<< Пред.           стр. 1 (из 4)           След. >>

Список литературы по разделу

  Министерство внутренних дел Российской Федерации
 Уральский юридический институт
 
 
 
 
 
  А. И. ЛОЖКИН
 
 
 
 
 
 
  ПСИХОЛОГИЯ ЛИЧНОСТИ АГРЕССИВНО-НАСИЛЬСТВЕННОГО ПРЕСТУПНИКА
  (МОТИВАЦИОННО-СМЫСЛОВОЙ АСПЕКТ)
 
 
 
  Научное издание
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 Екатеринбург
 2002
 
 ОГЛАВЛЕНИЕ
 ВВЕДЕНИЕ......................................................................... 3 Глава I. Проблема изучения особенностей личности агрессивно-насильственного преступника.................................................
 6 1.1. Теоретические и научно-практические подходы к изучению личности агрессивно-насильственного п +реступника........................
 6 1.2. Концепция исследования личности агрессивно-насильственного преступника...................................................
 27 1.3. Методика исследования личности агрессивно- насильственного преступника...................................................
 45 Глава II. Мотивационные и смысловые свойства личности агрессивно-насильственного преступника...................
 64 2.1. Экспериментальное исследование побудительной и смысловой сферы личности агрессивно-насильственного преступника.........................................................................
 
 64 2.2. Структурно-функциональные свойства и типология лич-ности агрессивно-насильственного преступника.............................
 88 2.3. Психодиагностическая система прогноза агрессивного поведения и оценки самоконтроля личности................................................
 103 ЗАКЛЮЧЕНИЕ................................................................... 122 БИБЛИОГРАФИЯ.................................................................. 125
 
 
 
 
 
 
 ВВЕДЕНИЕ
  Актуальность и состояние проблемы. Преступность в России за последние несколько лет стала явлением общенационального значения. В настоящее время борьба с преступностью наряду с экономическим кризисом выходит на одно из первых мест среди проблем, глубоко беспокоящих общество. Нынешняя криминогенная обстановка в стране, по мнению специалистов-правоведов, имеет качественно новую форму, отличаясь от прежних ситуаций прежде всего масштабами преступных проявлений, степенью разрушительного влияния на жизнеспособность общества, функционирование и безопасность государства, права и свободы его граждан.
  В первую очередь это относится к насильственной преступности, так как насилие является наиболее опасным видом преступной деятельности, которая посягает на самое ценное - жизнь человека, его здоровье, телесную неприкосновенность. Основным отличительным признаком этой категории преступлений является физическое или психическое насилие над потерпевшим, а также угроза его применения. Результатом насильственных деяний может быть причинение смерти, телесных повреждений или психического вреда, которые в силу различных правовых признаков могут по-разному квалифицироваться.
  Под насильственными преступлениями принято понимать предусмотренные уголовным законом умышленные физические действия, причиняющие физический ущерб личности, а также угрозы нанесения такого или любого другого ущерба, принудительное воздействие на человека, его притеснение, нарушение личной неприкосновенности.
  Необходимо учитывать, что в современном обществе непревзойденной и непреходящей социальной ценностью являются жизнь человека, его здоровье и свобода. Во всем мире принято считать, что показатели состояния, динамики роста и структуры преступлений против личности позволяют наиболее полно судить об уровне правопорядка и законности, характеризуют общественную нравственность и моральное здоровье страны. Это обстоятельство нашло отражение в новом Уголовном кодексе, действующем в нашей стране с 1 января 1997 года. В нем существенно изменились приоритеты и ценности, охраняемые законом, а наиболее опасным из всех возможных преступлений теперь считается преступление против личности.
  На наш взгляд, именно изучение психологических особенностей насильственного преступника, проявляющихся во враждебном отношении к окружающим и его направленности на совершение противоправной агрессии против личности, может дать целостное представление о предпосылках формирования этого общественно опасного явления и позволит рассмотреть его во всей совокупности объективных и субъективных причин.
  Для полноты исследования данного явления целесообразно изучать преступления, имеющие в качестве объекта посягательства жизнь человека, его здоровье или свободу, которые связаны единой мотивацией преступного поведения - агрессивно-насильственной. В этом случае в круг общественно опасных действий и квалифицируемых преступлений агрессивно-насильственного характера попадают прежде всего различные виды убийства (ст. 105-107 УК РФ), доведение до самоубийства (ст. 110 УК РФ), умышленное причинение вреда здоровью разной степени тяжести (ст. 111-113, 115-117 УК РФ) и некоторые другие преступления, сопровождающиеся насилием, угрозами, унижением, особой жестокостью.
  В России причины интенсификации роста агрессивно-насильственных преступлений связывают с состоянием экономики, сменой форм собственности, изменением структуры социальных процессов и общественных отношений. Кризисные явления в обществе, сопровождающиеся трансформацией общественного сознания, неизбежно приводят и к изменениям психической деятельности. Формы перестройки индивидуального сознания и поведения очень разнообразны, но большинство из них, по мнению психологов, сопровождаются повышением уровня агрессии. Анализ личностных характеристик агрессивно-насильственных преступников и сопоставление сведений с данными последних лет свидетельствует о росте в них доли женщин, несовершеннолетних, студентов, учащихся, служащих, лиц, ранее не совершавших преступлений. Системный кризис в обществе расширяет социальную базу насильственной преступности, куда начинают включаться все новые слои населения.
  В то же время рост тяжких насильственных преступлений является общечеловеческой проблемой, о чем говорит тревожная криминологическая ситуация в США и ряде экономически благополучных стран Европы и Азии. Насилие и агрессия являются продуктами социальных противоречий и человеческих страстей, существуют с тех пор как появились люди, и определенный уровень преступлений против личности будет, всегда независимо от социального, экономического или географического положения страны.
  В этом случае изучение роста агрессивно-насильственных преступлений требует комплексного анализа всех социальных, экономических, политических и иных факторов. Немаловажное значение имеет в этой связи исследование психологических причин и личностных особенностей, обуславливающих проявление агрессии. Специалисты склонны считать поведенческую стратегию агрессивно-насильственного преступника в виде "отклоняющейся" части общей адаптивной системы, присущей человеку, которая в норме служит ему для преодоления жизненных преград и является одним из способов решения проблем, связанных с сохранением индивидуальности и тождественности. Следовательно, агрессивно-насильственный преступник и законопослушный член общества имеют в своей личностной структуре сопоставимые психологические характеристики.
  Наряду с тенденцией роста тяжких насильственных преступлений сохраняется их малый удельный вес, не превышающий 4-6 % в общей структуре преступности. Традиционно малый удельный вес преступного насилия и его интенсификация наталкивают на мысль о связанности данного вида уголовно-наказуемого поведения не только с динамичными социально-экономическими процессами, но и с более глубинными и медленно меняющимися детерминантами. Таковыми могут быть некоторые психологические особенности и отличительные поведенческие признаки.
  В нашей работе предпринята попытка анализа этих психологических составляющих, раскрывающих отличительные признаки агрессивно-насильственного преступника. Полученные результаты могут быть использованы при проведении предварительного расследования агрессивно-насильственных преступлений, судебно-психологической экспертизы, профилактике данного вида преступлений.
  В то же время научных работ, направленных на изучение отличительных особенностей личности агрессивно-насильственного преступника, в настоящее время явно недостаточно, чтобы в полной мере раскрыть генезис и понять механизм формирования противоправного насилия. Для практики борьбы с насильственной преступностью, особенно для индивидуальной профилактики и расследования преступлений, наиболее важным является в первую очередь учет и оценка тех психологических факторов, которые "находятся" в самой личности. В настоящее время проведено чрезвычайно мало исследований, в которых содержались бы действительно научные концепции обоснования субъективных причин и мотивации данных преступлений. В этом можно видеть одну из главных причин неэффективной работы по борьбе с агрессивно-насильственными преступниками, так как причины этих злодеяний лежат не на поверхности, а в глубинах человеческой души и связаны с тончайшими интимными переживаниями, о которых личность может и не подозревать.
  Нераскрытыми остаются вопросы формирования и развития отличительных свойств и черт личности агрессивно-насильственного преступника, не проводилось серьезных исследований по изучению особенностей его побудительной и смысловой сферы, субъективного искажения восприятия им окружающего мира, людей и самого себя. Актуальной остается в настоящее время проблема профилактики и расследования данного вида преступлений.
 ГЛАВА I. ПРОБЛЕМА ИЗУЧЕНИЯ ЛИЧНОСТИ АГРЕССИВНО-НАСИЛЬСТВЕННОГО ПРЕСТУПНИКА
 1.1. Теоретические и научно-практические подходы к изучению
 личности агрессивно-насильственного преступника
  Проблема агрессии и насильственного поведения в жизни людей является в психологии одной из самых актуальных и ведущих тем исследований. Эти исследования имеют долгую традицию, проводились в рамках различных школ, рассматривались в теоретическом и прикладном аспекте. Причина столь пристального интереса к данной проблематике заключается в стремлении содействовать предотвращению явных актов насилия и сдерживанию роста данного вида преступлений во всем мире посредством лучшего понимания природы агрессивных действий. Только в зарубежных изданиях в период с 1970 по 1976 гг. этой теме было посвящено более 120 работ. К настоящему времени лишь о человеческой агрессивности написано более 500 монографий [21]. В отечественной юридической психологии работы в этой области велись Ю.М. Антоняном, С.Н. Ениколоповым, Г.Х. Ефремовой, А.Р. Ратиновым, А.А. Реаном, Ф.С. Сафуановым и многими другими специалистами.
  При исследовании агрессивного поведения одной из парадоксальных проблем в юридической психологии является правильная оценка совершаемых субъектом действий: агрессивных или неагрессивных, с применением противоправного насилия или остающихся в рамках закона. Отчасти проблема агрессивного поведения окончательно не решена и в рамках общей психологии, проявляясь в том, что среди психологов и специалистов нет пока четкой позиции в определении и разграничении понятий "агрессия" и "насилие", так как эти термины подразумевают большое разнообразие действий [21], а "формулировка точного и исчерпывающего определения феномена агрессии вызывает большие затруднения" [148].
  Значение слова "агрессия" в его корневом варианте aggredi происходит от adgradi ( gradus - "шаг", а ad - "на"), т.е. получается в буквальном смысле "двигаться на" или "наступать". Отсюда следует, что первоначально слова "быть агрессивным" означали нечто вроде "двигаться в направлении цели без промедления, без страха и сомнения" и лишь в дальнейшем стали отражать враждебное отношение к кому-либо.
  Значение слова "насилие" в "Толковом словаре живого великорусского языка" В. Даля также имеет множество толкований:
  "Насилие" и "насильство" - характеризуются как принуждение, неволя, нужа, силование, действие обидное, незаконное и своевольное.
  "Насиловать" - насилить кого-либо, силовать, принуждать, неволить.
  "Насильник" - притеснитель, обидчик, своевольник, самоуправщик, достигающий волю свою насилием [42, с. 469]. В этом случае, "насилие" можно определить как демонстрацию окружающим своей угрозы нападения или прямое применение силы.
  Несмотря на существующие разногласия относительно определений агрессии и насилия, многие специалисты склоняются к принятию такого значения, в которое входят как категории намерения или цели причинить вред или нанести ущерб другим, так и актуальное причинение оскорбления или вреда. В свое время Э.Фромм дал наиболее широкое понятие агрессии как намеренное причинение ущерба не только человеку или животному, но и всякому неживому объекту. По его мнению, все действия "разрушительного" типа есть агрессия, так как они имеют общую психологическую природу, сходную мотивацию, и в конечном счете представляют собой отреагирование агрессивных импульсов на эрзац-объекты [167]. В настоящее время большинством психологов принимается следующее определение: "агрессия - это любая форма поведения, нацеленного на оскорбление или причинение вреда другому живому существу, не желающему подобного обращения" [ 21, с. 26]. Как следует из принимаемого значения, агрессия здесь рассматривается только как форма социального поведения, включающего прямое или опосредованное взаимодействие как минимум двух человеческих индивидов, она может носить физический и психологический характер, например при внушении или гипнозе. Агрессия присутствует в некоторых случаях физического бездействия, например при оставлении в опасности. Агрессивные действия могут иметь непредумышленный характер, например, когда пьяный водитель вновь садится за руль и по его вине происходит дорожное происшествие. Агрессивность, как качество личности, включает в себя враждебное отношение к кому-либо в виде потенциальной готовности к совершению насилия. В свою очередь насилие определяется как "умышленные физические действия, выражающиеся в причинении физического ущерба личности, а также угрозы нанесения ущерба, принудительное воздействие на человека, его притеснение" [4, с. 54], т.е. в определение насилия включается только такое поведение субъекта, которое имеет целенаправленные действия по достижению физического вреда или ущерба другому человеку. Следовательно, агрессивно-насильственное поведение заключается в субъективном враждебном отношении и нацеленности в нанесении другому человеку физических действий разрушающего характера. Сложность оценки агрессивно-насильственных действий заключается в том, что они имеют достаточно широкий диапазон проявления. Например, они могут возникать как реакция враждебности на создание другим препятствий или нанесение ущерба, а также проявляться "самопроизвольно", из желания воспрепятствовать, навредить кому-либо, обойтись с кем-то несправедливо, кого-нибудь оскорбить. Поэтому следует различать реактивную и спонтанную агрессию [170].
  Американский психолог С. Фишбах в своих исследованиях отметил целый ряд немаловажных различий, благодаря которым отграничиваются экспрессивная, враждебная и инструментальная агрессия. Экспрессивная агрессия представляет собой, по его мнению, "непроизвольный взрыв гнева и ярости, нецеленаправленный и быстро прекращающийся, причем источник нарушения спокойствия не обязательно подвергается нападению" [193]. Другой известный психолог - Л. Берковиц, в случае, когда действие не подконтрольно субъекту и протекает по типу аффекта, предпочитает говорить об импульсивной агрессии [183]. В юридической психологии принято также различать враждебный и инструментальный вид агрессии. Х. Хекхаузен считает, что "целью первой является главным образом нанесение вреда другому, в то время как вторая направлена на достижение цели нейтрального характера, а агрессия используется при этом лишь в качестве средства, например, в случае шантажа, воспитания путем наказания, выстрела в захватившего заложников бандита" [170, с. 367]. Инструментальную агрессию ряд исследователей, в свою очередь, подразделяет на индивидуально и социально мотивированную [194].
  Обобщить подходы к оценке агрессивно-насильственного поведения и составить наиболее полную классификацию действий, в которых проявляются агрессивные намерения, попытался А. Басс [186]. По его мнению, все многообразие агрессивных действий можно описать на основании трех шкал: физическая - вербальная, активная - пассивная, прямая - непрямая. Их комбинация дает восемь возможных категорий, под которые подпадает большинство отмеченных нами агрессивных действий (табл. 1).
 Таблица 1. Категории агрессии по Бассу
 Тип агрессии Примеры Физическая-активная-прямая Нанесение человеку ударов, избиение или ранение при помощи огнестрельного или холодного оружия Физическая-активная-непрямая Закладка мин-ловушек, сговор с наемным убийцей с целью уничтожения врага Физическая-пассивная-прямая Стремление физически не позволить другому достичь желаемой цели Физическая-пассивная-непрямая Отказ от выполнения необходимых задач Вербальная-активная-прямая Словесное оскорбление или унижение другого человека Вербальная-активная-непрямая Распространение злостной клеветы Вербальная-пассивная-прямая Отказ разговаривать с другим человеком Вербальная-пассивная-непрямая Отказ давать словесные пояснения или объяснения Другой подход к классификации агрессивных действий предложен в трудах отечественных ученых И.А. Кудрявцева, Н.А. Ратиновой и О.Ф. Савиной, где все многообразие актов агрессии было отнесено к трем различным классам на основании ведущего уровня саморегуляции поведения и места агрессивных проявлений в общей структуре деятельности субъекта [79].
  По этим основаниям первый класс составляют акты агрессии, которые осуществляются на уровне деятельности, побуждаясь соответствующими агрессивными мотивами, а саморегуляция поведения протекает на наиболее высоком, личностном уровне. Такая деятельность субъекта является максимально произвольной и осознанной, здесь индивид обладает наибольшей свободой воли, селективностью выбора средств и способов действий. Соответственно выбор агрессивных или неагрессивных форм поведения и соотнесение его с общепринятыми нормами осуществляются на иерархически наиболее высоком - личностном уровне саморегуляции.
  Второй класс, по мнению исследователей, образуют акты агрессии, релевантные уже не деятельности в целом, а соотносимые с уровнем действий. Поведение субъектов здесь находится под влиянием эмоционального напряжения, утрачивает мотивосообразность, а активность направляется аффективно насыщенными, ситуационно возникшими целями. Ведущим становится не личностно-смысловой, а индивидуальный уровень, где факторами, определяющими деяние, выступают не целостные смысловые образования и ценностные ориентации личности, а присущие субъекту индивидуально-психологические, характерологические особенности.
  Третий класс образуют акты агрессии, совершенные субъектами, находившимися в наиболее глубокой степени аффективной дезорганизации. В этих случаях, по мнению специалистов, регресс достигает индивидного уровня, при этом активность теряет не только мотивосообразность и целесообразность, но подчас носит неупорядоченный, хаотический характер, проявляющийся в форме двигательных стереотипий. Нарушение сознания достигает столь глубокой степени, что у субъекта практически утрачивается способность к адекватному отражению и целостному осмыслению происходящего, по существу полностью нарушается произвольность и опосредованность поведения, блокируется звено оценки, способность к интеллектуально-волевому самоконтролю и саморегуляции.
  Таким образом, как можно убедиться, в психологической литературе приводится большое количество самых разнообразных дефиниций и формулировок агрессии и насилия, но одни из них смешивают понятия агрессии как формы поведения и агрессивности как свойстве личности, другие являются слишком узкими и не охватывают всех видов и форм агрессивно-насильственного поведения, третьи, напротив, оказываются слишком широкими и включают такие действия, которые обычно как агрессия не рассматриваются.
  По мнению Ф.С. Сафуанова, "дать исчерпывающее определение всех существующих типов агрессии практически невозможно: любое из них неизбежно будет либо сужать, либо расширять границы понятия" [148, c. 24].
  В нашей работе мы ограничиваем предмет исследования только криминальной агрессией, которая охватывает более узкий круг явлений. В этом случае уголовно-правовые нормы относят к криминальной агрессии только такие действия, которые подпадают под признаки преступлений Особенной части Уголовного кодекса РФ [69]. Кроме того, эти действия должны реализовывать какой-либо умысел, прямой или косвенный. В круг общественно опасных действий и квалифицируемых преступлений агрессивно-насильственного характера попадают прежде всего различные виды убийства (ст. 105-107 УК РФ), доведение до самоубийства (ст. 110 УК РФ), умышленное причинение вреда здоровью разной степени тяжести (ст. 111-113, 115-117 УК РФ) и некоторые другие преступления, сопровождающиеся насилием, угрозами, унижением, особой жестокостью. С психологической точки зрения, к действиям, подпадающим под объем понятия "криминальная агрессия", в наибольшей степени относится такой вид агрессии в типологии Басса, как физическая, активная, прямая. В этом случае индивид реализует свое враждебное субъективное отношение в противоправных действиях агрессивно-насильственного характера.
  Учитывая проблемы, возникающие при понимании феномена агрессии, и неоднозначность соотношения мотива и цели при совершении правонарушения, можно определить криминальное агрессивно-насильственное поведение как форму поведения или действия, которое реализует субъективное враждебное намерение индивида по отношению к потерпевшему и объективно направлено на причинение вреда или ущерба его жизни или здоровью. В таком случае к агрессивно-насильственным преступлениям не будут относиться преступления, не направленные против жизни и здоровья граждан, а также действия, не связанные субъективным намерением по отношению к жертве, например, преступления, совершенные по неосторожности, т.е. легкомыслию или небрежности, или невинное причинение вреда.
  Следующей проблемой в нашем исследовании является вопрос о том, почему люди предпринимают агрессивно-насильственные действия. Эта тема до сих пор является предметом серьезной дискуссии среди ученых и специалистов. В настоящее время в истории психологических исследований агрессии имеются три основные теории, объясняющие природу данного явления, которые мы рассмотрим в той последовательности, в какой они создавались. Это теории влечения или инстинктивного поведения, фрустрационная теория агрессии и теория социального научения.
  Агрессию как форму инстинктивного поведения одним из первых начал изучать З. Фрейд. Первоначально, в своих ранних работах, он рассматривал агрессию как результат блокирования у человека его сексуального инстинкта - эроса, энергия которого, известная как либидо, направлена на упрочение, сохранение и воспроизводство жизни. В этом случае З. Фрейд не считал агрессию постоянной и неизбежной частью жизни людей, а рассматривал ее только как реакцию неудовольствия [164]. Однако, пережив опыт насилия в период первой мировой войны, З. Фрейд постепенно перешел к более мрачному убеждению в отношении сущности и источника агрессии. Он предположил наряду с основным сексуальным инстинктом существование у человека второго основного инстинкта - танатоса, или влечения к смерти, чья энергия направлена на разрушение и прекращение жизни. Ввиду того, что человек постоянно испытывает острый конфликт между сохранением жизни и ее разрушением, психологическая защита личности служит для того, чтобы направить энергию танатоса во внешний мир [165].
  Инстинкт смерти, следовательно, направлен против живого организма и несет разрушение другим. Если инстинкт смерти, считает Фрейд, сливается в своем влечении с сексуальным инстинктом, то он проявляет себя в садизме как извращенном половом удовлетворении, получаемом путем причинения страданий или унижений сексуальному партнеру [196].
  Отказ от агрессивных импульсов или вытеснение агрессии, направленной на других, из сознательной сферы личности в область бессознательного может привести, по мнению З. Фрейда, к серьезному психическому или соматическому заболеванию. Таким образом, по Фрейду, человек становится одержимым инстинктом смерти и разрушения, в связи с чем его агрессивность представляет собой не реакцию на воздействие окружающей среды, а имманентный и постоянно присутствующий в нем фактор, обусловленный самой природой. В целом З. Фрейд сделал очень важный шаг вперед к анализу биологических предпосылок феномена насилия, показав, что агрессия может иметь неосознаваемый мотивационный и проективный характер. Однако его теория страдает серьезным недостатком: она опирается на чисто абстрактные спекулятивные рассуждения и не имеет убедительных эмпирических доказательств.
  Понимания агрессии как инстинктивного поведения придерживался и другой известный ученый, основоположник этологии - К. Лоренц [107].
  По мнению К. Лоренца, агрессия является врожденным инстинктом борьбы за выживание, который присутствует у людей так же, как и у других живых существ. Инстинкт борьбы способствовал завоеванию человечеством широкого географического пространства и помог улучшить генетический фонд вида за счет выживаемости сильных и энергичных индивидуумов и лучшей организации защиты своего потомства. К. Лоренц считал, что в организме животных и человека должна постоянно накапливаться особого рода энергия агрессивного влечения, причем ее накопление происходит до тех пор, пока в результате воздействия соответствующего пускового раздражителя она не разрядится. В результате, чем больше агрессивной энергии "накапливал" в себе индивид, тем меньший силы стимул был ему нужен для того, чтобы агрессия "выплеснулась" вовне.
  Фактически, считал К. Лоренц, агрессивное поведение может проявлять себя даже при отсутствии высвобождающего стимула, т.е. спонтанно. Именно поэтому, по мнению К. Лоренца, так широко распространено у людей насилие в отношении представителей своего собственного вида, в отличие от большинства других живых существ. Согласно К. Лоренцу, все живые существа с рождения наделены возможностью подавлять все свои стремления, кроме природного инстинкта борьбы. Способность подавлять "инстинкт насилия" находится в прямой зависимости от их природной способности наносить серьезные повреждения своим жертвам. В этом случае, чем щедрее природа наделила опасных животных всем необходимым для успешного умерщвления других живых существ (проворством, огромными когтями и зубами), тем более им присуще сильное сдерживающее начало, препятствующее нападению на представителей собственного вида, в то время как менее опасные существа - люди, обладают гораздо более слабым сдерживающим началом. На заре истории человечества, рассуждал К. Лоренц, агрессивные действия против своих соплеменников, в ходе которых применялись кулаки и зубы, выглядели не столь уж страшными, так как вероятность нанесения друг другу серьезного увечья была незначительна. Однако технический прогресс сделал возможным появление оружия массового поражения, тогда как контроль над "инстинктом насилия" остался у людей на прежнем уровне. В результате, человечество само оказалось под угрозой выживания и постоянного насилия со стороны других людей. Несмотря на то, что К. Лоренц, как и З. Фрейд, считал агрессию в жизни людей "неизбежным злом", он более оптимистично смотрел на возможность ослабления агрессии и контроля насильственного поведения. К. Лоренц полагал, что участие человека в замещающих насилие действиях, не связанных напрямую с причинением ущерба, таких как спортивные состязания, тяжелая физическая работа и т.д., может существенно предотвратить накопление агрессивной энергии до опасного уровня и снизить вероятность вспышек насилия. Относительно самой концепции проявления агрессии наиболее серьезные возражения возникают по поводу методического приема, который применил Лоренц в своем исследовании, когда он изучал агрессивное поведение животных, а выводы и заключение отнес к человеку. Несмотря на определенное различие концепций З. Фрейда и К. Лоренца, которые под разным углом зрения рассматривали происхождение агрессии в жизни людей, общим для них выступает положение о том, что агрессия является преимущественно врожденным фактором, следовательно, насилие в жизни людей никогда нельзя устранить. Агрессивные действия в данной теории считаются следствием высокого уровня агрессивности как свойстве личности. Самое большее, чего можно достичь, на их взгляд, это попытаться ограничить вероятность проявления подобных явлений или ослабить их интенсивность.
  Согласно следующей концепции, которая носит название "фрустрационная теория", агрессия - это не автоматически появляющееся в недрах организма влечение, а следствие фрустрации, т.е. препятствий, возникающих на пути целенаправленных действий субъекта, или же крушения ожиданий и целей, к которым он стремился.
  В этом случае пусковым механизмом агрессии будет выступать определенное психологическое состояние субъекта - фрустрация, которое возникает из-за расстройства планов или крушения надежд. Рассматриваемая теория утверждает, что, во-первых, агрессия всегда есть следствие фрустрации и, во-вторых, фрустрация всегда влечет за собой агрессию.
  Д. Доллард, представляющий эту теорию, считал, что чем в большей степени субъект предвкушает удовольствие и чем сильнее будет препятствие в достижении его цели, тем сильнее данный субъект будет испытывать толчок к агрессивному поведению [190]. Развивая эту точку зрения, другой исследователь - Миллер, предположил, что если фрустрированного индивидуума предварительно запугать наказанием за возможное насилие с его стороны по отношению к конкретному индивиду, он все равно будет стремиться к агрессивным действиям, но направит их на совершенно другого человека, нападение на которого связано с меньшим наказанием, но который имеет относительно высокое ассоциативное сходство с фрустратором [190].
  Л. Берковиц, который продолжил исследования в этой области, отказался от постулата, что фрустрация всегда ведет к агрессии. Он ввел две промежуточные переменные, одна из которых относилась к побуждению, а другая - к направленности поведения. По мнению Л. Берковица, фрустрация создает только готовность к агрессивным действиям. Само же насилие проявляется лишь в том случае, когда присутствуют соответствующие посылы к агрессии - стимулы окружающей среды, связанные с актуальными факторами, провоцирующими злость. Причем, считает Л. Берковиц, стимул приобретает агрессивное значение, если оказывается связанным с пережитыми ранее дискомфортом и болью. Затем данные стимулы могут и в дальнейшем склонять к агрессивным действиям индивидуумов, которые ранее были спровоцированы или фрустрированы [184]. Л. Берковиц считал, что в ряде случаев роль посылов к агрессии могут играть люди с определенными чертами характера или с определенной внешностью, притягивающие насильников, а также физические объекты, созданные для демонстрации насилия - холодное или огнестрельное оружие. Более того, он полагал, что люди с физическими отклонениями в каком-то смысле обречены притягивать к себе страдания и становиться объектом проявления к ним враждебности со стороны общества, поскольку сам их дефект или болезнь, ассоциирующийся со страданием и болью, способен спровоцировать людей, предрасположенных к агрессии, на манифестацию специфических действий насильственного характера, когда проявляется "комплекс Квазимодо". По сравнению с теорией влечения, представители фрустрационной агрессии достаточно оптимистично рассматривают возможности предотвращения агрессивного поведения или контроля над ним, так как связывают проявление агрессивной реакции с влиянием особых условий окружающей среды, а не врожденной предрасположенности к совершению насильственных действий. Согласно их выводам, людей можно научить контролировать свое агрессивное поведение в процессе выработки у них конструктивных или неагрессивных привычек в ответ на провокацию. Основным недостатком фрустрационной теории агрессии, на наш взгляд, является то, что личность в ней выглядит пассивным, зависимым от окружающей среды объектом, при этом не учитываются ее морально-нравственные регуляторы поведения, ценностные ориентации и социальный статус.
  Следующая теория рассматривает агрессию как приобретенное социальное поведение личности, включающее в себя действия, за которыми стоят сложные навыки, требующие всестороннего научения.
  По мнению одного из авторов этой концепции, известного американского психолога А. Бандуры, для того, чтобы осуществить агрессивное действие нужно хорошо знать, как обращаться с оружием, какие движения при физическом контакте будут болезненными для жертвы, а также необходимо понимать, какие именно слова или действия причиняют страдания объектам агрессии. Поскольку эти знания не даются при рождении, люди вначале должны научиться вести себя агрессивно [181].
  Следовательно, по мнению А. Бандуры, агрессивное поведение быстрее всего усваивается и поддерживается путем непосредственного участия в акте насилия, а также в результате пассивного наблюдения за тем, как могут проявляться агрессивные поступки [182]. А. Бандура сумел включить в свою концепцию основные положительные теоретические наработки и достижения своих предшественников, что позволило ему рассмотреть формирование агрессивного поведения с учетом трех моментов: способов усвоения подобных действий, где рассматривается роль биологических факторов; условий, провоцирующих появление агрессии, где рассматривается роль побудительных и мотивационных факторов; а также психологических механизмов закрепления агрессии как факторов социальной регуляции поведения. Методологической основой данного направления выступает синтез основных традиций теории научения и когнитивных теорий мотивации, где поведение определяется привлекательностью предвосхищаемых последствий действий.
  К их числу относится, во-первых, подкрепление со стороны других людей, а во-вторых, самоподкрепление, которое зависит от соблюдения обязательных для личности внутренних стандартов поведения. Поэтому при одних и тех же особенностях ситуации вместо агрессии субъект может выбрать действие совершенно иного типа, например подчинение, достижение, отступление, конструктивное решение проблемы и т.д. Исходя из этого, весьма эффективным средством контроля насилия может стать устранение или снижение влияния всех трех условий, поддерживающих агрессивное поведение: биологических, мотивационных, социальных. Злонамеренное поведение, считает А. Бандура, еще остается в репертуаре индивидов как приобретенная социальная модель, но изменение указанных условий может привести к предотвращению или ослаблению агрессии.
  Теория социального научения А. Бандуры, в отличие от разработок его предшественников, привлекает внимание своим дифференциальным подходом к структуре агрессии и оптимистичным взглядом на возможность ее предотвращения или контроля. В то же время, по нашему мнению, недостаточно внимания в его концепции уделяется осознанию всей сложности и не-однозначности феномена агрессии, его непростой роли в человеческой истории, что в конечном итоге позволяет агрессии глубоко укорениться в человеке и стать в чем-то неистребимой. В теории А. Бандуры нет также четких различий и отграничений видов агрессии, что может приводить к противоречию в объяснении насильственного поведения. Например, по мнению А. Бандуры, при совершении субъектом целенаправленных насильственных действий агрессивность субъекта всегда будет снижаться даже при частичном достижении цели. Однако, как подтвердили исследования, если субъект совершает целенаправленные насильственные действия под влиянием аффекта гнева, агрессивность у индивида не только не снижается, а, наоборот, возобновляется с новой силой. Поэтому в ряде случаев необходимо рассматривать агрессию и агрессивно-насильственное поведение в органичной связи с ситуацией и устойчивыми психологическими особенностями личности, т.е. определять их как потенциальный фактор насильственного правонарушения, который при определенных воздействиях среды или ситуации может стать реально действующим.
  Следующая проблема исследования агрессивно-насильственного преступника связана с основными подходами к анализу этого явления. Мы предлагаем рассмотреть существующие в юридической психологии подходы в виде взаимосвязанных между собой уровней структуры личности. Однако следует отметить, что данные уровни анализа личности не сводимы один к другому и характеризуются разными свойствами. При этом между ними существует тесная взаимосвязь: элементы нижестоящего уровня "представлены" в вышестоящем и подчиняются его закономерностям, в то же время вышестоящий уровень не сводится к нижестоящему. В настоящее время в исследовании проблем насильственного преступного поведения можно выделить следующие уровни анализа личности. На нижнем уровне - индивидуальных особенностей - мы изучаем личность агрессивно-насильственного преступника и его психологические характеристики. На более высоких уровнях - философском и социологическом - исследуется состояние, структура и тенденции насильственной преступности в целом, ее причины, социально-психологические закономерности и факторы. По мнению ученых, не существует какой-то общей, основной причины, которая исчерпывающе объясняет происхождение насильственной преступности во всем ее разнообразии. Все дело заключается в том, на каком уровне анализируется поставленный вопрос [73].
  На общесоциальном уровне проблему насильственной преступности рассматривали Ю.М. Антонян, В.Н. Кудрявцев, В.В. Лунеев, А.В. Наумов и многие другие. Авторы утверждают, что хотя в разных социально-экономических формациях, в различных исторических условиях причины насильственной преступности являются неодинаковыми, все же имеется нечто общее: "в основе этих причин всегда лежат объективные социальные противоречия" [78, с. 11] Поэтому, по их мнению, в первую очередь необходим анализ социальной структуры общества, конкретных процессов и явлений в экономической, политической, социальной и духовной сферах жизни, которые могут оказывать влияние на рост насильственной преступности.
  Так, например, Ю.М. Антонян в своих работах по разработке и изучению проблемы личности агрессивно-насильственного преступника использовал широкий круг научных, философских, культурологических, психологических и криминологических аргументов. Такой дифференцированный подход к данной проблеме дает возможность, по его мнению, выделить различные уровни насильственных действий "на уровне всего общества, страны и даже большинства стран мира, как это было во время мировых войн; на уровне отдельных социальных групп, иногда очень крупных, например, во время межнациональных или межрелигиозных конфликтов; наконец, на уровне малой социальной группы и отдельного индивида" [5, с. 20]. На основе приведенной группировки насилия Ю.М. Антонян предлагает разграничить насилие в жизни общества на горизонтальное и вертикальное.
  Вертикальным насилием Ю.М. Антонян считает уничтожение тоталитарным государством своих сограждан и мирного населения во время войны, а горизонтальным - "обычное" криминальное или бытовое насилие. Действительно, в ряде случаев государственное насилие тоталитарного режима дает возможность индивидам с насильственной ориентацией под предлогом "защиты от врагов нации" разряжать свои патологические склонности "в рамках закона и поддержания порядка в стране", когда "проекция своих побуждений в тоталитарном обществе на вождя нации позволяет ее членам освободиться от внутренней моральной ответственности - совести и разряжать патологические наклонности, не боясь социального осуждения" [205, с. 89-90]. С другой стороны, "когда на смену тоталитаризму приходит демократия, то из-за слабости ее властных структур в первое время происходит разгул насилия между людьми", так как тираническое государство постоянно и везде насаждало насилие и жестокость, делая их привычным, обыденным средством решения больших и малых проблем, в том числе межличностных. Люди, которые долгие годы жили под прессом государственной нетерпимости и при весьма скудном достатке, постепенно аккумулируют в себе соответствующие образцы и нормы, которыми начинают руководствоваться в жизни [5, с. 86].
  Поэтому, считает Ю.М. Антонян, "человек не будет убивать и мучить только потому, что унаследовал разрушительные тенденции - такие поступки могут иметь место только потому, что социальная среда сформировала соответствующие мотивы и придала агрессии противоправную окраску". Отсюда следует, что в первую очередь именно социальные условия являются тем механизмом, который запускает в действие агрессивные тенденции [5, с. 33]. Другой ученый - В.М. Кудрявцев в своих исследованиях социальной детерминации насильственной преступности выделил тройной механизм ее обусловленности: во-первых, путем определенного социального формирования личности; во-вторых, путем дачи ей предписаний противоправного или противоречивого характера; в третьих, путем постановки личности в ситуации, вынуждающие и облегчающие выбор насильственного варианта преступного поведения [78]. Анализируя насильственное поведение, В.М. Кудрявцев модифицирует ставшую уже классической схему обусловливания преступного поведения в виде: "ситуация - личность - преступное поведение" на: "социальные потребности - социальные возможности удовлетворения потребностей - преступность", и предлагает вместо прямой связи между личностью и преступлением рассматривать всю систему социальных связей личности, внутри которой могут формироваться детерминанты социально приемлемого или социально опасного поведения лиц [78, с. 15].
  В.В. Лунеев в своих работах дает развернутую характеристику преступного насилия как процесса, протекающего на индивидуальном уровне, на уровне общества, представляющего собой весьма распространенное явление на мировой арене, что и вызывает озабоченность международных организаций [150]. Наиболее сложные проблемы с насильственной преступности, по мнению В.В. Лунеева, связаны в большинстве стран с крупными городами, где люди, и преступники в том числе, легко могут затеряться. Эти проблемы непрерывно обостряются в результате роста городов, мобильности населения, увеличения различий между городами. Анализируя протекающие в современном мире тенденции социальной жизни, автор отмечает, что "бесплановая нелегальная урбанизация, сопровождающаяся быстрыми социальными изменениями и миграционными процессами, ведет к перенаселенности городов и пригородных районов, способствует росту насилия" [119, с. 5]. Отмеченные социально-экономические факторы, считает В.В. Лунеев, приводят к тому, что у селян, прибывших в город в поисках счастливой жизни, ослабляются семейные связи, утрачиваются традиционные формы контроля и самоконтроля. Люди сталкиваются с необычными для них проявлениями культуры, с отчужденностью, присущей городским жителям, с неустроенностью жизни и быта. В условиях, позволяющих обеспечить анонимность существования, которые характерны для крупных городских агломераций, насилие имеет особую распространенность. Эти причины, в свою очередь, ведут к возникновению страха, изоляции, отсутствию чувства безопасности, виктимизации и широкому распространению насилия, так как "маргинальная" личность испытывает высокое социальное напряжение и легко вступает в конфликт с окружающей социальной средой [119, с. 5].
  Следующий уровень анализа данной проблематики рассматривает социально-психологические факторы насильственных преступлений.
  Отечественный психолог В.Л. Васильев в исследованиях агрессивно-насильственных преступников отмечает негативное влияние ближайшего окружения, низкий уровень их социализации и эгоцентризм. В результате около 85 % преступлений против личности совершаются лицами, которые были связаны с потерпевшими деловыми, родственными, интимными и другими близкими отношениями, а преступное насилие явилось конечной фазой конфликта, возникшего в результате этих отношений [28]. Автор считает, что для изучения насильственного преступника необходимо использовать глубокое знакомство с социальными группами, членом которых является данный индивидуум, так как "изучение структур взаимоотношений, бытующих в ближайшей среде этого лица, знание психологии социальных групп, членом которых является эта личность, необходимо для раскрытия связи личности и общества, связи индивидуального и общественного сознания" [28].
  Другой психолог - С.В. Кудрявцев, анализируя социально-психологические факторы, оказывающие влияние на совершение насильственных преступлений, относит к ним "общественное настроение или нормы и стереотипы поведения, механизмы группового давления и групповой солидарности или механизмы межличностного взаимодействия, психологические процессы формирования личности, завоевания группового и социального статуса или местные традиции и обычаи" [81, с. 39].
  Задача специалистов, по мнению С.В. Кудрявцева, заключается в том, чтобы раскрыть качественные преобразования социально-психологических процессов и показать, при каких модификациях они становятся факторами, порождающими преступное насилие. Для этого необходимо определенным образом структурировать комплекс этих явлений по уровням: массовые, групповые и индивидуальные. Кроме этого он предлагает разделить названные процессы на "стабильные", мало изменяющиеся со сменой социальных условий, и "лабильные", непосредственно зависящие от этих условий.
  В этом случае в формировании и непосредственном "продуцировании" преступного насилия участвуют социально-психологические факторы, имеющие не только различные уровни, но и разные динамические характеристики и степень взаимосвязи с условиями внешней среды, где ситуативные установки, постепенно закрепляясь в личностных и групповых структурах, в массовом сознании, обретают свойства долговременных образований, т.е. "лабильные" процессы преобразуются в "стабильные" [80]. На индивидуальном уровне исследования агрессивно-насильственного преступника можно выделить следующие подходы: личностный, идеографический и патопсихологический.
  Личностный подход представляют Г.Х. Ефремова, Е.В. Петухов, Л.П. Конышева, А.Р. Ратинов, А.М. Яковлев и другие. В основе данного подхода находится положение об исследовании особенностей личности преступника "как совокупности психологических качеств, присущих человеку, совершившему преступление, которые наряду с другими факторами способствуют общественно опасному поведению" [176, с. 23]. В качестве основной психологической предпосылки при совершении преступлений авторы рассматривают, в первую очередь, изменения в структуре правосознания личности агрессивно-насильственного преступника. Правосознание понимается как "сфера общественного, группового и индивидуального сознания, отражающая правовую действительность в форме юридических знаний, оценочных отношений к праву и практике его применения, правовых установок и ценностных ориентаций, регулирующих человеческое поведение в юридически значимых ситуациях" [134, с. 62].
  У агрессивно-насильственного преступника изменение в структуре правосознания проявляется в искажении конкретных нравственно-психологических регуляторов поведения в виде: фаталистичности и негативной оценки прожитой жизни, снижения потребности в саморегуляции, ориентации на потребительскую и иждивенческую позицию, нарушения межличностных отношений, неприятия таких ценностей, как жизнь, здоровье, половая неприкосновенность и человеческое достоинство [131].
  Исследования, проведенные А.Р. Ратиновым и Г.Х. Ефремовой, показали, что отношения агрессивно-насильственных преступников к правовым ценностям существенно расходятся с их оценкой собственного противоправного поведения. Для агрессивно-насильственного преступника специфичным свойством личности становится отрицание общепризнанных норм поведения и негативный характер разделяемых им ценностных ориентаций. В то же время такой человек ощущает разрыв между своими ожиданиями, желаниями и действующими социальными нормами, испытывает чувство изоляции, непричастности к делам других, что препятствует усвоению норм, регулирующих поведение [135]. В качестве самооправдания своей позиции агрессивно-насильственный преступник применяет психологическую защиту, где ответственность большей частью возлагается на иных лиц или на внешние обстоятельства. Среди наиболее распространенных приемов психологической самозащиты личности агрессивно-насильственного преступника исследователи выделяют:
  1. Представление себя жертвой принуждения, зависимости, вероломства или обмана других лиц, либо собственных ошибок и заблуждений, которые якобы и повлекли за собой противоправные действия.
  2. Исключение ответственности за возникновение криминальной ситуации, которая рисуется как роковое стечение обстоятельств, а не результат собственной активности субъекта.
  3. Искаженное представление о криминальной ситуации, когда преувеличивается значение одних элементов и преуменьшается значение других, что якобы исключает применение к нему соответствующих норм и санкций; непроизвольное ретуширование действительности, смещение отдельных обстоятельств по месту, времени и роли участвующих лиц.
  4. Убеждение в формальности нарушенных запретов, обыденности подобных действий, в силу чего они расцениваются как допустимые.
  5. Девальвация правовых ценностей, обесценивание жертвы преступления и тем самым непризнание вредных последствий и общественной опасности деяния.
  6. Умаление и приукрашивание своей роли в совершении преступления, представление своего поведения в благородном освещении, в виде помощи другим людям, защиты справедливости и т.д.
  7. Подмена и облагораживание подлинных побуждений и ценностей поведения, в результате чего деяние представляется извинительным и даже правомерным.
  8. Снижение рефлексивных способностей, возможности предвидения и самоконтроля, чем достигается "раскрепощение" личности, внутренняя свобода от нормативных ограничений.
  9. Рассмотрение себя в качестве пассивного объекта внешних воздействий, за поступки которого ответственны среда, общество, повинны ненормальные условия жизни, что делает как бы неизбежным противоправный образ действий.
  10. Гипертрофия ценности личных качеств, утверждение своей исключительности, ставящее субъекта в его собственных глазах вне нормативных рамок и обычной юрисдикции.
  Содержание и формы психологической самозащиты могут существенно различаться в зависимости от общего уровня развития человека, его нравственных и правовых установок, это приводит к проективному искажению восприятия действительности насильственным преступником и формированию у него двух оценочных систем, одна из которых предназначена для оценки поведения других лиц, а вторая - для оценки собственного поведения. В результате проективного искажения правовая самооценка агрессивно-насильственного преступника существенно отличается от декларируемой, является по сравнению с ней сниженной и даже противоположной. Она основана на механизме психической самозащиты и внутреннего освобождения от ответственности, в силу чего и происходит отчуждение правонарушителя от социального правового контроля, нейтрализация последнего и самооправдание совершенных деяний. Например, если корыстные преступники в большинстве случаев (63 %) ограничиваются формальной констатацией факта совершения преступления без каких-либо его нравственных оценок и объяснений, то у насильственных преступников тактика совершенно иная. Они, в первую очередь, обвиняют в происшедшем потерпевшего (так делают 87 % убийц и 52 % хулиганов) или других лиц. Когда же собственную вину отрицать невозможно, появляются ссылки на "судьбу", на ошибки родителей и педагогов [99]. "Говоря о психических механизмах самозащиты, отмечают исследователи, - мы имеем в виду не столько сознательное приискание способов реабилитации себя и своих поступков, сколько бессознательные или не вполне осознаваемые тенденции, формирующие искаженное видение действительности" [135]. Специальное исследование основных механизмов защиты, которые чаще всего используются агрессивно-насильственными преступниками было проведено Е.С. Романовой и Л.Р. Гребенниковым [141].
  Экспериментальное исследование показало, что согласно рейтингам Вайллента и Плутчика насильственные преступники гораздо чаще используют такие наиболее примитивные механизмы защиты, как проекция, отрицание, подавление, замещение [209, 217]. Исследователи отмечают, что применение примитивных механизмов защиты может означать наличие у испытуемых очень малой степени осознания и, напротив, чрезвычайно большую степень искажения в восприятии определенных аспектов реальности. Так как использование механизмов защиты является индивидуальным способом искажения когнитивной и эмоциональной составляющих образа реальности субъекта, то это находит отражение в поведении личности насильственного преступника, сообщая ей защитно-агрессивный (девиантный, зависимый, патологический) характер. Это ведет к конфликту с реальностью, к общественному неодобрению и разным формам воздействия со стороны общества. В результате реальность может стать для индивида еще более неприемлемой, что грозит внутренним конфликтом и ведет к дальнейшей патологии защитного функционирования. В то же время содержательные характеристики механизмов защиты, используемые насильственными преступниками, соответствуют предполагаемым психологическим и поведенческим характеристикам лиц с данным типом девиантного поведения.
  Отрицание, например, предполагает бессознательное отвержение самого факта наличия травмирующей ситуации, блокирование на стадии восприятия информации, несоответствующей вероятностным моделям, сложившимся в перцептивном опыте субъекта. У агрессивно-насильственного преступника, по-видимому, имеет место отрицание некоторых социально заданных норм, что находит отражение в поведении правонарушителей. В этом случае хулиганские действия (один из видов агрессивно-насильственного поведения) могут быть определены как "некоторый тип поведенческого творчества в негативном смысле этого слова" [141, с. 104]. С этим положением согласуются многочисленные эмпирические данные об использовании отрицания как защиты лицами с демонстративной акцентуацией или страдающими истерией [87]. Отсюда следует, что хулиганские действия имеют функциональный смысл привлечения к себе внимания лиц с нерешенной проблемой идентификации. Стандартные меры общественного воздействия на таких лиц, как правило, не имеют ожидаемого эффекта, поскольку внешний конфликт не допускается до осознания. Он блокируется с помощью механизма отрицания или редуцируется с помощью близкого к отрицанию защитного подавления. В итоге меры общественного воздействия на индивидов с подобной акцентуацией могут приводить к противоположному по замыслу результату, так как в своей основе выражают привлечение внимания к лицам, которые бессознательно в этом заинтересованы. Другим направлением анализа в рамках личностного подхода насильственного преступника является выделение индивидуально-психологических качеств, способствующих совершению данного вида правонарушений. Исследователи отмечают, что от правопослушных граждан агрессивно-насильственные преступники отличаются определенным нарушением эмоционально-волевой сферы и нравственно-психологическими отклонениями (деформациями) личности [132]. Е.В. Петухов считает, что "противоправным деяниям большинства насильственных преступников весьма способствуют такие их отличительные черты, как повышенная возбудимость и впечатлительность (эмотивность), ослабленный самоконтроль и негибкость (ригидность) поведения. Их нравственно-психологические установки определяют устойчивое представление (концепцию) о враждебности окружающего мира, вызывая чувство несправедливо обиженных, имеющих моральное право руководствоваться возмездием и самосудом, пользоваться физическим превосходством над окружающими, подчиняя их себе, и т.п." [124, с. 24].
  Идеографический подход исследования индивидуального уровня агрессивно-насильственного преступника обосновывают отечественные ученые Ю.М. Антонян, М.И. Еникеев, В.Е. Эминов и Е.Г. Самовичев.
  Авторы считают, что исследований, направленных на выявление ценностно-нормативной системы насильственного преступника и его нравственных сторон, уже недостаточно для раскрытия сущности личности и, соответственно, причин преступного поведения, поэтому необходимо применять "монографический метод" [8]. В психологии этот метод получил название "идеографический" или метод "case study". В его основе лежит углубленное изучение причин преступного поведения с помощью таких психологических методик, как беседа и проективное тестирование, которым предшествует тщательное ознакомление со всеми имеющимися на данное лицо материалами. Такое изучение, по мнению авторов, "позволяет получить представление об особенностях мировосприятия, о потребностях и интересах, чувственно-эмоциональной сфере, об основных мотивационных тенденциях, бессознательных или осознаваемых частично, о характерологических чертах, ценностных ориентациях и установках, о направленности личности в целом, ее типе" [8, c. 14].
  Авторский коллектив считает, что "подобный подход дает возможность проследить и понять жизненный путь человека, оценить его опыт, выявить социальные роли и статусы, условия воспитания и формирования личности, специфику общения и взаимодействия с другими людьми" [8, с. 14]. Глубинно-психологическое знание о конкретном человеке, по мнению ученых, не может быть получено традиционными методами социологического опроса. Для исследователя требуется определенное доверие со стороны опрашиваемого, умение поставить себя на его место, вжиться в его образ, чтобы понять его и прожитую им жизнь. Авторы призывают "видеть в преступнике "живую", думающую, чувствующую, переживающую личность, а не бледное и искаженное его отражение, имеющееся в следственных или судебных материалах" [8, с. 14]. В качестве первоначального объекта анализа истории жизни насильственного преступника Е.Г. Самовичев предлагает избрать структуру его семьи и особенности отношений субъекта с такими лицами, как отец и мать [147]. Значимость этих лиц на формирование личности ребенка подтверждается целым рядом эмпирических исследований. Например, Л.А. Волошина в своих исследованиях приводит данные, согласно которым в семьях насильственных преступников дети в 7 раз чаще, чем в семьях корыстных преступников, ощущали равнодушие к себе, понимали, что ими тяготятся; их почти вдвое чаще излишне контролировали, навязывали свою волю и наказывали. Каждый пятый насильственный преступник (21,6 %) был к матери безразличен либо относился к ней отрицательно. Большинство насильственных преступников признает, что родители в детстве подвергали их физическим наказаниям, при этом более 40 % сказали, что их избивали периодически или постоянно, а около 20 % - что избивали сильно [34].
  Патопсихологический метод наиболее широкое распространение получил у зарубежных специалистов, где он имеет давние традиции, начиная с известных работ Ч. Ломброзо и его последователей [105, 201, 202].
  Среди современных зарубежных авторов необходимо выделить монографию Г. Вальдера, где он на основе учения Л. Зонди о побуждениях создал криминало-биологическую типологию с синдроматикой. В его работе доказана возможность использования теста Л. Зонди для определения структуры побуждений преступников, подчеркивается особая роль этого теста в процессе следствия как одного из способа раскрытия преступления и в прогнозировании возможности условного освобождения [218]. В работе С. Дери проведены сравнительные исследования убийц, проституток, несовершеннолетних и корыстных преступников [191], а Х. Элленберг описал преступников-психопатов на основе изучения ста убийц и грабителей [192]. Следует также выделить труды Э. Стумпера, раскрывающего сходство в нарушении побуждений между больными психозом и преступниками [216] и О. Кернберга, исследовавшего проявление агрессии при различных видах психических расстройств [68].
  Отечественные исследования криминальной патопсихологии основаны на теоретических идеях и практических разработках Л.С. Выготского, П.Б. Ганнушкина, Б.В. Зейгарник, А.Р. Лурия, В.Н. Мясищева, А.Е. Личко и многих других ученых. Например, в исследованиях Б.С. Братуся показан принцип формирования так называемой "биологической зависимости" при нарушении системы потребностей. Будучи ситуационно обусловленной, такая потребность превращается в патологическое влечение, притом императивное, главенствующее. В итоге эта потребность не может быть удовлетворена в рамках социально принятых нормативов и ценностей. Для ее удовлетворения выделяются вспомогательные средства, которые уже носят ярко выраженный антисоциальный характер [17]. В дальнейшем патологические исследования личности агрессивно-насильственного преступника получили развитие в работах С.В. Бородина, Л.М. Балабановой, В.В. Гульдан, Э.П. Котовой, Н.Ф. Кузнецовой, Т.П. Печерниковой и других авторов.
  Используя теоретические положения Б.В. Зейгарник и материалы собственных эмпирических исследований, Ю.М. Антонян и В.В. Гульдан разработали классификацию мотивов преступлений, где в качестве условий их формирования выступает определенная патология личности или патология деятельности [7]. На основе предложенного подхода для раскрытия содержания насильственных противоправных действий выделяются следующие мотивы поведения:
  Аффектогенные мотивы часто наблюдаются в насильственных преступных действиях правонарушителей с психическими аномалиями, у психопатических личностей и у лиц с психопатоподобными расстройствами. Это обусловлено особенностью эмоциональных реакций этих преступников, их повышенной возбудимостью, застреваемостью аффективных переживаний, разрядка которых часто приводит к действиям, отличающимся жестокостью, агрессивностью, вандализмом. Необходимым условием возникновения аффективной реакции является субъективное ощущение необходимости немедленных ответных действий против обидчика с ощущением невозможности совершения таких действий.
  Ситуационно-импульсивные мотивы связаны с удовлетворением актуальных потребностей без учета существующих социальных норм, прошлого опыта, внешней обстановки, возможных последствий своих действий. Возникновение и реализация ситуационно-импульсивных мотивов насильственных противоправных действий у субъектов тесно связано с нарушением их регуляции поведения со стороны прошлого опыта, прогноза своих действий и их возможных последствий.
  Анэтические мотивы затрагивают нарушение опосредования деятельности на самом высшем уровне регуляции поведения - уровне морально-этических и правовых норм. Многие насильственные преступления, например убийства, совершаемые по этим мотивам, носят тщательно спланированный характер с продуманностью всех действий и операций на различных этапах их подготовки и осуществления с последующим сокрытием следов.
  Мотивы "суррогаты" связаны с выполнением насильственных преступных действий по реализации потребностей в объектах биологически неадекватных или запрещаемых существующими социальными нормами, но которые приобрели для преступника побудительную и смыслообразующую функцию: сексуальные перверзии, некрофилия, гомосексуальное поведение, педофилия, пиромания, дромомания и т.д.
  В психопатической самоактуализации побудительную силу приобретают определенные черты личности, например агрессивность или подозрительность, стремление к реализации которых становится мотивом поведения.
  Суггестивные мотивы связаны с внушающим воздействием суггестивного влияния лидеров группы или внутригрупповой динамикой ролевого поведения.
  Неосознанные мотивы -- это мотивы насильственных противоправных действий, смысл которых неясен или неочевиден, побудительная основа которой формируется в детском возрасте и находится в глубинах психики, а преступное поведение носит "замещающий" характер.
  На наш взгляд, при несомненно глубокой теоретической проработке данного подхода, остается проблема практического использования предложенной типологии мотивов, при анализе совершения преступления, так как у эксперта могут возникать определенные трудности в точности соотнесения деяния к тому или иному виду мотивации. Например, при аффектогенной, ситуационно-импульсивной или психопатической самоактуализации внешние формы поведения и внутренние границы дифференции этих мотивов могут оказаться размытыми.
  В то же время изучение нарушений развития личности преступника, проявляющиеся, в частности, как изменение иерархии мотивов, их смыслообразующей функции, порождение патологических потребностей и мотивов имеет серьезное значение не только в индивидуальном или сугубо практическом случае, но и в теоретическом, так как здесь вскрываются механизмы порождения новых потребностей, мотивов, ценностных ориентаций человека.
  Таким образом, при рассмотрении существующих в юридической психологии подходов к изучению личности агрессивно-насильственного преступника можно выделить разные уровни анализа и описания детерминирующих признаков поведения, каждый из которых высвечивает свою проблемную область исследования.
  По нашему мнению, для более полного анализа закономерностей формирования агрессивно-насильственного поведения и раскрытия психологических особенностей личности преступника необходимо осуществить комплексный подход к проведению исследования, в котором, по-возможности, будут представлены все аспекты обсуждаемой проблемы. Определяющим в данном вопросе является положение о том, что нет такого единого (и единственного) свойства личности, которое вызывало бы преступное поведение и отличало бы лиц, к нему склонных, от людей, соблюдающих правовые нормы, так как "принципиально различает преступников и непреступников... не одно какое-то свойство или их сумма, а их качественно неповторимое сочетание и особый при этом "удельный вес" каждого, т.е. пока еще недостаточно изученный комплекс личностных особенностей, который имеет характер системы" [132, с. 162].
 1.2. Концепция исследования личности
 агрессивно-насильственного преступника
  Как было показано выше, для наиболее адекватного понимания и изучения агрессивно-насильственного преступника необходимо рассмотреть его особенности личности на основе системного и многомерного подхода: учета в процессе исследования всеобщих социальных закономерностей, социально-психологических характеристик, индивидуальных свойств и черт. В этом случае, чтобы раскрыть психологические особенности агрессивно-насильственного преступника, целесообразно проанализировать детерминацию его поведения на индивидуальном уровне и выйти на уровень социальных обобщений. Для решения этой задачи следует провести исследование таких компонентов личности, которые по своему содержанию способны раскрыть целостную и системную сущность человека. По нашему мнению, таким многоуровневым психологическим понятием, пронизывающим всю структуру личности преступника, является мотивация агрессивно-насильственного поведения.
  Действительно, с одной стороны, мотив представляет собой одну из психологических форм отражения действительности, имманентно присутствующей в поведении. Он пронизывает все содержание и проявляется на всех этапах, соединяя поведение с личностью. В этом случае мотив является внутренней непосредственной причиной преступления и выражает личностное отношение к тому, на что направлены преступные действия.
  С другой стороны, мотив не может сформироваться без влияния внешних социальных условий, существовавших в различные периоды жизни человека. На направленность мотивации оказывают влияние прошлый опыт индивида, его социальное окружение, характерологические и культурные факторы действительности. По мнению ученых, "испытывая на себе влияние биологических и личностных особенностей, мотив олицетворяет единство объективного - социальной среды, и субъективного - личностных качеств, в которые трансформировались и через которые преломились объективные обстоятельства" [8, с. 147]. Отсюда следует, что исследование мотивации позволяет учитывать влияние объективных и субъективных факторов формирования личности.
  В то же время проблема мотивации преступного поведения, несмотря на свою актуальность, в настоящее время недостаточно разработана. По мнению отечественных специалистов, одной из причин того, что познание мотивов преступного поведения не достигло желаемых рубежей, является то, что соответствующие проблемы еще не окончательно решены в психологической теории. Например, А.А. Бодалев признает, что "знания, которыми в настоящее время располагает психологическая наука в целом о мотивах, о механизмах их образования, о способах их социально желательного формирования пока еще не достигли такого уровня, когда опора на них позволяла бы практикам надежно диагностировать характер истинных побуждений людей, определять структуру этих побуждений и безошибочно управлять ее развитием в нужном направлении" [113, с. 4].
  Во многом это происходит из-за резкого преобладания в исследовательских подходах количественного анализа мотивации в ущерб ее качественному изучению. В результате получается, что "основанием для выделения особых видов мотивов оказывается не различение потребностей, лежащих в их основе, а количественные различия осознанности, организованности и интенсивности соответствующих побуждений" [139, с. 88].
  В долгу перед практикой остается и юридическая психология. Ученые и специалисты отмечают, что "среди методических руководств и рекомендаций не встречается, за редким исключением, таких, которые облегчали бы проведение психологически грамотного исследования мотивов конкретного преступления" [176, с. 78].
  В этой связи более чем актуально звучит идея о необходимости проведения исследовательской работы, результатом которой может стать создание психологически обоснованной классификации мотивов преступного поведения, которая должна учитывать глубину и стойкость криминальных мотивов, их генезис, динамику формирования, подверженность коррекции [74].
  Мы полагаем, что психологическое исследование мотивации целесообразно проводить, опираясь на развиваемую в отечественной психологии деятельностную концепцию, которая дает возможность осуществить личностный подход к анализу этого явления, позволяет рассматривать мотивацию как системное качество и раскрывает основные закономерности ее функционирования на различных уровнях организации индивидуального бытия. В основе деятельностного подхода лежат идеи, заложенные Л.С. Выготским и С.Л. Рубинштейном [35, 142]. Основные положения этой концепции были сформулированы А.Н. Леонтьевым и развиты в работах его учеников [90].
  Понятию мотива принадлежит в этой концепции ведущее место, где он выступает в качестве компонента сложной системы - мотивационной сферы личности. Это позволяет проследить многие трансформации динамического по своей природе процесса мотивации, рассмотреть всю совокупность мотивов личности, которые формируются и развиваются в течение ее жизни.
  Известно, что в качестве генетической основы мотивации поведения, в том числе и преступного, выступают человеческие потребности. Потребности человека отражают его зависимость от внешнего мира, нужду в чем-либо. Ощущаемая личностью как состояние известной нехватки, которую организм старается восполнить, потребность направлена на повышение уровня активного приспособления человека к окружающей физической и социальной среде [122]. На психологическом уровне потребности опосредованы психическим отражением. Причем, это отражение осуществляется двояко.
  Во-первых, предметы, которые отвечают потребностям данного конкретного субъекта, проявляются своими объективными сигнальными признаками. Во-вторых, сигнализируются, чувственно отражаются субъектом и сами потребностные состояния. В силу этого потребности человека являются "исходными побуждениями его к деятельности: благодаря им в них он выступает как активное, действенное существо" [142, с. 626].
  "В связи с этим, - обоснованно утверждает отечественный ученый В.Н. Мясищев, - потребность представляет собой основной источник жизненной активности личности, основное ее проявление и важнейший дифференцирующий момент в характере личности" [114, с. 3].
  Следовательно, когда рассматривается процесс активности субъекта в его отношении к предмету потребности, речь идет о деятельности.
  Действительно, в конечном счете именно потребности служат внутренними причинами большинства актов поведения, в каждом конкретном случае побуждая человека действовать определенным образом. Однако социально-правовые нормы регламентируют как условия реализации потребности, так и ее предмет. При нарушении этих норм поведение, направленное на реализацию потребности, становится преступным или общественно опасным. Если рассматривать соотношение потребности и деятельности, то потребность первоначально выступает лишь как условие, как предпосылка деятельности, но как только субъект начинает действовать, происходит ее трансформация, и чем дальше разворачивается деятельность субъекта, тем отчетливее предпосылка превращается в результат деятельности. Деятельность субъекта в свою очередь начинает порождать новые потребности. В этом случае потребности составляют необходимые условия формирования человека на всех ступенях его развития. Общий путь развития человеческих потребностей принимает следующий вид: человек начинает действовать, чтобы удовлетворить свои биологические потребности, "но далее это отношение обращается, и человек удовлетворяет свои витальные потребности для того, чтобы действовать. Это и есть принципиальный путь развития потребностей человека" [88, с. 13]. Проблемой включения мотивации в общепсихологическую теорию деятельности являлись представления о потребностях преимущественно в виде их энергетической детерминанты. В результате, для целостного понимания психики требовалось согласовать проявляемую субъектом активность в виде динамического и содержательного аспектов мотивации, а также попытаться объяснить, "каким образом примитивная и слепая энергия потребностей приводит в движение тонко дифференцированные структуры приобретенного опыта" [31]. В отечественной психологии распространена традиция объяснять онтогенетическое развитие новых мотивационных отношений процессом опредмечивания потребностей, который, по мнению В.К. Вилюнаса, "имеет статус теоретического принципа" [32, с. 16]. Данный принцип утверждает, что "изначально потребность выступает лишь как состояние нужды организма, которое само по себе не способно вызвать никакой определенно направленной деятельности; для того чтобы такая потребность стала основой для целенаправленной активности, она должна получить определенность в отношении отвечающих ей внешних объектов, т.е. опредметиться, "наполниться" содержанием и тем как бы передать функцию организации деятельности предмету, способному ее удовлетворить, - мотиву. Момент, дающий начало этому процессу, характеризуется как "встреча потребности с предметом", как "чрезвычайный акт" в ее развитии" [89, с. 88].
  В этом случае предмет потребности, "материальный или идеальный, чувственно воспринимаемый или данный только в представлении, в мысленном плане" [88, с. 13], является побудителем поведения, очерчивает общий контур активности субъекта и обозначается как мотив.
  Побуждая и направляя деятельность, мотивы порождают действия, каждое из которых, подчиняясь лежащей за ним потребности, имеет собственное направление, зависящее от сознательного представления субъекта о том, что он должен предпринять, чтобы удовлетворить потребность. Эти сознательные представления о продукте, ожидаемом в результате активности, обозначаются как цель. Цель может носить общий характер, а может быть более конкретной. Общая цель намечает лишь общие перспективы преобразования ситуации, конкретная - полнее учитывает условия, в которых субъекту предстоит действовать, в последнем случае речь идет о задаче. Задача - это соотнесенная с условиями цель. Конкретизация цели происходит в период, когда человек начинает реализовывать свои замыслы. По мнению Б.В. Ломова, "исследование динамики взаимосвязей мотива и цели, трансформации цели в задачу имеет исключительно большое значение для разработки проблемы "сознательное-бессознательное (неосознаваемое)". Что именно будет осознаваться субъектом деятельности (более широко - поведения), а что нет, в конце концов, определяется этой динамикой, подчиняющейся объективным законам" [106, с. 209].
  Следовательно, выстраиваемая в деятельностном подходе цепочка элементов: потребность - мотив - цель показывает на неразрывную связь в психологическом анализе личности ее внешнего и внутреннего мира, субъективного и объективного, сознательного и бессознательного, а также на центральную роль мотивации в этом процессе.
  Действительно, при таком подходе к анализу деятельности акцент вначале делается на полюсе объекта. Мотив при этом выделяется как предмет деятельности, а субъект выступает как предпосылка деятельности. При дальнейшем рассмотрении возникает необходимость введения представления о "конкретном субъекте", о "личности как о внутреннем моменте деятельности". В итоге, деятельность во всей полноте объемлет оба полюса - полюс объекта и полюс субъекта [90]. В этом случае мотивация, являясь динамическим компонентом структуры деятельности, выступает связующим звеном субъектного и объектного полюсов, т.е. можно говорить о внутренних и внешних составляющих мотивации.
  Сознательная деятельность субъекта наиболее полно проявляется в отношении мотива к цели, т.е. в том, ради чего совершается действие. В качестве механизма осознания мотивов рассматривается процесс смыслообразования, выступающий как специфически мотивационная форма отражения реальности. Основной "мотивационной составляющей" сознания считается "личностный смысл", с помощью которого в сознании отражаются мотивационные процессы личности.
  Выявление личностного смысла, по мнению А.Н. Леонтьева, осуществляется путем анализа направленности поведения конкретного человека в конкретной ситуации, его эмоциональных реакций на всем протяжении развития этой ситуации, эмоциональных и рациональных оценок, его отношения к случившемуся [89]. Как было отмечено в работе К.Г. Сурнова, "смысловые образования опосредуют процесс опредмечивания потребностей и задают определенный способ и стиль мотивации, по отношению к которым другие способы и стили становятся для данной личности неприемлимыми" [156]. В этом случае смысловая сфера личности, представляя собой "личностный слой психического отражения", во многом определяет характер поведения и отношение человека к миру [16, с. 215].
  Понимание мотива как личностного смысла активности широко используется в юридической психологии. Например, К.Е. Игошев определяет мотив преступного поведения как "сформировавшееся под влиянием социальной среды и жизненного опыта личности побуждение, которое является внутренней непосредственной причиной преступной деятельности и выражает личностное отношение к тому, на что направлена преступная деятельность" [65, с. 88].
  В исследованиях под руководством Б.С. Братуся было обнаружено, что основные трудности перевоспитания малолетних правонарушителей часто кроются не в том, что подросток "не хочет" исправиться или "не понимает", что надо жить честно, а в том, что он не может этого сделать из-за наличия уже сформировавшейся и ставшей достаточно инертной системы смысловых образований, которая, несмотря на "хотение" и "понимание", продолжает определять прежнее, извращенное, "преступное" отношение к миру [16, с. 215]. Мотив, являющийся смыслообразующим для одной деятельности, в другой деятельности может выступать как мотив-стимул, который придает дополнительную энергию смыслообразующим мотивам. Побуждения образуют относительно устойчивую многовершинную иерархическую структуру. Наиболее высокое место в иерархии занимает такая деятельность, которая в данном отрезке жизни отражает наиболее значимые для человека отношения, - ведущая деятельность [89]. Следовательно, мотивация, проявляясь в системе смысловых образований личности, отражает ее особый, самостоятельный психологический план, который определяет главные и относительно постоянные отношения человека к основным сферам жизни - к окружающему миру, к другим людям, к самому себе. Согласно принципу соответствия мотива и поведения главным отличительным признаком любого поведения является наличие у него собственного, специфического, органически и внутренне с ним связанного мотива.
  Мотив является критерием вычленения отдельных форм поведения. Однако это не означает, что одно поведение не может побуждаться несколькими потребностями. Напротив, потребности, как правило, сосуществуют в рамках одного поведения, устанавливая различную взаимосвязь друг с другом и создавая многообразные сочетания. Входя в состав одного поведения, они тем самым создают единый мотив, побуждая к решению конкретной поведенческой задачи. Сложные и специфические человеческие формы поведения имеют сложный потребностный состав со своеобразными взаимосвязями потребностей в рамках единого вектора: мотив - цель. Отечественный ученый Б.Ф. Ломов считает, что "этот вектор выступает в роли системообразующего фактора, который организует всю систему психических процессов и состояний, формирующихся и развертывающихся в ходе деятельности" [106, с. 206]. В этом случае, по мнению Б.Ф. Ломова, "вектор "мотив - цель", являясь высшим регулятором деятельности, определенным образом организует и включенные в нее психические процессы, определяет в конце концов и динамику психических состояний" [106, с. 209]. Следовательно, мотивацию в таком аспекте можно рассматривать "как психодинамическую регулятивную систему личности, организующую деятельность по реализации определенного мотива" [110, с. 44].
  Мотив как непосредственно отображаемое побуждение представлен в психике такими процессами, как интерорецептивные ощущения и эмоции. Как отмечает Л.М. Веккер, "подъем мотива на психический уровень есть превращение неощущаемого побуждения в ощущаемое (или чувствуемое) и тем самым есть переход через пороговую границу... этого понятия. На уровне непосредственного отображения целевые компоненты психической регуляции действия могут быть представлены сенсорными и перцептивными образами объектов, находящихся в сенсорно-перцептивном поле и составляющих конечный результат осуществляемого действия, а также эмоциональным предвосхищением этого результата, которое в соответствии с законом "сдвига мотива на цель" само становится целью действия" [30, с. 455].
  Одновременно с этим мотив как психический процесс может проявлять себя в виде оценочного самоопределения субъекта в отношении того, какие потребности, в какой мере будут удовлетворены данным конкретным поведением, каких затрат и усилий, психологической цены это потребует от субъекта в конкретных условиях физической и социальной среды. Отсюда следует, что "мотив, как общая субъективная ценность поведения, интегрирует в единое целое оценочные отношения субъекта по поводу всех обстоятельств деятельности с точки зрения удовлетворения и фрустрации потребностей, охваченных данным поведенческим пространством" [67, с. 113].
  Введение положения о предметности потребностей означает, по мнению В.К. Вилюнаса, определенный шаг в конкретизации принципа единства интеллекта и аффекта, который без такого рода попыток воплощения остается, очевидно, одной лишь декларацией. "Своим содержанием это положение самым прямым образом указывает на конкретный процесс проникновения интеллектуального по существу образования (образа некоторого предмета) в потребность (аффект). Продукт этого процесса - мотив, являясь образованием пристрастно-познавательным (предмет - с одной стороны, потребности - с другой), - сочетает в себе признаки как интеллекта, так и аффекта" [31, с. 193]. В самом деле, как субъективная ценность поведения, мотив может выступать в форме эмоциональной оценки и в форме оценочного суждения в зависимости от выполнения функций эмоциональной или мыслительной активности. В первом варианте мы, в основном, будем иметь дело с импульсивным поведением, которое регулируется непосредственно потребностями, а мотив насилия в таком случае может проявляться у преступника спонтанно и, скорее всего, неосознанно. В качестве второго варианта поведения мы имеем дело с произвольным целенаправленным процессом, который регулируется на уровне сознания в виде рационального обоснования принятия решения на совершение агрессивно-насильственного преступления. Следовательно, мотивация соединяет в себе эмоциональные и когнитивные составляющие деятельности. В то же время, несмотря на единство аффекта и интеллекта, мотивация не совпадает ни с аффектом, ни с интеллектом, а включает их в себя как в интегративную целостность.
  В силу двойственности положения мотив принято рассматривать и с точки зрения показателя внутренних побудительных сил, и как индикатор представленных в самосознании личности предпочитаемых взаимодействий с окружением. Действительно, в одно и то же время индивид испытывает на себе как энергетическое воздействие сил, исходящих из его потребностной сферы вовне, так и давление, направленное извне на него в виде результата его взаимодействия и взаимоотношения с другими людьми. Мотивационный вектор, складывающийся в результате этого динамического процесса, принято считать мотивационной тенденцией, которая составляет, в определенном смысле, сущность личности и определяет ее поведение. Такое устойчивое предметное содержание характеризует уже не столько сам предмет потребности, сколько личность, эту потребность испытывающую. По мнению С.Л. Рубинштейна, "свойство характера - это в конечном счете есть тенденция, побуждение, мотив, закономерно появляющийся у данного человека при однородных условиях" [143, с. 17]. В свою очередь, В.Н. Мясищев, использовавший для описания мотивационных явлений категорию отношения, подчеркивал, что "отношения, приобретая устойчивость, выраженность, большую значимость, становятся характерными для личности" [115, с. 221]. Следовательно, устойчивая мотивационная тенденция приводит к образованию определенных черт характера, а черта или свойство индивидуума всегда является отражением определенного рода побудительной тенденции - направленности личности. Учет этой тенденции в юридической психологии позволяет связать воедино и объяснить преступные действия в прошлом, поведение в период отбывания наказания и последующие поступки, а тем самым прогнозировать поведение личности преступника.
  В каждом жизненном срезе человек, как правило, находится в психологическом пространстве мотивационного выбора более чем одного поведения, так как одновременно он осуществляет не одну, а несколько деятельностей. Способы осуществления действий, которые зависят от ситуации и возможностей субъекта, называются операциями.
  Для психологического анализа агрессивно-насильственной личности преступника вычленение мотива, цели, условий осуществления деятельности чрезвычайно существенно, ибо эти компоненты мотивационной структуры позволяют проследить особенности протекания мотивационных процессов. Согласно деятельностной концепции отношения между деятельностью, действием, операцией подвижны. Деятельность может утратить мотив и превратиться в действие; цель, утратив направляющую функцию, обернуться способом осуществления действия или, приобретя побудительную силу, стать мотивом. Действия, ее реализующие, станут тогда деятельностью. Подвижность отношений между единицами деятельности проявляется также в том, что одна и та же цель может входить в структуру различных деятельностей, а одна и та же деятельность может осуществляться различными действиями. Аналогично, одна и та же цель может быть достигнута различными способами, а один и тот же способ может помочь в достижении разных целей. По меткому выражению Е.П. Ильина, "границы мотива определяют, с одной стороны, потребность, а с другой - побуждение к достижению цели. Между ними располагаются психологические образования, обеспечивающие сознательный выбор человеком предмета и способа удовлетворения потребности" [66, с. 27]. По мнению ряда исследователей, криминогенное значение поведения может проявляться в том, что у агрессивно-насильственного преступника имеется крайне ограниченное число мотивов [8]. Основанием для подобного предположения помимо общетеоретических соображений служат и некоторые эмпирические данные, свидетельствующие о том, что у агрессивно-насильственных преступников, по сравнению с законопослушными гражданами, отмечен более узкий спектр мотивов и, соответственно, способов их реализации. Поэтому блокирование даже одного из наиболее значимых мотивов при общей скудности их набора вызывает не только психотравмирующие переживания, но и еще большее отчуждение от среды и норм, регулирующих поведение. Все это повышает вероятность совершения насильственных преступных действий [8].
  Следовательно, мотивация предполагает определенную свободу субъекта в выборе предмета потребности в связи с многозначностью выполняемой им деятельности и способов удовлетворения потребности. Когда свобода выбора мотива поведения, связанная с удовлетворением жизненно важных потребностей человека, в результате субъективных или объективных причин существенно ограничивается, то это может привести к неспецифической физиологической активации организма - стрессу.
  Действия человека могут обуславливаться как устойчивыми, так и ситуационными мотивами. Ситуационные мотивы детерминируют поведение в какой-то относительно короткий промежуток времени. Иногда они не отражают содержание устойчиво-ведущих мотивов, а почти целиком определяются некоторыми моментами ситуации или особенностями ее оценки. Примером может служить состояние аффективного напряжения, алкогольное опьянение и т.д. В этом случае происходит нарушение адекватного соотношения мотивов и целей. Мотив, не имеющий в большинстве ситуаций для индивида большого значения, в ситуации эмоционального напряжения начинает приобретать огромную смыслообразующую силу. Спустя некоторое время, когда человек возвращается в нормальное состояние, прежнее соотношение мотивационных переменных может восстановиться. Такие мотивы, возникающие в определенной ситуации и впоследствии вновь "исчезающие", носят название ситуационные [70]. Следовательно, можно выделить устойчивые мотивы деятельности, которые характеризуются генерализацией предметного содержания, и ситуационные или неустойчивые мотивы, которым свойственна узкая временная перспектива и отсутствие разветвленной системы целей.
  Процесс формирования мотивации насильственного преступления не завершается оценкой возможностей реализации первоначальных побуждений субъекта, а продолжается далее, включая сопоставление этих побуждений с системой ценностно-нормативных представлений личности. Взгляды, система понимания окружающего мира, отношение к социальным нормам, так называемая диспозиционная установка личности, играю4т решающую роль при выборе агрессивно-насильственного стиля поведения. Как отмечают специалисты по этике, "моральный выбор представляет собой не просто выбор поступка, но главным образом выбор себя как личности" [112].
  На вершине диспозиционной структуры мотивационной сферы доминирует общая направленность интересов личности. Баланс различных интересов человека, по мнению ученых, "определенным образом упорядочивает отношение личности к основным целям жизни и средствам их достижения, выполняя роль внутреннего ядра ценностно-ориентационной системы личности и в этом качестве служит ведущей характеристикой ее общей жизненной позиции" [146, с. 189]. На базе общественных связей и отношений, с учетом противоречивого влияния позитивных и негативных компонентов социального поведения у каждого человека складывается более или менее цельная система знаний, представлений о социальных нормах и отношений к ним, а также представлений о фактическом положении дел и отношения к своему и чужому поведению. В этой системе особую роль играет мировоззренческая позиция, без которой невозможна правильная ориентация и в "нормативной среде", и в социальной среде в целом. Под мировоззренческой позицией принято понимать взгляды личности на свою жизнь, на свое место в обществе, на происходящие события, систему ценностей [78].
  Под системой ценностей личности обычно понимаются предметы, явления и их свойства, которые нужны (необходимы, полезны, приятны и пр.) людям определенного общества или класса и отдельному индивиду в качестве средства удовлетворения их потребностей и интересов, а также идеи и побуждения в качестве нормы, цели или идеала. "Это существующие в сознании каждого человека ориентиры, с которыми индивиды и социальные группы соотносят свои действия" [48, с. 3]. Действительно, при определении линии своего поведения, включая отношение к социальным нормам, индивидуумы, социальные группы, классы опираются на систему своих ценностных ориентаций (представлений), в которых одни ценности располагаются выше других, им отдается предпочтение по сравнению с другими, а это в свою очередь влияет на мотивацию поступков, выбор целей поведения и средств их достижения, особенно в сложных, проблемных и конфликтных ситуациях. В соответствии с теорией Д.Н. Узнадзе и Ш.А. Надирашвили об уровнях регуляции психической активности человека, ее высший уровень - волевая активность - регулируется всецело ценностными ориентациями индивида [117, 159]. Вывод о решающей роли ценностных ориентаций в саморегуляции поведения человека подтверждается и социологическими исследованиями, проведенными под руководством В.А. Ядова [177].
  Таким образом, можно предположить, что нарушения в системе ценностных ориентаций человека приводят к снижению возможностей контроля и регуляции поведения личности. Ценностные ориентации представляют собой наиболее гибкую, предполагающую свободный выбор и, следовательно, всесторонний учет индивидуальных интересов и потребностей человека, форму включения общественных ценностей в механизм деятельности и поведения личности. Иначе говоря, в ценностных ориентациях реализуется избирательность человеческого поведения, его непосредственная обусловленность представлениями индивида о смысле и ценностях человеческой жизни. При этом ценности выявляются в связи между субъектом, взаимодействующим с миром, и объектом, на который направлено воздействие. Будучи объективно-субъективными по происхождению и содержанию, ценности интерпретируются в свете конкретных интересов общности, группы, личности.
  Отсюда следует необходимость различения субъектом общественных (общечеловеческих), групповых, индивидуальных ценностей и зависимость соотношения между ними и оценкой собственного поведения.
  В нашем случае мы должны учитывать, что в преступном поведении находят отражение потребности, мотивы, а также социальные стремления, цели и ценностные ориентации индивида. Взаимосвязь потребностей, мотивов и ценностных ориентаций проявляется в том, что каждый человек по-своему переживает значение социальных ценностей и вносит в целостный процесс социальной жизни свой индивидуальный вклад. Побуждения и доминирующие установки образуют направленность личности, определяют ее жизненную позицию, что проявляется в интерпретации ценностных ориентаций, характерных для определенной социальной группы или общности. Исследования, проведенные А.Р. Ратиновым и Г.Х. Ефремовой, показали, что отношения агрессивно-насильственных преступников к правовым ценностям существенно расходятся с их оценкой собственного противоправного поведения [133]. Для насильственного преступника в этом случае специфичным свойством личности становится отрицание общепризнанных норм поведения и негативный характер разделяемых им ценностных ориентаций. Такой человек ощущает разрыв между своими ожиданиями, желаниями и действующими социальными нормами, испытывает чувство изоляции, непричастности к делам других, даже близких людей, что также препятствует усвоению норм, регулирующих поведение. По мнению В.Н. Кудрявцева, если проследить механизм преступного поведения начиная с предыдущих элементов (потребности, мотивы), то можно увидеть, что рано или поздно эта причинная цепочка упирается в систему ценностных ориентаций личности, которая является завершающим звеном в процессе мотивации. При этом ценностные ориентации могут стимулировать сложившиеся мотивы поведения и укреплять социальную или антисоциальную линию поведения [78].
  Например, агрессивно-насильственная ценностная ориентация личности характеризуется такими стереотипами поведения, которые включают насилие как привычное средство достижения цели, когда допускаются неспровоцированные агрессивные реакции на поведение другого лица. Насильственной ценностной ориентации свойственны безразличие к человеческой жизни, жестокость, пренебрежение к общественным нормам поведения. Рост конфликтов в быту, семье, на производстве, ожесточение нравов ведут к тому, что "криминальное насилие превращается в обыденный, привычный способ разрешения межличностных конфликтов для значительных слоев и групп населения" [3, с. 175].
  Специалисты считают, что если устойчивые агрессивные влечения, имеющие иногда врожденный характер, не встречают противодействия со стороны общества и не сдерживаются самой личностью, то у этой личности начинает постепенно формироваться ценностная ориентация агрессивно-насильственного типа. В этом случае агрессивная ценностная ориентация преступника-рецидивиста сама мотивирует неспровацированное насилие над другой личностью, например, хулиганство, которое никакой потребностью не вызывалось [78]. Исходя из того, что система ценностей составляет главное социальное содержание личности и основу ее побудительной активности, отечественный ученый А.Р. Ратинов в своих исследованиях подчеркивает: "Подобно тому, как психологический анализ потребностей преобразуется в анализ мотивов (А.Н. Леонтьев), так и анализ мотивов, по существу, переходит в анализ ценностей в качестве мотивообразующих факторов, "побудителей" (С.Л. Рубинштейн) или, по-нашему, мотиваторов деятельности. Иерархия мотивов при этом соответствует иерархии ценностей, ибо система мотивов является проекцией ценностной структуры личности" [133, с. 3]. Близкое к этому мнение высказывает Л.И. Божович, считающая, что иерархическая структура мотивационной сферы в наиболее развитой ее форме предполагает усвоение определенных моральных ценностей, ставших доминирующими мотивами поведения. При этом усвоенные ценности приобретают силу непосредственных побуждений [15]. Поэтому задача изучения мотивационной сферы преступников и мотивов совершаемых преступлений может быть представлена как диагностика личностных ценностей, их иерархии и места в ней конкретных ценностей, во имя и за счет которых совершается преступление [133].
  Таким образом, рассматривая мотивационную сферу личности агрессивно-насильственного преступника в рамках деятельностного подхода, можно представить ее в виде своеобразной иерархической цепочки элементов: потребность - мотив - мотивационная направленность - ценностные ориентации, что, в свою очередь, дает возможность анализировать особенности протекания динамических процессов, их трансформацию и способы смысловой регуляции поведения.
  В этом случае при проведении исследования мотивационно-смысловой сферы личности агрессивно-насильственного преступника целесообоазно учитывать двойственный характер человеческой мотивации, которая не только побуждает, направляет и регулирует деятельность, но также является ее основанием и ядром структуры. В первую очередь это проявляется в личностных особенностях взаимодействия с объектом, явлением, ситуацией, зафиксированной в виде отношения к ним. Следы этого взаимодействия образуют ценностно-смысловую сферу личности или внутренний мир человека. "Внутренний мир, смысловая сфера личности связывает ее с реальностью мира как целого и регулирует ее жизнедеятельность согласно системе отношений личности с миром" [92, с. 33]. Следовательно, такую социально неприемлемую форму, как агрессивно-насильственное поведение личности можно связать с нарушениями ее смысловой сферы в виде нарушения социализации, социопатии, моральной дефективности, асоциальности, социальной дезадаптации. Действительно, уже из этого перечня видно, что основным критерием вычленения нарушения смысловой сферы является "несрабатывание" соционормативной системы регуляции жизнедеятельности, т.е. "социопаты" не подчиняются регулирующим правилам и нормам социума, в котором они находятся [93]. Нашей задачей в этом случае является анализ особенностей смысловых аспектов личности агрессивно-насильственного преступника как наиболее репрезентативного случая нарушения смысловой сферы. Например, А.Г. Белобородов в своей работе отмечает раздвоенность смысловой сферы преступников, в которой существуют разные представления о должном для себя и для других [14]. Он говорит о специфической ценностно-смысловой системе, формирующейся в преступной группе. "Преступное сообщество, криминальная субкультура имеют свои четко зафиксированные языковые (преступный жаргон) и символические (татуировки, рисунки) носители смыслов, производные от особенностей активности преступных групп и связанные со спецификой отражения тех объектов действительности, которые значимы с точки зрения групповых целей и мотивов. При вхождении в преступные группы новых членов такие смысловые измерения могут транслироваться и оказывать деформирующее влияние на их сознание" [14, с. 13]. Выполненное А.Г. Белобородовым эмпирическое исследование образа права у преступников и его динамики на протяжении срока отбывания наказания свидетельствует об изменениях и удалении образа права впервые осужденных от образа права законопослушных граждан, о сближении его с правосознанием опытных преступников. Это согласуется и с более общими выводами Л.А. Волошиной о том, что среда исправительно-трудовых учреждений углубляет процесс социальной дезадаптации личности, вооружает ее сознание элементами криминальной субкультуры, отучает ее от ответственности и активного выбора, углубляет негативные характерологические черты, формирует "образ агрессивной среды" [34].
  В.В. Лунеев, в свою очередь, связывая данные о сниженной критичности преступников с отсутствием у них четкой иерархии ценностей, высказал гипотезу о том, что принятие решения о преступных действиях связано "с недостаточным уровнем развития личности, для которой мотивы отдаленного морального будущего оказываются, как правило, слабее актуальных сиюминутных побуждений, даже если значимость "далекой" мотивации для субъекта огромна" [108, с. 117].
  Другие исследователи отмечают сниженное осознание преступниками мотивов своих преступлений, личностный смысл которых "ускользает от сознания" [7, с. 141]. С этим хорошо согласуются данные, полученные Э.П. Котовой при изучении агрессивно-насильственных преступников, указывающие, что им присуща сниженная потребность в самореализации, расхождение между декларируемым и реально осуществляемым, равнодушие к собственному будущему, к жизненным планам [72].
  Более дифференцированное исследование было проведен Л.П. Конышевой, которая предприняла попытку проанализировать структуру и содержание деятельности преступников в криминальной ситуации по вкладу в нее личностных и ситуативных детерминант. Автор при анализе личностных факторов обращает внимание не только на прямые предпосылки насильственных действий, но и на другие личностные особенности: "Деформации личностного "ядра" могут не только проявляться в наличии высокозначимых агрессивных образований, порождающих спонтанные формы насилия, но и носить иную структуру. Отсутствие среди базовых наиболее важных общественно значимых ценностей, высокая значимость эгоцентрических мотивов, узость связей индивида с миром, слабая иерархизация устойчивых мотивационных образований, выраженная неустойчивость системы личностных смыслов способны породить различные формы противоправного насилия в ситуациях, предъявляющих повышенные требования к этим внутриличностным образованиям" [70, с. 114-115]. Тогда в качестве личностных предпосылок для агрессивно-насильственных действий, по мнению автора, будут фигурировать либо неустойчивость и недостаточная опосредованность ценностной системы и мотивации, либо ригидность, суженность смысловой сферы и тугоподвижность мотивов наряду с отвлеченным характером ценностей, потребностью в доминировании или самоутверждении. Таким образом, обнаруживаются существенные отличия у агрессивно-насильственных преступников по всем параметрам, характеризующим смысловую сферу личности. В этом случае можно предположить изменения личности агрессивно-насильственного преступника в виде ослабления или недоразвитости его смысловой регуляции жизнедеятельности.
  Другая особенность исследования мотивационной сферы проявляется в том, что личность воспринимает ситуацию тестирования (испытания) через призму собственной мотивационной иерархии, которая обуславливает ход психических процессов, а значит в той или иной степени оказывает влияние на результаты психологической диагностики. Данное явление получило название "мотивационной апперцепции" [110, с. 121] и проявляется в виде субъективного "мотивационного искажения" действительности [179]. Специалисты, разрабатывающие данную проблему, отмечают, что структура потребностей накладывает определенный отпечаток на психологические свойства субъекта деятельности, которые "сопровождаются специфическими изменениями восприятия окружения" [170]. Такая обусловленность восприятия человеком предметного мира и других людей собственными потребностями в психологии понимается как проекция личности [130, с. 287].
  Ученые, занимающиеся изучением психологии преступника, прямо указывают, что поведение правонарушителя во многом зависит от того, как он воспринимает мир, т.е. определяется его проективными особенностями личности [97, 98, 118]. Следовательно, при изучении мотивационной сферы личности агрессивно-насильственного преступника необходимо учитывать влияние проективных аспектов. В психологии под проекцией понимаются следующие процессы:
  1. Субъект воспринимает окружающий мир и отвечает на воздействия сообразно со своими интересами, способностями, длительными или мимолетными аффективными состояниями, желаниями. Это подтверждается на всех уровнях поведения: животное выборочно реагирует в поле своего восприятия на некоторые особые стимулы, управляющие его поведением; торговец рассматривает все предметы с точки зрения купли-продажи; человек в хорошем настроении склонен видеть мир сквозь розовые очки.
  2. Субъект показывает своим отношением, что он в своих представлениях уподобляет одного человека другому. Например, он "проецирует" образ своего отца на непосредственного начальника или руководителя государства.
  3. Субъект отождествляет себя с другими людьми или, напротив, отождествляет других людей, одушевленные или неодушевленные существа, с самим собой. Например, читатель может проецировать на себя героя романа, в баснях антроморфные чувства и рассуждения проецируются на животных.
  4. Субъект приписывает другим людям побуждения, желания, которые не замечает в самом себе. Так, агрессивный человек склонен воспринимать окружающий мир как угрожающий его существованию.
  Впервые понятие "проекция" в его психологическом значении было использовано в психоанализе З. Фрейдом [197]. Вначале в его работах проекция понималась как приписывание другим людям социально-неприемлимых желаний, в которых человек как бы отказывает сам себе. В этом случае проекция рассматривалась З. Фрейдом как механизм защиты против неосознаваемых асоциальных влечений, как приписывание другому - человеку или вещи - качеств, чувств, желаний, существование которых в самом себе субъект отрицает [164].
  В работах последующих лет наряду с концепцией защитной проекции, входящей в состав различных патологических состояний, З. Фрейд вводит понятие проекции как нормального психологического процесса, участвующего в формировании нашего восприятия внешнего мира [165].
  Хотя анимистские верования и образование мифологии многие специалисты также объясняли неспособностью первобытных людей осмыслить природу иначе как по образу человека, что, соответственно, и приводило к "проецированию" на нее человеческих качеств и страстей, однако на примере сравнения с анимизмом видно, что З. Фрейд не считал проекцию простым уподоблением другого самому себе.
  Вклад З. Фрейда в решении этой проблемы заключается в том, что такое уподобление опирается на "отказ признать нечто", где демоны и духи воплощают не что иное, как дурные человеческие желания: "враждебность, о которой ничего не знаешь и также впредь не хочешь знать, переносится из внутреннего восприятия во внешний мир и при этом отнимается от самого себя и приписывается другим" [166]. Таким образом, под проекцией З. Фрейд называет два существенно отличающихся друг от друга явления, в основе которых лежат процесс самозащиты и процесс "самоуподобления". Впервые психологическое исследование с использованием процесса проекции провел американский психолог Г. Мюррей в 1938 году [208].
  Он рассматривал проекцию как естественную тенденцию людей действовать под влиянием своих потребностей, интересов, всей психической организации. Позднее другой ученый - Л. Франк выдвигает основные принципы проективного исследования личности:
  1. Психологическое исследование направлено на уникальное в структуре или организации личности. В отличие от традиционных психометрических процедур личность рассматривается как система взаимосвязанных процессов, а не перечень (набор) способностей или черт.
  2. Личность изучается как относительно устойчивая система динамических процессов, организованных на основе потребностей, эмоций и индивидуального опыта.
  3. Динамические процессы личности действуют постоянно и активно на протяжении всей жизни, формируя, направляя, искажая и изменяя каждую ситуацию в системе внутреннего мира индивида. Каждое новое действие или эмоциональное проявление индивида, его восприятия, чувства, высказывания, двигательные акты несут на себе отпечаток личности [195].
  Определяя специфику проективного подхода, Л.Франк пишет о том, что это такой прием исследования личности, с помощью которого испытуемого помещают в ситуацию, реакцию на которую он осуществляет в зависимости от значения для него этой ситуации, его мыслей и чувств. Он подчеркивает также то, что стимулы, используемые в проективных методиках, не являются строго однозначными, а допускают различную интерпретацию.
  Стимул приобретает смысл не просто в силу его объективного содержания, а прежде всего в связи с личностным значением, придаваемым ему испытуемым. В этом случае проективный метод исследования направлен на выявление личностного смысла испытуемого.
  В отечественной психологии существуют следующие взгляды к пониманию и теоретическому осмыслению проективного подхода. Основоположник психологической школы установки - Д.Н. Узнадзе и его последователи считают, что при интерпретации специфичного для проективного подхода слабоструктурного стимула возникает установка восприятия, которая образуется на основе прошлого опыта человека и закрепившихся ранее в психике индивида нереализованных установок. Возникшая установка в дальнейшем и раскрывает особенности структуры личности и природу ее мотивов в процессе интерпретации предъявляемых стимулов [41, 159]. Иная позиция в обосновании проективного подхода представлена последователями теории деятельности. Она основанана понятии личностного смысла, который создает, как пишет А.Н. Леонтьев, "пристрастность человеческого сознания" [89].
  Отталкиваясь в своих работах от понятия личностного смысла как объяснительного принципа, Е.Т. Соколова считает, что смыслом обладает не только действие, но также обстоятельства и условия, в которых совершается действие. При этом она выделяет два различных смысла условий деятельности: смысл благоприятствования совершению действия и смысл препятствия [152]. Тогда наибольший интерес, полагает Е.Т. Соколова, представляют смыслы, которые обнаруживают так называемый преградный характер обстоятельств. Ситуации препятствий, возникающих преград в удовлетворении потребностей ведут к прерыванию действия. В результате действие оказывается незавершенным. Опираясь на ставшие хрестоматийными эксперименты Б.В. Зейгарник, доказавшие, что незавершенные действия и сопутствующие им обстоятельства запоминаются лучше завершенных, Е.Т. Соколова рассматривает ситуации проективного исследования личности как условия, создающие возможность проявления замещающих действий. В дальнейшем, из продукции, полученной с помощью проективных методик, "вычерпывается" личностный смысл целей и обстоятельств действий, и прежде всего тех обстоятельств, которые имеют для человека преградный, конфликтный смысл [57, 152].
  Основополагающим принципом для объяснения и анализа феномена проецирования, на наш взгляд, является представление об активности процесса восприятия, его личностном отношении и характере. Из разработанного в психологии понимания процесса восприятия как одной из форм активности личности, включенной в контекст общей психической и практической активности, вытекает и понимание данного процесса как сложноструктурного, включающего изменения установок, тенденций, мотивов. Следовательно, в любом перцептивном действии можно обнаружить личностное отношение человека, отражение его многообразного жизненного опыта.
  Воздействие внешнего объекта, как писал С.Л. Рубинштейн, опосредуется обусловленной им деятельностью субъекта, а выражением так понятой закономерной обусловленности образа является его характеристика как субъективного [144]. Именно в силу опосредования через внутренние условия, сформированные в зависимости от предшествующих внешних воздействий, и становится возможным введение в образ внешнего мира (проецирование) определенных элементов "Я", установок, мотивационных тенденций личности, т.е. процесс актуализации возникающих представлений не является оторванным от особенностей строения и структуры личности, а напрямую связан с "внутренними условиями" развития.
  Таким образом, проекция, обусловленная активностью восприятия, представляет собой не механический процесс наложения субъективного на внешний объект, а фактор, который принимает непосредственное участие в формировании образов действительности. Стремление субъекта к разрешению неопределенности - это общая и фундаментальная характеристика психического функционирования. Увеличение неопределенности побуждает личность к активизации деятельности, актуализации своего прошлого опыта. Направленность на снятие неопределенности характеризует поведение субъекта на всех уровнях его жизнедеятельности: биологическом, психологическом и социальном. Из всех возможных решений ситуации личность выбирает то, которое присутствует в ее опыте, закреплено через действие или переживание, и, следовательно, проецирует только ей присущий способ разрешения проблемы.
  В этом случае проекция понимается нами как важная психологическая составляющая мотивационно-смысловой сферы личности, принимающая участие в формировании модели субъективного мира. Основой для построения модели субъективного мира человека в нашей работе выступает концепция "образа мира" [90], как интегратор следов взаимодействия с объективной действительностью. В ней модели субъективного опыта представлены в виде "следов деятельности". Отсюда следует, что система смысловых образований понимается нами "как следы деятельности, зафиксированные в форме отношений к объекту, явлению, ситуации" [11, с. 22].
  На основании изложенных проблем и положений мы выдвигаем следующую гипотезу исследования: отличительной особенностью агрессивно-насильственного преступника является нарушение развития его мотивационно-смысловой сферы как системного фактора личности.
  Нарушение ее развития, по нашему мнению, будет проявляться на всех уровнях личности агрессивно-насильственного преступника, с одной стороны, в виде искажения структуры потребностей и мотивационной направленности, что приводит к деформации процесса мотивообразования, с другой стороны, в виде снижения нравственно-смысловой регуляции как искажения "образа мира" из-за влияния проективных защитных механизмов, направленных на оправдание своего агрессивного поведения.
  Учитывая ярко выраженную связь мотивационных и защитных проективных процессов, проводить исследование личности агрессивно-насильственного преступника необходимо с помощью проективных методов.
 1.3. Методика исследования личности
 агрессивно-насильственного преступника
  В первую очередь при проведении исследования нарушений мотивационно-смысловой сферы личности агрессивно-насильственного преступника целесообразно вскрыть механизмы порождения новых потребностей, мотивов, ценностных ориентаций, которые оказывают влияние на реализацию противоправного насилия. Для этого следует обеспечить полный и качественный анализ всех его компонентов, включая "промежуточное" звено - элементы системы мотивов и системы смыслов, определив в каждом конкретном случае, какие именно потребности и смысловые мотивы движут данным человеком. Только тогда, по мнению Н.И. Рейнвальд, "указания на уровень осознанности, организованности и интенсивности соответствующих проявлений личности (их количественная характеристика) приобретут подлинную психологическую содержательность" [139, с. 88]. Следовательно, для того чтобы обеспечить органическое объединение содержательного (качественного) и количественного анализа структуры личности агрессивно-насильственного преступника в целом, раскрыть его поведенческие проявления, необходимо провести исследование источника его активности, направленности и контроля движущих сил, т.е. выявить конкретные потребности, лежащие в основе соответствующего им побуждения, - мотива насилия, раскрыть особенности его защитной мотивации, разрешающей или запрещающей его реализацию и, наконец, определить степень контроля и соответствия социальным нормам поведения в виде смысловой регуляции личности. Вместе с тем такой разносторонний анализ мотивации предполагает применение различных по своему методическому обеспечению психодиагностических приемов и инструментариев. Это диктуется тем, что деятельность, как процесс по реализации мотива поведения, имеет две стороны, трансформирующиеся друг в друга. Первая из них проявляется в присвоении субъектом предметного содержания потребности, т.е. опредмечивания им потребности в деятельности, в процессе которой потребность интериоризируется субъектом и становится образом предмета потребности - мотивом. При этом необходимо учитывать, что предмет потребности индивида как социального объекта входит в сферу потребностей общества. В этом случае общество задает условия организации по его усвоению, где предмет выступает формой организации деятельности. Организация деятельности выступает для людей нормой поведения, необходимым законом, где предусмотрены средства присвоения, типы отношений субъектов, способы удовлетворения потребностей, характер деятельности и т.д.
  Вторая сторона характеризуется распредмечиванием предметного содержания потребности, где субъект экстериоризирует свою субъективность в мотиве, превращая его в результат деятельности и наделяя собственным индивидуальным содержанием. В этом случае мотивация "отрывается" от конкретного предметного содержания потребности, но способствует его скорейшему присвоению, формируя новые предметы потребности. Она обусловлена социальным и культурным опытом каждого субъекта в отдельности, его общественными связями, отношениями, жизненными ценностями.
  Диалектичность, двойственность мотивации дает возможность говорить о единстве двух принципов детерминации, сформулированных в психологии. Один из них предложен С.Л. Рубинштейном и утверждает, что "внешние причины действуют через внутренние условия" [143, с. 10].
  Другой предложен А.Н. Леонтьевым и говорит о том, что "внутреннее (субъект) действует через внешнее и этим само себя изменяет" [90, т. II, с. 200]. Эти две стороны мотивации взаимозависимы и взаимосвязаны.
  Действительно, первая сторона мотивации формируется в предшествующей деятельности, затем побуждает, направляет, регулирует актуально совершающую деятельность как бы изнутри, при этом "процессы личности задают общее направление и устойчивость этой деятельности, а специфическая мотивационная регуляция идет от конкретного предмета, на который теперь направлена деятельность, т.е. от конкретных мотивов" [110, с. 85]. В этом случае мотивационная регуляция выступает на индивидуально-психологическом уровне, а ее нарушение проявляется в виде деформации процесса мотивообразования: опредмечивания и опосредования предмета потребности.
  Вторая сторона процесса мотивации, распредмечиваясь в деятельности человека, оценивается и регулируется как со стороны ее успешности в достижении цели, так и со стороны ее нравственной оценки. По мнению ученых, нравственная оценка не может быть произведена "изнутри" самой текущей деятельности, исходя из наличных актуальных мотивов и потребностей. Нравственные оценки и регуляция подразумевают иную, внеситуативную опору, особый, относительно самостоятельный план, прямо не захваченный непосредственным ходом событий. Этой опорой становятся для человека смысловые образования - личностные ценности, поскольку они задают не сами по себе конкретные мотивы и цели, а плоскость отношений между ними, самые общие принципы их соотнесения. "Например, честность как смысловое образование - это не правило или свод правил, не конкретный мотив или совокупность мотивов, а определенный общий принцип соотнесения мотивов, целей и средств жизни, в том или ином виде реализуемый в каждой новой конкретной ситуации. В одном случае это будет оценка и отсеивание, селекция некоторых способов достижения целей, в другом - изменение, смещение целей, в третьем - прекращение самой деятельности, несмотря на ее успешный ход, и т.п." [17, с. 134]. В этом случае мотивационная регуляция выступает уже на личностном уровне, а ее нарушение будет проявляться в виде искажения самосознания личности.
  Следовательно, если по нашей гипотезе исследования отличительной особенностью агрессивно-насильственного преступника является изменение его мотивационно-смысловой сферы как системного фактора личности, то эти изменения будут проявляться на всех уровнях личности: в виде деформации процессов мотивообразования (индивидуально-психологический уровень регуляции) и искажения нравственно-смысловых ориентиров мотивации (личностный уровень регуляции). Методическое решение подтверждения или опровержения гипотезы зависит от выполнения ряда условий, среди которых квалифицированный подбор инструментария, раскрывающий различные уровни мотивационно-смысловой сферы, комплиментарность и "взаимодополняемость" исследовательских методик, а также их "устойчивость" к мотивационным искажениям. Мы считаем, что для изучения особенностей личности агрессивно-насильственного преступника необходимо в первую очередь использовать проективные методы исследования.
  Для исследования деформации мотивообразования применение проективных методик не вызывает сомнения. Действительно, мотивация на этом уровне не всегда осознается субъектом деятельности и проявляется в сознании в форме аффективно-когнитивной оценки события. Проективные методы исследования, обладая слабоструктурированными стимулами побуждений, позволяют вычленить проблемные мотивационные зоны и провести дифференциацию испытуемых по степени напряжения побуждения.
  Для исследования деформации нравственно-смысловых ориентиров, обычно используют опросники, например такие как CPI, тест смысложизненных ориентаций и т.д. [91]. Однако, по мнению ряда специалистов, опросники оказываются в наибольшей степени подвержены мотивационным искажениям [179]. Вводимые рядом авторов специальные оценочные шкалы не решают этой проблемы, так как эти шкалы измеряют степень выраженности мотивационных искажений, а не устраняют их. Повышение достоверности опроса в этом случае достигается за счет отсева анкет, ответы на которые сильно искажены. Такой подход оказывается приемлем только при массовых обследованиях, имеющих целью получение средних выборочных оценок, и не применим при необходимости индивидуального оценивания. Значительное снижение мотивационного искажения может быть достигнуто, если в процессе проведения тестирования не бороться с влиянием мотивации, а постараться ее использовать для повышения достоверности результатов исследования. Для этого целесообразно использовать такой диагностический инструментарий, когда в процессе проведения испытания субъект чувствует себя не подопытным существом, а, наоборот, предлагаемый эксперимент дает ему возможность проявить себя в качестве активного исследователя.
  Таким "активным" инструментом, по нашему мнению, являются проективные методы исследования, действие которых направлено на актуализацию процесса самопознания изучаемой личности [121].
  В обосновании данного метода мы предлагаем использовать в психологии наряду с такими широко распространенными терминами, как "экологическое восприятие" и "экологическая валидность", новый - экологический проективный процесс" [39, 19].
  Экологический проективный процесс, по нашему мнению, - это метод опосредованного изучения психики, основанный на построении специфической, пластичной стимульной ситуации, способный показать особенности восприятия, мотивационной сферы и других субъективных мироощущений исследуемой личности, не подвергая их "мотивационным искажениям" и позволяющий избежать оценочного суждения.
  Учитывая то, что мотивационная сфера имеет сложную иерархическую структуру, мы в исследовании применяем системный подход, где каждый ее уровень раскрывается с помощью соответствующей методики.
  Для исследования нарушения структуры побуждений личности агрессивно-насильственного преступника мы используем теоретические и практические разработки швейцарского психолога Л. Зонди, известные как одно из направлений западной глубинной психологии - "судьбоанализ" [200, 211]. В основе системы побуждений личности, по мнению Л. Зонди, лежат восемь основных базовых потребностей, соотнесенных с наиболее важными областями жизнедеятельности человека. Каждой области соответствуют определенные цели действий, будь то устойчивые стремления, которые можно обозначить как потребности, или же сиюминутные желания. Л. Зонди объединил по два из этих восьми потребностей в одно целостное побуждение, динамическое взаимодействие которых создают "вектор мотивационной направленности" личности. Каждая потребность у Л. Зонди, в свою очередь, в соответствии с принципами диалектики также делится на противоположные тенденции [100]. Отсюда следует, что структура системы побудительных факторов состоит из четырех мотивационных векторов, восьми потребностей и шестнадцати мотивационных тенденций, которые, по замыслу автора, охватывают все возможные формы существования побуждений человека:
  - Сексуальный мотивационный вектор заключается во взаимодействии потребностей в персональной любви и сублимированной нежности, а также в активности, мужественности и самоотверженности.
  - Пароксизмальный (аффективный) вектор образуется из двух потребностей, выражающиx такие реакции, как импульсивность, ярость, страх и чувство справедливости, а также стыд и стремление к значимости.
  - Вектор побуждений "Я" определяется такими потребностями личности, как "быть" и "иметь". Направленность тенденций этих потребностей носят название проекция ( партиципация ), инфляция, интроекция и негация.
  - Вектор побуждений контактов охватывает потребности в соединении и разъединении с объектом, а также стремление к изменению или сохранению в прежнем состоянии [155].
  В зависимости от той роли, которую они выполняют в структуре личности, мотивационные вектора делятся на: периферические или вектора края, отвечающие за удовлетворение базовых потребностей, в которые входят сексуальное побуждение контактов, и центральные или вектора середины, отвечающие за регуляцию деятельности, в которые входят, соответственно, пароксизмальный вектор и побуждения "Я". В обосновании такой структуры побуждений, по мнению Л. Зонди, заложен важный момент действия механизмов регуляции мотивационного процесса. Он образуется как процесс прокладывания пути по осуществлению мотива в условиях преодоления противодействующих сил, складывающихся в результате межмотивационных соотношений. В ходе этого движения возникает пересечение, столкновение различных мотивов, вступающих в конкурентные отношения друг с другом; между ними идет борьба за моторный выход, т.е. за воплощение в действии. В то же время, считает Л. Зонди, межмотивационные препятствия - это не единственная сила, которая тормозит и сдерживает мотив от его воплощения в тенденцию действия. Допуск мотива к осуществлению должен пройти определенные стадии, т.е. является градуально-этапным, и зависит от контролирующих его побуждений аффектов и "Я", которые выполняют разрешительную функцию. Однако, по Л. Зонди, контроль побуждений аффектов и "Я" выполняется не как когнитивная смена директив, а в виде защитно-регулятивных функций, которые разрешают или запрещают удовлетворение той или иной потребности. Следовательно, функции защиты обеспечиваются специальными психическими механизмами, которым соответствует особый психодинамический компонент мотивации - "защитная мотивация".
  Защитная мотивация сдерживает актуализацию и реализацию мотивов, которые могут представлять угрозу личности. В побуждениях аффектов это достигается посредством действий простейших защитных реакций организма, которые ведут свое происхождение от древнейших образований животного мира и могут проявляться в трех формах: рефлекс обмирания, двигательный шквал, защитная смена окраски - "мимикрия". По мнению Л. Зонди, у человека защитное действие аффектов проявляется в формировании чувства вины и стыда, а у социально и духовно развитых индивидов - в виде совести. Действие защитных механизмов побуждений "Я" значительно сложнее и связано, по Л. Зонди, с основными этапами развития личности. На первых этапах развития психики побуждения "Я" состоят из противоречивых и изолированных друг от друга функций, жизненно необходимых для того, чтобы приспособиться к внешней действительности и защитить организм от несущих опасность инстинктивных импульсов:
  - объединяться в своем бытии с более могущественными силами;
  - обладать способностью к идентификации и построению идеалов;
  - запечатлевать по типу импритинга необходимые для жизнедеятельности способы поведения и включать их в свое "Я";
  - отвергать несущие угрозу побуждения, вытесняя их в бессознательное.
  Эти примитивные механизмы адаптации и защиты "Я" Л. Зонди назвал проекция, инфляция, интроекция, негация ( вытеснение ).
  По мере своего развития необходимо объединить и интегрировать эти разрозненные стремления в единую структуру. Только выполнив задачу по интеграции побуждений, личность может в дальнейшем свободно и гибко оперировать этими функциями, а также гармонично управлять энергией побуждений, направляя ее в нужное русло в зависимости от стоящих перед ней задач [155].
  Следовательно, защитная мотивация у Л. Зонди напрямую связана с развитием личности: чем выше уровень развития личности, тем более эффективные механизмы защиты она применяет и, наоборот, примитивная личность будет применять примитивные защитные механизмы.
  На первый взгляд по сравнению с другими мотивационными теориями концепция Л. Зонди проигрывает в том, что в его побудительной системе представлено ограниченное число потребностей. Однако, ограничив систему побуждений человека в количественном выражении, Л. Зонди сумел создать качественную оценку мотивационной структуры личности, что позволяет проводить строгое экспериментальное измерение полученных результатов. Для исследования побудительной структуры потребностей личности Л. Зонди разработал свой оригинальный проективный тест, где в качестве стимульного материала выступают фотопортреты психически больных людей [211]. Диагностические возможности методики Л. Зонди широко признаны во всем мире с 1941 г. и подтверждены валидностью и надежностью инструментария [204, 210].
  В нашей стране также проведены эксперименты, установившие диагностическую ценность стимульного материала теста Л. Зонди. В частности, исследования М.А. Джерелиевской и А.Г. Шмелева доказали "закономерную "способность" каждого фотопортрета к инициированию определенного диапазона ассоциаций, отражающих семантическую нагрузку, а значит, и диагностический потенциал" методики [47, с. 32]. На основе фотопортретов Л. Зонди группой разработчиков во главе с О.Н. Кузнецовым разработан "Социально-перцептивный интуитивный тест" [82].
  Л. Зонди создал свой тест с целью экспериментального доказательства теоретически установленной судьбоанализом роли побуждений в обуславливании поведения и характера личности. Поскольку психические болезни считаются отчасти наследственными и могут проявляться в чертах лица больного человека, Л. Зонди предположил, что между структурой потребностей пациента, запечатленного на фотографии, и побудительной структурой человека, реагирующего на эту фотографию, имеется большое сходство.
  По мнению Л. Зонди, различие между здоровым и больным разумом является делом не качества, а количества. Каждая личность несет в себе одни и те же человеческие побуждения, но те, кто страдает психическими нарушениями, несут в себе большую "дозу" напряжения соответствующих типов потребностей. В результате, некоторые экстремальные варианты побудительных тенденций могут привести к психической патологии или социальной дезадаптации у незначительной части популяции, что и выявляется в процедуре позитивного и негативного выбора фотографий больных людей. При рассмотрении вопроса о потребности как источнике активности поведения исходным пунктом анализа является фактор, указывающий на ее динамизм, тенденцию, побуждение. В свете этого естественным состоянием организма, считает Л. Зонди, является не равновесие со средой, как было принято считать в гомеостатических моделях мотивации, а, наоборот, активность, движение.
  Каждая частная потребность, по мнению Л. Зонди, ? это результат предметной конкретизации общей и первичной способности живых систем к самоактивности. Поэтому когда по какой-то причине происходит задержка, блокировка этой самоактивности в субъекте возникает импульс, тенденция к активности, направленная на устранение данного препятствия. Задержка самоактивности, по Л. Зонди, и есть состояние потребности, которое, с одной стороны, содержит импульс, а с другой ? зависимость от того, что привело к задержке, т.е. соответствующую направленность. В этом случае потребность, будучи побуждением, представляет собой направленную тенденцию.
  Динамика побуждений проявляется в виде импульсивной силы, которая направляет личность совершать определенные действия и делать выбор или, наоборот, уклоняться от некоторых объектов. Целью действий индивида относительно выбора или отторжения им объекта является уменьшение напряжения, которое было создано первоначальным побуждением, если его по каким-то причинам не удалось реализовать.
  Следовательно, уровень напряжения в побудительных системах зависит от наличия или отсутствия у субъекта возможностей для разрядки напряжения в форме специфической активности.
  Потребность как психологический факт изначально предметна, что позволяет ей с самого же начала обеспечивать общую направленность активности на предмет своего удовлетворения.
  Но для целесообразного осуществления поведение, наряду с общей направленностью, должно иметь и конкретную направленность, выражающуюся в ориентированности субъекта в ситуации. Таким образом, способ психической активности и выбор цели-объекта, необходимого для разрядки напряжения, обуславливается сложной системой взаимодействия потребностей субъекта и окружающей среды, которые образуют динамическую силу, побуждающую к действию. Сила, направляющая к цели, в своем значении может выражать позитивную попытку достичь определенной цели-объекта, или, напротив, негативную, в форме намеренного уклонения от некоторых объектов.
  В первом случае это означает, что объект, на который направлено действие, обладает позитивной валентностью, а во втором случае объект обозначается как носитель негативной валентности. В этом смысле реакция позитивного или негативного выбора портрета лица в ходе тестирования раскрывает содержание динамической валентности побуждений личности.
  Стимульный материал теста Зонди состоит из 48 фотографий, на каждой из которых представлен психически больной человек. Карточки делятся на шесть серий, по восемь в каждой, в соответствии с основными потребностями побуждений, которые представляют: гомосексуалист, садист, эпилептик, истерик, кататоник, параноик, циркулярный психопат в депрессивной и в маниакальной стадии. На обратной стороне каждого фотопортрета обозначается цифрой (с 1 по 8) место данного портрета при раскладке их перед испытуемым. Маленькой латинской буквой там же отмечаются психическое расстройство человека, изображенного на фотопортрете, и побудительный фактор той или иной потребности, связанный с этим расстройством и обозначаемый первой латинской буквой заболевания ( h, s, e, hy, k, p, d, m ).
  Процедура диагностики заключается в выборе испытуемым в каждой серии по два наиболее симпатичных и наиболее неприятных из предложенных ему фотопортретов, которые символизируют побудительную активность субъекта. Эксперт фиксирует реакции выбора в специальном протоколе, так называемом "профиле побуждений", и, анализируя его, делает заключение о состоянии актуальных потребностей и характере мотивационной направленности личности. Обработка протокола заключается в оценке произведенного испытуемым выбора фотопортретов по каждой потребности в отдельности:
  фактор h (портреты гомосексуалистов) - выражает потребность субъекта в побуждениях любви, нежности, а также в подчинении и уступчивости;
  фактор s (фотопортреты садистов) - отражает потребность в побуждении к физической активности, насилию и агрессивной манипуляции объектом;
  фактор e (фотопортреты эпилептиков ) - раскрывает особенность субъекта выражать сильные агрессивные или враждебные эмоции;
  фактор hy ( представлен фотопортретами больных истерией ) - показывает особенность личности выражать более тонкие, чувствительные эмоции;
  фактор k ( представлен фотопортретами больных кататонической формой шизофрении ) - потребность в сохранении индивидуальности и целостности субъекта и тенденция отделения от окружающих объектов;
  фактор p (портреты больных паранойяльной формой шизофрении) потребность к экспансии субъекта, желание раствориться в окружающем мире;
  фактор d (портреты больных маниакально-депрессивным психозом в депрессивной стадии) - потребность в поиске объекта, а также в сохранении достигнутого;
  фактор m (портреты больных маниакально-депрессивным психозом в маниакальной стадии) - потребность в прикреплении к объекту, неустанной активности и предприимчивости.
  Мотивация поведения испытуемого, по мнению автора методики, в точности соответствует психологическому содержанию побудительной тенденции выбранного им фотопортрета пациента, психическая болезнь которого выражается в патологии данного типа побуждения. Например, позитивный выбор портретов садистов будет говорить о наличии мотивации к активности, мышечной трате энергии, а в своей крайней форме, если испытуемый выбирает четыре портрета и более, то о доминировании у испытуемого побудительной потребности к садизму или агрессивному насилию, которая отмечается в протоколе восклицательным знаком. Такое напряжение в профиле теста носит название перегруженного. С другой стороны, отсутствие выбора в некоторых случаях может означать отсутствие напряжения побуждения или его разрядку. Такие формы реакций на профиле теста носят название "нулевые". Они имеют важное диагностическое значение, так как обозначают область наименьшего сопротивления соответствующего побуждения. На основе полученной нулевой реакции можно сделать вывод о манифестации у испытуемого свободно наблюдаемого симптома соответствующего типа побуждения. Например, наличие нулевого выбора по отношению к фотопортретам садистов может говорить о том, что испытуемый уже разрядил свою энергию побуждения в агрессивной форме.
  Негативный выбор фотопортретов показывает наличие негативного отношения к тем психологическим процессам, которые выражают соответствующие стимулы. Например, негативный выбор фотопортретов садистов может отражать пассивность или подавление агрессии у испытуемого. Если испытуемый при просмотре фотопортретов садистов выбирает их в качестве и приятных, и неприятных, то можно констатировать у него наличие амбивалентной позиции (обозначается знаком +/-) по отношению к действию данного побуждения. Это субъективно переживается как конфликт или наличие психологической дилеммы. Амбивалентные реакции, по Л. Зонди, представляют собой определенную степень самоконтроля, которую субъект проявляет против спонтанной разрядки побуждения. Следовательно, тест Зонди в наибольшей степени подходит для проведения исследования личности агрессивно-насильственного преступника, так как является проективной методикой, позволяющей дифференцировать лиц по критерию "наличия-отсутствия" агрессивных мотивационных тенденций, дает возможность проводить количественный и качественный (содержательный) анализ структуры потребностей испытуемого, показывает зоны напряжения побуждений индивида и его основные мотивационные защитные механизмы.
  Смысловая структура личности, по мнению специалистов, представляет собой многослойное системное образование, которое отражает следы деятельности в особой форме, где каждому слою соответствует свой уровень регуляции [11]. У агрессивно-насильственного преступника она будет проявляться в нарушении организации смысловой сферы личности, и можно выделить несколько уровней, характеризующих степень контроля и регуляции агрессивного поведения. В этом случае принято говорить о "типах смысловой регуляции", например, разделении регулятивной способности личностных смыслов на эмоциональную индикацию и структурирование образа [11].
  Для проверки гипотезы нарушения смысловой регуляции у агрессивно-насильственного преступника следует создать устойчивую структуру оценок стимулов. Применяемая процедура обработки матриц смысловых образований может ее выделять и фиксировать; экспериментальные данные должны быть статистически устойчиво регистрируемы относительно рассматриваемого уровня ценностно-смысловой структуры. Действительно, ценности личности проявляются не только в форме отношений к конкретным людям, вещам, событиям. Они также проявляются в том, какие критерии и признаки использует та или иная личность при их описании, классификации и оценке. Система этих критериев и признаков является, по мнению американского психолога Дж. Келли, важнейшей характеристикой внутреннего мира человека и обозначается понятием конструкты. Дж. Келли первым обратил внимание на тот факт, что разные люди воспринимают, классифицируют и оценивают вещи, людей и события в разной системе понятий (конструктов), и что порой они склонны держаться за свои конструкты, даже если опыт явно показывает, что эти конструкты приводят к ошибочным оценкам и прогнозам. По Дж. Келли, агрессия объясняется неспособностью человека отказаться от своих привычных конструктов: "Если люди не ведут себя так, как он ожидает, он заставит их! Так его представление о них станет истинным!" [203]. Дж. Келли говорит об определяющем влиянии ядерных конструктов личности на всю ее психологическую организацию. По Дж. Келли, смысл дан человеку только в терминах его личных конструктов. Специфика смысловых конструктов заключается в особенностях построения системы объектов оценивания и совокупности терминов, которые обследуемый использует для субъективной интерпретации картины мира. В этом случае конструкты, которые создает личность, представляют собой ее индивидуальные средства, пути и способы толкования мира. Они имеют форму биполярных понятий (белый-черный, умный-глупый, эгоист-альтруист и т.п.), но представляют собой личностные изобретения, истолкования, накладываемые индивидом на реальность. В этом случае в функционировании конструкта одновременно присутствуют: обобщение, различение, прогнозирование и контроль за поведением. Поэтому можно сказать, что конструкт представляет собой элементарную единицу восприятия, мышления, отношения личности, которая объединяет как объективные сведения, так и их субъективную интерпретацию, что позволяет нам судить об уровне ее индивидуального контроля. Смысловые конструкты задаются присущими человеку потребностями и ценностями, поэтому по используемым человеком конструктам можно выявлять его потребности и ценности. В то же время благодаря существованию смысловых конструктов личность способна оценить любой предмет или явление не только через призму актуальных потребностей, но и соотнести его с любыми потребностями и ценностями, даже неактуальными в данный момент. В этом случае чем более значимы для человека те или иные вещи или события, тем более сложная и индивидуально своеобразная система конструктов будет им использоваться для их оценки. На основании оценки конструктов личности можно отметить следующие особенности ее мотивационно-смысловой сферы:
  1. Развитость ? качественное разнообразие мотивационных факторов.
  2. Гибкость ? подвижность связей, существующих между разными уровнями организации мотивационной сферы (между потребностями и мотивами, мотивами и целями, потребностями и целями).
  3. Иерархизированность - характеристика ранговой упорядоченности строения уровней организации мотивационной сферы.
  В нашем исследовании данные параметры мотивационно-смысловой сферы личности агрессивно-насильственного преступника диагностируются с помощью модифицированной методики репертуарных решеток Дж. Келли [163, 203]. В ходе проведения исследования испытуемому задаются различные репертуарные роли, относящиеся к определенным сферам его жизненного опыта: семейной (отец, мать, брат, и т.д.), близкого общения (друг, человек, которого я люблю и т.д.), учебы или работы (начальник, преподаватель, сослуживец), представлений о себе (я в прошлом, я в настоящем, я в будущем, каким я хотел бы быть в идеале) ? с тем, чтобы актуализировать у него представления о конкретных значимых для него лицах. При этом необходимо учитывать, что роли, задающие ситуацию, должны быть представлены в жизненном пространстве индивида в своем социокультурном содержании, т.е. испытуемый должен вспомнить, кто и когда в его жизни соответствовал этой заданной роли и в дальнейшем руководствоваться своим субъективным опытом по оценке его поведения. Затем в процессе структурированного интервью испытуемому предлагается сравнить значимых для него лиц между собой, а также этих же лиц с ним самим и указать, чем сходны или чем отличаются друг от друга или от него самого данные лица в плане того, чего они хотят от жизни, то к чему стремятся, что для них главное и т.п. Таким образом, испытуемый должен приписывать себе и другим определенные мотивы. При этом экспериментатор каждый раз старается выяснить у испытуемого не только, к чему стремится оцениваемый, но и почему и ради чего он стремится к этому. Полученные мотивировки называются в соответствии со сложившимися у исследователей традициями "мотивационными смысловыми конструктами", так как они отражают представления испытуемого о собственных мотивах и мотивах других людей [153, с. 88].
 Инструкция для испытуемого
  1. Посмотрите внимательно на этих трех людей. Какие два из них похожи и отличаются от третьего?
  2. Назовите свойство личности или признак, который их объединяет и отличает от третьего. Подберите противоположное свойство и назовите его. 3. Какое из двух названных вами качеств вам больше нравится? Запишите его в графу конструкт "+", а противоположное - в контраст " - ".
  4. Оцените все элементы решетки по выбранным качествам, поставив напротив каждого в клетке "+" или "-", что будет соответствовать наличию конструкта или контраста у данного элемента.
  На следующем этапе диагностической процедуры испытуемый переходил к заполнению репертуарного теста, в котором в качестве столбцов задан уже использованный ранее ролевой список, а в качестве строк - мотивационные конструкты данного испытуемого. При заполнении репертуарного теста испытуемый указывал, наличествует или отсутствует данный мотивационный конструкт у конкретного значимого для него лица или у самого испытуемого. Затем заполненные испытуемым матрицы для каждого персонажа подвергались факторному и кластерному анализам. Причем наличие мощных кластеров и варимакс-факторов будет свидетельствовать о существовании сильно выраженных значимых для испытуемого мотивов, находящих свое отражение в мотивационных конструктах. Полученные мотивационные смысловые конструкты использовались для исследования иерархии мотивов испытуемого и выявления степени конфликтности в его мотивационной сфере. Для этого предпочитаемые полюса "+" записывались на отдельные карточки, после чего испытуемому предлагалось попарно сравнить их между собой; при этом всякий раз испытуемый должен решать, от какого конструкта он готов отказаться ради того чтобы сохранить свою приверженность мотиву, фиксируемому другим конструктом из предъявленной пары. Поставленная перед испытуемым задача жесткого выбора позволяет выявить иерархию его мотивационных смысловых конструктов. В результате, мы получаем матрицу выборов (предпочтений), используя которую можно подсчитать ранг каждого конструкта и степень его доминантности. Для исследования конфликтности всей системы смысловых конструктов в каждой матрице подсчитывается число нетранзитивных троек. Нетранзитивной тройкой называются такие отношения между конструктами, когда конструкт А предпочитается конструкту В, конструкт В предпочитается конструкту С, а конструкт С предпочитается конструкту А. Такие отношения считаются конфликтными, так как если они предстают в сознании человека одновременно, то выбор наиболее предпочитаемого оказывается невозможным. Мерой конфликтности личностных смыслов служит относительный показатель нетранзитивности, когда число нетранзитивных троек делится на общее число троек в данной матрице. В процессе работы испытуемого с репертуарной решеткой можно получить богатый материал для психологического анализа:
  1. Значимую информацию мы получаем уже на этапе идентификации элементов испытуемым. Здесь нужно обратить особое внимание на трудности, возникающие у субъекта в процессе сравнения ролевых фигур, на затраченное при этом время, на способ и порядок записи элементов в решетку. Это поможет выделить наиболее значимые и связанные с тревогой роли и элементы.
  2. Количество "+" в столбце соответствует оценке элемента испытуемым. Она представляет интерес и как абсолютная, и как относительная величина. Можно рассмотреть оценки в целом - высокие они, умеренные или низкие, каков их разброс (полярные оценки или незначительные колебания). После этого выделяют группы элементов с высокой, средней и низкой оценками, которые сравниваются с предварительной оценкой элементов испытуемым.
  3. Отдельному анализу подвергается самооценка испытуемого, которая определяется количеством "+" в столбце Я-реальный. Интерес также представляет и то, в какую из выделенных групп элементов попадает при этом испытуемый и как соотносится оценка реального и идеального Я. Тревожными сигналами являются как завышенные самооценки ( ни одного минуса или оценка выше, чем у других ), так и заниженные ("+" меньше половины или субъект попадает в группу с низким баллом).
  4. Количество "+" в строках свидетельствуют о степени реализации позитивных ожиданий испытуемого, направленных на внешний мир, показатель общего отношения к миру, эмоционального состояния испытуемого на данный момент. Доминирование "-" может свидетельствовать как о депрессивном, так и агрессивном состоянии субъекта в зависимости от показателя абсолютной и относительной самооценки.
  5. Важной информацией является идентификация испытуемого с теми ролями, на которые он претендует. Она определяется подсчетом количества совпадений оценок Я-реального с оценками других элементов. Идентификация видна также в кластере элементов, где можно проверить, в какую связку попадают Я-реальное и его Я-идеал.
  6. Необходимо выделить "принимаемые недостатки" и "отвергаемые достоинства" в виде скрытых симптомокомплексов поведения субъекта. "Принимаемые недостатки" - это недостатки, встречающиеся в основном только у приятных для испытуемого элементов. "Отвергаемыми достоинствами", соответственно, являются достоинства, имеющиеся, по мнению испытуемого, практически только у неприятных для него элементов. Наличие этих параметров является сигналом о возможных противоречиях в картине мира испытуемого, о имеющихся у него интроектах, т.е. представлениях, которые ему навязаны значимыми людьми, но не приняты до конца и поэтому неосознанно им отвергаются. Симптомокомплексы испытуемого могут проявляться и через противоречия в характеристиках Я-идеал, когда своему идеалу приписываются только положительные или, напротив, отрицательные качества.
  7. Особый интерес представляют отдельно стоящие конструкты, слабо связанные с другими подсистемами, что является еще одним диагностическим показателем наличия проблемных зон у субъекта. Наличие большого числа коммуникативных конструктов, к которым можно подставить словосочетание "по отношению ко мне" (например, добрый по отношению ко мне), а также открыто эгоцентрических конструктов (например, помогают мне - отказывают в помощи), свидетельствует об эгоцентричности субъекта в целом и его когнитивной простоте.
  8. Для расчета когнитивной дифференцированности мы использовали предложенную Д. Баннистером [163] меру интенсивности корреляций между всеми конструктами репертуарного теста. Она подсчитывается как сумма коэффициентов корреляции между всеми парами конструктов, деленная на число пар и умноженная на сто. Чем выше будет балл интенсивности среднего значения, тем в большей степени слиты, сцеплены друг с другом отдельные конструкты, тем более монолитной является смысловая система и менее автономны отдельные смыслы; балл меньше среднего значения показывает на слабую интеграцию конструктов между собой, что говорит о мозаичности, фрагментарности, недостаточной целостности индивида.
  В концепции А.Н. Леонтьева личность человека характеризуется через иерархию мотивов деятельности, и каждый субъект обладает своей индивидуальной организацией мотивационно-смысловой сферы [88]. В этом случае рассмотрение индивидуальных факторных матриц мотивационно-смысловой сферы личности агрессивно-насильственного преступника позволяет нам определить особенности его регуляции поведения. В то же время ядром личностного смысла является мировоззрение индивида, которое структурирует и трансформирует его картину мира, "всю смысловую систему, порождаемую вследствии этой иерархии, отражая сущностные характеристики личности как целого" [16]. Следовательно, при встречах с асоциальным или отклоняющимся развитием, которое "является прямым следствием эгоцентрической ориентации человека" [17, с. 132], необходимость учета и выявления глубинной смысловой структуры становится особенно актуальной. Поэтому следующий этап исследования мотивационно-смысловой сферы должен заключаться в изучении структурированного и обобщенного образа мира как ценностно-смыслового уровня регуляции личности агрессивно-насильственного преступника, т.е. рассматриваться с точки зрения развития у него социальных ценностей. Регулирующая роль мировоззрения как сформированная совокупностью основных отношений к миру заключается в том, что оно составляет источник мотивации к тем или иным действиям, к людям и к самому себе в виде смысловой системы личности. Смысловые системы, по мнению Б.С. Братуся, "несут в себе функцию не столько отражения, сколько преображения действительности, связывания разнородных и частных интересов, нижележащих смыслов ("преградных" и "конфликтных" в том числе) в единый, определяющий суть и назначение человека взгляд на самого себя и на окружающую жизнь" [17, с. 137].
  Смысловые образования личности выполняют в этом плане следующие наиболее значимые функции: "Во-первых, это создание образа, эскиза будущего, той перспективы развития личности, которая не вытекает прямо из наличной, сегодняшней ситуации. Если в анализе реальной человеческой деятельности ограничиться единицами мотивов как предметов потребностей, единицами целей как заранее предвидимых результатов, то будет непонятно, что ведет его к выходу за грань устоявшейся сообразности, которому он сам сегодня не может дать точных описаний и отчета. Во-вторых, смысловой уровень регуляции не предписывает готовых рецептов поступкам, но дает общие принципы, которые в разных ситуациях могут быть реализованы разными внешними (но едиными по внутренней сути) действиями. Лишь на основе этих принципов впервые появляется возможность оценки и регуляции деятельности не с ее целесообразной, прагматической стороны, а со стороны нравственной, смысловой, т.е. со стороны того, насколько правомерны с точки зрения этих принципов реально сложившиеся в данной деятельности отношения между мотивами и целями, целями и средствами их достижения" [17, с. 134-135].
  Для диагностики глубинного личностного смысла, характеризующего мотив насилия, в исследовании применялась методика выявления "предельных смысловых конструктов", или, по терминологии Д.А. Леонтьева, - "предельных смыслов", т.е. наиболее обобщающих, генерализованных суждений для описания предметов или явлений [94]. По мнению Д.А. Леонтьева, именно благодаря своему сверхобобщению содержание высказывания испытуемого будет в наименьшей степени подвержено искажающему влиянию психологических защит, так как "защита обеспечивается самой формой, которую те или иные смысловые ориентации приобретают, формулируясь как мировоззренческие постулаты, как суждения о мироустройстве, о порядке вещей" [94]. Обобщающие суждения отражают достаточно глубокие и интимные ценностно-смысловые ориентации личности. Например, за мировоззренческим убеждением, что человек всего может добиться в жизни, применяя свою силу, отчетливо просматривается агрессивная тенденция и отсутствие преград нравственного характера. В этом случае предельные смысловые конструкты оказываются не только интересным объектом психологического изучения, но и перспективным способом косвенной диагностики глубинных личностных структур. По мнению Д.А. Леонтьева, "они являются проекцией в область сознания (образа мира) динамических смысловых систем, образующих содержательно-смысловой уровень структуры личности" [94]. Предложения, с помощью которых испытуемый описывает происходящее с ним, составляет его частичку мировоззрения, субъективное конструирование образа мира, его личностный смысл. Сама словесная формулировка является прежде всего внешней оболочкой, упаковкой, за которой стоит конкретный момент субъективного опыта человека. Отсюда следует, что за ней всегда стоит определенный способ поведения, эмоциональная реакция и глубже - ряд конкретных ситуаций, сформировавших этот конструкт, а следовательно, представляющих смысловую значимость для испытуемого.
  Сама методика выявления предельных смыслов является индивидуальной по форме проведения и диалогической по своей природе. Методическая процедура представляет собой структурированную серию вопросов и ответов. Вопросы имеют вид: "Зачем или почему люди делают то-то?". Записав все возможные ответы, экспериментатор задает следующий вопрос. Словесные формулировки смыслов, данные в ответ на вопрос, называются смысловыми категориями. Цепь вопросов заканчивается при выявлении предельного смысла, дальше которого испытуемый уже не в состоянии ответить на вопрос экспериментатора. Например, испытуемый выбрал конструкт "сильный - слабый". Далее ему предлагается выбрать более предпочитаемый полюс. Потом диалог с испытуемым может развиваться следующим образом:
  - Почему Вы предпочитаете сильных ?
  - Потому что они, как правило, преуспевающие люди, большего добиваются в жизни, а слабые - все неудачники.
  - Почему так важно быть преуспевающим ?

<< Пред.           стр. 1 (из 4)           След. >>

Список литературы по разделу