<< Пред.           стр. 97 (из 284)           След. >>

Список литературы по разделу

 нагваль говорил нам, что тебя надо заставить отпустить все, за что ты
 держишься, но что тут ничего нет нового. Каждого воина-мужчину нужно
 заставлять страхом.
  Сильвио Мануэль уже протаскивал меня через эту стену трижды, чтобы я
 научилась расслабляться. Он сказал, что если ты увидишь, что я чувствую
 себя там свободно, то на тебя это окажет впечатление. Так и было: ты
 сдался и расслабился.
  - Тебе тоже было трудно научиться расслабляться? - спросил я.
  - Нет, у женщин с этим проще, - сказал она. - в этом наше
 преимущество. Проблема лишь в том, что нас надо протаскивать сквозь туман,
 - мы не можем сделать это самостоятельно.
  - Но почему, Горда? - спросил я.
  - Надо быть очень тяжелым, чтобы пройти туман, а женщина легкая, -
 сказала она. - фактически, слишком легкая.
  - А как насчет женщины-нагваль? Я не видел, чтобы ее кто-нибудь
 протаскивал, спросил я.
  - Женщина-нагваль была особенной, - сказала Горда. - она все могла
 самостоятельно. Она могла взять туда меня или тебя. Она могла пройти через
 ту долину, которая, как говорил нагваль, обязательна для путников, идущих
 в неизвестное.
  - Почему женщина-нагваль пошла туда со мной? - спросил я.
  - Сильвио Мануэль взял нас, чтобы поддержать тебя, - сказала она. -
 Он считал, что тебе нужна защита двух женских и двух мужских
 сопровождающих от тех сущностей, которые рыскают там. Они приходят из этой
 пустынной долины. И олли приходят из этой пустынной долины. И другие
 твари, еще более свирепые.
  - Ты тоже была защищена? - спросил я.
  - Я не нуждаюсь в защите, - сказала она. - Я женщина. Я свободна от
 всего этого. Но все мы считали, что ты находишься в ужасном положении. Ты
 был нагваль и очень глупый нагваль. Мы считали, что все эти свирепые олли
 или, если хочешь, называй их демонами, могут разорвать тебя на части.
  - Так именно сказал Сильвио Мануэль. Он взял нас, чтобы замкнуть тебя
 с четырех сторон, но забавным моментом было то, что ни нагваль, ни Сильвио
 Мануэль не знали, что ты в нас не нуждаешься.
  Предполагалось, что пройдет немного времени, пока ты не потеряешь
 свою энергию. Затем Сильвио Мануэль собирался напугать тебя, показав тебе
 олли и пригласив их напасть на тебя. Он и нагваль планировали помогать
 тебе понемножку. Таково правило. Но что-то нарушилось. В ту же минуту, как
 ты попал туда, ты взбесился. Ты не сдвинулся ни на дюйм и уже умирал. Ты
 был до смерти напуган, даже не увидев олли.
  - Сильвио Мануэль рассказывал мне, что он не знал, что делать,
 поэтому сказал тебе на ухо то, что должен был сказать в самую последнюю
 очередь, - отдаться, сдаться, не сдаваясь. Ты успокоился сразу, сам собой,
 и им не понадобилось делать всего того, что они планировали. Нагвалю и
 Сильвио Мануэлю ничего не оставалось делать, как забрать нас оттуда.
  Я рассказал Горде, что когда я вернулся назад в этот мир, то кто-то
 был рядом со мной, кто помог мне подняться. Это все, что я мог вспомнить.
  - Мы были в доме Сильвио Мануэля, - сказала она. - сейчас я могу
 очень многое вспомнить об этом доме. Кто-то говорил мне, не помню, кто,
 что Сильвио Мануэль нашел этот дом и купил его, потому что дом был
 построен на месте силы. Но еще кто-то говорил, что Сильвио Мануэль нашел
 этот дом, полюбил его, купил, а потом перенес в него место силы. Лично я
 чувствую, что Сильвио Мануэль принес силу. Я чувствую, что его
 неуязвимость удерживала место силы на этом доме, пока он и его компаньоны
 жили там.
  - Когда им пришло время уходить, место силы исчезло вместе с ними и
 дом стал таким же, каким он был до того, как Сильвио Мануэль купил его, -
 обычным домом.
  Пока Горда говорила, мой ум прояснился, казалось, еще больше, но не
 настолько, чтобы открыть, что случилось с нами в этом доме такое, что
 наполняло меня такой печалью. Не зная, почему, я был уверен, что это
 связано с женщинойнагваль. Где она?
  Горда не ответила, когда я спросил ее об этом. Она извинилась,
 сказав, что должна приготовить завтрак. Уже было утро. Она оставила меня
 наедине с самим собой с очень болезненным, тяжелым сердцем. Я позвал ее
 назад. Она рассердилась и побросала кастрюли на пол. Я ее понимал.
  =====================
  В следующей серии совместного сновидения мы пошли еще глубже в
 тонкости второго внимания. Это произошло несколько дней спустя. Мы с
 Гордой без особых усилий и ожиданий оказались стоящими вместе. Она 3-4
 раза безрезультатно пыталась сцепить наши руки. Она заговорила со мной, но
 речь ее была невнятной, однако, я знал, - она говорит, что мы опять
 находимся в своих телах сновидения. Она предупредила меня о том, что все
 движения должны делаться из средней точки тела.
  Никакой сцены сновидения, как при нашей последней попытке, для нашего
 обследования не появилось, однако, я, казалось, узнавал физическую
 местность, которую я видел в сновидениях почти ежедневно в течение года.
 Это была долина саблезубого тигра.
  Мы прошли несколько метров, и на этот раз наши движения не были ни
 порывистыми, ни дергаными. Мы действительно шли из животах, не напрягая
 никаких мышц. Трудность была только в отсутствии у меня практики. Это
 походило на первую поездку на велосипеде. Я легко уставал и терял ритм,
 стал нерешительным и неуверенным в себе. Мы остановились. Горда тоже
 потеряла синхронность движения.
  Тут мы начали осматривать то, что нас окружало.
  Все имело неоспоримую реальность, по крайней мере, для глаза. Мы
 находились в пересеченной местности с пышной растительностью. Я не мог
 определить вид тех странных кустов, которые видел. Они походили на
 маленькие деревья. У них было немного листьев, плоских и толстых,
 зеленоватокоричневого цвета, и огромные темно-коричневые с золотистыми
 полосками цветы. Стебли не были одеревенелыми и казались легкими и
 упругими, как водоросли. Они были покрыты длинными, устрашающими
 угловидными шипами.
  Несколько погибших растений, которые высохли и упали на землю, дали
 мне впечатление, что стебли были пустотелыми.
  Почва была очень темной и казалась сырой. Я попытался нагнуться,
 чтобы потрогать ее, но мне не удалось двинуться. Горда показала знаком,
 чтобы я использовал среднюю часть тела. Когда я это сделал, мне не
 понадобилось нагибаться, чтобы коснуться земли, - во мне было что-то вроде
 щупальца, которым я мог чувствовать, однако, я не мог разобрать, что
 именно я чувствую. Не было каких-либо ощутимых качеств, на которых можно
 было бы основывать различия. Земля, которой я коснулся, казалась почвой,
 черноземом, но не наощупь, а по зрительному восприятию. Тут я погрузился в
 интеллектуальную дилемму.
  Почему сновидение кажется продуктом моих зрительных способностей?
 Может быть, потому, что зрение доминирует у нас в повседневной жизни?
 Вопросы были бессмысленны, я не был в том состоянии, когда мог бы отвечать
 на них, и все, к чему мои размышления привели, - поколебали мое второе
 внимание.
  Горда выбила меня из моих рассуждений, хорошенько боднув. Я ощутил
 как бы удар. Дрожь пробежала по всему моему телу. Она показала вперед. Как
 обычно, саблезубый тигр лежал на каменном выступе, на котором я его всегда
 видел. Мы приблизились, пока не оказались в каких-то двух метрах от камня,
 так что нам приходилось поднимать головы, чтобы смотреть на тигра. Мы
 остановились. Он поднялся. Его размеры были поразительны, особенно ширина.
 Я знал, что Горда хочет пройти со мной вокруг тигра на другую сторону
 холма. Я хотел ей сказать, что это может быть опасно, но не мог придумать,
 как передать ей это. Тигр казался сердитым, возбужденным. Он присел на
 задние ноги, как бы готовясь прыгнуть на нас. Я испугался.
  Горда повернулась ко мне, улыбаясь. Я понял, что она говорит, чтобы я
 не поддавался панике, потому, что тигр был только картиной, подобной
 привидению. Движением головы она подталкивала меня идти вперед, однако на
 неизмеримо более глубоком уровне я знал, что тигр является сущностью,
 возможно, не в таком фактическом смысле, как в нашем повседневном мире, но
 тем не менее реальной, а поскольку мы с Гордой были в сновидении, то
 потеряли нашу собственную реальность - от мира. В этот момент мы с тигром
 были на равных: наше существование тоже было призрачным.
  Мы сделали еще один шаг из-за неуклонных наставлений Горды. Тигр
 прыгнул с камня. Я видел, как в воздухе метнулось его огромное тело,
 направляясь прямо на меня. Я потерял ощущение, что я в сновидении, - для
 меня тигр был реальным, а сам я через мгновение должен был быть разорван.
 Какой каскад огней, картин и самых интенсивных спектральных цветов, какие
 только я либо видел, замелькал вокруг меня! Я проснулся в своем кабинете.
  После того, как мы добились большого искусства в наших сновидениях, у
 меня появилась уверенность, что мы ухитрились сохранить свою отрешенность
 и более никуда не торопились. Нас заставили действовать не результаты
 наших усилий, это скорее было какое-то всеохватывающее побуждение, которое
 давало нам толчок действовать неуязвимо и без мысли о награде. Наши
 последующие сеансы были такими же, как и первый, кроме быстроты и
 легкости, с которыми мы теперь входили во второе состояние сновидения -
 динамическое бодрствование.
  Наше мастерство в совместном сновидении было таким, что мы с успехом
 повторяли его каждую ночь. Без всякого подобного намерения с нашей стороны
 наше совместное сновидение сфокусировалось наугад на трех областях:
 песчаные дюны, место обитания саблезубого тигра и, самое важное, - на
 забытых прошлых событиях.
  Когда перед нами появлялись сцены, имевшие отношение к забытым
 событиям, в которых я и Горда играли важную роль, она без всякого труда
 сцепляла свою руку с моей. Это действие давало мне обоснованное чувство
 безопасности. Горда объяснила, что этот акт необходим для того, чтобы
 рассеять абсолютное одиночество, которое вызывает второе внимание. Она
 сказала, что смыкание рук вызывает чувство объективности и в результате
 этого мы можем следить за действиями, происходящими в каждой сцене.
  Временами мы были склонны принимать участие в этой деятельности. В
 другое время мы бывали полностью объективны и наблюдали за сценой, как
 если бы мы находились в кинотеатре.
  Когда мы посещали песчаные дюны или саблезубого тигра, мы не могли
 сомкнуть рук. В этих случаях наши действия никогда не повторялись; они
 никогда не бывали предусмотренными, но всегда казались спонтанными
 реакциями на новые ситуации.
  Согласно Горде большинство наших совместных сновидений распадались на
 три категории. Первая и самая большая состояла из повторного участия в
 событиях, которые мы уже когда-то пережили. Вторая - когда мы оба
 наблюдали за действиями, которые один когда-то "прожил"; страна
 саблезубого тигра была в этой категории. Третья - действительное посещение
 области, которая существовала такой, какой мы ее видели в момент нашего
 посещения. Она утверждала, что эти желтые холмы существуют здесь и сейчас
 и что именно так они выглядят и так расположены для воина, который
 приходит туда.
  В одном пункте мне хотелось с ней поспорить. Мы с ней имели странные
 встречи с людьми, которых мы забывали по непонятным для нас причинам, но
 которых мы, тем не менее, знали наверняка. Саблезубый тигр, с другой
 стороны, был существом из моего сновидения. Я не мог воспринимать и его и
 тех людей, как относящихся к одной и той же категории.
  Прежде, чем я успел произнести свой вопрос, я уже имел ее ответ.
 Казалось она действительно находится в моем мозгу, читая его как текст
 книги.
  - Они все одного класса, - сказала она и нервно засмеялась. - мы не
 можем найти объяснения, почему мы забыли или почему вспоминаем теперь. Мы
 ничего не можем объяснить. Саблезубый тигр там, где-то. Мы никогда не
 узнаем, где именно, но почему мы должны горевать из-за придуманных
 
 несоответствий? Сказать, что это факт, а вот это - сновидение, не имеет ни
 малейшего смысла для другого "я".
  ==========================
  Мы с Гордой обычно занимались совместным сновидением как средством
 достижения невообразимого мира скрытых воспоминаний. Совместное сновидение
 позволяло нам поднимать на поверхность события, до которых мы неспособны
 были добраться при помощи нашей повседневной памяти. Когда мы перебирали
 эти события в часы бодрствования, это вызывало еще более детальные
 воспоминания. Подобным способом мы освободили массу воспоминаний,
 погребенных в нас. Почти два года невероятных усилий и концентрации
 потребовалось от нас, чтобы добраться до самого начала понимания того, что
 с нами произошло.
  Дон Хуан говорил нам, что человеческое существо поделено надвое.
 Правая часть, которую он называл тональ, охватывает все, что может
 воспринимать интеллект.
  Левая сторона, называемая нагваль, - это область, черты которой
 
 неописуемы, это мир, который невозможно заключить в слова. Левая сторона,
 пожалуй воспринимается, если восприятие имеет место, нашим телом целиком,
 отсюда и ее сопротивление построению концепций.
  Дон Хуан говорил нам также, что все способности, возможности и
 достижения магии от самых простых до наиболее поразительных - это само
 человеческое тело.
  Взяв за основу концепцию, что мы разделены надвое и что все вообще
 заключено в самом теле, Горда предложила объяснение наших воспоминаний.
  Она считала, что в течение времени нашей связи с нагвалем Хуаном
 Матусом наше время было разделено между состояниями нормального осознания
 в правой части, тонале, где преобладает первое внимание, и состояниями
 повышенного осознания в левой части, нагвале, или на стороне второго
 внимания.
  Горда считала, что усилия нагваля Хуана Матуса были направлены на то,
 чтобы привести нас к другому "я" при помощи самоконтроля и второго
 внимания путем сновидения, однако, он вводил нас в прямой контакт со
 вторым вниманием через манипуляции с телом. Горда припомнила, что он
 заставлял ее переходить от одного края к другому, толкая ее в спину или
 массируя ей спину. Она говорила, что он иногда наносил ей сильный удар в
 правую лопатку или около нее.
  Результатом бывало вхождение ее в состояние необычной ясности. Горде
 казалось, что в этом состоянии все идет быстрее и в то же время ничего в
 мире не меняется
  Прошли недели после того, как Горда рассказала мне это, и я вспомнил,
 что точно так же бывало со мной: в любой определенный момент дон Хуан мог
 нанести мне сильный удар в спину. Я всегда ощущал этот удар между лопаток
 и чуть выше.
  За ударом следовала необычайная ясность. Мир оставался тем же, но
 более четким. Все остальное само по себе, но мои способности рассуждать и
 резонировать, видимо, оглушались ударом дона Хуана и не мешали мне больше
 воспринимать мир.
  Я мог оставаться с ясным восприятием неопределенно долго или до тех
 пор, пока дон Хуан не наносил мне другого удара в то же место, чтобы
 вернуть мне нормальное состояние осознания. Он никогда не толкал и
 массировал меня, это всегда был прямой и сильный удар - не удар кулаком, а
 скорее шлепок, который на секунду останавливал мое дыхание.
  Я в таких условиях обычно задыхался и начинал мелко часто дышать,
 пока дыхание не восстанавливалось.
  Горда рассказала мне о таком же эффекте: весь воздух вылетал у нее их
 легких от удара нагваля, и она была вынуждена дышать сверхусиленно, чтобы
 наполнить их вновь. Горда считала, что основным по важности фактором здесь
 было дыхание; по ее мнению, те судорожные глотки воздуха, которые она
 делала, получив удар, были именно тем, что вызывало перемену, однако она
 не могла объяснить, каким образом дыхание могло воздействовать на ее
 восприятие и осознание.
  Она сказала также, что ей никогда не наносили удар, чтобы вернуть ее
 назад к нормальному состоянию. Она возвращалась обратно своими
 собственными средствами, хотя и не знала как.
  Ее замечания казались мне уместными. Будучи ребенком и даже взрослым,
 я иногда испытывал ощущение, что весь воздух сразу выходит из груди, когда
 я нечаянно падал на спину, но последствия удара дона Хуана, хотя и
 оставляли меня бездыханным, были совсем другими. Тут не было никакой боли;
 вместо этого возникало ощущение, описать которое невозможно. Пожалуй,
 наиболее точно будет сказать, что внутри меня возникала внезапно сухость.
 Удары в мою спину, казалось, высушивали мои легкие и затягивали туманом
 все вокруг. Затем как наблюдала Горда, все, что затуманивалось после удара
 нагваля, становилось кристально чистым одновременно с возобновлением
 дыхания, как если бы дыхание было катализатором, фактором первостепенной
 важности.
  То же самое происходило со мной на пути обратно к осознанию
 повседневной жизни. Воздух бывал у меня выбит, мир становился
 затуманенным, а затем он прочищался, когда я наполнял воздухом легкие.
  Еще одной чертой этих состояний повышенного осознания было ни с чем
 не сравнимое богатство личностных взаимодействий - богатство, которое наше
 тело понимало, как ощущение ускорения. Наши двусторонние перемещения между
 правой и левой сторонами облегчали нам понимание того, что на правой
 стороне слишком много энергии и времени поглощалось поступками и
 взаимодействиями нашей повседневной жизни. На левой стороне, напротив,
 существует врожденная потребность в экономии и скорости.
  Горда не могла описать, чем в действительности была эта скорость; не
 мог и я. Лучше всего я мог сказать, что на левой стороне я мог схватывать
 значение всего с отличной точностью и направленностью.
  Любая грань деятельности была свободна от отступлений или введений. Я
 действовал и отдыхал. Я шел вперед и отступал без всяких мыслительных
 процессов. Столь обычных для меня. Именно это мы с Гордой понимали как
 ускорение.
  В какой-то момент мы с Гордой выяснили, что богатство нашего
 восприятия на левой стороне проявлялось "пост фактум", то есть наши
 взаимодействия оказывались такими богатыми в свете нашей возможности
 запоминать их. Мы поняли, что в этих состояниях повышенного осознания мы
 все воспринимали одним цельным куском, одной монолитной массой неотделимых
 деталей. Мы называли эту способность воспринимать все сразу
 "интенсивностью". Мы годами считали невозможным рассмотреть отдельные
 составляющие части этих монолитных кусков опыта; мы не могли расположить
 эти части в такую непрерывную последовательность, которая имела бы
 какой-нибудь смысл для интеллекта. Поскольку мы были неспособны на такой
 синтез, мы не могли и вспомнить. Наша неспособность вспомнить была
 фактически нашей неспособностью расположить наши воспоминания в линейной
 последовательности. Мы не могли разложить наши воспоминания, так сказать,
 перед собой и собрать их последовательно одно за другим. Полученный опыт
 был доступен для нас, но в то же самое время мы не могли до него
 добраться, так как он был замурован стеной интенсивности.
  Следовательно, задачей воспоминания была задача соединения наших
 левой и правой сторон в объединение этих двух различных форм восприятия в
 единое целое. Это была задача по закреплению нашей целостности путем
 преобразования интенсивности в линейную последовательность.
  Для нас стало ясно, что та деятельность, в которой мы принимали
 участие, могла занимать очень мало времени по часам. По причинам нашей
 неспособности воспринимать в терминах интенсивности мы могли иметь только
 подсознательное восприятие больших отрезков времени. Горда считала, что
 если бы мы смогли расположить интенсивность в линейной последовательности,

<< Пред.           стр. 97 (из 284)           След. >>

Список литературы по разделу