<< Пред.           стр. 14 (из 23)           След. >>

Список литературы по разделу

 сорокадневного почти абсолютного поста сделались жертвами дьявола: начали
 богохульствовать, говорили всякие несообразности и в судорогах падали на
 землю,
  В 1609 году урсулинки в Э (Aix) объявили, что были околдованы и
 изнасилованы своим настоятелем, который был за это сожжен.
  В Лотарингии одна женщина по имени Amere была привлечена к суду за
 то, что, околдовав одного ребенка, была причиной того, что он выпал из окна.
 Под пыткой она призналась, что находится в связи с дьяволом, изображение
 которого она даже указала в одном месте на стене, к великому ужасу судей,
 ничего, однако, не видевших.
  Amoulett Defrasne из Валансьена обвинялась в том, что своим колдовством
 погубила многих женщин. Сперва она упорно отрицала свою вину, но потом под
 пыткой созналась, что действительно занималась колдовством и что дьявол
 явился ей 15 лет тому назад и с того времени сделался ее любовником.
  Легенда о шабаше была также обязана своим происхождением эпидемии
 галлюцинаций, появлению которых благоприятствовали бывшие тогда в ходу среди
 женщин натирания белладонной и тому подобными сильнодействующими средствами,
 вызывавшими галлюцинации и известное состояние опьянения. На одной гравюре
 XVI столетия изображены две женщины, из которых одна натирается подобной
 волшебной мазью, в то время как другая поднимается верхом на метле из трубы
 (Regnard. Les Sorcieres. Bulletin de l'Association scientifique, 1882).
 
  Если обвиняемая в колдовстве женщина не сознавалась в своем
 преступлении, то ее бросали в ужасную темницу, подвергали всевозможным
 пыткам и допросу, производившему на нее давление и действовавшему подобно
 внушению. Под влиянием всего этого она сознавалась прежде всего в посещений
 шабаша ведьм, который и описывала самым подробным образом. Так,
 Francoise Sacretan, посаженная в тюрьму по подозрению в колдовстве,
 сперва упорно все отрицала, потом, однако, призналась, что находилась в
 связи с дьяволом, многократно посещала шабаш, куда отправлялась верхом на
 белой палке, участвовала в танцах, била по воде палкой, чтобы вызывать град,
 и отравила многих лиц данным ей дьяволом порошком (Richet).
  De Lancres, наиболее компетентный знаток колдовства в XVII столетии,
 пишет: "Обыкновенно женщины, посещающие шабаш, ведут хороводы; они бегут и
 скачут с распущенными, как у фурий, волосами, с обнаженными головами,
 совершенно голые, покрытые иногда мазью. Они ездят верхом на метле, скамье
 или ребенке".
  Regnard следующим образом описывает галлюцинации насчет шабаша ведьм:
 "Шабаш происходит обыкновенно в кустарнике, на каком-нибудь кладбище или же
 в покинутом монастыре. Отправляясь на этот шабаш, колдунья должна была
 натереться мазью, данной ей дьяволом (белладонной), произнести несколько
 заколдованных слов и затем сесть верхом на метлу. Прибыв на место, ведьма
 прежде всего должна была показать, что на ней есть печать дьявола (Stigmata
 diaboli) в порядке, как это воспроизведено Teniers на одной из его картин.
 После этого она отправлялась на поклон к дьяволу, чудовищному существу с
 головой и ногами козла, с огромным хвостом и крыльями летучей мыши. При этом
 она отрекалась от Бога, Богоматери и святых, после чего уже над ней
 совершалось дьявольское крещение, представлявшее собой карикатуру
 католического крещения. После полуночи начинался ужин, состоявший из жаб, из
 мяса, печени и сердец некрещеных детей; за ним следовали отвратительные
 танцы, продолжавшиеся до первого пения петуха, при котором все собрание
 мгновенно разбегалось".
  Обстоятельством, еще более способствовавшим распространению паники, был
 кантагиозно-заразительный характер подобных истерических эпидемий, что
 считалось, конечно, делом ведьм. Так, эпидемии наблюдались в Эльзасе в 1511
 году, в Кельне -- в 1564-м, в Савойе -- в 1574-м, в Тулузе -- в 1577-м, в
 Лотарингии -- в 1580-м, в Юре и в Бран-денбурге -- в 1590-м и, наконец, в
 Берне -- в 1605 году.
  Хотя колдовство было не что иное, как истерия или исте-роэпилепсия, но
 ни одно другое патологическое явление психического мира не поражало так
 сильно человеческое воображение. Особенно сильное впечатление производило
 удивительное обострение духовных способностей, столь часто наблюдаемое во
 время эпилептических припадков. "Нет теолога, -- писал Boguet, -- который
 мог бы толковать Священное Писание лучше этих колдуний, юриста -- более их
 компетентного в духовных завещаниях, контрактах и всевозможных жалобах;
 наконец, нет врача, который лучше знал бы, чем они, строение человеческого
 тела, влияние на него неба, звезд, птиц, рыб и деревьев и пр. и пр. Они
 могут по произволу производить холод или тепло, останавливать течение рек,
 делать бесплодной землю, убивать скот и, особенно, околдовывать других людей
 и продавать их дьяволу".
  Особенно боялись повивальных бабок, занимавшихся колдовством, так как
 они могли легко передавать во власть дьявола новорожденных. Жестокость мер,
 которые принимались для искоренения колдовства, лучше всего свидетельствует
 о том ужасе, какой оно внушало. В Тулузе сенат осудил в 1527 году на
 сожжение 400 колдуний. Da Lancie, президент парламента в Бордо, послал на
 костер в 1616 году множество женщин и жаловался на то, как это страшно, что
 в церкви лают по-собачьи более 40 женщин. Gray сообщает, что по
 постановлению парламента в Англии было сожжено разновременно более 3000 лиц,
 обвинявшихся в занятии колдовством. В 1610 году герцог Вюр-тембергский
 приказал магистратам предавать сожжению каждый вторник по 20-25, но отнюдь
 не меньше 15 колдуний. Во время Иоанна VI, курфюрста Трирского, ожесточение
 судей и народа против ведьм дошло до того, что в двух селениях остались в
 живых только две женщины.
  Boguet хвастал, что он лично сжег в своей жизни более тысячи колдуний.
  В Валери, в Савойе были сожжены в 1570 году 80 ведьм, в Лабурде в 1600
 году в течение четырех месяцев -- тоже 80, а в Лагроно в 1610 году -- пять.
  Лишь благодаря научному скептицизму XVIII столетия эти ужасные казни
 начинают понемногу утихать. Однако полное изгнание из цивилизованного мира
 веры в одержимость дьяволом произошло в начале нынешнего столетия благодаря
 незабвенному Pinel'ю.
 
  5. Отравления. Особенно частым преступлением в криминологии женщины
 является отравление.
  Цезарь рассказывает, что у галлов был обычай: когда кто-нибудь из них
 умирал, сжигали вместе с ним и всех его жен, если только являлось малейшее
 подозрение о неестественной смерти его. Эта простая процедура была обязана
 своим происхождением частым отравлениям.
  В Китае существует особый класс колдуний, называемый "ми-фукау",
 которые обладают секретом отправлять втихомолку на тот свет людей и имеют
 обширную клиентуру, главным образом среди замужних женщин (Katscher. Bilder
 aus dem chinesischen Leben, 1881). .
 
  В Аравии приготовлением, равно как и торговлей различными ядами,
 исключительно занимаются женщины.
  В консульстве Клавдия Марцелла и Тита Валерия в Риме был открыт заговор
 170 патрицианок, которые отравлениями произвели среди женатых мужчин такое
 опустошение, что его можно было приписать эпидемии (Тит Ливии, кн. VIII).
 Вакханки представляли собою женщин, предававшихся разврату и другим порокам
 и совершавших, как известно, массу преступлений.
  Римские писатели, оставившие нам имена Капидии, Ло-кусты и других
 подобных женщин, ясно указывают на то, что знание ядов считалось
 специальностью женщин. Юве-нал говорит в своих сатирах об отравлении мужей
 как об обыкновенной вещи среди римской аристократии.
  В Египте во времена Птоломеев эпидемически распространялись среди
 женщин нарушения супружеской верности и отравления (Renan. Les
 Apotres).
 
  В Персии официальной женой шаха становится та женщина, от которой
 родится его первый сын. Поэтому там очень распространено отравление
 новорожденных завидующими друг другу соперницами (Pfeiffer).
  Во Франции в XVIII столетии, особенно в царствование Людовика XIV,
 отравления приняли эпидемический характер среди дам высшей аристократии.
 Дело дошло до того, что король должен был создать особый трибунал, Chambre
 royale de PArsenale или Chambre ardente, обязанностью которого было
 заниматься исключительно делами об отравлении (Lettres -- Patentes от 7
 апреля 1769 года). Общество было тогда до того объято паникой, что процесс
 знаменитой отравительницы Delegrande тянулся несколько лет потому только,
 что она делала беспрерывные намеки на какой-то заговор против жизни короля.
  Имена Voisin, Vigouroux, Brinvilliers сделались знаменитыми в истории
 преступления. В отравлении одно время подозревалась даже Olimpia Mancini,
 племянница Мазари-ни и мать принца Евгения.
  В 1632 году была казнена в Палермо некая Teofania, торговавшая ядами, а
 год спустя та же участь постигла ее ученицу Francesca la Sarda. С тех пор
 выражение "Gnura Tufania" осталось в Сицилии синонимом отравительницы,
 откуда и происходит название воды "acqua tofana", состоящей преимущественно
 из мышьяка (S.-Marino. L'acqua tofana, 1882).
  В 1642 году в Неаполе было отравлено много народу какой-то таинственной
 жидкостью, продававшейся некой женщиной, находившейся в сношении с
 вышеупомянутой Теофанией.
  Около того же времени в Риме четыре женщины, Maria Spinola, Giovanna
 Grandis, Geronima Spana и Laura Crispiolti, торговали так называемой манной
 св. Николая (Manna di San Nicola) -- ядом, состоявшим главным образом,
 по-видимому, из мышьяка.
  Итак, если исключить детоубийство и выкидыши, женщина у диких, как и у
 других народов, совершает, в общем, значительно меньше преступлений
 сравнительно с мужчиной, хотя она по своему характеру более склонна к
 дурному, чем к хорошему. Многие преступления, за которые она подлежит
 наказанию, чисто условны, так, например, нарушения табу и занятия
 колдовством. То, что соответствует преступлению мужчины, есть у дикой
 женщины, как мы это сейчас увидим.
 
  ВРОЖДЕННЫЕ ПРЕСТУПНИЦЫ
 
  1. Между антропологией и психологией преступницы существует полная
 аналогия. Подобно тому как от массы преступниц, у которых обыкновенно
 наблюдаются лишь немногие и незначительные признаки вырождения, отщепляется
 группа с более резко и богато выраженными, чем у мужчин-преступников,
 признаками, точно так же из общего числа их выделяется небольшой кружок лиц,
 отличающихся более интенсивной испорченностью, чем мужчины, и сильно
 превосходящих в этом прочих преступников, которых до преступления доводит в
 большинстве случаев постороннее внушение и у которых обыкновенно
 нравственное чувство более или менее сохранено. Группа эта и есть врожденные
 преступницы, испорченность которых находится в обратном отношении к их
 числу.
  "Всевозможные наказания не в состоянии воспрепятствовать этим женщинам
 нагромождать одни преступления на другие, и их испорченный ум гораздо
 находчивее в изобретении новых преступлений, чем суд в придумывании новых
 наказаний" (Conrad Celtes); "женская преступность имеет более циничный,
 жестокий, испорченный и ужасный характер, чем мужская" (Rykere);
 "женщина, -- говорит итальянская поговорка, -- сердится редко, но более
 метко, чем мужчина" (Di rado la donna ecettiva, ma quando lo e lo
 e piu dell'uomo). Конфуций когда-то сказал, что "на свете нет
 ничего, что более портит других и само подвергается порче, чем женщина".
 Известно изречение Эврипида: "Страшна сила волн, пожирающего пламени, ужасна
 нищета, но страшнее всего женщина".
  Испорченность женщины преимущественно сказывается в двух особенностях
 ее преступлений: в их множественности и жестокости.
 
  2. Множественность преступлений. Многие врожденные преступницы
 отличаются совершением преступлений не одной, но нескольких категорий, а
 некоторые из них являются исполнительницами двух родов преступлений, которые
 у мужчин взаимно исключают друг друга, именно отравления и убийства.
  Маркиза de Brinvilliers обвинялась в одно и то же время в отцеубийстве,
 отравлении из жадности и мести, клевете, детоубийстве, воровстве,
 кровосмешении и поджоге. Enjalbert была осуждена за клевету, нарушение
 супружеской верности, сводничество, кровосмешение и убийство. Она отдала на
 растление свою дочь собственному сыну для того, чтобы сделать его помощником
 в убийстве своего мужа. Goglet была проститутка, воровка, мошенница, убийца
 и поджигательница, a F. занималась проституцией, сводничеством и обвинялась
 в воровстве, клевете и кровосмешении; G. Bompard была осуждена за
 проституцию, воровство, мошенничество, клевету и убийство, a Trossarello --
 за проституцию, воровство, нарушение супружеской верности и убийство.
 История приписывает Агриппине следующие преступления: нарушение супружеской
 верности, кровосмешение и побуждение к убийству, а Мессалине -- супружескую
 неверность, проституцию, побуждение к убийству и воровству.
  Одна 17-летняя проститутка, которую наблюдал Ottolenghi, была осуждена
 за воровство, укрывательство, совращение и разврат малолетних, отравление и
 убийство, а другая -- за нарушение супружеской верности, отравление и
 побуждение к убийству. Последняя занималась в то же время и трибадией.
 
  3. Жестокость. Врожденная преступница превосходит преступника в другом
 отношении, именно в рафинированной жестокости, с которой она совершает свои
 преступления. Ей недостаточно, что враг ее умирает; она должна еще
 насладиться его смертью. В итальянской шайке разбойников "la Taille",
 возникшей на юге Франции, женщины обнаруживали большую, нежели мужчины,
 жестокость при истязании пленников и особенно пленниц. Tiburzio убила свою
 товарку во время ее беременности, бросилась затем на труп ее, рвала зубами
 ее мясо и бросала откушенные куски своей собаке. Chevalier убила одну свою
 беременную родственницу, загнав ей в голову через слуховой ход вилку. Р. не
 удовлетворилась ранами, которые она наносила своим вероломным любовникам,
 находя это слишком легким наказанием для них: она ослепляла их, засыпая их
 глаза мелким стеклянным порошком, который она приготавливала, разгрызая
 собственными зубами стеклянные вещи. Известная Д. облила своего любовника,
 изменившего ей, серной кислотой. Когда ее на суде спросили, отчего она не
 прибегла для мести к ножу, она ответила: "Для того, чтобы лучше дать ему
 почувствовать всю горечь смерти". София Ganthier замучила насмерть
 медленными истязаниями семь мальчиков, доверенных ей для воспитания. Мы
 находим в истории всех времен многочисленные примеры жестокости, соединенной
 со сладострастным темпераментом, у женщин, находившихся на высоте власти.
 Кроме всем известных Агриппины, Фульвии, Мессалины и Елизаветы мы приведем
 еще следующие случаи. Аместрис выпросила себе у Ксеркса, обещавшего
 исполнить ее просьбу, выдачу матери своей соперницы. Когда это было
 исполнено, она отрезала несчастной женщине грудные железы, уши, губы и язык,
 бросила отрезанные части на съедение собакам и в таком виде отослала ее
 домой.
  Парисатида, мать Артаксеркса, приказала разрезать на части свою
 соперницу, а мать и сестру ее зарыть в землю живыми. Кориана, хваставшего,
 что он убил Кира, она истязала и мучила в продолжение десяти дней.
  Возлюбленная китайского императора Кион-Син (1147 г.) приказывала
 разрезать на части всякую женщину, которая удостаивалась ласк ее развратного
 любовника, варила их и отсылала к отцу своей жертвы, которого потом
 постигала такая же участь. Беременных женщин она приказывала разрывать на
 части живыми.
  Но высшую степень жестокости мы находим у женщин-матерей, у которых
 наиболее глубоко коренящееся в человеческой натуре чувство перерождается в
 ненависть. Hoegeli погружала в воду головку своей девочки во время наказания
 ее, чтобы заглушить ее крики. Однажды она ногой столкнула ее со всех
 лестниц, вследствие чего у ребенка сделалось искривление позвоночного
 столба. В другой раз она ударила ее по плечу с такой силой, что причинила
 вывих его. Превратив таким образом постепенно свою дочь в урода, она стала
 ее звать в насмешку верблюдом. Во время болезни ее, чтобы унять ее плач, она
 лила ей на голову ледяную воду, клала на лицо тряпки, испачканные
 испражнениями, и заставляла в течение многих часов вслух повторять: "Дважды
 два -- четыре".
  Kelsch также погружала лицо своего сына в испражнения, заставляла
 проводить его на балконе холодные зимние ночи в одной сорочке. Екатерина
 Hajes, убив своего мужа, отрезала голову его перочинным ножом (Griffith
 North American Review, 1895); Smith отравила восемь детей.
  Кокотка Stakenburg начала истязать свою дочь на 42-м году, когда
 поклонники покинули ее. "Я терпеть не могу девочек", -- говорила она. Она
 подвешивала ее под руки на одеяле, била молотком по голове, прижигала утюгом
 и однажды, избив ее палкой досиня, стала насмехаться над ней, говоря:
 "Теперь ты маленькая негритянка".
  Rulfi заставляла голодать свою маленькую девочку и, чтобы усилить ее
 мучения, принуждала ее присутствовать за столом во время своих обедов. Она
 пригласила для нее учителя с единственной целью иметь возможность бранить и
 бить ее, когда та не знала своих уроков, что при таком содержании ребенка
 было, конечно, не редкостью. Она связывала ее и заставляла младших братьев
 колоть ее булавками, чтобы к физической боли присоединить еще чувство
 унижения.
  Каким же образом объяснить себе подобное зверство в характере
 преступниц?
  Мы уже видели, что даже у нормальной женщины болевая чувствительность
 меньше развита, чем у мужчины, а сочувствие чужому страданию находится, как
 известно, в прямой зависимости именно от нее, так что оно не имеет места
 там, где чувствительность эта совершенно отсутствует. Далее мы выяснили, что
 у женщины много общего с ребенком: она обладает слабо развитым нравственным
 чувством, ревнива, злопамятна и старается выразить свою месть в
 рафинированной, жестокой форме -- все это недостатки, которые у нормальной
 женщины более или менее уравновешиваются и нейтрализуются чувством
 сострадания, материнством, меньшей страстностью в половом отношении,
 физической слабостью и более слабой интеллигентностью ее.
  Но если болезненное раздражение психических центров возбуждает дурные
 инстинкты и требует себе какого-нибудь исхода, если способность
 сочувствовать чужому страданию и материнская любовь отсутствуют, если,
 наконец, сюда еще присоединяются, с одной стороны, сильные страсти и
 потребности, являющиеся следствием чрезмерной похотливости, а с другой --
 развитой ум и физическая сила, дающие возможность приводить в исполнение
 дурные замыслы, то ясно, что полупреступница -- существо, каким является
 нормальная женщина, -- должна легко превратиться во врожденную преступницу,
 более страшную, нежели любой преступный мужчина. Какими ужасными
 преступниками были бы дети, если бы им были знакомы сильные страсти, если бы
 они обладали физической силой и развитым умом и если бы, наконец, их
 тяготение ко злу усиливалось бы еще вследствие болезненного возбуждения!
 Женщины -- взрослые дети: дурные инстинкты их многочисленнее и
 разнообразнее, чем наклонности ко злу мужчин, но они находятся у них почти в
 латентном, скрытом состоянии; если же они возбуждаются и просыпаются, то
 последствия этого, конечно, должны быть самые ужасные.
  Врожденная преступница представляет собою, кроме того, исключение в
 двойном отношении: как преступница и как женщина. Преступник сам по себе
 является ненормальностью в современном обществе, а преступная женщина есть
 еще исключение и среди преступников, ибо естественная атавистическая форма
 преступности у женщины есть не преступление, а проституция, так как
 примитивная женщина более проститутка, чем преступница. Поэтому преступница,
 как двойное исключение, должна быть вдвое более чудовищной. Мы уже видели,
 как многочисленны причины, предохраняющие ее от преступления (материнство,
 сострадание, физическая слабость и пр. и пр.); если поэтому женщина,
 несмотря на все это, совершает все-таки преступления, то ее нравственная
 испорченность, побеждающая все эти препятствия, должна быть поистине
 чудовищна.

<< Пред.           стр. 14 (из 23)           След. >>

Список литературы по разделу