<< Пред.           стр. 4 (из 5)           След. >>

Список литературы по разделу

 Тем, чьи действия имеют структурные последствия, но кто, по-видимому, не осознает этого, он сообщает все, что удалось установить относительно этих последствий. Ученый пытается просвещать подобных людей, а уже потом, опять-таки, возложить на них ответственность.
 Тем, кто не имеет реальной власти и чье сознание ограничено повседневными заботами, он раскрывает влияние структурных тенденций и крупных решений на условия их жизни, показывает связь личностных трудностей и общественных проблем. В ходе этой работы он сообщает им все, что обнаруживается при анализе Действий более могущественных членов общества. В этом заключаются основные просветительские задачи ученого, и они же являются его общественными задачами при обращении к любой широкой аудитории. Теперь рассмотрим некоторые проблемы и задачи, возникающие из этой роли исследователя.
 
 4.
 
 При всей широте кругозора рядовой обществовед занимается преподаванием, а подобный род занятий во многом определяет на что он способен как профессионал. В качестве преподавателя он обращается к студентам, при случае публикуется и выступает перед более широкой или более влиятельной аудиторией. Говоря о его возможной роли в обществе, остановимся подробнее на этих простых фактах власти или, если угодно, фактах безвластия.
 Поскольку образование преследует либеральные цели, то есть "освободительные", общественная роль ученого имеет два аспекта. В интересах индивида он должен показать, что личные трудности и заботы могут трансформироваться в доступные для разумного решения общественные проблемы, и его задача - развить в индивиде способность к самообразованию, ибо только тогда последний сможет стать разумным и свободным. В интересах общества ученый должен бороться со всеми силами, разрушающими истинную общественность и порождающими массовое общество, или, в позитивной формулировке, его задача - помогать образованию и укреплению сознательно самосовершенствующейся общественности. Только тогда общество может быть разумным и свободным.
 Это очень широкие цели, и я должен дать некоторые пояснения. Мы прививаем людям позитивные навыки и умение определять ценности, которых они придерживаются. Но одни "навыки" более, другие менее важны для задач просвещения. Я не считаю, что навыки и ценности можно легко отделить друг от друга, как это часто представляется в поисках "нейтральных навыков". Это вопрос меры, где на одном конце шкалы умения, а на другом - ценности. Но в середине этой шкалы лежит то, что я назову восприимчивостью, и это то, что должно интересовать нас более всего. Обучение работе на станке, чтению или письму суть по большей части привитие навыков. Помощь кому-либо в понимании того, чего он в действительности хочет добиться в своей жизни, или обсуждение с ним стоического, христианского и гуманистического образов жизни есть обучение ценностям или их культивирование.
 В один ряд с навыком и ценностью нам следует поставить восприимчивость, означающую оба этих понятия и, кроме того, включающую в себя терапию в ее исконном смысле как знание самого себя. Восприимчивость предполагает совершенствование всех тех навыков внутренней полемики с самим собой, которые мы называем мышлением, а при участии других - дискуссией. Учитель должен начинать с изложения вопросов, которые для индивида наиболее интересны, даже если преподавателю они кажутся банальными и пустыми. Необходимо так вести обучение и использовать такие материалы, которые бы позволили развивать у ученика способность к рациональному охвату непосредственно изучаемых проблем и всего того, что попадет в поле его интереса в процессе образования. Учитель должен так обучить своих учеников, чтобы они сами смогли продолжить начатое им. Конечная цель "освобождающего" образования состоит лишь в том, чтобы в итоге сформировались способные к самообразованию и самосовершенствованию мужчины и женщины, то есть свободные и разумные индивиды.
 Общество, в котором такие индивиды преобладают, демократично в самом главном значении этого слова. Такое общество можно определить как общество, где доминирует истинная общественность, а не массы. Здесь я имею в виду следующее.
 Люди в массовом обществе находятся во власти личных проблем, которые они не способны превратить в общественные проблемы, даже не сознавая этого. Они не понимают взаимодействия личных проблем, с которыми они сталкиваются в повседневной жизни, с проблемами социальной структуры. Однако именно это способен сделать образованный человек в осознающем себя обществе. Он понимает, что то, что он считает и переживает как личные проблемы, зачастую свойственно и другим, и, что более важно, никто не может решить их в одиночку, а только путем изменений структуры групп, в которых живет индивид, а иногда и структуры всего общества. Люди толпы переживают трудности, но они обычно не осознают их истинное значение и происхождение. Но будучи частью общества люди видят социальные корни проблем и обычно осознают их общественную обусловленность.
 Политическая задача обществоведа, как и любого другого либерального просветителя, заключается в непрерывном переводе личных трудностей на язык общественных проблем и в объяснении индивидуальной значимости общественных проблем для людей различных категорий. Его задача как ученого - демонстрировать в своей работе, а как просветителя - и в своей жизни социологическое воображение, его цель - совершенствовать навыки этого воображения у мужчин и женщин в той аудитории, которую ему предоставляет общество. Достижение этих целей обеспечивает безопасность разуму и свободной личности, а также делает их доминирующими ценностями демократического общества.
 Сейчас вы можете сказать себе: "Ну вот, он собирается установить планку так высоко, что теперь все должно казаться низким". То, что обо мне могут подумать подобным образом, свидетельствует о несерьезном восприятии слова "демократия" и о безразличии многих наблюдателей к тому, как происходит утрата смысла данного слова. "Демократия", конечно, сложное понятие, по поводу которого небезосновательно ведутся горячие споры, но несомненно то, что оно не настолько трудно для понимания и противоречиво, чтобы его не могли использовать люди, желающие рассуждать совместно.
 Я уже пытался показать, что я понимаю под идеалом демократии. В сущности, демократия подразумевает, что если какое-то решение затрагивает жизненные интересы людей, то они имеют реальную возможность участвовать в принятии этого решения. А это, в свою очередь, означает общественное признание легитим-ности полномочий власти решать и возлагает ответственность на тех, кто принимает решения. Ни один из этих пунктов, как мне кажется, не может выполняться, если в обществе не будут преобладать такая общественность и такие индивидуумы, которых я описывал. Далее необходимо пояснить некоторые дополнительные
 положения.
 Социальная структура Соединенных Штатов не является полностью демократической. С этим, я думаю, согласятся все, ибо я не знаю ни одного полностью демократического общества - таковое по-прежнему является идеалом. Надо сказать, что Соединенные Штаты являются демократической страной, главным образом, по форме и по красноречивым заявлениям. По существу и на практике США сплошь и рядом недемократичны, и это со всей очевидностью проявляется во многих институциональных сферах. Корпоративная экономика не управляется ни городскими собраниями, ни властями, несущими ответственность перед теми, на кого их деятельность оказывает весьма серьезное влияние. Такое же положение характерно для военной машины, и оно все более усугубляется в политической структуре государства. Я не настолько оптимистичен, чтобы думать, будто очень многие обществоведы могут и стремятся способствовать развитию демократии в обществе, а если это и так, то не думаю, что их стремления обязательно приведут к возрождению общественности. Я лишь кратко описываю роль, которая мне кажется возможной для обществоведа и некоторыми из них действительно исполняется. Кроме того, оказывается, что такая позиция согласуется и с либеральными, и с социалистическими воззрениями на роль разума в жизни людей1.
 1 Мимоходом хотел бы напомнить читателю, что стиль абстрактного эмпиризма (вместе с его методологическим самоограничением), даже если не брать во внимание его настоящий бюрократический контекст и соответствующее применение, не очень подходит к описываемой мной демократической политической роли. Те, для кого работа в этом стиле является единственной профессиональной деятельностью, для кого это - "реальная работа общественной науки" и кто живет ее духом, не может выполнять освободительно-просветительскую роль. Для этого необходимо, чтобы индивидуумы и общественность верили в собственную способность к разумному мышлению и чтобы каждый посредство-м критики, изучения и практики расширял и углублял эту способность. Следовательно необходимо вдохновить людей на то, чтобы, как сказал Джордж Оруэлл, "выбраться из кита" или, как гласит замечательное американское выражение, "стать хозяевами самих себя". Сказать им, что "действительно" можно познать социальную действительность, полагаясь исключительно на неизбежно бюрократический тип исследований во имя ложно понятого научного знания, значит наложить табу на всякую попытку людей стать независимыми и мыслить самостоятельно. Это значит разрушать уверенность самостоятельно работающего мастера в своих возможностях познать действительность. Индустриализация условий жизни ученого и преподавателя и дробление проблем общественной науки не могут привести к выполнению обществоведами роли освободителей-просветителей. Те социальные явления, которые "разбирают" эти научные школы, так и остаются разобранными на мельчайшие кусочки, в достоверности которых они вполне уверены. Но уверенными они могут быть лишь относительно вырванных из контекста фрагментов, тогда как смысл либерального образования, политическая роль общественной науки и ее интеллектуальные перспективы заключаются в том, чтобы помочь людям преодолеть границы раздробленных и абстрактных форм повседневной жизни, то есть понять исторические структуры и определить свое собственное Место в них.
 
 Я придерживаюсь мнения, что политическая роль общественной науки, потенциальная и реальная, а также ее эффективность, зависят от развитости демократии.
 Принимая на себя третью, независимую, роль разума, мы пытаемся действовать демократически в обществе, которое не вполне демократично. Мы действуем так, как если бы мы жили в полностью демократическом обществе и, тем самым, пытаемся избавиться от этого "как если бы". Мы пытаемся сделать общество более демократичным. Полагаю, что только так мы можем исполнять данную роль, оставаясь обществоведами. По крайней мере, я не знаю никакого иного способа, при помощи которого мы могли бы попытаться способствовать построению демократического общества. По этой причине проблема общественных наук как главного проводника разума в жизни людей в действительности является основной проблемой демократии на современном этапе.
 
 5.
 
 Каковы у обществоведов шансы на успех? При данной политической структуре, я не верю, что вероятность того, что обществоведы станут эффективными проводниками разума, очень уж высока. Чтобы люди знания могли осуществить эту стратегическую роль, должны существовать определенные условия. Люди творят свою собственную историю, сказал Маркс, но они делают это при обстоятельствах, которые сами не выбирают. Какие же условия необходимы нам для того, чтобы исполнять эту роль эффективно? Для этого необходимо, чтобы политические партии, движения и общественность обладали двумя характеристиками: во-первых, чтобы в их среде действительно обсуждались альтернативные представления об общественной жизни, и, во-вторых, чтобы у них была возможность оказывать реальное влияние на решения, имеющие структурные последствия. Только при существовании подобных организаций мы могли бы возлагать реалистические надежды на роль разума в жизни людей, которую я пытаюсь обрисовать. Кстати, подобные условия следует считать главным фактором существования любого полностью демократического общества.
 При подлинно демократическом устройстве обществоведы, исполняя свои политические роли, вероятно будут высказываться "за" или "против" разного рода движений, слоев общества и групп интересов, а не просто обращаться к зачастую размытой и, боюсь, численно уменьшающейся общественности. В этих условиях неизбежна борьба идей, и эта борьба (всегда и как процесс, и как результат) будет иметь политический характер. Серьезное отношение к идее демократии и к демократической роли разума в человеческих делах предполагает, что факт нашей пристрастности в этой борьбе будет нас мало беспокоить. Ведь мы не можем полагать, что все определения социальной действительности и, тем более, утверждения о политических путях и средствах, а также предположения о целях сложатся в конце концов в единую, не вызывающую ни у кого возражений доктрину1.
 1 Идея такой монополии в сфере общественной мысли является одной из тех авторитарных концепций, на которой основывается понимание "Единого метода" организаторов науки из породы "администраторов разума" и которая весьма тонко замаскирована в "священных ценностях" представителей "Высокой теории". Более отчетливо это воплощается в технократических лозунгах, проанализированных мною в главе 5.
 
 При отсутствии полноценных политических партий, движений и общественности мы живем в обществе, которое является демократическим, главным образом, по закону и официально провозглашаемым целям. Нам не следует приуменьшать огромную ценность этих обстоятельств и те широкие возможности, которые ими обеспечиваются. Нам следует осознать эти ценности, имея в виду их отсутствие там, где господствуют Советы, и ту борьбу, которая там ведется против интеллектуалов. Мы должны также понять, что одновременно с физическим подавлением интеллектуалов там очень многие интеллектуалы подавляют себя морально. То, что демократия в Соединенных Штатах в значительной степени формальна, еще не повод для отказа от идеи, что общественные науки должны быть одним из главных проводников разума, если, конечно, ему предстоит играть какую-то созидательную роль в демократическом творении истории. Отсутствие демократических партий, движений и общественности не означает, что обществоведам как просветителям не стоит пытаться заложить в своих образовательных учреждениях базу, где либеральная, состоящая из развитых индивидуумов общественность могла бы существовать хотя бы в зачаточном состоянии, и где они могли бы находить вдохновение и поддержку в своих дискуссиях. Это также не означает, что не следует пытаться взращивать такую общественность, выполняя менее академические роли.
 Конечно, поступая подобным образом, рискуешь навлечь на себя неприятности или, что еще хуже, столкнуться с ужасающим равнодушием. Поэтому нам необходимо толерантно представлять противоречивые теории и факты и активно поощрять полемику. При отсутствии широких и открытых политических дебатов, основанных на знании фактов, люди не могут соприкоснуться ни с действенными реалиями окружающего их мира, ни с сущностью самих себя. Особенно теперь, как мне кажется, описываемая мною роль требует ни больше ни меньше как выдвижения противоречивых определений самой реальности. То, что обычно называется "пропагандой", особенно националистического толка, состоит не только из мнений по различным темам и проблемам. Как однажды заметил Пауль Кечкемети, пропаганда - это распространение официальных определений реальности.
 Сегодня наша общественная жизнь часто основывается на таких официальных определениях, а также на мифах, лжи и бредовых концепциях. Когда в политике так много тем, обсуждаемых и "запретных", основано на неадекватных и ошибочных определениях действительности, те, кому не удается отразить ее более адекватно, сразу подпадают под беспорядочные влияния. Вот почему описываемый мною тип общественности самим своим существованием оказывает на общество решающее влияние. Это подтверждает роль мышления, исследования, интеллекта, разума, идей: давать адекватное и общественно значимое определение действительности. Просветительское и политическое значение общественной науки в демократическом обществе заключается в том, чтобы формировать общественность и оказывать поддержку индивидам, способным адекватно определять внутриличностные и социальные реальности, соответственно с ними жить и действовать.
 Описываемая мною роль разума не означает и не требует обивать некие пороги, ближайшим рейсом вылетать в зону очередного кризиса, баллотироваться в конгресс, покупать типографию, чтобы печатать газету, появляться в бедных кварталах, собирать пожертвования. Подобные действия часто достойны восхищения, и я могу легко представить случаи, когда мне лично даже в голову не придет поступить иначе. Но для обществоведа превратить подобные поступки в постоянную деятельность значит отказаться от своей профессиональной роли и тем самым продемонстрировать неверие в перспективы общественной науки и в действенность разума в жизни людей. Обществовед должен в любых условиях продолжать свою научную работу, избегать дальнейшей бюрократизации разума и препятствовать бюрократизации дискурса.
 Не каждый обществовед разделяет взгляды, которых я придерживаюсь по данному вопросу, да я и не хочу, чтобы их разделяли все. Я полагаю, что одна из задач ученого заключается в том, чтобы определить свои собственные взгляды на сущность исторических изменений и место, если таковое имеется, свободных и разумных людей в этом процессе. Только тогда мы сможем прийти к пониманию своей собственной интеллектуальной и политической роли в изучаемых нами обществах и выяснить, что мы сами думаем о ценностях свободы и разума, которые являются неотъемлемой частью прошлого и будущего общественной науки.
 Если отдельные индивиды и малые группы не вольны своими действиями вызвать исторические последствия и в то же время недостаточно подготовлены, чтобы их разумно представлять; если структура современных обществ или какого-то одного из них такова, что исторический процесс развивается вслепую, то нет никакой возможности управлять им доступными средствами и знаниями, которыми можно овладеть. В этих условиях единственная независимая роль общественной науки сводится к регистрации событий и их объяснению, идея об ответственности власть имущих нелепа, а ценности свободы и разума могут реализоваться лишь в отдельно взятых областях повседневной жизни для узкого круга привилегированных лиц.
 Но здесь много "если". И, хотя можно много спорить о степенях свободы и масштабах последствий, я не считаю, что есть Достаточно оснований для отказа от ценностей свободы и разума в качестве ориентиров в работе общественных наук.
 Попытки уклониться от таких трудных проблем, которые я обсуждаю, в наши дни прикрываются лозунгом о том, что общественная наука существует "не ради спасения мира". Иногда за этим стоит скромность ученого, иногда циничное презрение специалиста широкого профиля по любым глобальным проблемам, иногда разочарование в юношеских идеалах, часто это - поза людей, пытающихся присвоить себе престиж "Ученого", которого они представляют в виде чистого, лишенного телесности интеллекта. Но иногда такое суждение основывается на взвешенном анализе фактов власти.
 Из-за этих фактов я не верю, что общественная наука "спасет мир", хотя не вижу ничего плохого в попытке сделать это: я имею в виду предотвращение войны и переустройство жизни людей в соответствии с идеалами человеческой свободы и разума. Основываясь на своих знаниях и опыте, я прихожу к довольно пессимистичной оценке сложившейся ситуации. Но даже если дело сейчас обстоит именно так, мы все равно должны задать вопрос: если существуют какие-то пути выхода из кризисов данного исторического периода с помощью интеллекта, то разве обществоведам не следует их искать? Мы исполняем роль человека, который осознает ответственность за все человечество, хотя это не всегда очевидно. Именно на уровень общечеловеческого сознания должны быть выведены все решения крупных проблем современности.
 Взывать к власть имущим, основываясь на имеющемся у нас знании, утопично в самом дурацком смысле этого слова. Наши взаимоотношения с ними главным образом ограничиваются тем, насколько они находят нас полезными в качестве технических специалистов, которые защищают их позиции и решают их проблемы, или в качестве идеологов, укрепляющих их престиж и авторитет. Чтобы добиваться большего в исполнении нашей политической роли, мы прежде всего должны пересмотреть характер нашей совместной общественно-научной работы. Нет ничего утопичного в том, что обществовед обращается к своим коллегам с призывом пересмотреть отношение к своей работе. Любой обществовед, осознающий свое призвание, должен сознательно подойти к основной моральной дилемме, о которой я веду разговор в данной главе: умению различать то, что людям интересно, и то, что отвечает интересам людей.
 Если, по-демократически, мы будем считать, что людей интересует то, что их заботит, то мы примем те ценности, которые, где случайно, а где и сознательно, насаждаются заинтересованными кругами. Люди часто не имеют никакой возможности преуспеть, пренебрегая достижением рекламируемых ценностей. В данном случае правильнее говорить о приобретенных привычках, чем о сознательном выборе.
 Если мы будем догматически считать, что только то, что делается в интересах людей, независимо оттого, интересуются они этим или нет, составляет наш моральный долг, мы рискуем попрать демократические ценности. Мы превратимся в манипуляторов, гонителей или тех и других вместе, тогда как наша задача - убеждать людей в обществе, где они пытаются вместе обсуждать свои проблемы и где ценность разума пользуется большим уважением.
 Я полагаю, что обратившись к изучению личных трудностей и общественных проблем, к формулированию их как задач общественных наук, мы получим наилучшую и, пожалуй, единственную возможность сделать разум демократически значимым для жизни людей свободного общества и, таким образом, воплотить классические ценности, на которых основываются перспективы применения нашего знания.
 
 Приложение
 Об интеллектуальном творчестве
 Для обществоведа, работающего в классической традиции, общественная наука - это творческая деятельность. Имея дело с конкретными проблемами, он принадлежит к тому типу людей, которым быстро надоедает дискутировать о методе и теории "вообще", тем более, что подобная полемика нередко отрывает его от своих непосредственных обязанностей. Он убежден, что гораздо лучше иметь подробный отчет о работе, выполненной студентом, чем дюжину "процедурных кодификаций" в исполнении профессионалов, не сделавших ничего стоящего. Только из бесед опытных исследователей, обменивающихся информацией о том, как они делают свою работу, новичок может получить наглядное представление о методе и теории. Поэтому, я думаю, будет полезно рассказать о некоторых подробностях моей творческой деятельности. Эти заметки неизбежно субъективны, но я пишу их в надежде, что другие, особенно начинающие самостоятельную деятельность, сделают их менее субъективными, добавив факты из своего собственного опыта.
 
 1.
 
 Я полагаю, что лучше всего начать с напоминания о том, что самые выдающиеся мыслители в той области научного творчества, которой вы, начинающий ученый, решили посвятить себя, не отделяют работу от жизни. Похоже, они слишком серьезно относятся и к работе, и к жизни, чтобы допустить подобное разделение, и предпочитают, чтобы они взаимно обогащались. Конечно, такое разделение сейчас весьма распространено, и оно обусловлено, как я полагаю, тем, что люди занимаются пустопорожней деятельностью. Но необходимо признать, что, как ученый, вы обладаете исключительной возможностью построить свою жизнь так, что она будет побуждать вас к приобретению навыков добросовестного труда. Научная работа - это выбор не только карьеры, но и жизненного пути. Сознательно или нет, работник интеллектуального труда по мере совершенствования в мастерстве формирует себя. Чтобы реализовать свой личностный потенциал и использовать для этого любую представившуюся возможность, он формирует характер, в основе которого лежат качества хорошего работника.
 Поэтому вы должны учиться в своей интеллектуальной работе использовать жизненный опыт и постоянно обращаться к нему. В этом смысле ремесло составляет стержень личности, частица которой вкладывается в каждый шаг интеллектуального труда. "Наличие опыта" в данном случае означает, что ваше прошлое вторгается в настоящее, влияет на него, настоящее же определяет способность приобрести опыт в будущем. Как обществовед вы должны управлять этим весьма сложным взаимодействием, осмыслять свой опыт и раскладывать по полочкам. Только так можно надеяться на то, чтобы с помощью жизненного опыта направлять и проверять свои размышления, и в ходе этого процесса формировать себя как мастера интеллектуального труда. Но как это можно сделать? Напрашивается следующий ответ: вы должны завести папку с фактами, что на социологическом языке означает: "Ведите журнал". Многие продуктивно работающие авторы ведут журналы. Это необходимо для формирования систематического мышления социолога.
 В файлах, о которых я собираюсь говорить, будут накапливаться сведения о личном опыте и служебной деятельности, о текущих и планируемых исследованиях. В этих файлах вы, как творческий человек, попытаетесь собрать свои профессиональные размышления и личные переживания. Не бойтесь обращаться к своему опыту и непосредственно применять его во всякого рода текущей работе. Накапливая повторяющиеся сведения, файлы сэкономят ваши силы. Кроме того, они помогут сохранить мимолетные мысли, зафиксировать разного рода события, встречающиеся в повседневной жизни, обрывки случайно услышанных на улице разговоров и даже сны. Хранящиеся в файлах записи могут дать толчок более систематическому осмыслению научных проблем, а также придать интеллектуальную значимость непосредственному опыту.
 Наверное, вам придется часто замечать, как заботливо выдающиеся мыслители обращаются со своим интеллектом, как тщательно следят за его развитием и организуют свою жизнь. Причина столь бережного отношения к малейшим переживаниям заключается в том, что за свою жизнь современный человек приобретает очень мало личного опыта, тогда как именно он является весьма важным источником настоящего интеллектуального творчества. Я пришел к убеждению, что умение доверять собственному опыту и одновременно скептически относиться к нему является отличительной чертой зрелого научного работника. Позиция "доверяй, но проверяй" совершенно необходима для оригинального решения любой интеллектуальной задачи, и ведение журнала является тем методом, с помощью которого вы можете развивать и укреплять указанную позицию.
 Ведя записи надлежащим образом и тем самым развивая навыки саморефлексии, вы будете учиться поддерживать свой внутренний мир в состоянии бодрствования. Если вас сильно поразит какое-то событие или идея, сделайте так, чтобы они не остались неосмысленными; напротив, постарайтесь как можно полнее выразить свои впечатления, сами убедитесь, что или все это вздор, или возникшим впечатлениям и идеям можно придать продуктивную форму. Кроме того, ведение файлов развивает навыки письменной речи. Вы не "набьете руку", если не будете делать записи хотя бы раз в неделю. Пополнение файлов позволит вам экспериментировать как писателю и, таким образом, как говорится, вырабатывать выразительность слога. Регулярное ведение записей позволит лучше осознавать собственный опыт.
 Быть может, худшее из того, что происходит с обществоведами, заключается в том, что они испытывают потребность писать о своих "планах" только в одном случае - когда собираются просить денег на какой-нибудь этап исследования или на "проект". "Планирование" происходит, главным образом, в форме заявок, которые, по крайней мере, пишутся довольно старательно. Сколь бы ни была распространена такая практика, я считаю, что она - очень плоха, потому что в определенной степени напоминает распродажу, а при доминировании таких мотивов высока вероятность получить в результате исследования вымученную претенциозность. В установленные сроки, по принятому проекту необходимо "отчитываться", то есть подводить какие-то итоги задолго до его логического завершения. Поэтому ради продолжения финансирования проекта часто приходится ловчить. Обществовед должен периодически анализировать ход своей работы и перспективные планы. Любой молодой, начинающий самостоятельную работу исследователь должен об этом думать, но от него нельзя ожидать немедленных открытий, да и ему самому не следует заходить слишком далеко в подобных размышлениях, и совсем не обязательно придерживаться подробного плана. Едва ли не максимум, что он может сделать, - наметить общий план диссертации, которая, к несчастью, является его первой самостоятельной работой. Только по прошествии половины, или примерно одной трети срока анализ проделанной работы может быть плодотворным и даже интересным для других.
 Любой успешно работающий обществовед должен держать в голове массу планов, точнее говоря, идей, чтобы постоянно решать вопрос о том, что и в каком порядке следует делать. Обязательно должны пополняться файлы с рабочими планами, которые составляются и переписываются просто для себя или, может быть, для обсуждения с друзьями. Время от времени, даже будучи в отпуске, эти планы следует тщательно просматривать под иными углами зрения.
 Такая процедура является необходимой для того, чтобы ваше интеллектуальное предприятие имело ориентиры и находилось под контролем. Полагаю, что широкий неформальный обмен подобными обзорами "собственных проблем" среди обществоведов является единственной основой для адекватного формулирования "основных проблем общественных наук". По-видимому, в любом свободном интеллектуальном сообществе таких проблем будет несколько и, конечно, их список должен быть "открытым". В таком сообществе, если оно переживает подъем, должны быть перерывы во встречах, чтобы коллеги могли обдумать свою будущую работу. Отрываться от работы стоит только в трех случаях: чтобы обсудить проблему исследования, методы и теорию. Затем вновь надо возвращаться к работе. Конкретные темы должны формироваться в ходе самой работы и в какой-то степени направлять ее. Организация профессионального общения может быть разумным основанием для существования соответствующей ассоциации. Ваши рабочие записи полезны и ее организаторам.
 Под разными рубриками в своем журнале вы собираете идеи, личные заметки, выписки из книг, библиографические сноски и наброски проектов. Дело это добровольное, но я думаю, что вы найдете полезным скомпоновать все записи в особый файл "проектов" с множеством рубрик. Конечно, рубрики могут меняться весьма регулярно. Например, будучи аспирантом, вы одновременно готовитесь к аттестации и пишете диссертацию, и таким образом вам придется классифицировать материалы в соответствии с этими видами работ. Примерно через год работы над диссертацией вы начнете реорганизовывать все свои записи в соответствии с основной темой диссертации. Затем, в процессе дальнейшей работы, вы обнаружите, что ни одна из тем не является главной и ни одна из них не дает основания для классификации всех материалов. Таким образом, это приведет к расширению числа категорий, которыми вы пользуетесь в своих размышлениях, и к изменениям в списке категорий - одни выбывают, другие добавляются. Все это является показателем вашего интеллектуального роста. Формально записи желательно группировать по нескольким крупным направлениям, внутри которых более мелкие темы будут меняться из года в год.
 Для этого необходимо приобрести привычку делать обширные выписки из любой стоящей книги, которую вы читаете, хотя должен сказать, что гораздо лучше для работы читать по-настоящему плохие книги. Чтобы перевести впечатления от чужих текстов и собственных переживаний в сферу интеллектуального поиска, первым делом надо придать им форму. Даже простая фиксация впечатления часто ведет к его объяснению. Обычные выписки из книги могут дать толчок к размышлениям. В то же время выписки оказываются исключительно полезными для понимания того, что вы читаете.
 Ваши выписки, как это произошло с моими, могут подразделяться на два вида. Читая определенные, наиболее важные книги, вы пытаетесь уловить структуру изложения автора и с этой целью делаете соответствующие выписки. Но гораздо чаще. особенно имея за плечами несколько лет самостоятельной работы, вы не будете прочитывать книги целиком, а чаще станете выбирать из них только те места, которые относятся к конкретной теме, интересующей вас в данный момент или имеющей отдельную рубрику в ваших записях. Такие выписки не будут репрезентировать все содержание прочитанных книг. Здесь вы будете использовать отдельную идею, отдельный факт для реализации своих собственных проектов.
 
 2.
 
 Может возникнуть вопрос: как эти записи, больше напоминающие весьма странный "литературный" журнал, использовать в интеллектуальном производстве? Ведение таких записей и есть интеллектуальное производство, постоянно пополняющееся хранилище фактов и идей, от самых смутных до тех, которые приобрели законченную форму. Например, первое, что я сделал, когда решил исследовать элиту, был весьма примерный набросок, основу которого составил список типов людей, которых я хотел поднять.
 В том, как именно и почему я решил заняться этим исследованием, можно увидеть пример того, как жизненный опыт человека питает его интеллектуальные занятия. Сейчас я не помню, когда стал специально интересоваться "стратификацией", но думаю, что го должно было случиться, когда я первый раз прочитал Веблена. Он всегда казался мне очень многословным и расплывчатым в своих рассуждениях о занятости в "бизнесе" и "производстве", которые были своего рода переложением Маркса для американской академической публики. Как бы там ни было, я написал книгу о профсоюзах и их лидерах под влиянием политических мотивов, затем книгу о средних классах, прежде всего испытывая острое желание артикулировать свой жизненный опыт, полученный после моего приезда в Нью-Йорк в 1945 г. Друзья говорили, что я должен завершить трилогию книгой о высших классах. Думаю, что к этому я был готов. Я, особенно в сороковые годы, перечитывал вдоль поперек Бальзака и находился под впечатлением от поставленной им самому себе задачи "охватить" все основные классы и типы общества эпохи, которую он хотел сделать своей. Кроме того, я написал работу о "деловой элите", собирал и приводил в порядок статистические сведения о жизни крупнейших американских политиков, начиная с принятия Конституции. Обе работы Первоначально были инспирированы семинарскими занятиями по американской истории.
 При подготовке к публикации статей и книг, а также лекционных курсов по стратификации у меня естественным образом откладывались идеи и факты, касающиеся высших классов. Особенно при изучении социальной стратификации практически невозможно не выйти за рамки непосредственного объекта исследования, поскольку "реальность" любой страты в значительной степени состоит в ее взаимоотношениях с остальными стратами. Поэтому я начал подумывать о том, чтобы написать книгу об элите.
 Но "на самом деле" этот проект возник не так. Во-первых, и идеи, и план я взял из своих записей, ибо все мои проекты берут начало и заканчиваются в них. Опубликованные книги представляют собой организованные фрагменты того, что я писал и складывал в файлы. Во-вторых, через некоторое время весь комплекс смежных проблем буквально захватил меня.
 После того как был завершен белый набросок, я тщательно просмотрел все записи, не только те разделы, которые напрямую касались новой темы, но и те, которые, казалось бы, не имели к ней никакого отношения. Воображение часто начинает активно работать, когда в наше поле зрения попадают два вроде бы ни чем не связанных между собой элемента, которые затем оказываются вместе, и между ними обнаруживаются неожиданные связи. Я заново перекроил каталог в соответствии с новым кругом проблем, что привело в свою очередь к перестройке всех остальных рубрик.
 В ходе пересортировки материалов вы часто обнаруживаете, что как бы даете волю воображению. Внешне это происходит тогда, когда вы пытаетесь скомбинировать идеи и записи, касающиеся различных тем. Это своего рода комбинаторная логика, в которой "случай" иногда играет на удивление большую роль. Расслабившись, вы стараетесь подключить свои интеллектуальные ресурсы, распределяя листки по новым рубрикам.
 В данном случае я также начал записывать собственные наблюдения повседневной жизни и, прежде всего, обдумывать накопленный опыт, касающийся проблем элиты, а затем обсуждать их с теми, кто, по моему мнению, был сведущ в данном вопросе и мог высказать какие-то суждения. Соответственно, я начал менять свой распорядок ежедневных рабочих контактов так, чтобы он включал: 1) людей, которые были среди тех, кого я хотел изучать; 2) людей, находящихся с ними в непосредственном контакте; 3) людей, которые так или иначе проявляют к ним устойчивый профессиональный интерес.
 Не знаю, каковы должны быть идеальные социальные условия для продуктивной интеллектуальной работы, но несомненно, что создание вокруг себя круга людей, которые охотно общаются и порой обладают живым воображением, составляет одно из таких,, условий. В любом случае я стараюсь создавать для себя максимально благоприятную обстановку в интеллектуальном и социальном плане, которая бы стимулировала мое мышление в соответствии с направлениями выполняемой сейчас работы. В этом заключается смысл высказанного выше замечания о неразрывности личной и интеллектуальной жизни.
 Хорошую работу в общественных науках сегодня нельзя выполнить, проведя какое-либо одно эмпирическое "исследование". Так было и раньше. Напротив, хорошая работа включает множество исследований, предметом которых служат ключевые моменты общих утверждений о форме и тенденции развития объекта. Вопрос о том, какие моменты являются ключевыми, нельзя решить до тех пор, пока не переработаны уже имеющиеся материалы и не построены общие гипотезы.
 Так, среди "имеющихся материалов" я обнаружил у себя три типа записей, важных для моего исследования элит: относящиеся к теме различные теории; иллюстрирующие эти теории материалы; и набранные из различных источников данные, в какой-то степени обобщенные, но теоретически не осмысленные. Только после завершения чернового варианта теоретических представлений с помощью существующих материалов я смог более или менее определиться со своими исходными утверждениями и интуитивными догадками, а также продумать способы их проверки. При этом я знал, что мне и дальше придется постоянно сверять результаты собственных исследований с накопленными в файлах материалами. Всякое окончательное утверждение должно не только "охватывать" все доступные и известные мне данные, но так или иначе позитивно или негативно учитывать известные теории. Иногда для "учета" какой-то идеи достаточно ее простого сопоставления с противоречащими или согласующимися с ней фактами, иногда необходим подробный анализ. Порой удается систематически представить имеющиеся теории в виде различных направлений исследования и таким образом организовать сам материал1. Но иногдая ввожу эти теории только в собственной интерпретации и в совершенно различных контекстах. Так или иначе, в книге об элите мне пришлось опираться на работы таких авторов, как Моска, Шумпетер, Веблен, Маркс, Лассуэлл, Михельс, Вебери Парето.
 Просматривая записи, касающиеся этих авторов, я обнаружил, что у меня выделяются три типа заметок: во-первых, информативные заметки, отражающие общую точку зрения автора по данной проблеме; во-вторых, выписки, снабженные собственными рассуждениями и аргументацией "за" и "против"; в-третьих, все остальные заметки, которые можно использовать как источник идей для собственных исследовательских проектов. Последний тип заметок состоит из краткого изложения проблемы и ответов на вопросы, как ее сформулировать в доступной для проверки форме, как осуществить проверку. Проблему также можно использовать в качестве исходного пункта, открывающего такую перспективу исследований, с точки зрения которой отдельные факты и детали представляются значимыми. Анализ имеющихся идей позволяет сохранить ощущение преемственности с предварительно проделанной работой. Вот, например, две выписки по поводу Г. Моска, содержавшиеся в подготовительных материалах; я привожу их для иллюстрации того, о чем пытаюсь рассказать.
 "В дополнение к историческим анекдотам Моска завершает свое рассуждение тезисом, что именно организованность всегда дает возможность править меньшинству. Есть организованные меньшинства, и они распоряжаются вещами и людьми. Есть неорганизованное большинство и им управляют2. Но: почему также не рассмотреть 1) организованное меньшинство, 2) организованное большинство, 3) неорганизованное меньшинство, 4) неорганизованное большинство. Это стоит исследовать полностью.
 1 См. напр.: Mills R. W. White Collar. New York: Oxford University Press, 1951. Ch. 13. Нечто подобное также сделано мной в заметках по поводу критики "теории элит" Ледерера и Гассета, где я рассмотрел две различные реакции на демократическую доктрину восемнадцатого -девятнадцатого веков.
 2 У Г.Моска также есть подтверждающие его взгляды замечания о психологических законах. Следует обратить внимание на то, как он использует слово "естественный". Это не имеет отношения к главному вопросу и вообще не заслуживает рассмотрения.
 
 Во-первых, необходимо прояснить: что значит "организованное". Думаю, Моска имеет в виду способность проводить более или менее постоянную стратегию и координировать свои действия. Если так, то по определению его тезис верен. Он мог бы сказать: организованное большинство невозможно, так как все сводится к тому, что новые лидеры, новые элиты появляются на вершине организации большинства. И он сразу относит этих лидеров к своему "правящему классу". Он назвал бы их "правящими меньшинствами" в соответствии со своей основной идеей.
 Пришла в голову мысль (думаю, это существо проблем, связанных с определениями Моска): с XIX по XX век мы стали свидетелями того, как общество, организованное ранее по 1-му и 4-му признакам, превратилось в общество, организованное по 3-му и 2-му. Мы перешли от элитного государства к организационному, в котором элита не столь организована и не обладает такой однонаправленной властью, а масса стала более организованной и более могущественной. Некоторая доля власти была завоевана на улицах, и вокруг этой власти крутятся целые социальные структуры и их "элиты". А какой отряд правящего класса более организован, чем фермерский блок? Это не риторический вопрос, ибо сейчас на него нет однозначного ответа - это вопрос степени. Пока для меня главное - заострить эту проблему.
 Моска сделал один вывод, который кажется мне замечательным и достойным дальнейшей проработки. В соответствии с этим выводом в "правящем классе" имеется верхушечная клика и есть второй, более широкий слой, с которым а) верхушка находится в постоянном непосредственном контакте, и с которым б) она имеет общие идеи и настроения, а следовательно, и политические цели (стр. 450). Проверить и посмотреть, есть ли в книге другие замечания по этому поводу. Рекрутируется ли верхушка главным образом из второй страты? Несет ли верхушечный слой какую-либо ответственность перед вторым слоем, или, по крайней мере, прислушивается ли к его мнению?
 Теперь забыть Моска. В иной терминологии имеем: а) элиту, под которой понимаем верхушечную клику, б) тех, кто считает себя элитой, и в) всех остальных. Принадлежность ко второй и третьей категориям в этой схеме определяется первой, а вторая может варьироваться в широких пределах по размеру, составу и отношениями к первой и третьей. (Каков разброс вариаций (б) по отношению к (а) и (в)? Просмотреть Моска с точки зрения намеков и подумать о дальнейшей разработке вопроса более систематически.)
 Эта схема может позволить более тонко учесть различные элиты, которые суть элиты в соответствии с различными Критериями стратификации. Кроме того, принять к сведению имеющееся у Парето различие господствующих и негосподствующих элит, причем сделать это следует менее формально, чем Парето. Конечно, многие люди с верхушечным статусом будут относиться, как минимум, ко второму слою. Например, толстосумы. "Клика", или "элита" в каждом конкретном случае будут определяться отношением к власти или к авторитету. Элита в данном употреблении всегда будет означать властную элиту. Другие представители верхушки будут "высшими классами" или "высшими кругами".
 Таким образом, может быть, удастся охватить сразу две важнейшие проблемы: структуру элиты и концептуальные - что, пожалуй, более важно - отношения теории стратификации и теории элит. (Проработать.)
 С точки зрения власти, легче определить тех, кто относит себя к элите, чем тех, кто правит. Выполняя первую задачу, мы отбираем верхние эшелоны как своего рода неорганизованный агрегат и руководствуемся занимаемой позицией. Но, выполняя вторую задачу, мы должны четко и подробно показать, как они распоряжаются властью и каково их отношение к социальным инструментам, с помощью которых власть осуществляется. Кроме того, мы имеем дело скорее не с позициями, а с личностями или, по крайней мере, вынуждены принимать в расчет именно личности.
 Сегодня власть в Соединенных Штатах включает более чем одну элиту. Как можно судить о положении, которое каждая элита занимает по отношению к другой? В зависимости от характера решаемых проблем. Одна элита видит представителей другой среди людей, занимающих определенное положение. Внутри элиты сказывается взаимное признание элитами друг друга. Так или иначе, входящие в них люди важны друг для друга. Проект: подобрать 3 или 4 ключевых решения последнего десятилетия - применение атомной бомбы, сокращение или увеличение производства стали, забастовка на "Дженерал Моторс" в 45-м году - и тщательно выявить участников каждого из событий. "Решения" и процесс их принятия использовать в интервью как зацепки при продвижении вглубь".
 
 3.
 
 В процессе работы наступает время, когда вы обнаруживаете, что уже прочитали много книг. Все, что вы хотели в них найти, выписано в ваших заметках и рефератах. На полях этих заметок и на отдельных листочках сформулированы идеи для эмпирических исследований.
 Но я бы не хотел заниматься сбором эмпирики, если бы смог обойтись без него. Если отсутствует штат сотрудников, это сулит большие трудности. Возможность самому нанять работников чревата еще большими трудностями.
 При современном состоянии общественных наук предстоит еще выполнить столько работ, связанных с предварительным "структурированием" (позвольте обозначить этим словом описываемую операцию), что большинство "эмпирических исследований" обречены на то, чтобы быть тощими и неинтересными. Многие из них, по сути, являются формальным упражнением для начинающих исследователей, а иногда полезным занятием для тех, кто не способен справиться с более существенными проблемами социальной науки. Само по себе эмпирическое исследование не имеет никаких преимуществ перед книгочейством как таковым. Цель эмпирического исследования состоит в том, чтобы устранить разногласия и сомнения относительно фактов и путем солидного всестороннего обследования сделать обсуждение более плодотворным. Факты дисциплинируют разум, но разум идет впереди в любой сфере познания.
 Хотя вы никогда не сможете получить деньги на большинство из задуманных вами исследований, необходимо постоянно придумывать новые темы. Ибо однажды задуманное эмпирическое исследование, даже не реализованное, подтолкнет вас к поиску данных, которые неожиданно могут оказаться важными для исследуемых проблем. Глупо планировать полномасштабную работу, если ответ можно найти в библиотеке, но не менее глупо стремиться перечитать все книги и только потом переводить прочитанное на язык эмпирических исследований, то есть на язык вопросов о фактах.
 Я считаю, что проекты эмпирических исследований должны отвечать следующим требованиям. Во-первых, соотноситься с исходным наброском проекта, о котором я упомянул выше: либо соответствовать исходной постановке проблемы, либо модифицировать ее. Или выражаясь высокопарно, они должны содержать в себе возможность теоретических построений. Во-вторых, проекты должны иметь высокую отдачу, быть продуманы до тонкости и, по возможности, остроумными. Я имею в виду, что по сравнению с затратами сил и времени на выходе должно быть получено громадное количество материала.
 Но как это сделать? Наиболее экономно - поставить проблему таким образом, чтобы на многие вопросы можно было ответить исключительно рассуждениями, опираясь на минимум фактов. В рассуждении мы пытаемся: а) четко поставить отдельные вопросы о фактах, б) так их задать, чтобы на основе полученных ответов дальнейшие проблемы можно было решить в виде рассуждений1.
 1 То же самое надо, наверно, сформулировать позаковыристей, чтобы убедить в важности сказанного тех, кто еще этого не понимает.
 Проблемные ситуации необходимо формулировать, имея в виду их подразумеваемое теоретическое и концептуальное содержание, а также соответствующие им парадигмы эмпирического исследования и адекватные модели верификации. Конструирование этих парадигм и моделей, в свою очередь, должно производиться таким образом, чтобы их использование позволяло выводить дальнейшие теоретические и концептуальные заключения. Теоретические и концептуальные импликации проблемных ситуаций следует разрабатывать до полного прояснения. Для этого обществовед должен раскрыть каждую такую импликацию и рассмотреть ее в соотношении со всеми другими Кроме того, прояснение импликаций следует производить в соответствии с парадигмами эмпирического исследования и моделями верификации.
 
 При постановке проблем следует пройти четыре этапа. Лучше всего это проделать несколько раз, а не застревать надолго на одном из них. Вот эти этапы: 1) выделить и определить элементы, которые, в соответствии с вашим общим представлением об изучаемой теме, социальной проблеме или области, вы собираетесь включить в исследование; 2) установить логические отношения между этими определениями и элементами; кстати говоря, построение предварительных ограниченных моделей дает наибольший простор для социологического воображения; 3) элиминировать ложные представления, причиной которых является пропуск необходимых элементов, неточное определение терминов, неоправданно узкий объем понятий и их неадекватное логическое расширение; 4) сформулировать и переформулировать оставшиеся вопросы о фактах.
 Кстати говоря, третий этап - крайне необходимая процедура для точной постановки проблемы, хотя ею часто пренебрегают. Обывательское понимание проблемы - в качестве общественной или личной - должно анализироваться со всей тщательностью. Но это лишь часть проблемы, которую следует тщательно рассмотреть в научном плане и либо принять после соответствующей доработки, либо отбросить.
 Прежде чем принять окончательное решение о необходимости эмпирических исследований для выполнения поставленных задач, я начал набрасывать более широкий проект, внутри которого стал прорисовываться целый ряд мелкомасштабных исследований. Снова я обращаюсь к своим файлам. В них сказано следующее.
 "Я еще не достиг того положения, чтобы можно было систематически изучать высшие круги общества эмпирическим методом. Поэтому я принимаюсь за разработку некоторых определений и процедур, которые бы составили своего рода идеальный проект для изучения данной темы. Можно попытаться, во-первых, собрать уже имеющиеся материалы, относящиеся к данному проекту; во-вторых, обдумать приемлемые способы сбора материалов, задав такие индикаторы, которые бы относились к сущностным для моего исследования признакам; и в-третьих, по мере продвижения работы более точно определить задачи полномасштабного, эмпирического исследования, которое на завершающей стадии окажется необходимым.
 Разумеется, понятие "высшие круги" нужно систематически определять в терминах специфических переменных. С формальной точки зрения - в данном случае я в той или иной мере следую рассуждениям Парето, - к этой категории относятся люди, "имеющие" большую часть какого-либо блага или набора благ, которыми располагает общество. Поэтому я должен решить две задачи: какие переменные я использую в качестве критериев и что имею в виду под "большей частью". Выбрав переменные, я должен наилучшим образом сконструировать индексы с тем, чтобы в соответствии с ними распределить на группы все население, и только тогда я могу начать думать о том, что я имею в виду, говоря о "большей части". При этом необходимо отчасти основываться на эмпирических распределениях различных признаков, а также на их комбинациях.
 Независимые переменные должны быть достаточно общими, чтобы обеспечивать некоторую свободу в выборе индексов, и в то же время достаточно специфичными, чтобы они обнаруживались на эмпирическом уровне. Продвигаясь вперед, я должен постоянно переходить от концепций к индексам и обратно, руководствуясь желанием не потерять искомые значения, и в то же время не оторваться от конкретики. Начну с четырех переменных, соответствующих концепции М. Вебера.
 I. Класс определяется по источникам и величине дохода. Поэтому нужны сведения о распределении собственности и распределении доходов. Идеальным материалом (который представлен весьма отрывочно и, к сожалению, устарел) могла бы быть двумерная таблица источников и величины годового дохода. Так, мы знаем, что ^процентов населения в 1936 г. получили ^миллионов и более и что Z процентов от всей суммы они получили от владения собственностью, ^процентов - от предпринимательской деятельности, a Q процентов составили жалование и заработная плата. Пользуясь данным признаком класса, я могу выделить высшие круги - людей, которые имеют больше всех, сюда войдут либо те, кто получил определенную сумму за данный период времени, либо те, кто составляет верхние два процента в пирамиде доходов. Проанализировать данные о величине состояний или списки крупных налогоплательщиков. Проверить, можно ли получить новейшие статистические данные об источниках и размере доходов.
 II. Статус определяется степенью оказываемого уважения. Здесь нет простых количественных индексов. Для использования существующих индексов необходимы личные интервью, но их можно применять только при исследовании местных сообществ и, как правило, не слишком результативно. Есть другая проблема: в отличие от класса, статус связан с социальными отношениями, для которых требуются как минимум двое - тот, кого уважают, и тот, кто уважает.
 Очень легко спутать известность с уважением, вернее, мы не знаем, следует ли степень известности считать индексом статуса, при том что стать известным не так уж трудно. (Например, посмотреть, какие категории людей упоминались в "Нью-Йорк Тайм-с" в течение одного-двух дней в середине марта 1952 г. и на каких страницах - проработать этот вопрос.)
 III. Власть определяется способностью навязывать свою волю вопреки сопротивлению других. Как и статус, власть трудно one-рационализировать. Вряд ли я смогу ограничиться каким-то одним параметром, но придется говорить: а) об авторитете, который определяется как права и позиционные полномочия в различных институтах, особенно в военных, политических, экономических, и б) о явной, осуществляемой неофициально, но не институционализированной власти - лидеры групп давления, пропагандисты, имеющие в распоряжении широкую сеть средств массовых коммуникаций, и т. п.
 IV. Род занятий определяется по оплачиваемой деятельности. Здесь тоже надо выбрать такой признак, который я смогу фиксировать, а) Если я проранжирую средний доход по разным профессиям, ясно, что род занятий окажется у меня индексом и основанием деления на классы. Подобным же образом: б) при определении типичного статуса и власти, которыми располагают представители различных профессиональных групп, профессия окажется у меня индексом и основанием деления по власти, квалификации или таланту. Это отнюдь не самый легкий путь классификации людей. Квалификацию, как и статус, нельзя оценить по единой шкале "больше - меньше". В попытках трактовать квалификацию как таковую исследователи обычно шли через определение • необходимого времени для приобретения того или иного профессионального навыка, наверно, далее так и придется делать, но надеюсь придумать что-нибудь получше.
 Вот примерные проблемы, которые необходимо решить, чтобы дать аналитическое и эмпирическое определение высших кругов в пространстве перечисленных четырех ключевых признаков. Теперь надо сформулировать цели проекта. Допустим, я к своему удовольствию решил все названные проблемы и составил схему распределения всего населения по каждому из четырех параметров. У меня будет четыре группы людей: те, кто находится на вершине классовой пирамиды, статусной, властной и профессиональной. Предположим далее, что я выделил двухпроцентные верхушки по всем типам распределения и определил их как высшую группу. Передо мной встает вопрос, на который можно дать эмпирический ответ: насколько пересекаются, если вообще пересекаются, эти четыре распределения? Вероятность такого пересечения составляет не более 2% для верхушки и не менее 98% для низов. Если бы у меня были данные для заполнения этой диаграммы, то она вместила бы все основные материалы и решения по многим важным проблемам исследования высших слоев. Она дала бы ключ ко многим дефинициям и к разгадке многих существенных вопросов. Вот пример.
 
 Если у меня нет данных, и я не могу их получить, то возрастает значение чистого рассуждения, ибо, руководствуясь желанием максимально приблизиться к требованиям идеального эмпирического проекта, в своих размышлениях я могу выйти на те индексы, параметры которых будут для меня доступны и послужат отправной точкой для дальнейших размышлений.
 Для формального завершения общей модели исследования нужно добавить еще два параметра. Для полного понимания высших слоев необходимо обратить внимание на их устойчивость и мобильность. Задача заключается в том, чтобы проследить типичные индивидуальные и групповые перемещения между категория-ми(1 - 16) для настоящего и двух-трех предшествующих поколений.
 Таким образом, в схему вводится временная переменная биографии (или карьерных продвижений) и исторический фактор. Это не только дополнительные эмпирические сведения, они имеют принципиальное значение. Ибо, а) вопрос о том, должны ли мы, классифицируя людей по тому или иному ключевому признаку, определять исторические рамки в соответствии с тем, как долго люди или их семьи занимают то или иное положение в обществе, я пока оставляю открытым. Например, классифицируя людей по статусу, или хотя бы по одному из его параметров, к 2-процентной верхушке я могу причислять только тех, кто принадлежит к ней, как минимум, в течение двух поколений. Кроме того, Ь) пока неясно, буду ли я конструировать "слой" только как комбинацию определенных признаков или также учту забытое веберовское определение "социального класса" как людей, занимающих такие позиции в обществе, между которыми имеет место "обычное и легкое перемещение". Тогда низшие "белые воротнички", средние и высшие наемные рабочие некоторых отраслей промышленности в определенном смысле могут формировать единую страту.
 В процессе чтения литературы и анализа имеющихся теорий, планирования идеального исследования, перечитывания своих записей у вас начнет складываться список возможных научных работ. Некоторые из них слишком фандиозны для реализации, и со временем вы с сожалением от них отступитесь. Другие дадут материал для параграфа, раздела или главы вашей будущей книги. Третьи составят основу новой книги. Здесь я снова приведу свои первоначальные записи о нескольких проектах.
 "1) Анализ бюджетов времени обычного рабочего дня десяти высших руководителей крупных корпораций и то же самое - для десяти высокопоставленных государственных чиновников. Данные наблюдений сочетать с подробными интервью об "истории жизни". Цель - хотя бы частично зафиксировать затраты времени на основные постоянные занятия и принятие решений, попытаться понять, какие факторы влияют на принятие решений. Естественно, процедура будет зависеть от желания человека сотрудничать, но в идеале она должна включать, во-первых, интервью, которое прояснило бы "историю жизни" и его сегодняшнее положение; во-вторых, наблюдение в течение дня, непосредственно в его рабочем кабинете; в третьих, длительное интервью вечером или на следующий день, в котором надо подвести итоги всему предыдущему дню и получить отчет о субъективных процессах, сопровождавших наблюдаемое нами внешнее поведение.
 2) Проанализировать, как люди, составляющие высший класс, проводят выходные, непосредственно пронаблюдать обычный их распорядок в эти дни, а затем, в понедельник, проинтервьюировать главу семьи и ее членов.
 Для выполнения этих двух задач у меня есть довольно хорошие знакомства, а это при умелом обращении ведет к еще лучшим знакомствам (добавлено в 1957 г.: оказалось иллюзией).
 3) Исследование затрат и привилегий, которые наряду с жалованьем и прочими поступлениями формируют стандарт и стиль жизни высших слоев. Идея - получить конкретные данные о "бюрократизации потребления", о личном потреблении за счет корпораций.
 4) Собрать новые данные вроде тех, что содержатся в книгах типа "60 семей Америки" Ландберга, написанной по данным о крупнейших налогоплательщиках за 1923 г.
 5) По данным Федерального казначейства и другим официальным источникам собрать и систематизировать сведения о распределении различных типов собственности среди лиц с различными доходами.
 6) Изучение карьеры президентов, всех членов кабинета и Верховного суда. Данные с момента принятия Конституции до окончания второго срока президентства Трумэна уже есть на карточках IBM, но хочу расширить количество переменных и заново их проанализировать.
 Есть еще около 35 "проектов" подобного типа (например, сравнить затраченные суммы на президентские кампании на выборах 1896 и 1952 гг., сравнить подробные данные о Моргане в 1910 и Кайзере в 1950 гг. и собрать что-то конкретное о карьерах "генералов и адмиралов". Но по мере продвижения вперед необходимо соразмерять свои задачи с их выполнимостью.
 После составления всех этих проектов я стал читать исторические работы о "верхах", делая случайные (и неупорядоченные) заметки и интерпретации прочитанного. Не нужно специально изучать разрабатываемую вами тему, поскольку, как я уже говорил, как только вы "входите" в нее, то начинаете находить ее повсюду.
 Вы настраиваетесь на ее сюжеты, они вам видятся и слышатся повсюду, особенно, как мне кажется, в тех сферах, которые вроде бы не связаны с темой. Даже масс-медиа, особенно плохие фильмы, дешевые романы, иллюстрированные журналы и ночное радиовещание раскрываются в своем значении совершенно по-новому.
 
 4.
 
 Но вы можете спросить, как приходят идеи, как пришпорить воображение, чтобы все образы и факты сложились вместе, чтобы образы стали релевантными, а фактам было придано какое-то значение? Не думаю, что смогу ответить на этот вопрос. Единственное, что я в состоянии сделать - это поговорить об общих условиях и некоторых простых приемах работы, которые, как мне кажется, увеличивают мои шансы до чего-то додуматься.
 Напомню, что социологическое воображение во многом заключается в способности переходить от одной перспективы к другой и в процессе этого строить адекватное представление об обществе в целом и его компонентах. Именно воображение отличает ученого от технического исполнителя. Хорошего техника можно обучить за год-два. Социологическое воображение приобретается только в результате длительного самовоспитания. Разумеется, это воспитание редко проходит без утомительной рутины1.
 1 См. превосходную статью Хатчинсона об "инсайте" и "творческом подходе". - Hutchinson // Studies of Interpersonal Relations / Ed. by P. Mullaby. New York: Nelson, 1949.
 
 У социологического воображения есть еще одно неожиданное качество, быть может, потому, что оно заключается в неожиданном сочетании идей, а именно, из немецкой философии и английской политической экономии. Такое сочетание и составляет основу для игры ума и поистине непреодолимого влечения понять мир. Влечения, которого напрочь лишен заурядный исполнитель. Он слишком хорошо научен и, даже можно сказать, натаскан. Поскольку натаскивать можно только в тех вопросах, которые уже известны, этот вид занятий иногда приводит к неспособности самообучаться. Человек противится всему, что имеет малейшую долю неопределенности. Однако вы должны ухватиться за эти нечеткие образы и понятия, если они у вас возникают, и старательно их разработать. Если кому-то и приходят оригинальные идеи, то они почти всегда лишены законченности.
 Я полагаю, есть вполне определенные способы стимулирования социологического воображения.
 1) На уровне конкретных действий, как я уже говорил, - это снова пересмотреть свои записи. Просто раскрыть файлы, смешать листы независимо от их содержания, а затем снова рассортировать. Делать это по возможности не спеша. Насколько частой и существенной окажется перетасовка, зависит, конечно же, от конкретных проблем и от степени их разработанности. Но механика процесса научной работы всегда одна и та же: иметь в виду те проблемы, по которым ведется активное исследование, также надо стараться не мешать себе увидеть неожиданные и незапланированные связи между явлениями.
 2) Игровое отношение к фразам и словам, с помощью которых формулируются проблемные положения, часто раскрепощает воображение. Каждому из ваших ключевых слов найдите синонимы в словарях и специальных отраслевых справочниках, чтобы ознакомиться со всем спектром их коннотаций. Эта простая привычка подтолкнет вас к дальнейшей разработке проблемы и, как следствие, к более краткому и точному их определению. Учитывая разные значения, которые могут быть приданы фразам и отдельным словам, можно отобрать именно те из них, с которыми вы хотите работать. Но такое внимание к словам ведет еще дальше. Во всякой работе, и особенно при тщательном рассмотрении теоретических утверждений, вы будете стараться внимательно относиться к объему понятия каждого ключевого термина и нередко посчитаете полезным придать утверждению высокого уровня абстракции более конкретные значения. При этом одно утверждение может распадаться на две-три части, каждая из которых относится к различным измерениям. Можно также попытаться выйти на более высокий уровень обобщения, удалив специфические признаки с тем, чтобы рассмотреть переформулированное утверждение более абстрактно, попробовать распространить его на более широкий круг явлений. Затем, "сверху и снизу" для полного прояснения вопроса разобрать каждый его аспект, содержание в целом и соотношение с рассматриваемой идеей.
 3) В ходе анализа общих понятий у вас могут складываться идеальные типы. Построение новой классификации обычно дает толчок плодотворным изысканиям, и у вас вырабатывается умение строить типологии, определять условия и последствия их существования. Отказавшись от первоначальной рубрикации содержания своих записей, основанной на здравом смысле, вы будете искать причины сходств и различий внутри и между выделенными типами. Для построения хорошей типологии необходимы отчетливо сформулированные, системные основания, поэтому вы должны выработать привычку делать многомерные классификации.
 Техника многомерной классификации применима не только к количественным данным. На самом деле это лучший способ придумать и обосновать новые типы, критически рассмотреть и прояснить старые. Графики, таблицы, хорошо построенные диаграммы не являются единственным способом кратко представить свою работу. Очень часто они выступают в качестве самых настоящих орудий производства: с их помощью при конструировании идеальных типов проясняют категориальные признаки, они также могут служить отправной точкой для работы воображения. Я думаю, что за последние пятнадцать лет я не написал и двух десятков страниц чернового текста без какой-нибудь, пусть небольшой, двумерной классификации, хотя, разумеется, далеко не всегда, и даже очень редко публикую их. Большая часть этих материалов в конечном счете оказывается в корзине, но даже в этом случае вы чему-нибудь научитесь, поскольку работа с типологиями способствует ясности мышления и стройности изложения. Типология позволяет охватить все пространство выбранных признаков и увидеть полную картину взаимоотношений между известными вам фактами.
 В социологии многомерная классификация играет ту же роль, что разбор предложения при изучении грамматики. Во многих отношениях многомерная классификация является грамматикой социологического воображения. Как и в работе со всякой грамматикой, здесь необходим контроль, для того чтобы ее использование не выходило за рамки поставленных задач.
 4) Зачастую наиболее верное понимание какого-либо явления достигается при рассмотрении полярных случаев - при обдумывании ситуаций, прямо противоположных тем, с какими вы непосредственно соприкасаетесь. Если вы думаете об отчаянии, подумайте и о восторге. Изучая бедность, подумайте о расточительстве. Очень трудно изучать только один объект. При сопоставлении различных объектов легче усвоить материал и выделить параметры для сравнения. Вы обнаружите что поочередное перенесение внимания от этих параметров к конкретным объектам и обратно дает возможность прояснить истинную картину событий. Этот метод оправдан и с логической точки зрения. Конечно, без проведения выборочного исследования можно только догадываться о статистическом распределении признаков. Но для того, чтобы представить весь спектр вариантов и выделить основные типы некоторого явления, наиболее экономным является конструирование "полярных" типов, противостоящих друг другу по различным параметрам. Разумеется, это не означает полного отказа от количественных измерений и от установления, хотя бы приблизительной, частоты появления определенных типов. В действительности построение "полярных" типов постоянно сопровождается поиском индикаторов, по которым можно найти или собрать статистические сведения.
 Идея использования различных точек зрения может проявляться следующим образом. Вы, например, сами себя спрашиваете, как к такой-то проблеме подошел бы такой-то политолог, книгу которого вы недавно прочли, или такой-то психолог-экспериментатор, или такой-то историк? Вы строите предположения, исходя из различных точек зрения, тем самым превращая свой ум во вращающуюся призму, улавливающую свет независимо от угла его падения. В этой связи написание диалогов представляется очень полезным занятием.
 Часто вы обнаружите, что, мысленно споря с какой-либо противоположной точкой зрения и пытаясь разобраться в новой для себя области исследований, вы прежде всего сопоставляете основные аргументы "за и против". Одним из признаков искушенности в литературе является способность верно определить место противникам и сторонникам каждой возможной точки зрения. Кстати говоря, для этого не обязательно слишком глубоко погружаться в море книг, ибо в нем можно утонуть. Необходимо различать, когда нужно читать, а когда больше читать не нужно.
 5) Важно отметить и то, что, работая с многомерной классификацией, вы используете ради простоты альтернативу "да/нет", что побуждает вас думать о полярных противоположностях. И в общем это правильно, хотя качественный анализ ничего не говорит о частоте или распространенности определенного явления. Он представляет собой технику, и его цель заключается в том, чтобы установить совокупность возможных типов. Часто этого бывает достаточно, хотя при решении некоторых исследовательских задач вам непременно понадобится более точное представление о распределении тех или иных признаков.
 Иногда воображение можно стимулировать переворачивая привычные сюжеты с ног на голову1.
 1 К слову сказать, нечто подобное Кеннет Берк, при обсуждении Ницше, назвал "перспективой несообразности". См.: Burke К. Permanence and change. New York: New Republic Books, 1936.
 
 Представьте то, что вам кажется мизерным, стало огромным и попытайтесь ответить на вопрос, какие различия породило бы такое превращение? То же самое можно проделать с гигантскими объектами. Как бы выглядели традиционные поселения дописьменной эпохи, если бы их население составляло 30 миллионов человек? По крайней мере сейчас я и подумать не могу о том, чтобы подсчитывать или измерять что-нибудь прежде, чем я наиграюсь с каждым его элементом, с каждым условием, с каждым последствием в воображаемом мире, где я могу регулировать меры всех вещей. Статистики как будто не знают, хотя им следовало бы знать маленькую невообразимую истину: познай вселенную прежде чем испытать ее.
 6) Какую бы проблему вы ни рассматривали, всегда будет полезен сравнительный анализ исследовательских материалов. Поиск случаев для сравнения в рамках одной цивилизации, одного исторического периода, или нескольких цивилизаций и периодов даст вам ориентиры. Вы ни за что не станете описывать какой-нибудь социальный институт Америки двадцатого века без сравнения его со сходными институтами других обществ и исторических периодов. Так оказывается даже тогда, когда вы не предпринимаете явных сравнений. Временами вы чуть ли не автоматически станете направлять свое мышление в историческое русло. Одна из причин этого состоит в том, что предмет вашего изучения ограничен в численном отношении: для сравнительного анализа необходимо поместить его в конкретный исторический контекст. Иначе говоря, сравнительный подход часто требует изучения исторических материалов, что приводит иногда к анализу трендов или к типологии фаз развития. Далее, вы будете использовать исторические сведения для получения более полной картины или для более адекватного упорядочения некоторых явлений, то есть для того, чтобы проследить вариации определенных параметров. Социологу совершенно необходим определенный багаж знаний мировой истории, поскольку независимо от вашей осведомленности в других областях, без знания истории ваши представления будут искаженными.
 7) Наконец, есть еще один вопрос, который больше касается умения скомпоновать книгу, чем сути социологического воображения. Обе части работы нередко совпадают: от того, как вы расположите материал, во многом зависит содержание книги. Я усвоил эту истину у замечательного редактора, Ламберта Дэйвиса, который, я надеюсь, ознакомившись с моим переложением данной мысли, не откажется от своего авторства. Речь идет о различении идеи и темы.
 Тема - это предмет изучения, например, "карьера руководителей корпораций", "расширение и укрепление власти военных чиновников", "уменьшение количества замужних женщин". Обычно на раскрытие одной темы уходят глава или параграф главы. Но вопрос о порядке расположения тем часто относится к сфере идейного содержания книги.
 Идея обычно выражает ключевую мысль, рабочую концепцию или принципиальное разграничение, например, между рациональностью и разумом. Если, работая над построением книги, вы нащупаете две-три, а тем более шесть-семь идей, можете быть уверены, что работа окончена. Эти идеи легко распознать по тому, как они упорно всплывают при рассмотрении самых разных тем, и -вам даже будет казаться, что вы повторяетесь. И иногда не без оснований! Особенно это касается самых скомканных, сбивчивых и наименее удачно написанных разделов рукописи.
 Поэтому идеи обязательно надо выписывать отдельно и как можно яснее и короче формулировать в обобщенном виде, затем поочередно соотнести каждую идею с каждой темой, как бы спрашивая себя, что нового вносит конкретная идея в раскрытие каждой темы, а затем поискать ответы на другой вопрос: каково значение идеи, если она вообще имеет значение, применительно к той или иной теме.
 Для изложения важной идеи обычно требуется целая глава или парараф, ее описание можно поместить либо при первом упоминании, либо при подведении итогов в конце книги. Думаю, что большинство пишущих и систематически мыслящих авторов согласятся с тем, что в книге должен быть специальный раздел, в котором бы раскрывались все идеи и взаимосвязи между ними. Иногда, хотя и не всегда, это можно сделать в начале книги, но при хорошо продуманной структуре издания новые идеи обычно излагаются ближе к концу. И вы все время должны по крайней мере стараться соотносить идеи с каждой темой. Эту рекомендацию легче высказать, чем осуществить на практике. Это не механическая операция, как может показаться на первый взгляд. Механический подход в этом деле можно применить только в том случае, если идеи удается четко выделить и сформулировать. То, о чем я рассказываю, в литературе называется лейтмотивом, в науке - идеей.
 Кстати, в иной научной книге невозможно обнаружить ни одной идеи. Такая книга представляет собой пучок тем, непременно снабженных методологическими и теоретическими введениями, которые абсолютно необходимы тому, кто пишет работу безо всяких идей. Иногда книги без идей говорят об отсутствии ясной мысли у автора.
 
 5.
 
 Уверен, многие согласятся с тем, что свою научную работу надо представлять настолько ясно и понятно, насколько это позволяют сложность предмета и четкость ваших мыслей. Но, как нетрудно заметить, сегодня в общественных науках преобладает напыщенная и многословная проза. Могу предположить, что практикующие этот стиль авторы думают, что подражают "физикам", не подозревая о том, что основная масса такой прозы никому не нужна. Более того, авторитеты заявляют о "серьезном кризисе грамотности", кризисе, который затронул и обществоведов1.
 1 Эдмунд Уилсон, по общему мнению, лучший критик во всем англоязычном мире, пишет: "Ознакомившись со статьями специалистов по антропологии и социологии, я пришел к выводу, что в идеальном, по моим представлениям, университете требование об обязательном утверждении трудов всех факультетов преподавателем английского языка могло бы революционизировать положение дел в этих дисциплинах, если, конечно, вторая из них вообще не прекратила бы свое существование". - Wilson E. A piece of my mind. New York: Farrar, Straus and Cudahy, 1956. P. 164.
 
 Можно ли считать, что появление такой манеры изъясняться вызвано глубиной и тонкостью обсуждаемых социально-политических проблем, понятий, методов? Если нет, то какой смысл в том, что М. Коули удачно назвал "социоязом"1.
 1Cowlcy M. Sociological habit patterns in linguistic transmogrification // The Reporter, 20 September 1956. P. 41 ff.
 
 Действительно ли "социояз" необходим для работы? Если да, то ничего не поделаешь. Если нет, то как его избежать? Я убежден, что такой жаргон обычно не связан со сложностью предмета и вовсе не имеет ничего общего с глубиной мысли. Почти целиком он обусловлен неверным пониманием сочинителями академических трудов своей роли.
 В некоторых научных кругах любого, кто старается писать доступно для широкой аудитории, зачастую клеймят "просто литератором" или "журналистом". Наверно, вы уже поняли, что, как правило, за этими фразами стоит ложный постулат: понятный значит поверхностный. Представителям академической науки в Америке всегда была свойственна активная интеллектуальная жизнь, они не отрывались от социальной среды, часто довольно неблагоприятной для них. Высокий престиж должен компенсировать все те доминирующие ценности, которыми жертвует тот, кто выбрал академическую карьеру. Его претензии на престиж очень быстро нашли опору в представлении о себе как об "ученом". Называться "простым журналистом" для него недостойно и мелко. Именно в этом, я думаю, заключается причина разработки специального языка и манерности устной и письменной речи, овладение которой не требует большого труда. Сложился своего рода негласный договор: тот, кто не манерничает, становится объектом морального неодобрения. Эту ситуацию можно объяснить заполнением академических рядов посредственностью, которая по вполне понятным причинам желает исключить тех, кто способен привлечь внимание образованных людей как внутри академической среды, так и вне ее.
 Писать книги - значит стремиться привлечь внимание читателей. Это свойственно любому ученому. Быть автором- значит, как минимум, претендовать на определенный статус и рассчитывать, что твои работы прочитают. Молодому представителю академического мира свойственны обе эти претензии, и, поскольку он понимает, что его общественное положение невысоко, то часто начинает претендовать на статус до того, как успеет привлечь внимание читателей. Фактически в Америке даже самые выдающиеся ученые мужи не имеют значительного статуса в глазах широкой публики. В этом отношении социология находится на низшей ступени, так как многие особенности социологического стиля восходят к тем временам, когда у социологов был невысокий даже по сравнению с другими учеными статус. Жажда статуса - вот причина, по которой ученые столь легко сбиваются на невразумительность. И это, в свою очередь, может быть причиной того, что у них нет статуса, которого они желают. Поистине порочный круг. Но из него любой ученый может легко выйти.
 Чтобы отказаться от академической прозы, надо отказаться от академической позы. Легче выучить грамматику и англосаксонские корни, чем ответить на следующие три вопроса: 1) Насколько труден и сложен для изучения предмет вашего исследования? 2) На какой статус вы претендуете, когда пишете? 3) Зачем вы публикуетесь?
 1) На первый вопрос обычно дается такой ответ: предмет исследования не столь сложен, сколь манера изложения. Доказательств тому сколько угодно: нетрудно обнаружить, что 95% книг по общественным наукам прекрасно переводятся на нормальный, понятный язык1.
 Но вы вправе спросить: неужели нам совсем не нужны специальные термины?2
 1 Несколько примеров подобного рода переводов вы найдете во второй главе настоящей книги. Кстати, если речь идет о том, как писать, я не знаю работы лучше, чем книга: Graves R., Hodge A. The reader over your shoulder. NewYork.: Macmillan, 1944. См. также прекрасное обсуждение этой проблемы в книгах: Barzun J. Graff H. The modern researcher; Montague С. Е. A writer's notes on his trade. London: Pelican Books, 1930 - 1949; Dobrue B. Modern prose style. Oxford: The Clarendon Press, 1934 - 1950.
 2 Те, кто разбирается в математическом языке лучше, чем я, скажут, что он точен, краток и ясен. Именно поэтому я с большим подозрением отношусь к тем обществоведам, которые центральное место, на словах, отводят математике и при этом пишут неточной, растянутой и неясной прозой. Им следует взять урок у П. Лазарсфельда, который по-настоящему верит в математику и чья проза, даже черновые наброски, всегда обнаруживают лучшие качества математического языка. Когда я не понимаю его математику, я знаю, что это происходит из-за моего невежества. Когда я не соглашаюсь с тем, что он пишет нематематическим языком, я знаю, что это потому, что он ошибается, ибо всегда можно понять, что он говорит, а, следовательно, понять, в чем он неправ.
 
 Конечно, нужны, но "специальные" - не значит "трудные для восприятия", и здесь вовсе не требуется жаргон. Если необходимые специальные термины ясны и точны, нетрудно употреблять их в контексте общедоступного языка так, чтобы для читателя был понятен их смысл.
 Можно, конечно, возразить, что общеупотребительные слова часто несут оценочную, эмоциональную "нагрузку" и что их лучше избегать, вводя в сугубо научных текстах новые слова или технические термины. Отвечаю на это. Верно, что общеупотребительные слова часто имеют коннотации. Но многие общеупотребительные в общественных науках термины также "нагружены". Писать ясно значит контролировать эту нагрузку, точно выражать свою мысль, чтобы другие могли ее понять без искажений. Представьте, что подразумеваемые вами значения слов опоясываются двухметровым кругом, в центре которого стоите вы, а значения, которые воспринимаются читателем, опоясываются другим кругом, в центре которого стоит он. Будем надеяться, что эти круги пересекаются. Площадь пересечения и является "площадью" коммуникации. Та часть круга читателя, которая не пересекается с вашим кругом, составляет область неконтролируемых значений: он их устранил из текста. Непересекающаяся часть вашего круга-другое слагаемое вашего поражения: вам не удалось донести свою мысль до читателя. Умение писать заключается в том, чтобы совместить область значений читательского и вашего языка, написать так, чтобы вы оба находились в одном круге контролируемых значений.
 Таким образом, я утверждаю, что, во-первых, большая часть "социояза" не связана со сложностью предмета или мысли. Повод для его употребления, как я полагаю, почти полностью сводится к тому, чтобы заявить о своих собственных претензиях: писать так значит говорить читателю (может быть, не подозревая об этом): "Я знаю нечто такое, что тебе очень трудно будет понять, если только ты не овладеешь моим трудным языком. Ведь ты просто журналист или юрист, - в общем, непосвященный.
 2) Отвечая на второй вопрос, мы должны разграничить два способа представления работ, принятых в общественных науках в зависимости от мнения пишущего о самом себе и о том, чьи соображения он излагает. В одном случае предполагается, что пишущий - это конкретный человек, который может кричать, говорить, шептать или фыркать, но он постоянно присутствует. Кроме того, всегда можно судить о том, что это за человек: самоуверенный или невротичный, прямой или путаник. Независимо от этого он является центром пересечения опыта и рассуждения. Допустим, он только что обнаружил что-то и сообщает нам, как это ему удалось, и за великолепным изложением слышится голос конкретного человека.
 В другом случае работа пишется так, что в ней не слышно ни голоса, ни мнения. Такая манера письма вообще лишена "голоса", и в результате получается механически изготовленная проза. Дело не в том, что она пестрит жаргоном, а в том, что она им нафарширована. Такая статья или книга не просто безлична, она нарочито безлична. В таком стиле пишутся правительственные бюллетени и деловые письма, а также большая часть текстов по общественным наукам. Если написанный текст - здесь мы не касаемся творений поистине великих стилистов - невозможно воспроизвести в устной форме, это плохой текст.
 3) И, наконец, вопрос о тех, кому адресуется голос автора, тоже влияет на особенности стиля. Очень важно, чтобы пишущий представлял, для кого он пишет и что о них думает. Это непростые вопросы. Чтобы на них ответить, нужно сначала принять решение о своей собственной роли и представить, какими знаниями располагает читающая публика. Писать - значит претендовать на то, что тебя будут читать. Но кто эти люди?
 Ответ на этот вопрос дал мой коллега, Лайонел Триллинг. Он разрешил изложить свою позицию. Представьте себе, что вас попросили прочитать лекцию на хорошо знакомую вам тему для собранных со всех факультетов преподавателей и студентов одного из ведущих университетов, а также для интересующейся публики, проживающей в его окрестностях. Представьте, что они сидят перед вами и имеют полное право знать то, что знаете вы. Представьте, что вы хотите поделиться своим знанием. Представили? Теперь пишите.
 Из обществоведов могут получаться авторы четырех типов. Если пишущий считает, что ему есть что сказать, и хорошо знает свою аудиторию, он будет стараться писать понятно. Если ученому есть что сказать, но он не вполне представляет своих читателей, он может сбиться на полную ахинею. Такому лучше быть осторожным. Если он вообразит, что ему не просто есть что сказать, а возомнит себя выразителем некой безличной воли, то, найдя себе публику, он положит начало новому культу. Если у ученого нет ни определенного мнения, ни аудитории, он будет просто писать в полном одиночестве ни для кого конкретно, ни от чьего имени, и я подозреваю, что нам придется признать в нем настоящего производителя стандартизированной прозы: источника некоего звука в огромном пустом зале. Все это производит жутковатое впечатление, напоминающее романы Кафки; и не зря, поскольку мы обсуждаем границы разума.
 Грань между изложением глубокого содержания и многословием часто провести очень трудно. Никто не станет отрицать странное очарование тех, кто, принимаясь за исследование, испытывает столь сильное удовлетворение и благоговейный страх после первого же шага, что им не хочется идти дальше. Сам по себе язык создает прекрасный мир, но запертые в этом мире, мы не должны принимать путаницу начинающих за глубину итоговых результатов работы мастера. Члену академического сообщества следует видеть себя носителем поистине великого языка и требовать от себя, чтобы устная и письменная речь были хотя бы похожи на речь цивилизованных людей.
 Осталось осветить последний пункт, касающийся взаимодействия письма и мышления. Если вы будете писать, соотносясь только, как сказал Ханс Рейхенбах, с "контекстом открытия", вас поймут единицы. Кроме того, ваши утверждения будут весьма субъективны. Более объективное мышление требует работы в контексте "презентации". Сначала вы "презентируете" мысли самому себе, то есть проясняете их, затем, почувствовав, что достаточно разобрались в них, "презентируете" их другим. Таким образом вы находитесь в "контексте презентации". Иногда вы будете замечать, как в процессе формулирования определенных положений ваши мысли трансформируются, и не только по форме, но и по содержанию, так как в контексте презентации к вам приходят новые идеи. Так возникает новый контекст открытия, отличный от исходного и, по большому счету, как я думаю, более объективный. Здесь опять-таки нельзя отделить то, как вы мыслите, оттого, как вы пишете. Вам приходится постоянно совершать рейды между контекстами, и, перемещаясь от одного контекста к другому, полезно знать, к какому из них вы двигаетесь в данный момент.
 
 6.
 
 Из сказанного выше, наверно, ясно, что на практике вы никогда не "начинаете работать над проектом"; вы уже работаете, делая записи просто так, или собираете их в файлы, после их бесцельного перелистывания или направленного поиска материала. Следуя образу жизни и работы ученого, у вас всегда будет много тем, которые вы хотели бы изучить более глубоко. Решившись на публикацию, вы будете стараться максимально использовать свои записи, конспекты прочитанных в библиотеке книг и статей, личные беседы - все, что относится к теме исследования или к важной для вас идее. Вы пытаетесь построить маленький мирок, содержащий все ключевые элементы, вошедшие в вашу работу, систематически расставить их по своим местам, постоянно переделывать конструкцию в ходе проработки каждой из ее частей. Чтобы жить в этом сконструированном мире, надо знать, что нужно для его построения: идеи, факты, снова идеи, цифры и опять идеи.
 Так вы будете узнавать, описывать и строить типологии для упорядочения того материала, который стал вам доступен, тщательно анализировать и организовывать свой опыт, давая название каждому отдельному явлению. Стремление к упорядоченности заставит вас искать повторяющиеся образцы и тенденции, отыскивать среди отношений те, которые могут быть причиняющими и типическими. Иными словами, вы будете искать смысл того, что обнаружили, того, что можно интерпретировать как видимую сторону чего-то, что еще невидимо. Вы сделаете инвентарную опись всего, что, как кажется, имеет отношение к тому, что вы пытаетесь понять, будете вникать в отдельные проблемы, а затем тщательно, систематически соотносить их друг с другом, чтобы сформировать рабочую модель, и станете применять ее ко всему, что вы постараетесь объяснить. Иногда это получается сразу, иногда так ничего и не выходит.
 Постоянно, среди всевозможных деталей, вы будете искать те индикаторы, которые могут указать на основное направление изменений, на идеальные формы всего спектра общественных явлений XX века и тенденции их развития. Ибо, в конечном счете, вы пишете о многообразии человечества.
 Процессе мышления - это борьба за упорядоченность и одновременно за всесторонность взгляда на мир. Вы не должны прекращать свои размышления слишком быстро, в противном случае вам не удастся узнать то, что вы могли бы узнать. Но нельзя затягивать слишком долго формирование текста, поскольку это может длиться до бесконечности. В этом, я полагаю, и состоит дилемма. Размышления, особенно в тех редких случаях, когда они увенчиваются большим или меньшим успехом, являются самым увлекательным занятием, на которое только способен человек.
 Пожалуй, можно подытожить то, что я пытался выразить в форме рекомендаций и предостережений.
 1) Будьте мастером своего дела. Избегайте установления жестких процедур. Прежде всего, старайтесь развивать и применять социологическое воображение. Избегайте фетишизации метода и методики. Способствуйте реабилитации непретенциозного интеллектуального мастерства и старайтесь сами стать таким мастером. Пусть каждый будет сам себе методолог и сам себе теоретик. Отстаивайте приоритет индивидуального исследователя, противодействуйте укреплению влияния исследовательских команд, состоящих из технических исполнителей. Старайтесь со своей личной позиции рассматривать проблемы человека и общества.
 2) Избегайте витиеватой игры с понятиями и манерности в изложении. Требуйте от себя и других простых и ясных определений. Вводите узкоспециальные термины только тогда, когда вы твердо убеждены в том, что они расширяют границы познания, точнее отражают предметную реальность и более адекватно передают ваши рассуждения. Не прибегайте к невразумительному изложению как к средству уклониться от определенности суждений об обществе и избежать оценки вашей работы читателями.
 3) Применяйте в своей работе любые трансисторические конструкции, которые вы считаете необходимыми, но не пренебрегайте конкретно-историческими деталями. Стройте любые формальные теории и модели. Подробно изучайте не только статистические факты и взаимосвязи между ними, но и уникальные исторические события. Избегайте догматизма и не отрывайтесь в своих исследованиях от исторической реальности. Не думайте, что кто-то другой сделает это за вас. Поставьте себе задачу: определить историческую реальность, соотнесите с ней проблемы своих исследований, попытайтесь прояснить эти проблемы и, тем самым, разрешить актуальные социальные противоречия и порождаемые ими личностные трудности. И не пишите более трех страниц подряд, если не имеете четкого представления о том, что излагаете.
 4) Не исследуйте отдельно различные формы повседневной жизнедеятельности, изучайте социальные структуры, в которые эти формы встроены. Исследуя более широкие структуры, выбирайте для детального анализа и конкретные виды деятельности, чтобы понять взаимовлияние структуры и повседневной жизни друг на друга. Охватите в исследовании всю историческую эпоху: не будьте лишь журналистом, пусть даже дотошным. Знайте, что журналистика в лучших своих образцах - высокое призвание, но ваше призвание еще выше! Поэтому не надо торопиться публиковать отчеты о моментальных срезах или об очень коротких промежутках времени. В качестве временных рамок выберите себе ход человеческой истории и разместите внутри него те недели, годы, эпохи, которые вы исследуете.
 5) Помните, что ваша цель заключается в наиболее полном сравнительном изучении социальных структур как существовавших в мировой истории, так и имеющих место ныне. Помните, что для выполнения этой задачи нужно преодолеть любые междисциплинарные перегородки. Специализация должна осуществляться в зависимости от темы и, прежде всего, от значения поставленной проблемы. Формулируя и решая эти проблемы, старайтесь творчески использовать концепции и другие материалы, идеи и методы всякого исследования о человеке и обществе. Все ваши персональные исследования принадлежат вам. Они относятся к общественным наукам, представителем которых являетесь вы сами. Давайте отпор всякому, кто пытается подменить дело напыщенными фразами и претенциозностью всезнающего эксперта.
 6) Всегда обращайте внимание на то, какой образ человека, какое понимание человеческой природы явно или неявно следует из вашей работы, а также на трактовку вами истории и на понимание того, как она делается. Одним словом, нужно постоянно пересматривать свои взгляды на проблемы истории, биографии и социальной структуры, в которой биографии и история взаимодействуют друг с другом.
 Не упускайте из виду все многообразие людей и характерные для исторической эпохи механизмы ее изменения. Все, что вы видите и творчески осмысливаете, используйте в качестве ключа к изучению человеческого многообразия.
 7) Помните, что вы являетесь наследниками классической традиции в социологии. Поэтому старайтесь понять человека не как изолированный фрагмент, не как отдельный объект или систему. Старайтесь понять мужчин и женщин в их социально-исторической конкретности, объяснить наличие определенных людских типов и механизмы их формирования в различных человеческих обществах.
 Завершая какую-либо часть работы, оцените хотя бы приблизительно ее результаты с точки зрения основной своей задачи: понять структуру и ее изменения, формирование и смыслы современной вам эпохи, жуткий и волшебный мир человеческого общества второй половины двадцатого века.
 8) Не принимайте официально сформулированные социально-политические проблемы и обывательские ощущения личностных трудностей в качестве проблематики ваших исследований. Прежде всего, не отказывайтесь от своей моральной и политической независимости и не перенимайте ни антилиберальную практику бюрократического этоса, ни либеральную практику моральной бесхребетности. Помните, что многие проблемы, с которыми сталкивается отдельный человек, нельзя решать в индивидуальном порядке; их надо рассматривать в социально-политическом контексте и с точки зрения исторического развития. Помните, что значение социальных проблем определяется только их соотношением с заботами конкретных людей в их частной жизни.
 Адекватно сформулированные задачи общественных наук должны включать исследования общества, личности, биографий, исторического процесса и всевозможные взаимоотношения между ними. Внутри этих взаимоотношений оказываются индивид и общество. Именно социологическое воображение имеет шанс разобраться в качестве человеческой жизни, присущем нашему времени.
 
 Выражение признательности
 Первоначальный вариант этой книги обсуждался на семинаре по общественным наукам, организованном Хеннингом Фриисом, консультантом Министерства по социальным вопросам, весной 1957 г. в Копенгагене. Я очень благодарен лично ему и другим участникам семинара Кирстену Руд-фельду, Бенту Андерсену, П. X. Кюлю, Полу Видриксену, Кнуду Ерику Свенсену, Торбену Агерснэпу, Б. В. Элберлингу за внимательные критические замечания и добрые советы.
 Глава 1 "Что нам обещает социология " наряду с другими фрагментами книги была представлена в сжатой форме на конференции Американской ассоциации политических наук в сентябре 1958 г. в Сент-Луисе. В главе 6 я опирался на статью "Two styles of research current social study", опубликованную в журнале "Philosophy of Science", том XX, номер 4, в октябре 1953 г. Первоначальный проект первых пяти разделов приложения увидел свет в книге "Symposium on Sociological Theory " под редакцией Л. Гросса в 1959 г. Разделы 5 и 6 главы 8 были напечатаны в журнале "Monthly Review" в октябре 1958 г. На протяжении всей работы я использовал заметки, впервые опубликованные в "The Saturday Review" 1 мая 1954 г. Фрагменты глав 9 и 10 были использованы в публичных лекциях в Лондонской школе экономики и в Польской академии наук в Варшаве в январе 1959 г., а также передавались по третьей программе Би-би-си в феврале этого же года.
 Рукопись книги обсуждалась, в целом и по частям, коллегами, которым я обязан многим из того хорошего, что есть в книге. Я бы хотел выразить им самую искреннюю признательность за помощь.
 Это Харольд Барджер, Роберт Бирштадт, Норман Бирнбаум, Герберт Блумер, Том Боттомор, Лайман Брай-сон, Льюис Козер, Артур Дэвис, Роберт Дубин, Си Гуд, Марджори Фиске, Питер Гэй, Левеллин Гросс, Ричард Хофштад-тер, Ирвинг Хоув, X. Стюарт Хьюз, Флойд Хантер, Сильвия Джаррико, Дэвид Кеттлер, Уолтер Клинк, Чарльз Л. Линдблом, Эрнст Маннгейм, Рис Макджи, Ральф Мил-либэнд, Баррингтон Мур мл., Дэвид Рисмен, Арнольд Рогоу, Пол Суизи.
 Я очень благодарен моим друзьям Уильяму Миллеру и Харви Свадосу за их постоянную помощь в моих усилиях сделать изложение максимально ясным.
 
 Именной указатель
 
 Аллен В. 114
 Арнольд Т. 49
 Бальзак О. 227
 БарзунЖ. 166, 187
 Бек У. 74
 БеккерГ. 6, 175
 Бентам И. 191
 Берельсон Б. 65, 69
 Берк К. 244
 Бриджмен П. 73
 Боулдинг К. 97
 Вагнер А. 116
 Вебер М. 7, 8, 14, 33, 44, 49, 63, 145, 175, 186, 230, 235
 ВебленТ. 7, 14, 108,230
 Визе Л. фон 33
 Галенсон У. 179
 Галилей Г. 119
 Гассет230
 Гегель Г.-Ф. 51
 Герт X. 7
 Гете И. 154
 Гинденбург 60
 Гинзберг М. 170
 Глейзерн 9
 Горовиц И.5,8
 ГраффХ. 166
 Гоулднер О. 57
 ГэлбрейтД. 100
 Даль Р. 160
 Дарвин Ч. 148
 Дейвис Л. 245
 ДжефферсонТ. 112
 Джонс Э. 22
 Диоклетиан Г. 58
 Додд С. 34, 72
 Дьюбин Р. 114
 Дьюи Д. 7
 Дэнни Р. 9
 Дэнлэп Д. 114
 Дюркгейм Э. 14, 41, 49, 175
 Зиммель Г. 33
 Зомбарт В. 189
 Йитс В. 41
 Кайзер 239
 Каунти Э. 67, 145
 Кафка Ф. 251
 Кейсен Т. 51
 Кечкемети П.218
 КинсиА. 9, 187
 Кларк К. 100
 Коули М. 247
 Конт О. 14, 33, 34, 72, 105, 204
 Корнхаузер А. 114
 Кули Ч. 175
 Куш П. 73
 Лазарсфельд П. 6, 7, 9, 35, 67, 74, 76, 77, 78, 79, 81, 83, 119, 149, 249
 Ламберт Д. 245
 ЛандбергД. 6, 7, 34, 71,239
 Лассуэлл Г. 49, 175, 230
 Ледерер Э. 230
 Лекки У. 14
 Ленин В. И. 10
 Леонтьев В. 100
 Линд Р. 134
 Линдлом Ч. 113
 Липсет С. 114
 Локвуд Д. 48
 Локк Дж. 49
 Лэтэм Э. 160
 Маннгейм К. 8, 14, 172, 204
 МаннгеймЭ. 49
 Мальтус Т. 100
 Мао Цзэдун 10
 Маркс К. 7, 10, 14, 21, 33, 49, 51, 63, 77, 99, 114, 133, 171, 207, 216, 227, 230
 Маршалл С. 68
 МидДж. 68, 183
 Миллер Д. 114
 МилльДж. 137, 172
 Мине Г. 100
 Михельс Р. 230
 Морган 239
 Моррис Ч. 46
 Моска Г. 49, 230, 231, 236
 Мур Б. 145
 Мур У. 114
 МэйоЭ. 110
 Мэн Г. 175
 Нойманн Ф. 62, 145
 Ньютон И. 148
 Оруэлл Д. 167, 215
 Парето В. 175, 230, 232, 235

<< Пред.           стр. 4 (из 5)           След. >>

Список литературы по разделу