<< Пред.           стр. 11 (из 14)           След. >>

Список литературы по разделу

 321
 
 им эволюции. Он усматривает прогресс науки и рост человеческого знания во все более глубоком и адекватном понимании. И в отличие от методологической доктрины К. Поппера, в основании которой "более полное знание через более истинные суждения", Ст. Тулмин мыслит "более глубокое понимание через более адекватные понятия".
  Тулмин отталкивается от представления о двойственном характере человеческого понимания. "Человек познает, но он также и осознает то, что он познает"8. Заметим, однако, что внимание к процессу осознава-ния - не случайный ход. Само осознавание может предстать и как поведенческая процедура, когда осознавать необходимо, чтобы строить правильную, адекватную адаптационную или мобилизационную поведенческую линию. Здесь осознавание получает бытие в онтологическом, а точнее - в онтопсихологическом пространстве. Кроме того, оно может выступать и как осознавание сказанного, т.е. имеет логическое и рефлексивное бытие. В этом значении осознавание очень близко к знанию как таковому.
  Исторически человеческое понимание развивается двумя дополняющими друг друга путями. Познавая мир вокруг себя, человек расширяет свое знание; вглядываясь "внутрь себя", рефлектируя по поводу своей познавательной деятельности, человек углубляет свое знание. Центральным элементом человеческого понимания являются понятия. Поэтому важной задачей для Тулмина становится попытка дать адекватное объяснение интеллектуального авторитета наших понятий, объяснить рост понятий и процесс их усвоения. Тулмид поразительно схож в своих выводах с установками традиционной гносеологии, развивающей идею социокуль-турной обусловленности понятий. Появлению новых осмысленных понятий предшествует осознание новых проблем и введение новых процедур, позволяющих решить эти проблемы. Понятия служат человеческим це^ лям в реальных практических ситуациях. Изменения в применении понятий связаны с постепенным уточнением данных понятий или усложнением их значений.
  Исследования философа концентрируются вокруг размышлений на тему: благодаря каким социально-историческим процессам и интеллектуальным процедурам изменяются и развиваются, передаваясь из поколения в поколение, популяции понятий и концептуальных систем - методы и инструменты коллективного понимания? Поставленная в связи с этим проблема изменчивости понятий и теорий опирается на социокуль-турные реалии. Именно то, что XX век обеспокоен нерешенной проблемой относительности, дает возможность Ст. Тулмину прийти к выводу о зависимости понятий и понимания от конкретной исторической ситуации и среды обитания. Какими понятиями человек пользуется, какие стандарты рационального суждения он признает, как он организует свою жизнь и интеризует свой опыт, зависит от того, когда человеку пришлось родиться и где ему довелось жить, отмечает ученый. Но если все человеческие понятия и интерпретации, рациональные стандарты исторически и культурно изменчивы, то в этом случае мы должны решить вопрос о том, какие же понятия у нас пользуются подлинным авторитетом.
 322
 
  Ст. Тулмин подчеркивает, что "проблема человеческого понимания в XX в. - это уже не аристотелевская проблема, в которой познавательная задача человека состоит в том, чтобы понять неизменные природные сущности; это и не гегелевская проблема, в которой исторически развивается только человеческий разум в противоположность составляющей статический фон природе. Скорее всего эта проблема требует теперь, чтобы мы пришли к терминам развивающихся взаимодействий между миром человеческих идей и миром природы, причем ни один из них не является инвариантным. Вместо неизменного разума, получающего команды от неизменной природы посредством неизменных принципов, мы хотели бы найти изменчивые познавательные отношения между изменяющимся человеком и изменяющейся природой"9.
  "Мы можем ясно понять интеллектуальный авторитет наших понятий только в том случае, если мы имеем в виду социально-исторические процессы, благодаря которым они развиваются в жизни культуры или сообщества", - считает Тулмин. Однако возникает проблема рационального авторитета за пределами какой-либо конкретной эпохи или сообщества. "Как беспристрастный форум рациональности с его беспристрастными процедурами для сравнения альтернативных систем понятий и методов мышления может найти философское основание, которое является общепринятым в свете остальных идей XX века?" - вопрошает С. Тулмин. И выдвигает идею интеллектуальной инициативы, рациональность которой заключается в процедурах, управляющих его (знания) историческим развитием и эволюцией10.
  Полемизируя с "революционной" теорией Т. Куна о процессе концептуальных изменений, он ставит под сомнение само понятие революция и считает, что новые идеи могут входить в общество не сразу, а постепенно. Вместо революционного объяснения интеллектуальных изменений, которое задается целью показать, как целое - "концептуальные системы" сменяют друг друга, он задает эволюционное объяснение, которое показывает, как постепенно трансформируются "концептуальные популяции" (термин, введенный им в качестве синонима научной теории). Долгосрочные крупномасштабные изменения в науке, как и везде, происходят не в результате внезапных "скачков", а благодаря накоплениям мелких изменений, каждое из которых сохранилось в процессе отбора в какой-либо локальной или непосредственно проблемной ситуации. Таким образом, четкая преемственность проблем, стоящих перед наукой, отражает не внешний вечный диктат логики, но преходящие исторические факты в каждой отдельной проблемной ситуации.
  При этом важно не только совершенствование понятий, чтобы в результате получить более точную и подробную понятийную картину. Важно понимание того, что несмотря на значимость индивидуальной инициативы, которая может привести к открытию новых истин, развитие новых понятий- это дело коллективное. Прежде чем новое предположение станет реальной возможностью, оно должно быть коллективно принятым как заслуживающее внимания, т.е. достойное экспериментирования и скорейшей разработки. Таким образом, создание новых концептуальных воз-
 323
 
 можностей требует не только коллективной неудовлетворенности существующим кругом понятий или индивидуального предложения какой-либо альтернативной процедуры объяснения, но и сочетания того и другого.
  Само понимание определяется как соответствие утверждений принятым стандартам или матрицам. А эволюция науки предполагает улучшение понимания. Последнее предусматривает устранение того, что не укладывается в матрицу понимания, т.е. устранение аномалий. Рациональность также истолковывается как соответствие стандартам понимания. И предстает как атрибут человеческих действий или инициатив, особенно тех процедур, благодаря которым понятия, суждения и формальные системы, широко распространенные в данных инициативах, критикуются и сменяются. Иными словами, рациональность означает прежде всего соответствие исторически обусловленным нормативам научного исследования, в частности нормативам оценки и выбора теорий. Это говорит о некоторой релятивности стандартов рациональности, о том, что они зависимы и меняются вместе с изменением "идеалов естественного порядка".
  Эволюция научных теорий - это непрерывный отбор концептуальных новшеств. Теории, в свою очередь, предстают как "популяции понятий". Они подвержены выживаемости, т.е. процессам сохранения и мутации (инновациям). "Мутации" сдерживаются факторами критики и самокритики, что по аналогии играет роль естественного и искусственного отбора.
  Изменения наступают тогда, когда интеллектуальная среда позволяет "выжить" тем популяциям, которые в наибольшей степени адаптируются к ней. Наиболее важные изменения связаны с заменой самих матриц понимания или наиболее фундаментальных теоретических стандартов.
  Таким образом, эволюционная модель развития науки, по Тулмину, представляет собой взаимодействие "инноваций и отбора". Основнв^ характеристики данного процесса таковы.
 • Во-первых, интеллектуальное содержание научной дисциплины, с одной стороны, подвержено изменениям, а с другой - обнаруживает явную преемственность.
 • Во-вторых, в интеллектуальной дисциплине постоянно появляются пробные идеи или методы, однако только немногие из них завоевывают прочное место в системе дисциплинарного знания. Непрерывное возникновение интеллектуальных новаций уравновешивается процессом критического отбора.
 • В-третьих, этот двусторонний процесс производит заметные концептуальные изменения только при наличии дополнительных условий: а) достаточного количества людей, способных поддерживать поток интеллектуальных нововведений; б) наличие "форумов конкуренции", в которых пробные интеллектуальные нововведения могут существовать в течение длительного времени, чтобы обнаружить свои достоинства и недостатки.
 • В-четвертых, интеллектуальная экология любой исторической и культурной ситуации состоит в том, что дисциплинарный отбор
 324
 
 признает те из конкурирующих нововведений, которые лучше все^ го отвечают требованиям местной "интеллектуальной среды". Эти "требования" охватывают как те проблемы, которые непосредственно нужно решать, так и другие упрочившиеся понятия, с которыми должно сосуществовать.
  Следовательно, в процессе развития науки надо четко различать две группы вопросов: первая указывает на факторы, обусловливающие появление теоретических инноваций; вторые - на факторы, определяющие закрепление того или иного концептуального варианта. Решающим условием для выживания инноваций становится ее вклад в установление соответствия между объяснением данного феномена и "объяснительным идеалом".
  Наука оценивается двояко: и как совокупность интеллектуальных дисциплин, и как профессиональный институт. Проблемы, на которых концентрируется работа последующих поколений ученых, образуют в своей совокупности длительно существующее генеалогическое древо. Механизм эволюции концептуальных популяций состоит в их взаимодействии с внут-ринаучными (интеллектуальными) и ненаучными (социальными и экономическими) факторами. "Понятия могут выживать" благодаря значительности своего вклада в улучшение понимания. Однако это может происходить и под влиянием иных воздействий, например, идеологической поддержки или экономических приоритетов, роли лидеров, школ, авторитетов в научном сообществе. Эволюционный процесс предполагает наличие двух сторон: внутренней (рационально реконструируемой) и внешней (зависящей от вненаучных факторов). Изучая процесс концептуальной изменчивости, мы обнаруживаем, что внутренние, интеллектуальные, и внешние, социальные, факторы воздействуют на него совместно, подобно двум самостоятельно действующим фильтрам. Социальные факторы ограничивают возможности и побудительные мотивы интеллектуального новаторства. Социальные факторы необходимы, но решающими являются только интеллектуальные факторы. Интеллектуальные соображения фокусируют ту теоретическую деятельность, которую социальные стимулы делают возможной. Если институциональные, социальные, идеологические условия неблагоприятны, то спорные проблемы долго не получают своего решения.
  Оставаясь на почве эволюционной эпистемологии, Ст. Тулмин говорит о взаимосвязи всех элементов, составляющих здание науки. "Наука, рассматриваемая в качестве целостной человеческой инициативы, не является ни только компендиумом идей аргументов, ни только системой институтов и заседаний. В тот или иной момент интеллектуальная история научной дисциплины, институциональная история научной специальности и индивидуальных биографий ученых, очевидно, соприкасаются, взаимодействуют и сливаются друг с другом. Ученые усваивают, применяют и модифицируют свои интеллектуальные методы "ради" интеллектуальных требований своей науки, а их институциональная деятельность в действительности принимает такие формы, которые позволяют эффективно
 325
 
 действовать "во главе" науки. Следовательно, дисциплинарные (или интеллектуальные) и профессиональные (или человеческие) аспекты науки должны быть тесно взаимосвязанными, но ни один из них не может быть полностью первичным или вторичным по отношению к другому"11.
  Однако решающая роль принадлежит "научной элите", которая является носителем научной рациональности. От нее зависит успешность "искусственного отбора", "выведение" новых продуктивных понятийных популяций. Вместе с тем Тулмин против превращения критериев рациональности в универсальные, а проблематику истины пытается рассмотреть с позиций прагматизма и инструментализма.
  Ст. Тулмин приходит к пониманию современной роли институциональ-ности, подчеркивая, что рациональные инициативы в естественных науках - не просто изменчивые популяции понятий, связанные между собой в формализованные теории, но прежде всего изменчивые популяции ученых, объединенных в строгие институты. "Научную специальность следует рассматривать как историческую сущность, или популяцию, чье институциональное развитие происходит параллельно интеллектуальному развитию той дисциплины, которой она соответствует"12. Новые понятия, теория или стратегия становятся эффективной возможностью научной дисциплины только тогда, когда они серьезно воспринимаются влиятельными представителями соответствующей профессии, и полностью устанавливаются только в том случае, если получают позитивное подтверждение. Природа интеллектуальной дисциплины включает в себя, как ее понятийный аппарат, так и людей, которые его создали, как ее предмет или домен, так и общие интеллектуальные цели, объединяющие работающих в данной области исследователей. Они принимают определенные идеалы объяснения. Эти идеалы обусловливают те коллективные цели, которые человек стремится достичь, когда получает соответствующую специальность.
  Тулмин подчеркивает, что интеллектуальные установки, с которыми люди подходят к природе, воспроизводят установки конвенциального характера. Для сохранения связной дисциплины во все времена требуется, по его мнению, всего лишь достаточная степень коллективной согласованности интеллектуальных целей и дисциплинарных установок.
  Однако изменчивый характер науки воплощается в изменяющихся установках ученых, в связи с чем Тулмин подчеркивает особую роль лидеров и авторитетов в научном сообществе. Исторически сменяющие друг друга ученые воплощают историческую смену процедур объяснений. Содержание науки предстает в виде "передачи" совокупности интеллектуальных представлений последующему поколению в процессе обучения. Эволюция науки есть улучшенное понимание. Ст. Тулмин обращает внимание на тот факт, что каждое новое поколение учащихся, развивая свои собственные интеллектуальные перспективы, в то же время оттачивает оружие, чтобы в конечном итоге завоевать свою специальность. Через пять, десять или двадцать лет именно их слово будет иметь вес в данной специальности, их авторитет будет управлять данной научной дисциплиной и придавать ей новую форму.
 326
 
 ЛИТЕРАТУРА
 1 Современные теории познания. М., 1992. С. 83.
 - Хахлвег К., Хукер К. Эволюционная эпистемология и философия науки // Современная философия науки. М., 1996. С. 161.
 3 Пиаже Ж. Избранные психологические труды. М., 1994. С. 168, 165.
 4 См.: там же. С. 159.
 5 См.: там же. С. 87.
 6 Современные теории познания. С. 93.
 7 Там же. С. 101.
 8 Тупмин С. Человеческое понимание. М., 1984. С. 23.
 9 Там же. С. 41.
 10 Там же. С. 173,97.
 11 Там же. С. 306. >2 Там же. С. 262.
 Тема 31. ИСТОРИКО-ЭВОЛЮЦИОНИСТСКОЕ НАПРАВЛЕНИЕ. ТОМАС КУН
 Наука - это деятельность научных сообществ. - Понятие научного сообщества. - "Нормальная наука" и научная революция. - Парадигма и ее структура. - Дисциплинарная матрица. - Характеристики добротной теории. - Прогресс "нормальной науки". - Симптомы научной революции. - Научные школы, научные коллективы и эпистемические сообщества.
  Продолжателем эволюционистского, а точнее; историко-эволюцио-нистского направления выступил Томас Сэмюэл Кун (1922) - американский историк и философ. Он родился в штате Огайо и постоянно преподавал в Кембридже в Массачусетском технологическом институте. Научную деятельность Кун начинал как физик, его докторская диссертация была посвящена проблемам физики. Переход к философии науки осуществился на базе истории науки, когда во время его работы над докторской диссертацией президент Гарварда Джеймс Конант попросил Куна быть ассистентом по курсу экспериментальной науки для неспециалистов. В этом курсе Т. Кун использовал различные примеры, взятые из истории науки. Так состоялось его близкое знакомство с историей науки1.
  В зрелых размышлениях ученого об исторической динамике научного знания в центре оказалась проблема соотношения философии и истории науки. Эпистемологическая концепция Т. Куна, выраженная в его основном труде, опубликованном в США в 1962г., - "Структура научных революций", - находилась в достаточно резкой оппозиции критическому рационализму К. Погшера и логическому эмпиризму неопозитивизма. Сам автор считал, что она может быть отнесена к области социологии познания. О себе Кун без стеснения сообщает мало лестную информацию: "В то время, - признается Кун, - я очень слабо был знаком с философией.
 327
 
 В "Структуре научных революций" я критиковал позитивистскую традицию, но я даже не читал Карнапа... Если бы я был знаком со всеми профессиональными разработками, я написал бы, по-видимому, совершенно другую книгу"2. Его знакомство с К. Поппером состоялось в конце 40-х гг. в Гарварде. "Поппер рисовал на доске диаграмму, согласно которой каждая новая теория покрывала все пространство старой теории и выходила за ее пределы. Сэр Карл поздравил меня с тем, - вспоминал Т. Кун, - что я привлек внимание к нормальной науке, но настаивал, что в действительности она не нужна. Революции сменяются революциями. "Наука непрерывно переживает революции, - говорил он. - Готовясь к моей первой поездке в Париж, я прочитал некоторые работы Башляра. Однако он был так близок моим собственным размышлениям, что у меня не было чувства, будто я должен больше читать его. Это было ужасно. Также и Фуко я читал не слишком много"3.
  По мнению Куна, базисом и основным материалом эпистемологии должна стать именно история науки. Наука - это не система знаний, а прежде всего деятельность научных сообществ: В такой постановке проблемы все претензии на особую нормативность и логико-методологическую суверенность научного знания, заключенные в первых позициях и постулатах философии науки, утрачивали свою силу. Они становились зависимыми от господствующего способа деятельности научного сообщества, от дисциплинарной матрицы и "парадигмы", которая формировалась в его недрах. Благодаря работе Т. Куна "Структура научных революций" понятие научного сообщества прочно вошло в обиход всех областей науки. И сама наука стала мыслиться не как развитие системы идей, а как результат деятельности научного сообщества.
  Понятие "научное сообщество" достаточно распространено в современной социологии науки. Научное сообщество составляют исследователи с определенной специальностью и сходной научной подготовкой. Представители научного сообщества, как правило, имеют идентичные профессиональные навыки и освоили определенный круг научной литературы. Обычно границы изученной научной литературы очерчивают круг интересов и сам предмет исследования научного сообщества. Научное сообщество может быть понято как сообщество всех ученых, как национальное научное сообщество, как сообщество специалистов той или иной области знания или просто как группа исследователей, изучающих определенную научную проблему.
  Роль научного сообщества в процессе развития науки может быть описана по следующим позициям:
 • Во-первых, представители данного сообщества едины в понимании целей науки и задач своей дисциплинарной области. Тем самым они упорядочивают систему представлений о предмете и развитии той или иной науки.
 • Во-вторых, для них характерен универсализм, при котором ученые в своих исследованиях и в оценке исследований своих коллег руководствуются общими критериями и правилами обоснованности и доказательности знания.
 328
 
 • В-третьих, понятие научного сообщества фиксирует коллективный характер накопления знания. Оно выступает от имени коллективного субъекта познания, дает согласованную оценку результатов познавательной деятельности, создает и поддерживает систему внутренних норм и идеалов - так называемый этос науки. Ученый может быть понят и воспринят как ученый только в его принадлежности к определенному научному сообществу. Поэтому внутри данного сообщества высоко оценивается коммуникация между учеными, опирающаяся на ценностно-оценочные критерии его деятельности.
 • В-четвертых, все члены научного сообщества придерживаются определенной парадигмы- модели (образца) постановки и решения научных проблем. Или, как отмечает Т. Кун, парадигма управляет группой ученых-исследователей. Сами ученые предпочитают чаще говорить не о парадигме, а о теории или множестве теорий.
  Небезынтересно заметить, что само понятие "научное сообщество" ввел в обиход Майкл Полани, хотя его аналоги- "республика ученых", "научная школа", "невидимый колледж" и другие имели давнее происхождение. Есть свидетельства, что еще в XVII в. аббат М. Марсанн был организатором "незримого колледжа". Полани это понятие понадобилось для фиксации в рамках концепции личного знания условий свободной коммуникации ученых и необходимости сохранения научных традиций.
  Как отмечают современные исследователи, "научное сообщество представляет собой не единую структуру, а "гранулированную среду". Все существенное для развития научного знания происходит внутри "гранулы" - сплоченной научной группы, коллективно создающей новый элемент знания, а затем в борьбе и компромиссах с другими аналогичными группами его утверждающей4. Вырабатывается специфический научный сленг, набор стереотипов, интерпретаций. В результате этого процесса научная группа самоидентифицируется и утверждается в научном сообществе.
  Однако поскольку научное сообщество направляет свое внимание на строго определенный предмет и оставляет вне поля зрения все прочие, то связь между различными научными сообществами оказывается весьма затруднительной. Представители разных научных сообществ зачастую говорят "на разных языках" и не понимают друг друга. Их сосуществование можно уподобить проживанию на различных этажах огромного здания науки. Это относится к отрицательным характеристикам функционирования научных сообществ.
  Наиболее глобальным оказывается сообщество представителей естественных наук. В нем выделяется уровень физиков, химиков, астрономов, зоологов и т.д. Подобным образом на данном уровне выделяются также подтипы или подуровни; например, среди химиков - специалисты по органической или неорганической химии, а среди философов - специалисты по истории философии, методологии, логике. Оформляя членство в таком сообществе, сопровождая его функционирование выпуском научной периодики (журналов и соответствующей научной литературы), научное сообщество углубляет дальнейшую дифференциацию научного знания.
 329
 
 Этим достигается полнота профессиональных суждений представителей того или иного научного сообщества. Однако одновременно с ней возникает опасность глухоты. Вход в специализированное научное сообщество оказывается настолько узок и загроможден, что представителям разных дисциплин очень трудно услышать друг друга и выяснить, что же объединяет их в единую армию ученых.
  Куновская модель развития науки предполагала чередование эпизодов тоикурентной борьбы между различными научными сообществами. Период господства принятой парадигмы, этап так называемой "нормальной науки", сменялся периодом распада парадигмы, что отражалось в термине "научная революция". Победа одной из противоборствующих сторон вновь восстанавливала стадию нормального развития науки. Допарадиг-мальный период отличался хаотичным накоплением фактов. Выход из данного периода означал установление стандартов научной практики, теоретических постулатов, точной картины мира, соединение теории и метода. Смена научной парадигмы, переход в фазу "революционного разлома" предусматривает полное или частичное замещение элементов дисциплинарной матрицы, исследовательской техники, методов и теоретических допущений. Трансформируется весь набор эпистемологических ценностей.
  Всеобщие критерии научной рациональности, по мнению Куна, имеют всего лишь относительный характер. Поскольку каждая парадигма опирается на выработанные в недрах своей проблемной области стандарты и критерии, они не обязательно должны соотноситься со стандартами формальной логики, хотя, естественно, и не должны противоречить им - впрочем, как и здравому смыслу. Поэтому достаточно сложно говорить о демаркации, отделяющей науку от других форм интеллектуальной деятельности. Она устанавливается каждый раз сызнова. По Куну, для науки не существует единого и универсального метода, нет и универсальных протоколов наблюдений, не может существовать и всеобъемлющий ме-таисторический словарь. Взгляд ученого на мир детерминирован и задан его приверженностью к парадигме и зависит от исторических и социальных факторов.
  Концепцию парадигмы Кун защищает всесторонне. "Под "парадигмой" я подразумеваю, - пишет он, - признанные всеми научные достижения, которые в течение определенного времени дают модель постановки проблем и их решения научному сообществу"5. Поскольку парадигма означает совокупность убеждений, ценностей и технических средств, принятых научным сообществом и обеспечивающих существование научной традиции, то Кун отвергает принципы фундаментализма. Нет и быть не может факторов, независимых от научной парадигмы. Невозможен, на его взгляд, и эмпирически нейтральный язык наблюдения. Ученые, включенные в научное сообщество, видят мир сквозь призму принятой парадигмы. Ибо не факты определяют теорию, а теория выбирает те или иные факты, которые могут войти в ее осмысленный опыт. Парадигма находит свое отражение в классических работах ученых или же в учебниках, где на достаточно долгий срок определяется круг проблем и совокупность мето-
 330
 
 дов их решения в той или иной сфере научной деятельности. Кун считал, что человек, ставший сторонником новой парадигмы на раннем этапе ее развития, должен верить в ее успех. Что-то должно заставить хотя бы нескольких ученых почувствовать, что данная новая идея принесет успех; иногда такие чувства могут породить даже какие-то личные и не совсем осознанные эстетические соображения.
  Что представляет из себя структура парадигмы? Во-первых, это символические обобщения^- законы и определения наиболее употребляемых терминов. Во-вторых - совокупность метафизических установок, задающих ту или иную онтологию универсума. Например, Парменидов мир - мир устойчивости и самотождественности- или мир, где "Бог играет в кости", т.е. современный мир нестабильности и неравновесности. В-третьих, в структуру парадигмы входит совокупность общепринятых стандартов, "образцов" - схем решения некоторых конкретных задач.
  Кун выдвигает тезис о "несоизмеримости" парадигм. Он отрицает преемственность в истории развития науки. Динамика науки для него более прерывна, нежели непрерывна. Научные сообщества, по его мнению, вытесняют друг друга, а знание, накопленное предыдущей парадигмой, отбрасывается. О несоизмеримости Кун говорит как о непереводимости и подчеркивает, что когда он говорит об Аристотеле в связи с понятием движения, материи и пустоты, то все соответствующие слова существуют и в современном языке, однако они обозначают нечто совсем иное. Поэтому он должен изучить прежнее использование этих слов и взаимосвязи между ними, а затем с помощью данных слов объяснить, что именно делал Аристотель.
  Пытаясь более точно эксплицировать понятие "парадигма", Кун в дальнейшем трансформировал его в понятие дисциплинарной матрицы, учитывающей как принадлежность ученых к определенной дисциплине, так и систему правил научной деятельности. Размышляя над структурой дисциплинарной матрицы, можно отметить ее явное сходство со структурой парадигмы и назвать следующие составляющие ее (матрицу) компоненты:
 • "символические обобщения". Здесь имеются в виду те выражения, которые используются членами научной группы без сомнений и разногласий. Они имеют формальный характер или легко формализуются;
 • необходимые предписания (или метафизические парадигмы);
 • ценности, признанные в рамках данной дисциплины. Чувство единства во многих сообществах возникает именно благодаря общности ценностей;
 • и наконец - так называемые "образцы"6.
  В работе 1974 г. "Вторичное размышление о парадигме" Кун продолжал исследование переломных моментов в истории науки, а также отвечал на упрек в том, что наука лишена им чисто рациональных оснований и стала игрушкой случайных социальных обстоятельств. Действительно, в "Структуре научных революций" он отмечал, что "сами по себе наблюдения и опыт еще не могут определить специфического содержания науки. Формообразующим ингредиентом убеждений, которых придерживается
 331
 
 данное научное сообщество в данное время, всегда являются личные и исторические факторы - элемент, no-видимости, случайный и произвольный"7. Самые поздние его размышления связаны с изучением сложного процесса категоризации, который является частично врожденным, частично усвоенным. Он образует очень важный таксономический аспект языка.
  Можно говорить о достаточно жесткой регламентации проблем и их решений, которые квалифицируются как элементы данной парадигмы. Если соотносить понятия "парадигма" и "научная теория", то следует сразу же обратить внимание на их принципиальную нетождественность. И не только потому, что понятие парадигмы шире понятия теории и предшествует ей в куновском контексте. В понятие парадигмы включены социально-психологические и этические правила и нормы функционирования научной деятельности. По мнению ученого, формирование научной парадигмы говорит о зрелости той или иной научной сферы. Выбор определенной парадигмы обусловлен не только логическими критериями, как это принято в сфере строгой научной теории, но также ценностными соображениями.
 Кун выявляет следующие характеристики добротной теории:
 • Теория должна быть точной: следствия, дедуцируемые из нее, должны обнаруживать согласие с результатами существующих экспериментов и наблюдений.
 • Теория должна быть непротиворечива, причем не только внутренне или сама собой, но также с другими принятыми теориями, применимыми к близким областям природы.
 • Теория должна иметь широкую область применения, следствия теории должны распространяться далеко за пределы тех частных наблюдений, законов и подтеорий, на которые ее объяснение первоначально ориентировано.
 • Теория должна быть простой, вносить порядок в явления, которые в ее отсутствие были изолированы друг от друга или составляли спутанную совокупность.
 • Теория должна быть плодотворной, открывающей новые горизонты исследования; она должна раскрывать новые явления и соотношения, ранее оставшиеся незамеченными среди уже известных. "Все эти пять характеристик: точность, непротиворечивость, область приложения, простота и плодотворность, - пишет Кун, - стандартные критерии оценки адекватности теории"8. Между тем перед каждым выбирающим ту или иную теорию регулярно возникают два вида трудностей. Во-первых, каждый в отдельности критерий смутен. Во-вторых, используемые вместе, они время от времени входят в конфликт друг с другом. Точность, например, может предполагать выбор одной теории, а область приложения наиболее полна приминитель-но к конкурирующей теории. От точности теории зависит ее объяснительная и предсказательная сила. Однако, если стоит проблема выбора между альтернативными теориями, два исследователя, следуя одному и тому же набору критериев выбора, по мнению Куна, могут прийти к различным заключениям. "Возможно, они по-разному интерпретируют простоту или у
 332
 
 них разные убеждения о масштабах тех сфер знания, в которых критерий непротиворечивости должен удовлетворяться... Можно объяснить, как объясняет историк, используя приемы своей науки, почему конкретные люди делают конкретные выборы в конкретное время. Однако при таком объяснении приходится выходить за пределы списка критериев, разделяемых учеными, обращаться к характеристикам индивидов, совершающих выбор. Надо, следовательно, работать с характеристиками, меняющимися от одного к другому, ни в 'малейшей степени не стесняя себя их соответствием тем канонам, которые делают науку наукой"9.
  В концепции Куна релятивизм достигает своего абсолютного выражения. Оставаясь на платформе признания объективной реальности, т.е. не впадая в мистику и солипсизм, он, тем не менее, релятивизирует истинность научного знания по отношению к принятой парадигме. Сам Кун подчеркивает: "С моей точки зрения, всякий отдельный выбор между конкурирующими теориями зависит от смены объективных и субъективных факторов и критериев, разделяемых группой, " индивидуальных критериев"10. Правильно показывая значимость социологических и социально-психологических элементов в деятельности научных коллективов, ученый противопоставляет их объективной логике научного исследования, обладающей относительной суверенностью от своих парадигмальных ограничений. В его концепции ощущается сильный крен и в сторону прагматизма и операционализма.
  Т. Кун приводит всем известные максимы обыденного опыта, к которым человек прибегает в ситуации выбора: "семь раз отмерь - один отрежь", "не откладывай на завтра то, что можно сделать сегодня", а также "вместе работа спорится" или "у семи нянек дитя без глазу". Несмотря на их взаимную противоречивость, они изменяют механизмы принятия решений, указывают на тот остаточный аспект решения, за который каждый должен брать ответственность на себя. На выбор влияют также ценности и нормы. А термин "субъективный", по его мнению, имеет два основных значения. В одном из них он противопоставляется термину "объективный", в другом - термину "предмет суждения".
  Период развития "нормальной науки" может быть представлен традиционными понятиями, как, например, понятием прогресса, которое в данном случае имеет критерий, состоящий в количестве решенных проблем. Для Куна "нормальная наука" предполагает расширение области применения парадигмы с повышением ее точности. Критерием пребывания в периоде "нормальная наука" является сохранение данного или принятого концептуального основания. Можно сказать, что действует определенный иммунитет, позволяющий оставить концептуальный каркас той или иной парадигмы без изменения. Цель нормальной науки, отмечает Т. Кун, ни в коей мере не требует предсказания новых видов явлений. Иммунитет или невосприимчивость к внешним, несостыкующимся с принятыми стандартами факторам не может абсолютно противостоять так называемым аномальным явлениям и фактам. Они постепенно подрывают устойчивость парадигмы. Кун характеризует "нормальную науку" как кумулятивное накопление знания.
 333
 
  Революционные периоды, или научные революции, приводят к изменению ее структуры, принципов познания, категорий, методов и форм организации. Чем же обусловлена смена периодов спокойного развития науки и периодов ее революционного развития? История развития науки позволяет утверждать, что периоды спокойного, нормального развития науки отражают ситуацию, когда все научные дисциплины развиваются в соответствии с установленными закономерностями и принятой системой предписаний. Нормальная наука означает исследования, прочно опирающиеся на прошлые или имеющиеся научные достижения и признающие их в качестве фундамента последующего развития. В периоды нормального развития науки деятельность ученых строится на основе одинаковых парадигм, одних и тех же правил и стандартов, научной практики. Возникает общность установок и видимая согласованность действий. Она обеспечивает преемственность традиций того или иного направления. Ученые не ставят себе задач создания принципиально новых теорий, более того, они даже нетерпимы к созданию подобных "сумасшедших" теорий другими. По образному выражению Куна, ученые заняты "наведением порядка" в своих дисциплинарных областях. Нормальная наука развивается, накапливая информацию, уточняя известные факты.
  Однако возникающие аномалии, которые разрушают привычную научную практику, в конце концов приводят данную область к новой системе предписаний. Каждая научная революция изменяет существующую картину мира и открывает новые закономерности, которые не могут быть поняты в рамках прежних представлений. Научные революции рассматриваются как такие некумулятивные эпизоды развития науки, во время которых старая парадигма замещается целиком или частично новой парадигмой, несовместимой со старой. Научная революция начинается с осоз-навания научным сообществом того, что существующая парадигма перестала адекватно функционировать при исследовании аспекта природы, к которому сама парадигма ранее проложила путь. Научная революция значительно меняет историческую перспективу исследований и влияет на структуру учебников и научных работ. Она затрагивает стиль мышления и может по своим последствиям выходить далеко за рамки той области, где произошла. Так, открытие радиоактивности на рубеже XIX-XX вв. отозвалось в философии и мировоззрении, медицине и генетике.
  Симптомами научной революции, кроме бросающихся в глаза аномалий, являются кризисные ситуации в объяснении и обосновании новых фактов, борьба старого знания и новой гипотезы, острейшие дискуссии. Научная революция - это длительный процесс, а не одномоментный акт. Он сопровождается радикальной перестройкой и переоценкой всех ранее имевшихся факторов. Изменяются не только стандарты и теории, конструируются новые средства исследования и открываются новые миры. Например, появление микроскопа в биологии или телескопа и радиотелескопа в астрономии позволило сделать великие открытия. И весь XVII в. был даже назван эпохой "завоеваний микроскопа". Открытие кристалла, вируса и микроорганизмов, электромагнитных явлений и мира микрочастиц раскрывают новые, более глубинные измерения реальности.
 334
 
  Научная революция предстает как некая прерывность в том смысле, что ею отмечен рубеж не только перехода от старого к новому, но и изменение самого направления. Происходят фундаментальные сдвиги в истории развития науки. Они связаны с именами великих ученых, открытия которых знаменуют собой отказ от принятой и господствующей теории в пользу новой, несовместимой с прежней. И если работа ученого в период нормального развития характеризуется как ординарная, то в период научной револкщии она носит экстраординарный характер. хгя
  Революционные периоды в развитии науки всегда воспринимались как особо значимые. Их "разрушительная" функция со временем приобретала характер созидательной, творческой и инновационной деятельности. Научная революция выступала как наиболее очевидное выражение основной движущей силы научного прогресса. В период революций ученые открывают новое и получают иные результаты даже в тех случаях, когда используют обычные инструменты в областях, которые они исследовали до этого.
  В истории науки особое значение имели научные революция XVII и XX вв. Революция XVII в. определила основания развития науки на последующие два века, и все новые достижения непротиворечивым образом встраивались в общую галилеево-ньютонианскую картину мира. Фундаментальная научная революция XX в. открытием теории относительности и квантовой механики пересмотрела исходные представления о пространстве, времени и движении. Развиваясь вширь, в сторону проникновения в промышленность, технику и технологии, благодаря компьютеризации и автоматизации, она приобрела характер научно-технической революции.
  Кун выявляет и допарадигмальные стадии развития науки, в которых царит интеллектуальный хаос и борьба множества разноориентированных теорий и концепций. В самой парадигме целесообразно видеть относительный образ реальности, этакую карту реальности, но не саму истину об этой реальности и не саму территорию истории науки. Ее не стоит представлять и как исчерпывающую картину реальности, образ карты здесь более уместен.
  Внутри науки существуют научные школы, функционирующие как организованная и управляемая научная структура, объединенная исследовательской программой, единым стилем мышления и возглавляемая, как правило, личностью выдающегося ученого. В науковедении различают "классические" научные школы и современные. "Классические" научные школы возникли на базе университетов. Расцвет их деятельности пришелся на вторую треть XIX в. В начале XX в. в связи с превращением научно-исследовательских лабораторий и институтов в ведущую форму организации научного труда им на смену пришли современные, или "дисциплинарные", научные школы. В отличие от "классической" научной школы дисциплинарные ослабили функции обучения и были сориентированы на плановые, формирующиеся вне рамок самой школы, программы. Когда же научно-исследовательская деятельность переставала "цементироваться" научной позицией и стратегией поиска руководителя, а направлялась лишь поставленной целью, "дисциплинарная" научная школа превращалась в научный коллектив. Творческие коллективы могли функционировать и на междисциплинарной основе. Для эффективного решения поставленной задачи члены коллектива подразделя-
 335
 
 лись на проблемные группы. И если научный коллектив мог включать в себя ученых с различными теоретическими убеждениями и интересами, то для научных школ такая ситуация немыслима. Ученые - члены научной школы - объединены общими идеями и убеждениями. Это, бесспорно, единомышленники, которые группируются вокруг лидера - генератора идей. Научные школы могут сливаться в научные направления, а сами направления зачастую начинаются деятельностью научных школ. Несмотря на различия, научные сообщества, школы и научные коллективы представляет собой определенного рода порождающие системы, обеспечивающие процесс формирования и развития нового знания.
  В современной социологии знания выделяют также и "эпистсмические сообщества". Они представляют собой коллективы и группы людей, работающих во вненаучных специализированных областях, например, в парапсихологии, алхимии, астрологии, эзотерии и оккультизме. Они также разделяют приоритеты и установки, принятые в своей среде, в них достаточно сильны организационные рычаги объединения сообщества.
 ЛИТЕРАТУРА
 1 См.: Американский философ Джованна Боррадори беседует с Куайном, Дэвидсоном, Патнэмом и др. М., 1998. С. 188.
 2 Там же. С. 189.
 3 Тамже.С. 191-192.
 4 Мирская Е.З. Социология Науки в:80-е годы // Социальная динамика науки. М., 1996. С. 31.
 5 Кун Т. Структура научных революций. М., 1978. С. 11.
 6 Там же. С. 243-244.
 7 Там же. С. 20.
 8 Кун Т. Объективность, ценностные суждения и выбор теории. Современная философия науки. М., 1996. С. 62-63.
 9 Там же. С. 65.
 10 Там же. С. 66.
 Тема 32. ЛОГИКО-НОРМАТИВНАЯ МОДЕЛЬ
 РОСТА ЗНАНИЯ В НАУЧНО-ИССЛЕДОВАТЕЛЬСКОЙ
 ПРОГРАММЕ ИМРЕ ЛАКАТОСА
 Идея конкуренции научно-исследовательских программ. - Структура исследовательской программы. - Правила положительной и отрицательной эвристики. -- Две стадии исследовательской программы: прогрессивная и вырожденческая. - Отличие евклидовой, эмпири-стской и индуктивистской программ.
  Проблема роста научного знания - животрепещущая проблема, лишающая покоя всех методологов, ученых и мыслителей, независимо от того, к какому направлению они принадлежат, какие религии исповеды-
 336
 
 вают, какие приоритеты разделяют. Иногда эта проблема, являясь узловым пунктом размышлений, не осознается в качестве таковой, и исследователь обращается к изучению более частных и прикладных вопросов, не отдавая себе отчета в том, что они всего лишь начальные ступеньки на пути восхождения к центральной для всей философии науки и современной эпистемологии проблемы роста знания. Так было и с Имре Лака-тосом.
  Британский философ и историк науки И. Лакатос (1922-1974) в ранних работах предпринял попытку построения оригинального варианта логики догадок и опровержений в качестве реконструкции проблемы роста знания. Предметом его анализа стала математика ХУП-Х1Хвв. Позднее он пришел к обоснованию идеи конкуренции научно-исследовательских программ, лежащей, по его мнению, в основе развития науки. "Мой подход, - писал ученый, - предполагает новый 'критерий демаркации между "зрелой наукой",'состоящей из исследовательских программ, и "незрелой наукой", состоящей из затасканного образца проб и ошибок"1. Особое значение в обосновании своей концепции Лакатос придавал изучению истории науки.
  Научная программа, по Лакатосу, - основная единица развития научного знания. С точки зрения его концепции развитие науки представляет собой смену исследовательских программ. "Я смотрю на непрерывность науки сквозь "попперовские очки", - признается он. - Поэтому там, где Кун видит "парадигмы", я вижу еще и рациональные "исследовательские программы"2. Исследовательская программа понимается как совокупность и последовательность теорий, связанных непрерывно развивающимся основанием, общностью основополагающих идей и принципов. Исходная теория тянет за собой вереницу последующих. Каждая из последующих теорий развивается на основе добавления дополнительной гипотезы к предыдущей. Демаркация между "зрелой наукой" и "незрелой наукой" проводится Лакатосом по нескольким основаниям. Зрелая наука отличается тем, что:
 - предсказывает ранее неизвестные факты;
 - предвосхищает новые вспомогательные теории;
 - обладает эвристической силой;
 -располагает теоретической автономией.
  Непрерывность программы охраняется особыми нормативными правилами.
  Структура исследовательской программы включает в себя жесткое ядро, фундаментальные допущения, правила "положительной" эвристики (предписывающие, какими путями прокладывать дальнейший ход исследований) и правила "отрицательной" эвристики (говорящие о запрещениях, о том, каких путей следует избегать). Фундаментальные допущения носят специфический характер и принимаются за условно неопровержимые. Жесткое ядро представляет собой совокупность конкретно-научных и онтологических допущений, сохраняющихся без изменения во всех теориях научной программы. Поскольку правила "отрицательной" эвристики запрещают переосмысливать жесткое ядро исследовательской
 337
 
 программы даже в случае столкновения ее с контрпримерами или аномалиями, исследовательская программа обладает своего рода догматизмом. И эта догматическая верность однажды принятой теории имеет свое позитивное значение. Без нее ученые бы отказывались от теории раньше, чем поняли ее-потенциал, силу и значение. Тем самым она способствует более полному пониманию силы и преимуществ той или иной теории. Ее следы обнаруживаются уже при характеристике периода "нормальной науки" Куна.
  Для пущей сохранности "жесткого ядра" теории образуется "предохранительный пояс" дополнительных гипотез, которые могут видоизменяться, адаптируясь к аномалиям. Этим Лакатос стремился избежать крайностей фальсификационизма при оценке теорий, которые попадают в аномальные ситуации или сталкиваются с контрпримерами.
  Правила "положительной" эвристики показывают, как видоизменить опровергаемые варианты, как модифицировать гипотезы "предохранительного пояса", какие новые модели необходимо разработать для расширения области применения программы. Положительная эвристика выручает ученого в ситуации замешательства перед океаном аномалий. Положительной эвристикой определяется программа, в которую входит система более сложных моделей реальности; внимание ученого сосредоточено на конструировании моделей, соответствующих тем инструкциям, которые изложены в позитивной части его программы. На известные контрпримеры и не согласующиеся с программой наличные данные он просто не обращает внимания. Положительная эвристика играет первую скрипку в развитии исследовательской программы. При почти полном игнорировании "опровержений" может даже возникнуть впечатление, что как раз "верификация", а не опровержение создает токи соприкосновения с реальностью". Но тогда "попперовские очки" придется снять и откинуть.
  Данное противоречие проясняется том, что в развитии исследовательских программ, по Лакатосу, следует выделить две стадии: прогрессивную и вырожденческую (регрессивную). На прогрессивной стадии особую роль играет положительная эвристика. Именно она стимулирует образование вспомогательных гипотез, расширяющих сферу применения программы, а также ее эмпирическое и теоретическое содержание. По достижению "пункта насыщения" развитие исследовательских программ резко замедляется. Парадоксы, несовместимые факты, противоречия так и сыплются, так и обрушиваются на данную исследовательскую программу. Это симптомы начала стадии ее вырождения. Научно-исследовательская программа регрессирует, если теоретические объяснения отстают от роста эмпирических фактов. Вырождающиеся теории заняты в основном самооправданием. Возникает огромное количество гипотез ad hok, относящихся лишь к данному случаю. Когда появляется соперничающая исследовательская программа, которая в состоянии объяснить эмпирический успех своей предшественницы, превосходит ее по своему эвристическому потенциалу и способности предсказывать новые, не изведанные ранее факты, можно говорить об отказе от предшествующей исследовательской программы. Научные революции как раз и предполагают вытеснение прогрессивными
 338
 
 исследовательскими программами своих предшественниц, исчерпавших внутренние резервы развития.
  Однако положительная эвристика - очень гибкое образование. Лака-тос подмечает достаточно уникальный эффект ее действия: когда исследовательская программа вступает в регрессивную фазу, то маленькая революция или творческий толчок в ее положительной эвристике может снова продвинуть ее в сторону прогрессивного сдвига. Повышенная чувствительность к аномалиям свойственна только тем ученым, кто занимается упражнениями в духе проб и ошибок, работает в регрессивной среде исследовательской программы.
  К самому факту противоречия у Лакатоса было отношение более традиционное, чем это можно было предположить после оглашения К. Поп-пером принципа фальсификации. Лакатос был уверен, что непротиворечивость должна оставаться важнейшим регулятивным принципом (стоящим вне и выше требования прогрессивного сдвига проблем), а обнаружение противоречий должно рассматриваться как проблема. Причина проста. Если цель науки - истина, она должна добиваться непротиворечивости; отказываясь от непротиворечивости, наука отказалась бы и от истины. Однако из этого не следует, что как только противоречие или аномалия обнаружены, развитие программы должно немедленно приостанавливаться.
  Из рассуждений Лакатоса становится понятно, как трудно возникнуть новой исследовательской программе. Эти трудности связаны с тем, что мало какие опровержения приведут к необходимости замены теории. "Жесткие опровергающие интерпретации", применяемые к совсем юной программе, по мнению методолога, выглядят как "опасная методологическая черствость". Нет ничего такого, что можно было бы назвать решающим экспериментом, по крайней мере, если понимать под ними такие эксперименты, которые способны немедленно опрокидывать исследовательскую программу.
  Развитие исследовательских программ не сводится к чередованию умозрительных догадок и эмпирических опровержений. Но в чем конкретно состоит механизм развития и диалектика научно-исследовательских программ, из текстов Лакатоса не так-то просто вывести. Логико-концептуальное чутье иногда изменяет автору, и мы встречаемся с такими, например, заявлениями: "на самом деле, когда одна программа терпит поражение и ее вытесняет другая, можно, внимательно вглядевшись в прошлое, назвать эксперимент решающим, если удается увидеть в нем эффектный подтверждающий' пример в пользу победившей программы и очевидное доказательство провала той программы, которая уже побеждена. Но ученые не всегда правильно оценивают эвристические ситуации. Сгоряча ученый может утверждать, что его эксперимент разгромил программу, а часть научного сообщества - тоже сгоряча - может согласиться с его утверждением. Но если ученый из побежденного лагеря несколько лет спустя предлагает научное объяснение якобы "решающего эксперимента" в рамках якобы разгромленной программы (или в соответствии с ней), почетный титул может быть снят и решающий эксперимент может превратиться из поражения программы в ее новую победу"3.
 339
 
  Техника методологического анализа той или иной исследовательской программы распадается на ряд ступеней:
 • выдвижение национальной реконструкции исследовательской программы;
 • сравнение ее с действительной историей;
 • критика ее за отсутствие историчности или рациональности.
  Требование непрерывного роста - основное кредо и суть рациональной реконструкции Лакатоса. Видимо, исследовательская программа должна подчеркнуть черты континуальности в развитии научного знания.
  В целом концепция ученого носила логико-нормативный характер. Научно-исследовательская программа ограничивала множество и разнообразие путей развития научного знания, а сама история науки представала в виде возникновения, развития и конкуренции различных теорий. Вместе с тем действительная сложность механизма развития исследовательских программ, базисных теорий и многообразных форм изменения и развития научного знания с предложенной моделью сочетаться не могла.
  Любопытно, что Лакатос связывал основной вопрос эпистемологии с противоречием между догматиками, заявляющими, что мы можем знать, и скептиками, заявляющими, что мы не можем знать или по крайней мере не можем знать, что и когда мы можем знать4. Тщетность поиска оснований знания - конек скептиков. Одновременно это и демонстрация регресса, которая не позволяет знанию обрести твердую почву. Лакатос, указывая на систему Евклида, а также на эмпиристскую и индуктивистскую программы, отмечает, что "все три программы исходят из организации знания как дедуктивной системы. Базисная дефинитная характеристика дедуктивной системы - это принцип ретрансляции ложности "снизу вверх", от заключений к посылкам: контрпример заключения будет и контрпримером по отнощению хотя бы одной из посылок". Евклидову программу, которая предполагает, что все можно дедуцировать из конечного множества тривиальных истинных высказываний, состоящих только из терминов с тривиальной смысловой нагрузкой, Лакатос называет программой тривиа-лизации знания. Он уверен, что классическое описание данной программы можно найти у Паскаля. Эта программа содержит сугубо истинные суждения, она не работает ни с предположениями, ни с опровержениями. Знание как истина вводится на верхушку теории и без какой-либо деформации стекает от терминов-примитивов к определяемым терминам.
  В отличие от Евклидовой эмпиристская программа строится на основе базовых положений, имеющих общеизвестный эмпирический характер. Эмпиристы не могут допустить иного введения смысла, чем снизу теории. Если эти положения оказываются ложными, то данная оценка проникает вверх по каналам дедукции и наполняет всю систему. Следовательно, эмпиристская теория предположительна и фальсифицируема. И если евклидова теория располагает истину наверху и освещает ее естественным светом разума, то эмпиристская располагает ее внизу и освещает светом опыта. Но обе программы опираются на логическую интуицию. "Мы можем достичь многого, - подчеркивает И. Лакатос, - обсуждая просто, как нечто течет в дедуктивной системе, не обсуждая того, что собствен-
 340
 
 но в ней течет - безошибочная ли истина или, скажем, расселовская психологически неоспоримая истина, логически неоспоримая истина Р. Б. Брейтвейна, витгенштейновская "лингвистическая неоспоримая истина", течет ли в ней попперниканская оспоримая ложность и правдоподобие или карнаповская вероятность"5.
  Об индуктивистской программе Лакатос говорит так: "Изгнанный с верхнего уровня разум стремится найти прибежище внизу. <...> Индуктивист-ская программа возникла в рамках усилий соорудить канал, посредством которого истина течет вверх от базисных положений и таким образом установить дополнительный логический принцип, принцип ретрансляции истины". Возникновение индуктивистской программы было связано с темными докоперниканскими временами Просвещения, когда опровержение считалось неприличным, а догадки презирались. "Передача власти от Откровения к фактам, разумеется, встречала оппозицию церкви. Схоластические логики и "гуманисты" не уставали предрекать печальный исход ин-дуктивистского предприятия..."6. Индуктивная логика была заменена Рей-хенбахом и Карнапом вероятностной логикой. Окончательный удар по ин-дуктивизму был нанесен Поппером, который показал, что снизу вверх не может идти даже частичная передача истины и значения.
  Вместе с тем Лакатос ставил перед собой задачу реформирования критического рационализма К. Поппера. Выработанная в связи с этим концепция "утонченного фальсификационизма" получила отражение в работе Лакатоса "Фальсификация и методология научно-исследовательских программ"7. Вся наука понимается автором как гигантская научно-исследовательская программа, подчиняющаяся основному правилу К. Поппера: "Выдвигай гипотезы, имеющие большее эмпирическое содержание, чем у предшествующих". Понятие "метафизический" употребляется Лакатосом как технический термин фальсификационизма: высказывание является метафизическим, если оно не имеет потенциальных фальсификаторов.
  Самой успешной из всех когда-либо существовавших программ Лакатос считает теорию тяготения Ньютона и обосновывает это так. На момент возникновения теории Ньютона существовало множество опровергающих ее факторов. Теория тяготения вступила в борьбу с ними и с подтверждающими эти факты теориями. Через определенное время, проявив изобретательность, сторонники теории Ньютона превратили все контрпримеры в примеры, подкрепляющие теорию. Отрицательная эвристика запрещала применять опровержения к жесткому ядру программы.
  Необходимо заметить, что главное отличие позиции Поппера и Лакатоса состоит в том, что у Поппера обнаружение противоречия между теорией и эмпирическими фактами ведет к отказу от теорий. У Лакатоса же сохраняется возможность так переформулировать некоторые допущения теории, что данные факты из опровержения становятся их подтверждением либо просто игнорируются. После рассмотрения аномалий о них стараются забыть, надеясь на их превращение в подкрепляющие программу примеры.
  Работая в рамках исследовательской программы, нельзя впадать в отчаяние от долгой серии опровержений, а надо дожидаться остроумных (а главное - удачных) гипотез, позволяющих увеличить эмпирическое со-
 341
 
 держание, и превратить череду поражений в историю громких побед. Поэтому каждый последующий шаг исследовательской программы должен быть направлен на увеличение ее содержания и прогрессивный сдвиг. При этом программа должна и в ретроспективе рассматриваться как дискретно-прогрессивный эмпирический сдвиг.
  Рациональность использования отрицательной эвристики состоит в том, чтобы не допустить "опровержениям" переносить ложность на твердое ядро программы, до тех пор пока содержание защитного пояса вспомогательных гипотез продолжает увеличиваться.
  Однако Лакатос далек от догматизации какой бы то ни было исследовательской программы. Поэтому он предусматривает возможность, что при определенных условиях, в случае, если программа больше не может предсказывать новые факты, возможен отказ от "жесткого ядра", его разрушение. Теоретик обязан предвидеть опровержения. Это относится к сфере положительной эвристики, которая представляет собой своеобразную стратегию предвидения и "переваривания опровержений".
 ЛИТЕРАТУРА
 1 Лакатос И. Методология научных исследовательских программ // Вопросы философии. 1995. № 4. С. 147.
 2 Там же. С. 148.
 3 Там же. С. 147.
 4 Лакатос И. Бесконечный регресс и основания математики // Современная философия науки. М., 1996. С. 107.
 5 Тамже. С. 110.
 6 Тамже. С. 112,114.
 7 См.: Лакатос И. Фальсификация и методология научно-исследовательских программ. М., 1995.
 8 Лакатос И. Бесконечный регресс и основания математики // Совре-. менная философия науки. М., 1996.
 Тема 33. ПЛЮРАЛИЗМ В ЭПИСТЕМОЛОГИИ ПОЛА ФЕЙЕРАБЕНДА
 Что есть наука по Фейерабенду. - Идея теоретического реализма. Принцип пролиферации (размножения теорий). - От плюрализма теорий к плюрализму традиций. - "Против методологического принуждения. Очерк анархической эпистемологии" - знаменитый памятник релятивизму. - Чем реально ограничен ученый?- "Anything goes" - допустимо все.
  Обвинения в адрес Пола Фейерабенда банальны, его упрекают в создании неадекватной эпистемологии, в которой познание лишено универсальности, научный метод не гарантирует получения истинного знания, статус и авторитет науки весьма сомнителен, ибо от попыток де-
 342
 
 маркации науки и ненауки следует навсегда отказаться. Чем же руководствовался известный методолог, делая подобные заключения, и почему он производил столь эпатирующее воздействие на своих современников?
  Пол Карл Фейерабенд- американский философ и методолог, профессор Калифорнийского университета - родился в 1924 г. в Вене и получил разноплановое образование. В Венском университете он изучал историю математики и астрономию, в Веймаре - драматургию, в Лондоне и Копенгагене - философию. Был также знаком с микрофизикой. В 1954 г. получил государственную премию Австрийской республики за успехи в науках и искусствах.
  В разноплановой концепции Фейерабенда содержатся следы влияния позднего Витгенштейна, ориентации критического рационализма и даже принципы "научного материализма", которые означали стремление осмыслить традиционные и новые проблемы с позиций естественнонаучного мировоззрения и методологии. Некоторое время он находился под влиянием марксизма. Идеи диалектического развития, принцип историзма и классовой борьбы, преломленные сквозь призму его эпистемологии, наполнялись характерным для мышления ученого плюралистическим содержанием. Впоследствии преобладающей в его мировоззрении стала идеология контркультуры. ФейерабенДу принес известность его критический талант. Нещадная критика, особенно в направлении неопозитивизма и критического рационализма, не могла остаться незамеченной в кругах эпистемологов XX в.
  Фейерабенд имел смелость вслух огласить те следствия, итоги и "антагонистические идеи", к которым пришла философия науки к концу семидесятых и которые содержались в сочинениях "философов науки". Задаваясь вопросами, что есть наука, как она действует, каковы ее результаты, мыслитель совершенно справедливо подмечал, что ответ указывает на существование особого научного метода, т.е. совокупности правил, управляющих деятельностью науки. Процедура, осуществляемая в соответствии с правилами, является научной, и, соответственно, процедура, нарушающая эти правила, ненаучна. Однако подобные правила не всегда формулируются явно, поэтому существует мнение, что в своем исследовании ученый руководствуется правилами скорее интуитивно, чем сознательно. Кроме того, утверждается несоизмеримость данных правил. Но тот факт, что эти правила существуют, что наука своими успехами обязана применению данных правил и что они "рациональны" в некотором безусловном, хотя и расплывчатом смысле, не подвергается ни малейшему сомнению. Вот то явное противоречие, на которое обращает внимание Фейерабенд, анализируя сущность современной науки. "При этом люди далекого прошлого совершенно точно знали, что попытка рационалистического исследования мира имеет свои границы и дает неполное знание, - отмечает он. - В сравнении с этими достижениями наука и связанная с ней рационалистическая философия сильно отстают, однако мы этого не замечаем"1.
  Существующей гипотетико-дедуктивной модели науки и кумулятивиз-му философ противопоставляет идею теоретического реализма. Кумуляти-
 343
 
 визм, возникший на основе обобщения практики описательного естествознания, предполагал упрощенное понимание роста знания, когда к накопленной сумме истинных положений постепенно присоединяются и добавляются новые утверждения. В нем заблуждения истолковываются как исключительно субъективный процесс, исключено качественное изменение знания, отбрасывание старого и опровержение принятого. Эмпиристский кумулятивизм отождествляет рост знания с увеличением его эмпирического содержания, рационалистский кумулятивизм предполагает такой способ развития знания, где каждый последующий элемент включается в систему наличествующих абстрактных принципов и теоретических обобщений.
  Фейерабендовская идея "теоретического реализма" утверждает, что актуальный рост знания осуществляется в результате размножения (пролиферации) теорий, являющихся несоизмеримыми (дедуктивно не связанными единым логическим основанием и использующими различные понятия и методы). Опыт есть всегда теоретически нагруженный опыт, а принятие той или иной теории обусловливает систему восприятия. Принцип пролиферации (размножения теорий), который обосновывает методолог, разрешает создавать и разрабатывать теории, несовместимые с принятыми точками зрения, даже если последние достаточно подтверждены и общепризнанны. Выдвижением тезиса о взаимонесоизмеримости, взаи-монепереводимост (incommensurability) содержания альтернативных теорий и концепций, принадлежащих разным или одному и тому же этапу развития науки, Фейерабенд ужесточает требования принципа пролиферации.
  Позиция теоретического и методологического плюрализма отталкивается от того, что множество равноправных типов знания есть реальность, которая свидетельствует о развитии науки и личности. Периоды борьбы альтернатив, по Фейерабенду, - самые плодотворные периоды. Истоки альтернативных концепций коренятся в различных мировоззренческих и методологических позициях ученых.
  Идею плюрализма теорий он расширяет до плюрализма традиций. В связи с этим наука как идеология научной элиты должна быть лишена своего центрального места и уравнена с мифологией, религией и даже магией. Такая резко выраженная антисциентистская позиция направлена против критического рационализма и по-новому оценивает специфику философии. По справедливому замечанию И. Нарского, если Р. Карнап считал всякую философию лишенной научного смысла, Б. Рассел - ничейной землей между наукой и религией, для позднего К. Поппера философская гипотеза может оказаться зародышевым и незрелым наброском научной теории, для И. Лакатоса - скрепляющей частью теории исследовательских программ, а Д. Уоткинс слил философию с наиболее далекой от эмпирии частью самой науки, то П. Фейерабенд отрицает границу между философией и наукой, наукой, религией и мифом. При он отказывается от понятия объективности и истинности знания и подчеркивает относительность критериев рациональности в познании и деятельности. Согласно Фейерабенду, в деятельности ученых важна не истина, а "развитие индивидуальных способностей", не познание и его подлинная рациональность, а ничем не стесненное, "абсолютно" свободное поведение.
 344
 
  Многие его идеи, бесспорно, шокировали представителей академической философии. Концепцию Фейерабенда нередко называют "анархистской эпистемологией" - отчасти потому, что он совершенно правомерно отрицает наличие единого универсального метода, отчасти потому, что он убежден, что ученые руководствуются принципом "все дозволено". Следование строгому методу и исполнение всех его предписаний, с точки зрения Фейерабенда, несовместимо ни с реальной практикой научного исследования, ни с творческой природой познания. Поэтому "наука обладает не большим авторитетом, чем любая другая форма жизни"3.
  Но что означает применять плюралистическую методологию? По мнению Фейерабенда, ученый должен сравнивать идеи с другими идеями, а не с опытом, и попытаться улучшить те концепции, которые потерпели поражение в соревновании, а не отбрасывать их. Действуя таким образом, он сохранит концепции человека и космоса, содержащиеся в книге Бытия или "Поимандре", и будет их использовать для успехов в теории эволюции и других новейших концепциях. Его нашумевшее произведение "Против методологического принуждения. Очерк анархистской теории познания" (1970) - знаменитый памятник релятивизму. Фейерабенд, тем не менее, достаточно остроумно пытается адаптировать свою позицию в том числе и к материалистическому направлению в философии. Он апеллирует к известной идее В. Ленина о том, что "история вообще, и история революции в частности, всегда богаче содержанием, разнообразнее, разностороннее, живее, "хитрее", чем воображают самые лучшие партии, самые сознательные авангарды ее передовых классов"4. Отсюда, по Фейера-бенду, вытекает принципиальная нерегулируемость, распространяющаяся и на познавательный процесс. Это во-первых. Во-вторых, наличие неравномерности в развитии научного познания позволяет говорить о хаотичности и незакономерности развития науки как таковой. А в-третьих, случайному и неупорядоченному росту знания никакая методология не нужна.
  Набросок основных рассуждений, предваряющий текст работы "Против методологического принуждения", включает в себя следующие тезисы.
 • Теоретический анархизм более гуманен и прогрессивен, чем его альтернативы, опирающиеся на закон и порядок.
 • Единственным принципом, не препятствующим прогрессу, является принцип "допустимо все".
 • Можно использовать гипотезы, противоречащие хорошо подтвержденным теориям, развивать науку, действуя контриндуктивно.
 • Условие совместимости неразумно, поскольку оно сохраняет более старую, а не лучшую теорию, единообразие подвергает опасности свободное развитие индивида.
 • Не существует идеи, сколь бы.устаревшей и абсурдной она ни была, которая не способна улучшить наше познание.
 • И, наконец, одно из наиболее сильных утверждений методолога: если наука существует, разум не может быть универсальным и неразумность исключить невозможно. Эта характерная черта науки требует анархистской эпистемологии.
 345
 
  С одной стороны, сама действительность намного более флуктурирующа, бифуркационна, чем ее гладкое изображение посредством непротиворечивой научной теории. Но, с другой стороны, сама наука куда более иррациональна, нежели ее методологическое описание. В определенной мере жесткие методологические требования служат препятствием к открытию. Проблема начала научного поиска у Фейерабенда приобретает необыкновенно своеобразную интерпретацию. Он рассуждает таким образом: "...мы видели, что реальное развитие учреждений, идей, практических действий и т.д. часто начинается не с проблемы, а с некоторой несущественной активности, например, с игры, приводящей в качестве проекта к разработкам, которые впоследствии могут быть проинтерпретированы как решение неосознанных проблем"5.
  Фейерабенд пытается доказать, что в новой методологической парадигме важно трезво взглянуть на вещи и понять, чем же реально ограничен ученый. Помимо принуждений и препятствий чисто методологического характера со стороны принятия правил и требований, ученый ограничен своим собственным арсеналом исследования, понятливостью своих коллег и соратников, материальной основой телесных, физиологических, социальных и духовных принуждений, а также прагматических приоритетов. И тот, кто задумывается над началом, связан не только концептами теоретического плана, но и всей совокупностью социально-культурных и экзистенциальных факторов.
  Пытаясь структурировать концепцию мыслителя, следует упомянуть о двух опорных пунктах. Первый - принцип неограниченной пролиферации или размножения конкурирующих, прямопротивоположных, альтернативных гипотез. Отсюда и возникло известное выражение "anything goes" - допустимо все. Второй - принцип "теоретического упорства" или прочности, отказ от введения в гносеологический оборот новых теорий и сохранение имеющих. Руководствуясь принципом теоретического упорства, можно игнорировать контрпримеры и аномалии, противоречащие данной теории факты. Если принять тезис "допустимо все" или другую его редакцию "делай то, что хочется", то можно примириться с любой из существующих теорий, к которой мы просто-напросто привыкли. И как бы ни было велико количество контрпримеров, все можно усовершенствовать, обратившись к хорошо известному оружию условно принимаемых соглашений - конвенциализму. Конвенциалистское изобретательство названо Фейерабендом "контриндукцией".
  Фейерабенд считает, что если ученый будет руководствоваться принципом "делай, что хочешь", то его аргументы будут носить диалектический характер, т.е. будут опираться на изменяющуюся рациональность, а не на фиксированное множество стандартов. С другой стороны, если ученого спросить, в чем состоит научный метод, то вряд ли последует определенный ответ. Ученые весьма редко знают, что именно они делают в процессе своих исследований.
  Доведенный до крайности антропологизм Фейерабенда может быть истолкован как дань своего времени - времени постмодерна, рождающего представление о постобъективности, мнимой (виртуальной) объективной реальности, основанной на представлениях и концепциях, ни-
 346
 
 чуть не задетых своим несоответствием физическому миру. "Нужна способность создать и осознать новые перцептуальные и концептуальные отношения, включая те, которые непосредственно не даны (скрытые отношения), а этого нельзя достигнуть одним лишь критическим обсуждением", - заключает методолог новой парадигмы.
  "Важно заметить, - с особой настоятельностью подчеркивает Фейе-рабенд, - что элементы проблемы не просто даны. Например, "факт" иррегулярности нельзя получить без значительных хлопот. Его не может открыть всякий, у кого хорошие глаза и нормальное мышление. Лишь благодаря определенному ожиданию он становится объектом нашего внимания, или выражаясь более точно, факт нерегулярности существует только благодаря ожиданию регулярности. В конце концов термин "нерегулярность" имеет смысл лишь в том случае, если у нас есть правило"6. И даже самые отдаленные от психологии методологи вынуждены интуитивным образом фиксировать феномен психологического ожидания.
  Таким образом, обратив внимание на многомерность знания, мыслитель поместил его в социокультурный контекст реалий постнеклассики. Оттенок плюралистической трансформации всех гносеологических процедур и рациональности в целом в методологии Фейерабенда не случаен. Он отражает типичную для данного этапа современности и философии науки тенденцию к открытости и демократизации возможностей познавательного поиска в эпистемологических исследованиях.
 ЛИТЕРАТУРА
 1 ФейерабендП. Избранные труды по методологии науки. М., 1986. С. 139.
 2 Там же. С. 20.
 3 Там же. С. 465.
 4 ^е/шиА#.Полн.собр.соч.Т.41.С80.
 5 ФейерабендП. Указ. соч. С. 317.
 6 Там же. С. 379, 314.
 Тема 3<. ТЕМАТИЧЕСКИЙ АНАЛИЗ НАУКИ. КОНЦЕПЦИЯ ДЖЕРАЛЬДА ХОЛТОНА
 Независимость тематической структуры научной деятельности. - "Древность" большинства тем в науке. - Понятие тематической оппозиции. - Новые теории и новые темы. - Эффективность применения "тематического анализа".
  Историцистский вариант нормативного подхода к развитию науки представлен в концепции Дж. Холтона. Американский историк и философ науки Джеральд Холтон (1922) стал известен благодаря "тематическому анализу науки". Эта концепция отвечала потребности дополнить существующие модели структуры научного знания новым видением механизма его роста. Для того чтобы эффективно работать с проблемами, Холтон пред-
 347
 
 дожил такую компоненту анализа научной деятельности, как тематический анализ. "В моих исследованиях, - подчеркивал ученый, - особое внимание уделяется тому, чтобы установить, в какой мере творческое воображение ученого может в определенные решающие моменты его деятельности направляться его личной, возможно даже неявной, приверженностью к некоторой определенной теме (или нескольким таким темам)". Любопытно, что тематическую структуру научной деятельности, по мнению исследователя, можно считать в основном независимой от эмпирического или аналитического содержания исследований. Эта структура может играть главную роль в стимулировании научных прозрений1.
  Дж. Холтон обращал особое внимание на то, что "имеется масса случаев, которые подтверждают роль научных предпосылрк, эмоциональных мотиваций, разнообразных темпераментов, интуитивных скачков, не говоря уже о невероятном упорстве, с которым отстаиваются определенные идеи, вопреки тому факту, что они вступают в конфликт с очевидными экспериментами"2. Тематическая ориентация ученого, раз сформировавшись, обычно оказывается на удивление долгоживущей, но и она может измениться.
  Как ведут себя ученые в период научных революций? Предают ли они свою тематику или следуют ей, несмотря на многочисленные аномалии, контрпримеры и парадоксы? "Тематический анализ" направлен именно на то, чтобы находить в науке черты постоянства или непрерывности, инвариантные структуры, которые воспроизводятся даже в. ситуациях, названных научными революциями3. Весомым аргументом, подтверждающим данное предположение, по мнению Холтона, является "древность" большинства тем в науке. Истоки некоторых из них уходят в недра мифологического мышления и являются весьма устойчивыми к революционным потрясениям. В них собраны понятия, гипотезы, методы, предпосылки, программы, способы решения проблем, - т.е. те необходимые формы научной деятельности, которые воспроизводят себя на каждом этапе.
  Кеплер, например, увидел три основные темы: Вселенную как небесную машину, Вселенную как математическую гармонию и Вселенную как образец всеобщего теологического порядка. Среди тем, которыми руководствовался Эйнштейн в построении своей теории, вне всякого сомнения были следующие: первичность скорее формального, чем материального, единство и космогонический масштаб (равноправная применимость законов) ко всей совокупности опытных данных, постоянство и инвариантность. И хотя "всюду существует опасность спутать тематический анализ с чем-то иным: юнговскими архетипами, метафизическими концепциями, парадигмами и мировоззрениями", по мнению философа, "появляющиеся в науке темы можно - в нашей приблизительной аналогии - представить в виде нового измерения, то есть чем-то вроде оси"4.
  В первой главе своей книги Дж. Холтон обсуждает понятие тематической оппозиции. Он считает, что одним из существенных результатов тематического анализа является та найденная закономерность, что альтернативные темы зачастую связываются в пары, как случается, напри-
 348
 
 мер, когда сторонники атомистической темы сталкиваются с защитниками темы континуума. Ученый приходит к выводу, что новые теории возникают на стыке и при соединении принципов конкурирующих позиций. А новые темы появляются и идентифицируются в ситуации, когда невозможно сблизить существующие, как, например, тему субъекта и объекта, классической и вероятностной причинности. Он иллюстрирует этот вывод следующим образом: "В 1927 году, вскоре после спора Гейзенберга и Шредингера, Бор предложил новый подход к решению фундаментальных проблем квантовой механики, позволявшей ему принять оба члена тематической оппозиции - непрерывность и дискретность - в качестве равно адекватных картин реальности, не пытаясь растворить один из них в другом, как это было при разработке им принципа соответствия. Бор понял и то, что эта оппозиция соотносится с другими парами альтернативных тем, также не поддающихся сближению или взаимопоглощению, - таких, например, как разделение и взаимосвязь субъекта и объекта или классическая и вероятностная причинность. Вывод, который Бор сделал из этих констатации, относится к числу редчайших в истории человеческой мысли: в физику была эксплицитно введена новая тема, до того не осознававшаяся в качестве ее компоненты"5. Имелась в виду, конечно же, идея дополнительности.
  Сами темы, помимо сугубо научных признаков, включают в себя и индивидуальные предпочтения, личную оценку той или иной теории. Темы регулируют воображение ученого, являются источником творческой активности, ограничивают набор допустимых гипотез. В связи с этим особую значимость приобретает незамечаемая ранее функция тематического анализа. Она во многом сближает естественнонаучное и гуманитарное знание, представляя тематизм как признак сходства между ними.
  По мнению Холтона, применение "тематического анализа" очень эффективно. Оно предполагает подключение независимых и дополняющих друг друга направлений в науке. Тематический анализ позволяет локализовать научное событие в историческом пространстве и времени, а также обратить внимание на борьбу и сосуществование тем. Ибо темы не меняются во времени и в пространстве. В физике их можно насчитать больше сотни. Более того, "тематические структуры", по мнению методолога, могут выступить и выступают в качестве всеобщих определений человеческого интеллекта. И в этом своем качестве они надысторичны, т.е. не зависят от конкретно-исторического развития науки.
  Но не следует абсолютизировать возможности тематического анализа, ибо существует еще вопрос о соотношении темы и проблемы. Сам автор с прямотой подлинного ученого подмечает неуниверсальность своей концепции и считает, что "как прошлая, так и современная наука содержит и такие важные компоненты, в отношении которых тематический анализ, Судя по всему, не слишком полезен. Так, исследуя деятельность Энрико Ферми и его группы, я не нашел особых преимуществ в том, чтобы интерпретировать ее в тематических терминах"6. Вместе с тем тематический анализ выводит на изучение глубинных предпочтений ученого, он связывает анализ науки с рядом других современных областей ис-
 349
 
 следований, включая исследование человеческого восприятия, процессов обучения, мотивации и даже выбора профессии.
 ЛИТЕРА ТУРА
 1 См.: ХолтонДж. Тематический анализ науки. М., 1981. С. 8.
 2 Там же. С. 15.
 3 Современная западная философия. Словарь. М., 1986. С. 371.
 4 ХолтонДж. Указ. соч. С. 42,25.
 5 Там же. С. 178.
 6 Там же. С. 41.
 Тема 35. КОМПЛЕКСНАЯ ОЦЕНКА
 СОВРЕМЕННОЙ ФИЛОСОФИИ НАУКИ. ПОНЯТИЕ
 СИНЕРГЕТИКИ И ЭВРИСТИКИ
 Многообразие концепций современной эпистемологии. - Семантическая модель научной теории. - Тезис онтологической относительности. - Осмысление синергетики: самоорганизация, стихийно-спонтанный структурозенез, нелинейность, открытые системы. - Прообраз синергетики в "Тектологии" А. Богданова. - Эвристика как решение проблем в условиях неопределенности. - Эвристика - сюрпризная сфера поиска. - Междисциплинарность эвристики. - Модели эвристической деятельности. - Эвристические постулаты. - Методы эвристики.
  Комплексная оценка современной философии науки исходит из факта признания того, что в современной эпистемологии причудливо сочетаются многообразные концепции и подходы. Иногда они являются взаимоисключающими, как, например, программа унификации науки Венского кружка и концепция личностного знания М. Полани; или же концепция роста научного знания, опирающаяся на модель эволюционной методологии, и методологический анархизм Фейерабенда, когда "допустимо все". Во многом различны и устремления от верификации к фальсификации, от экзальтированного эмпиризма к интуитивизму и конвенциализму.
  В 80-е гг. важной проблемой философии науки стала проблема разработки методологии обществознания. Это также было полным опровержением программы философии наук на первых этапах ее становления, когда бесспорную базу научных исследований составляли утверждения математики, физики, химии, отчасти - биологии. Прямой перенос методологических процедур из сферы естествознания в область общественных наук представлялся некорректным в силу специфичности объекта- общества и наделенных сознанием и волей составляющих его индивидов. Модель дедуктивно-номологического объяснения, представленная и К. Поппе-ром, и К. Гемпелем, мыслилась подходящей равным образом как в есте-
 350
 
 ственных, так и в общественных исследованиях, в частности в истории. Процедура объяснения указывала на факт существования общих законов.
  В связи с этим при характеристике основных тематических разделов философии науки приходится прибегать к представлениям о полимерности и нелинейности этой сферы, ее принципиальной некумулятивности, комплексной оценки философии науки. Так, нормативистская ориентация предполагает либо логистический вариант, где речь идет о перестройке всего научного мышления в соответствии с принятыми логическими стандартами и критериями, либо исторический вариант, когда анализируется история науки, но под углом зрения нормативно значимых выводов из нее.
  Особого внимания заслуживает попытка логико-методологической экспликации исторического материала. Так называемая семантическая модель научной теории Патрика Суппеса (1922), американского логика и психолога, опирается на идею тесной взаимосвязи философии и специальных наук. Из этого тезиса Суппес делает вывод о том, что не существует специальных философских методов исследования, отличных от научных. Любая проблема переводится в ранг философских в силу ее значимости или же по причине ее парадоксальности. Самый выдающийся результат концепции Суппеса - обоснование и применение к эмпирическим наукам метода аксиоматизации, заключающегося в определении теоретико-множественного предиката, специфического для данной теории. Резко выступая против лапласовского детерминизма, Суппес развивает вероятностную концепцию причинности и подвергает критике наивные концепции абсолютной достоверности и полноты знания.
  С 1959 г. Суппес занимает пост директора математических исследований социальных наук при Стенфордском университете, и область его интересов охватывает очень широкий круг проблем - от специальных вопросов философии физики до психологии и использования компьютеров в процессе обучения и разработки специальных средств компьютерного обучения. Он выдвигает очень интересную концепцию методологического бихевиоризма, или необихевиоризма, согласно которой психология как наука необходимо следует за особенностями наблюдаемого поведения. В ней признается существенная роль ментальных состояний.
  В концепции американского философа и логика Куайна(1908) выдвигается тезис онтологической относительности. Согласно ему предпочтение одних онтологии другим объясняется сугубо прагматическими целями. Онтологическая проблематика связывается с вопросами о переводимое(tm) языков, так как наше знание об объекте одной теории на языке другой теории можно рассматривать лишь в случае выяснения отношений языка последней к первой. Куайн в тезисе о невозможности радикального перевода отрицает и саму идею единого унифицированного языка науки. Сама же наука рассматривается исследователем как одна из форм приспособления организма к окружающей среде. Куайн вводит оригинальное понятие "стимульного значения", означающее совокупность внешних стимулов, которые вызывают согласие или несогласие с произносимой фразой.
 351
 
  Все подобные новации, или "сюрпризы", переднего края философии науки требуют своего дальнейшего тщательного осмысления и фильтрации, чтобы выяснить, что же может нерастворимым осадком отложиться в философии науки как научной дисциплине. Тем не менее они убедительно свидетельствуют о том, что философия науки продолжает активно и плодотворно развиваться.
  В центре внимания философии науки находится и осмысление процессов синергетики, весьма актуальных в современных научных дискуссиях и исследованиях последних десятилетий. Синергетику характеризуют, используя следующие ключевые слова: самоорганизация, стихийно-спонтанный структурогенез, нелинейность, открытые системы. Синергетика изучает открытые, т.е. обменивающиеся с внешним миром, веществом, энергией и информацией системы. В синергетической картине мира царит становление, обремененное многовариантностью и необратимостью. Бытие и становление объединяются в одно понятийное гнездо. Время создает; иначе выражаясь, оно выполняет конструктивную функцию.
  Нелинейность предполагает отказ от ориентации на однозначность и унифицированность, признание методологии разветвляющегося поиска и вариативного знания. Нелинейность как принцип философии науки отражает реальность как поле сосуществующих возможностей. Принципиально важно, что к нелинейным системам относят такие, свойства которых определяются происходящими в них процессами так, что результат каждого из воздействий в присутствии другого оказывается иным, чем в случае отсутствия последнего1.
  Иногда прообраз синергетики видят в работе А. Богданова "Тектоло-гия. Всеобщая организационная наука" (1913-1917)2. Тектология (от греч. - учение о строительстве) - труд, отстаивающий единственный всеобщий объединяющий принцип. Организация - исходный пункт анализа объяснительных моделей и практического преобразования. Основная идея тек-тологии предстает как единство законов строения и развития различных систем, "комплексов", независимо от того конкретного материала, из которого они состоят - от атомных, молекулярных систем до биологических и социальных. Богданов высказывает тезис об изоморфизме организационных систем - неорганических, органических и социальных, изоморфизме механизмов возникновения, сохранения и преобразования таких систем и организационных методов различных наук, способов комбинаторики элементов.
  Принцип изоморфизма позднее использовал в своей теории систем и немецкий исследователь Л. фон Берталанфи, причем существует предположение о тесной преемственности, если не заимствовании им идей Богданова.
  У Богданова можно найти и идею обратной связи (бирегулятора), которую плодотворно использовал отец кибернетики Н. Винер. Общая схема развития, по Богданову, включает следующие элементы.
 1. Исходная система находится в состоянии подвижного равновесия. Ей, как и окружающей среде, присуща изначальная разнородность (гетерогенность). Изменения среды приводят к нарушению равновесного состояния системы.
 352
 
 2 В системе, выведенной из равновесия, начинает действовать закон системного расхождения. Согласно ему, возможно образование дополнительных связей, ответственных за повышение ин-тегративности системы. Им сопутствует и противоположная тенденция. Системное расхождение порождает системные противоречия, которые, повышая неустойчивость системы, ведут к ее дезорганизации и кризису. Образование новой системы, венчающее кризис предшествующей, восстанавливает равновесие со средой.
  В "Тектологии" Богданова исследователи усматривают естественную составляющую теории самоорганизации. Организационная точка зрения, предполагающая стратегию малых преобразований, имеет огромный эвристический потенциал.
  Разработка ведущей идеи синергетики о стихийно-спонтанном струк-турогенезе предполагает наличие адекватного этой спонтанности категориального аппарата. Существенным достижением философии науки на рубеже столетий стало осознавание возможностей эвристики как универсальной установки, санкционирующей поиск и решение проблем в условиях неопределенности. Когда Лакатос использовал понятие "положительной" и "отрицательной" эвристики, он закреплял за последней лишь одно из многих связанных с ней значений. В этом контексте эвристике были свойственны ограничения объема поиска. В первоначальном же смысле эвристика (от греч heurisko) означает "обнаруживаю, открываю". Использование термина "эвристика" связывают с именем древнегреческого ученого Пагша Александрийского (III в. до н.э.). Она предстает как особое собрание принципов, предназначенных для тех, кто желает научиться решать математические задачи. "Секреты искусства" всегда держались в строгой тайне и описанию не поддавались. Изложить эвристику как науку об открытиях оказывалось задачей не из легких во все времена. Не была исполнена затея Г. Лейбница об "Искусстве изобретения". Б. Спиноза хоть и подчеркивал, Что правильный метод должен обеспечить оптимальный выбор, содержать правила познания неизвестного, определять порядок отсечения бесполезных возможностей, теории такового так и не создал. Проблема состояла в том, что эвристику нельзя было свести к комбинированию уже известного материала, истолковать аналогично отношениям подражания.
  Сферу эвристики заполняют все вторичные, неточные методологические регулятивы, которые изгоняются из конкретно-научного знания. Поэтому нередко эвристика связывается с переживанием, вдохновением, инсайтом. В строгой системе методологического мышления эвристика часто воспринимается как достаточно неосознаваемая, но избыточная по своему потенциалу сюрпризная сфера поиска и находок. С ней могут быть связаны логические предпочтения, бессознательные откровения, этакое самораскрытие любой из сфер. Интуитивно ясным оказывается противопоставление формально-логических методов эвристическим - как зависящим от всех перечисленных и еще множества иных ментально-когнитивных факторов. Во всех возможных случаях с эвристикой связывают-
 353
 
 ся ожидания по расширению содержательного потенциала знания, возникновение нового, неизвестного ранее.
  Наиболее часто понятие "эвристика" употребляется в связке с мышлением как его спецификация - эвристическое мышление. Можно сказать, что во всех подобных случаях речь идет о порождающей функции мышления. Причем, как замечают методологи, "в западной философии выделяют три группы теорий, пытающихся объяснить эвристическое мышление: теория "тихой воды", или усредненного труда; блицкрига, или инсайта; лучшей мышеловки, или оптимального методологического регулятива3.
  Эвристика как раздел методологии не получила еще официального признания. Однако совершенно очевидно, что в каждой области научного знания эвристика является стратегией выбора самого быстрого, эффективного и оригинального решения и что эвристические методы и принципы наталкивают на поиск и использование нетривиальных шагов. Характерным признаком этой уникальной сферы является ее принципиальная мсждисциплинарность. Но эвристичность имеет место и внутри дисциплинарного знания. Эвристическое чутье сопровождает чуть ли не каждый шаг научного поиска, принципиально не поддаваясь формализации. Редукция, заимствование методов, интеграция приемов гуманитарных и технических наук, выбор практического внедрения тех или иных научных разработок, сам решающий эксперимент явно или неявно основываются на эвристических допущениях. Эвристика предстает связующим звеном научного и вненаучного знания, рациональности и внерациональных ориентации, Она - верная помощница в выборе тактики поведения и в избежании тупиковых шагов развития. Как мера творческого риска эвристичность всегда приветствовалась в качестве неотъемлемой компоненты развития научного знания, а в постнеклассической картине мира качество эвристичности теории выдвинуто на роль критерия научного знания. Эвристичность позволяет изменить и сам процесс трансляции знания, сделать его творческим, проблемным, игровым.
  Из современных попыток приблизиться к секретам эвристики можно отметить "мозговую атаку" А.Ф. Осборна. В ней наряду с традиционными приемами изобретательства, связанными с замещением, переносом, объединением и разделением, отмечаются приемы, стимулирующие воображение: система сжатых сроков, обсуждение проблемы в свободной обстановке без критики, создание атмосферы состязательности, а также выдвижение шуточных предположений. Однако более традиционным считается мнение, кстати, принадлежащее представителю эвристического направления Д. Пойя, что разработка безотказно работающих правил творчества (или эффективного решения проблем) - задача неосуществимая.
  Действительно, эвристика как своеобразная методология, т.е. совокупность методов творческой деятельности, выставляет определенные требования,
 • Она опирается на методы, применение которых позволяет сокра
 тить время решения проблемы по сравнению с методами простого

<< Пред.           стр. 11 (из 14)           След. >>

Список литературы по разделу