<< Пред. стр. 5 (из 18) След. >>
Подобным же образом применяются к абсолютному единому и прочие категории, и в результате получается, что абсолютное единое непознаваемо. Все способы познания бессильны перед86
ним и не могут иметь его своим объектом. Оно - выше форм мышления. Александрийские интерпретаторы видели в абсолютном едином, составляющем предмет первой гипотезы диалога "Парменид", идею блага, выступающую в качестве наивысшей идеи в диалоге Платона "Государство". По Проклу, в абсолютном едином первой гипотезы "Парменида" нужно понимать бога. Другие полагали, что под этим абсолютным единым нужно понимать всю полноту всего существующего. Из ученых нового времени Жане видит в первой гипотезе диалога "Парменид" лишь простое опровержение учения элеатов об абсолютном единстве всего, Тидеман и Теннеман видят здесь лишь простую диалектическую игру понятиями, Штальбаум истолковывает единое первой гипотезы как первичную материю, являющуюся, по Платону, неопределенной и непознаваемой.
Оставляя в стороне эти различные толкования, мы видим в первой гипотезе и в дедуцируемых из нее следствиях лишь доказательство того, что абсолютное единство, исключающее всякую множественность, не существует для человека, оно непознаваемо и непостижимо. Диалектика единого и многого, признающая их неразрывную связь, отвергает тезис первой гипотезы.
Вторая гипотеза (антитезис) диалога "Парменид" допускает существование единого в относительном смысле. Если первый тезис доказывал, что абсолютное единое не имеет никакого отношения к пространству, времени, количеству, качеству и т. д , то второй тезис доказывает, что относительное единое находится в связи с количеством, пространством, временем и т. д. Жане находит, что все учение самого Платона заключается в этом втором тезисе. Фуллье, который в абсолютном едином первой гипотезы видел бога, в относительном едином второй гипотезы видел платоновские идеи.
Третья гипотеза говорит уже о единстве противоположностей: единое есть многое. Здесь речь идет о реальном множественном единстве.
Четвертая гипотеза имеет своим предметом чувственный мир, который является множественным, но его множественность связана с единством.
Всего в диалоге "Парменид" девять гипотез. В последних строках диалога дается следующее резюме всего исследования: "Существует ли единое (как это принимается в первых пяти гипотезах) или оно не существует (как допускается в последних четырех гипотезах), и в том и в другом случае оно и иное (т. е то, что отлично от него), как в отношении к себе, так и в отношении их друг к другу, есть и не есть абсолютно все и является и не является всем".
Смысл этого заключения состоит в утверждении того, что каждая из девяти гипотез включает в себя особую истину и мы будем владеть полной истиной лишь тогда, когда примем все
87
девять гипотез Каждая из этих гипотез представляет особую точку зрения. Приведенные нами заключительные слова диалога "Парменид" не следует понимать в том смысле, будто одни и те же вещи, взятые в одном и том же отношении и рассматриваемые с одной и той же точки зрения, допускают в себе противоположности. Ведь это противоречило бы тому, что Платон говорит о противоположностях в "Софисте" Взаимосвязь всех противоположностей в "Пармениде" вытекает из того, что единое и многое, бытие и небытие и другие противоположности берутся в различных аспектах (в абсолютном или относительном значении или вообще в различных значениях и отношениях, в каких только можно их брать).
В абсолютном едином все противоположности совпадают В мире идей противоположности вечно сосуществуют и находятся между собой в определенной связи. В чувственном мире имеет место смешение противоположностей вследствие участия одних и тех же вещей в противоположных идеях. В первичной материи - безразличие противоположностей. Таково учение о противоположностях, развитое Платоном в диалоге "Парменид". Это учение утверждает, что противоположности - во всем и повсюду, и сами идеи в своей сущности суть соединение противоположностей (единого и многого).
Для истории логики большое значение имеют следующие вопросы, поставленные в диалоге "Парменид": 1) об отношениях между понятиями, их соединимости и несоединимости и 2) об отношении между понятием и единичными вещами, к которым это понятие относится. Если раньше у Платона общие понятия (идеи) мыслились как существующие отдельно от вещей чувственного мира, как обособленные от них сущности, то в диалоге "Парменид" отношение между общим понятием и частными вещами понимается как неразрывная связь единого и многого. Это новое понимание отношения между общим, частным и единичным представляет собой уже переходную ступень от прежнего учения Платона об отношении между общим и частным к учению Аристотеля об этом. Поэтому в литературе, посвященной изучению диалога "Парменид", высказывался взгляд, что этот диалог принадлежит не Платону, а Аристотелю, поскольку там дается учение о неразрывной связи общего (единого понятия) и частного (множества индивидуальных вещей чувственного мира). Но на самом деле этот диалог знаменует собой лишь определенный поворот в развитии философии Платона
ГЛАВА III
Логика Аристотеля
Один из величайших ученых древности Аристотель родился в 384 г. до н. э. в городе Стагире (отсюда прозвище "Стагирит"). В своих сочинениях Аристотель с удивительной широтой и глубиной охватил все отрасли современного ему философского и научного знания (пожалуй, за исключением математики). Он творчески разрабатывал философию, логику, физику, астрономию, биологические науки, психологию, этику, эстетику, риторику, общественные науки.
В течение 20 лет Аристотель был учеником в школе Платона. Позднее, через 12 лет после смерти Платона, Аристотель основал в Афинах свою собственную философскую школу (перипатетическую, или Ликей). Умер Аристотель в 322 г. до н. э.
В философии Аристотеля перекрещиваются материализм и идеализм, линии Демокрита и Платона, опытное эмпирическое направление научного исследования Демокрита и умозрительно-дедуктивное Платона.
По некоторым свидетельствам, общее число написанных Аристотелем сочинений приближается к тысяче. Логические сочинения Аристотеля позже были объединены под общим названием "Органон". Сюда вошли:
1. "Категории" - сочинение, которое не всеми исследовате
лями признается подлинным ввиду близости развиваемого там
учения взглядам, выраженным Платоном в диалоге "Тимей".
В этом сочинении позднейшими вставками являются главы 10-
15, где излагается учение о постпредикаментах; К. Прантль со
чинение "Категории" считал подложным;
2. "Об истолковании" - сочинение, вероятно, не принадле
жащее самому Аристотелю или по крайней мере подвергшееся
искажению и позднейшим вставкам;
89
3. "Аналитики первая и i орая" - основное классическое
произведение Аристотеля по логике, из которых первая излага
ет силлогистику Аристотеля, а вторая - учение о доказательст
ве. Эти два сочинения, бесспорно, принадлежат самому Аристо
телю;
4. "Топика", содержащая учение о вероятных ("диалектиче
ских") доказательствах (в ней не принадлежит Аристотелю
лишь пятая книга);
5. "О софистических опровержениях" - сочинение, которое
иногда считается последней (девятой) книгой "Топики", иногда
же принимается за самостоятельное сочинение.
Глубокая характеристика логики Аристотеля дана В. И. Лениным: "У Аристотеля везде объективная логика смешивается с субъективной и так притом, что везде видна объективная. Нет сомнения в объективности познания. Наивная вера в силу разума, в силу, мощь, объективную истинность познания. И наивная запутанность, беспомощно-жалкая запутанность в диалектике общего и отдельного - понятия и чувственно воспринимаемой реальности отдельного предмета, вещи, явления"1.
УЧЕНИЕ ОБ ИСТИНЕ И ЗАКОНАХ МЫШЛЕНИЯ
Логика Аристотеля отнюдь "е является той формальной логикой, которая замыкается в рамках изучения формальной правильности мышления безотносительно к его истинности. Для Аристотеля истина есть соответствие мыслимого с действительным в отличие от того формальнологического понимания истинности, согласно которому истинность принадлежит всецело сфере самого мышления и не имеет никакого отношения к подлинной действительности. По Аристотелю, логические законы суть первоначально законы бытия и логические формы совпадают с формами самого бытия: формы истинного мышления являются отображением реальных отношений. Основным критерием истины у Аристотеля служит материальный критерий: согласие мыс: ли с самими вещами.
По учению Аристотеля, истинно то суждение, в котором понятия соединены между собой так, как связаны между собой соответствующие им вещи в природе. Ложно то суждение, которое соединяет то, что разъединено в природе, или разъединяет то, что соединено в ней. На этой концепции истины основана аристотелевская логика.
На тесную связь логики Аристотеля с его метафизикой указал Тренделенбург, который видел в логических формах Аристотеля не что иное, как выражение онтологических законов и отношений. Вследствие этого Тренделенбург оспаривал у формаль-
1 В И Ленин Полное собрание сочинений, т. 29, стр. 326. 90
ной логики право называться аристотелевской и считал формальное направление, которое стало развиваться в логике со времени стоиков, решительным уклонением от Аристотеля.
Тот же взгляд на логику Аристотеля высказывается в "Истории логики" Прантля, который первые зачатки формальной логики усматривает у первых перипатетиков: Теофраста и Евдема. Взгляд Тренделенбурга разделяют Бониц, Ибервег, Целлер и др., а из русских историков логики Е. А. Бобров, который говорит, что логика Аристотеля настолько тесно связана с его метафизикой, что без последней не может быть верно понята.
По мнению Е. А. Боброва, формальная логика есть незаконное детище аристотелевской логики. "Отказавшись от метафизической основы логики Стагирита, представители формальной логики не создали, однако, своей новой, особенной логики, но воспользовались готовым строением аристотелевской логики, давая ей ложное толкование и делая неподходящие надстройки"2,- так характеризует Е. А. Бобров отношение между формальной логикой и логикой Аристотеля. Согласно его оценке формальной логики, в последней "не может быть и речи о каком-либо дополнении или расширении логики Аристотеля; есть только изменение понимания ее духа, или, вернее, есть утрата и извращение ее живого и общефилософского, метафизического основания"3.
Не отрицая связи между логическими формами и метафизическими принципами у Аристотеля, Г. Майер 4 не соглашается с мнением названных выше ученых, что Аристотель вывел свою логическую теорию (и специально силлогистику) из своего общефилософского учения или по меньшей мере на нем основал. По мнению Г. Майера, Аристотель уже имел идею формальной логики и заложил основы науки о формах мышления.
Считая, что идея формальной логики восходит к Аристотелю, Г. Майер признает не вполне верным данный Прантлем очерк развития логики на первой стадии ее истории; он полагает, что у Прантля дано неправильное освещение вопроса об отношении аристотелевской логической теории к учениям логиков из перипатетической и стоической школ.
Вопросы о характере логики Аристотеля, вызвавшие оживленные споры среди историков логики, по нашему мнению, решаются следующим образом. Корни формальной логики лежат в логике Аристотеля. По замыслу и по своей идее логика Аристотеля составляет прямую противоположность чисто формальной
2 Е А. Бобров. Историческое введение в логику. Варшава, 1916 стр
65-66. F
3 Там же, стр 61.
4 Н. Maier. Die Sillogistik des Aristoteles, t. 1-2 Tubingen, 1896-1900
В дальнейшем при изложении аристотелевского учения о законах мышле
ния мы будем использовать результаты этого исследования
91
логике: она принимает два критерия истины: материальный (согласие мыслей с вещами) и формальный (согласие мыслей между собой), причем господствующим критерием в ней является материальный. Однако в процессе развития логического учения Аристотеля - в его силлогистике - формальный критерий приобретает известную самостоятельность и заслоняет собой критерий материальный. И таким образом логика Аристотеля, исходя из неформальных предпосылок, в процессе своего развития превращается в систему формальнологических приемов.
В конечном итоге логика Аристотеля представляет собой нечто среднее между логикой чисто формальной и метафизической, а равным образом и между логикой метафизической и диалектической (ввиду отмеченного В. И. Лениным колебания Аристотеля между диалектикой и метафизикой).
Именно этой позицией Аристотеля, колеблющегося между диалектикой, метафизикой и формальной логикой, объясняется, по-видимому, отнесение Ф. Энгельсом логических учений Аристотеля одновременно и к истории формальной логики и к истории диалектики. Ф. Энгельс пишет: "Сама формальная логика остается, начиная с Аристотеля и до наших дней, ареной ожесточенных споров. Что же касается диалектики, то до сих пор она была исследована более или менее точным образом лишь двумя мыслителями: Аристотелем и Гегелем) 5. В другом месте Ф Энгельс отмечает: "...Исследование форм мышления, логических категорий, очень благодарная и необходимая задача, и за систематическое разрешение этой задачи взялся после Аристотеля только Гегель"6.
Рассмотрим учение Аристотеля об истине и законах мышления. Аристотель принимает истину в широком и в узком смысле. Истина в узком значении есть истина суждения. По Аристотелю, истина и ложь, строго говоря, относятся только к соединению и разъединению представлений и понятий. Наши суждения истинны или ложны в зависимости от того, соответствует ли совершаемое в них соединение или разъединение представлений и понятий самой действительности. Что же касается отдельных изолированных предметов мысли, то сами по себе они еще не истинны и не ложны. Но в более широком смысле понятие истины у Аристотеля переносится и на предметы мысли.
Такое расширенное понятие истины основывается на предположении, что 'предмет мысли (представление или "понятие) сравнивается с реальным объектом, отображением которого он является, и в качестве истинного признается то представление или понятие, которое адекватно отряжает то, что существует в действительности. Мыслимое ложно в том случае, если ему или
5 К. Маркс и Ф. Энгельс Сочинения, т 20, стр 367. * Там же, стр. 555.
92
вообще не соответствует ничего в действитльности, или если соответствующий реальный .предмет в нем отображен неверно-. Это - материальная ложность, и она заключается в несоответствии мыслимого реальным объектам. Другой вид ложности - ложность суждения. Она заключается в том, что несуществующее высказывается как существующее, т. е. предикат приписывается субъекту, которому он не принадлежит. Формула ложного суждения: "Не-А есть А".
Отдавая дань метафизике своего учителя Платона, Аристотель различает два вида суждений: вечные необходимые суждения, относящиеся к области вечных неизменных объектов, и суждения, относящиеся к кругу изменяющихся вещей. Так как объекты, подверженные изменению, возникновению и уничтожению, не пребывают всегда тождественными себе, то и суждения о них не являются устойчивыми. Будучи истинными, пока их объекты остаются равными себе эти же суждения становятся ложными, когда объекты изменяются во времени. В аристотелевском учении об истине это деление суждений имеет существенное значение. Только первые суждения образуют область строгого знания, вторые же суть просто мнения и не имеют строгого научного характера.
Сообразно с этим делением суждений и понятие истины у Аристотеля делится на два вида: вечная абсолютная истина и истина, которая в потоке времени переходит в свою противоположность и становится ложной.
Основным законом мышления у Аристотеля является закон противоречия. Аристотель называет этот закон самым неоспоримым принципом.
Аристотель дает несколько формулировок этого закона. В онтологической формулировке он выступает как наивысший закон самого бытия. Он гласит: "Невозможно, чтобы одно и то же в одно и то же время и в одном и том же отношении и было и не было присуще одному и тому же" ("Метафизика", IV, 1005 b 19). Наряду с этой развернутой формулировкой дается краткая онтологическая формула: "Невозможно, чтобы одно и то же в одно и то же время было и не было". При этом Аристотель упоминает учение Гераклита, что одна и та же вещь и существует, и не существует, и утверждает, что это учение никто не может серьезно признавать. Здесь Аристотель оказывается не в силах понять диалектику Гераклита и отмахивается от нее, будучи не в состоянии ее опровергнуть. Наряду с указанными двумя онтологическими формулировками закона противоречия у Аристотеля часто встречаются и чисто логические формулировки этого закона.
В качестве достовернейшего положения приводится закон: "Невозможно, чтобы одновременно были истинными противоположные суждения", или: "Невозможно, чтобы противоречащие
93
утверждения были истинными по отношению к одному и тому же" ("Метафизика", IV, 6, 10НЬ 15).
Аристотелем даются и сокращенные логические формулы: "Невозможно вместе истинно и утверждать и отрицать" или: "Невозможно вместе утверждать и отрицать".
По Аристотелю, наивысший закон бытия: "Сущее существует, не сущее не существует, невозможно одной и той же вещи существовать и не существовать", - есть вместе с тем и наивысший закон истины: одно и то же суждение не может быть вместе и истинным и ложным. Этот закон истины, по Аристотелю, является выводным, он есть необходимое следствие первоначального онтологического принципа. Таким образом, онтологическая формулировка закона противоречия является основной. Закон противоречия у Аристотеля не является исключительно принципом мышления, как в формальной логике. Принцип противоречия для Аристотеля есть прежде всего принцип самого бытия, но он является также и законом истины.
Онтологический принцип образует основу всего научного здания. Этот принцип имеет и вторую сторону - объективно-логическую, которая дана непосредственно вместе с онтологической. Объктивно-логическая формулировка принципа: "Утверждение и отрицание не могут быть вместе истинными" - служит основоположением, из которого выводится правило, что одному и тому же субъекту не могут быть присущи противоположные предикаты. И отсюда уже следует субъективная необходимость признавать закон противоречия, т. е. психологическая невозможность принимать, что нечто есть и не есть.
Принцип противоречия в его метафизической и объективно-логической формулировках, по Аристотелю, является основоположением недоказуемым, непосредственно очевидным, ибо всякий, кто приводит какое-либо доказательство, сводит его <к этому положению как последнему; ибо по природе оно есть начало для всех других аксиом. Оно - достовернейшее из всех начал, оно - чачало начал.
Это положение нельзя обосновать в собственном смысле слова, однако можно опровергнуть противоположный ему взгляд, показав абсурдность вытекающих из него следствий. В этом последнем смысле можно дать ему доказательства.
Первым таким косвенным доказательством у Аристотеля служит возражение противнику, который оспаривает закон противоречия, заключающееся в том, что, поскольку он нечто высказывает, постольку он на деле признает этот принцип. Ибо говорить - значит высказывать слова, имеющие определенное значение для других и для себя. Высказывая нечто, что должно иметь определенное значение, он (противник) тем самым признает закон противоречия, по крайней мере в определенной
94
области и в определенном объеме. Предпосылкой для каких бы то ни было высказываний является однозначная определенность и безусловное постоянство значений слов.
Слово (а) означает одно понятие (а) и, следовательно, не другое (не-а). Основная формула такова: "а не есть не-а". Смысл закона противоречия в этом аспекте таков: "а не может иметь тот же самый смысл, какой имеет то, что по своей сущности не есть а", следовательно, "а есть а и поэтому не есть не-а".
Однако при таком понимании смысла закона противоречия его значимость замыкается в слишком узкие границы. Так, Анти-сфен учил, что правильно только то высказывание, которое о субъекте высказывает только его понятие (например, о человеке можно лишь сказать: "Человек есть человек", высказывание же о человеке какого-либо другого предиката недопустимо). Анти-сфен принимал исключительно возможность суждений тождества (идентичных суждений). По учению Антисфена, о каждой вещи можно лишь утверждать, что она есть именно эта вещь; нельзя никакой вещи приписывать множества признаков, ибо каждая вещь есть нечто единичное и как таковая она абсолютно отлична от всего другого. Критикуя взгляд Антисфена, Аристотель указывает, что субъекту могут быть присущи различные предикаты, как существенные, так и несущественные.
В известном смысле предикат, выражающий несущественное свойство (например, белый), относится к своему субъекту (человек) , как не-а к а. Предикат не-а высказывается о субъекте а. не в том же смысле, в каком о нем высказывается его сущность а. Если бы закон противоречия выводился из предпосылки, что со всяким словом твердо связано только одно понятие, исключающее все другие понятия, то в этом случае значение закона противоречия было бы ограничено суждениями тождества. Применение же его к суждениям с предикатами, выражающими несущественные свойства, были бы ложно. Ибо для таких суждений справедлива была бы формула "а есть не-а".
Таким образом, закон противоречия в том понимании и обосновании, какие даны в первом доказательстве, не имеет силы для суждений, высказывающих несущественные свойства. Между тем в своей первоначальной формулировке закон относился н к этим суждениям. Возникающее таким образом затруднение ослабляется, если закону противоречия придать несколько иное значение, а именно, если принять ту предпосылку, из которой исходит первое доказательство, собственным смыслом и содержанием всего этого закона.
В таком случае смысл данного закона ограничивался бы лишь устойчивостью понятий и суждений. Закон констатировал бы исключительно "однозначность акта суждения", т. е. в этой интерпретации он высказывал бы лишь то, что всякий, кто сознательно что-либо утверждает, утверждает именно то, что он утверждает.
95
В других доказательствах закона противоречия у Аристотеля из опровержения закона противоречия выводятся абсурдные следствия. Далее указывается, что если бы противоположные суждения об одном и том же субъекте были бы одновременно значимы, тогда "все было бы едино".
Дело в том, что если бы о всяком субъекте по желанию можно было бы утверждать или отрицать любой предикат, то один и тот же субъект одновременно мог бы, например, быть кораблем, стеной и человеком.
Аристотель указывает, что отрицание принципа противоре чия встречается в различной степени. Или его совершенно ослари-вают и обо всем прямо утверждают, что оно белое или одновременно не белое, существует и одновременно не существует, или же придают закону ограниченное значение, но в таком случае нужно определенно указывать границы его применения.
Переходя к субъективно-психологическому аспекту закона противоречия, Аристотель указывает, что если признавать все суждения - в том числе и противоположные - истинными, то придется вместе с тем признавать, что они все ложны. Ибо стоящий на точке зрения, что все суждения истинны должен будет объявлять свои собственные высказывания ложными. Однако психологически невозможно признавать всякое суждение одновременно и истинным и ложным. Принимающий это не будет принимать ничего определенного. Наряду с психологической невозможностью Аристотель ссылается и на практику. Все поведение людей служит доказательством значимости этого закона. В практической жизни люди считают, что одно лучше, а другое хуже. Определенность поведения людей базируется на значимости закона противоречия.
Возражая противникам, Аристотель приводит и следующий аргумент. Если бы в сущем все обстояло одновременно так и не так и поэтому и в мышлении утверждение и отрицание о чем-либо было бы одновременно истинно, то было бы непонятно, как можно приписывать субъективным положениям большую и меньшую истинность. Например, кто 4 считает за 5, тот ошибается, но не в такой степени, как тот, кто считает 4 за 1000. Очевидно, пер вый ошибается менее, т. е. первый стоит ближе к истине, чем второй, а если так, то должна быть абсолютная истина, исходя из которой можно измерять различия степеней приближения или удаления от нее.
Аристотель проводит различие между серьезными противниками, которые руководствуются философскими соображениями, и противниками, которые занимаются чисто эристическими фокусами. Серьезные противники выдвигают соображения, во-первых, метафизические, во-вторых, гносеологические. Метафизические соображения исходят из понятия возникновения. Говорят, что
ничто не может возникнуть прямо из небытия, поэтому тот субстрат, из которого что-яибудь возникает, должен заранее иметь противоположные предикаты и вследствие этого должно признаваться одновременно истинным как контрадикторно, так и контрарно противоположное. Аристотель на это возражает, указывая, что здесь смешивается потенциальное и актуальное бытие. Что касается гносеологических соображений, то выдвигается положение, что единственным источником познания является чувственное восприятие. Между тем ощущения у отдельных людей различны: что одному кажется сладким, то другому - горьким. Ощущения неодинаковы не только у разных живых существ, но и у одного я того же лица. Поэтому не остается ничего иного, как считать истинным все, что таковым кажется кому-либо. Все одинаково истинно.
Аристотель подвергает этот взгляд весьма тщательному анализу. Действительно, изменяющиеся вещи могут дать повод рассматривать их таким образом. Аристотель сам разделяет мнение, что если бы все было в постоянном изменении, то истина была бы невозможна: все одновременно и существовало бы и не существовало. Однако, по его мнению, само возникновение и исчезновение возможны только на основе бытия, следовательно, предполагают нечто сущее.
Далее, Аристотель считает, что здесь смешивается изменение в количестве и изменение в качестве. По Аристотелю, количественное изменчиво, но наше познание имеет прежде всего своим объектом не количественное, но (Качественное, а именно - понятие, которое служит определением качественного становления, но при этом само пребывает вечно равным себе. Понятие для Аристотеля есть действительное, неизменяющееся бытие. Сверх того, по Аристотелю, положение, что чувственно воспринимаемое подвержено постоянному изменению, справедливо только для подлунного мира, который есть лишь малая частица Вселенной. Остальному присуще неизменное вечное бытие.
Признавая, что один и тот же объект может вызвать различные ощущения - вследствие изменения самого объекта или изменений воспринимающих тел - Аристотель указывает, что при всех этих изменениях есть нечто, что остается всегда равным себе: это именно само качество ощущения. Например, ощущение сладкого будет то же, что и раньше, оно во все времена будет оставаться одним и тем же. Это значит, что ощущение сладкого как таковое имеет свои определенные характерные черты, которые оно всегда сохраняет, и если именно эти черты будут о нем высказываться, то суждение будет необходимо истинным.
Таким образом, Аристотель доказывает значимость закона противоречия и для мышления в понятиях и для чувственного восприятия.
97
Переходим к учению Аристотеля о законе исключенного третьего. Основная формулировка его у Аристотеля такова: "Равным образом не может быть ничего посредине между двумя противоречащими <друг другу суждениями>, но об одном одно необходимо либо утверждать, либо отрицать" ("Метафизика", IV, 7, 1011 в 23).
Но часто Аристотель приводит более краткие формулировки: "Необходимо все либо утверждать, либо отрицать", или "Обо всем истинно или утверждение или отрицание", или "Все должно или быть или не быть".
Что нового вносит закон исключенного третьего по сравнению с законом противоречия? Закон противоречия оставлял еще открытым вопрос, возможно ли нечто среднее между утверждением и отрицанием. Отрицательная часть формулы закона исключенного третьего устанавливает, что такой возможности нет. Однако из отрицательной части еще не следует положительная часть: если кроме утверждения и отрицания нет ничего среднего, то этим еще не исключен тот случай, что утверждение и отрицание могут быть одновременно истинны. Эта возможность отбрасывается законом противоречия, и положительная формулировка закона исключенного третьего включает в себя то, что утверждается законом противоречия.
Отношение между этими двумя законами - законом противоречия и законом исключенного третьего, - по Аристотелю, таково: отрицание закона протворечия имеет своим необходимым следствием отрицание закона исключенного третьего. Закон противоречия есть необходимая предпосылка закона исключенного третьего. Из отрицания первого с необходимостью вытекает следствие, что есть среднее между утверждением и отрицанием, между бытием и небытием. Однако это не говорит, что из закона противоречия можно вывести закон исключенного третьего. Последний имеет самостоятельное значение.
У Аристотеля закон исключенного третьего, так же как и закон противоречия, имеет не только логическое значение, но и онтологическое. Логический закон исключенного третьего имеет своим основанием закон самой объективной реальности. Даже более того, закон исключенного третьего мыслится Аристотелем прежде всего как закон бытия и лишь затем как закон мышления. Или бытие, или небытие, все или есть, или не есть, между бытием и небытием нет ничего среднего. В соответствии с этим законом бытия у Аристотеля дается учение об истине. Истина и ложь находятся в контрадикторной противоположности. По самому определению этих понятий ложность есть отрицание истины, а истинность - утверждение истины. Положение о контрадикторной противоположности истины и лжи служит у Аристотеля предпосылкой доказательства закона исключенного третьего.
98
Объективно-логическое понимание закона исключенного третьего, согласно которому всякое истинное суждение должно быть или утверждением, или отрицанием, Аристотель доказывает следующим аргументом. Поскольку истинные и ложные суждения высказывают обо всем, что есть или не есть, то отсюда вытекает, что суждение, которое выражает среднее между бытием и небытием и, следовательно, не высказывает ни о бытии, ни о небытии, не является ни истинным, ни ложным, и поэтому оно логически невозможно. Истинные и ложные высказывания исчерпывают весь объем возможных суждений.
Другое доказательство исходит из того психологического факта, что дискурсивное мышление имеет лишь две формы своего проявления: оно или утверждает, или отрицает. Функция мышления в его конкретно-психологическом проявлении - это утверждение или отрицание. Что-либо среднее между ними психологически невозможно. Это психологический факт.
Следующее доказательство у Аристотеля исходит из понятия изменения. Доказывается, что оспаривание закона исключенного третьего делает необъяснимым факт изменения в мире. Если принимать среднее между бытием и небытием, то это среднее может мыслиться двояко: или как положительное среднее (например, серое - среднее между черным и белым), или как отрицательное среднее (например, то, что не есть ни лощадь, ни человек).
Изменение есть всегда развитие от несуществующего к существующему, например, от нехорошего к хорошему, или наоборот, от хорошего к нехорошему, переход от одного члена контрадикторной противоположности к другому. Если встречающееся нам в действительном мире изменение есть всегда движение между бытием и небытием, то не может быть ничего среднего между бытием и небытием, не может быть чего-то такого, что одновременно было бы и не было.
Аристотель дает шесть аргументов, которые выводят ряд абсурдных следствий из опровержения закона исключенного третьего. Мы не станем приводить их здесь, отметим лишь, что, по Аристотелю, как отрицание закона противоречия приводит к положению, что все истинно, так из допущения среднего между двумя членами контрадикторной противоположности получается следствие, что все ложно.
Историками логики ставился вопрос, мыслил ли Аристотель закон противоречия и закон исключенного третьего как два самостоятельных принципа. Одни давали на этот вопрос отрицательный ответ и считали оба закона в основе лишь двумя различными формулировками одного и того же принципа. Другие высказывались за самостоятельное значение каждого из этих законов. На наш взгляд, несмотря на их тесную связь, второй закон
содержит новый дополнительный момент, которого еще нет в законе противоречия.
Г. Майер обращает внимание на то, что Аристотель нигде не делает попытки вывести закон исключенного третьего из закона противоречия. И было бы ошибкой искать у него такую дедукцию. Обычное выведение закона исключенного третьего из закона противоречия основывается на положении "двойное отрицание утверждает", а для Аристотеля отрицание отрицания есть чисто логическое отношение, законы же логики для него суть прежде всего законы бытия. Закон противоречия и закон исключенного третьего у него касаются сущего как сущего и именно поэтому трактуются в "первой философии". А так как истинное мышление есть адекватное отображение бытия, то законы бытия суть также законы мышления.
Принципы противоречия и исключенного третьего, которые в области бытия были законами природы, в области логиии становятся критерими для установления истины. Первично эти законы суть законы бытия, затем они выступают как логические законы истины и, наконец, выступают как психологические законы протекания субъективных процессов мышления у человека. Неправ Зигварт, который полагает, что аристотелевский принцип противоречия касается лишь природы нашего мышления, равным образом неправы те, которые приписывают Аристотелю выведение объективно-логических и онтологических принципов из психологических законов субъективной деятельности мышления.
Для Аристотеля в обосновании логики все сводится к тому, что в самой реальной действителности есть нечто пребывающее, устойчивое и вполне определенное. Если бы в самой действительности все было бы в постоянном изменении, то не было бы никакой истины. И если бы вещи нельзя было твердо отграничить друг от друга и определить каждую в отдельности, то не было бы и мышления. Без неизменности вещей и без их обособленности друг от друга, по мнению Аристотеля, было бы невозможно бытие в собственном смысле, а вместе с тем были бы невозможны познание и истина. Но даже в подлунном мире единичные вещи, подверженные изменению, являются по меньшей мере относительно пребывающими. Не только объекты мышления, но и объекты чувственного восприятия отграничиваются друг от друга (последние, конечно, менее резко, чем первые). Пребываемость и обособленность объектов мышления и объектов восприятия являются у Аристотеля той основой, на которой покоятся законы противоречия и исключенного третьего.
Что касается закона тождества, то он у Аристотеля не играет роли основного закона. Тренделенбург находит у Аристотеля формулировку закона тождества Ф. Ибервег и Г. Майер придерживаются взгляда, что принципа тождества у Аристотеля нет.
100
К- Прантль в своей "Истории логики" рассматривает законы мышления у Аристотеля как аксиомы. Все науки, независимо от своих специальных принципов, опираются на законы мышления. Первой предпосылкой, на которой покоится все здание науки у Аристотеля, по Прантлю, служит положение, что всякое суждение "твердо стоит в себе", и что невозможно, чтобы "один и тот же по отношению к одному и тому же одновременно принимал и наличие его и отсутствие". К этому общезначимому основоположению как к последнему и самому прочному восходит всякий аподиктический прием. Человеческое мышление с самого начала фиксируется однозначно на эмпирическом материале и выражает это в суждениях, утверждая или отрицая. В этой аксиоме, по Прантлю, дело идет о простой предпосылке, которой должен пользоваться каждый человек, а не о принципе тождества и противоречия, который в его формальном понимании исключает всякое развитие и всякий процесс опосредствования. По мнению Прантля, принцип исключенного третьего у Аристотеля вполне совпадает с принципами тождества и противоречия.
В "Метафизике" (IV, 1012 а 26) Аристотель дает объединенную формулировку законов противоречия и тождества: "Говорить, что сущее не существует или что не сущее существует, -• ложно, говорить же, что сущее существует и что не сущее не существует, - истинно". В этой формулировке закон тождества выступает на втором плане как дополнение к закону противоречия и как его обратная сторона.
Тренделенбург формулировку закона тождества усматривает в следующем месте "Первой Аналитики" (1, 32,47 а 8) "Все истинное должно быть согласно само с собой во всех отношениях". Но это не закон тождества, это основа всей формальной логики, основа всех ее законов. Если понимать основной закон как такой, который определяет собой все остальные законы данной науки, то это положение более всего подходит под понятие основного закона формальной логики.
В приписываемом Аристотелю сочинении "Об истолковании" (IX, 18 а 27) говорится, что законы противоречия и исключенного третьего не имеют силы в суждениях о будущем: если кто-нибудь утверждает, что что-либо случится в будущем, а другой отрицает это, то здесь нет логического противоречия, потому что, пока факт не совершился, возможно как то, так и другое, поскольку будущее не является необходимо детерминированным, оно зависит от случайностей, зависит и от воли людей, и от их поведения. По Аристотелю, в суждениях о будущем речь идет о возможном, которое может быть и не быть и потому оба приведенных выше суждения равносильны.
Ошибка Аристотеля в том, что у него не принимается здесь во внимание, что осуществится лишь одна из этих возможностей:
101
из двух суждений, в одном из которых утверждается, а в другом отрицается, что нечто случится, лишь одно будет оправдано на практике; следовательно, по закону исключенного третьего, одно суждение окажется истинным, а другое ложным
Аристотель (или, может быть, перипатетик III в до н. э, который мог быть автором сочинения "Об истолковании") пришел к такому взгляду на суждения о будущем, исходя из взгляда на истину как на соответствие действительности, считая, что это соответствие можно установить для настоящего и прошлого, но не для будущего, которое нельзя назвать действительностью, поскольку его еще нет.
Для правильного понимания учения Аристотеля о законах логики необходимо иметь в виду, что Аристотель в решении основного вопроса философии колеблется между материализмом и идеализмом, точнее, между материализмом и объективным идеализмом. Поскольку он выступает как объективный идеалист, то для него, как и для Платона и Гегеля, принципы бытия и мышления совпадают7, и онтологическая формулировка законов логики тождественна с чисто логической формулировкой законов мышления. Но, поскольку Аристотель, с другой стороны, выступает как материалист, для него логические законы мышления не совпадают с законами самого бытия, а соответствуют им, имеют сходство с ними.
УЧЕНИЕ О СУЖДЕНИИ
Суждение как психическое явление Аристотель рассматривает в своем сочинении "О душе", а как логическую форму - в "Метафизике" и в своих логических трактатах (специально суждению посвящено сочинение "Об истолковании")
В учении Аристотеля о суждении прежде всего следует отметить, что суждение он понимает диалектически, как неразрывное единство анализа и синтеза.
Всякое суждение, по Аристотелю, может пониматься как установление связи, как синтез И в случае отрицательного суждения различные элементы суждения связываются, образуют единство.
Слово "синтез" употребляется Аристотелем в двух различных значениях Синтез, который имеет место как в утвердительных, так и в отрицательных суждениях, имеет другой характер, чем синтез, который имеет место только в утвердительных суждениях и является отображением реальных связей
Если утвердительное суждение трактуется как соединение ранее разделенного, то этим только описывается психологический генезис суждения. И синтез, с которым мы здесь имеем дело, есть не что иное, как исключительно субъективный акт мышления,
7 Таково у Аристотеля понятие о боге бог есть "мышление мышления" 102
психический процесс, которому не соответствует ничего реального, Если в душе должен возникнуть тот синтез, который является верным отображением реальной связи, то должен иметь место синтез другого рода, который, однако, имеет своей предпосылкой разделение, а именно - должен быть разделен мыслительный материал на восприятие, представление или понятие. Ибо не только понятие, которое постигается непосредственным интуитивным мышлением как нечто совершенно простое, но и восприятие дано нам сперва как нечто единое, которое следует разложить на его элементы. После анализа происходит синтез, и разделенные элементы соединяются в единое целое. Таким образом, возникает утвердительное суждение.
Аналогично протекает синтетическая деятельность, ведущая к отрицательному суждению. И здесь мысленное разделение, которое отображает реальное разделение и логически представляется как отрицание, предполагает синтез, который ставит во взаимное отношение друг к другу разъединенные элементы. Но этому синтезу должен предшествовать анализ, причем анализируемым целым может быть и представление фантазии, и образ воспоминания, смешанный с чуждыми чертами, и неточное восприятие, и проникнутое чуждыми элементами понятие или какое-нибудь соединение нескольких мыслей.
Таким образом, по Аристотелю, при образовании суждения синтезу предшествует анализ (субъективное разделение элементов) .
Согласно Аристотелю, суждение есть синтез представлений. Этот синтез есть субъективная деятельность мышления, которая на основе предшествующего анализа ставит разъединенные элементы суждения в положительное или отрицательное отношения, соответственно их природе и отображаемой действительности.
Такой же субъективной деятельностью мышления является и диайрезис, т. е. умственный анализ, разложение. И в утвердительном суждении единая мысль разлагается на свои элементы. В отношении понятий разложение совершается посредством деления.
Диайрезис и синтез суть два момента, которые постоянно должны взаимодействовать, и их взаимодействие делает возможным тот психический процесс, заключительным результатом которого является логическое утверждение или отрицание.
Синтез и диайрезис как таковые суть процессы чисто субъективного порядка, в то время как отношения между элементами суждения должны быть объективными, т. е. соответствующими действительности. Последние суть всегда отношения совместного или раздельного бытия, т. е. с ними соотносятся объективный синтез и объективный диайрезис.
Посредством субъективной синтетически-аналитической деятельности фактически возникает логическое суждение (объектив-
103
ный синтез) и вместе с ним возникает психологическое одеяние, в которое логическое суждение должно облекаться. Хотя психологическому процессу как таковому не соответствует внешний реальный процесс, но субъективная форма всегда заключает в себе логическое отношение, которое должно быть отображением реального. Последнее может стать духовным достоянием, только если оно связано с субъективно-психическим синтезом и диайре-зисом.
Ввиду этого можно было бы ожидать, что критерий истины будет находиться внутри самого мышления: как истинный можно бы обозначить тот синтез, который всецело руководствуется восприятием или интуицией разума. Однако Аристотель решает вопрос по-иному. Критерий, который он прилагает к субъективному синтезу, вполне соответствует его материалистическому понятию истины: истинен синтез тогда, когда представленное им отношение адекватно реальности.
Теперь рассмотрим онтологическое содержание суждения. Субъективное мышление (психологическая сторона суждения) есть единственный источник заблуждений и ложности суждений. Реальной же основой истинности является прежде всего само объективное бытие и лишь во вторую очередь субъективное мышление. Восприятие и интуиция разума никогда не впадают в обман. Ложь возникает на стадии аналитическо-синтетической деятельности, которая перерабатывает мыслительный материал в суждение.
Согласно Аристотелю, истина и ложь субъективны уже постольку, поскольку они суть свойства психических процессов. Но, с другой стороны, понятие истины у Аристотеля объективно и реалистично. Оно субъективно не в том смысле, что критерий истины лежит в самом мышлении и. может быть извлечен оттуда без обращения к реальному бытию. Непосредственная очевидность и необходимость мышления (невозможность мыслить иначе) , которые в более поздней логике выставляются как признаки истины, и в аристотелевской логике являются существенными моментами суждения, но не они определяют саму истинность. Равным образом критерий истины выводится не из субъективного отношения аналитическо-синтетической деятельности мышления к его материалу, доставляемому чувственными восприятиями или понятиями. Суждение, по учению Аристотеля, истинно лишь тогда, когда отношения совместного или раздельного бытия двух содержаний мысли, установленные в субъективном движении мышления, суть адекватные отображения реальных отношений.
Следует различить психологический генезис суждения и субъективную сторону его, с одной стороны, и логическое содержание- с другой. Только к последнему относится требование соответствия действительности.
104
Истинно то утвердительное суждение, которое соответствует реальному совмещению, и истинно то отрицательное суждение, которое соответствует реальной раздельности. И если отрицательное суждение иногда трактуется как отрицание ложного утвердительного, то и это отрицание покоится на реальном базисе, на действительной раздельности в самом реальном бытии.
Остается еще один вопрос: как может быть доступен нам тот оригинал, который следует привлечь для сравнения (т. е. сама объективная действительность) ? На это Аристотель отвечает, что в ощущениях и в интуиции разума нам дана действительность так, как она есть на самом деле. Суждение, которое лежит в области дискурсивного мышления, истинно, если оно оказывается в согласии с данными чувственного восприятия и интуиции разума. Критерия практики теория познания и логика Аристотеля не знают.
Таким образом, получается, что истина первоначально принадлежит единичным представлениям, доставляемым ощущениями и отдельным объектам интуиции разума, постигающей сущность вещей (и то и другое, по учению Аристотеля, не допускает ошибок), тогда как в области дискурсивного мышления, в которой имеют место и истина и ложь, истина является вторичной, производной. Таким образам, здесь у Аристотеля получается расхождение с его учением, что истина первоначально связана с суждением.
Суждение Аристотель обозначает термином "апофансис" (аяб фагаi?),который происходит от глагола ajioq>aiva>, что значит "обнаруживаю", "открываю", "выражаю". Согласно определению суждения, данному в сочинении "Об истолковании" (4-5, 17 а 2-24), суждение есть высказывание о присущности или неприсущности чего-либо чему-либо и является особым видом речи, а именно такой речью, в которой находит свое выражение истина или ложь.
Аристотель говорит, что не всякая речь является суждением. -Так, например, мольба не есть суждение, так как это такой вид речи, который не является ни истинным, ни ложным. Не являются суждениями и такие виды речи, как побуждение или вопрос. Но Аристотель идет еще дальше. По его мнению, строго говоря, не относятся к апофантической речи и так называемые гипотетические, т. е. условные, и разделительные суждения, поскольку в них определенно не высказывается присущность или неприсущность чего-либо чему-либо. Дело в том, что Аристотель понимал условные суждения как высказывания ex concessione, т. е. как условные допущения, в которых еще не выявлена точка зрения самого высказывающего их субъекта, как условное согласие ведущего спор со своим противником типа "допустим, что это так". Равным образом в разделительных суждениях нет вполне опреде-
105
ленного отнесения к бытию, и потому для Аристотеля и они не принадлежат к апофантической речи. Значит, по Аристотелю, только категорические суждения являются суждениями в собственном смысле слова, только к ним применим термин "апофансис"-
Поскольку в таких суждениях о будущем, как, например, утверждение, что будет война, по Аристотелю, нет отнесения к бытию, так как будущее не есть еще действительность, то и такие высказывания о будущем являются лишь догадками, а не достоверными утверждениями, т. е. не являются апофантическими.
Это не значит, что Аристотель вообще отрицает всякую возможность истинных суждений, относящихся к будущему. Так как наряду с изменчивыми истинами, относящимися к определенному времени, Аристотель признавал и вечные абсолютные истины, то с его точки зрения могут быть и безусловно истинные суждения, имеющие силу и в отношении будущего. Так, в духе Аристотеля можно сказать, что дважды два всегда будет равно четырем, отношение диаметра к окружности всегда будет одним и тем же.
Что касается структуры суждения, то Аристотель в этом вопросе следует данному впервые Демокритом учению, что суждение состоит из "имени" и "глагола". Как и у Демокрита, под именем здесь понимается та часть суждения, которая относится к предмету, о котором идет речь, а термином "глагол" обозначается все то, что высказывается об этом предмете. Таким образом, Аристотель принимает демокритовское учение о субъектно-преди-катной форме суждения; связка не выделяется им в качестве особой части суждения, а включается в предикат (в глагол).
В онтологическом аспекте подлежащее суждения мыслится Аристотелем как самый предмет реального мира, о котором что-либо высказывается, а сказуемое суждения - как выражение реальной присущности или неприсущности этому предмету тех или иных признаков.
В структурном отношении Аристотель проводит различие между двухчленными суждениями, в которых говорится о существовании или несуществовании того или иного предмета, и трехчленными суждениями, в которых предмету приписываются какие-либо признаки.
Аристотель подчеркивает, что, несмотря на сложный состав, всякое суждение представляет собой единую мысль.
По указанным выше причинам классификация суждений в логике Аристотеля охватывает только категорические суждения. Он делит их по трем основаниям: по качеству, количеству и модальности.
По качеству Аристотель делит суждения на утвердительные и отрицательные. Аристотель учит, что всякому утверждению противостоит соответствующее ему отрицание, отношение между ними называется противоречием. Условием наличия противоречия
106
является адекватность утверждения и отрицания, т. е. такое условие, что в обоих суждениях - утвердительном и отрицательном - должно говорится совершенно об одном и том же, в одно и то же время и в одном и том же отношении.
Применяя к суждениям закон противоречия и закон исключенного третьего, Аристотель устанавливает те положения, которые позже получили название логического квадрата, а именно: общеутвердительное и общеотрицательное суждения находятся в отношении противной (контрарной) противоположности, а отношение между общеутвердительным и частноотрицательным, равно как отношение между общеотрицательным и частноутвердительным суждениями есть отношение противоречащей (контрадикторной) противоположности. Различие между отношениями контрарности и контрадикторности впервые в истории логики установил Аристотель.
Что касается классификации суждений по количеству, то в "Первой Аналитике" Аристотель делит суждения на общие, частные и неопределенные, тогда как в сочинении "Об истолковании" дается иное деление: суждения делятся там на общие, частные и единичные, причем частные суждения понимаются в более широком смысле, чем в "Первой Аналитике", так как они охватывают собой и частные и неопределенные суждения "Первой Аналитики". В "Первой Аналитике" под частными суждениями понимаются суждения с кванторным словом "некоторые" в отличие от неопределенных суждений, не содержащих обозначения ни для общности, ни для частности. В сочинении же "Об истолковании" под частными суждениями понимаются все суждения, которые не являются ни общими, ни единичными.
В этой классификации Аристотеля существует неясность. Если частные суждения понимать в смысле "некоторые, а может быть и все 5 суть Р", то нет никакого различия между ними и неопределенными суждениями, так как в тех и других остается невыясненным, идет ли речь только о некоторых, или, может быть, о всех S. Если же, исходя из определения частного суждения в "Первой Аналитике" как присущности или неприсущности того, что сказывается, некоторому или не всякому предмету, являющемуся подлежащим суждения, понимать частные суждения Аристотеля в смысле "только некоторые 5 суть Р", то получается еще большее затруднение. В таком случае, как отмечает Н. А. Васильев, окажутся неверными установленные Аристотелем частные модусы категорического силлогизма8.
Суждения типа "только некоторые 5 суть Р" получили название выделяющих суждений. Аристотелевская теория силлогизма безупречна лишь в том случае, если под частными суждениями "Первой Аналитики" понимать суждения типа "некоторые, а
8Н. А. Васильев. О частных суждениях... Казань, 1910, стр. 8.
107
может быть и все 5 суть Р". Особенности аристотелевского деления суждений по количеству, как правильно отмечает А. С. Ахма-нов, заключаются в том, что, по Аристотелю, общность и частность суждений есть элемент сказуемого, а не количества подлежащего 9. Строго говоря, то, что называется различием суждений по количеству, Аристотель понимает как различие в том, высказывается ли сказуемое о подлежащем общим или необщим образом, обо всем или не обо всем объеме подлежащего.
Третий вид деления суждений у Аристотеля - деление на суждения, говорящие о простом, необходимом и возможном бытии. Таким образом, в понимании модальности у Аристотеля на первый план выступает онтологическая точка зрения: деление по модальности есть деление по "степеням" бытия.
В основе этого деления лежит градуирование самого бытия. По Аристотелю, есть бытие возможное (то, что может быть и может не быть, но существование чего не является невозможным), действительное (существование отдельных вещей, область естественно происходящего, в котором имеет место сочетание необходимого и случайного) и необходимое (сущность' вещей, находящая свое выражение в понятиях).
Таким образом, модальность суждений в логике Аристотеля не означает субъективной степени уверенности: возможность не тождественна вероятности, а необходимость не есть психологическая невозможность мыслить иначе. Но наряду с онтологической возможностью Аристотель применяет и понятие логической возможности (в смысле допустимости чего-либо). В последней части сочинения "Об истолковании" выясняется вопрос об отношениях противоречивости и .противности между модальными суждениями. Результаты исследования он резюмирует в таблице, состоящей из восьми положительных и восьми отрицательных модальностей. Аристотель считает, что в модальных суждениях утверждение и отрицание относятся не к глаголу суждения, а к виду модальности (т. е. утверждается или отрицается возможность или невозможность, допустимость или недопустимость, необходимость или не-необходимость).
Оценивая учение Аристотеля о суждении, необходимо отметить, что и в этом учении сказывается то колебание между материализмом и идеализмом, диалектикой и метафизикой, которое характерно для всей его философии. В понимании сущности суждения положительным у Аристотеля является отнесение содержания суждения к самой действительность Это в основном материалистическое понимание сущности суждения, хотя сама концепция действительности у Аристотеля не свободна от идеалистических наслоений, особенно в том, что касается понимания
9 А. С. Ахмадов Логическое учение Аристотеля. М., 1960, стр. 67.
108
Отношения формы и содержания. Положительным является в теории суждения Аристотеля и то, что он понимает суждение как диалектическое единство анализа и синтеза. В вопросе об истинности суждений Аристотель, как было уже указано выше, впадает в противоречие, утверждая, что истина - только в суждении. Аристотель не только ошибается, но и противоречит самому себе, поскольку сам он признает истинность ощущений.
Истинность ощущений, являющихся более или менее точной копией действительности, есть одно из основных положений материализма. Для нас нет сомнения и в том, что не только суждения, но и понятия могут быть истинными или ложными в зависимости от того, верно или искаженно они отражают действительность. Метафизическое понимание отнесения к действительности, имеющего место в суждении, приводит Аристотеля к тому, что он ограничивает круг достоверных суждений одними лишь категорическими суждениями, отвергая познавательное значение других видов суждений и игнорируя все богатство и разнообразие.
УЧЕНИЕ О ПОНЯТИИ
Присущее Аристотелю колебание между материализмом и объективным идеализмом, между диалектикой и метафизикой особенно сильно сказывается на его учении о понятии. Проблема понятия есть прежде всего проблема общего в его отношении к отдельному, а именно в решении этой проблемы Аристотель безнадежно запутался.
С одной стороны, Аристотель дает блестящую уничтожающую критику теории идей Платона и доказывает всю несостоятельность превращения общих понятий в самостоятельную сущность, существующую независимо от чувственного мира В этой критике теории идей Платона Аристотель выступает как материалист, борющийся против идеализма.
Но Аристотель остановился на полпути. Отвергая учение Платона о самостоятельном существовании общих понятий в качестве субстанций, независимых от единичных вещей, чувственного мира, он все же признает их "вторичными субстанциями", являющимися сущностью всего реально существующего. Хотя Аристотель и не отрывает общее от единичного, считая общее существующим лишь в единичных вещах, однако вместе с тем он приписывает общему высшее совершенное бытие, которое является первичным по сравнению с бытием единичных вещей. Общее как сущность всего существующего, по учению Аристотеля, является необходимым, вечным и неизменным, тогда как единичные вещи случайны, преходящи и изменчивы.
Таким образом, колебание Аристотеля между материализмом и идеализмом приводит его к самопротиворечию: с одной стоооны. единичные вещи являются первыми субстанциями, с
109
другой, высшее вечное совершенное бытие приписывается общим родовым понятиям. Общее существует только в единичных субстанциях, но оно действительно в более высоком смысле, чем последние, будучи сущностью всех единичных субстанций.
В философской системе Аристотеля царит иерархия понятий и всего сущего. Разделяя это учение Платона, Аристотель дает ему новое истолкование. Ход его мысли противоположен платоновскому. Тогда как для Платона чем выше понятие, тем оно совершеннее, тем больше полнота его бытия, в то время как единичные вещи чувственного мира, являясь слабыми копиями идей, стоят на (последнем месте по степени бытия, Аристотель, напротив, 'полноту бытия приписывает единичным субстанциям, и у него градуирование бытия находится в обратном отношении к общности понятия. Чем выше занимает понятие место на лестнице понятий и, следовательно, чем оно более общее, чем дальше оно отстоит от первой субстанции, тем беднее его содержание, тем меньше в нем бытия. Ближайшие виды более богаты содержанием, чем роды, а роды богаче содержанием, чем наивысшие общие понятия. Поднимаясь по лестнице понятий и удаляясь от единичных чувственно воспринимаемых вещей, мы приходим к понятиям, в которых все меньше и меньше бытия. С другой стороны, в противоположность этому, мысль Аристотеля идет и в обратном направлении. Он говорит, что общее есть и первое по природе и что именно оно является основанием бытия единичных вещей (это звучит уже совершенно по-платоновски).
Аристотель непоследователен, когда он, с одной стороны, признает только единичное субстанциональным, а общее существующим в нем, а с другой стороны, учит, что понятийное познание имеет своим предметом общее и что определение понятия дает знание сущности; так что с первой точки зрения единичное есть собственный предмет познания, тогда как со второй - не единичное как таковое, а, скорее, общее есть предмет науки.
Это противоречие Аристотель пытается разрешить путем различения двух значений категории субстанции: первой субстанции (единичные вещи) и второй субстанции (общей сущности).
Единичные вещи, по Аристотелю, представляют собой единство формы и материи, но в этом единстве примат принадлежит форме.
Форма есть сущность единичных вещей, их понятие, точнее, онтологический аспект понятия. В философской системе Аристотеля понятия являются "первыми по природе", а чувственное восприятие - "первым для нас". Познать сущность мы можем лишь на основе чувственного опыта, путем обобщения его данных.
Мысль Аристотеля тщетно бьется над проблемой понятия, ударяясь то в сторону материализма, то в сторону объективного
110
идеализма, становясь то на путь эмпиризма, то на путь умозрения, то возвышаясь до диалектических догадок, то впадая в метафизику.
Буржуазные философы-идеалисты пытаются скрыть материалистические взгляды Аристотеля и выпячивают его идеализм. В. И. Ленин указывает, что в изложении философии Аристотеля у Гегеля "скрадены все пункты колебаний Аристотеля между идеализмом и материализмом"10, в частности "все скрадено, что говорит против идеализма Платона..."11. Ленин отмечает, что Гегель прибегает ко всяческим идеалистическим подделкам и ухищрениям для того, чтобы подделать Аристотеля под идеалиста XVIII-XIX вв.12
Аналогичную позицию занимают историки философии и логики Целлер, Прантль и др. Так, например, И. Ремке с явной натяжкой утверждает, что Аристотель не преодолел трансцендентности общего, которая заключалась в теории идей Платона. Когда Аристотель критикует теорию идей Платона за то, что она принимает самостоятельное существование общих понятий и противопоставляет этому свой материалистический взгляд, что общее существует лишь во многих единичных вещах, то это, по Ремке, только одни "прекрасные слова", а на деле Аристотель продолжает по-платоновски мыслить общее трансцендентным по отношению к материи и единичным вещам. По мнению Ремке, общему (форме) в системе Аристотеля принадлежит полное совершенное бытие до того, как оно осуществляется в единичных вещах, ибо общее есть вечное бытие, временно осуществляющееся в единичных вещах. Противоречия, имеющиеся у Аристотеля в учении об общем, обусловленные его колебанием между материализмом и идеализмом, Ремке использовал для "подделки" Аристотеля под идеализм.
По учению Аристотеля, логический процесс, двигаясь от менее общих понятий к более общим, завершается так называемыми категориями. Исходным пунктом логического процесса обобщения являются разнообразные единичные данные чувственного восприятия, конечным же результатом этого логического процесса является определенное ограниченное число самых общих понятий, не сводимых ни друг к другу, ни к единому наивысшему понятию.
В сочинениях "Категории" и "Топика" дается таблица десяти категорий (возможно, по образцу пифагорейской таблицы). Однако Аристотель в отдельных случаях сокращает это число (исключаются обладание и положение в первой книге "Второй Аналитики" и в V книге "Метафизики"; в XIV книге "Метафи-
10 В И Ленин Полное собрание сочинений, т. 29, стр 258
1' Там же, стр. 257.
12 См. там же, стр. 262
111
зики" принимаются три категории: сущность, состояние ,и отношение) .
Таблица десяти категорий дается в четвертой главе "Категорий", где говорится, что при употреблении слов вне предложения каждое слово обозначает или сущность (субстанцию), или качество, или количество, или отношение, или место, или время, или положение, или обладание, или действие, или страдание. Далее Аристотель поясняет примерами смысл каждой категории.
Так, человек или лошадь есть субстанция; величиной в два локтя - количество* белый - качество; двойной, половинный, большой -отношение; в Ликее, на площади - место; вчера - время; сидит, лежит - положение; обут, вооружен - обладание; режет, жжет - действие; его жгут, его режут - страдание.
Как в учении о суждении, так и в учении о категориях Аристотель ищет логику в грамматике, стремясь извлечь логические формы из грамматических.
Согласно основному материалистическому положению логики Аристотеля, логические принципы, законы и формы мышления не создаются самим мышлением, не изобретаются, а открываются логикой в действительности. Это имеет силу и по отношению к категориям. Ввиду тесной связи мышления и языка логические категории являются запечатленными в языке, откуда и надо было их извлечь. Аристотель не дедуцирует категории, подобно Канту и Гегелю, а находит их путем анализа грамматических категорий, в которых логические категории заключаются в скрытом виде.
Основная мысль исследований Тренделенбурга13, что по своему происхождению категории Аристотеля связаны с грамматическими отношениями и что они возникли из расчленения предложений, является правильной Эту мысль оспаривали Рит-тер, Целлер и Шпенгель.
Суть их возражений сводится к тому, что объяснение, даваемое Тренделенбургом,- не в духе Аристотеля, так как история грамматики показывает, что части речи, с которыми сравниваются категории, были установлены после Аристотеля /
Ясно, что это возражение бьет мимо цели. Ведь оно не касается того, что именно изучение языка привело Аристотеля к открытию логических категорий. Не теория языка была для Аристотеля источником при создании его учения о категориях, а изучение самого языка. Но правильнее и точнее было бы сказать, что категории установлены Аристотелем через изучение грамматических отношений, а не выведены из последних. И хотя сам Аристотель ничего не говорит о происхождении своего уче-
13 Тренделенбургу принадлежат две работы о категориях- "De AristoteHc categorns", 1833 и "Geschicthe der Kategonenlehre", 1846,
112
ния о категориях, все же существует органическая связь между логическими категориями Аристотеля и грамматическими категориями. Кант в "Критике чистого разума" говорит, что категории Аристотеля "нахватаны", а Гегель в своих "Лекциях по истории философии" утверждает, что они представляют собой просто некое "собрание" (Sammlung).
Но упреки Канта и Гегеля в произвольности построения таблицы категорий у Аристотеля и в отсутствии в ней всякой системы несостоятельны хотя бы потому, что противопоставляемые аристотелевской таблица категорий Канта и саморазвитие категорий у Гегеля являются в большей мере произвольными, чем основанная на анализе языка система категорий Аристотеля. Последняя носит эмпирический характер, тогда как системы категорий Канта и Гегеля являются априорными. Притом и Кант и Гегель включают в свои системы главные категории Аристотеля: качество, количество, отношение, субстанцию
Что касается самого термина "категории", то это слово у Аристотеля встречается в более широком и специальном смыслах. Во втором случае этот термин употребляется Аристотелем для обозначения предиката. Модальности (возможность, необходимость и т. д.) также иногда обозначаются выражением "категории". Стоики в грамматике предикативную часть предложения обозначали термином "категорема" (катцуорщла).
Тренделенбург в своей "Истории учения о категориях" говорит, что слово "категория" впервые у Аристотеля стало специальным для обозначения предикации в суждении и предложении. Бэн пишет, что термин "категории" был введен не с целью классификации вещей, но скорее для обобщения предикатов, анализа родов предикации. Он говорит, что Аристотель построил учение о категориях по следующему плану: имеется какая-либо единичная вещь, возникают вопросы: "Что мы можем высказать о ней в качестве предиката? Каков конечный анализ родов предикации?". Первоначальной целью Аристотеля, по мнению Бэна, было просто дать исчерпывающий перечень возможных предикатов о единичном предмете. Таким образом, по Бэну, учение Аристотеля о категориях представляет собою анализ основного значения процесса присоединения сказуемого к подлежащему. Дж. Ст Милль придерживается такого же взгляда на смысл учения Аристотеля о категориях и при этом заявляет, что аристотелевские категории лишь в понимании схоластиков стали употреблять для классификации вещей.
Другие, напротив, выдвигают на первый план онтологическую природу категорий Аристотеля. Так, Целлер настаивает на том, что учение Аристотеля о категориях относится к онтологии - науке о сущем. Минто тоже утверждает об онтологическом характере категорий Аристотеля. Напротив, Тренделенбург требует строгого отграничения категорий Аристотеля от он-
113
тологических принципов. Он говорит, что путь, ведущий к категориям, открылся лишь с того времени, когда была поставлена проблема деления понятий и их размещения по родам, но Платон, тоже занимавшийся этой проблемой, дал мало для логического учения о категориях ввиду того, что у него общие понятия получили онтологическое значение, и только Аристотель явился подлинным создателем логического учения о категориях.
Большинство историков логики вслед за Тренделенбургом видит в категориях Аристотеля высшие родовые понятия и относит аристотелевское учение о категориях к логике, а не к онтологии Этот взгляд, по нашему мнению, правилен, но при этом необходимо учитывать связь аристотелевского учения о категориях и с грамматикой, и с онтологией. Ввиду наличия этой связи отдельные исследователи обращают внимание на разные аспекты в аристотелевском учении о категориях. Рассмотрим точку зрения Брентано, которая сводится к следующим положениям
Категории Аристотеля суть различные значения бытия, наивысшие роды сущего Категории - наивысшие предикаты первой субстанции и различаются они по их отношению к первой субстанции. Это и есть принцип деления в классификации категорий. Категории различаются способами предикации. Число и различие того, что иредицируется о первой субстанции, равно числу и различию категорий. Одно и то же понятие не может прямо попадать под две различные категории Но различие категорий не есть необходимо реальное различие Сам Аристотель дает примеры, показывающие возможность реального тождества вещей, принадлежащих к разным категориям
Брентано полагает, что возможно дедуктивное доказательство деления категорий у Аристотеля (по различию способов существования их в первой субстанции). Это дедуцирование категорий должно начинаться с различения между субстанцией и акциденцией. Последнюю можно разделить на абсолютные акциденции и отношения, абсолютные акциденции в свою очередь можно разделить на виды и подвиды, но это значит редуцировать одни категории к другим. Но тогда все категории уже не являются самыми высшими родами, а представляют собой лестницу из пяти различных степеней общности, причем наивысшей общностью обладает категория "бытие", следующую степень общности имеют категории "субстанция" и "акциденция". Подобную редукцию одних категорий к другим Прантль находит у самого Аристотеля. По этому поводу Брандис замечает, что такая редукция разрушает все учение о категориях
Надо думать, что все попытки дедуцирования категорий Аристотеля не принадлежат ему самому, а являются плодом собственного измышления позднейших авторов
Рассмотрев основные взгляды на учение о категориях Аристотеля, выскажем свое мнение,
114
Исходя из положения, что понятие, образующее предикат в суждении, по своему объему шире, чем субъект суждения, Аристотель в целях отыскания самых общих понятий изучает роды сказуемых. Установление родов сказуемых в суждении приводит в сущности к установлению классификации суждений еще по одному основанию - то роду сказуемых. В этом заключается вклад в теорию суждения, вносимый учением о категориях. Но непосредственной основной задачей аристотелевского учения о категориях является нахождение системы наивысших понятий А поскольку логика Аристотеля есть, как указывает В. И. Ленин, в своей основе объективная логика, то самые высшие понятия логики являются также наивысшими родами всего существующего
Поскольку Аристотель впадает в объективный идеализм, для которого нет различия между бытием и мышлением, у него наивысшие понятия и наивысшие роды бытия совпадают.
Для Аристотеля, как и для Платона, наука есть система понятий, причем, по мнению обоих этих мыслителей, все понятия образуют определенную иерархию, в которой каждое отдельное понятие занимает определенное, строго фиксированное место. По учению Платона и Аристотеля, понятия вечны и неизменны, они находятся в неизменном отношении между собой. Это отношение есть отношение субординации, подчиненности менее общих понятий более общим. Низшие (менее общие) понятия зависят от высшего (более общего) понятия. С этой точки зрения истинное суждение рассматривается Аристотелем как подчинение понятий - устанавливается подчинение субъекта предикату; в суждении субъект является низшим понятием, а предикат высшим. С этой точки зрения для Аристотеля суждение представляет собой в известном смысле включение менее общего понятия в более общее.
На вершине иерархии понятий, по учению Аристотеля, находятся наивысшие, самые общие понятия - категории. Под категории можно подвести все остальные понятия. В отношении же к суждениям они суть наивысшие роды сказуемого. Именно эта сторона их открывает путь для выяснения системы категорий у Аристотеля. Категории также выступают и в качестве наивысших родов бытия. Однако они у него не охватывают все роды бытия: в таблицу категорий, например, не входят модальности бытия.
Вопрос о том, насколько оригинален Аристотель в своем учении о категориях, спорен. Если Тренделенбург находит у предшественников Аристотеля только наметки этого учения, то А. Герке в статье "Происхождение аристотелевских категорий" и защищает положение о "платоновском происхождении катего-
14 A. Gerke. "Archiv fur Geshichte der Philosophic", Bd IV
115
рий", что еще раньше было высказано Валентином Розе. Действительно, у предшественников Аристотеля, главным образом у Платона, встречается большинство тех абстрактных понятий, которые вошли в таблицу категорий Аристотеля, однако учение Аристотеля о категориях является вполне оригинальным. Нельзя говорить о платоновском происхождении учения Аристотеля о категориях, потому что в основе своей это учение направлено против учения Платона.
По мнению Герке, приписываемое Аристотелю учение о категориях было выработано в Академии Платона, и Аристотель приводит это учение уже в одном из самых ранних своих произведений- в "Топике". Аристотель, по мнению Герке, использовал платоновское учение о категориях в целях критики платоновского учения об идеях. Так, в "Никомаховой этике" Аристотель открывает внутреннее противоречие в одинаковом отнесении к категориям понятий "субстанция" и "отношение", поскольку субстанции присуще первичное бытие, а отношению - вторичное, производное. Далее Герке ссылается на критику Аристотелем Платона, учившего, что идея относится исключительно к первой категории (субстанция). Против этого Аристотель говорит, что идеи могут подпадать под различные категории. Так, прежде всего идея блага подходит под разные категории: благо в себе есть субстанция; благо как добродетель есть качество; благо как симметрия есть количество; благо как польза есть отношение и т. д.
Отсюда получается несостоятельность теории идей для тех, кто принимал учение о категориях как отличающихся друг от друга обособленных родах. Но субстанция, качество, количество, время и место уже в платоновских диалогах трактовались как наивысшие понятия. И вот Аристотель, по мнению Герке, нападает на Платона при помощи его же собственного оружия: он разрушает платоновскую теорию идей платоновским учением о категориях. Герке полагает даже, что у Платона учение о категориях было выработано раньше его теории идей. Непонятно, пишет Герке, как мог мыслитель между наивысшими понятиями, которые не допускают никакого высшего единства, поместить такие пары соотносимых понятий, как пассивность и активность, положение и обладание. Ведь ясно, что над этими парами понятий должно предполагаться одно высшее понятие. Это можно объяснить, думает Герке, только тем, что Платон при составлении своего учения о категориях не избежал влияния пифагорейской школы (пифагорейской таблицы 10 противоположностей). Герке говорит, что Аристотель, принимавший в "Топике" десять категорий платоновской школы, позже отказался от некоторых из них. В конечном итоге Герке присоединяется к мнению Прантля, Шпенгеля, Боница и Розе, что сочинение "Категории" не могло принадлежать Аристотелю и что оно является под-
116
ложным. Герке говорит, что Аристотель не внес абсолютно ничего в разработку учения о категориях. Герке игнорирует ту новую постановку вопроса о категориях, которая была дана Аристотелем, и не замечает той борьбы против платонизма, которой проникнуто аристотелевское учение о категориях.
Сопоставляя учение о категориях Аристотеля и Платона, мы приходим к следующим выводам.
Учение Платона о категориях было стройной системой, строго выдержанной в духе объективного идеализма. Оно являлось последовательным развитием платоновского реализма, с точки зрения которого более общее, более высшее понятие обладает большей полнотой реальности, более совершенным бытием. Система категорий Платона является всеобъемлющей, охватывающей все существующее и включающей в себя все понятия.
Учение Аристотеля опровергает эту систему. Так как бытием в собственном смысле обладают единичные вещи, то платоновская лестница бытия превращается в свою противоположность.
Но учение Аристотеля раздирается внутренними противоречиями, поскольку оно не проводит до конца материалистической точки зрения. Противоречивость в решении вопроса об отношении общего и единичного особенно выявляется, когда мы переходим к рассмотрению конкретного развития Аристотелем учения об отдельных категориях. Во главе категорий стоит категория субстанции, занимающая первое место в таблице категорий.
Аристотель проводит существенное различие между суждениями, в которых высказываются о 'Субстанциях их виды и роды, и суждениями, в которых предикаты относятся к остальным категориям. В первых суждениях высказывается о субстанциях их сущность, в остальных - акциденции. Это различие Аристотель характеризует таким образом: в первом случае высказывается имя и понятие, во втором - только имя, но не понятие в собственном смысле.
Первая субстанция - субстанция в собственном смысле слова - определяется Аристотелем отрицательно, как то, что никогда не может быть предикатом, а бывает только субъектом, о котором высказываются всевозможные предикаты. Вторые же субстанции (общее, родовое и видовое, представляющее сущность первых субстанций) могут быть и субъектами и предикатами в суждении.
О первых субстанциях Аристотель говорит, что они могут принимать в себя противоположности. Отдельный человек может становиться то хорошим, то дурным, то белым, то черным, то теплым, то холодным. Первая субстанция - это постоянное в изменении.
Кроме первой субстанции, все остальные категории (а также вторые субстанции) не существуют самостоятельно. Они реаль-
117
но существуют в первых субстанциях и абстрагируются от них в нашем познающем мышлении.
Образование понятий Аристотель мыслит как процесс абстрагирования, который отвлекает общее, содержащееся во многих сходных предметах. Этот процесс абстракции состоит, так сказать, в вылущивании общего из единичного, в котором оно объективно содержится.
Общее есть объективно существующая реальность (форма материи), а не создание человеческого мышления или разума, которые могут только познавать эту объективную реальность, интуитивно ее созерцая.
Первая категория - это, во-первых, субстанция как самостоятельно существующая вещь и, во-вторых, сущность, или понятие в узком смысле. То, что в вещах имеется, кроме сущности,- акциденции, которые или необходимо связаны с сущностью, или не имеют необходимой связи с ней, т. е. случайны.
Аристотель стремится резко отграничить первую категорию от остальных. В отличие от первой категории (субстанции), все остальные категории являются акциденциями (а о категории отношения можно сказать, что она есть акциденция акциденций).
Однако ко второй субстанции не подходит характеристика субстанции как того, что существует самостоятельно само по себе и не находится ни в чем другом.
Роды и виды единичных субстанций Аристотель не считает качественной характеристикой единичных вещей, но придает им относительную субстанциальность (тут у него уклон к идеализму). Отличая эти вторые субстанции от категории качества, Аристотель говорит, что качество может принадлежать вещи в большей или меньшей степени, а род или вид могут или принадлежать ей или не принадлежать, тут различия по степени быть не может.
Тренделенбург остроумно замечает по этому поводу, что если качество имеет степени, то это можно распространить и на род и вид. Так, если взять пример вида у Аристотеля: "Человек есть разумное животное" - и сопоставить его с примером качества: "Человек - бел",- то никакого различия в указанном отношении не будет. Ведь люди бывают и более и менее разумными, подобно тому как тело бывает более и менее белым. Если субстанция как таковая не допускает никакой градации по степеням, то вторые субстанции не являются субстанциями, а скорее должны быть включены в категорию качества.
При рассмотрении категории субстанции необходимо отметить следующий существенный пункт расхождения Аристотеля с Платоном. У Платона бытие (сущее) понимается как субстанция, а по учению Аристотеля бытие вовсе не есть субстанция, а только всеобщий предикат. Бытие у Аристотеля проходит по всем категориям, не относясь к категории субстанции.
118
У Аристотеля понятие бытия лишено всякого содержания, все есть бытие. Возвышаясь над всеми определениями, оно само по себе есть ничто, его содержание пусто.
Возражая против признания сущего субстанцией, Аристотель говорит, что так как сущее может быть высказано обо всем (обо всем можно сказать, что оно так или иначе существует), то все стало бы субстанцией.
Категории у Аристотеля называются "категориями сущего". Они представляют собой различные определенности бытия. Но не все определенности бытия суть категории. Например, движение и изменение не являются у Аристотеля категориями.
Аристотель различает троякого рода бытие: 1) то, о чем высказывается в суждениях как об истинном в отличие от ложного (небытия); 2) бытие со стороны его развития от возможного к действительному и 3) бытие, как оно выражается разными категориями.
Понимая категории как самые высшие роды, которые не
имеют над собой ничего высшего и не могут быть выведены из
одного наивысшего, Аристотель полемизирует с Платоном, ко
торый над всеми понятиями ставил единое наивысшее -• идею
блага. ''