МАСЛОУ А Г МОТИВАЦИЯ И ЛИЧНОСТЬ М 2000 225 С 15

внутреннего покоя, умиротворенности; более насыщенная и более позитивная
эмоциональная жизнь;
16. Способность к экстазу, предельным переживаниям, организмичес-ким
эмоциям, экзальтации, мистическим переживаниям;
17. Переход на новый уровень желаний;
18. Более высокий уровень фрустрации;
19. Движение в сторону метамотивации (314) и высших ценностей,
ценностей Бытия (293).

В. Когнитивные
1. Более острое, глубокое, реалистичное восприятие и познание мира;
2. Развитие интуиции; '
3. Мистические переживания, переживания откровения, прозрения;
4. Все большая центрированность на предметной реальности и реальных
проблемах; все меньшая проекция и центрированность на Я; постижение
трансперсональной, трансчеловеческой реальности (295, 317);
5. Хорошее мировоззрение (более правдивое, реалистичное и одновременно
более целостное, всеобъемлющее; конструктивное восприятие себя и других
людей);
6. Рост креативности; развитие художественных, поэтических,
музыкальных, научных интересов; мудрость;
7. Снижение уровня конвенциональности, роботизированности,
запрограммированности в поведении; отказ от стереотипов, от стремления к
рубрификации (см. главу 13); умение увидеть за ролью, которую исполняет
человек, за его внешними характеристиками неповторимую индивидуальность,
уникальность конкретного человека; преодоление склонности к дихотомии;
8. Изменение базового отношения к миру, базовых установок
(демократичность, уважение и любовь к людям, уважение к детям, отказ от
чувства мужского превосходства и т.п.);
9. Меньшая привязанность к привычным, знакомым вещам; отсутствие страха
перед незнакомым, новым, неожиданным;
10. Способность к непреднамеренному или латентному обучению;
11. Меньшая потребность в простоте; умение получать удовольствие от
сложных вещей.

С. Характерологические
1. Спокойствие, уравновешенность, умиротворенность, мир в душе (в
противоположность напряженности, нервозности, хандре, недовольству);
2. Доброта, доброжелательность, симпатия к людям, альтруизм (в
противоположность жестокости);
3. Великодушие, щедрость;
4. Широта и величие (в противоположность ограниченности и мелочности);
5. Самоуважение, высокая самооценка, уверенность в себе, в своих
|силах, независимость;
6. Чувство безопасности, защищенности, отсутствия угрозы;
7. Дружелюбие (в противоположность враждебности);
8. Все большая фрустрационная толерантность;
9. Терпимость к индивидуальным различиям, интерес к ним, их поощрение
и, как следствие, отсутствие предубеждений, вызываемых нетерпимостью (это ни
в коем случае не означает отказа от собственной точки зрения); чувство
братства, товарищества, братская любовь и уважение к людям;
10. Смелость; бесстрашие;
11. Психологическое здоровье и все связанные с ним феномены; снижение
вероятности развития невроза, психопатии и, возможно даже, психоза;
12. Искренняя демократичность (безбоязненное и уважительное отношение
ко всем, кто заслуживает уважения);
13. Расслабленность; отсутствие напряженности;
14. Воля; радостное принятие ответственности.

D. Межличностные
1. Хороший гражданин, сосед, родитель, друг, любовник;
2. Политическая, экономическая, религиозная открытость; готовность к
обучению;
3. Уважение к женщинам, детям, наемным работникам, к меньшинствам и
"слабым" слоям общества;
4. Больший демократизм и меньший авторитаризм (303);
5. Меньшая вероятность неоправданной враждебности, большее дружелюбие,
заинтересованность в ближнем, идентификация со своим окружением и
человечеством;
6. Умение выбирать друзей, спутника жизни и т.п., более верная оценка
людей; разборчивость;
7. Более привлекательная, симпатичная, красивая личность;
8. Хороший психотерапевт.

Е. Смешанные
1. Изменение представлений о рае, аде, хорошем обществе, хорошей жизни,
успехе, провале и т.п.;
2 Движение к высшим ценностям, к более "высокой", более духовной жизни;
3. Изменения в экспрессивном поведении (улыбка, смех, мимика, манеры,
походка, почерк); поведение становится более экспрессивным и менее
функциональным;
4. Изменения в энергетике: большая расслабленность и одновременно
бодрость, хороший сон, спокойствие;
5. Интерес к будущему, надежда (в противоположность аморальности,
апатии, агедонии);
6. Изменение содержания снов, фантазий, детских воспоминаний;
7. Изменение моральных установок, ценностей;
8. Отказ от философии "все или ничего", "победа или смерть".

ГЛАВА 6

ИНСТИНКТОПОДОБНАЯ ПРИРОДА БАЗОВЫХ ПОТРЕБНОСТЕЙ

ТЕОРИЯ ИНСТИНКТОВ

Необходимость пересмотра теории инстинктов
Теория базовых потребностей, о которой мы говорили в предыдущих главах,
настоятельно требует пересмотра теории инстинктов. Это необходимо хотя бы
для того, чтобы иметь возможность дифференцировать инстинкты на более
базовые и менее базовые, более здоровые и менее здоровые, более естественные
и менее естественные. Более того, наша теория базовых потребностей, как и
другие аналогичные теории (353, 160), неизбежно поднимает ряд проблем и
вопросов, которые требуют Немедленного рассмотрения и уточнения. В их ряду,
например, необходимость отказа от принципа культурной относительности,
решение вопроса о конституциональной обусловленности ценностей,
необходимость ограничения юрисдикции ассоциативно-инструментального научения
и т.п.
Имеются и другие соображения, теоретические, клинические и
экспериментальные, которые подталкивают нас к переоценке отдельных положений
теории инстинктов, а, быть может , даже к ее полному пересмотру. Эти же
соображения заставляют меня скептически отнестись ко мнению, особенно широко
распространившемуся в последнее время в среде психологов, социологов и
антропологов. Я говорю здесь о незаслуженно высокой оценке таких личностных
черт, как пластичность, гибкость и адаптивность, о преувеличенном внимании к
способности к научению. Мне представляется, что человек гораздо более
автономен, гораздо более самоуправляем, нежели предполагает за ним
современная психология, и это мое мнение базируется на следующих
теоретических и экспериментальных соображениях:
1. Концепция гомеостаза Кэннона (78), инстинкт смерти Фрейда (138) и
т.п.;
2. Эксперименты по изучению аппетита, пищевых предпочтений и
гастрономических вкусов (492, 491);
3. Эксперименты Леви по изучению инстинктов (264ѕ269), а также его
исследование материнской сверх-опеки (263) и аффективного голода;
4. Обнаруженные психоаналитиками пагубные последствия раннего отлучения
ребенка от груди и настойчивого привития навыков туалета;
5. Наблюдения, заставившие многих педагогов, воспитателей и детских
психологов-практиков признать необходимость предоставления ребенку большей
свободы выбора;
6. Концепция, лежащая в основе роджерсовской терапии;
7. Многочисленные неврологические и биологические данные, приводимые
сторонниками теорий витализма (112) и эмерджентной эволюции (46),
современными эмбриологами (435) и такими холистами как Гольдштейн (160), ѕ
данные о случаях спонтанного восстановления организма после полученной
травмы.
Эти и ряд других исследований, которые я буду цитировать далее,
укрепляют мое мнение о том, что организм обладает гораздо большим запасом
прочности, гораздо большей способностью к самозащите, саморазвитию и
самоуправлению, чем нам казалось до сих пор. Кроме того, результаты
последних исследований еще раз убеждают нас в теоретической необходимости
постулирования некой позитивной тенденции к росту или к самоактуализации,
заложенной в самом организме, тенденции, в корне отличной от
уравновешивающих, консервационных процессов гомеостаза и от реакций на
внешние воздействия. Многие мыслители и философы, в числе которых столь
разные, как Аристотель и Бергсон, в той или иной форме, с большей или
меньшей прямотой уже предпринимали попытки постулировать эту тенденцию,
тенденцию к росту или к самоактуализации. О ней говорили и психиатры, и
психоаналитики, и психологи. О ней рассуждали Гольдштейн и Бюлер, Юнг и
Хорни, Фромм, Роджерс и многие другие ученые.
Однако самым весомым аргументом в пользу необходимости обращения к
теории инстинктов служит, наверное, опыт психотерапии и особенно опыт
психоанализа. Факты, которые предстают перед психоаналитиком, неумолимы,
хотя и не всегда очевидны; перед психоаналитиком всегда стоит задача
дифференциации желаний (потребностей, импульсов) пациента, проблема
отнесения их к разряду более базовых или менее базовых. Он постоянно
сталкивается с одним очевидным фактом: фрустрация одних потребностей
приводит к патологии, тогда как фрустрация других не вызывает патологических
последствий. Или: удовлетворение одних потребностей повышает здоровье
индивидуума, а удовлетворение других не вызывает такого эффекта.
Психоаналитик знает, что есть потребности ужасно упрямые и своевольные. С
ними не удастся сладить уговорами, задабриваниями, наказаниями,
ограничениями; они не допускают альтернативы, каждую из них может
удовлетворить только один-единственный, внутренне соответствующий ей
"удовлетворитель". Эти потребности крайне требовательны, они заставляют
индивидуума осознанно и неосознано искать возможности для их удовлетворения.
Каждая из таких потребностей предстает перед человеком как упрямый,
непреодолимый, не поддающийся логическому объяснению факт; факт, который
нужно вопринимать как данность, как точку отсчета. Весьма показательно, что
практически все существующие течения психиатрии, психоанализа, клинической
психологии, социальной и детской терапии, несмотря на принципиальные
расхождения по многим вопросам, вынуждены сформулировать ту или иную
концепцию инстинктоподобия потребностей.
Опыт психотерапии заставляет нас обратиться к видовым характеристикам
человека, к его конституции и наследственности, вынуждает отказаться от
рассмотрения его внешних, поверхностных, инструментальных привычек и
навыков. Всякий раз, когда терапевт сталкивается с этой дилеммой, он отдает
предпочтение анализу инстинктивных, а не условных, реакций индивидуума, и
именно этот выбор является базовой платформой психотерапии. Столь насущная
необходимость в выборе вызывает сожаление, потому что, и мы еще вернемся к
обсуждению этого вопроса, существуют иные, промежуточные и более важные,
альтернативы, предоставляющие нам большую свободу выбора, ѕ одним словом,
дилемма, упомянутая здесь, не является единственно возможной дилеммой.
И все же сегодня уже очевидно, что теория инстинктов, особенно в тех
формах, в каких она представлена Мак-Даугаллом и Фрейдом, нуждается в
пересмотре в соответствии с новыми требованиями, выдвигаемыми динамическим
подходом. Теория инстинктов, бесспорно, содержит ряд важных положений, пока
не оцененных должным образом, но в то же время явная ошибочность ее основных
положений затмевает достоинства других. Теория инстинктов видит в человеке
самодвижущуюся систему, она основывается на том, что человеческое поведение
детерминировано не только внешними, средовыми факторами, но и собственной
природой человека; она утверждает, что в человеческой природе заложена
готовая система конечных целей и ценностей и что при наличии благоприятных
средовых воздействий человек стремится избежать болезни, а следовательно
желает именно того, в чем действительно нуждается (что хорошо для него).
Теория инстинктов опирается на то, что все люди составляют единый
биологический вид, и утверждает, что поведение человека обусловлено теми или
иными мотивами и целями, присущими виду в целом; она обращает наше внимание
на тот факт, что в экстремальных условиях, когда организм всецело
предоставлен самому себе, своим внутренним резервам, он проявляет чудеса
биологической эффективности и мудрости, и факты эти еще ждут своих
исследователей.

Ошибки теории инстинктов
Считаю необходимым сразу же подчеркнуть, что многие ошибки теории
инстинктов, даже самые возмутительные и заслуживающие резкого отпора, ни в
коем случае не являются неизбежными или внутренне присущими данной теории
как таковой, что эти заблуждения разделялись не только последователями
теории инстинктов, но и ее критиками.
1. Наиболее вопиющими в теории инстинктов являются семантические и
логические ошибки. Инстинктивистов вполне заслуженно обвиняют в том, что они
изобретают инстинкты ad hoc, прибегают к понятию инстинкта всякий раз, когда
не могут объяснить конкретное поведение или определить его истоки. Но мы,
зная об этой ошибке, будучи предупреждены о ней, конечно же, сумеем избежать
гипостазирования, то есть смешения факта с термином, не станем строить
шаткие силлогизмы. Мы гораздо искушеннее в семантике, нежели инстинктивисты.
2. Сегодня мы обладаем новыми данными, предоставленными нам этнологией,
социологией и генетикой, и они позволят нам избежать не только этно- и
классоцентризма, но и упрощенного социального дарвинизма, которым грешили
ранние инстинктивисты и который заводил их в тупик.
Теперь мы можем понять, что неприятие, которое встретила в научных
кругах этнологическая наивность инстинктивистов, было излишне радикальным,
излишне горячим. В результате мы получили другую крайность ѕ теорию
культурного релятивизма. Эта теория, широко распространенная и
пользовавшаяся большим влиянием в последние два десятилетия, сейчас
подвергается жесткой критике (148). Несомненно, пришла пора вновь направить
наши усилия на поиск кросс-культуральных, общевидовых характеристик, как это
делали инстинктивисты, и мне думается, что мы сумеем избежать как
этноцентризма, так и гипертрофированного культурного релятивизма. Так,
например, мне кажется очевидным, что инструментальное поведение (средство)
детерминировано культуральными факторами в гораздо большей степени, чем
базовые потребности (цели).
3. Большинство анти-инстинктивистов 20ѕ30-х годов, такие, например, как
Бернард, Уотсон, Куо и другие, критикуя теорию инстинктов, говорили главным
образом о том, что инстинкты нельзя описать в терминах отдельных реакций,
вызванных специфическими раздражителями. В сущности, они обвиняли
инстинктивистов в приверженности бихевиориостичному подходу, и в целом они
были правы, ѕ инстинкты действительно не укладываются в упрощенную схему
бихевиоризма. Однако сегодня такая критика уже не может считаться
удовлетворительной, потому что сегодня и динамическая, и гуманистическая
психология исходят из того, что никакая мало-мальски значимая, целостная
характеристика человека, никакая целостная форма активности не может быть
определена только в терминах "стимулѕреакция".
Если мы утверждаем, что любой феномен нужно анализировать в его
цельности, то это еще не означает, что мы призываем игнорировать свойства
его компонентов. Мы не против того, чтобы рассматривать рефлексы, например,
в контексте классических животных инстинктов. Но при этом мы понимаем, что
рефлекс ѕ это исключительно моторный акт, инстинкт же помимо моторного акта
включает в себя биологически детерминированный импульс, экспрессивное
поведение, функциональное поведение, объект-цель и аффект.
4. Даже с точки зрения формальной логики я не могу объяснить, почему мы
должны постоянно делать выбор между абсолютным инстинктом, инстинктом,
завершенным во всех его компонентах, и не-инстинктом. Почему бы нам ни
говорить об остаточных инстинктах, об инстинктоподобных аспектах влечения,
импульса, поведения, о степени инстинктоподобия, о парциальных инстинктах?
Очень многие авторы бездумно употребляли термин "инстинкт", используя
его для описания потребностей, целей, способностей, поведения, восприятия,
экспрессивных актов, ценностей, эмоций как таковых и сложных комплексов этих
явлений. В результате это понятие практически утратило смысл; практически
любую из известных нам человеческих реакций, как справедливо отмечают Мармор
(289) и Бернард (47), тот или иной автор может отнести к разряду
инстинктивных.
Основная наша гипотеза состоит в том, что из всех психологических
составляющих человеческого поведения только мотивы или базовые потребности
могут считаться врожденными или биологически обусловленными (если не
всецело, то хотя бы в определенной степени). Само же поведение, способности,
когнитивные и аффективные потребности, по нашему мнению, не имеют
биологической обусловленности, эти явления либо являются продуктом научения,
либо способом выражения базовых потребностей. (Разумеется, многие из
присущих человеку способностей, например, цветовое зрение, в значительной
степени детерминированы или опосредованы наследственностью, но сейчас речь
не о них). Другими словами, в базовой потребности есть некий наследственный
компонент, который мы будем понимать как своеобразную конативную нужду, не
связанную с внутренним, целеполагающим поведением, или как слепой,
нецеленаправленный позыв, вроде фрейдовских импульсов Ид. (Ниже мы покажем,
что источники удовлетворения этих потребностей также имеют биологически
обусловленный, врожденный характер.) Поведение целенаправленное (или
функциональное) возникает в результате научения.
Сторонники теории инстинктов и их оппоненты мыслят в категориях "все
или ничего", они рассуждают только об инстинктах и не-инстинктах, вместо
того, чтобы задуматься о той или иной мере инстинктивности того или иного
психологического феномена, и в этом состоит их главная ошибка. И в самом
деле, разумно ли предполагать, что весь сложнейший набор человеческих
реакций всецело детерминирован одной лишь наследственностью или вовсе не
детерминирован ею? Ни одна из структур, лежащих в основе сколько-нибудь
целостных реакций, даже самая простая структура, лежащая в основе
сколько-нибудь целостной реакции, не может быть детеминирована только
генетически. Даже цветной горошек, эксперименты над которым позволили
Менделю сформулировать знаменитые законы распределения наследственных
факторов, нуждается в кислороде, воде и подкормке. Если уж на то пошло, то и
сами гены существуют не в безвоздушном пространстве, а в окружении других
генов.
С другой стороны совершенно очевидно, что никакая из человеческих
характеристик не может быть абсолютно свободной от влияния наследственности,
потому что человек ѕ дитя природы. Наследственность является предпосылкой
всего человеческого поведения, каждого поступка человека и каждой его
способности, то есть, что бы ни сделал человек, он может это сделать только
потому, что он ѕ человек, что он принадлежит к виду Homo, потому что он сын
своих родителей.
Столь несостоятельная с научной точки зрения дихотомия повлекла за
собой ряд неприятных последствий. Одним из них стала тенденция, в

<< Пред. стр. 15 (из 53) След. >>

Список литературы по разделу