<< Пред. стр. 95 (из 284) След. >>
Список литературы по разделу
- Не знаю, почему нагваль не говорил мне с самого начала, - сказала
Горда, что лучшей позой для женщины, чтобы начать сновидение - это сесть
со скрещенными ногами, а затем дать телу упасть, как оно и сделает, если
внимание будет на сновидении.
Нагваль сказал мне об этом, наверное, через год после того, как я
начала. Теперь я секунду сижу в этом положении, затем ощущаю свою матку, -
и я уже в сновидении.
В самом начале я делал сновидение, как и Горда, лежа на спине, пока
однажды дон Хуан не сказал мне, что я добьюсь лучших результатов, если
буду сидеть на тонкой мягкой циновке, сложив ступни ног одна к другой и
положив бедра так, чтобы они касались циновки. Он указал, что поскольку у
меня гибкие тазобедренные суставы, я должен развить их полностью, ставя
себе задачей, чтобы мои бедра полностью прилегали к циновке. Он добавил,
что если я буду входить в сновидение в таком сидячем положении, мое тело
не соскользнет и не упадет в сторону, а туловище наклонится вперед и лоб
уляжется на ступни ног.
Другой очень важной темой было время, когда следует проводить
сновидение. Дон Хуан говорил нам, что поздний вечер и раннее утро наиболее
благоприятны для этого. Причина, по которой он предпочитал именно эти
часы, крылась в том, что он называл практическим применением знания магов.
Он сказал, что поскольку заниматься сновидениями приходится в окружении
людей, следует выбирать наилучшие условия для уединения и отсутствия
вмешательства. Вмешательство, которое он имел в виду, было связано с
вниманием людей, а не с их физическим присутствием. По словам дона Хуана,
бессмысленно уходить из мира и прятаться, потому что если даже человек
совсем один в изолированном пустынном месте, вмешательство людей все равно
существует, потому что невозможно отключить их первое внимание. В
зависимости от местности, в часы, когда большинство людей спит, возможно
отвести часть этого внимания на короткий отрезок времени. Именно в эти
часы первое внимание окружающих спит.
Это вело к его описанию второго внимания. Дон Хуан объяснил нам, что
то внимание, которое необходимо в начале сновидения, должно быть насильно
остановлено на определенной детали сна. Только путем обездвиживания нашего
внимания возможно превратить обычный сон в сновидение.
Далее он объяснил, что в сновидении приходится пользоваться теми же
механизмами внимания, что и в повседневной жизни; наше первое внимание
выучено с большей силой фокусироваться на деталях мира для того, чтобы
превратить аморфное и хаотическое чувство восприятия в упорядоченный мир
сознания.
Дон Хуан сказал нам также, что второе внимание выполняло функции
приманки, притягивающей шансы. Чем более им пользуются, тем больше
вероятность достичь желаемого результата. Но это была также и функция
внимания вообще, - функция, принимаемая настолько как само собой
разумеющееся в нашей повседневной жизни, что ее перестали замечать вообще.
Если мы сталкиваемся со счастливой удачей, то мы говорим о ней как о
случае или совпадении, а не в том смысле, что это наше внимание указало
нам на событие.
Наше обсуждение второго внимания подготовило почву для другой
ключевой темы - тела сновидения.
В целях руководства Гордой дон Хуан дал ей задачу: постепенно и
неуклонно мобилизовать свое второе внимание на компоненты ощущения полета
в сновидении.
- Как ты училась летать в сновидении? - спросил я ее. - тебя
кто-нибудь учил?
- Нагваль Хуан Матус учил меня здесь, на этой земле, - ответила она.
- и в сновидении кто-то, когда я ничего не могла увидеть, учил меня. Это
был только голос, говорящий мне, что надо делать. Нагваль дал мне задачу
научиться летать в сновидении, а голос учил меня, как это делать. Затем у
меня ушли годы на то, чтобы научиться переходить из обычного тела, которое
можно потрогать, в мое тело сновидения.
- Ты должна мне это объяснить, Горда, - сказал я.
- Ты учился входить в свое тело сновидения, когда ты видел в
сновидении, что выходишь из своего тела, но насколько я могу видеть,
нагваль не дал тебе никакой специальной задачи, поэтому ты отправлялся по
любой из знакомых дорожек, по какой только мог. Я, с другой стороны, имела
задачу использовать свое тело сновидений. Сестрички имели такую же задачу.
В моем сне я однажды видела себя, летающей, подобно воздушному змею.
Я рассказала об этом нагвалю, так как мне понравилось ощущение скольжения.
Он воспринял это очень серьезно и превратил в задачу. Он сказал, что как
только выучиваешься сновидению, любой сон, который можешь запомнить, уже
не является сном, это сновидение.
Тогда я стала стараться летать в сновидении, но я не могла его
создать. Чем больше я старалась воздействовать на свое сновидение, тем
труднее это становилось. Нагваль в конце концов сказал, чтобы я перестала
пытаться и позволила ему придти самому по себе. Постепенно я начала летать
в сновидениях. Именно тогда какой-то голос стал говорить мне, что надо
делать. Это был женский голос, как я всегда чувствовала.
Когда я научилась летать в совершенстве, нагваль сказал мне, что
каждое движение полета, которому я научилась в сновидении, я должна
повторить наяву. У тебя была такая же возможность, когда саблезубый тигр
учил тебя дышать, но ты никогда не превращался в тигра в сновидении,
поэтому ты не мог правильно пытаться делать это и тогда, когда
бодрствовал. Ну а я научилась летать в сновидении. Сдвигая свое внимание в
тело сновидения, я могла летать, как воздушный змей, и тогда, когда
бодрствовала. Я однажды показала тебе, как я летаю, потому что хотела,
чтобы ты увидел, что я научилась пользоваться своим телом сновидения. Но
ты не знал, что происходит.
Она имела в виду тот раз, когда она напугала меня невообразимым
действием реального колыхания в воздухе подобно воздушному змею. Это
событие настолько далеко выходило за рамки моего понимания, что я не мог
даже начать обдумывать его хоть сколько-нибудь логично. Как всегда, когда
я сталкивался с подобными вещами, я относил их в аморфную категорию
"ощущений в условиях сильного стресса". Я держался мнения, что в условиях
сильного стресса восприятие очень сильно искажается органами чувств. Мое
объяснение ничего не объясняло, но, казалось, удерживало мой рассудок в
умиротворенном состоянии.
Я сказал Горде, что тут должно быть еще и многое другое, помимо
простого повторения летательных движений, - в том, что она называла своим
смещением в тело сновидений.
Прежде, чем ответить, она немного подумала.
- Я полагаю, нагваль тебе тоже говорил, - сказала она, - что
единственное, что на самом деле имеет значение в таком смещении, - это
закрепление второго внимания. Нагваль говорил, что именно это внимание
создает мир. Он был, конечно, абсолютно прав. У него были причины так
говорить. Он был мастером внимания. Я думаю, что он сознательно оставил
мне задачу самой найти, что все, что требуется мне, чтобы переместиться в
мое тело сновидения, - это сфокусировать мое внимание на акте полета. Что
здесь важно, так это накапливать внимание в сновидении, чтобы наблюдать за
всем, что делаешь во время полета. Это был единственный способ ухаживать
за вторым вниманием. Как только оно окрепнет, стоит лишь чуть-чуть
сфокусировать его на деталях полета, и чувство полета усиливает сновидение
полета, пока для меня не стало обыденным "сновидеть", что я парю в
воздухе.
Таким образом, в деле полета мое второе внимание было обострено.
Когда нагваль дал мне задачу перемещаться в тело сновидения, он имел в
виду, чтобы я включила свое второе внимание, бодрствуя. Так я это понимаю.
Первое внимание, - внимание которое создает мир, никогда нельзя преодолеть
полностью. Оно лишь может на секунду быть выключено и замещено вторым
вниманием, при условии, что тело уже накопило его в достаточном
количестве. Искусство сновидения является, естественно, путем накопления
второго внимания, поэтому можно сказать, что для перемещения в свое тело
сновидения в бодрствующем состоянии следует практиковать сновидение, пока
оно у тебя из ушей не польется.
- Можешь ли ты в любое время, когда захочешь, попадать в свое тело
сновидений? - спросил я.
- Нет, это не так просто, - ответила она. - я научилась повторять
движения и ощущения полета в бодрствующем состоянии, но я все же не могу
летать всегда, когда пожелаю всегда существует барьер для моего тела
сновидений. Иногда я чувствую, что барьер снят. Мое тело в это время
свободно, и я могу летать, как если бы я была в сновидении.
Я сказал ей, что в моем случае дон Хуан дал мне три задачи для
тренировки моего второго внимания. Первая состояла в том, чтобы находить в
сновидении свои руки. Затем он рекомендовал мне выбрать место и
сфокусировать мое внимание на нем, а затем проделать "дневное сновидение"
и посмотреть, смогу ли я в действительности попасть туда. Он предложил,
чтобы я помещал в таком месте кого-нибудь, кого я знаю, предпочтительно
женщину, преследуя две цели: во-первых
Отметить слабые изменения, которые могут указать на то, что я
действительно был там в сновидении, и, во-вторых, найти ту незаметную
деталь, которая окажется как раз тем, на что настраивается мое второе
внимание.
Наиболее серьезной проблемой, с которой встретится в этом аспекте
сновидящий, является неуклонная фиксация его второго внимания на такой
детали, которая всегда останется незамеченной вниманием повседневной
жизни, создавая таким образом почти непреодолимое препятствие для оценки.
То, что ищешь в сновидении, оказывается совсем не тем, чему уделяешь
внимание в повседневной жизни.
По словам дона Хуана, только в периоде обучения приходится прилагать
усилия к тому, чтобы сделать неподвижным второе внимание. После этого
приходится выдерживать почти неодолимое давление второго внимания и лишь
мимоходом бросать взгляды на окружающее. В сновидении следует
удовлетворяться самыми краткими видениями всего, так как если на
чем-нибудь сфокусируешься, то мгновенно теряешь контроль.
Последней обобщенной задачей, которую он мне дал, было выходить из
тела. Я частично преуспел в этом и все время считал это свои единственным
реальным достижением в сновидении.
Дон Хуан исчез прежде, чем я усовершенствовал ощущение в сновидении,
что я могу обращаться с миром обычных вещей, находясь тем временем в
сновидении. Его уход прервал то, что, по моему мнению, должно было быть
проникновением периода сновидения в мир повседневной жизни.
Чтобы объяснить контроль второго внимания, дон Хуан ввел идею воли.
Он сказал, что воля может быть представлена в виде максимального контроля
свечения тела как поля энергии, или о ней можно говорить как об уровне
профессионализма, или как о таком состоянии бытия, которое внезапно входит
в повседневную жизнь воина в определенное время. Она ощущается как сила,
излучающая из средней части тела вслед за моментом абсолютной тишины, или
моментом сильного ужаса, или моментом глубокой печали, но не после момента
счастья, потому что счастье слишком опустошающе и поэтому не дает воину
той концентрации, которая нужна, чтобы использовать свечение тела и
обратить его в молчание.
- Нагваль говорил мне, что печаль человеческого существа так же
мощна, как и испуг, - сказала Горда. - печаль заставляет воина лить
кровавые слезы. И то и другое может привести к моменту молчания, или же
молчание приходит само по себе из-за того, что воин стремится к нему в
течение всей своей жизни.
- Ты сама когда-нибудь испытывала такой момент молчания? - спросил я.
- Испытывала, конечно, но я не могу припомнить теперь, на что это
похоже, - сказала она. - мы с тобой оба уже испытывали его, но никто из
нас не может теперь ничего об этом вспомнить. Нагваль говорил, что это
момент печали - момент еще более тихий, чем момент выключения внутреннего
диалога.
Эта печаль, эта тишина дали возможность подняться намерению направить
второе внимание, управлять им, заставлять его делать то или это. Именно
поэтому оно называется волей. Намерение и его результат являются волей.
Нагваль говорил, что они связаны вместе. Он говорил мне все это, когда я
пыталась научиться летать в сновидении. Намерение летать производит
результат полета.
Я рассказал ей, что уже отбросил всякую надежду на возможность
когда-нибудь испытать волю.
- Ты ее испытаешь, - сказала Горда. - беда в том, что мы с тобой не
обладаем достаточно острым умом, чтобы знать, что же происходит с нами. Мы
не ощущаем нашей воли, потому что думаем, что она должна быть чем-то
таким, о чем мы сможем знать наверняка, как например, злость. Воля очень
тиха, незаметна. Воля принадлежит другому "я".
- Какому другому "я"? - спросил я.
- Ты знаешь, о чем я говорю, - резко сказала она. - мы находимся в
нашем другом "я", когда выполняем сновидение. К настоящему времени мы уже
входили в наше другое "я" бесчисленное количество раз, но мы еще не
являемся цельными.
Последовала длинная пауза. Я признался себе, что она права,
утверждая, что мы еще не цельны. Я понимал это в том значении, что мы были
только учениками неисчерпаемого искусства. Но затем мне пришла в голову
мысль, что, возможно, она имела в виду нечто другое. Это не была разумная
мысль. Я ощутил сначала нечто вроде щекотки в солнечном сплетении, а затем
была готовая мысль, что она вероятно, говорит о чем-то совсем другом.
Затем я также ощутил ответ. Он пришел ко мне готовым, своего рода
отливкой. Я весь целиком ощутил его сначала на кончике своей грудины, а
затем в уме. Моей проблемой было то, что я не мог распутать то, что я
знал, чтобы обратить это в слова.
Горда не прерывала моих мыслительных процессов ни дальнейшими
комментариями, ни жестами. Она оставалась совершенно спокойной, ожидая.
Она, казалось, была внутренне соединена со мной до такой степени, что нам
не нужно было говорить словами.
Мы еще немного поддержали состояние общности друг с другом, а затем
оно затопило нас обоих. Постепенно мы с Гордой успокоились. Я в конце
концов начал говорить. Не потому, что у меня была необходимость произнести
то, что мы и так знали оба, а просто для того, чтобы восстановить опору
нашей дискуссии. Я ей сказал, что знаю, в каком смысле мы не являемся
цельными, но мне трудно перевести это знание в слова.
- Есть масса и масса вещей, которые мы знаем, - сказала она, - и все
же мы не можем заставить их работать на себя, потому что не имеем
представления, как вытащить их из себя на поверхность. Ты только что начал
ощущать это давление. Я ощущаю его уже несколько лет. Я знаю и в то же
время не знаю. Я все время странствую по самой себе и когда пытаюсь
сказать, что знаю, это звучит идиотски.
Я понял, что она имеет в виду, и я понял ее на физическом уровне. Я
знал что-то чрезвычайно практическое и очевидное о воле и о том, что Горда
назвала другим "я", и в то же время я не мог произнести ни единого слова о
том, что я знал, и не потому, что я был скрытен и смущен, а просто потому,
что я не знал, с чего начать и как организовать мое знание.
- Воля является настолько полным контролем второго внимания, что это
называется "другое я", - сказала Горда после длинной паузы. - Несмотря на
все, что мы сделали, мы знаем лишь ничтожную частицу нашего другого "я".
Нагваль предоставил нам самим завершить наше знание. В этом наша задача
воспоминания.
Она шлепнула себя ладонью по лбу, как если бы ей что-то внезапно
пришло в голову.
- Господи! Мы же вспоминаем другое "я", - воскликнула она почти на
гране истерики. Затем она успокоилась и продолжала говорить приглушенным
тоном.
- Очевидно, мы уже там были, и единственный способ вспомнить, - это
тот способ, которым мы пользуемся, то есть выстреливать наши тела
сновидения во время совместного сновидения.
- Что ты имеешь в виду? Что это такое - выстреливание наших тел
сновидения? - спросил я.
- Ты и сам был свидетелем того, как Хенаро выстреливал свое тело
сновидения, - сказала она. - оно выскакивает, как медленная пуля. Оно
фактически приклеивается и отталкивается от физического тела с громким
треском. Нагваль говорил мне, что у Хенаро тело сновидения может делать
большинство вещей, которых мы можем делать обычно. Он приходил к тебе
таким образом, чтобы встряхнуть тебя.
Я знаю теперь, чего добивались нагваль и Хенаро. Они хотели, чтобы ты
вспомнил, и с этой целью Хенаро совершал невероятные действия перед твоими
глазами, выстреливая свое тело сновидения, но все было напрасно.
- Но я совсем не знал, что он был в своем теле сновидения, - сказал
я.
- Ты не знал, потому что не следил, - сказала она. - Хенаро пытался
дать тебе знать, делая попытки выполнить то, чего тело сновидений делать
не может, например, есть, пить и т. п. Нагваль рассказывал мне, что Хенаро
обычно подшучивал над тобой, говоря, что он пойдет срать и заставит горы
трястись.
- Потому что тело сновидения не может делать этих вещей? - спросил я.
- Потому что тело сновидения не владеет намерениями есть и пить, -
ответила она.
- Что ты хочешь этим сказать, Горда? - спросил я.
- Великим достижением Хенаро было то, что в своем сновидении он
обучился намерению тела, - объяснила она. - он закончил то, что ты начал
делать. Он может создавать в сновидении свое тело настолько совершенным,
насколько оно вообще может быть. Но у тела сновидения и у физического тела
намерения различны. Например, тело сновидения может проходить сквозь
стену, потому что знает намерение растворяться в воздухе. Физическое тело
знает намерение еды и питья, но не изчезания. Для физического тела Хенаро
пройти сквозь стену было столь же невозможно, как для его тела сновидения
поесть.
Горда немного помолчала, как бы оценивая то, что она только что
сказала; я хотел подождать, прежде чем задавать ей какие-либо вопросы.
- Хенаро довел до мастерства только намерение своего тела сновидений,
- сказала она мягким голосом. - Сильвио Мануэль, с другой стороны, был
абсолютным хозяином намерения. Теперь я знаю, что причина, по которой мы
не можем припомнить его лица, состоит в том, что он был не таким, как все
остальные.
- Что заставляет тебя так говорить, Горда? - спросил я.
Она начала говорить, что она имела в виду, но была неспособна
говорить вразумительно. Внезапно она улыбнулась. Глаза ее зажглись.
- Поймала! - сказала она. - нагваль говорил мне, что Сильвио Мануэль
был мастером намерения, потому что он постоянно находился в своем другом
"я". Он был настоящим руководителем. Он стоял позади всего, что делал
нагваль. Фактически именно благодаря ему нагваль стал заботиться о нас.
Я испытал большое физическое неудобство, слушая, как Горда говорит
это. У меня чуть не расстроился живот, и я делал огромные усилия, чтобы
она не заметила этого. Я повернулся к ней спиной и отдувался. Она на
секунду остановилась, а затем продолжала, как будто приняв решение не
обращать внимание на мое состояние. Вместо этого она начала на меня
кричать. Она сказала, что сейчас время развеять наши огорчения. Она
напомнила мне о моих чувствах отстраненности после того, что произошло в
городе мехико. Она сказала, что горечь я чувствовал не потому, что она
примкнула к другим ученикам, встав против меня, а потому, что она приняла
участие в срывании с меня маски. Я объяснил ей, что все эти чувства у меня
уже прошли. Она была непреклонна. Она настаивала на том, что если я не
<< Пред. стр. 95 (из 284) След. >>
Список литературы по разделу