<< Пред.           стр. 93 (из 284)           След. >>

Список литературы по разделу

 сами слова, которые я повторял вновь и вновь про себя, были воспоминанием,
 которое вернулось ко мне той ночью - воспоминанием о формуле, заклинании,
 чтобы провести меня через преграду, подобную той, с которой я столкнулся:
  "Я уже отдан силе,
  Что правит моей судьбой.
  Я ни за что не держусь
  И защищать мне будет нечего.
  Я не имею мыслей,
  Поэтому я увижу.
  Я ничего не боюсь,
  Значит, буду помнить себя."
  Эта формула имела еще строфу, которая в то время была для меня
 непонятной:
  "Отрешенный и с легкой душой,
  Я мимо орла проскочу,
  Чтобы быть свободным."
  Моя болезнь и лихорадка послужили, возможно, своего рода буфером; его
 могло быть достаточно, чтобы отвести часть удара того, что я сделал, или
 скорее того, что нашло на меня, ибо сам я намеренно не сделал ничего.
  Вплоть до этой ночи, если бы был составлен перечень моего опыта, я
 мог бы отвечать за непрерывность моего существования.
  Отрывочные воспоминания, которые у меня были о Горде или о том, что я
 жил в том горном домике в центральной мексике, были, в определенном смысле
 реальной угрозой идее моей непрерывности. Однако это все не шло ни в какое
 сравнение с воспоминанием о женщине-нагваль. И не столько из-за тех
 эмоций, которые вызвало это воспоминание, сколько из-за того, что я ее
 забыл. Забыл не так как забывают имя или мотив. До момента откровения в
 моем мозгу не было о ней ничего. Ничего!
  Потом что-то нашло на меня или что-то с меня свалилось, и я стал
 вспоминать самого важного для меня человека, которого, с точки зрения того
 "я", который составлен опытом моей жизни, предшествующей этому моменту, я
 никогда не встречал.
  Я вынужден был ждать еще два дня возвращения Горды, прежде чем смог
 рассказать ей о своем воспоминании. Горда вспомнила женщину-нагваль в тот
 же момент, как только я описал ее ей.
  Ее сознание каким-то образом зависело от моего.
  - Девушка, которую я видела в белом автомобиле, была женщина-нагваль!
 -воскликнула Горда. - она возвратилась ко мне, но я не смогла ее тогда
 вспомнить.
  Я слышал слова и понимал их значение, но потребовалось долгое время,
 чтобы мысль сфокусировалась на том, что она говорила.
  Мое внимание колыхалось. Казалось, что перед глазами был поставлен
 источник света, который медленно угасал.
  У меня было ощущение, что если я не остановлю угасания, то умру.
 Внезапно я ощутил рывок и понял, что сложил вместе две части самого себя,
 которые были разделены. Я понял, что молодая девушка, которую я видел
 тогда в доме дона Хуана, была женщина-нагваль.
  В этот момент эмоционального подъема Горда не могла мне ничем помочь.
 Ее настроение было заразительным. Она плакала, не переставая.
  Эмоциональное потрясение воспоминания о женщине-нагваль было
 травмирующим для нее.
  - Как я могла ее забыть? - вздохнула Горда.
  Я уловил оттенок подозрения в ее взгляде, когда она посмотрела на
 меня.
  - Ты ведь не имел представления о ее существовании, так? - спросила
 она.
  При любых других обстоятельствах я посчитал бы ее вопрос неуместным,
 оскорбительным, но я точно так же недоумевал по поводу нее. Мне пришло в
 голову, что она, возможно, знала больше, чем говорила.
  - Нет, не знал, - ответил я. - но как насчет тебя, Горда? Ты знала,
 что она существует?
  На ее лице была такая невинность и такое замешательство, что мои
 сомнения рассеялись.
  - Нет, - ответила она. - до сегодняшнего дня не знала. Теперь я
 совершенно определенно знаю, что часто сидела с ней и с нагвалем Хуаном
 Матусом на той скамейке на площади в Оаксаке. Я всегда помнила об этом и
 всегда помнила ее черты, но считала что видела все это во сне. Я все знала
 и в то же время не знала. Но почему я думала, что это был сон?
  На секунду я поддался панике, потом у меня появилась совершенная
 
 физическая уверенность в том, что пока она говорит, где-то в моем теле
 открывается канал. Я внезапно знал, что тоже часто сидел на той скамейке с
 доном Хуаном и женщиной-нагваль. Я вспомнил то ощущение, которое у меня
 бывало каждый раз в таких случаях. Это было такое чувство физической
 удовлетворенности, счастья, полноты, что его невозможно было бы
 вообразить. Я думал о том, что дон Хуан и женщина-нагваль были
 совершенными существами и что быть в их компании действительно большая моя
 удача. Сидя на той скамейке между самыми выдающимися людьми на земле, я
 испытывал, пожалуй, наивысшую степень своих человеческих чувств. Однажды,
 я сказал дону Хуану именно это, имея в виду, что хотел бы тут же и
 умереть, чтобы сохранить это чувство чистым, незапятнанным, свободным от
 искажения.
  Я рассказал о своем воспоминании Горде. Она сказала, что понимает,
 что я имел в виду. Секунду мы были спокойны, а затем груз наших
 воспоминаний опасно по вел нас в сторону печали и отчаяния.
  Мне пришлось удерживать необычайно сильный контроль над собой, чтобы
 не заплакать. Горда всхлипывала, прикрыв лицо рукой.
  Через некоторое время мы стали более спокойны. Горда уставилась мне в
 глаза. Я знал, о чем она думает. Это были те же самые вопросы, что
 осаждали и меня целыми сутками. Кто была женщина-нагваль? Где мы ее
 встретили? Где она готовилась? Знают ли о ней другие тоже?
  Я как раз хотел высказать свои вопросы словами, когда Горда прервала
 меня.
  - Я правда, не знаю, - сказала она, поймав меня на моем же вопросе. -
 я рассчитывала, что ты мне скажешь все это. Не знаю, почему, но я
 чувствую, что ты можешь объяснить мне, что к чему.
  Она рассчитывала на меня, а я рассчитывал на нее. Мы рассмеялись над
 иронией нашего положения. Я попросил ее рассказать мне все, что она помнит
 о женщине-нагваль. Горда сделала 3-4 раза попытку что-либо сказать, но
 казалось, не могла собрать свои мысли.
  - Я правда не знаю, с чего начать, - сказала она. - я знаю только,
 что люблю ее.
  Я сказал ей, что у меня такие же чувства. Незаметная печаль
 охватывала меня каждый раз, когда я думал о женщине-нагваль. Пока я
 говорил, тело мое начало содрогаться.
  - Мы с тобой любили ее, - сказала Горда. - не знаю, почему я это
 говорю, но я знаю, что она владела нами.
  Я попросил ее объясниться, но она не могла определить, почему она так
 сказала. Она говорила нервозно, уточняя свои чувства. Я ощутил биение у
 себя в солнечном сплетении. Начало формироваться смутное воспоминание о
 женщине-нагваль. Я попросил Горду продолжать говорить, пусть даже
 повторять одно и тоже, если ей нечего будет сказать, но не
 останавливаться. Звук ее голоса, казалось, действовал на меня как
 проводник в другое измерение, в другой вид времени. Как будто кровь бежала
 по моим жилам с необычайным давлением. Я почувствовал покалывание со всех
 сторон, а затем возникло странное воспоминание тела. Я знал в своем теле
 что женщина-нагваль была тем существом, которое сделало нагваля цельным.
 Она принесла нагвалю мир, удовлетворенность, чувство защищенности,
 освобожденности.
  Я сказал Горде, что у меня было откровение, что женщина-нагваль
 являлась партнером нагваля. Горда взглянула на меня изумленно. Она
 медленно покачала из стороны в сторону головой.
  - Она никак не связана с нагвалем Хуаном Матусом, идиот, - сказала
 она чрезвычайно авторитетным тоном. - она была для тебя. Вот почему мы оба
 принадлежали ей.
  Мы с Гордой уставились друг на друга. Я был уверен, что она невольно
 произносит те мысли, которые рационально для нее ничего не значат.
  - Что ты имеешь в виду, говоря, что она была для меня, Горда? -
 спросил я после долгого молчания. - она была твоим партнером, - сказала
 она. - вдвоем вы были единой парой. А я была ее подопечной. И она доверила
 тебе передать меня ей однажды.
  Я просил Горду рассказать мне все, что она знает, но она, казалось,
 не знала ничего больше. Я чувствовал себя измотанным.
  - Куда она делась? - высказала внезапно Горда. - я просто не могу
 себе представить этого. Она была с тобой, а не с нагвалем. Она должна была
 бы быть сейчас с нами.
  Потом у нее был еще один приступ неверия и страха. Она обвиняла меня,
 что я скрываю женщину-нагваль в Лос-анжелесе. Я пытался снять ее тревогу.
 Я сам себе удивлялся, что разговариваю с Гордой, как с ребенком. Она
 слушала меня со всеми внешними признаками внимания, однако глаза ее были
 пустыми, не в фокусе. Тогда мне стало ясно, что она использует звук моего
 голоса точно так же, как я использовал звук ее голоса, - как проводник. Я
 знал, что и она осознает это. Я продолжал говорить, пока не исчерпал все в
 границах нашей темы. Тут еще что-то произошло, и я оказался наполовину
 прислушивающимся к звуку собственного голоса. Я говорил, обращаясь к
 Горде, без всякого волевого усилия с моей стороны.
  Слова, которые были, казалось, запечатаны внутри меня, а теперь
 освободились, достигли небывалого уровня абсурдности. Я говорил и говорил,
 пока что-то не остановило меня. Я вспомнил, что дон Хуан говорил мне и
 женщине-нагваль на скамейке в Оаксаке об особом человеческом существе, чья
 сущность объединяет для него все, на что он только мог бы рассчитывать и
 чего ожидать в человеческом сотрудничестве. Эта была женщина, которая для
 него была тем ж, чем женщина-нагваль была для меня, - партнером,
 противоположной частью. Она покинула его, точно так же, как меня покинула
 женщина-нагваль. Его чувства по отношению к ней были неизменными и
 поднимались на поверхность от меланхолии некоторых стихов, которые я читал
 ему.
  Я вспомнил также, что именно женщина-нагваль снабжала и меня обычно
 книгами стихов. Она держала их целыми пачками в багажнике своей машины.
 Именно она побудила меня читать стихи дону Хуану. Внезапно физическая
 память о женшиненагваль, сидящей со мной на скамейке, стала такой ясной,
 что я непроизвольно ахнул и задохнулся. Давящее чувство утраты, более
 сильное, чем любое чувство, которое когда-либо у меня было, овладело мной.
 Я согнулся с разрывающей болью в правой лопатке. Было еще что-то, что я
 знал, - воспоминание, которое какая-то часть меня не хотела открыть.
  Я занялся тем, что осталось от моего интеллектуального щита, как
 единственным средством вернуть свое здравомыслие. Я повторял себе вновь и
 вновь, что мы с Гордой все время действовали на двух совершенно различных
 планах. Она помнила намного больше, чем я, но она не была склонна к
 выяснениям. Она не обучалась задавать вопросы другим или себе. Но затем
 мне в голову пришла мысль, что и сам я не лучше. Я все еще был той же
 размазней, как и тогда, когда дон Хуан впервые назвал меня так. Я никогда
 не забывал, что читал стихи дону Хуану, однако мне ни разу не пришло в
 голову проверить тот факт, что у меня никогда не было книги испанской
 поэзии и что я никогда не возил в машине таких книг.
  Горда вывела меня из моих размышлений. Она была почти в истерике. Она
 кричала, что ей только что стало ясно, что женщина-нагваль должна быть
 где-то очень близко от нас. Точно так же, как мы были оставлены, чтобы
 найти друг друга, женщина-нагваль была оставлена чтобы найти нас. Сила ее
 рассуждений почти убедила меня, но тем не менее что-то во мне знало, что
 это не так. Это была та память, которая находилась внутри меня и которую я
 не смел вывести на поверхность.
  Я хотел начать с Гордой спор, но не было смысла, так как мой щит
 интеллекта и слов был недостаточен для того, чтобы принять на себя напор
 воспоминаний о женщине-нагваль. Их эффект был потрясающим для меня и даже
 более опустошающим, чем даже страх смерти.
  - Женщина-нагваль потерпела где-то кораблекрушение, - покорно сказала
 Горда. - она, вероятно, на необитаемом острове, а мы ничего не делаем,
 чтобы помочь ей.
  - Нет! Нет! - заорал я. - Ее здесь больше нет.
  Я не знал в точности, почему я так сказал, но я знал, что это правда.
 На минуту мы погрузились в такие глубины меланхолии, которые было
 невозможно измерить рассудком. В первый раз на своей памяти я знал,
 чувствовал искреннюю, безграничную печаль, ужасную незавершенность. Где-то
 внутри меня была женщина, которая была заново открыта.
  На этот раз я не мог спрятаться, как делал множество раз в прошлом,
 за покрывалом загадки и незнания. Не знать для меня было избавлением.
 Какое-то время я без надежно соскальзывал в растерянность. Горда
 остановила меня.
  - Воин - это тот, кто ищет свободу, - сказала она мне. - печаль - это
 не свобода. Мы должны освободиться от нее.
  Иметь чувство отрешенности, говорил дон Хуан, - значит иметь на
 мгновение паузу для переоценки ситуации.
  В глубинах своей печали я понял, что имел в виду он. Я имел
 отрешенность. В моей власти было использовать эту паузу правильно.
  Я не мог быть уверен, сыграло ли здесь какую-нибудь роль мое волевое
 усилие, но моя печаль совершенно внезапно исчезла. Казалось, что она и не
 существовала никогда.
  Скорость изменения моего настроения и полнота этого изменения
 встревожили меня.
  - Вот теперь ты там же, где и я, - воскликнула Горда, когда я описал
 ей то, что произошло. - после стольких лет я еще не научилась обращаться с
 бесформенностью. Я беспомощно перемещаюсь мгновенно от одного чувства к
 другому. Из-за своей бесформенности я могу помочь сестренкам, но я тоже в
 их власти. Любая из них достаточно сильна, чтобы толкнуть меня из одной
 крайности в другую. Проблема была в том, что я потеряла свою человеческую
 форму раньше, чем ты. Если бы мы с тобой потеряли ее одновременно, то
 могли бы помогать друг другу, ну а в той ситуации я переходила то вверх то
 вниз быстрее, чем могла запомнить.
  Я должен признаться, что ее слова о собственной бесформенности всегда
 были сомнительным для меня. В моем понимании потеря человеческой формы
 влекла за собой и необходимое следствие - постоянство характера, что в
 свете ее эмоциональных подъемов и спадов было вне ее возможности. Из-за
 этого я судил ее резко и несправедливо.
  Потеряв свою человеческую форму, я теперь находился в таком
 положении, когда мог понять, что бесформенность является по крайней мере
 разрушителем трезвости и здравомыслия. Здесь не участвует никакая
 автоматическая эмоциональная сила. Быть отрешенным, способным погружаться
 во все, что делаешь - эта способность естественно охватывает все, что
 делаешь, включая и непостоянство и даже саму мелочность.
  Преимущество бесформенности в том, что она дает нам паузу на
 мгновение, при условии, что мы имеем самодисциплину и мужество,
 необходимые, чтобы воспользоваться ею.
  Наконец-то поведение Горды в прошлом стало для меня понятным. Она
 была уже несколько лет бесформенна, но не имела необходимой
 самодисциплины, поэтому она оказывалась во власти резких перепадов
 настроения и невероятного несоответствия между ее поступками и задачами.
  После наших первоначальных воспоминаний о женщиненагваль мы с Гордой
 объединили усилия и целыми днями пытались вывести наружу еще какие-либо
 воспоминания, но их, казалось, больше не было. Сам я оказался опять там
 же, откуда я начал вспоминать. Я догадывался, что во мне, вероятно,
 похоронено еще очень многое, но не мог до этого добраться. Мой ум был
 свободен даже от самых смутных намеков на какие-либо другие воспоминания.
  Мы с Гордой прошли через период ужасного смущения и сомнений.
  В нашем случае быть бесформенным означало подвергнуться приступам
 самого глубокого неверия, какое только возможно.
  Мы чувствовали себя морскими свинками в руках дона Хуана, - существа,
 предположительно похожего на нас, но о котором мы в действительности
 ничего не знали. Мы накачивали друг друга сомнениями и страхами. Самой
 серьезной темой была, конечно, женщина-нагваль.
  Когда мы фокусировали на ней свое внимание, наша память о ней
 становилась настолько четкой, что мы не могли представить себе, как смогли
 забыть ее.
  Это вновь и вновь вызывало рассуждения о том, что же в
 действительности сделал с нами дон Хуан. Эти предположения очень легко
 приводили нас к чувству, что мы были использованы. Мы приходили в ярость
 от неизбежного вывода, что он нами манипулировал, оставив затем
 беспомощными и неизвестными самим себе.
  Когда выдохлась наша ярость, нас начал охватывать страх, потому что
 мы были лицом к лицу с пугающей возможностью того, что дон Хуан мог
 сделать с нами и куда более разрушительные вещи.
 
 
 
  7. СОВМЕСТНОЕ СНОВИДЕНИЕ
 
  Однажды, чтобы сразу рассеять наше тяжелое настроение, я предложил
 заняться сновидением. Как только я произнес свое предложение, я осознал,
 что тот мрак который целыми днями преследовал меня, может быть резко
 отброшен желанием перемены. Я отчетливо понял, что наша с Гордой проблема
 состояла в том, что мы необдуманно сфокусировали свое внимание на страхе и
 недоверии, как если бы это были единственно возможные для нас мнения, хотя
 мы все время имели, не осознавая этого, возможность сконцентрировать свое
 внимание на противоположном, на той загадке, на том чуде, которое с нами
 произошло.
  Я рассказал Горде о своих соображениях. Она сразу согласилась со
 мной. Она тотчас стала оживленной, туча ее хандры рассеялась в какие-то
 секунды.
  - Какого рода сновидениями ты предлагаешь нам заняться? - спросила
 она.
  - А сколько родов их есть? - спросил я.
  - Мы можем попробовать совместное сновидение, - ответила она. - мое
 тело говорит что мы уже делали его раньше. Мы уходили в сновидение парой.
 Это будет для нас страховкой, как было в совместном видении.
  - Но ведь мы не знаем, какова процедура совместного сновидения, -
 сказал я.
  - Мы не знали, как видеть совместно, и, однако, видели, - сказала
 она. - я уверена что мы сможем сделать и это, если попробуем, потому что
 во всем, что делает воин нет ступеней. Есть только личная сила, и как раз
 сейчас она у нас имеется. Мы должны начать наше сновидение в двух
 различных точках, отстоящих одна от другой настолько далеко, насколько
 возможно. Тот, кто войдет в сновидение первым, подождет другого. Как
 только мы отыщем друг друга, мы сцепим наши руки и отправимся глубже
 вместе.
  Я сказал ей, что не имею ни малейшего представления, как ждать ее,
 если я войду в сновидение раньше ее. Она и сама не могла объяснить всего
 этого, но сказала, что ждать другого сновидящего означает то, что Жозефина
 называла"схватить" его. Горда была дважды схвачена Жозефиной. - Жозефина
 называла это схватыванием, потому что один из нас должен ухватить другого
 за руку, - объяснила она.

<< Пред.           стр. 93 (из 284)           След. >>

Список литературы по разделу