КРИМИНОЛОГИЯ УЧEБНИК ПОД РEД АКАД В Н КУДРЯВЦEВА ПРОФ В E ЭМИНОВА М ЮРИСТЬ 1997 512 С 4

3 Ленц А.К. Белорусский кабинет по изучению преступника и преступности, его цели и характер деятельности //Вестник НКЮ БССР. – № 1. Как можно видеть, иллюзия о “ликвидации” преступности – иллюзия давняя {прим. ред.}.

В Украине изучение преступности и личности преступника велось в различных учреждениях. Первым из них была юридическая клиника при юридическом факультете Киевского института народного хозяйства, организованная в 1924г.4 Юридическая клиника существовала как учебно-вспомогательное учреждение при юридическом факультете, одной из целей которого являлось социологическое изучение преступления и преступника и ознакомление студентов с методикой исследования. Юридическая клиника не имела ни штатных работников, ни каких-либо ассигнований на оборудование и работу, поэтому масштаб ее деятельности был невелик.
4 См.: Тихенко С.И. О юридической клинике КИНХа // Вестник советской юстиции. – 1927.–№ 3.-С. 104–106.

Большую работу по изучению проблем преступности проводил Киевский институт научно-судебной экспертизы1. Он исследовал этиологию и динамику преступности, личность отдельных правонарушителей, а также занимался пенитенциарными проблемами. Массовое обследование правонарушителей проводилось в киевскиих исправительно-трудовых учреждениях социологами и врачами-психиатрами.
1 См.: Зиверт В. Киевский институт научно-судебной экспертизы и его работа в области изучения преступника и преступности //Вестник советской юстиции. – 1927.–№24.–С. 138.

Всеукраинский кабинет по изучению личности преступника и преступности был образован в 1924 г. по инициативе сотрудников Одесской губернской исправительно-трудовой инспекции и ученых. По положению о кабинете целью его было “содействие исправительно-трудовым органам в деле правильного применения методов исправительно-трудового воздействия наряду с исследованием фактов преступности как социального явления”2.
2 Деятельность Всеукраинского кабинета по изучению преступника и преступности // В кн.: Изучение преступности и пенитенциарная практика. – 1923 – Вып. 2. – С. 163.

Криминологические кабинеты были организованы и в Закавказье. В Баку в 1926г. при местах заключения был создан кабинет по изучению преступности и борьбе с ней. Сотрудники кабинета проводили различные обследования, изучали уголовные дела и личность преступников в местах заключения, подвергая их экспериментально-психологическому, характерологическому и психопатологическому обследованию. Помимо своей основной работы по изучению преступности, сотрудники кабинета проводили занятия с воспитателями мест заключения по проблемам криминологической психологии и т. д. Руководителем Бакинского криминологического кабинета был врач-психиатр А.А.Перельман3.
3Государственный архив Азерб. ССР. –Ф. 27,–On. 1,– Ед. Ф. 127.–С. 7.

Аналогичный кабинет был организован в Тифлисе в 1930г. под названием Государственный кабинет по изучению преступности и преступника, работавший под руководством психиатра-невролога Шенгелая. То обстоятельство, что оба кабинета работали под руководством врачей-психиатров, также наложило отпечаток на характер их деятельности и печатных работ.
В целях организационно-методической координации проводимых в стране криминологических исследований в марте 1925 г. при Народном комиссариате внутренних дел РСФСР был образован Государственный институт по изучению преступности и преступника. По существу он стал первым в стране центром изучения преступности1. В составе института действовали четыре секции: социально-экономическая, пенитенциарная, биопсихологическая и криминалистическая.
1 Тогда еще о термине “криминология” и говорить не приходилось (прим. ред.).

К числу наиболее серьезных теоретических исследований этого периода в первую очередь относятся труды М.Н. Гернета, А.А. Герцензона, Д. П. Година, В, И. Куфаева, Е.И. Тарновского, В. И. Халфина, А.С. Шляпочникова и др.
М.Н. Гернет – автор ряда монографических работ: “Моральная статистика” (1922г.), “Преступность и самоубийство во время войны и после нее” (1927 г.), “Преступность за границей и в СССР” (1931 г.). В.И. Куфаев написал книгу “Юные правонарушители”, выдержавшую три издания (1924, 1925, 1929гг.). Е.И. Тарновский известен как автор глубоких статей: “Движение преступности в РСФСР за 1922-1923гг.” (1924г.), “Основные черты современной преступности” (1925 г.) и др. А.А. Герцензону в тот период принадлежал ряд работ: “Изучение Московской преступности”, Отчет за 1926г. Им опубликован первый советский курс уголовной статистики, выдержавший четыре издания (1935-1948 гг.). В.И. Халфин написал работу “Размеры преступности в РСФСР” и др.
На основании изучения уголовных дел и преступников Государственный институт проводил комплексные исследования растрат и растратчиков, убийств и убийц, хулиганства и хулиганов, заключенных, осужденных к высшей мере наказания и др.2
2 Растраты и растратчики. – Вып. 1. – М., 1926; Убийство и убийцы. – М., 1926 .; Хулиганство и хулиганы, – М., 1929 .

Государственный институт по изучению преступности и преступника в 1931 г. был ликвидирован. В ЦСУ закрыли отдел моральной статистики. На долгие годы (с 1930 по конец 50-х годов) криминологические исследования были, по существу, преданы забвению.

3. Развитие криминологии в 60-х гг. и ее современное состояние

В конце 50-х годов, с развенчанием периода культа личности, положение дел с продолжением криминологических исследований изменилось к лучшему. В специальной юридической литературе стало появляться значительное число статей, авторы которых выдвигали актуальные вопросы борьбы с преступностью1.
1 Шаргородский М.Д. Некоторые задачи советской правовой науки в настоящее время// Ученые записки ЛГУ. – 1955. – № 187. – Вып. 6. С. 5; Кудрявцев В. Развивать науку советского уголовного права// Социалистическая законность. – 1956г.–№ 1.–С. 29 и др.

На совещаниях и конференциях, организованных Прокуратурой СССР и Верховным Судом СССР, юридическими научно-исследовательскими институтами и высшими учебными заведениями были намечены соответствующие мероприятия, планировались исследования, что в целом было направлено на развитие исследований преступности.
В новое уголовно-процессуальное законодательство (1961 г.) были включены нормы, регламентирующие обязанности органов следствия, прокуратуры и суда выявлять по каждому уголовному делу причины и условия, способствующие совершению преступлений (например, в ст. 21, 68, 140, 392 УПК РСФСР).
В эти годы значительная работа была выполнена сектором уголовного права ВНИИ криминалистики Прокуратуры СССР, ВНИИ охраны общественного порядка при МООП СССР, сектором по изучению и предупреждению преступности Института государства и права Академии наук СССР.
Заметно оживилась деятельность по изучению преступности и ее причин кафедр уголовно-правового цикла юридических факультетов университетов и институтов.
С 1957г. проблемами криминологии занимались ученые юридических факультетов Ленинградского, Воронежского и Латвийского университетов, Харьковского, Саратовского и Свердловского юридических институтов, секторов философии и права ряда Академий наук союзных республик, кафедр высших школ охраны общественного порядка.
Основы советской криминологии впервые стали преподавать в 1964г. на юридическом факультете Московского университета и Свердловского юридического института.
В этот период, в самом начале 60-х годов, были опубликованы первые теоретические труды по проблемам криминологии (а не в рамках уголовного права, как ранее): С.С. Остроумова “Преступность и ее причины в дореволюционной России” (1960 г.), А. Б. Сахарова “О личности преступника и причинах преступности в СССР” (1961 г.), А.А. Герцензона “Предмет и метод советской криминологии” (1962г.), Г.М. Миньковского, В.К. Звирбуля и др. “Предупреждение преступлений” (1962 г.) и др.
Если говорить о целенаправленных эмпирических криминологических исследованиях, то к этому времени они были проведены лишь небольшими группами ученых под руководством А.А. Герцензона (Изучение преступности в Ярославской области) и В. Г. Танасевича (Изучение причин хищений государственного и общественного имущества).
В 1963г. был образован Всесоюзный институт по изучению причин и разработке мер предупреждения преступности1. Это был значительный шаг в развитии криминологии. Перед институтом была поставлена задача объединить и возглавить исследования в этой области. В составе института были образованы сектора: общей методики изучения и предупреждения преступности (А.А. Герцензон); изучения причин и разработки мер предупреждения хищений социалистической собственности (В. Г. Танасевич); преступлений против личности (С. С. Степичев); преступлений несовершеннолетних (Г.М. Миньковский); предварительного следствия (А.И. Михайлов); прокурорского надзора (В.К. Звирбуль); криминалистической техники (Н.А. Селиванов). Первым директором института был назначен И. И. Карпец, заместителями В.Н. Кудрявцев и Г.И. Кочаров.
1 В настоящее время Институт проблем укрепления законности и правопорядка Генеральной Прокуратуры Российской Федерации.

В этот период получили активное развитие конкретные криминологические исследования, появились теоретические работы2.
2 Сергиевский В. О советской криминологии //Правоведение. – 1963. – №2; Карпец И. О некоторых вопросах методологии в уголовном праве и криминологических исследованиях //Советское государство и право. - 1964. - № 4; Остроумов С., Кузнецова Н. О преподавании советской криминологии //Советское государство и право. – 1964. – № 11; Берензон А., ЭминовВ. Развитие криминологии в самостоятельную науку //Правоведение. – 1965. – № 1; Ковалев М. Советская криминология и ее место в системе юридических наук //Правоведение. – 1965. – № 1.

В дальнейшем к наиболее крупным теоретическим трудам относятся работы: А.А. Герцензона “Введение в советскую криминологию” (1965г.), В.Н. Кудрявцева “Причинность в криминологии” (1968г.), И.И. Карпеца “Проблема преступности” (1969г.), Н.Ф. Кузнецовой “Преступление и преступность” (1969 г.), A.M. Яковлева “Преступность и социальная психология” (1970г.), М.И.Ковалева “Основы криминологии” (1970г.), В.К. Звирбуля “Деятельность прокуратуры по предупреждению преступлений” (1971г.), Г.А. Аванесова “Теория и методология криминологического прогнозирования” (1972г.), А.С. Шляпочникова “Советская криминология на современном этапе” (1973 г.) и др.
Для этого и последующего периодов характерна бурная активизация криминологических (теоретических и прикладных) исследований. Опубликовано значительное число монографий и пособий, положительно оцененных практикой.
Криминология как самостоятельная наука и учебная дисциплина все более утверждается в качестве научной базы для разработки уголовной политики, научно-методической основы нормотворчества и практики борьбы с преступностью.
В 1966 г. выходит первый отечественный учебник по криминологии, подготовленный Всесоюзным институтом по изучению причин и разработке мер предупреждения преступности, выдержавший затем три издания и приведший к созданию в начале 80-х годов первого в истории советской (и русской) науки Курса криминологии1.
1 Криминология. – М.: Юридическая литература, 1966,1968, 1979; Курс советской криминологии – М.: Юридическая литература, 1985, 1986.

Развитие науки привело к созданию кафедр криминологии в ряде высших юридических учебных заведений страны: Московском2, Екатеринбургском юридических институтах, Академии и высших школах МВД. Преподавание криминологии было ориентировано на получение выпускниками вузов не только твердых знаний о проблемах борьбы с преступностью, конкретных ее видов, но и на реальную возможность активного их участия в разработке, реализации и оценке различных социально-правовых программ, законодательных норм и иных документов – так называемых криминологических экспертизах, способных своевременно оказывать необходимое антикриминогенное воздействие.
2 В настоящее время Московская Государственная юридическая академия.

В последние годы происходит и интенсивное развитие социально-психологических исследований в криминологии, направленных на углубленное изучение свойств и признаков лиц, совершающих преступления, причин и механизмов индивидуального преступного поведения (М.Ю. Антонян, М.И. Еникеев, Г.Х. Ефремова, М.М. Коченов, В.В. Гульдан, Е.Г. Самовичев, А.Р. Ратинов, А.М. Яковлев и др.)
Благодаря этим исследованиям в настоящее время имеется возможность использовать в практике борьбы с преступностью научно обоснованные и достоверные данные о природе, мотивах и причинах совершения тяжких насильственных преступлений против личности и других правонарушений.
Отрадным является и то, что этот период развития криминологии, хотя и сопровождался в ходе дискуссий, мягко говоря, некорректными их формами, характерен решительным освобождением от догматических и схоластических стереотипов, переосмыслением многих теоретических постулатов, несмотря на идеологическую зажатость науки. Выработалось более объективное отношение к криминологическому и социологическому наследию при непременном понимании и восприятии тех научных ценностей, которые сыграли свою положительную роль, учете того, что осталось лишь гипотезой либо необоснованно извращалось, вульгаризировалось и незаслуженно отвергалось, а также активное использование всего, что сегодня продолжает действовать и имеет творческое, позитивное значение.
Большую роль в координации криминологических исследований, объединении усилий ученых страны в разработке теоретических положений и практических рекомендаций для улучшения борьбы с преступностью играет криминологическая ассоциация (президент – проф. Долгова А.А.). Помимо криминологов, упомянутых выше, а также докторов наук, профессоров, данные о которых приведены в заключительной части учебника, значительный вклад в развитие криминологии внесли: С.Б.Алимов, С.П. Бузынова, В.Г.Демин, Г.И. Забрянский, Н.П. Косоплечев, И.П. Кондрашков, И.М. Мацкевич, В.В. Панкратов, В.Д. Пахомов, Э.И. Петров, Г.М. Резник, В.А. Серебрякова, А. П. Сыров и другие научные сотрудники криминологических секторов Института государства и права РАН, Института проблем укрепления законности и правопорядка, НИИ МВД Российской Федерации и др.
Признанием заслуг в области создания теоретических основ криминологии и организации борьбы с преступностью явилось присуждение в 1984г. Государственной премии СССР И.И. Карпецу, В.Н. Кудрявцеву, Н.Ф. Кузнецовой, А.Б. Сахарову, A.M. Яковлеву.
Вместе с тем следует отметить, что на пути дальнейшего развития криминологии, более полного и эффективного ее использования в борьбе с преступностью остается еще много резервов и возможностей.
Современный период перехода страны на рельсы рыночной экономики, сопровождающийся развалом экономики, политическими и социальными конфликтами, и, как следствие, – ростом преступности, с одной стороны, осложняет изучение преступности, а с другой – объективно обязывает ученых совместно с практиками и специалистами смежных наук начать новый виток ее исследования. Многие теоретические постулаты не выдержали испытания временем и требуют переосмысления. Хотелось бы предостеречь ученых и практиков от совершения ошибок прошлого: это отбросит науку назад.

Глава VII
Концепции причин преступности в западной криминологии (исторический аспект)

1. Рационалистическая концепция причин преступности

В 1839 г. французская Академия морали и политических наук в Париже предложила в качестве задачи для исследования раскрыть путем прямого наблюдения, каковы те элементы в Париже или в ином крупном городе, из которых состоит часть населения, образующая опасный класс вследствие своих грехов, невежества и бедности. Фрейгер Г.А. - сотрудник полицейской префектуры Парижа в своем труде “Опасные классы и население больших городов”1 составил “моральную топографию”, т. е. образ жизни, взгляды и привычки тех, кто, по его мнению, образует опасный класс французского общества. Фрейгер пришел к выводу, что бедняки представляют собой ту же опасность для общества, что и действительные преступники, от которых, по убеждению Фрейгера, их мало что отличает. К их числу он отнес почти восьмую часть рабочего класса Парижа. С большой убежденностью Фрейгер приписал моральным дефектам личности те жалкие условия, в которых находились эти люди.
1 Естественно, употребляемое Г.А. Фрейгером понятие “класс” существенно отличается от этого же понятия, употребляемого в философской и, в частности, марксистско-ленинской литературе (прим. ред.).

В то же время в Великобритании вышла книга Г.Мэйхью “Рабочие и бедняки Лондона” с подробным описанием тех, кто работал и поддерживал себя, в отличие от тех, кто, по мнению Мэйхью, не мог и не хотел работать, с изложением биографий преступников, воспроизведением социальной и моральной атмосферы, в которой они вырастали и проводили всю жизнь. Ясно осознавая важность условий жизни в этой среде, он тем не менее, как и Фрейгер, указывал, что “главным фактором был отказ паупера, или преступника, работать, отказ, обусловленный внутренним моральным дефектом”. Приводя эти слова Фрейгера, Л. Радзинович отмечает: “Это служило интересам и утешало совесть тех наверху, кто считал опасные классы независимой категорией, отделенной от господствующих социальных условий”2.
2 RadzinowiczL. Ideology and Crime. – L., 1966. - P. 38.

Так “человек преступный” обретает новое обличье -представителя особой расы (класса), морально ущербной и злобной, живущей за счет нарушения “фундаментальных законов упорядоченного общества”, в котором каждый должен содержать себя честным и прилежным трудом. Те, кто не делает этого, - “бродяги, варвары, дикари”1, движимые злой волей и склонные к преступлению.
1 Там же. С. 39.

Возникновению нового представления о личности преступника, а следовательно, и о причинах преступности, предшествовал один из наиболее грандиозных в истории социальных переворотов - смена феодального строя буржуазным, замена религиозного мировоззрения философией гуманизма и просвещения.
Философами-просветителями XVIII в. (Монтескье, Вольтер, Беккариа и др.) впервые была сделана попытка противопоставить средневековому, теологическому объяснению мира объяснение, основанное на рациональном, научном, во многом стихийно-материалистическом понимании природы и общества. С этих же позиций они стремились определить понятие преступления, преступности и ее причин. Английский философ-материалист и просветитель А. Коллинз писал, что “рассказы о власти дьявола основывались на лживости одних и доверчивости других” и что “казни ведьм были на самом деле убийствами”, что свободомыслящие люди заслужат славу “и в том случае, если они вырвут из рук священников власть, благодаря которой последние губят столь много жизней и репутаций невинных людей и возможность пользования которой дала и всеобщая вера в огромную власть дьявола и в существование ведьм, и в том случае, если они изгонят самого дьявола”2. Свободомыслие изгоняет дьявола, освобождает разум от суеверий. Освобождение разума выступало как неизбежная предпосылка освобождения человека, а стремление распространить свет знания и разума -как высшая цель и предназначение философии. В политическом плане это была борьба за права личности против влияния церкви и феодального государства, за демократию против абсолютизма, за раскрепощение самого человека от пут феодальной зависимости.
2 Коллинз А. Философское исследование человеческой свободы. Английские материалисты XVII века.-М.: Мысль, 1967.-Т.2.-С.92.

Вопреки религиозным догмам и теологическому пониманию причинности человеческого поведения, философами-просветителями было сформулировано понятие преступления как акта свободной воли человека, который не есть игрушка в руках высших сил, но сознательно действующий и свободный в своих поступках индивидуум.
В этот период радикально меняется представление об обществе, о природе человека.
В центр системы общества помещается человек, наделенный неотъемлемыми правами, который “по природе обладает властью... охранять свою собственность, т. е. свою жизнь, свободу и имущество, от повреждений и нападений со стороны других людей”1.
1 Локк Д. Избранные произведения: В 2-х т. - М.: Соцэкиз, 1960. - Т.2. -С. 50.

Право собственности выступает здесь как данная от природы характеристика человека, забота о своем благополучии -законный центральный мотив его действий.
По этим параметрам выстраивается и шкала этических ценностей, наполняются новым содержанием понятия добра и зла, добродетели и порока, которые отныне не потусторонние, внеземные категории - они вытекают из самой природы. При этом зло, порок, преступление - нарушения естественного, нормального, разумного порядка вещей.
Собственность, ее свободное приобретение и обладание ею становятся объективно олицетворением позитивного действия и поведения; посягательство на собственность - столь же естественным, натуральным преступлением. Истоки преступления, как и истоки добродетели, - в самом человеке. “Чем более неистовы страсти, тем более необходимы законы, чтобы их сдерживать”2.
2 Трактаты. - М.: Наука, 1969. - С. 67.

Выражая прогрессивные для своего времени взгляды, итальянский просветитель и гуманист Чезаре Беккариа в своих трудах выводил сферу отправления уголовного правосудия из религиозно-феодальных догм3, Он ограничивал сферу господства феодально-полицейского государства, церковной юстиции над людьми, утверждая, что им подвластны, им подсудны лишь дела людей, но не их души. Дела подсудны только тогда, когда они реально вредны обществу, и закон ясно и прямо говорит об этом. Закон же должен быть обязателен и для граждан, и для правителей.
3 См.: Беккариа Ч. О преступлениях и наказаниях. -М.: Юриздат, 1939.

Представления о преступности и личности преступника, характерные для просветительно-гуманистического направления в уголовном праве, обладали рядом достоинств. Эти концепции прямо противостояли феодально-средневековому произволу. В то же время они характеризовались чрезвычайно уязвимой для научной критики абстрактностью и идеалистическим, метафизическим характером разрабатываемых ими категорий. Категория абстрактной личности с присущими ей естественными правами, неотъемлемыми по самой своей природе, не менее абстрактная категория естественного закона безусловно помогали в отстаивании прав личности представителей класса развивающейся буржуазии. Формальное требование равенства правосудия независимо от сословных привилегий также служило этой цели.
Имелась, однако, и оборотная сторона утверждения абсолютной, абстрактной свободы и независимости личности. Это приводило к почти полному отрицанию зависимости поведения от каких-либо объективных, социальных, социально-психологических или иных причин и условий. Это означало отрицание каких-либо различий в свойствах личности, отказ от допущения различных степеней ответственности. Не признавая за феодальным государством и церковью права руководить моралью лица, требуя не вторгаться в его свободный дух, эта позиция одновременно означала то, что функцией наказания как раз и должно стать это вторжение в моральную позицию личности, вторжение, которое создавало бы в сознании лица противовес противоправным устремлениям, прививало бы ему новую систему социальных ценностей, высшей из которых становилось обладание собственностью.
Отвергая религиозное истолкование преступления как проявление греховности, податливости силам зла, Беккариа вместе с тем утверждал, что преступность есть всего лишь результат неспособности масс усвоить твердые правила поведения. Чтобы принудить их усвоить эти правила и необходимо наказание. По этой концепции лицо, совершающее преступление, - это независимый от каких-либо объективных факторов, строго рассуждающий индивидуум, всегда взвешивающий последствия преступного акта и решающий совершить преступление вследствие такого расчета. Она исходит из того, что все люди в равной мере способны противостоять преступному намерению, все они заслуживают равное наказание за равные преступления и что на одинаковое наказание они реагируют совершенно одинаково. Так была сформулирована основа полностью возмездной системы уголовной юстиции с пропорциональным воздаянием за причинение заранее определенного зла.
Идеалистический рационализм - такова обобщенная характеристика криминологических воззрений Беккариа, как и многих других ярких представителей просветительно-гуманистического направления.
Понимание преступления как акта чистой воли закрывало путь к познанию объективных закономерностей, детерминирующих человеческое поведение, заставляло возлагать все надежды на сознательность людей, на их убеждение, а то и устрашение. Как и во многих других случаях, в истории развития человеческой мысли положения, обладавшие относительной истинностью и ценностью, будучи возведенными в абсолют, не только теряли свою истинность, но и становились тормозом на пути научного и социального прогресса.
В своем стремлении освободить человека от пут политической тирании философы-просветители поставили его волю, его разум не только над современными формами государственного и общественного устройства, но и над объективными законами развития природы и общества. Индетерминизм, или идеалистически абсолютная свобода воли, - таков был логический результат. На место одной абстракции - абсолютной власти бога и средневекового государства - ставилась, таким образом, другая абстракция, неизмеримо более привлекательная и человечная, но все же именно абстракция - абстракция свободной воли.
Нельзя при этом не отметить наличие прозрений более глубокого характера, которые встречаются у Беккариа. Так, он говорил, что кража является обычно преступлением нищеты и отчаяния, преступлением той несчастной части человечества, которой право собственности оставило возможность одного лишь голодного существования.
Общество постулируется свободным, а люди равными. Поэтому тот, кто преуспел, - капиталист, собственник - занял место воплощенной добродетели, “Богатство постепенно становится - в противовес аскетическому идеалу средневековья -вполне позитивной и человеческой ценностью”. Бедняк, неимущий занимают свое место “лентяя”, склонного к безделью и воровству, морально ущербного субъекта, нарушающего условия общественного договора. “Всякий преступник, посягающий на законы общественного состояния, становится по причине своих преступлений мятежником и предателем отечества”1.
1 Руссо Ж.-Ж Указ соч. - С. 175.

Свобода, полагал А. Коллинз, означает способность человека поступать так, как он того желает или предполагает. Человек - разумное и чувствующее существо, его поведение детерминировано единственно его разумом и чувствами. При этом не может быть никаких мотивов, кроме удовольствия и страдания, которые заставляли бы человека совершать какое-либо действие или воздерживаться от него. “Мораль или добродетель состоит в таких действиях, которые по собственной природе и вообще являются приятными; а безнравственность или порок состоит в таких действиях, которые по своей собственной природе и вообще являются неприятными”, при этом высоконравственным должен быть тот человек, который строго детерминирован правильно понятыми удовольствием и страданием, а следовательно, лишь вознаграждение и страдания направят желания людей к тому, чтобы соблюдать, а не нарушать законы1.
1 Коллинз А. Указ. соч. - С. 55, 54.

Если сознание человека никак не детерминировано социальной реальностью, если оно не связано с ней, значит общество и не ответственно за преступность, представляющую собой в этом случае совокупный результат злой воли преступника. Чем безупречнее представляется общество, тем более порицаемым и порочным выглядит преступник. В этом случае все социальные беды, несчастья и просчеты, конфликты и противоречия общества можно объяснить моральными пороками, злой волей определенной категории людей. Козел отпущения меняет свое обличье, но его функция воспроизводится вновь.
“Если, например, убийцы или какие-нибудь порочные члены общества изолируются от общества лишь как нарушители общественного порядка, недостойные жить среди людей, то ясно, что они в таком случае настолько далеки от того, чтобы считаться свободными агентами, что их устраняют от общества так же, как отсекают зараженную червоточиной ветвь дерева или убивают на улицах бешеных собак. И наказание по отношению к ним справедливо, поскольку оно освобождает общество от злонамеренных членов”2. Если воля абсолютно свободна, лишь удовольствие или страдание руководят людьми, если все равны, общество устроено справедливо и при этом одни обогащаются, а другие идут на дно, образуя преступный класс, то лишь суровое наказание нужно такому обществу - и ничего более ( и чем суровее, тем лучше). “Точно так же у нас вешают ворон и грачей, чтобы отогнать птиц от зерна, как вешают убийц, закованных в цепи, чтобы удержать других от преступления”3.
2 Там же. -С. 58.
3 Там же.-С. 61.

К началу XVI в. в Европе произошло важное социальное и экономическое событие - началось массовое обезземеливание крестьян.
Пашни превращались в пастбища, земледелие совершенствовалось, число рук, необходимых для обработки земли, резко сокращалось. Крестьяне массами изгонялись из деревень. Началось жестокое приучение крестьянских масс к железной дисциплине капиталистического производства.
Такой оказалась оборотная сторона постулата свободной воли, абстрактного гуманизма в реальном социальном контексте, цена выведения спекулятивным путем категорий добра и зла из природы человека. Поистине трагичным явилось противоречие между постулатом господства свободы и разума в обществе, пришедшему на смену феодализму, с его реальной социальной природой и реальной историей капитализма эпохи первоначального накопления.
Основанные на разуме высокие этические идеалы, выдвинутые просвещением, понимание природы человека и общества, основанное на спекулятивном мышлении, т. е. достигнутое путем логических рассуждений, стали легкой добычей развившихся к этому времени естественных наук, которые “взбунтовались и с поистине плебейской жаждой правды действительности до основания разрушили возведенные фантазией великолепные сооружения”1. Ведущее место среди этих наук заняли биология и антропология.
1 Швейцер А. Указ. соч. - С.35.

2. Антропологические концепции причин преступности

“Внезапно однажды утром мрачного декабрьского дня я обнаружил на черепе каторжника целую серию атавистических ненормальностей... аналогичную тем, которые имеются у низших позвоночных. При виде этих страшных ненормальностей -как будто ясный свет озарил темную равнину до самого горизонта - я осознал, что проблема сущности и происхождения преступников была разрешена для меня”2, - такие слова были сказаны в 70-х годах XVIII в. тюремным врачом, итальянцем Ч. Ломброзо. Он увидел, по его убеждению, в чертах преступника характерные черты примитивного, первобытного человека и животных. “Преступник - это атавистическое существо, которое воспроизводит в своей личности яростные инстинкты первобытного человечества и низших животных”3.
2 Radzinowicz L OP. cit. - P. 29.
3 Ferrero J. Lombroso's Criminal Man. - N.Y., 1919. - P. XIV.

Преступниками не становятся, заявил он, преступниками рождаются. Они обладают отчетливо различными физическими чертами. Прирожденные индивидуальные факторы - основные причины преступного поведения, утверждал он. Ломброзо разработал таблицу признаков прирожденного преступника - таких черт (сигм), которые, выявив путем непосредственного измерения физических черт того или иного лица, можно было, как верил он, решить, имеем ли мы дело с прирожденным преступником или нет.
Нетрудно увидеть в этой концепции перенесение эволюционно-биологической теории развития видов Чарльза Дарвина в сферу изучения преступности. В самом деле, если эволюционно человек произошел от человекоподобной обезьяны, затем пережил стадию первобытной дикости, то не есть ли существование преступников проявлением атавизма, т. е. внезапным воспроизведением на свет в наше время среди современных, цивилизованных людей людей первобытных, близких к своим человекообразным предкам? К тому же и у Дарвина находили такое высказывание: “В человеческом обществе некоторые из наихудших предрасположенностей, которые внезапно, вне всякой видимой причины проявляются в составе членов семьи, возможно, представляют собой возврат к первобытному состоянию, от которого мы отделены не столь многими поколениями. Эта точка зрения как будто бы находит подтверждение в общераспространенной поговорке о черной овце1.
1 Darwin С. The Descent of Man and Selection in Relation to Sex. – L., 1874. - P. 137.

Первые же проверки таблиц Ломброзо показали, однако, что наличие у преступника особых физических черт, отличающих их от всех остальных современных людей и сближающих их с первобытным человеком, не более чем миф. Теория Ломброзо и вытекающие из нее современные мистификации исходят из положения о том, что между некоторыми физическими чертами и характеристиками организма человека, с одной стороны, и преступным поведением, с другой, существует определенная зависимость, что моральному облику соответствует и физическое строение человека. Следует указать, что в повседневном, бытовом сознании, отчасти в художественной литературе и других произведениях искусства (не самого высокого уровня), действительно фигурирует стереотип преступника ломброзианского типа (фигура злодея), которому противостоит добродетельный герой, чье физическое преимущество всегда дополняется преимуществом моральным. Однако никакого научного обоснования такие совпадения, конечно, не имеют.
В 1913 г. английский криминолог Горинг2 проверил исследование Ломброзо, сравнив заключенных со студентами Кембриджа (1000 человек), Оксфорда и Абердина (959 человек), с военнослужащими и учителями колледжей (118 человек). Оказалось, что никаких различий между ними и преступниками не существует. Подобное исследование и с теми же результатами осуществил В. Хиле в 1915 г.3
2 См.: Goring С. The English Convict. - L., 1913.-P. 173.
3 Healy W. The Individual Delinguent. - Boston, 1915.

Теория Ломброзо покоится также на представлении о том, что физическая норма (совершенство тела) само собой подразумевает совершенство моральное и что якобы вообще существует объективная норма (единая для всех времен и народов) физических черт человека. Ломброзо искренне считал, что для преступника характерно наличие черт “монгольского” типа. Он писал, что эти черты, характеризующие, по его мнению, преступника, “приближают преступника-европейца близко к доисторическому человеку и монголу”1.
1 Hartung F. Crime, Law and Society. - Detroit, 1965. - P. 39. В США сегодня говорят, что преступность - это удел по преимуществу черных и вообще “цветных” (прим. ред.].

И как только была развеяна легенда об анатомических отклонениях, предрасполагающих к преступлению, возникли новые течения подобного же рода, в основу которых были положены либо особенности эндокринной системы, желез внутренней секреции, либо психофизическая конституция людей (теория немецкого психиатра Э. Кречмера), либо врожденные свойства нервной системы (экстраверты и психопаты английского психиатра Айзенка)и т. д.2
2 Eysenk H Crime and Personality. -J., 1973.

Развитие генетики, возможность в не столь отдаленном будущем расшифровки генетического кода, законное само по себе стремление подвести научную базу под изучение преступности вновь и вновь вызывают к жизни попытки увязать противоправное поведение с биолого-анатомическими, врожденными чертами личности.
Между тем преступность - не биологическая, а социальная категория (иное не доказано). Ее изменчивость с изменением социальных условий является бесспорным фактом. Бесспорна также стабильность биологически наследуемых признаков. Но если из двух сопоставляемых явлений одно беспрерывно меняется, а другое нет, то трудно усмотреть основание для того, чтобы приписать им причинно-следственную связь. Индивидуальные свойства и качества, в том числе и врожденные, связанные с уникальным характером генетической программы каждого человека, безусловно, предопределяют многое в его поведении. Предопределяют (на уровне возможного), но не являются причиной.
Вызывает решительные возражения попытка подразделить эти врожденные свойства на криминогенные, предопределяющие антисоциальное поведение, и положительные, ведущие человека по пути добродетели, более ценные и менее ценные. Одной из разновидностей такого оценочного подхода к врожденным особенностям генетической программы является теория повышенной криминогенности лиц с набором хромосом типа XYY.
Известно, что в результате деления клеток все хромосомы, включая те из них, от набора которых зависит пол человека, распределяются таким образом, что в каждой новой клетке образуется полный набор хромосом. Сочетание хромосом типа Х и Y определяет пол человека (XX - женщина, XY - мужчина). В определенном проценте случаев это нормальное распределение может нарушаться. Одним из результатов такого нарушения (наличия лишней хромосомы иного типа, чем Х и Y) ведет к рождению умственно неполноценного индивида (синдром Дауна). Возможно, далее, нарушение нормального распределения хромосом за счет наличия в новой клетке лишней, второй хромосомы Y (XYY). В обычных условиях наличие одной хромосомы М предопределяет мужской пол человека. Отсюда возникло предположение, что у лиц с хромосомной формулой XYY имеются некие дополнительные характеристики “сверхмужчин” (повышенная агрессивность, сексуальность и т. д.), иными словами, возникла версия о том, что люди такого типа - прирожденные преступники.
В 1966 г. в английском журнале “Природа” был опубликован доклад криминолога П. Джекобса, где говорилось о том, что 3,5% “умственно отсталых пациентов-мужчин с опасными, насильственными или преступными наклонностями, содержащихся в одной из шведских тюрем, обладали лишней Y-хромосомой”. На этом основании П. Джекобс сделал вывод о том, что “у некоторых лиц побуждение к насилию может быть врожденным - может быть отнесено к тому, что обозначается как Y-хромосома”1.
1 Scienrific Digest. - L., 1967. - Р.ЗЗ.

В опровержение этого вывода американский генетик Т. Поуледж привел данные, согласно которым:
а) уровень мужского гормона (тестостерона), как показали исследования, у лиц с набором хромосом XYY не отличается от этого уровня у лиц с набором хромосом XY, повышенная сексуальность таких лиц не подтверждена;
б) чисто физическая характеристика - повышенный рост -характерна для всех лиц с набором хромосом типа XYY (иных физических отклонений нет);
в) психологические различия (коэффициент интеллекта), выявленные у лиц с набором хромосом XYY, хотя и ниже среднего по населению в целом, совпадают с показателями, характеризующими иных лиц, содержащихся в закрытых учреждениях (все лица с набором хромосом XYY исследовались либо в тюрьмах, либо в больницах);
г) сочетание хромосом XYY встречается в среднем у одного из тысячи рожденных, и этот процент весьма постоянен, он никак не корреспондирует со значительным ростом или снижением уровня насильственной агрессивной преступности;
д) главное заключается в том, что в отличие от иных нарушений набора хромосом, однозначно ведущих к появлению болезни Дауна, наличие лишней хромосомы Y не ведет к явным и специфическим отличиям психологии и поведения таких лиц.
Формы их поведения (в том числе и случаи совершения ими насильственных преступлений) ничем, по существу, не отличаются от подобных же поведенческих актов людей с нормальным набором хромосом, образующих основную массу насильственных перступников1.
1 Powledge Т. The XYY Man. Do Criminals Really Have Adnormal Genes. - Scientific Digest.- № V., 1976. - P. 33-38. См. о проблеме социального и биологического в преступном поведении: Дубинин Н.П., Карпец И.И., Кудрявцев В.И. Генетика. Поведения. Ответственность. - М.: Политическая литература, 1989.

3. Концепция социальной детерминации преступного поведения

Теория социальной физики в криминологии

9 июля 1813г. на заседании бельгийской Королевской академии наук в Брюсселе выступил с докладом астроном и математик А.Ж. Кетле. Он заявил: “Мы можем рассчитывать заранее, сколько индивидуумов обагрят руки в крови своих сограждан, сколько человек станут мошенниками, сколько станут отравителями, почти так же, как мы заранее можем подсчитать, сколько человек родится и сколько человек умрет... Здесь перед нами счет, по которому мы платим с ужасающей регулярностью –мы платим тюрьмами, цепями и виселицами”2.
2 Цит. по: Radzinowicz L. Ideology and Crime. -L., 1966. -P. 29.

Этот впечатляющий вывод явился закономерным следствием развития в XVIII в. демографической статистики. Однако вплоть до XIX столетия отсутствовали систематические статистические данные о преступности. Правда, еще в 1778г. И. Бентам высказал предположение о том, что в области преступности должны наблюдаться устойчивые статистические закономерности. Такая статистика, писал он, могла бы явиться наиболее совершенным методом снабжения законодателя данными, необходимыми для его работы. Такие данные могли бы составить разновидность политического барометра, посредством которого можно было бы судить об эффективности соответствующего законодательства. Точно так же, как уровень смертности говорит о физическом здоровье страны, уголовная статистика может свидетельствовать о ее моральном здоровье.
Исследования статистиков в области преступности проводились применительно к возрасту, полу, национальности, профессии и образованию преступников, к экономическим условиям, ко времени года. Центральный вывод, к которому они пришли, заключался в том, что ежегодная сумма всех преступлений, а также суммы конкретных видов преступлений сохранялись примерно одинаковыми каждый год. Такая же закономерность была обнаружена и в цифрах преступлений, характеризующих состояние преступности в определенных социальных условиях, в городе или деревне и т. д.
Было выявлено, что, складываясь из отдельных преступных актов, образуется явление, отличное от составляющих его частей, т. е. преступность как социальный феномен, который существует только в обществе и зависит от условий этого общества.
Чем же отличается преступность, т. е. совокупность преступлений, от каждого отдельного преступления? Как эту проблему решали наши предшественники? Суть состоит в том, что если каждое отдельно взятое преступление могло случиться, а могло и не случиться, то по отношению к совокупности таких случайных явлений подобный подход невозможен, здесь приходится констатировать, что “это не только могло, но и должно было случиться”, т. е. преступность в целом есть явление закономерное для конкретных условий конкретного общества.
Но если преступность в отличие от отдельного преступления существует постоянно, устойчиво проявляясь, то, следовательно, ее существование вызывается к жизни также какими-то стабильно действующими силами. Признание преступности в качестве социальной закономерности неизбежно ведет к признанию его обусловленности социальными явлениями, способствующими или препятствующими существованию преступности.
Этот вывод и сделал Кетле. “Общество, - писал он, -заключает в себе зародыш всех имеющих совершиться преступлений потому, что в нем заключаются условия, способствующие их развитию; оно, так сказать, подготовляет преступление, а преступник есть только орудие. Всякое социальное состояние предполагает, следовательно, известное число и известный порядок преступников, которые являются как необходимое следствие его организации. Это наблюдение, которое на первый взгляд может показаться безотрадным, напротив, очень утешительно, если ближе всмотреться в него. Оно указывает на возможность улучшения людей посредством изменения учреждений, привычек, состояния образованности и вообще всего, что имеет влияние на их быт”1.
1 Цит. по: Гернет М.Н. Моральная статистика. - М., 1922. - С. 16.

Впервые, следовательно, в криминологии была подчеркнута важность социальных условий, продемонстрирована социальная детерминированность преступности, ее относительная независимость от воли и усмотрения отдельных людей, ее производный характер от условий социальной среды.
Именно в этот период французский криминолог А. Лакассань вывел знаменитую формулу: каждое общество имеет тех преступников, которых оно заслуживает2. Эта фраза была произнесена им в 1885 г. на I международном конгрессе антропологов в Риме.
2 Mannheim H. Conparative Criminology – L., 1973. -Vol. 2. - P. 422.

Концепция социального детерминизма позволила превратить казавшиеся случайными и разрозненными факты в серьезный показатель господствующих социальных условий. Впервые в истории человеческой мысли преступность стали рассматривать в качестве социального явления.
Центральная идея Кетле - доказать подчиненность человеческих действий определенным законам. Он приходил к выводам о влиянии на совершение преступлений возраста людей, их пола, профессии, образования, климата, времен года и пр.3
3 Подробный анализ взглядов Кетле дан в кн.: Герцензон А.А. Введение в советскую криминологию. - М.: Юрид. лит., 1965.

Позиция социального детерминизма в криминологии влечет за собой чрезвычайно важные выводы. И первый из них заключается в том, что, не изменив социальных условий, вызывающих к жизни преступления, тщетно было бы пытаться радикально повлиять на преступность. Если основанием преступности являются объективные (т. е. не зависящие от воли людей) факторы, то преступность отныне перестает казаться всего лишь порождением эгоистических устремлений некоторых людей. Такое представление о преступности возникает стихийно и является чрезвычайно устойчивым. Действительно, кажется очевидным, что совершают преступления те, кто хочет их совершить (свободная воля). Хочет совершить преступление тот, кто эгоистичен, испорчен, невоспитан. Достаточно уговорить этих людей (или запугать их) - и преступления уменьшатся, преступность исчезнет.
Если же не все в поведении людей зависит от их намерений, желаний (от их воли), если их поступками движут и объективные факторы, тогда ни жестокие наказания, ни самое совершенное уголовное законодательство, ни самая идеальная машина юстиции сами по себе радикально повлиять на преступность не в силах.
Идея о причинности в области человеческих действий, возникнув, никогда не будет вычеркнута из совокупности наук, изучающих поведение людей.
Концепцию Кетле ограничивало, однако, механическое понимание социального детерминизма. Для социальной жизни он пытался вывести законы, аналогичные принципам механики (действие равно противодействию, равновесие - основное свойство общества, оно может быть устойчивым и неустойчивым и т. д.). Законы же эти якобы едины для всех эпох и всех народов.
Именно в этом пункте проявляется ограниченность механистического детерминизма в объяснении социального феномена преступности, так как выясняется одно важное положение гносеологического характера: без статистической корреляции нет причинности, но наличие таких корреляций еще не предрешает вопроса об их содержательной характеристике. И в ходе содержательного истолкования статистических корреляций неизбежно вторжение существенного качественного элемента -той системы положений мировоззренческого характера, в пределах которой формируются взгляды исследователя, чьи установки, взгляды (и подчас предрассудки) и являются субъективным воплощением указанных объективных категорий господствующего общественного, классового сознания.
Конечно, Г. Манхейм прав, когда пишет, что “каждое общество обладает таким типом преступности и преступников, которые соответствуют его культурным, моральным, социальным, религиозным и экономическим условиям”1. Тут же, несколькими страницами позже, он добавляет, что преступность - это “глубоко укоренившаяся болезнь нашего общества”2.
1 Mannheim H. - Op. cit. - Р. 422.
2 Там же. С.427.

Это добавление весьма примечательно. Оно исходит из следующих подразумеваемых предпосылок, которые важно ясно сформулировать и критически оценить: 1) преступность - социальная болезнь; 2) раз есть болезнь (как отклонение от нормы), то есть и здоровье (как воплощение нормы); 3) как бы ни было больно общество, есть возможность и перспектива вылечить его. Но излечим ли такой организм? Болезнь ли преступность или неотъемлемая часть социального строя?
Ответить на эти вопросы в рамках механистического детерминизма невозможно. “Согласно механистическому материализму все качественные различия явлений сводились к количественным; все психические явления - к материальным физиологическим процессам. Продукты человеческой деятельности механически “выводились” из низших форм движения материи без выявления их специфической природы. Редукционистская установка, требующая выводить высшее из низшего, специфически человеческое из “дочеловеческого”, духовное из биологического, соединялась с механизмом в понимании связи высших и низших уровней природы, с отрицанием качественного различия между ними, специфики продуктов человеческой духовной культуры”1. Преступность, как это ни печально признать, - также один из продуктов исторически развивающейся человеческой духовной культуры.
1 Осипова Е.В. Социология Эмиля Дюркгейма. - М.: Наука, 1977. –С. 54.

Труды первых статистиков вдохновлялись достижениями естественных наук в описании и объяснении явлений и процессов неживой природы, в познании проявляющихся в них закономерностей, перспективой сознательного воздействия человека на материальные условия его существования. Бурный технический прогресс того времени наглядно демонстрировал возможность такой перспективы.
В этих условиях казалось заманчивым перенести успешные, эффективные методы естественных наук в традиционно философские, умозрительные, метафизические области - в сферу организации и рационального устройства человеческого общества, с той же точностью познать его законы и с тем же эффектом отрегулировать его механизм, в том числе объяснить и побороть преступность.
Создать социальную физику, познать естественно-научными методами общественный механизм, а затем наладить и отрегулировать его разумным образом - такова была цель. Результаты оказались крайне разочаровывающими. Игнорирование социокультурных детерминант поведения вело к созданию неадекватной, неполной картины общества - общества без культуры. Позиция вульгарного, механистического детерминизма показала свою несостоятельность.
Начало XX в. принесло с собой большой рост преступности.
Преступность приобрела новые отличительные черты. По мнению английского криминолога Л. Радзиновича, ее характеризует, во-первых, рост числа бездомных1, агрессивных, разрушительных действий (hooliganism - хулиганство), во-вторых, появление некоторых иных форм насилия. Он не расшифровывает этот признак, но можно указать на такой вид преступности, как массовые убийства (слабо или совсем немотивированные убийства целых групп потерпевших). В-третьих, распространяются новые виды краж, прежде всего автомобилей, а также ценностей. В-четвертых, возрастает роль наркотиков в преступности. Пятая черта - распространение преступности “белых воротничков” (бизнесменов, директоров корпораций и т. д.). Шестая -рост числа преступников из так называемого среднего класса -сравнительно обеспеченного слоя общества. Седьмая - постоянный рост удельного веса несовершеннолетних в статистике преступности. Восьмая - возрастание процента впервые осужденных по сравнению с редицивистами2.
1 О том, что бездомных преступлений не бывает, говорят исследования советских криминологов и специалистов в области уголовного права. Но есть преступления с так сказать неразгаданными, непознанными мотивами (их можно познать лишь как результат глубоких исследований {прим. ред.].
2 Radzinowicz L. Op. cit. - P. 65-66,

К этой картине преступности можно добавить следующие характерные черты: концентрация преступности в городах, причем центрами преступности становятся районы трущоб; более высокий уровень преступности в развитых странах по сравнению со слаборазвитыми; индустриализация преступности, т. е. превращение ее в преступность, организованную по принципу крупной капиталистической монополии.
Социальный детермизм Кетле, будучи механистическим, был не в состоянии объяснить этот рост преступности. Ставились под вопрос следующие постулаты механистического детерминизма:
1. В обществе, как и в любом механизме, как и в естественных процессах, описываемых физикой Ньютона, причинная связь действует однонаправленно, по схеме причина-следствие. В социальной же реальности, как оказалось, причина и следствие постоянно меняются местами, взаимодействуют. Низкий материальный уровень, необеспеченность действительно ведут к росту имущественных преступлений, но рост материального достатка сам по себе вызывает в соответствующих социальных условиях еще более крайние формы преступности. Так, анализируя данные уголовной статистики за 50 лет (1830-1880 гг.), французский психолог и криминолог Г. Тард писал: “Но особенно увеличилась алчность, кажется, вместе с увеличением народного благосостояния”3.
3 Тард Г. Сравнительная преступность. - М., 1907. - С. 88.

2. Общество, как и любой механизм, основано на определенном, ограниченном числе правил и принципов, познавая которые люди окажутся способными вести себя разумно, т. е. в соответствии с этими познанными правилами, а поэтому рост грамотности, образованности сам по себе способствует снижению преступности. Однако и этот, казавшийся вполне резонным, постулат себя не оправдал.
Эпоха торжества буржуазных идеалов оказалась эпохой глубокого разочарования в области борьбы с преступностью. В негодовании и недоумении Тард восклицает: “Как! Рост трудовой деятельности и богатства делает естественным рост преступлений и преступников! А где же, следовательно, нравственная сила труда, нравственная добродетель богатства, о которых столько говорили? Образование сделало большие успехи. Где же благодетельное, столь прославленное действие просвещения на нравы? Как! Три великих предупредительных лекарства от социальной болезни: труд, общее довольство и образование - усиленно действовали не раз, а поток преступности, вместо того, чтобы пересохнуть, вдруг вышел из берегов!”1.
1 Тард Г. Сравнительная преступность. - М., 1907. - С. 95.

Вот вопросы, вставшие перед криминологами. Тард на основе анализа современного ему общества (а это актуально и сегодня) пришел к выводу, что всякий коммерсант, обманывающий своих клиентов, - вор, что всякий кондитер, подмешивающий вино, - отравитель и что вообще всякий фальсификатор -подделыватель... У преступников есть много и других соучастников даже в высших классах общества; сколько взяток, сколько грязных сделок, фиктивных торгов не обходится без участия людей богатых и признаваемых честными, извлекающих отсюда выгоды... “Если бы дерево преступности со всеми своими корнями и корешками могло бы быть когда-нибудь вырвано из нашего общества, оно оставило бы в нем зияющую бездну”2.
2 Тард Г. Преступник и преступления. - М., 1906. - С.62.

Затем, правда, как бы испугавшись собственного вывода, он спешит заявить, что преступность - нечто противоположное самому обществу, преступник - это “социальный экскремент”, “отвратительный отброс сел и городов”.
Он спешит предупредить, что аналогия между преступлением и другими социальными явлениями, особенно индустрией, не должна заставить забыть различие, существующее между ними. Преступление, пишет он, - явление социальное, как и всякое другое, но в то же время и антисоциальное, “как рак, участвующий в жизни организма, но содействующий его умерщвлению”3.
3 Там же. С.317.

Так, Тард, вопреки Ломброзо, выведя “злого духа преступности” за пределы организма преступника, затем, вопреки Кетле, отказавшись от “физических” причин преступности, спешит вывести преступность и за пределы социального организма современного ему общества.
В начале XX в. возникла необходимость дать новое истолкование социальных явлений и в том числе преступности, ввести новые категории и понятия и среди них прежде всего категории и понятия современной духовной культуры общества, преодолеть механистический материализм Кетле, исходя из положения о том, что нет и не может быть общества без культуры, что именно наличие духовной культуры - принципиальная черта любых форм человеческого общежития, что, не исследуя ее специфических законов, нельзя объяснить никакое социальное явление, в том числе и преступность. Все дело в том, какова эта культура.

Структурно-функциональный анализ в криминологии

Механистический материализм исходил из влияния на преступность материальных, физических факторов, данных от природы, в одном ряду с социальными и социокультурными факторами. Реальные изменения в состоянии и уровне преступности опрокинули упрощенные конструкции механистического материализма в криминологии. Значило ли это, что объективные условия бытия людей, прежде всего в их материальном выражении, не влияют на преступность? Или, быть может, они влияют, лишь преломляясь через факторы иного, нематериального характера?
Но что же это за факторы и не являются ли они простой суммой объективных признаков воли, сознания, стремления отдельных индивидов? В чем скрыта детерминация человеческого поведения, в том числе преступного? В субъективном мире индивида или в материальных факторах окружающей его среды? И если механистический материализм показал свою ограниченность, а подчас и несостоятельность в объяснении преступности, не означает ли это принципиальной невозможности ее причинного объяснения, неизбежности возврата к пониманию преступности как результата совокупной злой воли преступников?
На повестку дня встал вопрос о природе культурных ценностей и идеалов как детерминант социального поведения. На вопрос о том, могут ли феномены культуры быть приравнены к природным явлениям, механистические материалисты отвечали утвердительно. Идеалисты же отрицали в принципе возможность детерминистического подхода к изучению феноменов человеческой культуры, утверждали первичность духовного мира.
Вскрыть специфику детерминации социального поведения, не сводимую ни к механистическому материализму, ни к субъективному идеализму, стремился известный французский социолог Э. Дюркгейм1.
1 Подробный анализ социологических воззрений Э. Дюркгейма см. в кн.: Осипова Е.В. Социология Эмиля Дюркгейма.

При этом он исходил из следующих положений:
1) законы природы и общества характеризуются единством - нет двух миров, совершенно несхожих по характеру своих законов;
2) тем не менее общественный мир обладает по сравнению с природным весьма существенной спецификой, игнорирование которой и оказалось уязвимым местом механистического материализма;
3) общественные феномены, как и природные явления, познаваемы строго научными методами;
4) принцип детерминизма действует и в сфере общественной жизни, однако, чтобы раскрыть его специфику, необходимо подойти к социальным явлениям, во-первых, как к реальности, как к объективно существующим феноменам, и, во-вторых, как к феноменам особого рода, присущим только человеческому обществу.
Значит, и в сфере физических, материальных явлений, с одной стороны, и в сознании индивидов, с другой, следует отыскивать причины социальных явлений, в том числе преступности. Социальное (преступность) следует выводить из социального же и только из него. Социальное существует реально и объективно, как и естественное, природное.
Принципиальным для социологического метода Дюркгейма является его утверждение о том, что “социальные явления должны изучаться как вещи, т. е. как внешние по отношению к индивиду реальности. Для нас, - писал он, - это столь оспариваемое положение является основным”2.
2 Дюркгейм Э. Самоубийство. -Спб., 1912. -С. 5.

Объективно существующие социальные явления Дюркгейм именовал “социальными фактами”. Что же это такое? Прежде всего, это образы мыслей, действий и чувствований, находящихся вне индивида и воздействующих на его поведение.
Это положение нуждается в особом разъяснении. Разве возможно, чтобы мысли, действия и чувства человека - продукт его воли, разума и эмоций - отделились от него и стали существовать вне индивида и, более того, служить силой, принуждающей его к тому или иному образу действий? Дюркгейм доказывал, что коллективные мысли и наклонности иного происхождения, чем индивидуальные, и что у первых существуют такие черты, которых нет у вторых.
Он утверждал, что коллективные наклонности имеют свое особое бытие: они настолько же реальны, насколько реальны силы космические, хотя они и имеют различную природу; они влияют на индивида также извне. Социальные факты - не словесные сущности, а реальности sui generis (особого рода), которые можно измерять, сравнивать по величине так, как это делают по отношению к интенсивности электрических токов или источников света.
Возможно ли, чтобы то, что в каждом отдельном случае было продуктом деятельности индивида, в целом становилось чем-то другим, отличным от составляющих его частей? Не являются ли коллективные чувства, мысли, представления простой суммой того, чем обладает каждый человек в отдельности?
Нет, это не так - утверждал и стремился доказать Дюркгейм. Над индивидом стоит высшая реальность - коллектив, при этом группа, образованная из ассоциированных индивидов, -реальность совершенно иного рода, чем каждый индивид, взятый отдельно. Отсюда следует, что коллективные состояния существуют в группе раньше, чем коснутся индивида как такового и сложатся в нем в новую форму чисто внутреннего психического состояния.
Правила о том, как надо и как не надо себя вести, что более ценно и важно в жизни и что менее существенно, чего следует желать и к чему стремиться, даже то, как следует одеваться и причесываться (мода), чувство патриотизма, подъем общественного настроения или его падение, чувство неверия или общая вера - все эти социальные факты, по Дюркгейму, существуют объективно и реально в обществе, обладают определенной независимостью от людей (от тех самых людей, в сознании которых они возникают), и, более того, эти коллективные представления повелительным образом влияют на поведение людей.
Между взглядами, настроениями и представлениями отдельных людей, отмечал Дюркгейм, а также взглядами, идеями, настроениями и представлениями, существующими в коллективе, в обществе, есть качественная разница. Так, общественная мораль всегда строже, бескомпромиссней, интенсивней, чем индивидуальная мораль каждого в отдельности члена этого общества. Она более устойчива и постоянна. Она диктует людям правила поведения, детерминирует это проведение.
Свою концепцию Дюркгейм не только сформулировал теоретически, но и применил ее для подробного анализа такого социального явления, как убийства и самоубийства.
Дюркгейм сформулировал принципиально важное для него понятие социальной аномии, подхваченное и развитое в работах современных американских криминологов.
Свой анализ явлений социальной аномии Дюркгейм начинает с констатации положения о том, что всякое живое существо может жить, а затем чувствовать себя более счастливым только при том условии, что его потребности находят свое достаточное удовлетворение. Важным условием при этом является равновесие между стремлением (их границами, пределами) и степенью удовлетворения этих стремлений.
При этом потребности органические (в пище и т. п.) могут найти свое ограничение в физических свойствах самого организма. Но человек - существо социальное, и стремление к благополучию, комфорту и роскоши, как полагает Дюркгейм, не находит себе естественных ограничений ни в органическом, ни в психическом строении человека.
Границы этих чисто человеческих, социальных потребностей могут быть только социальными, т. е. установлены обществом.
Дюркгейм полагал, что, как общее правило, в моральном сознании общества можно найти смутное понимание относительной ценности различных социальных функций и того вознаграждения, которого достойна каждая из них. Если субъект дисциплинирован и признает над собой коллективный авторитет, т. е. обладает здоровой моральной конструкцией, то он чувствует сам, что требования его не должны подниматься выше определенного уровня. Индивидуальные стремления заключены в этом случае в определенные рамки и имеют определенную цель.
Поскольку сдерживающая регламентация имеет своей целью ограничивать индивидуальные страсти, постольку источником своим она должна иметь начало, возвышающееся над индивидами.
Однако в момент общественной дезорганизации, будет ли она происходить вследствие болезненного кризиса или, наоборот, вследствие благоприятных, но слишком внезапных социальных преобразований, общество оказывается временно неспособным проявлять нужное воздействие на человека. В этих условиях, пока социальные силы, представленные самим себе, не придут в состояние равновесия, относительная ценность их не поддается учету, и, следовательно, на некоторое время всякая регламентация оказывается несостоятельной. Никто не знает в точности, что можно, а чего нельзя, на что можно обоснованно претендовать, а на что претензии являются чрезмерными. При этом “общее состояние дезорганизации, или аномии, усугубляется тем фактором, что страсти менее всего согласны подчиняться дисциплине именно в тот момент, когда это всего нужнее”1. Состояние аномии Дюркгейм рассматривает как проявление социальной дезорганизации общества и как основную социальную причину самоубийств и преступности, в частности определенных разновидностей умышленных убийств.
1 Дюркгейм Э. Самоубийство. -Спб., 1912.-С. 34.

Важно подчеркнуть далее, что “методология Дюркгейма включала и такие принципы, которые наряду с некоторыми его теоретическими положениями стали достоянием другой ведущей школы современной буржуазной социологии - структурного функционализма”2.
2 Осипова Е.В. Социология Эмиля Дюркгейма. - М.: Наука, 1977. -С. 258.

Идеи структурного функционализма сказались на объяснении преступности, воплотившись в ряде конкретных криминологических теорий.
Социолог Б. Малиновский отмечал, что функциональный анализ “стремится объяснить антропологические факты на всех уровнях их развития с помощью их функций, с помощью выявления той роли, которую они играют в системе культуры в целом, с помощью анализа способа, посредством которого они связаны друг с другом в данной системе... Функциональное рассмотрение культуры настаивает поэтому на принципе, согласно которому в каждом типе цивилизации любой обычай, материальный объект, идея или верование выполняют некоторую жизненную функцию, должны решать некоторую задачу, представляют собой неотъемлемую часть в рамках действующего целого”3.
3 Malinowski В. Antropology. Enciclopedia Britanica. – L., 1938. -Vol. "l.-Suppl.-P. 132-133.
По Малиновскому, все основные социальные институты связаны, в конечном итоге, с первичными биологическими потребностями человека, а потому, как характеризует это положение функционализма Э. Нагель, “функциональное объяснение социального факта должо выявить значение этого факта для сохранения существования того или иного института, показав его функции в удовлетворении первичных потребностей человека”4.
4 Нагель Э. Функционализм в общественных науках /В кн.: Структурно-функциональный анализ в современной социологии. - М., 1968. -С. 371.

Наличие, постоянное сохранение в обществе какого-либо социального факта, культурного явления невозможно без признания того, что это явление выполняет определенную социальную функцию.
Структурно-функциональный анализ представляет собой метод объяснения социальных фактов с помощью выявления их функций, вскрытия той объективной роли, которую эти факты играют в общественной жизни, показывая при этом, каким образом исследуемые явления взаимодействуют друг с другом и с обществом в целом. Цель структурно-функционального анализа - объяснение изучаемых фактов путем установления их значения для больших социальных структур, частью которых эти факты являются.
Исходя из центрального постулата функционального анализа, согласно которому то, что постоянно существует в обществе, воплощает определенную социальную функцию, был поставлен вопрос о том, какую функцию в таком случае выполняют преступление и наказание.
К началу XX в. стало очевидным, что наиболее интенсивно преступность растет в тех странах, в которых бурно развивается капиталистическое производство, происходит индустриализация, развиваются города, где нарастают и ускоряются социальные перемены. Отождествляя развитие капитализма с социальным прогрессом, Дюркгейм выдвинул и отстаивал тезис, согласно которому социальная функция преступности заключается в том, что ее существование (в определенных пределах) есть проявление условий, необходимых для социального развития и изменения общества. Преступность - один из факторов общественного здоровья, неотъемлемая часть всех здоровых обществ1 , констатировал он, утверждая, что “преступность не только предполагает наличие путей, открытых для необходимых перемен, но в некоторых случаях прямо подготавливает эти изменения”2. Чтобы был прогресс, полагал он, необходимы отклонения от норм и установленных правил, если же это невозможно, то не будет преступности, но и не будет развития и изменения в общественной жизни. “Итак, - заключил он, - преступность необходима; она прочно связана с основными условиями любой социальной жизни и именно в силу этого полезна, поскольку те условия, частью которых она является, сами неотделимы от нормальной эволюции морали и права”3. Ненормальны лишь чрезмерная преступность либо ее слишком низкий уровень. В первом случае обществу грозит распад, во втором -застой в социальном развитии.
1 Дюркгейм Э. Норма и патология /В кн.: Социология преступности. - М.: Прогресс, 1966.-С.42.
2 Там же, С.43
3 Там же, С.42.

Нормально и применение уголовного наказания, служащего для обеспечения центральной социальной функции - наглядно демонстрировать значение определенных социальных ценностей, служить цели объединения людей в обществе вокруг этих ценностей.
Функциональный подход к объяснению преступности в современном обществе наиболее ярко воплотился в криминологических концепциях таких социологов, как Р. Мертон, Т. Селлин и др.
Социологическая теория причин преступности в современном американском обществе, сформулированная Р. Мертоном, противопоставляется концепциям, которые приписывают “неудовлетворительное функционирование социальной структуры прежде всего тем повелительным биологическим влечениям человека, которые недостаточно сдерживаются социальным контролем”, т. е. фрейдистским и неофрейдистским концепциям в криминологии. Он задается при этом целью выяснить, что именно влияет на возникновение такой ситуации, в которой нарушение социальных норм представляет собой нормальную реакцию людей. На место фрейдистского понимания преступности как следствия первородного греха он выдвигает конструкцию, где преступность - следствие “социально порожденного греха”1. Мертон прямо обращается к анализу культурной основы современного американского общества. При этом положение Дюркгейма о том, что современное капиталистическое общество настолько предано достижению цели материального успеха (коммерческого и индустриального прогресса), что оно возбуждает неограниченные вожделения и в то же время не в состоянии контролировать формы, в которых это вожделение выражается, - эта концепция оказалась полностью применимой к Соединенным Штатам Америки.
1 Дюркгейм Э. Норма и патология /В кн.: Социология преступности. - М.: Прогресс, 1966.-С. 299.

Мертон стремился при этом обеспечить последовательный систематический подход к изучению социокультурных источников отклоняющегося от нормы поведения.
В качестве строительного материала для своей теории Мертон использует два капитальных понятия: аномия и социальная структура общества, при этом первое выступает как производное, как следствие процессов, происходящих в рамках социальной структуры.
Аномия, по Мертону, мыслима в двух измерениях: во-первых, состояние аномии может характеризовать общество, в котором нормативные стандарты поведения, а также существующие в нем убеждения либо серьезно ослаблены, либо отсутствуют; во-вторых, состояние аномии может быть применимо и к отдельному лицу, если оно социально дезориентировано, находится в состоянии тревоги и переживает чувство изолированности от общества. Следовательно, термин аномия призван был обозначать не само по себе отклонение от нормы в поведении, а тем более и не само правонарушение, а скорее подоплеку такого поведения, почву, на которой могут развиться антисоциальные проявления.
Понятие социальной структуры, по Мертону, не сводится к классовой структуре общества, хотя Мертон в ряде случаев говорит о классовой структуре современного американского общества. Складывается социальная структура из двух фаз - тех основных, наиболее существенных целей, которые ставят перед собой социальные группы общества либо которые ставятся перед ними жизнью, - так называемые жизненные устремления группы (первая фаза социальной структуры). Ее вторая фаза -это те средства, которые употребляются в ходе достижения указанных целей для удовлетворения жизненных устремлений социальных групп общества. Мертон подчеркивает при этом, что определенные аспекты социальной структуры могут породить противоправное и антисоциальное поведение именно вследствие различия в значениях, придаваемых, с одной стороны, целям, а с другой - нормам, регулирующим их достижение, т. е. средствам.
Сами эти средства также двояки: их можно подразделить на предписываемые (законные) средства и на средства, наиболее эффективные, наиболее успешные, ведущие к результату кратчайшим путем. Для концепции Мертона чрезвычайно важно указание на то, что законность и эффективность вовсе не обязательно совпадают применительно к избираемым средствам (то, что законно, вовсе не обязательно наиболее эффективно, и наоборот).
Следующее исходное положение заключается в том, что в принципе господствующее в данном обществе отношение к целям, стоящим перед его членами, и средствам, избираемым для их достижения, может быть неодинаковым. Так, все внимание может быть перенесено на цели, а характером средств можно полностью пренебречь, и наоборот.
Мертон выдвигает здесь свой центральный тезис о том, что нарушение равновесия между средствами и целями как фазами социальной структуры служит основанием для возникновения состояния аномии.
Случай, когда все внимание уделяется достижению цели, а характер избираемых средств полностью игнорируется, является центральным объектом анализа в концепции Мертона, так как в результате стремления добиться цели любой ценой, не считаясь со средствами, интеграция общества ослабевает и развивается аномия. При этом он констатирует следующие положения, характеризующие, по его мнению, состояние социальной структуры современного американского общества.
1. Богатство как всеобщий символ успеха. Чрезвычайный акцент, делаемый в американском обществе на приобретение богатства в качестве символа успеха, препятствует достаточно эффективному контролю над применением установленных норм, регулирующих приобретение состояния. Обман, коррупция, аморальность, преступность - короче говоря, весь набор запрещенных средств становится в возрастающей степени обычным тогда, когда акцент на достижении успеха, стимулируемого данной культурой, отделяется от акцента на соответствующее применение дозволенных средств.
2. Ограничение социальных возможностей только областью физического труда в зонах трущоб. По мнению Мертона, в зонах с высоким уровнем преступности существует ограничение профессиональных возможностей человека только неквалифицированным трудом. Это связано с низким доходом. Такой образ жизни не может конкурировать с организованной аморальностью, приносящей гораздо более высокие доходы.
3. Возрастающая жесткость (окостенение) классовой структуры. Мертон пишет, что действительное достижение желаемых символов успеха по общепринятым каналам является, вопреки официальной американской идеологии открытых классов, относительно редким и затруднительным. Имеется множество доказательств того, что классовая структура американского общества становится менее подвижной и вертикальная мобильность (возможность продвижения наверх) снижается. Лидеры бизнеса в Америке в возрастающей степени рекрутируются из высших слоев общества, а стереотип - каждый посыльный может стать президентом - не более чем “полезная приманка” для тех, кто может “взбунтоваться” в случае, если такая утешительная надежда будет устранена.
Вывод Мертона таков: антисоциальное (и преступное) поведение ощутимо возрастает, если в обществе (любом!) превыше всего превозносятся определенные символы успеха, якобы общие для населения в целом, в то время как социальная структура этого общества ограничивает или полностью устраняет доступ к законным средствам завладения этими символами для значительной части этого населения.
Требования культуры поведения, предъявляемые к лицу в подобном случае, несовместимы. С одной стороны, от него требуют, чтобы оно ориентировало свое поведение в направлении сделать это установленным, законным способом.
С другой стороны, члены таких групп общества (любого!) подвергаются серьезному давлению, принуждающему их отвергнуть законные средства достижения превозносимого успеха, которые бесполезны для них, и пытаться достичь успеха путем применения беззаконных средств. Сам факт, что успех личности в современном американском обществе измеряется в долларах, оценивается лишь по величине богатства, которым владеет индивидуум, причем о средствах, которым оно добыто, никто особенно не спрашивает, поощряет к использованию любых, в том числе и преступных, средств завоевания такого рода успеха.
Понятие аномии как состояния социальной предрасположенности некоторых групп общества к развитию в своей среде преступных способов поведения получило серьезное распространение в современной американской криминологии.
В начале века П. Сорокиным был поставлен вопрос: почему “не всегда и не везде уровень преступности высок среди бедняков... во многих бедных странах уровень преступности ниже, чем в богатых странах. Экономический рост во второй половине XIX и в начале XX в. не сопровождается снижением преступности?”1
1 Sorokin P. Contemporary Sociological Theories. - N.Y., 1928. - P. 500-561.

Р. Мертон так отвечает на этот вопрос: не просто бедность, и не просто ограничения в возможностях, а навязывание всему населению цели материального успеха, господство единых для всех символов социального продвижения при недоступности или явно неравной доступности законных средств для завладения ими - в этом суть аномии как фактора роста преступности. “Доктрина “цель оправдывает средства” становится ведущим принципом деятельности в случае, когда структура культуры излишне превозносит цель, а социальная организация излишне ограничивает возможный доступ к одобряемым средствам”2.
2 Социология преступности. - С. 311.

Подобный порядок с неизбежностью ведет к распаду социальных связей. Самой общей функцией социальной организации является обеспечение таких условий, которые позволяли бы прогнозировать и регулировать поведение людей в обществе. Однако по мере того, как увеличивается разъединение целей и средств в деятельности людей, по мере расширения сферы господства принципа “успех любой ценой” эффективность этой функции все более ограничивается. В этих условиях люди перестают видеть в окружающих также людей, достойных человеческого отношения, и низводят их на уровень бездушных средств, подлежащих использованию на пути к собственной цели. Это ведет к культурному хаосу, аномии, войне всех против всех.
Применение структурно-функционального анализа в криминологии приводит к важным познавательным последствиям: причинное объяснение преступности дополняется выявлением функциональной связи с преступностью элементов социальной структуры. Это позволяет показать функциональную предопределенность преступности конкретными характеристиками социальной структуры и культуры общества.

Глава VIII
Современное состояние преступности в зарубежных странах

<< Пред. стр. 4 (из 14) След. >>

Список литературы по разделу