоих олли; ты не хотел, чтобы мы двигались вперед.
Твои олли выскакивают из своих укромных мест, когда ты подталкиваешь их.
Я не ответил. Не было смысла протестовать. Я вспомнил, как множество
раз я сам считал, что дон Хуан и дон Хенаро были в заговоре друг с другом.
Я думал, что пока дон Хуан разговаривает со мной в темноте, дон Хенаро
переодевается для того, чтобы напугать меня, и дон Хуан утверждает потом,
что меня пугали олли.
Сама мысль о том, что существуют олли и тому подобное, что избегает
нашего повседневного внимания, была слишком неприемлемой для меня. Но
затем я в своей жизни убедился, что олли, которых описывает дон Хуан,
существуют действительно. В мире, как он говорил, есть всевозможные твари.
Авторитетным тоном, что редко бывает в моей повседневной жизни, я
сказал Горде и остальным, что у меня есть для них предложение, которое они
могут принимать или нет. Если они готовы двинуться отсюда, то я могу взять
на себя ответственность и увести их в другое место. Если они не готовы, то
я буду чувствовать себя свободным от каких-либо обязательств перед ними.
Я чувствовал прилив оптимизма и уверенности. Никто из них ничего не
сказал. Они смотрели на меня молча, как бы взвешивая мое заявление.
- Сколько вам понадобится времени, чтобы собрать ваши пожитки? -
спросил я.
- У нас нет пожиток, - сказала Горда. - мы поедем, как есть. И мы
можем ехать прямо сию минуту, если это необходимо. Но если мы сможем
подождать еще три дня, то это было бы лучше для нас.
- Как насчет ваших домов? - спросил я.
- Об этом позаботится Соледад, - сказала она.
Впервые с тех пор, как я в последний раз видел донью Соледад, было
упомянуто ее имя. Я был так заинтересован, что моментально забыл о
напряжении данного момента. Я сел. Горда колебалась с ответами на мои
вопросы о донье Соледад. Нестор вмешался и сказал, что донья Соледад
где-то поблизости, но что все они очень мало знают о том, чем она
занимается. Она приходит и уходит, никого не спрашивая. Между ними
существовало соглашение, чтобы они приглядывали за ее домом, а она за их
домами. Донья Соледад знала, что им придется уехать рано или поздно, и она
примет на себя ответственность и сделает все необходимое, чтобы они
избавились от своей собственности.
- Как вы дадите ей знать? - спросил я.
- Это дело Горды, - сказал Нестор. - она знает, где находится
Соледад.
- Где донья Соледад, Горда? - спросил я.
- Откуда я, черт возьми, могу знать это! - бросила мне Горда.
- Но ведь именно ты всегда зовешь ее, - сказал Нестор.
Горда посмотрела на меня. Это был мимолетный взгляд, но он бросил
меня в дрожь. Я узнал этот взгляд. Но откуда? Все тело мое напряглось.
Солнечное сплетение стало твердым, каким я никогда не чувствовал его
раньше. Моя диафрагма, казалось, давила вверх на самое себя. Я размышлял о
том, не лечь ли мне, но внезапно оказался стоящим.
- Горда не знает, - сказал я. - только я знаю, где она находится.
Все были потрясены, и я, пожалуй, больше всех. Я сделал заявление без
какого-либо разумного обоснования. Однако в момент, когда я его
произносил, у меня была абсолютная уверенность, что я знаю, где она
находится. Это было похоже на вспышку света, мелькнувшую в моем сознании.
Я увидел горный район с очень зазубренными сухими пиками, пустынную
холодную равнину. Как только я кончил говорить, следующей моей осознанной
мыслью было то, что я, видимо, видел такой ландшафт в кино и что нагрузка
от пребывания с этими людьми вызвала у меня такой срыв.
Я извинился перед ними, что мистифицировал их так прямо, хотя и не
намеренно, и уселся.
- Ты хочешь сказать, что не знаешь, почему это сказал? - спросил меня
Нестор.
Он подбирал слова осторожно. Естественно было бы сказать, по крайней
мере для меня: "значит, ты действительно не знаешь, где она находится?". Я
сказал им, что что-то неизвестное нашло на меня. Я описал им местность,
которую увидел, и ту уверенность, которая у меня была, что донья Соледад
находится именно там.
- Это происходит с нами довольно часто, - сказал Нестор.
Я повернулся к Горде, и она кивнула головой. Я попросил ее объяснить.
- Эти сумасшедшие, запутанные вещи все время приходят к нам в голову,
- сказала Горда. - спроси лидию, розу или Жозефину.
С тех пор, как они перешли к новому распределению жилья, Роза и
Жозефина мало говорили со мной. Они ограничивались приветствиями или
случайными замечаниями о пище или погоде.
Лидия избегала моих глаз. Она пробормотала, что временами ей кажется,
будто она помнит еще другие вещи.
- Иногда я могу действительно ненавидеть тебя, - сказала она мне. - я
думаю, что ты притворяешься глупым, но потом я вспоминаю, что ты даже
заболел из-за нас. Это был ты?
- Конечно, это был он, - сказала Роза, - я тоже вспоминаю разное. Я
помню даму, которая была добра ко мне. Она учила, как держать себя в
чистоте, а этот нагваль в первый раз подстриг мне волосы, пока она меня
держала, потому что я была напугана. Эта дама любила меня. Она была
единственным человеком, который действительно заботился обо мне. Я бы с
радостью пошла на смерть из-за нее.
- Кто была эта дама, Роза? - спросила Горда, сдерживая дыхание.
Роза указала на меня движением подбородка, жестом, полным отвращения
и недовольства.
- Он знает, - сказала она.
Все уставились на меня, ожидая ответа. Я рассердился и заорал на
розу, что не ее дело делать заявления, которые в действительности были
обвинениями. Я никоим образом не лгал им.
На розу моя вспышка не подействовала. Она спокойным голосом
объяснила, что помнит, как эта дама говорила ей, что я еще вернусь обратно
после того, как оправлюсь от своей болезни. Роза поняла это так, что дама
заботится обо мне, лечит меня, поэтому я должен знать, кто она такая и где
она, поскольку я явно выздоровел.
- Что это за болезнь была у меня, Роза? - спросил я.
- Ты заболел, потому что не смог удержать свой мир, - сказала она с
полным убеждением, - кто-то говорил мне, я думаю, очень давно, что ты не
создан для нас, точно так же, как Элихио говорил Горде в сновидениях. Ты
покинул нас из-за этого, и Лидия так и не простила тебе этого. Она будет
ненавидеть тебя и за границами этого мира.
Лидия запротестовала, сказав, что ее чувства ничего общего не имеют с
тем, что говорит Роза. Она просто очень легко выходит из себя и сердится
из-за моей глупости.
Я спросил Жозефину, помнит ли она меня тоже.
- Конечно, помню, - сказала она с улыбкой, - но ты же знаешь, я
сумасшедшая. Мне нельзя верить. На меня нельзя положиться.
Горда настаивала на том, чтобы Жозефина сказала то, что она помнит.
Жозефина была настроена не говорить ничего, и они спорили, пока, наконец,
Жозефина не сказала мне:
- Какой толк от всех этих разговоров о воспоминании? Они ни фига не
стоят.
Жозефина, казалось, высказалась за всех нас. Больше нечего было
сказать. Они собирались уйти, после того как провели в вежливом молчании
несколько минут.
- Я помню, ты покупал мне красивые платья, - внезапно сказала
Жозефина мне. - разве ты не помнишь, как я упала с лестницы в магазине? Я
чуть не поломала ноги, и тебе пришлось меня вынести.
Все опять уселись с глазами, прикованными к Жозефине.
- Я помню также одну сумасшедшую, - сказала она, - она Хотела побить
меня и гонялась за мной, пока ты не рассердился и не остановил ее.
Я был растерян. Все, казалось, уцепились за слова Жозефины, хотя она
сама говорила, чтобы мы ей не верили, так как она сумасшедшая. Она была
права. Ее воспоминания не имели для меня никакого смысла.
- Я тоже знаю, почему ты заболел, - продолжала она, - я была там, но
не помню, где. Они взяли тебя через эту стену тумана, чтобы разыскать эту
глупую Горду. Я полагаю, что она заблудилась. Ты не мог вернуть ее назад.
Когда же они принесли тебя обратно, ты был почти мертв.
Молчание, последовавшее за ее словами, было гнетущим. Я уже боялся
что-нибудь спрашивать.
- Я не могу вспомнить, чего ради она отправилась туда и кто принес
тебя обратно, - продолжала Жозефина. - я помню, что ты был болен и не
узнавал меня больше. Эта глупая Горда клянется, что она не знала тебя,
когда ты впервые вошел в этот дом несколько месяцев назад. Я узнала тебя
сразу. Я помнила, что ты нагваль, который заболел. Ты хочешь что-то
узнать? Я думала, что эти женщины просто развлекаются, и мужчины точно так
же, особенно этот глупый Паблито. Они-то должны помнить, ведь они были
там.
- А ты помнишь, где мы были? - спросил я.
- Не помню, - сказала Жозефина, - однако я узнала бы это место, если
бы ты меня туда привез, когда мы все были там, нас обычно называли
пьяницами, потому что мы там легко хмелели. У меня в голове было меньше
тумана, чем у всех, поэтому я помню довольно хорошо.
- Кто называл нас пьяницами? - спросил я.
- Не тебя. Только нас, - ответила Жозефина. - я не помню, кто,
наверное, нагваль Хуан Матус.
Я посмотрел на них, и каждый из них отводил глаза.
- Мы подходим к концу, - пробормотал Нестор, как бы говоря сам с
собой, - наш конец уже смотрит нам в глаза.
Казалось, он был на грани слез.
- Я должен был бы быть рад и Горд, что мы прибыли к концу, -
продолжал он. - и все же я печален. Не можешь ли ты это объяснить,
нагваль?
Внезапно всех охватила печаль. Даже дерзкая Лидия опечалилась.
- Что с вами случилось? - спросил я. - о каком конце вы говорите?
- Я думаю, что каждый знает, что это за конец, - сказал Нестор. - в
последнее время у меня странные ощущения. Что-то зовет нас, а мы не
отпускаемся. Мы цепляемся.
Паблито, как истинный кавалер, сказал, что Горда, единственная среди
нас, не цепляется ни за что. Все остальные, заверил он меня, безнадежные
эгоисты.
- Нагваль Хуан Матус сказал, что, когда придет время идти, мы получим
знак, - сказал Нестор, - что-то такое, что нам действительно нравится,
выступит вперед и позовет нас.
- Он сказал, что это не обязательно будет что-то большое, - добавил
Бениньо, - любое, все, что нам нравится, может сгодиться.
- Для меня знак придет в форме оловянных солдатиков, которых у меня
никогда не было, - сказал мне Нестор, - отряд оловянных солдатиков, конных
гусар, явится, чтобы забрать меня. А чем это явится для тебя?
Я вспомнил, что дон Хуан говорил мне однажды, что смерть может стоять
позади чего угодно, даже позади точки в моем блокноте, потом он дал мне
некоторую метафору моей смерти.
Я рассказал ему, что однажды, гуляя по бульвару голливуда в
Лос-анжелесе, я услышал звуки трубы, игравшей старый идиотский популярный
мотив. Музыка исходила из магазина грампластинок на этой улице. Никогда я
не слышал более приятного звука. Я был захвачен им. Я был вынужден
присесть на паребрик. Медный звук трубы попадал мне прямо в мозг.
Я его ощущал над своим правым виском. Он ласкал меня, пока я не
опьянел от него. Когда он умолк, я знал, что нет способа когда-нибудь
повторить это ощущение, и у меня было достаточно отрешенности, чтобы не
броситься в магазин и не купить эту пластинку вместе со
стереопроигрывателем, чтобы проигрывать ее.
Дон Хуан сказал, что это было знаком, который был дан мне силами,