<< Пред.           стр. 18 (из 27)           След. >>

Список литературы по разделу

 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 § 4. ОБЩЕСТВО КАК РЕАЛЬНАЯ ГРУППА ЛЮДЕЙ
 
 Все сказанное выше позволяет нам утверждать, что общество не сводимо к сумме образующих его индивидов. Переводя это философское утверждение на язык социологии, мы имеем право относить общество к особому классу реальных социальных групп. В социологической теории общественные группы и объединения подразделяются на формальные и неформальные, самореферентные и объективно-статусные и т.д. и т.п. Для наших целей мы должны прежде всего определить различие между группами реальными и номинальными.
 
 Из сказанного выше понятно, что реальные социальные группы основаны на системном взаимодействии образующих их субъектов, вне и помимо которого невозможно (или затруднено) достижение их личных целей, задач индивидуального самосохранения и развития. Такое взаимодействие создает особые интегральные реалии совместной деятельности, которые выходят за рамки отдельных человеческих действий и влияют на их содержание, во многом определяя его. Системный характер реальных групп проявляется в наличии выраженной взаимосвязи между частями и целым, при которой существенное изменение каждой выделенной части сказывается на свойствах и состояниях других частей и целого и, наоборот, изменение интегральных свойств и состояний целого сказывается на его частях.
 
 Именно так устроены реальные группы, в которых отдельные действия людей вплетены в систему организованного взаимодей-
 
 325
 
 ствия, а каждый индивид имеет свое место и свою роль (свой статус и свою функцию) в коллективной деятельности. Наличие такой коллективной деятельности, направляемой надындивидуальными интересами, целями, ценностями, нормами и институтами, является главным и решающим признаком реальной социальной группы, отличной от суммы образующих ее индивидов.
 
 Номинальные группы, напротив, не обладают свойствами внутренней системной самоорганизации. В действительности они представляют собой некие статистические совокупности людей, не связанных формами и институтами совместной деятельности, выделяемые внешним наблюдателем на основе признаков, которые или не могут быть, или еще не стали причиной реальной консолидации человеческих коллективов.
 
 В первом случае речь идет о социально нейтральных признаках, общность которых "в норме" не порождает у людей сколь-нибудь значимых социальных следствий. Возьмем, к примеру, такие номинальные группы, как "сладкоежки", "близорукие", "люди среднего роста" или "носящие желтую кожаную обувь". Совершенно очевидно, что сам по себе рост людей или фасон их обуви не создает у них ни общих интересов, ни коллективных целей, ни вытекающей из этого совместной скоординированной активности. Соответственно, у групп, "подобранных" по этим признакам, отсутствует как реальная социальная общность, так и ее самосознание, то своеобразное чувство "мы", которое присутствует у футболистов "Спартака", членов бригады плотников или функционеров либерально-демократической партии.
 
 Конечно, мы должны учесть, что в некоторых случаях отношение к сладкому или характер одежды людей могут обретать определенное социокультурное значение - как это происходило, к примеру, на планете Кин-дза-дза, где ношение малиновых штанов означало высокий социальный статус их владельца (нечто подобное происходило, как мы знаем, в реальном европейском феодализме с присущим ему институтом престижного потребления, позволявшим носить меха лишь строго определенным сословным группам людей). Но это вовсе не значит, что особенности одежды становились действительной основой консолидации людей; напротив, они лишь символизировали реальные отношения собственности и власти, не будучи способны подменить их - точно так же, как номерок из гардероба не может заменить обозначаемую им шубу. В данном случае мы имеем классический пример "отношений представленности" как способности социокультурных объектов и процессов являть собой иное, обозначать нечто отличное от них самих.
 
 Выделяя подобные номинальные группы (которые, на наш взгляд, не следовало бы вовсе именовать группами, если бы не сложившаяся социологическая традиция), мы должны помнить, что их отличие от реальных групп является абсолютным лишь до тех
 
 326
 
 пор, пока мы рассматриваем их в качестве "идеальных типов", а не действительных таксономических единиц. В последнем случае, когда мы имеем дело с исторически конкретными коллективами или статистическими совокупностями людей, их различие не является абсолютным, не исключает взаимопереходов между ними.
 
 Так, реальные социальные группы могут со временем превращаться в номинальные совокупности, как это происходит, к примеру, с бывшими членами Государственной Думы, связанными лишь общей строкой в биографии. Напротив, вполне номинальная совокупность людей может в принципе стать реальной социальной группой. В самом деле, если предположить, что некое правительство начнет преследовать такую статистическую группу людей, как "рыжие", велика вероятность того, что "нонконформистские", т.е. не-перекрасившиеся, члены этого сообщества создадут для защиты своих интересов реальную централизованную организацию, своего рода "Союз рыжих".
 
 Куда более реальным примером такого рода могут служить расы и расовые отношения между людьми. Расы выделяются на основе чисто антропологических признаков (цвет кожи, пропорции черепа, некоторые особенности психофизиологии и пр.), которые сами по себе не способны порождать значимые импульсы социального действия и взаимодействия людей. Это значит, что цвет кожи человека не предопределяет, будет ли он собственником или нет, властвующим или подчиняющимся, потребляющим блага культуры или производящим их и т.д.
 
 Однако мы знаем, что в исторически сложившейся социокультурной среде цвет кожи может стать поводом к дискриминации, нарушению экономических, политических и прочих прав. Это заставляет людей, принадлежащих к одной и той же номинальной группе, расе, создавать своеобразные "союзы самообороны", представляющие собой вполне реальные социальные объединения.
 
 Это не означает, конечно, что сами расы превращаются в реальные социальные группы: мы должны помнить, что при любых обстоятельствах социологическое и культурологическое понятие "негритянская община США" не становится синонимом антропологического понятия "негры". Тем не менее расовые признаки, по сути своей нейтральные в социальном отношении (как бы ни спорили с этим утверждением идеологи расизма), выражают и обозначают реальный статус их носителя в важнейших отношениях разделения труда, собственности и власти.
 
 Сложнее обстоит дело, когда несистемные совокупности людей подбираются на основе социально значимых критериев. Возьмем, к примеру, группы "мужчины" и "женщины" или "молодые" и "старые". Известный философ X. Ортега-и-Гассет видит в социальных событиях борьбу поколений как реальных субъектов общественной жизни. Хотя очевидно, что в общественной жизни действуют не
 
 327
 
 полы и поколения, а отличные от них женсоветы, феминистские партии или молодежные организации, т.е. реальные группы, берущие на себя функцию выражать и защищать присущие половозрастным общностям интересы и цели.
 
 Важно, однако, что и те и другие отнюдь не являются фикцией. Нельзя не видеть, что тип социальной интеграции, с которым связано существование полов и поколений, отличается от той эфемерной интеграции, которую мы имеем в случае со "сладкоежками" или "близорукими". Дело в том, что половозрастная и подобные ей общности людей связаны с наличием общих признаков, имеющих вполне определенное социокультурное значение, вполне определенные социальные следствия для их носителей.
 
 Так, принадлежность к женскому полу - это не только "медицинский факт", но и вполне определенная характеристика роли и положения личности в обществе. Первые формы общественного разделения труда основаны, как мы знаем из истории, именно на половозрастных особенностях. Экономическое и политическое неравенство полов до сих пор остается проблемой для человечества. Как бы то ни было, в социальной группе, именуемой "женщины", мы обнаружим и вполне очевидное сходство интересов (связанных, к примеру, с защитой материнства), и выраженное сознание "общей судьбы", чувство "мы", отсутствующее в группе носящих желтую обувь или кладущих две ложки сахара в стакан чая.
 
 Для обозначения социальных общностей, у которых имеются такие признаки реальных групп, как объективное сходство интересов и целей, однако нет важнейшего признака самоорганизации и самодеятельности, П. Сорокин предлагает использовать термин "как бы организованные группы" (as if integrated groups). Тот же тип социальной интеграции имел в виду К. Маркс, рассуждавший на примере парцеллярного крестьянства Франции о "классе в себе" - группе людей, поставленных в одинаковое экономическое положение и имеющих вследствие этого сходные интересы и цели, но еще не способных объединить и скоординировать свои усилия для реализации общих устремлений. Такой "класс в себе", по Марксу, напоминает картофель, ссыпанный в один мешок, где каждый из клубней существует сам по себе, не взаимодействуя с себе подобными; он качественно отличен от "класса для себя", осознавшего свои общие интересы и действующего как единая интегрированная сила.
 
 Итак, формулируя различие между реальными, номинальными и "как бы организованными" группами, мы должны отнести человеческие общества к первому типу. Но далеко не все философы и социологи согласны с пониманием общества как группы взаимодействующих людей, обладающих общими интересами и целями. Весьма влиятельным в социальной теории XX в. оказалось понимание общества как своего рода плацдарма, на котором развертывается бескомпромиссное сражение противостоящих друг другу армий.
 
 328
 
 Так, с позиций марксизма деятельное единство всех членов общества невозможно, пока оно лишено социальной однородности, пока в нем существуют классы с противоположными экономическими и, следовательно, политическими и духовными интересами. Единство такого общества может быть только фиктивным, а государство, которое объявляет себя "надклассовой" силой, в действительности состоит на службе господствующего класса, является "комитетом по управлению его делами", орудием насильственного подавления оппонентов. Руководствуясь таким подходом, В.И. Ленин, как мы знаем, считал, что при капитализме невозможно существование единого русского общества, и выделял в нем "две нации" и "две культуры", представляющие собой непримиримые враждебные силы.
 
 Вопрос о существовании классов и характере отношений между ними будет рассмотрен ниже. Пока же заметим, что наличие классов само по себе не означает отсутствия в обществе реальной целостности, хотя и заставляет социологов дифференцировать общества по "индексу солидарности", деля их на собственно "общества" и "общины" (Ф. Теннис), на общества с "органической" и "механической" солидарностью (Э. Дюркгейм) и т.д. Общность интересов и сознание их общности, что выражается в общих целях, - необходимый признак любого общества, способного к нормальному функционированию, не вступившего в полосу диссимиляции, распада социальных связей, антагонистического противодействия образующих его групп, приходящего на смену их конфликтному взаимодействию (об этом ниже). Подобное перерождение обществ нередко случается в истории, образуя, однако, не норму общественной жизни, а ее патологию.
 
 Однако наличие общих интересов и целей еще не достаточная характеристика общества. Какие же еще признаки характеризуют общество, выделяя его из прочих реальных групп?
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 § 5. ОБЩЕСТВО КАК САМОДОСТАТОЧНАЯ СОЦИАЛЬНАЯ ГРУППА
 
 Прежде всего специфика общества не связана с его размерами и прочими внешними свойствами. Главный его признак - самодостаточность, т.е. способность самостоятельно создавать и воссоздавать феномен общественной жизни, отличающийся от природных процессов. О чем конкретно идет речь?
 
 Представим себе обычную социальную группу - все ту же футбольную команду, которую мы не можем считать полноценным человеческим обществом. Дело в том, что бытие футболистов как
 
 
 329
 
 социальных существ, способных к общественной по своему характеру деятельности, не может быть обеспечено усилиями самого футбольного клуба, который немедленно исчезнет с лица земли, если окажется предоставленным сам себе.
 
 В самом деле, в круг забот профессиональных футболистов не входит ни производство продуктов питания, ни конструирование и строительство стадионов, ни оказание хирургической помощи при травмах и т.д. и т.п. Все это они получают "извне", "из рук" других специализированных групп, предоставляя им в обмен продукт собственной деятельности - а именно футбольное зрелище. В аналогичной ситуации находятся также и актеры, полицейские, депутаты парламента и представители прочих общественных групп.
 
 Теперь представим себе, что наши футболисты или актеры очутились на необитаемом острове, где оказались предоставлены сами себе. Они смогут выжить лишь в том случае, если уподобятся полноценному человеческому обществу, т.е. окажутся способны собственной деятельностью создавать и воссоздавать все необходимые условия совместного существования. Короче говоря, производить все потребное для коллективной жизни.
 
 Какие же именно коллективы, существующие в человеческой цивилизации, подходят под определение реальных самодостаточных групп, могут рассматриваться как организационная форма производства и воспроизводства общественной жизни?
 
 Реальная общественная жизнь людей на Земле осуществлялась и до сих пор осуществляется как жизнедеятельность отдельных социальных групп, разделенных пространством и временем, языком и культурой, национальными границами, экономическими и политическими различиями в образе жизни, историческим прошлым и перспективами на будущее.
 
 К примеру, эскимосы Аляски, аборигены Австралии или жители Японских островов долгое время были предоставлены сами себе, не вступали в контакты ни между собой, ни с остальным миром. В результате такой изоляции они создали анклавные очаги социальности, отличающиеся друг от друга по "качеству жизни", но в равной степени соответствующие общим критериям общественной жизни в ее отличии от природных процессов. Все эти образования представляли собой полноценные общества, обеспечивающие социализацию человеческих индивидов, организацию их совместной деятельности, направленной на удовлетворение жизнеобеспечивающих ("организмических" и "социетальных") потребностей, передачу исторической эстафеты от одних поколений к другим и т.д. и т.п.
 
 Разные ученые именуют такие самодостаточные группы с помощью различных терминов - "народы", "страны", "государства" и т.д. Не углубляясь сейчас в проблему классификации реальных субъектов истории, отметим, что изначально самодостаточные со-
 
 330
 
 циальные группы были представлены этносами, т.е. группами людей, связанных общностью исторического происхождения, закрепленного в единстве языка и культуры. Такие этнические группы, как египтяне, евреи, китайцы и пр., представляли собой исторически исходную форму существования обществ (которые, начиная с родоплеменных союзов, имели, как правило, моноэтнический характер, существовали под единой "национальной крышей", так что русский, живший за пределами России, был большой редкостью).
 
 Позднее в истории этническое и социальное начала начинают расходиться. Этнические группы нередко перестают быть обществами: сохраняя духовную общность языка, религии, исторического самосознания и пр., они, однако, теряют единство национальной территории, экономики и административно-политического управления, как это произошло, к примеру, с еврейским этносом. Возникает различие между "этническим ядром", представленным самодостаточными этносоциальными группами, "этнической периферией", которую составляют люди одной национальности, компактно проживающие за пределами своей исторической родины, и "этнической диаспорой" - номинальной группой соотечественников, разбросанных "по городам и весям".
 
 С другой стороны, реальные общества теряют свою "моноэтническую" окраску (так, в современной Франции живут, к примеру, алжирцы, вполне приверженные своим национальным ценностям и при этом осознающие себя полноправными французскими гражданами). Многонациональным было уже древнее римское общество, не говоря о современном американском, которое представляет собой "плавильный котел" самых различных рас и национальностей, сумевших интегрироваться в нацию - единую социально-экономическую, политическую, культурную систему. Часто единое общество складывается как добровольное федеративное или конфедеративное объединение различных национальностей (как это имеет место в современной Швейцарии, представляющей собой единое многонациональное общество). Все это означает, что социологическое понятие общества шире этнографических категорий, обозначающих ту или иную форму национальной принадлежности.
 
 С другой стороны, понятие общества далеко не всегда совпадает с понятиями "страна" или "государство", если понимать их как единое политико-административное образование с общей системой управления, государственными границами, денежным обращением, налогами и т.д. Так, в период колониального владычества Великобритании она представляла собой империю, в которой англичане, австралийцы, индийцы, пакистанцы и прочие народы, жившие в государстве, закрашенном на карте мира одним и тем же цветом, никогда не составляли единого в социологическом смысле общества, ибо никогда не обладали духовным единством, сознанием
 
 331
 
 общих жизненных целей и судеб. Политическая интеграция, тем более основанная на насилии, завоевании, сама по себе не способна создать такую устойчивую социальную систему, как общество, о чем свидетельствует судьба всех известных истории империй.
 
 Отметим, наконец, что общество отличается от государства как политического института, включающего в себя различные правительственные органы, армию, полицию, суд и пр., призванного обеспечивать политическую и административную целостность общества, координировать различные сферы его жизни. В этом смысле государство представляет собой всего лишь часть общества. Однако социальные мыслители долгое время отождествляли часть и целое - общество и созданное им, представляющее его государство. Лишь в Новое время европейские мыслители сумели достаточно строго отличить государство от так называемого "гражданского общества", под которым стали понимать всю совокупность неполитических социальных групп (классов, сословий, цеховых союзов, семей и пр.), интересы которых пытается координировать государство. Соответственно, стало ясно, что реальное человеческое общество с развитой социальной структурой представляет собой противоречивое единство государства и "гражданского общества", взаимополагающих существование друг друга.
 
 Оставляя в стороне все исторические тонкости общества, отметим, что, по мнению большинства ученых, должным критериям соответствуют так называемые "национально-государственные" объединения людей, обладающие автономной общественной жизнью (в ее организационном, хозяйственном, социальном и духовном измерениях - об этом ниже). Речь идет о древнерусском обществе, германском обществе времен Карла Великого, Англии времен войны Алой и Белой розы, французском обществе эпохи Наполеона, современной Японии, Польше, США и т.п.
 
 Свидетельством в пользу такого вывода может послужить хотя бы следующее "филологическое" соображение. Нетрудно понять, что обретение социальной группой самодостаточности, присущей обществу, означает одновременно утрату ею той особой частной функции, которая отличала ее от других групп. В самом деле, у любого из нас не вызовет затруднений вопрос, для чего существуют полицейские, актеры или футболисты. Однако не каждый человек найдет, что ответить на уже задававшийся нами вопрос: для чего существуют французское или польское общество, что они призваны делать в качестве реальных самодеятельных групп? Очевидно, что общество не имеет главной и единственной функции, если не считать таковой интегральную задачу выживания и развития, ради которой оно исполняет все функции, необходимые для совместного существования людей. Именно поэтому человек может быть профессиональным политиком, военным или обувщиком, но он не может быть "профессиональным поляком" или "французом" - эти
 
 332
 
 понятия означают принадлежность не к тому или иному занятию, профессии, но к самодостаточной социальной группе, "совмещающей" все необходимые профессии.
 
 • Достаточно ли строг, однако, предложенный нами критерий? Попробуем подвергнуть его исторической проверке и спросим себя: не существуют ли в истории такие социальные группы, которые обладали бы выраженной самодостаточностью и в то же время не могли бы рассматриваться в качестве полноценных обществ?
 
 Возьмем крестьянскую общину в средневековой Европе. Разве она, ведя замкнутое натуральное хозяйство, не создавала все необходимое для жизни - не только своей, - не совпадая при этом с многослойным феодальным обществом? Ответ на этот вопрос может быть только отрицательным. Самодостаточность крестьянской общины иллюзорна, поскольку общественная жизнь не сводится к хозяйственной деятельности, так называемому материальному производству. Могли ли крестьяне в поте лица своего трудиться на полях и фермах, если бы не имели маломальской гарантии того, что созданное ими не будет отобрано случайным отрядом разбойников? Спрашивается, кто осуществлял функцию воинской защиты населения? Куда устремлялись крестьяне в случае нападения "внешнего врага"? Кто осуществлял необходимую функцию правовой регуляции, "вершил суд" и обеспечивал правопорядок в обществе? Кто "отвечал" за отправление религиозных потребностей людей? И т.д. и т.п. Глубоко ошибаются те, кто, утверждая самодостаточность крестьянства, рассматривает все прочие сословия - и прежде всего феодальное дворянство - в качестве закоренелых паразитов, единственным занятием которых являлся грабеж и эксплуатация крестьянства. На самом деле система общественного разделения труда, сложившаяся в средневековье, предполагала "взаимную полезность" самых различных сословий, постоянные конфликты которых не мешали им вместе - и только вместе! - составлять самодостаточное феодальное общество, просуществовавшее весь отведенный ему историей срок.
 
 Столь же ошибочным было бы рассматривать в качестве реальных самодостаточных образований социальные группы вроде известной семьи Лыковых, затерянной в "таежном тупике", о которой писала "Комсомольская правда". На первый взгляд мы имеем дело с человеческим коллективом, осуществляющим совместную деятельность на началах полной и абсолютной самодостаточности. В самом деле, в отличие от средневековой общины члены такой семьи обладали не только экономической, но и организационной самодостаточностью, т.е. вполне самостоятельно регулировали отношения в своем коллективе, самостоятельно обеспечивали собственную безопасность, не платили никаких налогов государственным инстанциям и т.д. и т.п.
 
 Но означает ли этот факт, что мы имеем дело с подлинно самодостаточным образованием, которое заставляет нас уточнить крите-
 
 333
 
 рии общества? Попытки такого уточнения предпринимались в истории социальной мысли. Некоторые теоретики связывали отличие общества от "частных" социальных групп с особенностями исторического возникновения тех и других. Действительно, и политические партии, и армия, и производственные коллективы вполне сознательно создаются, "изобретаются" людьми (хотя это далеко не всегда происходит по капризу человеческой воли: люди так или иначе осознают необходимость или целесообразность такого "изобретения" и осознанно воплощают его в жизнь). В то же время ни Польша, ни Франция, ни Япония не были созданы "по плану", а возникли в процессе вполне стихийного этногенеза. Соответственно, такие общества являются уже не просто организациями людей, а исторически возникшими общностями, т.е. обладают особенностями генезиса, явно отсутствующими у семьи Лыковых.
 
 Отметим, что подобное отличие в механизмах возникновения социальных групп действительно имеет место, однако оно не является ни достаточным, ни необходимым критерием различения обществ и "необществ" [22]. Чтобы доказать, что малая семейная группа, затерянная в тайге, не может считаться обществом, нам не нужны подобные дополнительные критерии. Нужно лишь правильно понимать феномен самодостаточности, осознавать, что она не ограничивается ни сферой хозяйства, ни административной саморегуляцией, но включает в себя ментальную, духовную самодостаточность, явно отсутствующую в рассматриваемом нами случае. В самом деле, считать семейство Лыковых самостоятельным обществом мы сможем лишь в том случае, если докажем, что духовность этих людей, привычные им стереотипы мышления и чувствования заставляют нас считать их не русскими старообрядцами, оказавшимися в условиях искусственной изоляции, а представителями нового, самостоятельного этноса.
 
 В этом плане далеко не каждая группа людей, ведущая автономную практическую жизнь, является обществом, но представляет собой зачастую не более чем "колонию", созданную в тех или иных целях. Спрашивается: при каких условиях жители испанских воинских поселений в Латинской Америке, практически независимые от метрополии, перестают быть испанцами и становятся колумбийцами, чилийцами или аргентинцами? Ответ однозначен: лишь тогда, когда экономическая и административно-политическая самодостаточность группы дополняется реальной культурной автономией, которая выражается в устойчивых, передаваемых из поколения в поколение особенностях мышления и чувствования, закрепляемых в языке, искусстве, стандартах поведения и т.д. и т.п.
 
 Считая основным признаком общества его функциональную самодостаточность, мы не можем не поставить еще один вопрос. Между современными странами и народами существует высокая степень взаимной зависимости. На наших глазах сложилась система международного разделения труда, которая ставит экономическую конъюнктуру
 
 334
 
 Франции в зависимость от политики американского президента, успешную работу японских предприятий - от стабильной добычи нефти на Ближнем Востоке и т.д. и т.п. Не означает ли это, что современные страны уже нельзя считать обществами, что ими являются лишь отдельные нецивилизованные племена, живущие в условиях экономической автаркии, политической и культурной самоизоляции (или наднациональные цивилизации, как в этом убежден, к примеру, известный английский историк и философ А. Тойнби) [23]?
 
 Ответ на этот вопрос не может быть однозначным. Очевидно, что современное человечество вступило в процесс формирования единой планетарной цивилизации, в которой отдельные страны и народы действительно потеряют статус автономных самодостаточных единиц (с наибольшей интенсивностью в этом направлении движутся страны Общего рынка, близкие к созданию "Соединенных Штатов Европы"). И вместе с тем современное человечество находится лишь в начале этого процесса, в той его фазе, когда понятия "национальная экономика", "национальная политика" еще не стали фиктивными, а отдельные страны все еще являются обществами, не потерявшими принципиальную способность выживать в режиме автономного существования (т.е. сохраняющими потенциальную самодостаточность).
 
 Перейдем теперь к изучению конкретных законов организации общества. Такое изучение начинается со структурного анализа общества, установления всей совокупности образующих его частей.
 
 
 
 
 1 Франк С.Л. Духовные основы общества. С. 37.
 2 См. там же. С. 37.
 3 Там же. С. 38.
 4 Там же.
 5 Там же.
 6 Поппер К. Открытое общество и его враги. Ч. 2. М., 1992. С. 109.
 7 Там же. С. 110.
 8 Там же. С. 111.
 9 Дюркгейм Э. Метод социологии. С. 398.
 10 Там же. С. 399.
 11 Утверждая существование подобных духовных интегралов, О. Шпенглер полагает, что даже философская мысль человека, "отмеченная исторической необходимостью, стало быть, мысль, которая не относится к некоей эпохе, а делает эпоху, является лишь в ограниченном смысле собственностью того, кому выпадает на долю ее авторство. Она принадлежит всему времени; она бессознательно бродит в мышлении всех, и лишь случайная частная ее формулировка, без которой не бывает никакой философии, оказывается со своими слабостями и преимуществами судьбой - и счастьем - отдельного человека" (Шпенглер О. Закат Европы. С. 127).
 12 Логику номиналистического подхода к обществу можно проиллюстрировать следующим примером: представим себе некоторую вещь, выброшенную хозяином за ненужностью. Допустим, что вскоре в том же месте окажется еще одна вещь, потом еще одна и т.д. Вскоре всю совокупность выброшенных вещей можно будет называть "свалкой", т.е. возникнет новая номинация. Однако стоит ли за ней новая онтологическая реальность? Существует ли серьезное качественное различие между свойствами десяти выброшенных бутылок, называемых свалкой, и свойствами двух выброшенных бутылок, еще не получивших (в соответствии с известным парадоксом "куча") этого названия? Или логичнее признать, что мы имеем дело с новой терминологией и только, поскольку досистемные формы интеграции не создают новой реальности, отличной от образующих ее компонентов? Именно такой (ошибочный!) взгляд на общество как несистемное образование присущ социологическому номинализму.
 13 Цит. по: Бхаскар Р. Общества // Социологос. М., 1991. С. 221.
 14 Поппер К. Указ. соч. Ч. 2. С. 111.
 15 Хоманс Дж. Возвращение к человеку // Американская социологическая мысль. М., 1994. С. 48.
 16 Бердяев Н.А. Философия неравенства // Русское зарубежье. Л., 1991. С. 79.
 17 Франк С.Л. Указ. соч. С. 39-40.
 18 Конечно, тут можно иронизировать, утверждая, к примеру, что казнь преступника осуществляется... в интересах самого преступника, имеющего как и все прочие граждане потребность в личной безопасности, которую обеспечивают органы правосудия и правопорядка. В действительности подобная коллизия не опровергает наши рассуждения о принудительном характере интереса, заставляя нас различать нормы общественной жизни и явления социальной деструкции, вроде преступности, представляющей собой социальную патологию (об этом ниже).
 19 Именно этой логикой руководствуется К. Поппер, критикующий "методологический коллективизм" К. Маркса за убеждение в том, что "именно "система экономических отношений" как таковая порождает нежелательные следствия - систему институтов, которую в свою очередь можно объяснить в терминах "средств производства", но которую нельзя проанализировать в терминах индивидуумов, их отношений и их действий. В противоположность этому я утверждаю, что институты (и традиции) следует анализировать в индивидуалистских терминах, т.е. в терминах отношений индивидуумов, действующих в определенных ситуациях, и непреднамеренных следствий их действий" (Поппер К. Открытое общество и его враги. Ч. 2. С. 382).
 Другое дело, что подобная критика Маркса едва ли достигает цели, если вспомнить отношение последнего ко всем формам (теологической и нетеологической) "нечеловечности". "История, - писали в этой связи Маркс и Энгельс, - не делает ничего, она "не обладает никаким необъятным богатством", она "не сражается ни в каких битвах"! Не "история", а именно человек, действительный, живой человек - вот кто делает все это, всем обладает и за все борется. "История" не есть какая-то особая личность, которая пользуется человеком как средством для достижения своих целей. История - не что иное, как деятельность преследующего свои цели человека" (Святое семейство, или Критика критической критики // Маркс К., Энгельс Ф. Соч. 2-е изд. Т. 2. С. 102).
 Конечно, в некоторых случаях увлечение Маркса гегелевской логикой заставляет заподозрить его в признании различных надындивидуальных субъектов вро- де "капитала, который как одушевленное чудовище объективирует научную мысль и фактически является объединяющим началом" (Маркс К. Экономические рукописи 1857-1859 гг. // Маркс К., Энгельс Ф. Соч. 2-е изд. Т. 46, Ч. I. С. 460). Ясно, однако, что подход Маркса к обществу как организационной форме, которая "выражает сумму тех связей и отношений, в которых... индивиды находятся друг к другу" (там же. С. 214), освобождает его от обвинений в некритическом "универсализме".
 20 Франк С.Л. Указ. соч. С. 41.
 21 Там же.
 22 Дело не только в том, что в богатой истории человечества встречаются уникальные случаи "сконструированных" обществ ( к примеру, колония на острове Питкерн возникшая фактически на основе корабельного экипажа с мятежного британского брига "Баунти"). Дело в том, что стихийным путем, как показывает история, возникают не только целостные общественные устройства, но и отдельные социальные группы - к примеру, те же классы. Никто, скажем, не ставил перед собой сознательную цель создать крестьянство, которое возникло в процессе стихийного разделения труда.
 23 Нужно сказать, что взгляды Тойнби могут считаться вполне обоснованными до тех пор, пока речь идет об анализе английской истории, если понимать под историей жизнь биографически конкретных людей в реальном пространстве и времени. Действительно, историю Англии во всем богатстве ее событий невозможно понять, не рассматривая ее в контексте европейской истории, не учитывая, к примеру, фактор нормандского завоевания или противостояния с наполеоновской Францией.
 Важно понимать, однако, что, рассуждая о самодостаточности обществ, философы и социологи исходят из иных, нежели историки, посылок. Общественная жизнь рассматривается не как совокупность конкретных событий, но как функционирование и развитие безличных, устойчивых, воспроизводимых структур человеческого поведения, лежащих за этими событиями и не сводимых к ним.
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 Глава 4
 "АНАТОМИЯ" ОБЩЕСТВА
 
 § 1. ПРИНЦИПЫ "СОЦИАЛЬНОЙ СТАТИКИ"
 
 Структурный анализ в социальном исследовании - весьма непростое занятие. Оно осложняется многими обстоятельствами, и прежде всего тем, что человеческое общество относится к высшему типу "органических" систем. Напомним, что части таких систем не просто взаимосвязаны друг с другом, но еще и взаимоположены, т.е. могут существовать лишь в рамках целого, лишь в связи друг с другом. Это означает, к примеру, что в истории нет, не было и никогда не будет общества, в котором существовала бы экономика, но отсутствовала культура, наличествовало бы управление, но отсутствовало воспитание детей.
 
 Более того, части органически целостных систем, возникшие в результате саморазвития единого субстанциального начала, обладают структурной изоморфностью, делающей возможным их взаимопроникновение (к примеру, различие между политикой и экономикой как организационно выделенными частями социального целого отнюдь не мешает им вступать в отношения композиционного пересечения, рождая такой феномен, как "экономическая политика").
 
 Указанные обстоятельства, как уже отмечалось выше, чрезвычайно осложняют возможность структурного анализа общества, однако не делают его невозможным. Важно, чтобы такой анализ подчинялся общим правилам структурного рассмотрения органически целостных объектов.
 
 Согласно первому из этих правил, части общества, как и любой системы органического типа, не могут произвольно конструироваться ученым в соответствии с его личными предпочтениями. Иными словами, общество следует членить по "принципу апельсина", учитывая его собственные "дольки", а не по "принципу краюхи хлеба", разрезаемой на любые произвольные куски.
 
 Согласно второму правилу структурный анализ общества, как и любой другой сложноорганизованной системы, предполагает анализ частей, а вовсе не свойств или состояний, присущих этим частям. Заметим, что анатомия, выделяя в живом организме такие специализированные части, как сердце, легкие или печень, не включает сюда потребность в кислороде или чувство голода, которые сами по себе ее не интересуют, являясь предметом другой дисциплины - физиологии. Аналогичным образом должна поступать и социальная теория.
 
 338
 
 Не будем забывать, что структурный анализ общества осложняется огромным многообразием общественных явлений, к числу которых относятся и предметы, которыми мы пользуемся, и процессы, в которых участвуем, и группы, в которые мы входим, потребности, которые мы испытываем, чувства, которые переживаем, отношения, в которые вступаем, и многое другое. Нам предстоит упорядочить сложнейшую мозаику, "рассортировать" такие разные явления, как наука, свобода, чувство стыда, эксплуатация, патриотизм, конкурс красоты, война, школа, собственность на станки и сами станки и прочее, и прочее, и прочее. Чтобы осуществить эту задачу, теория должна прежде всего уметь отделить "овец от козлищ" - части общества, в их взаимном соотношении составляющие собственно структуру, от порожденных ее функционированием свойств и состояний частей, рассмотрение которых при всей его важности не входит в собственную задачу структурного анализа.
 
 Наконец, согласно третьему правилу, структурный анализ общества учитывает наличие в социальной системе различных структурных уровней. Говоря конкретнее, речь идет об уровне подсистем или наиболее крупных частей системы, обладающих собственным разветвленным строением; уровне элементов, представляющих самые мелкие ее части (сохраняющие субстанциальное свойство целого); и уровне компонентов, занимающих промежуточное положение между подсистемами и целым и его элементами.
 
 Структурную многомерность общества проще всего проиллюстрировать путем аналогии с нашим собственным организмом [1]. Человек, плохо знакомый с анатомией, в ответ на вопрос, из каких частей он состоит, начнет перечислять руки, ноги, голову, туловище и пр. Человек, хорошо знающий анатомию, в ответ на тот же вопрос о частях нашего организма рассмотрит структуру нашего организма, показав, что он состоит из подсистем - дыхательной, пищеварительной, центральной нервной, мускульно-опорной, кровообращения и т.д. Поинтересовавшись организацией дыхательной подсистемы, мы узнаем, что она включает в себя легкие, бронхи, дыхательное горло и многие другие органы и ткани. Эти органы в свою очередь состоят из более дробных компонентов, которые делятся все далее и далее - вплоть до простейших биологических клеточек, включающих в себя клеточное ядро, цитоплазму и прочие уже неделимые "кирпичики" биологического организма (дальнейшее деление таких элементов даст нам уже части, не обладающие свойствами живого, представляющие интерес для химиков, физиков, но не собственно биологов).
 
 Подобно же надо подходить и к анализу человеческого общества. В современной социальной теории для этого предлагаются разные варианты, при этом наиболее ярко демонстрируется концептуальное взаимопересечение философского и социологического взглядов на общество. Их взаимодополнение мы бы назвали четвертым правилом структурного анализа.
 
 339
 
 В самом деле, наибольшую сложность в структурном анализе общества, как мы увидим ниже, вызывает вопрос о "ненасильственном" выделении подсистем как "главных", наиболее крупных частей самодостаточной социальной системы. Очевидно, что решение этого вопроса находится в прямой зависимости от понимания ученым природы социума как "рода бытия в мире", его субстанциальной основы, к которой сводится все многообразие общественных явлений. Ниже мы увидим, к примеру, что попытка представить в качестве субстанции социального феномен сознание (предпринимаемая, в частности, П. Сорокиным) ведет к структурным схемам, которые качественно отличны от схем, основанных на понимании социального как предметной деятельности человека, не редуцируемой к формам его самосознания.
 
 Столь же существенно сказывается на социальной статике понимание природы общества как организационной формы воспроизводства социального. Очевидно, что "субъектная", "институциональная" или "деятельностная" парадигмы такого понимания ведут к весьма различным взглядам на характер и число подсистем общественной организации.
 
 Так, многие теоретики, полагающие, что общество проявляет себя в качестве коллективного группового субъекта общественной жизни, делят его, соответственно, на социальные группы, человеческие коллективы, рассматривая самые большие из них в качестве искомых подсистем общества. Таковыми нередко признают "гражданское общество", включающее в себя в качестве компонентов множество неполитических групп (классы, профессиональные корпорации, семьи, объединения по интересам и т.д.), и "государство" в широком смысле слова, включающее в себя множество различных политических союзов, организаций и институтов.
 
 Другие ученые, являющиеся сторонниками институциональной парадигмы, полагают, что основное членение общества связано не с разделением на группы, а с выделением исходных типов общественных отношений, носителями которых группы являются. Такова, к примеру, точка зрения многих сторонников Маркса, считающих, что главными частями, подсистемами общества являются "базис", понимаемый как совокупность производственно-экономических отношений, и "надстройка", образуемая отношениями политико-юридическими. Группы же рассматриваются в качестве компонентов, включенных в ту или иную подсистему: классы относят к сфере базиса, государство - к сфере надстройки, а некоторые объединения людей (к примеру, семью) относят одновременно и к сфере базиса, и к сфере надстройки.
 
 Наконец, направление, исходящее из деятельностной парадигмы (которое мы считаем наиболее верным), полагает, что подсистемы
 
 340
 
 общества образуются основными типами деятельности, необходимыми для совместного существования людей. Поэтому прежде всего следует установить, осуществление каких человеческих занятий придает социальным группам самодостаточность, позволяет им автономно существовать и развиваться, создавать все необходимые условия для жизни своих членов - всех вместе и каждого в отдельности.
 
 Все эти точки зрения так или иначе представлены в отечественной социальной философии, в работах, посвященных анализу сфер общественной жизни. Именно эта проблематика, по нашему убеждению, - наиболее слабое место, ахиллесова пята исторического материализма. Его сторонники никогда не сомневались в первичности "общественного бытия" перед "общественным сознанием" или в том, что "базис" определяет "надстройку", а материальное производство - социальный, политический и духовный порядки общественной жизни. Однако попытки дать структурное наполнении этих абстракций, указать на те действительные фрагменты общественной жизни, которые составляют содержание "общественного бытия", "базиса", "материального производства" или "социальной сферы общества", демонстрировали ощутимый разнобой мнений, отсутствие общего подхода к интерпретации ключевых для исторического материализма определений (достаточно сказать, что дискуссия по проблеме "общественного бытия" длилась в советской философской литературе более двадцати лет).
 
 Приходится констатировать, что в "постсоветской" социальной философии отсутствует должная ясность в вопросах структурной организации общества, природы его подсистем, компонентов и элементов. Многие отечественные специалисты до сих пор убеждены в том, что понятие "материальное производство" является синонимом понятия "экономика" (не различая тем самым тип деятельности и систему распределительных отношений, возникающих по поводу ее средств и результатов); что культура представляет собой сумму "форм общественного сознания" и даже совокупность "материальных и духовных ценностей" человечества. В результате все еще встречаются типологические схемы, в которых одни подсистемы общества выделены по деятельностному основанию ("сфера хозяйства"), другие - по институциональному ("политическая сфера" как совокупность отношений между классами, нациями и государствами), а третьи - по субъектному ("социальная сфера", понятая как сфера жизнедеятельности интегративных полифункциональных субъектов - естественноисторических общностей людей, представленных все теми же нациями и классами) и пр.
 
 Все эти обстоятельства заставляют нас уделить особое внимание проблемам социальной статики, рассмотрение которых мы начнем с попытки "донаучного", основанного на интуиции и здравом смысле введения в типологию подсистем как институциональных сфер коллективной деятельности людей.
 
 341
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 § 2. ДЕЯТЕЛЬНОСТНЫЙ ПОДХОД К "СОЦИАЛЬНОЙ АНАТОМИИ"
 
 Стремясь наглядно объяснить природу общества как самодостаточного социального коллектива, мы использовали пример с группой людей, вынужденных бороться за существование в условиях полной изоляции на некоем необитаемом острове. Мы указали, что единственный шанс выжить представится этой группе лишь в том случае, если она окажется способной имитировать общество, создавая все необходимые условия существования своим собственным трудом.
 
 Теперь, переходя к рассмотрению структурных характеристик общества, мы должны выяснить, что именно придется делать людям ради выживания.
 
 Совершенно очевидно, что ближайшей потребностью наших робинзонов окажутся жизнеобеспечивающие продукты, от которых зависит биологическое существование каждого человека. Герои романа Жюля Верна "Таинственный остров", попав на остров Линкольна, были вынуждены заниматься собирательством, охотой на тетеревов, ловлей лососей и черепах, позднее - выращиванием пшеницы, разведением муфлонов и т.д. Колонисты затратили много сил на создание удобного и безопасного жилья, изготовление одежды и других необходимых предметов индивидуального и коллективного потребления. Для их создания, естественно, понадобилось изготовить соответствующие средства труда, включая луки и стрелы, рыболовные снасти, топоры, ломы, клещи и другие инструменты из выплавленного металла, разнообразные гончарные изделия, кирпичи, нитроглицерин для взрывных работ и т.д.
 
 Ясно, однако, что в любом обществе необходимые для выживания занятия не сводятся к хозяйственным заботам. Не будем забывать, что построить дом могут люди, знающие, как именно строят дома. Человек сначала строит дом в своей голове, создавая некоторый план, схему, проект постройки. На ранних этапах человеческой истории, когда так называемый физический труд еще не отделился от труда умственного, проектирование и воплощение проектов в жизнь было, как правило, делом одних и тех же людей, т.е. строитель сам для себя являлся архитектором, слесарь - инженером. Но задачи общественного производства усложнялись. Для создания Парфенона или метательной машины, оборонявшей Сиракузы от римского войска, требовалось уже особое профессиональное мастерство зодчих Иктина и Каллистрата и механика Архимеда, которых мудрая история освободила от необходимости собственноручно тесать камни или сколачивать доски. И в романе Жюля Верна Сайрес Смит занимается составлением расчетов и чертежей для постройки корабля, а его товарищи рубят и перевозят деревья для шпангоутов, всего набора судна и его обшивки. Люди в обществе
 
 342
 
 заняты не только добыванием "хлеба насущного", поэтому появляются и духовные пастыри, а также историки-летописцы, моралисты, философы, журналисты (вспомним намерение Гедеона Спилета создать на острове Линкольна ежедневную газету) и, конечно, художники, поэты, музыканты и другие служители муз. Появляются и "начальники" разного ранга и профиля - начиная от бригадира на производстве (вспомним Пенкрофта, руководившего постройкой шлюпа "Бонадвентура") и кончая верховным правителем общества (роль его фактически исполнял Сайрес Смит). Добавим деятельность людей, которые гарантируют исполнение решений и обеспечивают безопасность - чиновников и полицейских. Наконец, в любом обществе оказывается необходимой еще одна группа профессий - "гуманитарных", имеющих дело с живым "человеческим материалом" (Сайрес Смит обучал юного Герберта комплексу естественных наук, а Гедеон Спилет лечил юношу от раны, нанесенной пиратами). (Заметим, что среди колонистов - героев Жюля Верна не было женщин, что обрекало созданное ими "общество" на гибель в первом поколении, но, с другой стороны, "экономило" силы, которые иначе пришлось бы затратить на "социализацию" подрастающего поколения, о которой вынуждено думать всякое настоящее общество.)
 
 Мы не могли и не стремились перечислить все профессии, создаваемые общественным разделением труда. Наша цель - охарактеризовать общественно необходимые типы деятельности людей, с которыми связаны основные подсистемы, сферы общества. В различных научных школах выделяется разное число необходимых типов деятельности. Тем не менее четыре из них в той или иной форме упоминаются практически всеми учеными.
 
 Первую необходимую форму совместной активности К. Маркс называл "материальным производством", Э. Дюркгейм - "экономической деятельностью", а русский мыслитель С. Булгаков - деятельностью "хозяйственной". Споры среди ученых возникают здесь лишь тогда, когда встает вопрос о роли материального производства в общественной жизни (т.е. когда проблема переводится из структурного в функциональный план рассмотрения).
 
 Столь же единодушно теоретики выделяют духовный тип деятельности - занятия ученого и поэта, конструктора и музыканта, хотя, конечно, конкретный реестр "профессий", охватываемых этим типом, разнится у разных социологов.
 
 Некоторые ученые число необходимых типов деятельности сводят к этим двум - духовному и материальному. Другие, не соглашаясь с подобным подходом, считают необходимым выделить деятельность президентов, военачальников, управляющих и прочего "начальства" в особый тип, именуя его "социальным управлением", "политической" или организационной деятельностью (этот термин мы будем использовать в дальнейшем).
 
 343
 
 
 
 '
 
 Наконец, некоторые теоретики усматривают существенное сходство между профессиями врача, школьного учителя, воспитателя детского сада, относя их к особому типу, который можно именовать "производством непосредственной человеческой жизни". В литературе, однако, чаще употребляется понятие социальной деятельности; термин "социальное" уже не является здесь синонимом термина "общественный", характеризуя лишь часть общества.
 
 Итак, все возможные формы общественно необходимых занятий сводятся в конечном счете к четырем основным типам, которые мы будем называть материальным производством, духовной, организационной и социальной деятельностью. Разберемся прежде всего, в чем конкретно состоит различие между "материальным" и "духовным" производством.
 
 Многие, как уже отмечалось, полагают, что различие между ними связано с различием "физического" и "умственного" труда. Вряд ли, однако, такой подход можно считать удачным. Прежде всего любая реальная деятельность всегда представляет собой единство, сочетание физического и умственного. Можно согласиться с тем, что в разных профессиях мера того или иного различна: землекоп, действительно, по преимуществу работает "руками", его труд явно уступает по своей "интеллектуальной компоненте" труду научному, явно превосходя его по компоненте физической.
 
 И все-таки этот признак сам по себе ничего не говорит науке. Как ей быть, к примеру, с трудом балерины? Мы интуитивно понимаем, что он относится к духовной жизни людей, хотя хрупкая женщина затрачивает значительно больше сил, чем токарь, работающий на современном станке, труд которого, несомненно, относится к производству материальному. Прибавим к этому, что нестрогое деление на "физический" и "умственный" труд (полезное лишь в диетологии) запутывает не только данный вопрос, но и всю типологию деятельности. Оно заставляет нас, к примеру, объединять различные по типу деятельности ученого и педагога или землепашца и воина, поскольку в первых превалируют умственные, а во вторых - физические усилия.
 
 Столь же неудачной является попытка некоторых теоретиков - как правило, марксистов - усмотреть специфику материального производства в особых, присущих лишь ему законах технической и экономической организации ("взаимодействие производительных сил и производственных отношений"), которых будто бы лишено производство духовное. В действительности законы организации "материальной" и "духовной" деятельности людей (как в аспекте собственно производства, так и в плане распределения произведенного) вполне сопоставимы, о чем будет сказано ниже. Важно понять, что отличие одного типа деятельности от другого нужно искать не в механизмах осуществления, не в том, как действуют люди, а в предназначении той или иной деятельности, в том, ради чего люди действуют. С этой точки зрения одно и то же действие вполне может
 
 344
 

<< Пред.           стр. 18 (из 27)           След. >>

Список литературы по разделу