<< Пред. стр. 121 (из 124) След. >>
Список литературы по разделу
Сегодня мне надо ехать в Вену, хотя, судя по прогнозу
погоды, предстоит собачья жара. Мне надо отвезти в
издательство эту главу. Нет, Сюзи, тебе нельзя пойти со
мной. Ты же видишь - я в брюках. Но завтра, Сюзи, завтра мы
снова переплывем Дунай и если очень постараемся, то, может
быть, даже поймаем ондатру. Ту самую!
О КОШАЧЬИХ ИГРАХ
Словно бы его призванье
Было только в подражанье.
У.Вордсворт
В некоторых творениях природы непостижимым образом
соединяются красота и функциональность, художественное и
техническое совершенство - таковы паутина паука, крыло
стрекозы, великолепно обтекаемое тело дельфина и движения
кошки. Эти последние не могли бы стать лучше, даже если
бы их разрабатывал самый гениальный хореограф, и не могли бы
стать еще эффективнее даже под руководством создавшего их
лучшего из тренеров - борьбы за существование. И кажется,
будто кошка сознает красоту своих движений, потому что она
словно наслаждается ими и проделывает их только затем,
чтобы показать их совершенство. Подобная игра, игра
движений, занимает особое место в жизни изящнейшего из
животных.
Что такое игра? Это один из труднейших вопросов
психологии как человека, так и животных. Мы совершенно
точно знаем, что имеем в виду, когда говорим, что котенок,
щенок или ребенок играет, но дать настоящее определение
этому крайне важному виду деятельности чрезвычайно трудно.
Все формы игры обладают одним общим свойством: они коренным
образом отличаются от "серьезной" деятельности: но в то же
время в них прослеживается явное сходство с конкретными,
вполне серьезными ситуациями - и не просто сходство, а
имитация. Это справедливо даже в отношении абстрактных игр
взрослых людей - ведь покер или шахматы позволяют им дать
выход определенным интеллектуальным способностям. Однако,
несмотря на лежащее в ее основе уподобление, игра - понятие
чрезвычайно широкое. Она охватывает и чопорный церемониал
старинного менуэта, и чурки столярничающего мальчугана.
Когда крольчонок от избытка энергии скрадывает след, хотя
за ним не гонится никакой хищник, это игра, и ребенок,
который изображает машиниста, тоже играет. Читатель,
возможно, уже решил, что ему предстоит выслушать
отвлеченную лекцию об общих признаках этого вида
деятельности у людей и животных. Но я возвращаюсь к теме,
обозначенной названием главы, - к кошачьим играм. Быть
может, некоторые наблюдения над конкретными примерами
бросят свет на проблему игр.
Котенок играет со своей традиционной игрушкой - клубком
шерсти. Он неизменно начинает с того, что трогает его
лапкой - сначала осторожно и вопросительно, вытянув ее и
загнув подушечку внутрь. Затем он выпускает когти,
подтягивает клубок к себе и тут же отталкивает или
отпрыгивает назад и припадает к полу. Весь подобравшись, он
настороженно поднимает голову и так внезапно, что кажется,
будто он неминуемо должен удариться подбородком о пол.
Задние ноги выполняют своеобразные чередующиеся движения -
он то переступает ими, то скребет, словно отыскивая твердую
опору для прыжка. Внезапно он описывает в воздухе широкую
дугу и падает на игрушку, выставив вперед сведенные вместе
передние лапы, Если игра достигла определенной кульминации,
он даже может начать кусаться. Котенок снова толкает
клубок, который теперь закатывается под буфет, в щель,
слишком узкую, чтобы котенок мог пролезть туда. Изящным
"отработанным" движением котенок подсовывает под буфет одну
лапу и выуживает свою игрушку наружу. Те, кому доводилось
хоть раз видеть, как кошка ловит мышь, немедленно замечают,
что наш котенок, которого мы разлучили с матерью чуть ли не
слепым, проделывает все сугубо специализированные движения,
помогающие кошке в охоте на основную ее добычу - на мышей.
Ведь для диких кошек мыши - это их "хлеб насущный".
Если мы теперь усовершенствуем игрушку, привязав ее к
нитке и подвесив так, чтобы она болталась, котенок
продемонстрирует совсем иную систему охотничьих движений.
Он высоко подпрыгивает и хватает жертву обеими лапами,
сводя их широким захватывающим движением. Во время этого
прыжка лапы кажутся неестественно большими, так как когти
выпущены, пальцы растопырены, а пятые рудиментарные пальцы
согнуты под прямым углом к лапе. Это хватательное
движение, которое котята с восторгом проделывают в игре,
абсолютно точно, до мельчайших деталей, совпадает с тем
движением, которым пользуются кошки, схватывающие
взлетающую с земли птицу.
Биологический смысл еще одного движения, часто
наблюдающегося в игре, менее очевиден, так как практически
кошки пользуются им очень редко. Котенок стремительным,
направленным вверх ударом вывернутой подушечки мс
выпущенными когтями подцепляет игрушку снизу, перебрасывает
ее через плечо, так что она описывает крутую дугу, и
стремительно прыгает за ней. Или же - особенно имея дело с
большими предметами - котенок садится перед игрушкой,
напряженно выпрямляется, подцепляет ее лапами снизу с
обеих сторон и швыряет через голову по еще более крутой
дуге. Часто котенок следит за полетом игрушки глазами,
делает высокий прыжок и приземляется там же, где падает
она. В жизни такие движения используются при ловле рыбы:
первая система - для ловли мелкой рыбешки, а вторая - для
крупной.
Но еще более интересны и красивы движения котят,
играющих либо друг с другом, либо с матерью. Биологический
их смысл не так легко объяснить, как смысл охотничьих
движений, поскольку, когда кошки играют вместе,
инстинктивные движения, практическое применение которых
имеет весьма широкий диапазон, проделываются в прихотливом
смешении и над одним и тем же объектом.
Притаившись за угольным ящиком, котенок выслеживает
своего брата, который уселся посреди кухни и не подозревает
об этой засаде. А первый котенок содрогается от нетерпения,
точно кровожадный тигр, хлещет себя хвостом по бокам и
проделывает головой и хвостом движения, также наблюдающиеся
у взрослых кошек. Его внезапный прыжок относится к совсем
иной системе движения, назначение которых не охота, а
драка. Вместо того чтобы прыгнуть на своего брата как на
добычу - впрочем, это тоже не исключается, - котенок на
бегу принимает угрожающую позу, выгибает спину и боком
приближается к противнику. Второй котенок тоже выгибает
спину, и оба некоторое время стоят так, вздыбив шерсть и
изогнув хвосты. Насколько мне известно, взрослые кошки
подобной позиции по отношению друг к другу никогда не
занимают. Каждый котенок ведет себя скорее так, словно
перед ним собака, и все-таки их схватка развивается как
подлинная драка двух взрослых кротов. Крепко вцепившись
друг в друга передними лапами, они кувыркаются самым
невероятным образом, одновременно дергая задними лапами
так, что, будь на месте второго противника человек, у него
после игры были бы расцарапаны все руки. Сжимая братца в
железной хватке передних лап, котенок энергично бьет его
задними лапами с выпущенными когтями. В настоящей драке
такие секущие, рвущие удары нацеливаются в незащищенный
живот врага, что может привести к самым печальным
результатам. Побоксировав немного, котята выпускают друг
друга, и тут обычно начинается увлекательная погоня, во
время которой можно наблюдать еще одну систему грациозных
движений. Когда убегающий котенок видит, что другой его
настигает, он внезапно проделывает сальто-мортале, мягким,
совершенно бесшумным движением проскальзывает под своего
противника, вцепляется передними лапами в его нежное
брюшко, а задними бьет его по мордочке.
Чем же эти игривые движения отличаются от серьезных?
Внешнее сходство настолько полно, что даже самый опытный
глаз бывает неспособен уловить различие. Но тем не менее
такое отличие существует. В этих играх, соединяющих в себе
движения поимки добычи, драки с другой кошкой и отражения
нападения врага, партнеру, изображающему добычу или
противника, никогда не причиняется серьезного вреда. Во
время игры стремление кусать и рвать когтями по-настоящему
полностью заторможено. В реальных же ситуациях этот запрет
утрачивает силу под воздействием эмоций, вызывающих
соответствующие двигательные реакции. Конкретное
психологическое состояние животного открывает тогда путь
для конкретного типа поведения - и только для него. Для
игры характерно, что в ней сугубо специфическое поведение
не опирается на соответствующее эмоциональное состояние.
Всякая игра родственна театральному искусству в том смысле,
что играющей "делает вид", будто им владеют эмоции, которых
на самом деле он не испытывает. Во время игры самые
различные системы движения, служащие самым разным
биологическим целям, выполняются без всякого порядка,
потому что конкретное эмоциональное состояние, вызывающее
каждое из них в действительной жизни, тут полностью
отсутствует. Движения драки выполняются без злобы, бегства
- без страха, охоты - без желания утолить голод. И неверно,
будто в игре реальные эмоции все же присутствуют, хотя и в
смягченной форме. Нет, в игре они отсутствуют полностью, и,
если какая-нибудь из них действительно проснется в одном из
участников, игра немедленно прерывается. Потребность играть
возникает из другого источника, более общего по своему
характеру, чем те частные побуждения, которые в определенных
ситуациях обеспечивают необходимой энергией каждое из
описанных выше движений.
Однако эта более общая потребность в игре, это желание
совершать активные действия ради них самих представляют
собой удивительный феномен, свойственный только наиболее
психически развитым из всех живых существ. Бриджес очень
удачно выразил это в поэтической форме:
Создавая, познаю
Радость созидания,
Хоть назавтра она
Станет точно отзвук сна,
Тень воспоминанья.
И не случайно мы бываем растроганы, наблюдая за игрой
молодых животных, не случайно игра представляется нам более
высоким видом деятельности, чем соответствующие ей
серьезные типы поведения, назначение которых - сохранять
жизнь вида. Игра отличается от серьезных действий не
только негативно, но и позитивно. В игре - особенно у
молодых животных - всегда присутствует элемент открытия.
Игра типична для развивающегося организма. У сложившегося
животного потребность в ней затухает. Я определил игру как
vorahmung (предварительная имитация), используя термин
Карла Грооса, чтобы подчеркнуть, что игровые эквиваленты
некоторых врожденных, полученных по наследству движений
присутствуют в жизни каждого животного еще до того, как оно
начинает применять их в реальных ситуациях. Гроос придает
игре большое воспитательное значение и утверждает, что
различные движения совершенствуются благодаря частым игровым
повторениям. У нас есть основания усомниться в верности
последнего утверждения как общего принципа, поскольку
инстинктивные, унаследованные движения развиваются подобно
органам и не требуют специальной практики, что полностью
подтверждается многочисленными наблюдениями. Собственно
говоря, совершенство и грандиозность движений, которые
проделывает котенок при "ловле мыши" или в других играх,
показывают, что эти движения не нуждаются в улучшении и что
их вообще уже невозможно улучшить.
Тем не менее игра чему-то учит котенка. Он узнает, не
как нужно ловить мышь, но что такое мышь. Первое
разведывательное движение лапки, протянутой к клубку
шерсти, первая еще сдержанная нерешительная попытка
зацепить его когтями заключают вопрос: тот ли передо мной
предмет, к которому что-то стремится во мне, который я могу
выследить, загнать, поймать и в конце концов съесть?
Унаследованный стереотип восприятия добычи, то есть те
унаследованные механизмы, которые вызывают "инстинктивные"
охотничьи движения, сам по себе прост. Все маленькие
круглые мягкие предметы, все, что быстро движется, катясь
или скользя, и, главное, все, что "убегает", заставляя
кошку автоматически, без какого-либо предварительного опыта
проделывать прекрасные, изящные, изысканные движения
"поимки мыши".
ЧЕЛОВЕК И КОШКА
Спокойна, сдержанна и терпелива,
Томна, загадочно мудра,
Жестоко беспристрастна.
У.Уотсон. Этюд в контрастах
Те кто любит собак, нередко терпеть не могут кошек, а
те, кто любит кошек - особенно женщины, - не выносят собак.
И у тех, и у других это, на мой взгляд, свидетельствует об
известной мелочности характера, - я считаю, что
по-настоящему любит и понимает животных только тот человек,
которому эти два наиболее близких нам животных внушают
равную симпатию. У того, кто любит природу истинной
любовью, наибольший восторг и благоговение вызывает
бесконечное разнообразие живых существ и бесчисленные
способы, которыми природа создает совершенные гармонии.
С точки зрения изучения человеческой психики крайне
интересно наблюдать, насколько по-разному ведут себя с
животными равно осведомленные в этой области люди. Все они
стремятся узнать животное, как можно лучше - ради ли него
самого или ради развития науки. Многие натуралисты считают,
что влиять на жизнь животных следует как можно меньше, и
тщательно избегают каких-либо прямых контактов с ними; так
ведут себя орнитологи и фотографы, которые наблюдают за
животными из укрытия, причем успешными эти наблюдения могут
быть только в том случае, если животные не подозревают о
присутствии наблюдателя. Полную противоположность им
составляет человек, который вступает с животными в самый
тесный контакт, так что животное воспринимает его как особь
собственного вида, и это позволяет ему совсем иным
способом проникнуть в глубины психики данного вида. Оба
метода вполне оправданы, оба имеют свои преимущества и свои
недостатки, оба допускают возможность всяческих вариантов и
комбинаций. Выбор метода зависит не только от наблюдателя,
но и от вида, который он намерен изучать. Чем выше
психический уровень животного и чем оно общительнее, тем
более необходим для подлинного его понимания личный
контакт. Никто не сумеет правильно оценить умственные
качества собаки, если сам хоть раз не был объектом собачьей
любви; то же относится ко многим другим животным, ведущим
групповой образ жизни, например, к воронам, галкам, большим
попугаям, диким гусям и обезьянам.
С кошками положение несколько иное - все известные мне
настоящие любители собак, кроме того, и прекрасные знатоки
их, но сказать того же о любителях кошек я не могу.
Духовный мир кошки утончен и дик, он не раскрывается перед
людьми, навязывающими животным свою любовь (собаки в этом
отношении более податливы). Если владелец животного умеет
не навязывать свою любовь насильно, это можно считать
неплохим доказательством настоящего понимания животных и
природы. Кошка не ведет групповой образ жизни, она остается
независимой, дикой маленькой пантерой, и в ее характере нет
и следа той инфантильности одомашнивания, которая делает
собаку таким благодарным объектом для внимания и баловства.
Но многие любители кошек не понимают этой кошачьей
потребности к независимости. Ошибочное утверждение, будто
держать большую собаку в городской квартире жестоко, мы
слышим постоянно, но о кошках мне этого слышать не
доводилось. На самом же деле для собаки квартира - не более
чем вместительная конура, поскольку хозяин обычно ходит
гулять со своим псом или берет его с собой, когда идет по
делу. Для кошки же квартира - это лишь большая клетка. Я не
хочу сказать, что для кошек, особенно породистых, такое
заключение мучительно, но они, несомненно, утрачивают ту
необузданную дикость, которая для меня лично составляет
главное их очарование. Я не устаю дивиться тому, что
разделяю свой дом с миниатюрными тиграми, которые приходят и
<< Пред. стр. 121 (из 124) След. >>
Список литературы по разделу