<< Пред. стр. 90 (из 284) След. >>
Список литературы по разделу
Первыми показались Паблито, Бениньо и Жозефина, а через несколько минут к
нам присоединились и остальные трое. Паблито уселся между лидией и
Жозефиной, положив свои руки им на плечи. Они опять переоделись в свою
старую одежду.
Горда поднялась и начала рассказывать им о месте силы.
Нестор рассмеялся над ее словами и остальные к нему присоединились.
- Никогда больше ты не заставишь подпасть нас под твое начальство, -
сказал Нестор. - мы свободны от тебя. Прошлой ночью мы пересекли границы.
Горду это не затронуло, но остальные рассердились. Я громко сказал,
что хочу поподробнее узнать о тех границах, которые мы пересекли прошлой
ночью. Нестор объяснил, что это относится только к ним. Горда не
согласилась. Казалось, они были на грани схватки. Я отвел Нестора в
сторону и велел ему рассказать о границах.
- Наши чувства создают границы вокруг чего угодно, - сказал он. - чем
больше мы любим, тем сильнее границы. В данном случае мы любили свой дом.
Прежде чем уехать, нам пришлось забрать свои чувства назад. Наши чувства к
своему дому доходили до вершины гор на западе нашей долины. Это была наша
граница, и когда мы пересекли вершины гор, зная, что никогда не вернемся
назад, мы эти границы сломали.
- Я тоже знал, что никогда не вернусь туда, - сказал я.
- Ты не любил эти горы так, как любили мы, - сказал Нестор.
- Это еще нужно посмотреть, - загадочно бросила Горда.
- Мы были под ее влиянием, - сказал Нестор, поднявшись и указывая на
Горду. - она держала нас всех за шиворот. Теперь я вижу, насколько мы были
глупы в отношении ее. Мы не можем плакать над разлитым молоком, но мы
больше не попадемся.
Лидия и Жозефина присоединились к Нестору и Паблито. Бениньо и Роза
смотрели так, как будто вся стычка их совершенно не касается.
В этот момент у меня опять был проблеск уверенности и авторитетного
предвидения. Я поднялся и без всякого сознательного желания заявил, что я
беру все руководство на себя и освобождаю Горду от каких-либо обязанностей
делать замечания и представлять свои идеи в дальнейшем, как единственное
решение. Когда я закончил, то был шокирован своей собственной смелостью.
Все, включая Горду, были довольны. Та сила, которая стояла за моей
вспышкой, а затем, что я знал, о чем говорил дон Хуан, и где находится
место, которое мы должны посетить, прежде чем станем свободными. Когда
открылись мои лобные пазухи, предо мной встало видение того дома, что так
меня заинтриговал.
Я сказал им, куда мы должны ехать. Они приняли мои указания без
каких-либо споров и замечаний. Мы расплатились с постоялым двором и
отправились поужинать. Затем примерно до одиннадцати часов мы гуляли по
улицам города вокруг площади. Я подогнал машину. Мы шумно уселись и
поехали. Горда бодрствовала, чтобы составить мне компанию, тогда как все
остальные спали. Затем Нестор вел машину, пока мы с Гордой спали.
5. ОРДА РАЗГНЕВАННЫХ МАГОВ
Мы были в городе на рассвете. Тут я занял место за рулем и повел
машину прямо к тому дому. Квартала за два до места Горда попросила меня
остановить машину. Она вышла из машины и пошла пешком по высокому
тротуару.
Один за другим все вышли из машины и последовали за Гордой. Паблито
подошел ко мне и сказал, что мне надо оставить машину на площади, в одном
квартале отсюда. Что я и сделал.
В тот момент, когда я увидел, что Горда поворачивает за угол, я
понял, что с ней что-то не в порядке. Она была необычайно бледна. Она
подошла ко мне и сказала, что собирается пойти послушать утреннюю мессу.
Лидия тоже захотела пойти. Они обе пересекли площадь и вошли в церковь.
Паблито, Нестор и Бениньо были мрачны, какими я их еще никогда не
видел. Роза была напугана, рот был полуоткрыт, глаза, не мигая, смотрели в
сторону дома. Только Жозефина сияла. Она запанибрата шлепнула меня по
спине.
- Ты все-таки добился своего, негодник! - воскликнула она. - ты-таки
снял сургуч с этих сукиных детей.
Она смеялась, пока чуть не задохнулась.
- Это то место, Жозефина? - спросил я.
- Конечно, - сказала она. - Горда в то время всегда ходила в церковь.
Она была заядлой богомолкой.
- Ты помнишь вон тот дом? - спросил я, указывая ей на него.
- Это дом Сильвио Мануэля, - сказала она.
Все мы подпрыгнули, услышав это имя. Я почувствовал что-то похожее на
то, как если бы через мои колени прошел электрический ток. Это имя
определенно не было мне знакомо, и тем не менее мое тело подскочило,
услышав его. Сильвио Мануэль - такое редкое имя, такой текучий звук.
Трое Хенарос и Роза были столь же ошеломлены, как и я.
Я заметил, что они бледны. Судя по тому, что я чувствовал, я должен
был быть таким же бледным, как и они.
- Кто такой Сильвио Мануэль? - ухитрился я, наконец, спросить
Жозефину.
- Теперь ты поймал меня, - сказала она. - я не знаю.
Она ретировалась, сказав, что она сумасшедшая и ничего из того, что
она говорит, нельзя принимать всерьез. Нестор попросил ее рассказать все,
что она помнит.
Жозефина попробовала думать, но она была не тем человеком, кто бывает
эффективен, когда на него давят. Я знал, что она куда лучше ответит, если
ее не спрашивать. Я предложил поискать булочную или какое-нибудь другое
место, где можно поесть.
- Мне в этом доме не позволяли многого делать, вот что я помню, -
сказала Жозефина совершенно внезапно.
Она посмотрела вокруг, как бы ища чего-то и ориентируясь.
- Чего-то не хватает тут! - воскликнула она. - тут совсем не так
бывало.
Я попытался помочь ей, задавая вопросы, которые считал подходящими,
такие, как: не отсутствуют ли какие-нибудь дома, или окраска каких-либо
домов изменилась, или, может быть, новые дома появились; но Жозефина не
могла вспомнить, что именно изменилось.
Мы пошли в булочную и купили сладких рогаликов. Когда мы возвращались
на площадь, чтобы дождаться Горду и лидию, Жозефина внезапно стукнула себя
по лбу, как если бы ей в голову пришла идея.
- Я знаю, чего не хватает! - крикнула она. - этой глупой стены
тумана. Она тогда была все время здесь. Теперь ее нет.
Тут все заговорили сразу, расспрашивая про стену, но Жозефина
беззаботно продолжала говорить свое, как будто нас здесь не было:
- Это была стена тумана, которая тянулась повсюду, до самого неба, -
сказала она. - она была прямо здесь. Она сводила меня с ума. Правильно,
черт возьми! Я не была такой уж чокнутой, пока эта стена не свела меня с
ума. Я видела ее хоть с закрытыми, хоть с открытыми глазами. Я думала, что
эта стена преследует меня.
На минуту Жозефина потеряла свое естественное оживление. Взгляд
отчаяния появился в ее глазах. Я видел такой взгляд у людей, которые
проходили через психиатрический стресс. Я поспешил предложить ей съесть
рогалик. Она тотчас же успокоилась и начала его есть.
- Что ты обо всем этом думаешь, Нестор? - спросил я.
- Я боюсь, - сказал он мягко.
- Ты что-нибудь помнишь?
Он отрицательно потряс головой. Движением бровей я задал тот же
вопрос Паблито и Бениньо. Они также покачали головами, говоря "нет".
- А как ты, Роза? - спросил я.
Роза подскочила, услышав, что я обращаюсь к ней. Она, казалось,
потеряла способность разговаривать. Она держала сладкий рогалик в руке и
пристально на него смотрела, как будто определяя, что с ним следует
делать.
- Конечно, она помнит, - сказала Жозефина, смеясь. - но она до смерти
перепугалась. Разве вы не видите, что она даже глазами и ушами писается.
Жозефина, казалось, считала свое заявление великолепной шуткой. Она
согнулась от смеха пополам и уронила на землю рогалик. Она подняла его,
обтерла и съела.
- Сумасшедшие едят все, - сказала она, похлопывая меня по спине.
Нестору и Паблито, казалось, было неудобно за паясничанье Жозефины.
Паблито же был доволен. В его глазах светилось восхищение. Он потряс
головой и прищелкнул языком, как бы не в силах поверить в такое
великолепие.
- Пойдем к дому, - подтолкнула нас Жозефина. - я расскажу вам там
всякое.
Я сказал, что нам надо подождать Горду и лидию. К тому же было еще
слишком рано беспокоить ту очаровательную даму, которая в этом доме жила.
Паблито сказал, что уже бывал в этом городе по своим плотницким делам и
знает дом, где проезжих кормят обедом. Жозефина не хотела ждать. Ей было
все равно, идти к дому или есть.
Я высказался за завтрак и попросил розу зайти в церковь и позвать
Горду и лидию, но Бениньо вызвался галантно подождать их, а затем отвести
к месту завтрака. Очевидно, он тоже знал, где оно находится.
Паблито не повел нас туда прямо. Вместо этого, по моей просьбе, он
сделал большой крюк. На окраине города был большой мост, и я хотел его
осмотреть. Я видел его из машины в тот день, когда приезжал сюда с Гордой.
Его структура была, видимо, колониальной. Мы взошли на мост и затем
внезапно остановились на середине его. Я спросил человека, который там
стоял, очень ли старый этот мост. Он сказал, что видит его всю жизнь, а
ему уже за пятьдесят. Я думал, что этот мост лишь для меня одного имеет
столь притягательную силу, но, наблюдая за другими, вынужден был
заключить, что на них он воздействует тоже. Нестор и Роза тяжело дышали,
им не хватало воздуха. Паблито схватился за Жозефину. Она тоже, в свою
очередь, цеплялась за меня.
- Ты что-нибудь помнишь, Жозефина? - спросил я.
- Этот дьявол, Сильвио Мануэль, находится на той стороне моста, -
сказала она, показывая на противоположный берег в каких-нибудь десяти
метрах от нее.
Я посмотрел в глаза розе, и она утвердительно кивнула головой,
прошептав, что однажды она уже пересекала этот мост в великом страхе и что
на том конце что-то ждало ее, чтобы сожрать.
Оба мужчины не были помощниками. Они смотрели на меня в полном
замешательстве. Каждый сказал, что он без всяких причин очень боится. Я
должен был согласиться с ними. Я чувствовал, что за все деньги в мире не
соглашусь пересечь ночью этот мост. Я не знал, почему.
- Что ты еще помнишь, Жозефина? - спросил я.
- Сейчас мое тело очень напугано, - сказала она. - я больше ничего не
могу вспомнить. Этот дьявол, Сильвио Мануэль, всегда находится в темноте.
Спроси у розы.
Движением головы я попросил розу говорить. Она три-четыре раза
утвердительно кивнула головой, но не смогла произнести ни слова.
Напряжение, которое я сам испытывал, было беспричинным, но реальным. Все
мы стояли на этом мосту, на самой его середине, неспособные сделать ни
одного шага в том направлении, которое указывала Жозефина. Наконец
Жозефина перехватила инициативу и повернула назад. Мы пошли назад в центр
города. Паблито привел нас к большому дому. Горда, Лидия и Бениньо уже
ели. Они даже заказали пищу для нас. Я не был голоден. Паблито, Нестор и
Бениньо были в оцепенении. Жозефина ела с удовольствием. За столом царило
мрачное молчание. Каждый избегал моего взгляда, когда я пытался начать
разговор.
После завтрака мы прошли к тому дому. Никто не произнес ни слова. Я
постучал и, когда дама открыла мне, объяснил, что мне хочется показать ее
дом своим друзьям. Она секунду колебалась.
Горда дала ей немного денег и извинилась за то, что мы беспокоим ее.
Жозефина отвела нас прямо в заднюю половину дома. Я не видел этой
части дома, когда был здесь в прошлый раз.
Там был мощеный дворик с комнатами, расположенными вокруг него.
Громоздкий сельскохозяйственный инвентарь хранился в крытых коридорах. У
меня было такое чувство, что я уже видел этот дворик, когда тут не было
этого хлама. С каждой стороны дворика было по две комнаты. Нестор, Паблито
и Бениньо, казалось, были на грани того, чтоб физически заболеть. Горда
обливалась потом. Она села с Жозефиной в альков в одной из стен, в то
время, как Лидия с розой вошли в одну из комнат.
Внезапно Нестор, казалось, захотел что-то найти и вошел в другую
комнату. Так же сделали и Паблито с Бениньо.
Я остался один с дамой - хозяйкой дома. Я хотел заговорить с ней,
задать вопросы, спросить, знала ли она Сильвио Мануэля, но я не смог
наскрести энергии для разговора. Мой живот, казалось, завязывался узлами.
С моих рук капал пот.
Что подавляло меня, так это ощутимая печаль, тоска по чему-то
отсутствующему, несформулированному.
Я не мог этого вынести. Я уже собирался попрощаться с дамой и выйти
из дома, когда ко мне подошла Горда. Она прошептала, что нам следует
посидеть немного в большой комнате, примыкающей к холлу, отделенному от
дворика. Комната была видна с того места, где мы стояли. Мы пошли туда и
вошли внутрь. Это была очень большая комната, пустая, с высоким сводчатым
потолком, темная и хорошо проветриваемая. Горда позвала в комнату всех.
Дама посмотрела на нас, но сама внутрь не вошла. Каждый, казалось, в
точности знал, где ему следует сидеть. Хенарос уселись справа от двери в
одной стороне комнаты, а Горда и сестренки сели слева, с другой стороны.
Они уселись вплотную к стенам. Хотя мне хотелось бы сесть рядом с Гордой,
я сел в центре комнаты. Это место казалось мне правильным. Я не знаю,
почему, но наши места, казалось, определял какой-то высший порядок. Пока я
там сидел, волна странных чувств напала на меня. Я был пассивен и
расслаблен. Я сам себе казался экраном движущихся картин, где
проецировались чужие чувства печали и тоски. Однако не было ничего, что я
мог бы узнать, как точную память. Мы оставались в этой комнате более часа.
К концу я уже чувствовал, что готов открыть источники неземной печали,
заставлявшей меня плакать почти неконтролируемо. Но затем, так же
невольно, как мы там уселись, мы встали и покинули дом. Мы даже не
поблагодарили даму и не попрощались с нею.
На площади мы сгрудились вместе. Горда сразу же заявила, что
поскольку она бесформенна, то она все еще несет ответственность. Она
сказала, что занимает такую позицию из-за тех заключений, к которым она
пришла в доме Сильвио Мануэля. Горда, казалось, ждала замечаний. Молчание
остальных было для меня невыносимо. Я должен был сказать что-нибудь в
конце концов.
- К каким заключениям ты пришла в этом доме, Горда? - спросил я.
- Думаю, все знают, к каким, - высокомерным тоном сказала она.
- Мы этого не знаем, - сказал я, - никто пока ничего не сказал.
- Мы знаем, что нам и не надо разговаривать, - сказала Горда.
Я настаивал на том, что такие важные вещи я не могу принять так
просто, как само собой разумеющееся. Нам надо поговорить о наших чувствах.
Что касается меня самого, то все, что я оттуда вынес, это опустошительное
чувство печали и отчаяния.
- Нагваль Хуан Матус был прав, - сказала Горда. - мы должны были
посидеть в том месте, чтобы освободиться. Я свободна теперь. Я не знаю,
что произошло, но что-то было снято с меня, пока я там сидела.
Трое женщин с ней согласились. Трое мужчин - нет. Нестор сказал, что
он был на грани того, чтобы вспомнить действительные лица, но что вне
зависимости от того, как усердно он старался очистить свое поле зрения,
что-то перекрывало его. Все, что он испытал, было чувством тоски и печали
оттого, что он все еще находится в этом мире.
- Видишь, что я имею в виду, Горда? - сказал я.
Она, казалось, была недовольна. Она так надулась, как никогда на моей
памяти. Или же я видел ее такую надутую когда-то раньше?
Она выступала перед группой. Я не мог уделять внимания тому, что она
говорит. Я углубился в воспоминание, которое было бесформенным, но почти
достижимым для меня. Чтобы эти воспоминания продолжались, я, казалось,
нуждался в постоянном потоке слов Горды. Я был прикреплен к звуку ее
голоса, к ее гневу. В какой-то момент, когда она начала остывать, я заорал
на нее, что она строит из себя шишку. Она действительно взволновалась. Я
следил за ней какое-то время. Я вспоминал другую Горду, другое время:
сердитую толстую Горду, толкавшую меня в грудь кулаками. Я вспомнил, как
смеялся над ее гневом, потешаясь над ней, как над ребенком. Воспоминание
окончилось в тот момент, когда замолк голос Горды. Она, казалось, поняла,
что я делал.
Я обратился ко всем им и сказал, что мы находимся в опасном
положении: что-то неизвестное нависло над нами.
- Оно не нависло над нами, - сухо сказала Горда, - оно нас уже
ударило. Я полагаю, ты знаешь, что это.
- Я не знаю и полагаю, что говорю не только за себя, но и за
остальных мужчин, - сказал я.
Трое Хенарос согласились кивком головы.
- Мы жили в этом доме, пока мы были на левой стороне, - объяснила
Горда. - я любила сидеть в том алькове и плакать, потому что не знала, что
делать. Я думаю, что если бы осталась в этой комнате чуть дольше, то
вспомнила бы все, но что-то вытолкнуло меня оттуда. Я также сидела обычно
в той комнате, когда там бывали еще люди. Но я не могу вспомнить их лица.
Но другие вещи прояснялись, пока я там сидела сегодня. Я бесформенная. Ко
мне приходит все. И плохое и хорошее. Я, например, схватила свое старое
раздражение и желание браниться. Но также я выхватила и кое-что другое,
хорошее.
- Я тоже, сказала Лидия хриплым голосом.
- Что это за хорошие вещи? - спросил я.
- Я думаю, что неправа в своей ненависти к тебе, - сказала Лидия. -
моя неприязнь не дает мне улететь. Так мне говорили все в той комнате, и
мужчины, и женщины.
- Что за мужчины и что за женщины? - спросил Нестор испуганно.
- Я там была, когда они были там. Это все, что я знаю, - повторила
она.
- А ты, Горда? - спросил я.
- Я уже говорила тебе, что не могу вспомнить какие-либо лица или
что-либо специфическое, - сказала она, - но одно я знаю: что бы мы ни
делали в этом доме - это было на левой стороне. Мы пересекали или кто-то
заставлял пересекать нас параллельные линии. Те непонятные воспоминания,
что к нам приходят, идут из того времени, из того мира.
Без какой-либо словесной договоренности мы покинули площадь и
направились к мосту. Лидия и Горда побежали впереди нас. Когда мы их
нагнали, то обнаружили, что они стоят на том самом месте, где раньше
оставались мы.
- Сильвио Мануэль - это тьма, - прошептала Горда мне с глазами,
прикованными к противоположной стороне моста.
Лидия тряслась. Она тоже попыталась заговорить со мной, но я не мог
понять, что она бормочет.
Я подтолкнул их обратно, прочь с моста. Кругом шло множество людей,
<< Пред. стр. 90 (из 284) След. >>
Список литературы по разделу