<< Пред.           стр. 31 (из 44)           След. >>

Список литературы по разделу

  Любое взаимодействие между людьми включает в качестве необходимой и обязат. составной части обмен значениями посредством отправления и получения знаков: "Осн. часть символич. взаимодействия как на биол., так и на социальном уровне заключается в символич. взаимообмене, отправлении и получении символов". Взаимодействие (а социальную жизнь Уорнер понимает как длящийся непрерывный поток взаимодействия) представляет собой поток актов интерпретации знаков, или атрибуции значений.
  Повторяющиеся акты интерпретации того или иного знака закрепляют его значение и углубляют его кон-нотации; т.о., значения - продукт социального опыта (т.е. обмена знаковыми формами между членами сообва). Употребление знаков для обмена значениями зиждется на согласии членов об-ва по поводу того, как следует пользоваться теми или иными знаками и какое место разл. знаки занимают в более широком контексте взаимозависимых значений и действий. Сами по себе, вне актов интерпретации, знаки не образуют значимой для членов об-ва системы; значения же образуют связанную, согласованную и устойчивую во времени систему. Каждое об-во обладает собственной системой значений.
  Уорнер считал, что первичным в символе является значение, а знаки и объекты вторичны. Значение - "центр, факт человеч. жизни"; знание конвенциональных значений составляет решающее условие выживания об-ва и выживания в нем индивида. Коммуника-
  206
  ция между людьми - прежде всего обмен значениями, физич. же объектами (знаками и объектами) люди пользуются как средствами для выражения значении.
  Каждый единичный акт атрибуции значения происходит, с т.зр. Уорнера, в контексте непрерывного потока видовых актов и в контексте культурно-ограниченного взаимодействия. "Значение всегда удерживается в границах, установленных культурой и биол. видом. Мы всегда должны принимать во внимание обществ, и видовые контексты, в к-рых используются те или иные знаки". Особенно подчеркивалось Уорнером влияние, оказываемое на символич. системы "человеч. видом как (органической) животной организацией"; это одна из наиболее оригинальных сторон уорнеровской концепции символизма.
  Культура и вид - две относительно закрытые системы, контролирующие, определяющие и ограничивающие осмысленное существование человека. Как отмечает Уорнер, фактически вся жизнь человека (его восприятие мира, значение окружающих объектов и происходящих вокруг событии, его поведение и достижения в мире) трансформирована ограничениями и потребностями, к-рые навязываются ему его видовой природой и культурным контекстом.
  Согласно Уорнеру, каждый конкр. человек - "интегральный элемент жизни человеч. вида и постулат. жизненного потока взаимосвязанных видовых событий... Культуры, как бы ни отличались они друг от друга и какими бы ни были причудливыми, могут не более чем модифицировать нек-рым образом это центр, видовое ядро человеч. жизни путем расширения или ограничения возможностей, внутренне заложенных в его немногочисл. компонентах". Видовая система, или "тотальная среда человеч. вида", образует предельный контекст любого символа и акта атрибуции значения; кроме того, она устанавливает предельные пространственно-временные границы, в к-рых возможно существование символа как такового.
  Культурный контекст понимается Уорнером как по существу социально-структурный. Любой акт интерпретации, локализованный в непосредств. контексте взаимодействия ("здесь" и "теперь"), одновременно включен и в более широкие контексты "систем действия" - контексты группы, сооб-ва, нации и т.д., а кроме того, в три широких, характерных для любого сооб-ва структурных контекста: "моральный", "техн." и "сверхъестественный". Моральная система (социальная организация) приспосабливает людей друг к другу, техническая - приспосабливает их к внешнему миру, а сверхъестественная - связывает с "богами и священными вещами". Любая культура, неизменно содержащая в себе эти три системы, всегда дает группе символич. выражение, обеспечивает внутри нее моральный контроль и дает ей технол. инструментальное оснащение.
  Исходя из того, что знаки могут давать выражение разным "вещам" (объектам, представлениям, чувствам и т.д.), Уорнер выделил три типа символов: референциальные; эвокативные; промежуточный тип.
  К референциальным символам Уорнер относит референциальные и научные понятия, логику суждений и рац. дискурса. Значения этих символов, как правило, оговорены в сооб-ве, а их взаимосвязи строго зафиксированы. Эти символы обычно используются для сообщения информации и поддаются верификации.
  Эвокативные символы дают выражение чувствам. Их значения экспрессивны, аффективны, нерациональны; они отсылают к таким чувствам, способам знания и понимания, к-рые выходят за грань обыденного опыта и не поддаются эмпирич. проверке. С т.зр. Уорнера, эти символы играют чрезвычайно важную роль в сохранении социальной жизни и поддержании солидарности членов сооб-ва: люди нуждаются в знаках "как внешних формах для придания чувственной реальности тем чувствам и представлениям, к-рые наполняют их душевную жизнь"; благодаря эвокативным символам эти невесомые и неуловимые чувства и идеи переносятся в мир воспринимаемой "объективной реальности"; устойчивая и стабильная знаковая среда - один из важнейших механизмов сохранения об-ва.
  Большинство символов, фигурирующих в обыденной жизни, принадлежат к промежуточному типу; они совмещают в себе свойства референциальных и эвокативных символов.
  Эвокативные символы, выражающие коллективные чувства, имеют первостепенное значение для поддержания преемственности социальной жизни и культурной традиции. Как отмечает Уорнер, символы, пробуждающие воспоминания о прошлых событиях, происшедших с индивидом или группой, часто отличаются высокой степенью конденсированности. Интенсивные чувства, вложенные в эти символы их создателями, участниками соответствующих событий, "консервируются" в соответствующих знаковых формах и пробуждаются вновь при повторном их использовании (в т.ч. и следующими поколениями).
  Символы, направляющие внимание индивида или группы на прошлое и связывающие их с ним, обычно нерациональны и эвокативны. Такие символы, как правило, занимают центр, положение в коллективных обрядах сооб-ва (как сакральных, так и секулярных). Эвокативные знаки описываются Уорнером как "конденсированные версии тех событий, к-рые в них зафиксировались"; эффект воздействия этих знаков может сохраняться еще долгое время после того, как сами события будут забыты.
  Если в контексте техн. подсистемы культуры символы обычно рациональны и образуют организованное, внутренне непротиворечивое и согласованное знание (научные системы), то в контекстах "моральных" и "сверхъестественных" систем они, как правило, нерациональны и нелогичны. По мнению Уорнера, нерац. и нелогич. символы составляют ядро эмоц. душевной жизни индивида и группы.
  Регулирование социальных взаимодействий осуществляется гл. обр. "моральными" и "сверхъестественными" символич. системами, а образующие их символы,
  207
  связанные с видовыми потребностями, нагружены мощными аффективными инвестициями. Эти символич. системы выражают и пробуждают эмоции, являющиеся "частью постулат, потока видовой жизни", и оказывают на поведение человека гораздо большее влияние по сравнению с рационально-логич. символами науки, имеющими относительно слабую эмоц. окраску. Т.о., с т.зр. Уорнера, поведение и мышление человека являются преимущественно нерац. и нелогичными; в преобладающей мере они подчинены эмоц. "логике" видовой жизни. Нерац. эвокативные символы адаптивны и представляют основные элементы "животной организации человека".
  Эвокативные символы часто становятся сакральными. Фактически все священные символы базируются на нелогич. чувствах человека. По мнению Уорнера, в символах "сверхъестеств." контекстов закрепляются и находят выражение чувства, присущие человеку как видовому существу и связанные с фундаментальными условиями человеч. существования; это - желания и надежды, страхи и тревоги, чувства, связанные с проблемами жизни и смерти, физиол. потребностями, несчастьем и благополучием.
  Уорнер писал: "... наш вид, будучи очень близок ко многим другим приматам, обладает ядром невербальных и несимволич. значений и жестов, тесно связанных с нашей животной природой, в к-рых находят выражение многочисл. потребности и требования,страхи, удовольствия, лишения, фрустрации и удовлетворения, обнаруживаемые у других видов приматов". Видовая жизнь человека всегда заключена в границы, установленные культурной системой; однако культура и социальная организация, как бы ни различались они в разных сооб-вах, могут существовать и сохранять свою стабильность лишь при условии, что они не парализуют видовую организацию человеч. жизни.
  Символизм в сложном обществе. В работе Уорнера "Живые и мертвые" (1959) разрабатывается идея о том, что символич. системы об-ва связаны с его структурной формой и вместе с ней изменяются. В сложном об-ве (таком, напр., как американское) существует многообразие символич. систем, что связано с развитым разделением труда и исключительной сложностью социальной структуры.
  В совр. об-ве Уорнер выделяет две тенденции развития символич. процесса: тенденцию сегментации символич. поведения, возрастания его гетерогенности, вплоть до индивидуации, и тенденцию все большей генерализации, стандартизации и унификации общепонятных публичных символов.
  Тенденция сегментации символич. систем в сложных об-вах наиболее ярко проявляется в формировании крайне малых групп, обладающих "эзотерич." символич. системами, каковыми могут быть, напр., какие-то особые поэтич. стили, научные языки, групповые ритуалы и т.п. Эти особые символич. системы обеспечивают сплочение групп и тем самым превращают их в относительно обособленные и самодостаточные единицы. Многообразие символич. систем выполняет функцию поддержания культурной гетерогенности сложного об-ва.
  Унифицирующая тенденция выполняет функцию поддержания минимально необходимой сплоченности и более широкой солидарности об-ва как целого. Она уравновешивает первую, не позволяя об-ву распасться на совокупность обособленных социальных сегментов, и проявляется во все большей стереотипизации общеупотреблямых символов, составляющих "интегративную символич. систему" сложного об-ва. Это те символы (языковые, визуальные и т.д.), к-рые эксплуатируются системой школьного образования, средствами массовой информации (газетами, радио, телевидением) и массовой культурой (кино, шоу, популярная музыка и т.д.). Как отмечает Уорнер, сложное об-во, включающее в себя многочисл. социальные группировки, жизненно нуждается в таком "ядре базисного взаимопонимания", причем необходимым является не только знание этих символов, но и инвестирование в них опр. чувств, обладающих достаточной степенью интенсивности.
  Эти две разнонаправленные тенденции, сочетаясь друг с другом, обеспечивают как минимально необходимую солидарность об-ва в целом, так и солидарность составляющих его групп; в обоих случаях солидарность держится на чувствах, вкладываемых индивидами в групповую принадлежность и соответствующую систему символов.
  На примере сооб-ва Янки-Сити Уорнер подверг подробному исследованию связь символич. поведения с классовой структурой амер. об-ва. Для сложного об-ва, каковым является американское, характерно распределение между социальными классами разл. форм деятельности, знаний, ценностей, символов, интеллектуальных интересов, стилей одежды, типов жилья, форм проведения досуга, манер, жестов и т.д. Это распределение проявляется не только в макроуровневых явлениях, но и в мелочах повседневной жизни. Напр., анализируя то, как разные классы тратят деньги, Уорнер отмечает, что в отличие от представителей низших классов, покупающих преимущественно "физич." свойства продуктов, промышленных товаров и т.д., люди, принадлежащие к высшему классу, склонны тратить деньги на символич. свойства товаров. В частности, покупая дом, человек из высшего класса платит "не только за физич. кров для своей семьи, но также и за "правильный тип" дома в "правильном" районе". Между классами распределены даже такие символич. поведенческие проявления, как типы шуток. Разные классы по-разному чувствительны к разным формам юмора. Высшие классы предпочитают мягкие сексуальные шутки, проявляя меньший интерес к грубым скабрезностям сексуального характера, и почти невосприимчивы к "анальному" юмору. В низших же слоях об-ва наибольшей популярностью пользуется именно "анальный" юмор, подсознательно тесно связанный с темой равенства. Проанализировав полит, кампанию в Янки-Сити, Уорнер, в частности, отметил широкое использование политиками скатологич. юмора в борьбе за низшие
  208
  слои избирателей, а также наличие корреляции между применением такого рода шуток и риторикой равенства.
  Поскольку "базисной системой" крупных об-в совр. типа является экон. система, то осн. ценностные конфликты совр. об-ва, по мнению Уорнера, сосредоточены вокруг технол. прогресса. Уорнер выделяет два таких конфликта: между ценностями прогресса и преобразований и ценностями консерватизма (моральными, эстетич. и интеллектуальными ценностями прошлого); между ценностями карьеры, продвижения, возвышения, мобильности и ценностями социального "статус-кво", уходящими корнями в кастовую систему. В силу определяющего воздействия "интегративной системы" на общее мировоззрение индивидов оба эти конфликта проявляются во всех сферах символич. системы сложного об-ва. Их типичное символич. выражение - противостояние технологии и консервативных обычаев, изменения и стабильности, будущего и прошлого, юности и старости, детей и отцов и т.п.
  Лит.: Warner W.L. The Living and the Dead. New Haven,1959.
  В. Г. Николаев
  СИМВОЛИЧЕСКИЙ ИНТЕРАКЦИОНИЗМ (лат. -взаимодействие)
  - теоретико-методолог. направление преимущественно в амер. социологии, социальной психологии и культурологии, сформировавшееся в Чикаго в 20-30-х гг.. С.и. сосредоточивается на анализе символич. аспектов социальных взаимодействий. Символич. интеракционистов объединяет не строгая теория, а общность видения социального процесса, трактуемого как процесс выработки и изменения социальных значений, постоянного определения и переопределения ситуаций взаимодействия их участниками. В ходе этого переопределения меняется и объективная (с т.з. взаимодействующих индивидов) среда социальной деятельности, ибо мир, по представлениям интеракционистов, имеет полностью социальное происхождение. Разл. группы вырабатывают разл. миры, к-рые меняются в процессе изменения значений в ходе социального взаимодействия. Под этот, наиболее общий "знаменатель" - наиболее общее определение С.и. - подходят Ч. Кули, У. Томас, Дж. Мид, У. Джеймс, Р. Парк, Г. Блумер, Э. Хьюз, А. Стросс, Г. Бекер, Т. Шибутани, М. Кун, Т. Партленд, К. Бёрк, Э. Гоффман и др. Первых пятерых относят к числу основоположников направления, первому поколению представителей С.и. Концепция представителя философии прагматизма У.Джеймса может рассматриваться как мировоззренчески родственная С.и.; работы Джеймса стали источником вдохновения для многих, более поздних, представителей направления. Социальный психолог Кули разработал ряд понятий и методов (концепция первичных групп, ряд понятий психологии личности, концепции "симпатич. интроспекции", близкой интерпретативному методу С.и.), вошедших в теор. и методол. арсенал С.и. Социолог Томас стал автором концепции "определения ситуации"; кратко она формируется как "теорема Томаса": "Если ситуация определяется как реальная, она реальна по своим последствиям". Это выразит, афористич. формулировка одного из гл., мировоззренчески значимых положений С.и. Парк определил область, ставшую впоследствии основной областью исследования для С.и., - социологию отклоняющегося поведения.
  Подлинный основоположник теор. концепции С.и. - философ, социолог, социальный психолог Дж.Г.Мид. С позиций философии прагматизма Мид рассматривал реальность как совокупность ситуаций, в к-рых действует субъект. Об-во и социальный индивид конституируются в совокупности процессов межиндивидуальных взаимодействий. Стадии принятия роли другого, других, "обобщенного Другого" - этапы превращения организма в рефлективное социальное Я, состоящее из двух структурных составляющих - "I" и "me". "I" - элемент спонтанного и бессознательного в социальном индивиде, "те" - интернализованная точка зрения группы. Происхождение Я целиком социально, а гл. его характеристика - способность становиться объектом для самого себя, причем внешний социальный контроль преобразуется в самоконтроль. Богатство и своеобразие заложенных в той или иной личности реакций, способов деятельности, символич. содержаний зависит от разнообразия и широты систем взаимодействия, в к-рых она участвует. Структура завершенного Я отражает единство и структуру социального процесса. Становление социального индивида, по Миду, опосредствуется языком. Мид, а за ним и все интеракционисты уделяют огромное влияние словам как гл. орудиям стабилизации и объективации того, что иначе осталось бы текучим и совершенно субъективным опытом. Именно слова дают людям возможность формировать общие определения ситуации, общие видения объектов, делающие возможным систематич. социальные взаимодействия.
  Ко второму поколению С.и. относят Блумера и Хьюза; третье и четвертое поколение (Бекер, Стросс, Шибутани и др.) представляют т.н. чикагскую, школу С.и., для к-рой характерен интерес к процессуальным аспектам взаимодействия; Кун и Партленд относятся к т.н. айовской школе, более интересующейся стабильными, "ставшими" символич. структурами. Этому же поколению принадлежат К. Бёрк и Гоффман, справедливо причисляемые к т.н. социодраматургич. подходу, сторонники к-рого объясняют социальную жизнь как реализацию метафоры драмы, анализируя взаимодействие в таких терминах, как актер, маска, сцена, сценарий и т.д., причем Бёрк использует театр, термины почти в буквальном смысле, тогда как Гоффман использует театр и драму как метафору об-ва, сохраняя ее дух, но развивая собственный понятийный ряд.
  С.и. развил собств. исследоват. стратегию, основывающуюся на описании, близком этнографическому, и включенном наблюдении. В идеале социолог должен
  209
  включаться в социальную ситуацию самих субъектов, наблюдать их поведение, "понимать" интерпретации и практики их повседневной жизни, отражая это в своих социол. отчетах. Эти описания должны составлять как бы "портреты" отд. социальных "миров", такие как мир профессий, мир преступности, мир мед. деятельности и т.п. В портретах прежде всего должны фиксироваться основные практики, организующие эти миры, и сопровождающие их символические структуры (идеологии, интерпретации, объяснения). Адекватность этих портретов должна проверяться не путем применения к ним стандартных методол. процедур, а путем консультаций с самими заинтересованными субъектами. Сторонники С.и. полагают, что социология должна "делаться" путем исследования, а не путем сочинения теор. трактатов. Это - последоват. вывод из их видения об-ва как социального процесса, состоящего из совокупности самоорганизующихся и замкнутых в себе контекстов. Социология сводится к анализу частных проблем в специфич. контекстах. Попытка универсализировать опр. закономерности, вывести их за границы того опыта, в к-ром они обнаружились, незаконна, ибо оказывается отрицанием самого интеракционистского видения об-ва. В общем, интеракционисты вполне последовательно считают свою собств. дисциплину - социологию - частью об-ва, на к-рую распространяются те же принципы исследования, что и на об-во вообще.
  Кульминация научного и обществ, успеха С.и. пришлась на 70-80-е гг. В эти же десятилетия сформировались такие направления, как социальная феноменология и этнометодология, родственные С.и. и основывающиеся на том же самом мировоззренч. фундаменте. См. Теории взаимодействия.
  Лит: Hughes E. Men and their Work. Glencoe, 111., 1958; Blumer H. Symbolic Interactionism: Perspective and Method. Englewood Cliffs, N.Y., 1969; Goffman E. The Presentation of Self in Everyday Life. Garden City; N.Y., 1959; Rock P. The Making of Symbolic Interactionism. L, 1979; Human Behaviour and Social Processes, an Interactionist Approach. Rose A.(ed.). Boston, 1962; Human Nature and Collective Behaviour. Shibutani T.(ed.). Englewood Cliffs, N.Y., 1970.
  Л. Г. Ионин
  СИМВОЛИЧЕСКОЕ ВООБРАЖЕНИЕ
  - способность субъекта, связанная с процессом культурного творчества. Основы ее понимания заложены еще в учении Канта о схематизации продуктивного воображения. Продолжая эту линию теор. анализа, Кассирер рассматривал С.в. как продукт специфически человеч. рациональности, отличной от практич. воображения и разумности животных. Созданная им философия символич. форм существ, образом повлияла на подход к проблеме культурного символизма представителей разл. версий структурализма и постструктурализма. Общая культуроцентристская доминанта совр. зап. философии сблизила в интересе к проблеме С.в. лингвистич. философию, философию жизни, феноменологию и герменевтику. Связывая С.в. с анализом языковых форм его осуществления, Д. Серль, Гадамер, Рикёр и др. приходят к весьма похожим выводам. В границах герменевтич. подхода к С.в. сегодня возможно объединение вариабельных стратегий его изучения. Размышляя о разнообразии знаковых форм, Ч.С. Пирс подразделил их на индексные, иконич. и символич. Индексное отношение между означающим и означаемым как компонентами знака основывается на их фактич., существующей действительно, смежности. Пример индекса - указание пальцем на опр. предмет. Иконич. отношение предполагает общность по нек-рому свойству между означающим и означаемым. Созерцая пейзаж, зритель может узнать знакомые места. Означающее и означаемое соотнесены в символе безотносительно к их фактич. связи. Их соотношение, по Пирсу, есть "приписанное свойство". Двуглавый орел, например, выступает как символ рос. державности. Якобсон справедливо заметил, что не существует непроходимой грани между названными тремя знаковыми формами: индексные и иконич. знаки могут выступать в роли символов. У представителей структурализма и постструктурализма часто встречается негативное отношение к символу, ибо он ориентирован на неисчерпаемую глубину означаемого, отвлекая внимание от того, что знак всегда является компонентом опр. системы, составляющей нек-рой синтагмы - опр. знаковой комбинации. Символ как бы направлен на видение знака в его вертикальном измерении, в то время как его наиболее содержат, жизнь протекает в горизонтальной плоскости. Вместе с тем критик теории С.в. Р. Барт констатирует, что она и сегодня демонстрирует свою значимость в биогр. и истор. критике, реалистич. и интроспективном романе и др. областях худож. творчества, где постулируется самодовлеющее означаемое, извлекаемое из внутр. мира человека или истории. Повышенное внимание к синхронному рассмотрению знаковых систем, синтагматич. подход не ослабили интереса к С.в. и даже позволили обогатить понимание его специфич. особенностей. Знаковые феномены, изученные в ракурсе их оппозиций, опосредствования звеньями медиаторов выстраиваются в опр. целостность, при взгляде на к-рую можно абстрагироваться от их символич. нагрузки. Однако вопрос об их символич. наполнении никогда не исчезает окончательно. Любая бинарная оппозиция ни в коей мере не может быть оторвана от вертикальной заземленности знаковой системы, а следовательно, несвободна от символич. содержания. Знак так или иначе устремлен в глубины жизненного мира. Очевидно, что символическое рождается в качестве смыслового феномена: знак становится символом, когда продуцирует нек-рую область значений, не ограничиваясь фиксацией строго лимитированной предметности того или иного образования. Знак, рассматриваемый как символ тех или иных явлений или процессов, совсем не обязательно находится с ними в отношении их образного воспроизведения. Однако символ подразумевает нек-рый ряд феноменов,
  210
  вещных образований и процессов, как бы раскрывается через них. Единичные феномены вытекают из символа как смыслового центра, продуцируются им. Эмпирически постижимое не исчезает и не теряет своей самостоят. значимости в свете феномена символического, но оно приобретает качественно отличное от первоначального смысловое содержание. Символ отсылает к континууму явлений, располагающихся в предустановленном им порядке. Разл. символич. формы от религии до науки продуцируют совокупность явлений, из к-рых и слагается культурный универсум. Правила, по к-рым выстраивается та или иная символич. форма, служат своеобразным ориентиром работы субъекта с содержанием жизненного мира. Пользуясь С.в., он синтезирует материал, почерпнутый в контексте жизненного мира, с априорными правилами его переработки. С.в. сопряжено с созданием новых смысловых образований. Обогащенное понимание его возможностей осуществимо на базе рефлективного осмысления данных семантики и риторики. Видение, казалось бы, общеизвестного в ином ракурсе, оригинальной плоскости приносит радикальный сдвиг смыслового свойства, фиксируя то, что ранее оставалось незримым. При этом происходит обогащение семантич. поля, и порой субъект сопрягает воедино, казалось бы, несовместимые смысловые звенья. В осуществлении функций С.в. велика роль метафоры. Перенос значения выглядит универсальной процедурой, специфичной для метафорич. мышления. Сам акт говорения является принципиальным моментом порождения метафорич. смыслового содержания. Метафора порывает с устоявшимся видением предмета, предлагает его смысловую интерпретацию, к-рая выглядит своеобр. отклонением от нормы. Одно и то же явление при движении от обыденного его описания к метафорич. получает внезапно парадоксальный смысл. Метафорич. значение, по Рикёру, состоит в семантич. конфликте и рождается из руин реального значения, опирающегося на обыденное словоупотребление. Отдаленные идеи внезапно становятся близкими, логич. пространство, разделявшее, казалось бы, полярные значения, исчезает, способствуя их сближению. Семантич. игра осуществляется С.в., творящим метафоры, пробуждает и изобразит, образность. Возникающая образная схема не есть итог простого суммирования чувств. представлений, а, напротив, несет в себе свидетельство творч. возможностей субъекта. Метафорич. высказывание сводит воедино, казалось бы, несовместимые смыслы, открывая путь к созданию новых понятий. Их возникновение сопровождается рождением новых образов, служащих подосновой и катализатором понятийного синтеза. С.в. не работает по правилу однозначного следования образа за канвой семантич. изменений, вводящих ранее неизвестный парадоксальный смысл, или же по противоположному сценарию. Оба варианта возможны в равной степени. С.в. способно создать нек-рый образ, стимулирующий речевой поток, к-рый, в свою очередь, выведет понятийный синтез на новый уровень. Однако не исключено и движение от семантики к изобразит, ресурсам воображения. Образная схема, речь и понятийность образуют как бы единый поток и замыкаются на опыте субъекта, его присутствии в жизненном мире. Метафора и символ нерасторжимы: слово, жест или зримый образ получают символич. окраску при отнесении к нек-рому семантич. пространству, выстраиваемому при посредстве метафорич. мышления. Предметно-смысловой ареал, констатируемый символом, запечатлевается в совокупности явлений, принадлежащих природной и социокультурной реальности. С.в. придает феноменам природного и социокультурного плана качественно иное измерение. Благодаря С.в. складываются неповторимые миры разл. культур.
  Лит.: Якобсон Р. Избр. работы. М., 1985; Cassirer E. Philosophic der symbolischen Formen. Bd. 1-3. Darm., 1980-85; Todorov Tz. Theories of the Symbol. Ithaca, N.Y., 1982; Ricoeur P. Le conflit des interpretations; essais d'herme-neutique. P., 1969; Barth R. L'empire des signes. Gen., 1970; Hermeneutics and Modern Philosophy. N.Y., 1986.
  Б.Л. Губман
  СИМУЛАКР (франц. - стереотип, псевдовещь, пустая форма)
  - одно из ключевых понятий постмодернистской эстетики, занимающее в ней место, принадлежащее в классич. эстетич. системах худож. образу. С. - образ отсутствующей действительности, правдоподобное подобие, лишенное подлинника, поверхностный, гиперреалистический объект, за к-рым не стоит к.-л. реальность. Это пустая форма, самореференциальный знак, артефакт, основанный лишь на собств. реальности.
  Бодрийяр, чья теория эстетич. С. наиболее репрезентативна, определяет его как псевдовещь, замещающую "агонизирующую реальность" постреальностью посредством симуляции, выдающей отсутствие за присутствие, стирающей различия между реальным и воображаемым. Если образность связана с реальным, порождающим воображаемое, то С. генерирует реальное второго порядка. Эра знаков, характеризующая зап.-европ. эстетику Нового времени, проходит несколько стадий развития, отмеченных нарастающей эмансипацией кодов от референтов. Отражение глубинной реальности сменяется ее деформацией, затем - маскировкой ее отсутствия и, наконец, - утратой к.-л. связи с реальностью, заменой смысла анаграммой, видимости - С. Перекомбинируя традиц. эстетич. коды по принципу рекламы, конструирующей объекты как мифологизированные новинки, С. провоцирует дизайнизацию искусства, выводя на первый план его вторичные функции, связанные с созданием опр. вещной среды, культурной ауры. Переходным звеном между реальным объектом и С. является кич как бедное значениями клише, стереотип, псевдовещь. Если основой классич. искусства служит единство "вещь-образ", то в массовой культуре из псевдовещи вырастает кич, в постмодернизме - С. Эстетика С. знаменует собой триумф иллюзии над мета-
  211
  форой, чреватый энтропией культурной энергии. Шизоидный, истерич. параноидальный стереотипы раннего постмодерна сменяются эстетич. меланхолией и ипохондрией. Сравнивая культуру к. 20 в. с засыпающей осенней мухой, Бодрийяр указывает на риск деградации, истощения, "ухода со сцены", таящийся в эстетике С.
  Лит.: Baudrillard J. Simulacres et simulation. P., 1981. Н.Б. Маньковская
  СИНЕРГЕТИКА (совместная деятельность)
  - наука о процессах самоорганизации в природе и об-ве. Предметом С. являются механизмы спонтанного образования и сохранения сложных систем, особенно находящихся в отношении устойчивого неравновесия со средой (к последним относятся, в частности, все биотич. и социальные организмы). Т.о., в сферу внимания попадают нелинейные эффекты эволюции систем любого типа, кризисы и бифуркации - неустойчивые фазы существования, предполагающие множественность сценариев дальнейшего развития.
  Элементы новой науки складывались на основе теор. и эксперимент, рез-тов, полученных исследователями Германии, России, Бельгии и США в области термодинамики, биофизики, эволюц. химии, математики, а также философии в 20-70-е гг. (Л.Онсагер, Э.Шредингер, Э.С.Бауэр, А.П.Руденко, М.Эйген, Г.Хакен, И.Пригожий, Э.Янч и др.). Междисциплинарный потенциал С., общенаучная значимость предмета, стиля и метода мышления, применение, частично, математич. аппарата обусловили распространение ее исследоват. приемов на области гуманитарного знания. Это помогает раскрыть дополнит, причинные зависимости в происхождении и эволюции психики, интеллекта, духовной культуры (как антиэнтропийных факторов), исследовать динамику индивидуального и обществ, сознания и т.д.
  Лит.:Назаретян А.П. Интеллект во Вселенной: истоки, становление, перспективы. М., 1991; Пригожин И. От существующего к возникающему. М., 1985; Митина О.В., Петренко В.Ф. Динамика полит, сознания как процесс самоорганизации//0бществ. науки и современность. 1995. N 5; Назаретян А.П. Агрессия, мораль и кризисы в развитии мировой культуры: Курс лекций. М., 1995; Jantsch E. The Self-Organizing Universe. N.Y., 1980.
  О. В. Митина, А.П. Назаретян
  СИНТЕЗ (греч. - соединение, сочетание, составление)
  - соединение различных элементов в единое целое, качественно отличное от простой их суммы.
  Понятие С. в культурологии характеризуется многозначностью и смысловой открытостью. Оно корреспондирует с такими терминами, как "диалог культур", "общение культур" (В. Библер), "концерт культур" (Г. Померанц) и др., и, следовательно, подразумевает взаимодействие культур разных регионов, стран, наций, их взаимообогащения. Такого рода взаимовлияния обнаружились, например, в ходе араб. посредничества в преемственности зап. цивилизации по отношению к античной; в вост. влиянии в рыцарском ср.-вековье Европы; в символике дантовских образов, заимствованной у известного мусульманского философа-эзотериста Мухиддина ибн-Араби; в широко использованных в эпоху Возрождения мотивах классич. Иран. и араб. поэзии (включая и само понятие гуманизма); в применении визант. канонов в архитектуре Зап. Европы; в островитянских сюжетах картин Гогена и т.д.
  Тенденция расширяющегося взаимовлияния культур особенно актуальна для 20 в., что выразилось, в частности, в популяризации на Западе учений буддизма, индуизма, суфизма, в насыщенности европ. культуры афроамер. мотивами, в размыве различий между "своим" и "чужим".
  Громадная роль в этом процессе принадлежит средствам массовой коммуникации. Сами продукты массмедиа с культурной т.зр. интегративны по своей природе. Сегодня с полным правом можно говорить о существовании всемирной культуры, к-рая, в отличие от мировой культуры как совокупности разл. культурных образований, представляет собой единую интегрированную систему общечеловеч. культуры.
  В культурологии в теор. плане проблема С. искусств наиболее четко разработана в искусствознании. Особенно "подвижные", переломные этапы в истории худож. культуры отмечены активизацией интегративных процессов. Таковы, напр., теор. и творч. искания йенских романтиков, худож. поиски Р. Вагнера, стилистика модерна, теория и практика символизма и т.д.
  Совр. теория С. искусств раскрывает принципы классификации многочисл. видов соединений разл. худож. стихий, научно обосновывает закономерности этих соединений. Основополагающим принципом взаимодействия искусств в С. является наличие двух и более художественно самостоятельных систем, среди к-рых одна выступает как доминанта-интегратор качественно нового синтетич. целого. При этом многовековая и совр. худож. практика дают примеры безграничного разнообразия синтетич. соединений разл. видов худож. деятельности.
  С громадной силой тяготение к взаимообогащению разл. культур сказалось в России. Специфика культурного развития России во многом обусловлена ее открытостью Западу и Востоку. В этом проявлении "высокосинтетич. способности всепримиримости, всечеловечности" (Достоевский) усматривали рус. философы (Бердяев, Вл. Соловьев, Достоевский и др.) истор. миссию России.
  Эти идеи нашли отражение в рус. эстетике и искусстве нач. 20 в., важнейшим направлением к-рого стало стремление к осуществлению всеобщего С. искусств, к превращению искусства в некое вселенское соборное
  212
  действо, в жизнетворчество, призванное изменить мир (А. Белый, А. Скрябин, Вяч. Иванов, Вл. Соловьев). В их концепциях С. искусств представлен не как обогащение одних видов худож. творчества выразит, средствами других видов, а как проблема мировоззренческая, как выражение универсальной природы человеч. творчества.
  В опр. смысле культура синтетична как целостная система, включающая в себя разл. сферы духовной жизни.
  Лит.: Конрад Н.И. Запади Восток: Статьи. М.. 1972; Взаимодействие и синтез искусств. Л., 1978; Библер B.C. Культура. Диалог культур (Опыт определения) // ВФ, 1989, № 6; Бердяев Н.А. Рус. идея. Осн. пробл. русской мысли XIX века и начала XX века // О России и рус. филос. культуре: философы рус. послеоктябрьского зарубежья. М., 1990; Запад и Восток. Традиции и современность. М., 1993; Белый А. Символизм как миропонимание. М., 1994; Munro Th. The Arts and their Interrelations. Cleveland, 1967 Levinson J. Hybrid Art Forms // The Journal of Aesthetic Education. V. 18. 1984. №4.
  Н.Д. Ирза
  СИНЭСТЕЗИЯ (греч. - соощущение)
  - термин лит-ведения, искусствоведения, культурологии и психологии, обозначающий специфич. стороны эмоц. восприятия мира. В психологии С. лежит уникальная способность человеч. психики к обладанию дополнит, измерениями восприятия окружающего мира. При изучении худож. творчества под С. понимается построение худож. мира через образное воспроизведение совокупности чувств, восприятии (зрит., фонич., одористич., тактильных и др.). Стремление найти гармонию во взаимодействии микро- и макрокосма восходит к мифол. традиции и впервые получает осмысление в античной эстетике (пифагорейцы, Платон). С. проявляется в фольклоре в емких поэтич. образах, построенных на синкретич. сочетании цветовых и фонич. ощущений (напр., "зеленый шум" и т.д.): в древнем, "наивном" мирочувствовании "свет издавал звуки, мелодия излучала свет, цвета менялись, так как они были живыми, предметы были прозрачны и достаточно подвижны, чтобы перемешиваться и согласованно перемещаться в пространстве" (Башляр). Попытка найти поэтич. эквивалент окружающей человека "сверхчувственной" вселенной находит отражение в теории соответствий франц. символизма к. 19 в. (Верлен, Бодлер). Употребление С. русскими поэтами серебряного века (Анненский, Вяч. Иванов, Ф. Сологуб, А. Белый) проистекает из желания расширить границы семантич. сочетаемости и носит эпизодич. характер. Характерной чертой идиостиля С. становится в лирике Блока, худож. сознанию к-рого было присуще стереоскопич. видение мира. Худож. экспериментирование синэстезич. природы было свойственно Скрябину и Римскому-Корсакову в музыке, Кандинскому и Чюрленису в живописи. Кандинский опирался на новаторский принцип "высвобождения" в живописном творчестве энергии движения, цвета, звука и полагал, что синтез этих начал - "ступени" к грядущему духовному обновлению человека.
  Лит.: В мире Блока: Сб. ст. М., 1981; Наследие А. Блока и актуальные проблемы поэтики. Тарту, 1981; Мелетинский Е.М. Поэтика мифа. М., 1995; Bachelard G. L'air et les songes. P., 1962.
  Л.А. Пышняк
  СИСТЕМНЫЙ ПОДХОД в культурологии
  - методол. основа культурологии как науки. Направлен на интеграцию исследоват. материала, накопленного разл. областями гуманитарного знания, занимающимися изучением культуры (философия культуры, теория культуры, искусствознание, психология культуры, социология культуры, история культуры и др.), и реализует стремление к анализу культуры в парадигме, задаваемой теорией систем. В рамках С.п. культура рассматривается как система, складывающаяся и функционирующая во взаимодействии: объективной (любые культурные объекты) и субъективной ("слепок" культуры в сознании) форм; рациональной и эмоционально-чувственной ее составляющих; культурно-новационных механизмов и свойственных культуре способов обеспечения себе-тождественности; процессов производства, распространения (трансляции) и "присвоения" культурных ценностей и др.
  Одна из первых попыток применения С.п. принадлежит Л. Уайту. В работах "Наука о культуре" (1949), "Эволюция культуры" (1959), "Понятие культуры (1973) и др. он рассматривает культуру как целостную и самонастраивающуюся систему материальных и духовных элементов (общий закон развития культуры им сформулирован следующим образом: "Культура движется вперед по мере того, как возрастает количество обузданной энергии на душу населения, или по мере того, как возрастает эффективность или экономия в средствах управления энергией, или и то и другое вместе"). Разл. варианты описания культуры как системы присутствуют в работах Малиновского, Сорокина, одного из создателей структурно-функционального направления в социологии Парсонса и др.
  Сложность реализации С.п. объясняется прежде всего тем, что и культура в целом, и сами по себе отд. ее компоненты (искусство, этика, религия, мифология, технологич. культура и т.п.) представляют собой системы высокой сложности (их характеристики и изучаются разл. областями гуманитарных исследований, внутри к-рых, в свою очередь, возникают разл. школы со своими научными "доминантами"). В связи с этим одна из важнейших задач С.п. - выработка общемодельного, системно-целостного определения феномена культуры, все другие трактовки к-рого являлись бы частными случаями этого определения. Вторая группа проблем в принципе аналогична тому, с чем столкнулась в сво-
  213
  ем развитии сама общая теория систем, - на общесистемном уровне анализа культуры теория практически имеет дело с еще неопределенными категориями филос. уровня. С этой т.зр. особенно значимы попытки "операциональной расшифровки" тех или иных феноменов культуры, в частности феномена "эстетическое" (напр., в работах М. Князевой и Ю. Осокина). Однако наиболее специфич. трудности применения С.п. задаются тем обстоятельством, что при обращении к материалу культуры исследователь имеет дело по преимуществу с ее объективной формой (теми или иными артефактами культуры, реалиями наблюдаемых культурных процессов и т.д.), и ему необходимо найти и выявить в упомянутых культурных объектах некие признаки, характеризующие состояние и динамику субъективной ее формы. В этом смысле огромный вклад в развитие культурологии внесло изучение истории ментальности, начатое М. Блоком и Л. Февром в 30-40-е гг. и продолженное начиная с 60-х гг. Дюби, Ле Руа Ладюри, Ле Гоффом и др. Пониманию специфики функционирования культуры в ее субъективной форме способствует и активная разработка теории субкультурной дифференциации, предпринимаемая в поел. годы рос. учеными (К. Соколов и др.).
  Важнейший момент, обеспечивающий возможность применения С.п., - формализация культурологич, материала (определяемая, подобно тому как это имеет место в математике, как отвлечение от изменчивости рассматриваемого объекта). Это означает, что с культурными объектами и процессами необходимо сопоставить нек-рые стабильные, неизменные понятия, в силу чего становится возможным выявить взаимоотношения, существующие между этими понятиями, а тем самым вскрыть связи, наблюдаемые в реальной действительности. Отсюда следует, что методика применения С.п. состоит в выявлении необходимого и достаточного набора общесистемных характеристик, отличающих специфику данной культуры (культурно-истор. периода) либо отд. ее элементов и компонентов (в свою очередь представляющих собой системный объект) и инвариантной реконструкции хода и рез-тов культурных процессов, что позволяет проследить раскрытие выявленных общесистемных характеристик в культурно-истор. конкретике применительно к любым сферам культуры данного периода, эпохи, этноса и т.д. Причем высокая степень неопределенности (неоперациональности) категорий, с к-рыми в наст. время имеет дело культуролог, вынуждает осуществлять эту реконструкцию на языке содержательно-структурной интерпретации культурных явлений и процессов, что пока еще очень далеко от требований, предъявляемых к описанию абстр. систем со стороны общей теории систем. В то же время уже на нынешнем уровне С.п. позволяет упорядочить использование многочисл. толкований термина "культура" (вплоть до их представления в виде своеобр. "терминологич. древа"), выработать единые методол. основания для изучения и классификации функций культуры, выявить специфику взаимодействия "имманентных" законов, действующих в той или иной сфере культуры, с общесистемными закономерностями, свойственными данной культуре в целом.
  Лит.: Проблемы методологии системного исследования. Сб. ст. М., 1970; Ле ГоффЖ. Цивилизация ср.-век. Запада. М., 1992; Князева М., Осокин Ю.В. Эстетическое как социальный феномен // Эстетич. воспитание на совр. этапе: Теория, методология, практика. М.. 1990; Субкультуры и этносы в худож. жизни об-ва. СПб., 1995; White L. The Science of Culture. N.Y., 1949.
  Ю.В. Осокин
  СМЫСЛЫ КУЛЬТУРНЫЕ
  - идеациональные конструкты, связанные с культурными объектами (денотатами) как со знаками, т.е. являющиеся их информ., эмоц., экспрессивным содержанием (значением).
  С.к. формируются индивидами и коллективами в процессе освоения действительности и коммуникации с окружением. В науках о культуре и философии культуры С.к. рассматривались, как правило, в контексте общих проблем культуры (или символич. деятельности); сегодня С.к. - предмет изучения в культурной семантике.
  В логич. семантике, вслед за Фреге и Чёрчем, принято разделять, во-первых, предметное (экстенсиональное) значение - именование денотата и, во-вторых, дополнит, (интенсиональное) значение, собственно смысл, - информацию о типологии и иных свойствах денотата. Применительно к С.к. выделяют также денотативные (непосредственно указывающие на денотат, характеризующие его) и коннотативные (непосредственно не связанные с характеристикой денотата) значения. Однако однозначно разделить денотативный и коннотативный смысл далеко не всегда возможно даже для отд. знака, а по мере усложнения характера знака (слово - высказывание - группа высказываний) эта проблема многократно усложняется.
  Не менее важен вопрос знаковой представленности С.к., возможности самого их существования вне знаковой формы (хотя один и тот же смысл может быть выражен, как правило, разными знаковыми средствами). Даже в лингвистич. семантике, наиболее длительно и плодотворно разрабатывающей данное направление, проблема создания спец. семантич. языка (языка описания значений) для естеств. языков еще далека от разрешения. Здесь же возникает весьма актуальная для культуры с ее многообразием смыслов и знаковых форм проблема "переводимости языков", т.е. возможности описания значений одного языка средствами другого.
  Возможность определения отношения С.к. к фиксируемому в них предмету, явлению, понятию (истинности или ложности, определенности, степени соответствия) также представляется проблемой прежде всего языковой: знаковая форма всегда тяготеет над содержанием, опр. образом искажая его; кроме того, сама оценка истинности и соответствия может быть осуществле-
  214
  на только средствами самого языка. Однако для культурной семантики, в отличие от логической (где эта проблема разрабатывалась Тарским и львовско-варшавской школой), наличие искажения, ложности, несоответствия является не менее эвристичным, чем констатация истинности или тождественности.
  С.к. можно классифицировать по типу (выделяя информ., эмоц., экспрессивное содержание); ориентации на опр. способ восприятия (рац. познание, интуитивное понимание, ассоциативное сопряжение, эстетич. вчувствование, традиц. отнесение); уровню адресации (предназначенные для всех, для этнич., языковой, социально-групповой, проф., иной субкультуры, семьи (рода), конкр. индивида); по специфике языковой представленности (системной и несистемной, представленное™ средствами того или иного языка культуры); приоритетности и популярности на том или ином уровне культуры (специализир., обыденном, трансляционном), в той или иной ее специализир. форме. В условиях неизбежного полисемантизма культурного объекта (исходного или приобретаемого в процессе существования в культуре) выделение и анализ связанных с ним С.к. с т. зр. этих классификаций является высокоэвристичным.
  Исследование С.к. предполагает выделение трех типов взаимосвязанных процессов: их генерации (производства) и означения, функционирования (существования их знаковой формы в пространственно-временной динамике) и понимания (интерпретации). Генерационные процессы рассматривались в рамках гештальтпсихологии, психоанализа и психол. антропологии, структурализма, а также в работах отд. представителей "философии жизни" (теория культурогенеза Ницше) и неопозитивистской лингвистич. философии (языковые теории Витгенштейна). Процессы функционирования С.к. разрабатывались в эволюционистских и диффузионистских концепциях, а также в циклич. концепциях культурной динамики (Шпенглер, Тойнбч, Сорокин) - на макроуровне; в рамках структурного и функционального анализа (Малиновский, Радклифф-Браун, Мертон, Маслоу) - на среднем и микроуровне. В классич. культурной антропологии функционирование К. с. рассматривается на уровне идиографич. описания для локальных культурных сообществ (Гребнер, Боас, амер. этнология). Процессы понимания получили специальное освещение прежде всего в герменевтике (от Дильтея до Рикёра), а также в направлениях, разрабатывавших коммуникативные пласты культуры - символич. интеракционизме, феноменологич. социологии, этноме-тодологии и, кроме того, лингвистич. философии, опирающейся на контекстуальный анализ словоупотребления (Остин, Стросон, Уисд&м и др.). Для совр. исследований С.к. характерна разработка локальных (субкультурных, ситуационно-коммуникативных) аспектов и тенденция к комплексному рассмотрению связанных с ними процессов на прикладном уровне.
  См. Язык культуры.
  Лит.: Тарский А. Введение в логику и методологию дедуктивных наук. М. 1948; Проблема знака и значения: Сб., М. 1969; Свасьян К.А. Проблема символа в совр. философии. Ереван, 1980; Павиленис Р. Проблема смысла. М., 1983; Гусев С.С., Тульчинский Г.Л. Проблема понимания в философии. М., 1985; Смирнова Е. Д. Логич. семантика и филос. основания логики. М., 1986; Фреге Г. Смысл и денотат // Семиотика и информатика. В.8, М., 1977; Фреге Г. Понятие и вещь // Там же, В. 10. М., 1978; Ullmann S. Semantics. An Introduction to the Science of Meaning. Oxf., 1972; Feleppa R. Convention, Translation and Understanding. N.Y., 1988; Rickman H.P. Understanding and Human Studies. L., 1967.
  А. Г. Шейкин
  СОН
  - 1) культурная универсалия, образ и мифологема альтернативной реальности; 2) специфично пограничное состояние сознания, описанное в терминах инобытия и теологии успения; 3) эстетич. аналог условной смерти. Первое значение термина актуализовано мифологией С. как онтологич. извода яви и формы временного покоя. С. вписывается в общий круг мифологич. жизнеотношения как реальность, усредняющая оппозиции "мир людей / мир демонов", "здесь / там", "зримое / незримое", "обычное / экстраординарное". Произвольная "логика" сновидения трактуется бодрственным сознанием как извне формируемая причинность иного порядка. Спящий не удивляется диковинным событиям С., и проснувшийся числит их какое-то время в ряду повседневного событийного ряда. С. есть магия бытия и параллельная жизнь. Это форма диалога с богами в пространстве их голосов, указаний и намеков ("вещий С."); здесь осуществляется профетически опознаваемый замысел божеств, руководительства поступками людей, сакрального оберега и упреждающей заботы. Реальность С. чудесна и не нуждается в объяснении: в ней нет ничего, чего бы не было в действительности и в памяти; это делает С. убедительнее и ценнее внесновидч. мира (чудо внутри С. не осознается как диво и небывальщина). Метафора "жизнь=С." закрепляет эту самоценность С. как формы свободы от обыденной детерминации и как прорыва в область самозаконной онтологии. В цепочке "С. - греза - видение - мечта - идеал - утопия" мы имеем градацию ирреальных возрастаний желаемого. Интенции и претензии на воплощение делают С. формой и образом профетизма, и особенно активно - в лит-ре: С. героя есть или предвосхищение сюжета (С. Татьяны в "Евгении Онегине"), или предупреждение о будущем (апокалиптич. С. Раскольникова в "Преступлении и наказании"), или утопия ("Что делать?" Чернышевского). В лит-ре и искусстве романтизма и символизма создана универсальная "мифология" С.: С. предпочтен иным типам реальности как Дар онтологич. и духовной свободы, как порыв к бесконечному, как способ богочеловеч. диалога и контакта с потусторонними силами. Ре-лиг. авангард создает символологию С. как "текстуаль-
  215
  ного" свидетельства бытия Я во множественных мирах, в т.ч. и в мире чистых смыслов (см. анализ С. у Ницше и Флоренского)', здесь сформулирована анамнетич. культурология сновидения. Фрейд и его школа придали символике сна гиперсемиотич. значимость, прямо заменив традиц. сакральную детерминанту Божьего внушения агрессивным пафосом саморазоблачения ментальных подвалов бессознательного. Переход от "объятий Морфея" к власти Гипноса, его отца, осуществлен во втором значении термина (пограничные состояния Я). С открытием структурных свойств сновидческих состояний и с накоплением гипнопедич. опыта отчасти прояснилась природа "загадочных феноменов психики", благодаря чему явления лунатизма, сомнамбулизма, летаргии и каталепсии встали в один ряд с фактами творчества во С. Выяснилось, что "С. разума" отнюдь не всегда "порождает чудовищ", как думал Фрейд. Совр. психоаналитич. штудии измененных форм мышления, типов ложной памяти, механизмов функциональной асимметрии мозга, парапсихологич. феноменов и лечебной сенсорики вскрыли работу весьма архаич. структур внутр. поведения, получающих во С. символич. и метафорич. образные репрезентации. Свой вклад внесла и эмпирич. танатология, не слишком склонная к интерпретации уникального опыта клинич. самонаблюдений над состояниями "пост-смерти" в терминах некоей философии С., но предоставившая впечатляющий архив "С. наяву". На этих путях заново открылся инобытийно-пограничный репертуар существования субъекта, не раз описанный в спец. уставах ментального тренажа на Востоке (в частности, в дзэн-буддийской и йогич. практике, типологически родственной аскетич. опыту самопогружения в христ. исихастской культуре священно-безмолвия). В близких С. состояниях Я обретает "единомножественность" личности (в терминах Л. Карсавина и А. Меиера), в психол. пространстве к-рой свершается многоголосый полилог пересекающихся ипостасей Я, обнимаемый единством самосознания. Во С. обнажены и персонифицированы механизмы и агенты диалогич. фактуры мышления, памяти и аутовидения, актуализованы эвристич. способности творчески напряженного и проблемно озабоченного сознания. Ему даны во С. возможности таких пространственно-временных топологич. проекций, метаморфоз, смыслового конструирования и сверхлогич. интуитивной альтернации, какие не в силах предоставить Я отягощенное объективацией и объясняющими раздражителями бодрствующее сознание. С. в этом смысле (в отличие от первого значения термина) осмыслен не в качестве источника сверхчеловеч. внушений (голос Музы, оклик Бога, наваждение дьявола), а в аспекте спонтанной аккумуляции и самопроизводства форм неявного знания и неформализуемой экзистенции. С. есть черновик возможных миров и своего рода гностич. контрабанда. На фоне многократных приравниваний С. и жизни (Кальдерон, С. Квазимодо, Тютчев, Лермонтов), С. и смерти (романтизм) убедительно выглядят гипотезы сновидч. философии истории, к-рая описывает реальность, построенную по принципу "матрешки" и перехода бога-демиурга из одного С. в другой. Так эстетически оформляется образ кумулятивной онтологии мирового С. с ее ритмами пробуждения/засыпания и перехода из реальности в реальность. Это третье наполнение термина "С." обслуживает поэтич. философию С. Ср. прозу Борхеса и Хлебникова, для к-рых культура есть континуум С., "цитирующих" друг друга в истор. пространстве. Ср. также знаменитую притчу Чжуан-цзы о бабочке с образами С. в рус. традиции (Лермонтов) и словами Тютчева о здешнем мире, где "человек лишь снится сам себе". Старинные представления о С. как временной смерти, усложненные опытом анамнезиса и метемпсихоза, придали С. функцию аргумента в пользу релятивных картин мира и интуитивистских концепций культуры. Образ ноосферы как грандиозного перманентного сновидения Мирового Духа брезжит в картинах мира классич. объективного идеализма (Гегель), в циклич. моделях и космизме;
  в психол. и филос. прозе модерна (символизм, постмодернизм), в интуитивистской эстетике. На архетипе С. и сейчас сходятся интересы психологии творчества, филос. антропологии, теории культуры и истор. эстетики. Как зеркало внутр. проективного опыта С. не раз становился объектом философско-поэтич. (Вяч. Иванов) и психоаналитич. (Н.Е. Осипов) рефлексии и лит. мифологии.
  Лит.: Ницше Ф. Рождение трагедии из духа музыки // Ницше Ф. Соч. Т. 1. М., 1980; Динесман Т.Г. "Сон" // Лермонтовская Энциклопедия. М., 1981; Друскин Я.С. Сны // Даугава. Рига, 1990. № 3; Руднев В.П. Культура и сон // Там же; Сны Николая Клюева // Новый журнал. 1991. № 4; Малкольм Н. Состояние сна. М., 1993; Михайлов А.И. О сновидениях в творчестве Алексея Ремизова и Николая Клюева // Алексей Ремизов: Исследования и материалы. СПб., 1994; Фрейд 3. Толкование сновидений. СПб., 1997.
  К. Г. Исупов
  СОРОКИН Питирим Александрович (1889-1968)
  -социолог и культуролог. С детства работал маляром, декоратором и золотых дел мастером, занимаясь поновлением церквей в селах и городах вологод. севера. Окончив школу, учительскую семинарию и сдав экстерном гимназич. курс, С. получает возможность учиться в унте. В 1916 он оканчивает Петербург, ун-т, получив звание магистра уголовного права. С 1906 С. принимает активное участие в полит, жизни России, а к 1916 становится одним из идеол. лидеров партии эсеров. В июле-ноябре 1917 С. - помощник премьер-министра, А.Ф.Керенского. После победы большевиков его заключают в Петропавловскую крепость, затем он вновь подвергается аресту. В 1922 С. выслан из России и с 1923 живет в США. Научная работа в ун-тах Иллинойса, Висконсина и Гарварда (где С. основывает социол. факультет) приносит ему мировую известность. Венцом
  216
  научной деятельности С. явилось избрание его а 1964 президентом Амер. социол. ассоциации.
  Из числа разрабатывавшихся С. теорий наибольшей известностью пользуется его учение о социокультурной динамике. Подобно Шпенглеру, Тойнби, Крёберу, П.Лигети, Ф.Чемберсу, С. создал интегрированную теорию повторяющихся фаз в жизни большинства культурных суперсистем. На сорокинский вариант учения о социокультурной динамике оказали сильнейшее воздействие концепция Дж. Вико с чередующимися эпохами божественности, героизма, человечности ("Основания новой науки об общей природе наций") и теория трех стадий О.Конта, со сменяющими друг друга теологич., метафизич., позитивной фазами ("Система позитивной политики..."). Укажем также на значит, сходство динамики культурных фаз С. с древнеинд. циклич. представлениями о закономерной смене мировых периодов (юг). Вполне вероятно, что на представления С. о волнообразной динамике культуры повлияла и теория его друга Н.Д.Кондратьева, описавшего волны больших циклов конъюнктуры.
  Основой культурологич. концепции С. являются об-во и культура, рассматриваемые им как единый феномен. Сквозь эту призму он предлагает рассматривать все аспекты человеч. деятельности. С. полагал, что социокультурное взаимодействие представляет собой своеобр. матрицу, любая ячейка к-рой является одновременно и определяющей, и определяемой. Поэтому значение каждого индивида может быть понято лишь в контексте этой матрицы, содержащей всю полноту информации о социокультурных явлениях и их отношениях. Т.о., с т.зр. С., существует жесткая взаимосвязь между элементами неразрывной триады - личностью, об-вом и культурой. При этом личность выступает как субъект взаимодействия; об-во как совокупность индивидов, с его социокультурными отношениями и процессами; культура как совокупность значений, ценностей, норм, и совокупность ее носителей, к-рые объективируют, социализируют и раскрывают значения.
  С. утверждал, что любая теория, концентрирующаяся на одном из этих аспектов при исследовании социо-культурного пространства, является неадекватной. В качестве примера он указывал на интегративность зап. об-ва, попытка объяснить к-рое, используя лишь один "первичный фактор", обречена на неудачу. По мнению С., экономика, вопреки теории Маркса, не может быть базисом. Метаморфозы зап. об-ва свидетельствуют, что изменения претерпела вся социокультурная система. Изменения в одном классе интегрированной системы приводят к одновременным или отложенным изменениям в другом классе. Но это говорит не о первичности к.-л. фактора, а о постоянной трансформации всей системы в целом.
  Экон., полит, и любые др. флуктуации бесцельны. Не существует никакой устойчивой тенденции в развитии об-ва от монархии к республике или смены правления меньшинства большинством. С. оценивает эти процессы как "шараханье истории". В качестве примера отсутствия вектора прогресса он указывает на возвышение и падение разл. гос-в (Египта, Афин, Спарты, Англии, Германии, Франции, России и др.). Постоянные взлеты и падения разл. культур показывают, что невозможно познать суть социокультурных процессов, опираясь на принципы материалистич. детерминизма. С. полагает, что в истории "есть некая трансцендентальная цель и невидимые пути приближения к ней". Но они никем не установлены, и поэтому теория бесцельных флуктуаций представляется ему вполне корректной.
  Однако если частные проблемы социокультурного развития не поддаются в предложенной С. парадигме надежному причинному истолкованию, то глобальные процессы объясняются им, на большом фактич. материале, убедительно и остроумно. Правда, невзирая на скептич. отношение С. к биосоциологии, его собств. анализ основывается все же на двойств, природе человека. Он считает, что, люди - существа мыслящие и чувствующие. Поэтому они периодически испытывают необходимость в удовлетворении то витальных, то идеальных потребностей. С. не уподобляет об-во ни человеку, ни даже сумме индивидов. Описывая динамич. процессы социокультурной системы как состояние непрерывного перехода из идеальной (идеациональной) фазы в чувственную и наоборот, он показывает коренные отличия интегративного об-ва от отд. индивида. Принципиальное различие заключается, в частности, в том, что переход об-ва из одной фазы в др. чреват внутр. потрясениями и жесточайшими конфликтами. Все войны и социальные катастрофы 20 в. С. объясняет как закономерное следствие перехода зап. культуры (играющей в наст. время доминирующую роль на планете) из чувственной фазы, достигшей в 19 в. пика своего развития, к идеациональной фазе, ориентированной на сверхчувств, царство Бога.
  Согласно теории С., время перехода отмечается культурной поляризацией об-ва. Часть людей "ментально и морально дезинтегрируется". Поэтому в такие эпохи на первый план выступает необходимость сплочения сил "позитивного полюса" для решения задачи альтруистич. трансформации человечества. Ибо лишь при условии сохранения системы ценностей, основанных на "чувстве нравств. долга и Царства Божия, рац. средства, возможно, помогут разрешить многие практич. проблемы культурного и социального возрождения".
  Грядущая идеациональная эпоха, по мнению С., приведет к конвергенции рус. и амер. моделей культур "в некий промежуточный тип, соединяющий черты демократии и тоталитаризма". Эта фаза будет также отмечена "возрождением великих культур Индии, Китая, Японии, Индонезии и исламского мира".
  Соч.: Человек. Цивилизация. Об-во. М., 1992; Дальняя дорога: Автобиография. М., 1992; Социологические теории современности. М., 1992; Система социологии. Т. 1-2. М., 1993; Общедоступный учебник социологии. Ст. разных лет. М., 1994; Гл. тенденции нашего време-
  217
  ни. М., 1993; Social and Cultural Dynamics. V. 1-4. N.Y., 1937-41; Man and Society in Calamity. N.Y., 1942.
  Лит.: Голосенко И.А. Питирим Сорокин: судьба и труды. Сыктывкар, 1991; Он же. Социология Питирима Сорокина: рус. период деятельности. Самара, 1992; Канев С.Н. Путь Питирима Сорокина. Сыктывкар, 1991; Колева Д. Сорокин - культурологични идеи. София, 1993; Социальная теория и современность. Вып. 8: П. Сорокин "Человек, цивилизация, общество". М., 1993; История социологии в Зап. Европе и США. М., 1993; Кукушкина Е.И. Рус. социология. XIX-нач. XX в. М., 1993.
  А. В. Шабага
  СОССЮР (Saussure) Фердинанд де (1857-1913)
  -швейц. языковед. Получил классич. образование. Уже в школьные годы проявлял интерес к вопросам языка, самостоятельно изучал санскрит, но в 1875, под влиянием семейных традиций, отдававших предпочтение точным и естеств. наукам, поступил в Женев. ун-т, где в течение года изучал физику и химию. В 1876 вернулся к лингвистике, стал членом Париж, лингвистич. об-ва и студентом Лейпциг, ун-та. В 1876-1878 изучал др.-перс., др.-ирланд., старослав. и литов. языки и историю нем. языка. Одновременно разрабатывал теорию индоевроп. корня и в 1879 опубликовал "Трактат о первонач. системе гласных в индоевроп. языках", где впервые объявил целью сравнительно-истор. языкознания не простое накопление фактов, относящихся к праязыку, а восстановление целостных систем. Новая для языкознания идея системности языка не нашла понимания в среде лейпцигских младограмматиков, занятых исследованием индивид, речи и отрицавших реальность общенародного языка. В то же время "Трактат..." принес С. известность и признание во Франции, и в 1880, защитив в Лейпциг, ун-те докт. дис., он продолжил обучение в Париж. Высшей школе практич. исследований под руководством М. Бреаля. В 1881 Бреаль доверил своему ученику читать вместо себя лекции по сравнит. грамматике. В 1881-91 С. вел интенсивную преподават. деятельность в Высшей школе практич. исследований (курсы гот., др.-верхненем. и литов. языков, а также сравнит, грамматики греч. и лат. языков) и активно участвовал в работе Париж, лингвистич. об-ва. В 1891, отказавшись принять франц. гражданство, занял должность экстраординарного проф. специально созданной для него кафедры истории и сравнит, грамматики индоевроп. языков и санскрита Женев. ун-та. В 1896 стал ординарным проф. и до 1912 преподавал санскрит, сравнит, грамматику и разл. разделы классич. языков. В 1906 получил кафедру общего языкознания. В 1906/07, 1908/09 и 1910/11 уч. гг. в курсах лекций по общей лингвистике изложил свои размышления о природе языка и предмете языкознания. Возражая против расплывчатости понятий и неточности терминологии совр. ему языковедения, С. стремился решать вопросы философии языка методами точных наук. По-видимому, подавленный масштабностью задачи, не находя опоры в научной среде, С. в последние десятилетия жизни мало писал, почти ничего не публиковал и время от времени отвлекался на исследования частного характера (герм. эпос о Нибелунгах, франц. стихосложение, особенности древней индоевроп. поэтики). Общелингвистич. взгляды С. так и не были оформлены им в виде печатного труда; его идеи, намного опередившие свое время и вызывавшие восхищение учеников, при его жизни оставались неизвестными научному миру. В 1916 ученики С. Ш. Балли и А. Сеше опубликовали "Курс общей лингвистики", составленный ими на базе студенч. конспектов соссюровских лекций, а также отд. черновых заметок самого автора, - труд, положивший начало лингвистике 20 в.
  В поисках путей постижения истинной природы языка и подлинно научного определения осн. понятий языкознания С. опирается на психологию и социологию. Он различает "речевую деятельность" (langage), "язык" (langue) и "речь" (parole). Речевая деятельность - процесс выражения человеч. мысли и общения между людьми - выступает одновременно как предмет разных наук: языкознания, психологии, физиологии, физики и др. Собственно предметом языкознания является язык - система языковых средств, потенциально существующих в сознании индивидов, принадлежащих к одной языковой общности (грамматика и словарь). Речь представляет собой реализацию этой системы и состоит из индивид, актов говорения и слушания, осуществляемых в круговороте общения. Язык и речь "тесно между собою связаны и друг друга взаимно предполагают: язык необходим, чтобы речь была понятна и производила все свое действие; речь, в свою очередь, необходима для того, чтобы установился язык: исторически факт речи всегда предшествует языку" .Язык противостоит речи как социальное явление индивидуальному. Язык навязывается об-вом всем его членам в качестве обязат. нормы и усваивается индивидом в готовом виде, в то время как каждый акт речи имеет автора, импровизирующего речь по своему усмотрению. Язык устойчив и долговечен, речь неустойчива и однократна. Язык отличается от речи как "существенное от побочного и более или менее случайного". Противопоставление языка и речи приводит С. к убеждению о необходимости двух разных наук - лингвистики языка и лингвистики речи.
  Считая единств, и истинным объектом языкознания "язык, рассматриваемый в самом себе и для себя", С. резко отделяет внутр. лингвистику, изучающую саму языковую систему, от внешней лингвистики, исследующей условия функционирования и развития языка. Он различает синхронию - состояние языка на отд. этапе его истор. развития, язык в его статике - и диахронию - истор. последовательность развития отд. языковых явлений и системы языка в целом, язык в его динамике. В итоге С. выделяет новую пару независимых дисциплин - синхронич. и диахронич. лингвистику, в к-рой отдает предпочтение первой: "... синхронич. ас-
  218
  пект важнее диахронического, так как для говорящей массы только он - подлинная и единств, реальность".
  Подчеркивая системный характер языка, С. определяет язык как систему знаков. В знаке выделяются две стороны: означающее (план выражения) и означаемое (план содержания). В качестве означающего выступает звуковой образ, в качестве означаемого - понятие, мысль человека о предмете реальной действительности. "Если по отношению к изображаемой им идее означающее представляется свободно выбранным" (произвольный, условный характер знака), "то, наоборот, по отношению к языковому коллективу, к-рый им пользуется, оно не свободно, оно навязано". По С., знаки как элементы языковой системы взаимно определяют друг друга. Отсюда вытекает их свойство, названное С. "ценностью (значимостью)" языкового знака: для С. важны не материальные (субстанциальные) отличия знаков друг от друга, а их реляционные (функциональные) свойства (отрицат., оппозитивный характер знака). Исследуя отношения между знаками в системе языка, С. противопоставляет синтагматику (линейное, последоват. соотнесение языковых элементов друг с другом) парадигматике (ассоциативному, разновременному их соотнесению, выбору опр. языкового элемента из парадигмы, известной говорящему).
  Рассматривая язык как систему условных знаков, С. уподобляет его любой другой знаковой системе. "Язык есть система знаков, выражающих идеи, а следовательно, его можно сравнить с письмом, с азбукой для глухонемых, с символич. обрядами, с формами вежливости, с военными сигналами и т.п.". В связи с этим С. предлагает создать особую науку, изучающую жизнь знаков внутри об-ва, - семиологию, или семиотику, в к-рую составной частью вошло бы и языкознание как "наука о знаках особого рода".
  Учение С. оказало огромное влияние на все дальнейшее развитие науки о языке. Представители Женев. школы языкознания (Ш. Балли, А. Сеше, С. Карцевский) непосредственно развивали взгляды своего учителя. Еще более обширная группа языковедов усвоила социол. идеи С. и соединила их с принципами сравнительно-истор. языкознания (А. Мейе, Ж. Вандриес, А.Соммерфельт, Э. Бенвенист и др.). Осн. положения концепции С. послужили теор. базой для разл. направлений структурализма (Праж. лингвистич. школа, дат. структурализм, амер. дескриптивная лингвистика), опиравшихся на ряд общих принципов: изучение языка как знаковой системы, разграничение синхронии и диахронии, поиски формальных методов изучения и описания языка.
  Соч.: Recueil des publications scientifiques. Heidelberg, 1922; Cours de linguistique generale. P., 1988; Труды по языкознанию. М., 1977; Заметки по общей лингвистике. М., 1990.
  Лит.: Слюсарева Н.А. Теория Ф. де Соссюра в свете современной лингвистики. М., 1975; Холодович А.А. Фердинанд де Соссюр. Жизнь и труды // Ф. де Соссюра. Труды по языкознанию. М., 1977; Mounin G. Saussure ou le structuraliste sans le savoir. P., 1968; Koerner E.F.K. Bibliographia Saussureana. Metuchen (N.J.), 1972.
  Т.К. Черемухина
  СОЦИАЛИЗАЦИЯ
  - процесс усвоения и активного воспроизводства индивидом социокультурного опыта (социальных норм, ценностей, образцов поведения, ролей, установок, обычаев, культурной традиции, коллективных представлений и верований и т.д.). С. - рез-т и целенаправл. формирование личности посредством воспитания и формального обучения и стихийного воздействия на личность жизненных обстоятельств. Понятие С. появилось в 30-е гг. и с 40-50-х гг. широко используется в социологии, социальной психологии и антропологии. В амер. антропологии, традиционно сосредоточенной на изучении культуры, этот термин был подвергнут критике как преувеличивающий значимость усвоения социальных ролей и упускающий из виду передачу когнитивных аспектов культуры; были предложены альтернативные термины "культурализация" (К. Клакхон) и "инкультурация" (М. Херсковиц). На сегодняшний день С. и инкультурация рассматриваются как два аспекта единого процесса вхождения индивида в социокультурную систему. Хотя изучается гл. обр. процесс С. индивида в детском и юнош. возрасте ("этнография детства" и т.д.), этот процесс охватывает всю человеч. жизнь, т.к. и взрослый человек может под давлением жизненных обстоятельств осваивать новые роли и модели поведения.
  В к. 19-нач. 20 в. исследования С. концентрировались вокруг спора о роли наследственности и среды в формировании поведения: У. Макдаугалл, А. Гезелл, Ж. Пиаже отстаивали тезис о доминирующей роли наследственности; Дж. Болдуин и Дж.Г. Мид утверждали, что определяющее воздействие на формирование поведения оказывает среда, и исходили из постулирования врожденной склонности ребенка к имитации. Наиболее мощный толчок развитию исследований С. и детства в разных культурах дали теории Фрейда об определяющей роли семьи в формировании поведения и личности индивида, роли идентификации в усвоении ребенком социальных норм и запретов, Эдиповом комплексе и т.д. В 20-40-е гг. амер. антропологи, вдохновленные идеями психоанализа, проводили многочисл. исследования С. и детства: М. Мид (изучение взросления на Новой Гвинее), Г. Рохейм (исследование детства в Австралии и Меланезии, ориентированное на подтверждение гипотезы о существовании и универсальном значении Эдипова комплекса), Э. Эриксон (изучение связи разл. культурных феноменов с особенностями С. у индейцев юрок и сиу), Дж.Доллард, Кардинер, Линтон, К. Дюбуа и др. В бихевиоризме (Дж. Уотсон) и теории научения (Э. Торндайк, К. Холл, Дж. Уайтинг, Р. Сеарз) С. интерпретировалась как социально обусловленное научение, и для ее изучения использовались эксперимент, и
  219
  стат. методы. В символич. интеракционизме (Дж.Г. Мид, Г. Блумер) С. рассматривается как рез-т социального взаимодействия, в к-ром ребенок последовательно принимает роли "другого", "других", "обобщенного другого". Гуманистич. психология (Г. Олпорт, А. Маслоу, К. Роджерс) трактует С. как самоактуализацию Я-концепции; струк-турно-функционалистская теория Парсонса - как процесс интефации индивида в социальную систему посредством интернализации норм. Первичным "агентом" С., по Парсонсу, является семья. Исследования амер. антрополога Т. Тернера показали, что первичной социализирующей общностью может быть и не семья. С. - предмет многочисл. сравнит, и кросскультурных исследований, использующих разл. методы: экспериментальные методы (Дж. Уайтинг и И. Чайлд), психол. тесты (К. Клакхон), непосредств. наблюдение (этнологич. исследования А. Бандуры, М. Мейна и др.). В наст. время С. рассматривается как комплексный и многоаспектный процесс, к к-рому могут быть применены разные подходы в зависимости от исследоват. задач.
  Лит.: Parsons Т. The Social System. Glencoe, 1951:
  Parsons Т., Bales R. Family. Socialization and Interaction Process. L., 1956; Explorations in General Theory in Social Science: Essays in Honor ofT. Parsons. Ed. by Loubser C.J. etal.2v.N.Y., 1976.
  В. Г. Николаев
  СОЦИАЛЬНАЯ МОРФОЛОГИЯ
  - отрасль социологии и культурологии. Предмет изучения - "морфологические факты" ("формы коллективного бытия"), включающие в себя геогр. среду жизни об-в в ее связи с социальной организацией, народонаселение, его плотность, объем и распределение по территории, материальную культуру и институционализированные "устоявшиеся формы действия", являющиеся продуктами предшествующей социальной деятельности (право, нравы и т.д.). Морфологич. факты, по Дюркгейму, образуют "субстрат коллективной жизни", внутр. среду всякого об-ва, и эта внутр. социальная среда признается как определяющий фактор "коллективной эволюции". В соответствии с методол. правилом, согласно к-рому "определяющую причину данного социального факта надо искать среди предшествующих социальных фактов", фактам С.м. принадлежит решающая роль в социол. объяснениях. Элементами внутр. социальной среды об-ва являются вещи (культурные объекты и институты) и люди; активным фактором эволюции - люди, человеч. среда. Осн. свойства человеч. среды - объем об-ва ("число социальных единиц") и динамич. плотность об-ва ("степень концентрации массы"). Плотность общества выражается в его "материальной плотности" (демогр. параметрах и развитии средств связи и коммуникации) и "нравств. сплоченности", измеряемой количеством межчеловеч. контактов и проявляющейся в степени слияния социальных сегментов.
  Задачей С.м. Дюркгейм считал "построение и классификацию социальных типов", т.е. создание формальной типологии об-в на основе их наиболее существ. структурных признаков (природы составных элементов, их числа и способа их соединения). Исходя из того, что об-ва состоят из частей (более простых об-в, или сегментов) и что все "об-ва суть разл. комбинации одного и того же исходного об-ва", Дюркгейм предложил начать построение типологии "с классификации об-в по степени сложности их состава, беря в качестве основы совершенно простое об-во с единств, сегментом". Таким простейшим социальным сегментом Дюркгейм считал орду; все об-ва, с т. зр. их структуры, представляют собой рез-т объединения простых об-в во все более и более сложные, сопровождающегося теми или иными формами их сочленения. Сам Дюркгейм подробной типологии об-в не создал, однако выявленные им общие принципы структурной организации об-в позволили использовать данные С.м. при объяснении важных социальных процессов (особенно разделения труда).
  Концепция С.м., разработанная Дюркгеймом, нашла дальнейшее развитие как в социально-демогр. исследованиях, так и в социальной антропологии, оказав существ, влияние на англ. антропологию (Рад-клифф-Браун и его последователи), а также сказалась в исследованиях Леви-Стросса связи структурной логики культуры с геогр. и физич. выражениями социальной системы.
  Лит.: Дюркгейм Э. О разделении обществ, труда; Метод социологии. М., 1991.
  В. Г. Николаев
  СОЦИАЛЬНАЯ ОРГАНИЗАЦИЯ
  - понятие, используемое в системном подходе для обозначения того факта, что любая социальная группа является структурированной, организованной системой, элементы к-рой не изолированы друг от друга, а связаны опр. отношениями, характеризующими данную социальную группу. Понятие С.о. возникло на рубеже 18-
  19 вв. во Франции и проникло в социальные науки благодаря деятельности сен-симонистов, активно использовавших аналогию об-ва с организмом и отстаивавших идею разумной организации об-ва. До сер.
  20 в. применение этого термина было довольно аморфным; он употреблялся как синоним понятий "социальная система" и "социальная структура". В функциональной школе англ. социальной антропологии, где этот термин использовался наиболее активно, было дано несколько определений С.о. Малиновский определил ее как целенаправленный способ воздействия людей на среду для удовлетворения своих потребностей (1948). Радклифф- Браун в ранних работах использовал термины "социальная структура" и "С.о." как синонимы, но позднее провел между ними различие, определив социальную структуру как "аранжировку индивидов" в системе, а С.о. - как "аранжи-
  220
  ровку типов деятельности" в системе, или как аранжировку ролей, закрепленных за социальными статусами, конституирующими социальную структуру (1952). Раннефункционалистские подходы характеризовались изучением С.о. как "статич." аспекта социальной системы, в связи с особым интересом функционалистов к функционированию об-ва, их негативным отношением к истории, скептицизмом в отношении возможностей "диахронного" анализа. Такой статич. подход к пониманию С.о. подвергся критике, в т.ч. и со стороны нек-рых функционалистов. Р. Фёрт, впервые попытавшийся применить в рамках антропологии теорию действия, разграничил три уровня анализа об-в: социальную структуру; функцию; С.о. С.о., т.о., была выделена как особый уровень анализа (1951). Если социальная структура - комплекс правил и принципов, управляющих социальным действием, а функция - способ, к-рым социальные отношения служат достижению целей (индивидуальных или коллективных), то С.о. является динамич. аспектом социальных отношений, включающим в себя ситуационный выбор альтернатив действия, принятие решений и стратегию действия. С т. зр. Фёрта, структурно-функциональный подход, с его концепцией индивидов и групп как пассивных реципиентов и исполнителей предписанных социальных ролей, игнорирует тот факт, что индивиды или группы, действующие для достижения своих целей, сталкиваются с ситуацией выбора, когда они должны принимать решения, какой из альтернативных способов действия выбрать, и могут при этом вступать в конфликты и конкуренцию с другими индивидами или группами. С.о. как динамич. аспект социальных отношений составляет, по Фёрту, принципиально важную часть предмета антропол. исследований.
  Лит.: Malinowski В. Magic, Science and Religion and other Essays. Boston; Glencoe, 1948; Radcliffe-BrownA.R. Structure and Function in Primitive Society. L, 1952; Firth R. Elements of Social Organization. L., 1971.
  В. Г. Николаев
  СОЦИАЛЬНАЯ СТРУКТУРА
  - понятие, широко используемое в социологии, антропологии и культурологии, обозначающее совокупность устойчивых элементов социальной системы (институтов, ролей, статусов), относительно независимых от незначит. колебаний в отношениях между системой и средой и обеспечивающих преемственность и устойчивость моделей поведения и социальных отношений во времени. Это понятие имеет богатую предисторию, связанную с представлениями об об-ве как организованной, структурированной, неоднородной системе, но было введено в категориальный аппарат социальных наук в 19 в., гл. обр. благодаря социол. теории Спенсера, к-рый поставил изучение С. с. в центр социол. исследования об-в. Дюркгейм развил морфологич. концепцию С.с. (Социальная морфология) и рассматривал структурно-морфологич. изменения как источник развития об-в. После Второй мир. войны понятие С.с. приобрело большую популярность в социологии в связи с развитием структурного функционализма (Р. Мертон, Парсонс и др.). Общепринятого определения этого понятия нет; в рамках разл. школ социологии и антропологии были сформулированы разл. концепции С.с. Радклифф- Браун, продолжая традицию морфологич. подхода к изучению С.с., идущую от Дюркгейма, развил принципы изучения структуры примитивных об-в и проделал большую работу по типологизации разл. социальных структур в своих исследованиях родства и брака. В концепции Радклифф-Брауна изучение структуры неразрывно связано с изучением функций элементов системы; С.с. должны изучаться с т. зр. их формальных, доступных наблюдению устойчивых характеристик. С.с. могут быть изучены с т. зр. того или иного формального аспекта (полит, структуры, структуры родства и т.д.). С.с. Радклифф-Браун определял как "аранжировку индивидов" в об-ве, т.е. как систему статусных позиций, занимая к-рые индивид попадает в опр. типы отношений с др. людьми. Статич. и внеистор. понимание С.с. вызвало критику и породило попытки внесения в функциональный подход элементов динамич. анализа (Р. Фёрт, А. Ричарде, Линтон, Лич и др.). Фёрт разграничил понятия "С.с." и "социальная организация", понимая под последней динамич. аспект социальных отношений, выражающий отклонения действительного поведения от формальных правил, вытекающих из изучения требований статич. С.с. Амер. этнолог Мёрдок аналогичным образом рассматривал понятие С.с. как статичное и пригодное гл. обр. для иллюстративных целей, в то же время считая необходимым перенести акцент исследования со структурных аспектов социальной системы на процессуальные. Иное понимание С.с. сложилось во франц. структурной антропологии. Леви-Стросс подверг критике концепции англ. структуралистов и функционалистов и отверг возможность эмпирич. вычленения С.с. из наблюдаемого поведения. Эмпирич. С.с. понимаются им как манифестации лежащих в их основе общих структурных моделей, относящихся к сфере коллективного бессознательного. Эти структурные модели не могут быть познаны путем индуктивных обобщений, они могут быть получены лишь путем математич. моделирования и последующего соотнесения этих моделей с реально существующими об-вами.
  Лит.: Леви-Стросс К. Структурная антропология. М., 1985; Murdock G.P. Social Stmcture. N.Y., 1949; Radcliffe-Brown A.R. Structure and Function in Primitive Society. L., 1952; Social Stmcture // International Encyclopaedia of the Social Sciences. Ed. D. L. Sills. V. 14. N.Y., 1968.
  В. Г. Николаев
  221
  СОЦИАЛЬНЫЙ ОПЫТ
  - важнейшая содержательная компонента культуры, представляющая собой исторически селектированные и аккумулированные в обществ. сознании членов сооб-в формы осуществления любой социально значимой деятельности и взаимодействия людей, показавшие свою приемлемость не только с т.зр. непосредств. утилитарной эффективности, но и в поддержании требуемого в существующих условиях уровня социальной консолидированности сооб-ва и его функциональных сегментов и подсистем, устойчивости организационных форм и эффективности процессов регуляции коллективной жизнедеятельности.
  С.о. накапливается в процессе реальной совместной деятельности людей для удовлетворения их групповых и индивидуальных интересов и потребностей, в ходе к-рой происходит постоянная стихийная отбраковка тех форм (технологий и результатов) их действий, поступков, коммуникативных актов, применяемых при этом средств, идейных и ценностных оснований и т.п., признающихся вредными или потенциально опасными для существующего уровня социальной интегрированности коллектива, оказывающихся неприемлемыми по своей социальной цене и последствиям. Нек-рые из этих нежелат. форм со временем попадают под институциональное табуирование (законодат., религ. и иные запреты, санкции и пр.), другие остаются осуждаемыми в рамках обычаев (морали, нравственности). Формы же, в краткосрочном и особенно долгосрочном плане показывающие себя вполне приемлемыми или даже желательными с точки зрения поддержания, воспроизводства, а порой и повышения уровня социальной консолидированности членов сооб-ва, их толерантности, качества их взаимопонимания и взаимодействия, так же стихийно, а со временем и институционально отбираются в качестве рекомендуемых, аккумулируются и закрепляются в социальных нормах, эталонах, ценностях, правилах, законах, идейных установлениях и пр.
  Т.о., первая культурная функция С.о. заключается в аккумулировании прямых (выраженных в императивных установлениях, ценностях, нормах) и опосредствованных (опредмеченных в предпочитаемых и допустимых технологиях и продуктах социально значимой деятельности) способов поддержания и обеспечения социальной интегрированности людей в более или менее устойчивых организационно-деятельностных формах. Следует отметить, что С.о. включает в себя прежде всего набор ценностных ориентаций, принятых в данном сооб-ве; а всякая ценность, с т.зр. ее социокультурных функций, - прежде всего то, что обеспечивает поддержание социальной консолидированности людей, снятие, понижение или недопущение социально опасных напряжений, противоречий, конфликтов, преодоление агрессивных, эгоистич. и иных социально безответств. проявлений человека, и одновременно имеет целью повышение взаимопонимания, толерантности, комплементарности, согласия, выработку общих оценочных критериев и конвенциональных интерпретаций и т.п. Эмпирически ни у одного народа невозможно выявить к.-л. ценностные установки, намеренно стимулирующие социальную деструкцию (разумеется, внутри сооб-ва, на социальное окружение этот принцип может и не распространяться). С этой т.зр., культура - это действительно совокупность позитивных, социально консолидирующих интенций человеч. существования, что неоднократно подчеркивалось многими мыслителями.
  Вместе с тем разнообразие природных и истор. условий и обстоятельств, в к-рых существуют разные сооб-ва (а двух сооб-в с абсолютно идентичными истор. судьбами быть не может), ведет к формированию структурной и содержат, специфики всякого конкретно-истор. коллектива людей, что в свою очередь является одним из осн. источников напряжений и конфликтов между разл. сооб-вами и их членами. Известно, что существ. часть межэтнич., межконфессиональных и межгос. противоречий и столкновений была связана с несовпадением систем ценностных ориентаций, мировоззрений, представлений о справедливости, достоинстве, нравственности и т.п., т.е. локального С.о. конфликтующих сооб-в. Вместе с тем в силу единства физич. и психич. природы людей, их антропол. и социальных потребностей и интересов многие элементы С.о. всех человеч. коллективов по существу совпадают, что и является основанием для взаимопонимания и взаимодействия между сооб-вами. Более того, всякий человеч. индивид помимо усвоенного им С.о. об-ва проживания (т.е. его культуры) обладает и уникальным личностным С.о., складывающимся в ходе его жизни и специфичным в соответствии с биографией данного человека. Поэтому процессы межличностного взаимодействия между людьми являются в известном смысле миниатюрными аналогами взаимодействий между сооб-вами и точно так же строятся на элементах сходства и различия их С.о. Т.о. выявляется вторая важнейшая социокультурная функция С.о. - аккумуляция локальных культурных черт и на уровне устойчивых социальных коллективов, и в личностной культурной специфике индивидов.
  Третья культурная функция С.о. - социальное воспроизводство сооб-в - трансляция их культурных особенностей от поколения к поколению. В конечном счете содержание наследуемых традиций, норм, ценностей, паттернов и т.п. и есть С.о. данного сооб-ва, передаваемый посредством технологий воспитания, образования, обрядово-ритуальной практики и иных форм социализации и инкулыпурации нового поколения, т.е. набор устоявшихся в сооб-ве допустимых и предпочитаемых форм и рез-тов деятельности, поведения, взаимодействия, критериев оценок, интерпретаций и пр. Сам по себе процесс социализации и инкультурации индивида представляет собой динамику усвоения им именно элементов С.о. в виде накопленных сооб-вом знаний об окружающем мире, принципов, умений и навыков коллективного общежития и социально значимой продуктивной деятельности, критериев самоопределения в сооб-ве и технологий социального взаимодеи-
  222
  ствия, а также общественно признаваемой идеологии, верований, форм творч. самовыражения.
  Т.о. , С.о., если он и не тождествен всей культуре во всем многообразии ее форм и артефактов, является квинтэссенцией ее содержания, продуктом истор. селекции разл. технологий удовлетворения человеч. интересов и потребностей, аккумулирующим наиболее приемлемые по социальной цене и последствиям способы осуществления коллективной жизнедеятельности людей, их социальной консолидации и регуляции, локализации культурной специфики сооб-в и их социального воспроизводства.
  Лит.: Бобнева М.И. Социальные нормы и регуляция поведения. М., 1978; Здравомыслов А.Г. Потребности. Интересы. Ценности. М., 1986; Орлова Э.А. Введение в социальную и культурную антропологию. М., 1994.
  А. Я. Флиер
  СОЦИАЛЬНЫЙ ХАРАКТЕР
  - понятие в концепциях, разработанных в рамках психоаналитич. направления в социологии для объяснения взаимодействия между индивидом и об-вом, влияния социально-экон. и культурных факторов на формирование человеч. характера, роли психол. фактора в социальном процессе. Концепции С.х. возникли на базе динамич. концепции характера, разработанной Фрейдом, установившим различие между характером и поведением. Характер рассматривался как система доминирующих бессознат. побуждений. Были выделены специфич. типы характера, связанные с разл. фиксациями либидо (орально-рецептивный, анальный и генитальный). Наиболее влиятельные концепции С.х.разработаны Фроммом и Д. Рисменом. Фромм приступил к исследованию проблемы С.х. в 1931; первоначально он пользовался понятием "либидозная структура об-ва", но вскоре отказался от него и заменил его термином С.х., восприняв динамич. понимание характера, предложенное Фрейдом, и рассматривая его как совокупность доминантных мотивов поведения; однако он считал, что характер не может быть объяснен биологически (через развитие либидо), т.к. на его формирование оказывают большое влияние социоэкон. факторы. Общие социальные и экон. условия жизни формируют у членов об-ва установки, к-рые не могут быть объяснены особенностями индивидуального развития; С.х. отличается от индивидуального и включает в себя "ту совокупность черт характера, к-рая присутствует у большинства членов данной социальной группы и возникла в результате общих для них переживаний и общего образа жизни". С.х. представляет собой некую целостную бессознат. структуру, к-рая мотивирует поведение членов об-ва и придает ему в той или иной степени общую направленность и согласованность. Тем самым С.х. выполняет важные биол. и социальные функции: он заменяет у человека систему инстинктов; освобождает его от обдумывания каждого действия; позволяет индивиду действовать последовательно, делает его поведение предсказуемым; определяет мысли, чувства и действия индивидов и, заставляя их "хотеть делать то, что они должны делать", является "цементирующей силой" об-ва; удовлетворяет "религ. потребности" индивида (потребность в системе ориентации и объекте поклонения); когда социальные условия не соответствуют С.х., он может превратиться из "цемента" в "динамит" и стать мощным фактором социального изменения. Суть характера определяется ориентацией, лежащей в основе отношения человека к миру. В работе "Человек для себя" (1947) Фромм выделил 5 осн. ориентации характера (идеальных типов): неплодотворные ориентации (рецептивную, эксплуататорскую, стяжательскую и рыночную) и плодотворную ориентацию, основанную на любви и созидании. С.х. представляет собой то или иное сочетание этих ориентации, однако какая-то ориентация может быть доминирующей. Напр., в С.х. среднего класса в период Реформации и первонач. накопления капитала доминировала стяжательская ориентация. Для совр. индустриального об-ва характерна рыночная ориентация; Фромм считал, что порождаемые совр. образом жизни черты характера "патогенны и в конечном счете формируют больную личность, а следовательно, и больное об-во". Он считал, что выход из совр. кризиса возможен только при победе плодотворной ориентации над рыночной. Рисмен представил несколько иную С.х. в работе "Одинокая толпа" (1950). С.х. он дал более общее и описат. определение, интерпретировав его как "ту часть характера, к-рая разделяется значимыми социальными группами и к-рая... является продуктом жизненного опыта этих групп". С.х. гарантирует опр. степень конформности индивидов по отношению к своему об-ву; в его основе лежит специфич. способ конформности. Рисмен предложил свою типологию С.х., выделив три типа (идеальных типа): ориентированный-на-тради-цию, ориентированный-на-себя и ориентированный-на-другого. Эти три типа последовательно доминируют в истории: первый характерен для консервативных до-индустриальных об-в с высоким потенциалом прироста населения, второй - для промышленных об-в, находящихся в процессе капиталистич. развития (этот тип близок к описанному М. Вебером в исследовании о протестантской этике), третий - для совр. развитых об-в, гл. обр. для крупных урбанистич. центров. К С.х. близки концепции "нац. характера" (М. Мид, Р. Бенедикт, Дж. Горер) "базисных типов личности" (Кардинер); "статусной личности" (Линтон), "модальной личности" (Д. Хонигман, А. Инкелес, К. Дюбуа), а также исследования "авторитарной личности" (М Хоркхаймер, Адорно и др.).
  Лит.: Фромм Э. Бегство от свободы. М., 1990; Он же. Иметь или быть? М., 1990; Он же. Человек для себя. Минск, 1992; Рисмен Д. Нек-рые типы характера и об-во // РЖ. Обществ, науки за рубежом. Сер. 11. Социология. 1992. № 2.
  В. Г. Николаев
  223
  СОЦИОКУЛЬТУРНАЯ СИСТЕМА
  - термин, используемый в социальной антропологии и культурологии в качестве альтернативы терминам "социальная система" и "культурная система". Использование этого понятия помогает обеспечить многофакторный подход к изучению социокультурной реальности и избежать социол. (Дюркгейм и франц. социол. школа), технологич. (К. Маркс, У. Огборн, Т. Веблен) и культурного (Л. Уайт, А. Кардинер, М. Мид) детерминизма. Применение данного термина предполагает невозможность строгого и методологически адекватного разграничения социальных и культурных аспектов единой социокультурной реальности. В "интегральной социологии" П. Сорокина различаются С.с. разных уровней, в т.ч. социокультурные суперсистемы, закономерности смены к-рых управляют истор. развитием об-в на больших отрезках времени. Суперсистемы организуются вокруг мировоззрений (фундаментальных идей относительно природы реальности и методов ее постижения). Сорокин выделил три суперсистемы: чувственную, идеациональную и идеалистическую. Каждое об-во в своем истор. развитии подчиняется закону последоват. циклич. чередования этих трех суперсистем; социальные и культурные системы низших уровней в той или иной степени соответствуют доминирующей в данном об-ве в данный момент суперсистеме. Переход от одного типа мировоззрения к другому (от одной суперсистемы к другой) вызывает трансформацию социальных структур и культурных образцов.
  В. Г. Николаев
 
  СРАВНИТЕЛЬНО-ИСТОРИЧЕСКИЙ МЕТОД (или сравнит., кросскультурный, компаративный метод)
  - метод исследования, позволяющий путем сравнения выявлять общее и особенное в развитии стран и народов мира и причины этих сходств и различий. Широко применяется в истор. науках, культурологии, социологии, этнографии. С.-и.м. - один из осн. способов реконструкции первобытного об-ва, исследования этногенеза народов мира; общего и особенного в развитии этнич. культур и социальных общностей; генезиса, распространения и типологии отд. явлений материальной, духовной и соционормативной культур, а также их компонентов, происхождения, формирования историко-этногр. ареалов и взаимодействия народов, образующих такие ареалы.
  Каждое сравнительно-истор. исследование ставит конкр. познават. цели, определяющие круг источников и особенности используемых способов сравнений. Применяются в основном три вида истор. сравнений: историко-типологич. (изучающие сходство конвергентных явлений); историко-генетич. (исследующие явления, имеющие генетич. связь в их развитии, т.е. диахронно); историко-диффузионные (изучающие явления, распространявшиеся в рез-те заимствований).
  Реконструкция первобытного об-ва ведется гл. обр. путем историко-генетич. сравнений. В частности, применяется т.н. метод пережитков (реконструкция исчезнувших явлений по их пережиткам в совр. культурах). Этот метод - частная форма С.-и.м., широко применявшегося эволюционистами еще в 19 в., - требует, однако, весьма строгого отбора наиболее представит. фактов и установления их стадиальной глубины, для чего необходимо, по возможности, привлечение аналогий изучаемым пережиткам в об-вах, где они реально функционируют. Сравнение ведется не по об-вам в целом, а по значит, комплексам взаимосвязанных признаков. Широко используются умозаключения по аналогии, опирающиеся прежде всего на сходные признаки сопоставимых фактов, что позволяет переносить признаки с одного из изучаемых объектов на другой. Метод археолого-этногр. аналогий дает возможность реконструировать нек-рые стороны первобытного об-ва, в особенности его материальную культуру, по археол. находкам, интерпретируемым путем их сравнения с этногр. аналогами.
  В последние десятилетия все большее значение приобретают математике-стат. межкультурные (кросскультурные) исследования для изучения вариабельности и корреляции тех или иных черт культуры народов мира, что позволяет выявить группы признаков и проецировать их в прошлое до первобытности.
  Применение С.-и.м. для проведения культурно-ге-нетич. исследований в истор. этнографии ставит целью изучение происхождения и формирования этнич. культур, а также тех или иных культурных явлений в рамках как одного этноса, так и всей историко-этногр. области. При этом первоначально проводится сравнительно-типол. исследование отд. компонентов культуры этноса, а также типологически сходных компонентов в других родственных культурах. Затем ведется сравнит, исследование, типологически, возможно, и различающихся, но генетически связанных компонентов вплоть до их древнейших исходных прототипов (архетипов). В круг изучаемых источников включаются как реально бытующие объекты этнич. культур, так и реконструируемые на основе воспоминаний лиц старшего поколения, письмен, источников и др., а также археол. материалы (последние гл. обр. при изучении материальной культуры), что позволяет выявить истор. развитие тех или иных культурных явлений. Заключает такие исследования сравнит, изучение функционально взаимосвязанных компонентов в хронологически близких срезах с целью выявления историко-генетич. слоев в культуре. Возникновение таких слоев вызвано тем, что культуро-генез протекает неравномерно в результате внутр. (эндогенных) процессов, и диффузий - влияния культур других этносов, при этом одна часть новаций, проникших извне, через больший или меньший промежуток времени отмирает, другая - органически входит в культуру и участвует в ее дальнейшем генезисе (основные факторы, влияющие на эти процессы: социально-экон. развитие, функциональные потребности, экология, стереотипы традиций и др.). Новации эндогенного и экзо-
  224
  генного происхождения, вошедшие в культуру в опр. истор. эпохи и участвующие в ее дальнейшем генезисе, образуют историко-генетич. слои, к-рые имеют и относит., и абсолютную хронологию. Изучение генезиса и эволюции этнич. культур невозможно без достаточно полного выявления их историко-генетич. слоев, без учета экологич. факторов и роли историко-этногр. областей и хозяйственно-культурных типов. Изучение происхождения и эволюции этнич. культур и их компонентов необходимо вести наряду с исследованиями генезиса отд. межэтнич. форм народной культуры, т.к. развитие первых теснейшим образом связано с общими и частными процессами культурогенеза.
  Ареальные и историко-генетич. исследования историко-культурных областей, проводящиеся также на основе С.-и.м., позволяют выявить сходные культурно-бытовые особенности у народов, входящих в эти области, процесс их формирования. Они могут свидетельствовать как о генетич. родстве разл. этносов (связанном обычно либо с субстратными, либо с суперстратными компонентами в их этногенезе, реже - с теми и другими), так и о длит., генетически не связанных культурных контактах. Поэтому изучение историко-этногр. областей требует сочетания историко-генетич. и историко-диффузионных способов исследования.
  Велика роль С.-и.м. в изучении генезиса и эволюции хозяйственно-культурных типов. Сравнит, исследования при этом должны охватывать все осн. компоненты хозяйства и культуры разл. народов, живущих в сходных геогр. и социально-экон. условиях, с тем чтобы прежде всего выявить у них типологически близкие формы хозяйства и культуры, развившиеся конвергентно, а также заимствованные и генетически связанные;
  выделить ареалы распространения хозяйственно-культурных типов (и подтипов) и их эволюцию от возникновения до современности. Эти исследования требуют привлечения всех осн. способов сравнений.
  Историография применения С.-и.м. весьма значительна. Первые попытки сравнения быта разл. народов и объяснения его сходства на этой основе предпринимались еще античной наукой (Геродот и др.). Интерес к сравнит, исследованиям особенно возрос начиная с 16 в. (Великие геогр. открытия и др.). На основе сравнит. материалов выдвигается мысль о единстве человеч. черт, об общности происхождения людей. Большое влияние на формирование С.-и.м. оказало развитие в 19 в. сравнительно-истор. языкознания, сравнит, мифологии и сравнит, изучения религий. С.-и.м. стал основным в трудах эволюционистов (Л. Морган, Тайлор, Дж. Мак-Леннан, Фрэзер и др.), впервые обратившихся к истор. изучению народной культуры и закономерностей ее развития.
  В последние десятилетия в США получил нек-рое распространение неоэволюционизм. Представители этой школы (Д. Стюард, Л. Уайт, М. Фрид, М. Салинс и др.) также используют С.-и.м. в своих исследованиях, к-рые, особенно в трудах Салинса, связаны с т.н. направлением культурной экологии. В совр. зап. этнографии С.-и.м., в частности, применяется как метод культурной типологии, отрицающий единые закономерности истор. развития, выделяющий гл. обр. не общие, а особенные черты в культурах народов мира. Серьезный шаг в изучении всеобщего разнообразия культур был сделан Дж. Мёрдоком и созданной им в Йеле, а затем в Питтсбурге группой сравнительных исследований. На основе анализа почти 600 культур группа подготовила и издала глобальный "Этнографический атлас" (1967). В таких направлениях, как истор. школа, диффузионизм и функционализм, сравнит, метод, по существу, лишен историзма. В совр. зап. школах истор. синтеза и компаративистики, получивших распространение в обществоведении, делаются попытки на основе С.-и.м. прийти к "истор. синтезу" картины развития народов мира.
  Культурно-генетич. направление в российской этнографии, опираясь на совр. успехи в использовании С.-и.м., разрабатывалось в трудах С.П. Толстова, Л.П. Потапова, С.В. Иванова, М.В. Крюкова и др. С.-и.м. успешно применяется и учеными, привлекающими этногр. материал для реконструкции первобытного об-ва (Ю.И. Семенов, А.И. Першиц, Б.А. Фролов и др.), хозяйственно-культурной типологии народов мира (М.Г. Левин, Н.Н. Чебоксаров, Б.А. Андрианов и др.), изучения этногенеза. См. Историческая типология культуры, Таксономия культурная, Универсальная модель культуры.
  Лит.: Маркарян Э.С. Об осн. принципах сравнит. изучения истории // ВИ. 1966. № 7; Першиц А.И. К проблеме сравнительно-истор. синтеза // Народы Азии и Африки. 1980. N 4; Чебоксаров Н.Н. Народы. Расы. Культуры. М., 1985; Вайнштейн С.И. Историч. этнография в структуре этногр. науки // СЭ. 1987. № 4; Сравнит. социология. М., 1995.
  С. И. Вайнштейн
  СТАЛИН (ДЖУГАШВИЛИ) Иосиф Виссарионович (1879 - 1953)
  - преемник абсолютной власти Ленина в партийно-гос. иерархии Советской России, создатель тоталитарного гос-ва в СССР и обосновывающей его теоретико-полит. доктрины, получившей (в устах его оппонентов, в эмигрантской прессе) название сталинизма. Ряд политико-культурологич. идей вождя и диктатора лег в основание советской тоталитарной культуры, просуществовавшей в Советском Союзе в виде целостной системы (с незначит. изменениями) свыше 60 лет. Имя С. стало символом социалистического тоталитаризма в его наиболее "совершенном", "беспримесном", "идеальном" варианте (по сравнению с позднейшими явлениями - кит., северокорейским, албан., вьет., кубин., кампучийским и т.п.). Полит, харизма С., воссоздающая амбивалентный облик волевого и мудрого правителя, учреждающего в мире жестокий, но безупречный порядок, в наибольшей мере несла на себе отпечаток мифол. сакральности и религиоподобного идеол. культа.
  225
  Родился в семье сапожника-кустаря; образование получил в Горийском духовном училище (1888-94) и Тифлис, православной семинарии (исключен в мае 1899 в связи с неявкой на экзамены; впоследствии представлял свое исключение как наказание за пропаганду марксизма). Показал хорошие способности в обучении (диплом с отличием в училище), твердость, настойчивость, независимость и честолюбие; был нетерпим к критике и, по воспоминаниям товарищей, не понимал шуток. Как и все рус. семинаристы, С. испытал сильное и противоречивое влияние православной догматич. доктрины и производных от нее атеизма и материализма; марксизм понимал теологически. "Капитал" Маркса С. прочел по сокращенной рукописной копии. Много читал; наряду с произведениями запрещенных Дарвина, Маркса, Плеханова и Ленина в круг чтения С. входили и худож. произведения. Лит. происхождение имеет и самый известный псевдоним С. - "Сталин", производный от фамилии переводчика поэмы Руставели на рус. яз. (Тифлис, 1888/89) Е.С. Сталинского.
  С 15 лет С. в революц. движении (по его признанию в беседе с нем. писателем Э. Людвигом, к революц. деятельности его побудили "издеват. режим" и "иезуитские методы" в семинарии); в марксизме его привлекало "цельное мировоззрение" (трактуемое догматически и теологически). С 1887 С. являлся членом группы "Месаме-даси" (организации груз. социал-демократов), с августа 1898 он также член РСДРП; занимался пропагандистской работой в рабочих кружках. С 1901 на нелегальном положении; активный участник нелегальной груз. социал-демократич. газ. "Брдзола" ("Борьба"), организатор партийной работы в Батуме, Тифлисе, Баку. По всем спорным вопросам занимал сторону большевиков и поддерживал ленинскую линию. В 1902-13 неоднократно арестовывался и ссылался - в Иркут. и Вологод. губ., в Нарым. и Турухан. край, причем в 6 из 7 случаев С. удалось бежать из ссылки. В ссылке держался особняком, независимо, высокомерно и угрюмо, в том числе и с товарищами по большевизму (Я. Свердлов, Л. Каменев, О.Д. Каменева и др.). В 1903 С., по его утверждению, познакомился с Лениным по переписке (что подвергается сомнению многими исследователями), а в дек. 1905, на Таммерфорсской конференции - лично. Увидев в С. своего преданного единомышленника и оценив его кажущуюся "простоту" ("один чудесный грузин" - из письма Ленина Горькому в февр. 1913), Ленин начинает "выдвигать" Сталина (впрочем, до 1915 он знает его только по партийной кличке Коба, но не по фамилии). С 1910 С. "агент ЦК", после Праж. конференции (1912) - член ЦК РСДРП, Рус. бюро ЦК, с марта 1917 введен в состав Бюро ЦК, в окт. - член Военно-революц. центра по подготовке вооруженного восстания. После Окт. революции С. в составе Совета народных комиссаров - нарком по делам национальностей (ноябрь 1917 - 1923), с 1919 - нарком Госконтроля (позднее Рабоче-крестьянской инспекции - Рабкрина), с 1919 член Политбюро (один из 5); 3 апр. 1922 по предложению Ленина избран генсеком ЦК РКП (позднее ВКП(б) - до 1952), о чем уже вскоре Ленин пожалел, отметив в письме к очередному съезду партии "грубость" С., соединенную в его лице с "необъятной властью". Однако С. сумел не только удержаться на посту генсека до конца жизни, но и уничтожить политически и физически всех своих реальных и потенциальных соперников в борьбе за власть.
  Среди произведений С. нет собственно культурологич. работ - даже в том узком и ограниченном смысле, как статьи Ленина о Толстом, Герцене, партийности лит-ры и т.п. Во многих случаях С. ограничивался краткими афоризмами-лозунгами (о Маяковском, о поэме Горького "Девушка и Смерть", о писателях как "инженерах человеч. душ"), к-рые затем распространялись и интерпретировались партийными идеологами (вроде А. Жданова). По сравнению с Лениным культура понимается С. еще более прямолинейно и схематично, политизированно и утилитарно - как средство и материал, как аспект текущей политики. (Характерно, что во время своей последней ссылки С. много времени уделил изучению книги Макиавелли "Государь", теоретически готовя себя к политико-гос. деятельности и отыскивая филос. обоснование приоритета полит, целей перед культурными средствами.) Ценность явления культуры С. определял лишь его актуальным полит, значением для данного истор. момента с т.зр. проводимой им линии. Принципиальная метафизич. установка С. при осмыслении любых социальных и культурных явлений была сформулирована еще в его самых ранних, неизвестных рус. читателю статьях: в каждом явлении видеть две тенденции - положит, и отрицательную; первую необходимо поддерживать, вторую отвергнуть. Выдвигая и награждая деятелей культуры, подвергая их критике и репрессиям, идеологически карая или физически уничтожая их, С. последовательно проводил в жизнь большевистские принципы культурно-полит, селекции и нетерпимости в борьбе с полит, врагами и "друзьями", превратив их в фундамент своей культурной политики, направленной на создание монолитной тоталитарной системы. Отсюда - особый интерес С. к селекционным проектам акад. Лысенко, направленным на волюнтаристское "выращивание" должного - вопреки естественно-истор., объективным условиям, на насильств. преобразование природной и социальной действительности в соответствии с априорным идейным "планом" или авантюристич. мечтой.
  Все культурные явления делились у С. на реакционные, служащие интересам отживших сил об-ва, и революционные, служащие интересам передовых сил. Первые "тормозят" развитие об-ва и должны быть отринуты и уничтожены; вторые - достояние народных масс, мобилизующее их на борьбу и преобразующее об-во в направлении прогресса. Особая роль в культурно-истор. развитии об-ва принадлежит революц. насилию, к-рое упраздняет "старые порядки" и утверждает "новые", и тем "новым обществ, идеям" в культуре, к-рые сознательно и целеустремленно готовят "перевороты" в истории - революции. В оценках советской культуры С.
  226
  также пользовался понятиями классового и общеполит. порядка: "пролетарское" - "непролетарское", "советское" - "антисоветское", "революционное" - "контрреволюционное". Используя лозунги классовой и внутрипартийной борьбы, С. изыскивал все новые варианты (мнимые) классово-враждебной культуры в СССР:
  меньшевики и эсеры, деятели выдуманных "Промпартии" и "Трудовой Крестьянской партии", идеологи кулачества и подкулачники, культурные агенты троцкизма и "правого уклонизма", наконец, "шпионы и диверсанты" иностр. разведок, пособники зап. империализма и т.п. С. доказывал, что с развитием социализма классовая борьба в СССР неуклонно развивается и обостряется, меняя свои социокультурные формы. Даже психол. мотивы принимают полит, характер: столкновение "бодрых" и "жизнерадостных" с "нытиками" и "отчаявшимися" - это борьба волевых борцов с капитулянтами. Таково же противостояние возрастное - партийной молодежи и "старой гвардии", - или стратификационное - партийной массы и партгосаппарата. Для увеличения числа борцов и сокращения числа врагов в культуре правомерны средства массового террора и организующих его репрессивно-карательных институтов советской власти (ЧК, ГПУ, НКВД, МГБ), превратившихся при С. в своеобр. феномен тоталитарной культуры, способствующий консолидации об-ва и "отсечению" внутр. его "врагов" (актуальных и потенциальных).
  С. любил "ставить на место" деятелей культуры, как и своих соратников по партии: так он поступал с А. Богдановым и Луначарским, А. Воронским и Л. Авербахом, Пильняком и Платоновым, М. Булгаковым и Мандельштамом, Ахматовой и Зощенко, А. Авдеенко и Довженко, Вс. Пудовкиным и Эйзенштейном... Многие из них стали жертвами тоталитарного режима. Даже сталинские "избранники" не избежали его сокрушит, критики (Д. Бедный, Шолохов, Фадеев и др.). Книгам лит. "вельмож", самомнению лит. "имен" С. сознательно предпочитал "незначит. брошюру неизвестного в лит. мире автора" (Е.Микулина, автор "Соревнования масс", демонстративно противопоставляется "Тихому Дону" Шолохова). Эстетич. или худож. достоинства при этом не принимались в расчет. Подобное предпочтение мотивировалось популистски - как в известном сталинском тосте в Кремле 25 июня 1945: "За людей простых, обычных, скромных", за "винтики" гос. механизма" - и вполне выражало идею тоталитаризма как типа цивилизации. На этом основании в сталинскую эпоху получила преувеличенное развитие критика культуры "снизу", из толщи безымянных и беспринципных масс.
  Как "крупнейший теоретик партии по нац. вопросу" С. очень скоро пересмотрел ленинскую концепцию "двух культур" в каждой нац. культуре, признав, что лозунг нац. культуры стал лозунгом пролетарским, когда у власти оказался пролетариат. Советская культура определяется С. как культура, социалистическая по содержанию и национальная по форме. Аналогичным образом С. пересмотрел в 40-е гг. и принцип партийности культуры, допуская, что борьба с беспартийностью свойственна лишь дореволюц. периоду, когда большевики были в оппозиции; после же своего прихода к власти коммунисты отвечают за все об-во, за блок коммунистов и беспартийных. Т.о., ленинский принцип партийности С. к концу жизни заменил принципом советской государственности, идеей монолитного "морально-полит. единства" советского народа и его культуры.
  Постепенно С. пересмотрел и идею пролетарского интернационализма, выражающего общечеловеч. содержание. Сама Советская власть, в представлении С., - национальная по форме: она вышла из рус. народных масс и родная, близкая для них; отсюда - сталинская идея "советизации" нац. регионов как формы объединения окраин с центр. Россией. Сам С. как характерный продукт полит, культуры европ. окраины колебался между подражанием европ. модели и славянофильской привязанностью к рос. самобытности, к самоизоляции. Ассимиляция и русификация нац. культур представлялись С. естеств. направлением развития советской культуры в целом, ядром к-рой является рус. культура. С. уже до революции ощущал себя представителем не груз., а рус. нации и впоследствии сознавал свою ис-тор. роль как рус. царя, вождя, полководца в ряду соответствующих нац. эталонов и символов. Пересмотр нац. политики в области культуры привел С. к признанию того, что в нац. культуре есть такие явления и формы, к-рые носят неполит, (внеклассовый или надклассовый) характер - прежде всего язык. Язык тем самым признается не только формой культуры, обеспечивающей культурно-истор. преемственность эпох в жизни каждой нации, но и единственной формой культуры, где еще сохраняется нац. своеобразие, в то время как содержание всех нац. культур в условиях социализма унифицируется и диктуется прежде всего полит, идеологией, надстройкой.
  Обращаясь к молодежи, С. потребовал изменить отношение к науке и людям культурным, а рабочему классу - создать собственную интеллигенцию. Именно новая, советская, рабоче-крестьянская интеллигенция была призвана заменить на ключевых постах в народном хозяйстве представителей дореволюц. интеллигенции, бурж. "спецов" и большевистскую "старую гвардию". Позднее С. сформулировал "осн. экон. закон социализма", в к-ром постулировалось "обеспечение максимального удовлетворения постоянно растущих материальных и культурных потребностей всего об-ва путем непрерывного роста и совершенствования социалистич. производства на базе высшей техники". Т.о., значение социалистич. культуры было "поднято" С. до уровня материальных процессов в экономике, промышленном производстве и технике. Управление культурой для С. сводилось к манипулированию "кадрами" и совершенствованию "техники", т.е. проф. инструментария науки, искусства, производства и т.п. С др. стороны, представление о культуре как эманации полит, воли (источником к-рой выступает вождь, демиург творимого коллективно "нового мира") превращало любого де-
  227
  ятеля социалистич. культуры (художника, ученого, философа и т.п.) лишь в посредствующее звено глобального мимезиса этой трансцендентной воли в коллективной действенности осуществляемого культурного проекта.
  Создав монолитную концепцию тоталитарной культуры, унифицированной и управляемой сверху, бесклассовой и национальной лишь по форме, включенной в массовое производство и обслуживаемой новой "трудовой" интеллигенцией, огосударствленной и деперсонифицированной (поскольку в основании ее механизма находятся простые и безликие "винтики", а не "вельможи" от культуры), предельно политизированной и грубо утилитарной, С. не избег противоречий, оказавшихся роковыми для судеб советской тоталитарной культуры и тоталитаризма как типа цивилизации. Выдвинув в кон. 40-х гг. лозунг борьбы с бурж. "космополитизмом" и "низкопоклонством перед Западом", С. завершил культурную и информац. самоизоляцию советского об-ва, обусловившую его научно-техн. и информ. отставание от мирового уровня. Уничтожение "критики и самокритики" в советском об-ве как враждебной "клеветы" на советский строй и искоренение "нытиков" вылились в "теорию бесконфликтности", объяснявшую все противоречия социокультурного развития страны конфликтом между "хорошим" и "отличным", что породило торжество бездумной апологетики и создание помпезного "светского культа" существующей власти, привело к застою и стагнации в экономике, науке, искусстве, философии и т.д. Деперсонализация и полит, идеологизация советской культуры привели к общему снижению уровня создаваемых произведений искусства и научных открытий во многих областях социального и естественнонаучного знания, а развязывание "критики" культуры снизу приводило к тому, что некомпетентность темных люмпенизированных масс становилась критерием оценки культурного уровня и достижений культуры вопреки мнению профессионалов и в ущерб мастерству деятелей культуры.
  Сразу же после смерти С. все эти противоречия сказались на единстве и целостности тоталитарной культуры, к-рая до того могла поддерживаться в стабильном, неизменном виде исключительно за счет террора, идеол. манипуляции обществ, сознанием и закрытости советского об-ва. Попытка наследников С., с одной стороны, как можно быстрее вытеснить его образ и авторитет из сознания народа, а с др. - как можно решительнее отмежеваться от крайностей тоталитаризма, связанных с именем и деятельностью вождя, с идеологией сталинизма привела к противоречивым рез-там, приводившим либо к концу тоталитарной системы со всеми ее социокультурными атрибутами, либо к оправданию в той или иной мере С. и сталинизма как неизбежных и необходимых компонентов коммунистич. строительства. Аналогичным образом последоват. критика С. и сталинизма их противниками не могла остановиться лишь на личности С. и его "отступлениях" от "ленинских норм", но требовала также критики Ленина и ленинизма, марксизма и коммунизма в целом, что подвергало сомнению всю советскую историю, политику, культуру - как досталинскую, так и послесталинскую. Поэтому процесс "десталинизации" советского, а позднее и рос. об-ва оказался долгим, трудным и мучительным: соблазн тоталитаризма в его наиболее простом и ясном варианте сталинизма оказался для люмпенизированных масс гораздо привлекательнее хрущевской "оттепели" и горбачевской "перестройки", а тем более - бурж. демократии, требующей частной инициативы, активности, развития конкуренции и т.п., а издержки тоталитарной несвободы и полит, репрессий окупались идеократич. иллюзиями и патерналистской политикой тоталитарного гос-ва, требовавшего молчаливого послушания, простой исполнительности и слепой веры в мудрость полит, предопределений власти.
  Соч.: Соч.: В 13 т. М., 1946-1951; О Великой Отеч. войне Советского Союза. М., 1946; Вопросы ленинизма. М., 1952; Экон. проблемы социализма в СССР. М., 1952; Марксизм и вопросы языкознания. М., 1955; История ВКП(б): Краткий курс / Под ред. комиссии ЦК ВКП(б). М., 1938.
  Лит.: СтронгА.-Л. Эра Сталина. М., 1957; Осмыслить культ Сталина / Под ред. X. Кобо. М., 1989; Суровая драма народа: Ученые и публицисты о природе сталинизма / Сост. Ю.П. Сенокосов. М., 1989; Зевелев А.И. Истоки сталинизма. М., 1990; Капустин М.П. Конец утопии?: Прошлое и будущее социализма. М., 1990; Карр Э.Х. Русская революция от Ленина до Сталина. 1917-1929. М., 1990; Медведев Р. О Сталине и сталинизме. М., 1990; Такер Р. Сталин: Путь к власти. 1879-1929. История и личность. М., 1990; Авторханов А. Технология власти. М., 1991; Амрекулов Н. Тайна культа личности и ее разоблачение: Эпоха сталинизма, логика ее развития и изживания. Алма-Ата, 1991; Гефтер М.Я. Из тех и этих лет. М., 1991; Файнбург З.И. Не сотвори себе кумира...: Социализм и "культ личности" (Очерк теории). М., 1991; Философия в тисках политики // Отечественная философия: опыт, проблемы, ориентиры исследования. М., 1991. Вып. IV; Изживая "ждановщину" / Отечественная философия: опыт, проблемы, ориентиры исследования. М., 1991. Вып. VI; Киселев Г.С. Трагедия общества и человека: Попытка осмысления опыта советской истории. М., 1992; Марьямов Г.Б. Кремлевский цензор: Сталин смотрит кино. М., 1992. Гройс Б. Стиль Сталин // Он же. Утопия и обмен.М., 1993; Добренко Е. Метафора власти: Литература сталинской эпохи в историческом освещении. Мюнхен, 1993; Сойфер В.Н. Власть и наука. История разгрома генетики в СССР. М., 1993; Штурман Д. О вождях российского коммунизма: В 2-х кн. Париж; М., 1993 (Исследования новейшей русской истории. Вып. 10); Геллер М. Машина и винтики: История формирования советского человека. М., 1994; Голомшток И.Н. Тоталитарное искусство. М., 1994; Трукан Г.А. Путь к тоталитаризму: 1917-1929 гг. М., 1994; Антонов-Овсеенко А.
  228
  Театр Иосифа Сталина. М., 1995; Геллер М., Некрич А. Утопия у власти: История Советского Союза с 1917 года до наших дней: В 3-х кн. М., 1995. Кн. 1-2; Морен Э. О природе СССР: Тоталитарный комплекс и новая империя. М., 1995; Геллер М. Концентрационный мир и советская литература. М., 1996; Волкогонов Д.А. Сталин: Политический портрет: В 2 кн. М., 1996; Ранкур-Лаферриер Д. Психика Сталина. Психоаналитическое исследование. М., 1996; Максименков Л. Сумбур вместо музыки: Сталинская культурная революция 1936-1938. М., 1997; Fisher L. The Life and Death of Stalin. N.Y., 1953; L., 1953; Seton-Watson H. From Lenin to Malenkov. The History of World Communism. N.Y., 1953; Levine I.D. Stalin's Great Secret. N.Y., 1956; Wolfe B.D. Khrushchev and Stalin's Ghost. N.Y., 1957; Feldman A.B. Stalin: Red Lord of Russia, 1879-1953. Philadelphia, 1962; Payne R. The Rise and Fall of Stalin. N.Y., 1965; Stalin / Т.Н. Rigby. Englewood Cliffs. N.Y., 1966; Deutscher I. Stalin: A political biography. N.Y., 1967; McNeal R.H. (ed.). Stalin's Works: An Annotated Bibliography. Hoover Institution Bibliographical Series, XXVI. Stanford, 1967; Smith E.E. The Young Stalin. The Early Years of an Elusive Revolutionary. N.Y., 1967; Hyde H. Stalin: The History of a Dictator. N.Y., 1971; Souvarine B. Stalin: A Critical Survey of Bolshevism. N.Y., 1972; Kulturpolitik der Soviet-union// Hrsg. 0. Anweiler, K.-H. Ruffman. Stuttgart, 1973; Ulam A.B. Stalin. The Man and his Era. N.Y., 1973; Hingley R. Joseph Stalin: Man and Legend. N.Y., 1974; Stalinism: Essays in Historical Interpretation. N.Y., 1977; Grey I. Stalin, Man of History. Garden City; N.Y., 1979; Krotkov I. The Red Monarch: Scenes from the Life of Stalin. N.Y., 1979; Nove A. Stalinism and after. L., 1981; Crowl J. Angels in Stalin's Paradise. Lanham, Md. 1982; Les interpretations du stalinisme / E. Pisier-Kouchner. P., 1983: Bolshevik Culture / Ed. by A. Gleason et al. Blooming-ton, Ind., 1985; TaylorS.J. Stalin's Apologist. Oxf, 1990; Read C. Culture and Power in Revolutionary Russia. L., 1990.
  И.В.Кондаков
  СТЕПУН Федор Августович (1884-1965)
  - философ, писатель, социолог. В 1902-09, с перерывом в один год, изучал философию в Гейдельберг. ун-те. В 1910 на кафедре Виидельбанда защитил дис. о филос. концепции Вл. Соловьева. В 1910-14 вместе с Кронером, Г. Мелисом, Э. Метнером, Б. Яковенко и Гессеном издавал междунар. филос. журнал "Логос", выступал в рус. провинции с лекциями на историко-культурные, культурфилос. и эстетич. темы. После высылки из России в 1922 живет преимущественно в Германии, преподает в Рус. ин-те.в Берлине, выступает с публичными лекциями в разных городах Германии, Швейцарии и Франции. Сотрудничает с "Совр. записками", пытается возобновить рус. издание "Логоса" (единств, номер вышел в 1925 в Праге в изд-ве "Пламя"). С 1926 - внештатный проф. Социол. отделения Ин-та народного хозяйства при Высшем политехн. училище в Дрездене, затем - проф. Социол. семинара Ин-та социальных и экон. наук при том же училище (преобразовано в Дрезден, ун-т). Возглавлял Об-во им. Вл. Соловьева в Дрездене, ставшее одним из центров духовной жизни рус. эмиграции.
  В 1937 отстранен от преподавания нацистами. В 1946-59 проф. филос. ф-та Мюнхен, ун-та (ведет уникальный предмет - историю рус. мысли). До самой кончины С. чрезвычайно деятелен как лектор; его публичные выступления неизменно собирают сотни слушателей.
  Творч. темперамент С. принципиально антисистематичен, что нашло отражение не только в содержании и стиле его работ, но и в составе его наследия. Книги С., за немногими исключениями, представляют собой сб. статей и докладов, вызванных опр. внутр. или внешним поводом. Его первые филос. выступления - "Трагедия творчества" ("Логос". Кн. 1. М., 1910) и "Трагедия мистич. сознания" (Там же. Кн. 2-3. М., 1911-12) суть опыты интерпретации, в первом случае - Ф. Шлегеля, во втором - P.M. Рильке и Мейстера Экхарта. Работа, задуманная как программная, "Жизнь и творчество" (Там же. Кн. 3-4, М., 1913), - не столько филос. трактат, сколько упражнение в жанре филос. трактата. В основе статьи "Освальд Шпенглер и закат Европы", давшей название коллективному сборнику 1922, лежит текст доклада, дважды прочитанного зимой 1918-19 (все эти сочинения составили сб. "Жизнь и творчество", вышедший в Берлине в 1923). Характер полухудож. эссе носят и многочисл. обзоры и рецензии, к-рые С. писал сначала для "Логоса", а затем для "Совр. записок", "Мостов", "Нового журнала", "Возрождения", "Вестника РСХД" и других периодич. изданий. рус. эмиграции. Невыд елейность философии из других форм сознания, продиктованная убеждением С. в неавтономности этого вида "творчества", придает его письму, представляющему собой синкретическое единство разл. способов описания реальности, особые свойства. Размывая жанровые и дисциплинарные границы, С. сам оказывается на границе философии и лит-ры, философии и социологии, философии и теории культуры. Кн. "Большевизм и христианская экзистенция" (1959) - сб. статей, тематически объединенных как размышления о природе рус. коммунизма, по характеру выполнения может быть отнесен то к истории и социологии культуры, то к "философии лит-ры", то к философско-худож. публицистике. Сборник "Христианство и социальная революция" ("Christentum und soziale Revolution", 1961), в к-рый вошли два эссе о Достоевском и одно о Толстом, может быть отнесен к лит. и филос. герменевтике: спекуляции об экзистенциальном и ре-лиг. измерении человеческого бытия здесь соседствуют с размышлениями о специфике эстетич. опыта, обеспечивающего в каждом отд. случае акт понимания. Опыт С. как теоретика и практика театра кристаллизуется в сб. "Осн. проблемы театра" (Берлин, 1923, 2-е изд.). Книга "Мистич. мировоззрение" ("Das mystische Weltschau", 1964) - пять характеристик "рус. символистов" (Вл. Соловьев, Бердяев, А. Белый, Блок, Вяч. Иванов), в к-рых С. демонстрирует - с разной степенью убеди-
  229
  тельности - метод эмпатич. портретирования. Главное в рисуемых С. портретах - схватить решающий для той или иной личности "жест", передав тем самым ее неповторимость. К числу шедевров С. принадлежат, несомненно, его мемуары (рус. вариант "Сбывшееся и несбывшееся", 1956, существенно отличается от нем. - "Vergangenes und Unvergangliches", 1947-50), в которых С.-мыслитель и С.-художник нашли наиболее гармонич. и адекватное выражение.
  Важнейшая цель философии - подлинное знание - не обретается, по С., ни методами традиц. философии, ни мистикой. Задачу совр. филос. мысли он видит поэтому в синтезе достижений новой европ. философии (ее квинтэссенция - критич. трансцендентализм Канта) с мышлением, опирающимся на религ. опыт. В этом он верен Вл. Соловьеву, хотя о приверженности соловьевскому проекту "цельного знания" в случае С. говорить нельзя. Осн. импульс философствования С. - трагич. рассогласование "жизни" и "творчества". "Жизнь" есть совокупность всех манифестаций абсолютного, чистая непосредственность, в к-рой бытие еще не знает субъект-объектной расщепленности. В отличие от сферы "жизни", сфера "творчества" есть сфера опосредствованности бытия познават. усилием, абсолютное облачено здесь в разл. формы культуры. Функция философии в этой связи остается неясной: С, то приписывает ей особую роль (синтезирование разл. форм приближения к абсолютному), то рассматривает ее как одну из культурных форм наряду с наукой, религией и искусством. Дуализм "жизни" и "творчества" у С. не следует истолковывать как дуализм (положительного) единства бытия и (отрицательного) отпадения от этого единства. "Творчество" никоим образом не есть грехопадение, задачу мысли С. усматривает как раз в филос. и религ. "оправдании" феномена творчества. Творчество как попытка выразить жизнь представляет собой попытку выразить невыразимое; обретаемое в процессе творчества всегда неадекватно тому, что должно быть обретено, В этом состоит неустранимая трагедия творчества. Неокантианская риторика первых статей С. и ориентация редактируемого им журнала на европ. философию первых десятилетий века (в к-рой опять-таки главенствовал трансцендентализм) послужили причиной несколько смещенного восприятия С. последующей критикой. Бердяев припишет С. стремление "насадить в России чисто нем. течение", а в историко-филос. исследованиях от Н.Лосского до наших дней односторонне подчеркивается принадлежность С. "трансцендентально-логич. идеализму". Между тем проект раннего С. был всего лишь попыткой "на почве кантовского критицизма научно защитить и оправдать явно навеянный романтиками и славянофилами религ. идеал". По завершении трактата "Жизнь и творчество" С. не возвращается ни к Канту, ни к его баденским интерпретаторам. В нач. 20-х гг. немалое место в его рассуждениях занимают Шпенглер и Ницше. Вл. Соловьев перестал привлекать С. еще в Гейдельберге в период работы над диссертацией - С. связывал это с влиянием Розанова.
  С Ницше С. сближают размышления о сущности трагедии, исходным пунктом к-рых является стремление к преодолению "тленного проблематизма всех "слишком человеч." модусов восприятия и отношения к ней" ("Трагедия и современность", 1923). С. отправляется от противоречия между жизнью как повседневностью, к-рая есть, в сущности, лишь "тоска по жизни", и "подлинной жизнью" (оппозицию "быта" и "бытия" С. заимствовал у Вяч. Иванова, испытавшего влияние Ницше). Предлагаемое С. решение тоже вполне ницшеанское: обретение подлинной жизни может состоять только "в творч. преображении жизни". Подлинная жизнь есть "жизнь как произведение искусства". Отсюда особая роль эстетич. измерения и в мышлении, и в жизни самого С.: это и уникальное место, какое занимает в его работах проблематика театра и лит-ры, и отношение к собств. жизни как к предмету сознат. делания.
  Влияние Шпенглера на философию культуры С. сказалось, во-первых, в значении, придаваемом им ландшафту (в геогр. и в метафорич. смысле); С., в частности, намерен реконструировать "ландшафт рус. духа". Во-вторых, во внимании к структурам чувственности, определяющим бытие той или иной культурной констелляции; в-третьих, в практикуемой С. "физиогномике" культуры, затрагивающей как отд. личности, так и целые эпохи. Хотя большие полотна С. и страдают чрезмерной импрессионистичностью, его отд. портреты производят впечатление высокой достоверности.
  Для социальной философии С. характерно сочетание интуитивизма с методикой социологии знания. Обнаруживая знакомство с работами Шелера и Мангейма, С. в своих работах о рус. революции анализирует не абстрактный "дух" (будь то "дух народа" или "дух времени"), а исторически конкр. социальные группы и институты - дворянство, крестьянство, феномен монархии, "орден" интеллигенции (следуя здесь Г. Федотову), а также офицерство и земство. Применительно ко многим исследованиям С. ("Основные типы актерского творчества", "Мысли о России", "Письмо из Германии", лит.-ведческие работы) уместно вести речь о создаваемой им "социологии культуры".
  Своеобразие места С. в истории русской мысли определяется двойственностью его функции - ангажированного участника этой истории и дистанцированного от нее наблюдателя. Отношение С. к рус. культуре характеризуется спецификой понимания им сущности философствования: филос. мышление не занимает у С. привилегированного положения, в силу чего представители "лит-ры" от Достоевского до Белого и Пастернака не только не понижаются в статусе по отношению к представителям "философии", но и включаются в единый контекст истории мысли.
  Соч.: Жизнь и творчество. Берлин, 1923; Основные проблемы театра. Берлин, 1923; Из писем прапорщика-
  230
  артиллериста. Прага, 1926; Николай Переслегин. Париж, 1929; Das Antlitz Russlands und das Gesicht der Revolution. Bern; Lpz., 1934; Theater und Film. Munch., 1953; Der Bolschewismus und die christliche Existenz. Munch., 1962; Сбывшееся и несбывшееся. Лондон, 1990. Т. 1-2; Встречи и размышления: Избр. статьи. Лондон,1992.
  Лит.: Варшавский В.А. Незамеченное поколение. Нью-Йорк, 1956; Зандер Л.А. О Ф.А. Степуне и о некоторых его книгах // Мосты. 1963. Т. 10; Струве Г.П. Русская литература в изгнании. Нью-Йорк, 1956; Париж, 1984; Полторацкий Н.П. Философ-артист// Полторацкий Н.П. Россия и революция: Русская религиозно-философская и национально-политическая мысль XX века. Сб. статей. Teneflay, 1988; Белый А. Начало века. М., 1990; Начало века. М., 1990.
  В. С. Малахов
  СТИЛЬ
  - устоявшаяся форма худож. самоопределения эпохи, региона, нации, социальной или творч. группы либо отд. личности. Тесно связанное с эстетич. самовыражением и составляя центр, предмет истории лит-ры и искусства, понятие это, однако, распространяется и на все иные виды человеч. деятельности, превращаясь в одну из важнейших категорий культуры в целом, в динамически меняющуюся итоговую сумму ее конкр.истор. проявлений.
  С. ассоциируется с конкр. видами творчества, принимая на себя их гл. характеристики ("живописный" или "графич.", "эпич." или "лирич." С.), с разл. социально-бытовыми уровнями и функциями языкового общения (С. "разговорный" или "деловой", "неформальный" или "офиц."); в последних случаях, однако, чаще употребляют более безликое и абстрактное понятие стилистики. С. хотя и является структурным обобщением, но не безликим, а заключающим в себе живой и эмоц. отголосок творчества. С. можно считать некиим воздушным сверхпроизведением, вполне реальным, но неощутимым. "Воздушность", идеальность С. исторически-поступательно усиливается от древности к 20 в. Древнее, археологически фиксируемое стилеобразование выявляется в "паттернах", в последоват. рядах вещей, памятников культуры и их характерных особенностей (орнаментов, приемов обработки и т.д.), к-рые составляют не только чисто хронологич. цепочки, но и наглядные линии расцвета, застоя или упадка. Древние С. ближе всего к земле, они всегда (как С. "египетский" или "др.-греч.") обозначают максимально прочную связь с опр. ландшафтом, со свойственными только данному региону типами власти, расселения, бытового уклада. В более же конкр. приближении к предмету они четко выражают разл. ремесленные навыки ("красно-фигурный" или "чернофигурный" С. др.-греч. вазописи). В древности зарождается и иконографическое стилеопределение (тесно сопряженное с каноном): решающим оказывается к.-л. символ, основополагающий для верований данного региона или периода ("звериный" С. искусства евразийской степи, изначально связанный с тотемизмом).
  В классич. и позднюю античность С., обретая свое совр. имя, отделяется и от вещи, и от веры, превращаясь в мерило творч. выразительности как таковой. Это происходит в античной поэтике и риторике, - вместе с признанием необходимости разностилья, владеть к-рым поэту или оратору необходимо для оптимального воздействия на воспринимающее сознание, чаще всего выделялись три рода такого стилистического воздействия: "серьезный" (gravis), "средний" (mediocris) и "упрощенный" (attenuatus). Региональные С. теперь начинают как бы воспарять над своей геогр. почвой: слова "аттический" и "азийский" знаменуют уже не обязательно нечто созданное именно в Аттике или Малой Азии, но прежде всего "более строгое" и "более цветистое и пышное" по своей манере.
  Несмотря на постоянные реминисценции антично-риторич. понимания С. в ср.-век. словесности, регионально-ландшафтный момент is ср. века остается господствующим, - вкупе со всемерно усилившимся религиозно-иконографическим. Так роман. С., готика и визант. С. (как обобщенно можно определить искусство стран визант. круга) различаются не только хронологически или географически, но в первую очередь потому, что каждый из них базируется на особой системе символических иерархий, впрочем, отнюдь не взаимоизолированных (как, напр., во владимиро-суздальской пластике 12-13 вв., где романика накладывается на визант. основу). Параллельно возникновению и распространению мировых религий именно иконографич. стимул все чаще становится основополагающим, определяет черты стилеобразующего родства, свойственного многочисл. локальным центрам раннехрист. худож. культуры Европы, Передней Азии и Сев. Африки. То же касается и культуры мусульманской, где стилеобразующей доминантой тоже оказывается вероисповедный фактор, отчасти унифицирующий местные традиции.
  С окончательным обособлением эстетич. в раннесовр. период, т.е. с рубежа Возрождения, окончательно идеологически обособляется и категория С. (По-своему знаменательно, что нельзя вразумительно сказать о каком-то "древнем" или "ср.-век." С., тогда как слово "ренессанс" очерчивает одновременно и эпоху, и вполне четкую стилевую категорию.) Только теперь С. собственно и становится С., поскольку суммы культур-феноменов, прежде тяготевших друг к другу в силу региональной или религ. общности, оснащаются критически-оценочными категориями, к-рые, четко доминируя, и намечают место данной суммы, данного "сверхпроизведения" в истор. процессе (так готика, представляя упадок и "варварство" для Возрождения и, напротив, триумф нац. худож. самосознания для эпохи романтизма, на протяжении нескольких веков Нового времени обретает подобие гигантского исторически-худож. материка, окруженного морем симпатий и антипатий). Вся история, начиная с этого рубежа, - под влиянием
  231
  всемерно возрастающего обаяния понятий "античного", "готич.", "совр." и т.д., - начинает осмысляться стилистически или стилизоваться. Историзм, т.е. чело-веч. время как таковое, отделяется от историцизма, т.е. образа этого времени, выражающегося в разного рода ретроспекциях.
  С. отныне обнаруживает все больше притязаний на нормативную всеобщность, а с др. стороны, подчеркнуто индивидуализируется. Вперед выдвигаются "личности-С." - ими являются все три ренессансных титана, Леонардо да Винчи, Рафаэль и Микеланджело, а также Рембрандт в 17 в. и др. великие мастера. Психологизация понятия в 17-18 вв. дополнительно усиливается: слова Р. Бертона "Стиль являет (arguit) человека" и Бюффона "Стиль - это человек" издали предвещают психоанализ, показывая, что речь идет не только об обобщении, но о выявлении, даже разоблачении сути.
  Амбивалентность утопич. претензий на абсолютную сверхличную норму (собственно, уже Ренессанс в своей классич. фазе осмысляет себя таковым) и возрастающей роли личных манер или "идиостилей" сопровождается другого рода амбивалентностью, особенно четко наметившейся в рамках барокко; речь идет о возникновении перманентного стилистич. антагонизма, когда один С. предполагает обязательное существование другого в качестве своего антипода (подобная необходимость антагониста существовала и прежде, - напр., в "аттически-азийском" контрасте античной поэтики, - но никогда еще не обретала такой масштабности). Само словосочетание "барочный классицизм 17 в." предполагает такую двуликость, закрепляющуюся, когда в 18 в. на фоне классицизма (а скорее - внутри него) зарождается романтизм. Вся последующая борьба традиции (традиционализма) и авангарда во всех их разновидностях идет по линии этой стилистич. диалектики тезиса-антитезиса. Благодаря этому свойством всякого, наиболее исторически значимого произведения становится не монолитная цельность (свойственная памятникам древних культур, где как бы "все свое"), но актуальный или латентно подразумеваемый диалогизм, полифония С., привлекающая в первую очередь своими явными или скрытыми разностями.
  В пространстве постпросветительской культуры притязания того или иного стиля на всеобщую эстетич. значимость со временем ослабевают. С сер. 19 в. ведущую роль получают уже не "эпохальные" С., а сменяющие друг друга (от импрессионизма до позднейших авангардистских течений) направления, определяющие динамику худож. моды.
  С другой стороны, мельчая в худож. жизни, С. абсолютизируется, еще выше "воспаряет" в филос. теории. Уже для Винкельмана С. являет высшую точку развития всей культуры, триумф ее самовыявления (он считает, что греч. искусство после классики, в период упадка, вообще уже С. не обладает). У Земпера, Вёльфлина, Ригля, Воррингера идея С. играет ведущую роль как гл. модус историко-худож. исследования, выявляющий мировосприятие эпохи, ее внутр. строение и ритм ее бытия. Шпенглер называет С. "пульсом самоосуществления культуры", указывая тем самым, что именно это понятие является ключевым для морфологич. постижения как отд. культуры, так и их мирового истор. взаимодействия.
  В 19-20 вв. дальнейшей "стилизации" истории способствует и закрепившийся навык именовать многие худож. периоды по конкр. хронологич. вехам, чаще всего династическим ("С. Людовика XIV" во Франции, "викторианский" в Англии, "павловский" в России и т.д.). Идеализация понятия зачастую приводит к тому, что оно оказывается отвлеченной филос. программой, извне накладываемой на историко-культурную действительность (как сплошь и рядом случается с "реализмом", - словом, изначально заимствованным из богословия, а не худож. практики; "авангард" также постоянно оказывается предлогом для умозрит. мистификаций, подчиненных социально-полит, конъюнктуре). Вместо того чтобы служить важным инструментом истор. познания, концепция С., гносеологически отвлеченная, все чаще оказывается его тормозом, - когда вместо конкр. культур-феноменов или их сложной суммы исследуются их соответствия тем или иным абстрактным стилистич. нормам (как, напр., в бесконечных спорах о том, что есть барокко, а что классицизм в 17 в., или где кончается романтизм и начинается реализм в 19 в.). Дополнит, путаницу в 19-20 вв. вносит проблема национальных С., до сих пор не нашедшая оптимального разрешения из-за своей фатальной зависимости от политики.
  Психоанализ в разл. его разновидностях, равно как и структурализм, а также постмодернистская "новая критика" вносят плодотворный вклад в разоблачение идиократич. фикций, накопившихся вокруг понятия "С". В рез-те кажется, что оно ныне превращается в некий отживший архаизм. На деле же оно преображается, ни в коей мере не отмирая.
  Совр. практика показывает, что разл. С. ныне уже не столько рождаются спонтанно, суммируясь постфактум, сколько сознательно моделируются как бы в некоей машине времени. Художник-стилист не столько изобретает, сколько комбинирует "файлы" историч. архива; дизайнерское понятие "стайлинга" (т.е. создания визуального имиджа фирмы) тоже, казалось бы, целиком комбинаторно и эклектично. Однако внутри бесконечной постмодернистской монтажности открываются богатейшие новые возможности индивидуальных "идиостилей", демистифицирующих - и тем самым познавательно открывающих - реальное поле культуры. Совр. обозримость всей мировой историко-стилистической панорамы позволяет плодотворно изучать многообр. морфологии и "пульсы" С., избегая в то же время умственных фикций.
  Лит.: Кон-Винер Э. История стилей изящных искусств. М., 1916; Иоффе И.И. Культура и стиль. Л.; 1927; Античные теории языка и стиля. М.;Л., 1936; Соколов А.Н. Теория стиля. М., 1968; Лосев А.Ф. Понима-
  232
  ние стиля от Бюффона до Шлегеля // Лит. учеба. 1988. № 1; Шапиро М. Стиль// Советское искусствознание. Вып. 24. 1988; Лосев А.Ф. Проблема художественного стиля. Киев, 1994; Власов В. Г. Стили в искусстве: Словарь. Т. 1. СПб., 1995.
  М.Н. Соколов
  СТРАТИФИКАЦИЯ КУЛЬТУРНАЯ
  - наличие в совр. культуре разных групп, отличающихся ценностными ориентаииями, мировоззренческими позициями, направленностью деятельности в разных областях культурной практики. Если стратификация социальная в качестве критериев выделения слоев использует такие признаки, как разделение труда, объем материальных благ, объем властных полномочий, то при выделении культурных слоев важны мотивы деятельности, нравств. ориентиры людей, характер и направленность их информационных и познават. потребностей, отношение к нац. традициям. Связующим звеном между социальной и культурной стратификацией выступает такое важнейшее качество стратификационного деления, как престиж, авторитет. Именно поддержка со стороны разных групп населения тех или иных ценностно-мотивационных аспектов труда, разл. полит, позиций, нравств. императивов позволяет говорить о наличии в разных сферах социальной деятельности слоев с разными культурными признаками. Напр., в сфере хозяйственно-трудовых отношений выделяют работников, мотивацией к-рым служит либо творч. характер труда, либо выполнение стандартизированных операций, в области полит, практики существуют сторонники установления разных форм правления и т.п. В этих областях социальной практики слои, выделенные по культурным основаниям, далеко не всегда приобретают решающую роль в научном анализе, а порой просто недооцениваются. Вместе с тем в социальной практике есть области взаимодействия, где культурное расслоение имеет преимущественное, если не единственное, значение. К ним можно отнести область нац. отношений, сферу увлечений и обращения к худож. ценностям (профессиональное и любительское творчество в искусстве, посещение учреждений культуры и др.), обращение аудитории к средствам массовой информации, сферу морали и нравств. отношений и др. Выделение культурных слоев может осуществляться по разным мировоззренч. основаниям. Так, в росс. об-ве прошлого века развивались такие специфические культурные группы, как славянофилы и западники; русскую интеллигенцию того периода также следует признать специфич. культурным слоем, т.к. она формировалась из лиц, придерживающихся опр. мировоззренч. взглядов относительно путей развития росс. об-ва и методов освобождения широких народных слоев от социального бесправия, их приобщения к культурным достижениям. Сословные и профессиональные признаки при этом не приобрели решающего значения. Однако появление в массовом порядке в к. 19 в. в рус. об-ве врачей, учителей, инженеров свидетельствовал о том, что наряду с интеллигенцией в России начал формироваться и слой интеллектуалов, т.е. появились социальные группы, при выделении к-рых решающее значение приобретала профессиональная подготовка, квалификационно-трудовые критерии деятельности, образ жизни в целом.
  Лит.: Морфология культуры. Структура и динамика. М., 1994; Зборовский Г.Е., Орлов Г.П. Социология. М., 1995; ИонинЛ.Г. Социология культуры. М., 1996.
  Г.А. Аванесова
  СТРУКТУРАЛИЗМ (в культурологии)
  - 1) применение структурного анализа к изучению проблем культуры; 2) направление в зарубежной (прежде всего франц.) антропологии, к к-рому также принято относить тартуско-московскую школу, разрабатывавшее проблемы структурного анализа в разл. областях наук о человеке. Несмотря на то, что представители данного направления не стремились к самоидентификации как структуралисты (таковым называл себя только Леви-Стросс), на основании сходства теоретико-методол. положений к структуралистам принято также относить Фуко, Лакана, Р. Барта, Деррида, Эко, Л. Гольдмана.
  Возникновение С. как направления в антропологии относится к рубежу 50-60-х гг. Основой для структурализма послужила методология структурного анализа, применявшаяся с 20-х гг. к разработке проблем лингвистики (структурная лингвистика - построение структурных грамматич. и синтаксич. моделей для естеств. языков) и лит-ведения (структурный анализ лексич. и синтаксич. материала поэзии, сказки (Пропп), малой прозы) как средство выявления инвариантных структур языковой деятельности. Др. источником С. стал психоанализ Фрейда и особенно Юнга, структурализм заимствовал из него понятие бессознательного как универсального внерефлективного регулятора человеч. поведения. Можно отметить также влияние неопозитивизма и раннего постпозитивизма на формирование С. (разработка логич. проблем научного знания и метаязыка науки). С. формировался как опр. антитеза субъективистски ориентированной философии (экзистенциализму и, отчасти, феноменологии), позитивная программа структуралистов была направлена на реабилитацию возможностей объективно-научного познания в вопросах антропологии и культурологии.
  С. существенно расширил поле применения структурного анализа, распространив его на социокультурные проблемы и даже проблемы метафизические. Общими для С. можно назвать следующие теоретико-методол. положения: представление о культуре как совокупности знаковых систем и культурных текстов и о культурном творчестве как о символотворчестве; представление о наличии универсальных инвариантных
  233
  психич. структур, скрытых от сознания, но определяющих механизм реакции человека на весь комплекс воздействий внешней среды (как природной, так и культурной); представление о культурной динамике как следствии постоянной верификации человеком представлений об окружающем мире и изменения в рез-те этой верификации принципов комбинаторики внутри подсознат. структур его психики, но не самих структур; представление о возможности выявления и научного познания этих структур путем сравнит, структурного анализа знаковых систем и культурных текстов.
  Исходя из этих положений, представители С. в разработке проблем культуры сосредоточились на анализе разл. комплексов культурных текстов. Принимая в качестве максимальной задачи выявление стоящей за знаковым и смысловым многообразием текстов структурного единства, порожденного универсальными для человека правилами образования символич. объектов, структуралисты стремились выделить из всего корпуса культурных текстов и знаковых систем те, в к-рых можно было увидеть опр. сходные черты (в выразит, средствах, однотипности транслируемой информации, ориентации на опр. коммуникативные ситуации и т.п.), предполагающие наличие внутр. структуры. Затем в текстах выделялись минимальные элементы (как правило, пары разнородных или даже оппозиционных концептов типа "природа-культура"), связанные устойчивыми отношениями. Сравнит, анализ этих парных элементов (сегментов или оппозиций) был направлен на выявление стабильных правил преобразования внутри и между оппозициями, для того чтобы в дальнейшем моделировать применение этих правил на всех возможных вариантах оппозиций данного комплекса текстов. Верификация полученных путем подобного анализа комбинаторных механизмов должна была проводиться на более широком круге знаковых систем и культурных текстов для того, чтобы в итоге образовать структурированный комплекс правил, инвариантных для любой знаковой системы (любого текста), а следовательно, максимально приближенный к искомым глубинным психич.структурам.
  Динамич. вариант подобной схемы анализа предполагал раскрытие двух типов механизмов, последовательно работающих в ситуациях коммуникации человека с внешним миром. Во-первых, предполагалось раскрытие комбинаторных механизмов, преобразующих внешние воздействия (стимулы) среды во внутр., индивидуальные представления (концепты) - выделение значимой информации из "шума", ее верификация и оценка культурным опытом, формирование соответствующего ей концепта. Во-вторых, механизмов, регулирующих преобразование концептов в знаки и символы, к-рыми человек отвечал на воздействия среды, - выделение необходимых концептов, соотнесение их с коммуникативной ситуацией, выбор и использование знаковых средств для формирования символа.
  Очевидно, что акцентирование исследоват. интереса на знаковом аспекте культуры предполагало тесную связь проблематики С. с проблематикой семиотики и лингвистич. семантики. Применение семиотич. теорий к культурному материалу поставило перед структуралистами проблему полисемантизма (многозначности) любого культурного объекта даже в синхронном исследовании, к-рая так и не была разрешена в С. и, как правило, снималась за счет ограничения круга исследуемых значений. Однако такое сознат. ограничение, в конечном счете, вело к невозможности синтеза универсальных моделей порождения культурного текста и приводило к тому, что позитивные рез-ты достигались лишь на стадии анализа локальных групп текстов.
  Леви-Стросс, анализируя культурные порядки традиц. об-в (тотемизм, ритуальные действия, мифол. представления, терминологию родств. отношений и т.д.) как языки культуры, стремился выявить в них повторяющиеся элементы ("медиаторы", "бинарные оппозиции", устойчивые схемы преобразования и замещения одних позиций другими), в к-рых он усматривал элементы скрытой логики. Пафосом этих исследований было утверждение "сверхрационализма" - идеи гармонии чувств, и рац. начал, - универсального для человека любой культуры, однако утраченного человеком современным.
  Фуко, анализируя условия возможности типов знания ("археологии знания") в ситуации истор. некумулятивности познания, последовательно рассматривает специфич. формы функционирования "языков" науки (отношения "слов" и "вещей", т.е. имен и денотатов) в трех последовательно сменяющих друг друга познават. моделях-эпистемах (Возрождение, классич. рационализм, современность). Фуко стремился выявить комбинаторные закономерности, определяющие ситуации смены эпистем, к-рые вывели его на необходимость анализа отношений "власть-знание", трактуемых как универсальная модель любых социальных отношений ("генеалогия власти").
  Лакан, развивая "теорию бессознательного" Фрейда, стремился найти аналогию между структурами бессознательного и структурами языка (исправляя нарушения языка, мы исцеляем психику больного). Структурируя бессознательное как язык. Лакан отводил ему главенствующую роль в человеч. психике как "символическому", к-рое безусловно подчиняет себе и "реальное" (область стимулов, воздействий хаотич. внешней среды), и "воображаемое" (область концептов, иллюзорных представлений о внешнем мире), по аналогии с языком, где означающее главенствует над означаемым. Однако гл. задача Лакана - найти через метафорич. и метонимич. структуры языка структуры бессознательного - неразрешима: оказалось невозможным адекватно моделировать психич. процессы, пользуясь только грамматикой и синтаксисом языка.
  В сферу исследования Р. Барта попали прежде всего лит. тексты, с к-рыми он проделывал аналитич. операции, сходные с теми, что применял к культурным порядкам традиц. об-в Леви-Стросс (выделение устойчивых элементов текста, обнаружение за стилистич. и
  234
  лексич. многообразием глубинного "письма" (историко-типол. понятие, сходное с "эпистемой" у Фуко), комбинаторные перекодировки текста). Барт усматривал в "письме", равно как и в устойчивых элементах др. совр. культурных порядков (журналистики, полит, лексикона, моды, этикета и т.д.), универсальную "социологику", диктующую опр. стереотипную реакцию на окружение, обосновывая возможность построения лингвистич. средствами метаязыка, способного описать всю совр. культурную ситуацию. Сходные мотивы можно проследить в работах Деррида 60-х гг. ("грамматология" и "деконструкция" - деструкция-реконструкция текста как универсальные приемы освоения текста), смыкающиеся с отд. положениями филос. герменевтики, а также в прозе и эссеистике Эко, к-рый в лит. практике реализовал принципы конструкции и реконструкции текста, предложенные Бартом и Деррида.
  60-е гг. можно считать периодом расцвета С.; во Франции это совпало с подъемом леворадикального молодежного движения и преобладанием радикалистских тенденций в культуре (лит. модернизм, "новая волна" в киноискусстве, кружок "новых философов"). Это движение горячо приветствовало С. как идеологию радикальной критики современности. Однако в своем развитии уже к концу десятилетия С., несмотря на значит. успехи в работе с конкр. группами культурных текстов, оказался перед проблемой неразрешимости своей гл. задачи - познания объективно-научным путем глубинных структур человеч. психики. В то же время увлечение абстрактным "моделированием структур из текстов" привело С. к дегуманизации, редукции за рамки познания всего субъективно-человеческого, присущим любому культурному порядку идиографич. черт. Это совпало по времени с усилением антисциентистских и постпозитивистских идей в философии науки, кризисом леворадикальных умонастроений во Франции (в связи с событиями лета 1968). Все это привело к постепенному кризису С. и превращению его в 70-80-е гг. в постструктурализм, в фокусе внимания к-рого оказалась прежде всего не структура, а контекст, анализ культурных текстов с т.зр. конкр., уникальной ситуации их создания и использования (к постструктурализму пришли и сами представители С. - поздний Барт и основанный им кружок "телькелистов", Деррида).
  Кризис С. как направления продемонстрировал опасность экстраполяции конкретно-научного метода на весь спектр антрополог, проблематики в условиях нерешенное™ вопроса об универсальных единицах и критериях анализа. Однако высокая эвристичность применения структурного анализа и методов структурного моделирования к локальным проблемам символич. организации культуры несомненна, как несомненно и огромное влияние, оказанное С. на развитие проблематики, связанной с семантич. и семиотич. аспектами культуры, систематизацией культурных текстов, анализом генетич. процессов в культуре. Именно С. способствовал выделению культурной семантики в самостоят. область наук о культуре, оказал значит, влияние на совр. культурно-антропол. исследования, герменевтику, психоанализ.
  Лит.: Шибутани Т. Социальная психология. М., 1969; Грецкий М.Н. Франц. структурализм. М., 1971; Автономова Н.С. Филос. проблемы структурного анализа в гуманитарных науках. М., 1977; Фуко М. Слова и вещи. Археология гуманитарных наук. СПб., 1994; Леви-Стросс К. Структурная антропология. М., 1985; Он же. Первобытное мышление: Миф и ритуал. М., 1994; Барт Р. Избр. работы: Семиотика. Поэтика. М., 1994; Он же. S/Z. [Анализ рассказа "Сарразин" О. де Бальзака] М., 1994; Лакан Ж. Функция и поле речи и языка в психоанализе. М., 1995; Levi-Strauss Cl. Mythologiques. V. 1-4. P., 1964-71; Derrida J. De la grammatolo-gie. P., 1967; Idem. The Deconstruction. N.Y., 1975; Clarke S. The Foundations of Structuralism: a Critique of Levi-Strauss and the Structuralist Movement. Brighton; N.Y., 1981; Structuralism and Sinse: from Levi-Strauss to Derrida. Oxf. etc., 1981; Deconstruction and Criticism. L.; Henley, 1979; Deconstruction and Theology. N.Y., 1982.
  А. Г. Шейкин
  СТЮАРД (Steward) Джулиан Хейнс (1902-1972)
  -амер. антрополог, этнолог. Ученик Крёбера и Лоуи. Несмотря на обособленность позиции, к-рую он занимал по отношению ко всем школам амер. антропологии, и стремление выработать абсолютно самостоят, подход в исследовании культуры, испытал значит, влияние идей Крёбера и Л. Уайта. Внес существ, вклад в развитие амер. этнографии - изданный им энциклопедич. семитомный справочник по культуре индейцев Юж. Америки (1946-59) до сих пор не утратил своего значения.
  В историю науки С. вошел прежде всего как теоретик, сформулировавший концепции многолинейной эволюции культуры, уровня социокультурной интеграции, культурного типа, а также как автор экологич. подхода в изучении конкр. культур.
  С. проанализировал все существовавшие концепции культурно-истор. процесса и определил три осн. типа: концепция однолинейной эволюции (эволюционизм 19 в.), последователи к-рой выделяли стадии поступательного развития культур; концепция общей (универсальной) эволюции Л. Уайта, Г. Чайлда, к-рая позволяла вскрывать общие закономерности эволюции культуры; концепция многолинейной эволюции С., действие к-рой автор ограничивает рамками отд. регионов, истор. повторяемостью и процессами параллельного развития.
  Продолжая линию анализа культурных изменений, С. критически осмыслил классификации культур по культурным ареалам, культурным моделям, системам ценностей и т.д. и противопоставил им классификацию культур по культурным типам.
  Культурный тип характеризовался совокупностью нек-рых избранных, функционально взаимосвязанных черт, к-рые присутствуют в двух или более культурах, но не обязательно во всех. Этим культурный тип отли-
  235
  чался от культурного ареала, поскольку в описании последнего учитываются все элементы культуры. В 1955 С. несколько изменил свой подход и определил культурный тип как совокупность черт, образующих ядро культуры, возникающих как следствие адаптации к среде и характеризующих одинаковый уровень интеграции. На этом этапе анализа С. сделал серьезную попытку выявить истор. типы связей, к-рые дают возможность классифицировать и сравнивать культуры.
  Рассматривая особенности конкр. культуры как следствие адаптации человеч. сооб-ва к окружающей среде, С., опираясь на традиции амер. антропологии, в частности концепцию культуры Л. Уайта, формулирует метод культурной экологии, к-рая находит свое развитие в антропологии вт. пол. 20 в.
  Соч.: Theory of Culture Change. The Methodology of multilinear Evolution. Urbana, 1955.
  Лит.: Harris M. The Rise of Anthropological Theory; a History of Theories of Culture. N.Y., 1968; Process and Pattern in Culture. Essays in Honor Pf. Julian H. Steward. Chi., 1964.
  Л.А. Мостова
  СУБКУЛЬТУРА
  - особая сфера культуры, суверенное целостное образование внутри господствующей культуры, отличающееся собств. ценностным строем, обычаями, нормами. Культура любой эпохи обладает относит, цельностью, но сама по себе она неоднородна. Внутри конкр. культуры городская среда отличается от деревенской, офиц. - от народной, аристократич. - от демократич., христианская - от языческой, взрослая - от детской. Об-ву грозит опасность разбиться на группы и атомы. Любая культурная эпоха предстает нам в виде сложного спектра культурных тенденций, стилей, традиций и манифестаций человеч. духа.
  Даже в античной культуре, к-рая нем. поэту Гёльдерлину казалась целостной и монолитной, Ницше разглядел противостояние аполлонического и дионисийского первоначал, представляющих собой не плод мифотворч. фантазии, а "два действит. средоточия единого бытия" (В. Шмаков), порождающих и восхождение и спады потока жизни.
  В культурной эпохе сосуществуют разные тенденции и образования, эзотерич. и профанное, элитарное и массовое, офиц. и народное, языч. и христианское. Так, в ср.-век. миросозерцании и жизненном строе новое духовное, т.е. христ., начало сосуществовало со старым, языческим.
  В эпоху Возрождения необозримый мир смеховых форм карнавального творчества противостоял офиц. и серьезной культуре ср.-вековья. Народная культура представала в предельном многообразии субкультурных феноменов, обладающих единым стилем и составляющих нечто относительно целостное - народно-смехо-вую, карнавальную культуру.
  Культуры различных эпох демонстрируют сложный спектр субкультурных феноменов. Отдельные отсеки культуры как бы отгорожены от магистрального пути духовного творчества. В самом деле, какое отношение имеют карнавальная атмосфера мистерий, "праздники дураков", уличные шествия к прославлению турнирных победителей, посвящению в рыцари, королевским ритуалам или священнодействию? В сложном игровом социокультурном аспекте эти компоненты, как показывает Бахтин, взаимодействуют. Но офиц. серьезная культура определяет собой как бы главенствующее содержание эпохи. Она отделена от площадной культуры смеха. И за пределами эпохи Возрождения эта оппозиция официальной и народной культуры не исчезает. Культурное творчество при всей своей динамике вовсе не приводит к тому, что народная культура вдруг оказывается более значимой или определяющей доминантой эпохи. В этом смысле можно провести различие между понятиями "контркультура" и "субкультура". Через них можно разглядеть механизмы социокультурной динамики.
  Нек-рые образования культуры отражают социальные или демографич. особенности ее развития. Внутри разл. обществ, групп рождаются специфич. культурные феномены. Они закрепляются в особых чертах поведения людей, сознания, языка. По отношению к субкультурным явлениям возникла характеристика особой ментальности как специфич. настроенности опр.групп.
  Субкультурные образования культуры в изв. мере автономны, закрыты и не претендуют на то, чтобы заместить собою господствующую культуру, вытеснить ее как данность. Можно говорить об особом кодексе правил и моральных норм внутри этноса. Цыгане, напр., не считают зазорным воровать у "чужих". Однако такой поступок, совершенный внутри табора, оценивается как преступление. Здесь не практикуется также строго правовая жизнь. Судьбу человека, к-рый нарушил заветы, решают старейшины, руководствуясь традициями и собственным разумением. Непочтит. отношение к старому человеку не будет воспринято на Кавказе как добродетель.
  Среди заключенных, говорящих на особом жаргоне, также складываются своеобразные стандарты поведения, типичные только для данной среды.
  Подобного рода феномены мы называем С.: это обозначение фиксирует герметичность данного явления. Цыгане вовсе не претендуют на всеобщность их жизненных и практич. установок. Напротив, они заинтересованы в том, чтобы сохранить лишь собств. законы в противовес господствующим в культуре, к-рую они воспринимают как "чужую". То же самое можно сказать и о криминальном мире. Смеховая карнавальная культура остается субкультурным образованием и вовсе не стремится превратиться в официоз. С. призвана держать социокультурные признаки в опр. изоляции от "иного" культурного слоя.

<< Пред.           стр. 31 (из 44)           След. >>

Список литературы по разделу