<< Пред. стр. 23 (из 45) След. >>
В самом общем и первичном плане ужезолотое правило и заповедь любви задают,
самостоятельные, хотя и сообщающиеся,
системы ценностей и логики рассуждения в
морали. При этом мораль, задаваемая
заповедью любви, более сложна по своей
структуре и в целом снимает в себе мораль
золотого правила. Строго говоря, золотое
правило устанавливает определенный стандарт
взаимоотношений между равными (или по
крайней мере предполагаемыми равными)
агентами. Этика золотого правила - это
социальная этика отношений обособленных,
непосредственно не связанных друг с другом,
не связанных соучастием агентов. Можно
добавить, что золотое правило устанавливает
главным образом характер, прнцип, но не
содержание действия: оно указывает, что к
160
другому следует относиться равным и уни-
версализуемым образом. Заповедь любви в
своей "меньшей" части, т.е. в заповеди
любви к ближнему, также относится к
"горизонтальным" отношениям. Как и золотое
правило, она неявно, только самой своей
формулировкой, обязывает относиться к
другому как к равному любому третьему, т.е.
одинаково ко всем. Но в отличие от золотого
правила, заповедь любви, даже в своей
"меньшей" части, расширяет круг равенства,
обязывая относиться к другому, хотя бы как
к равному себе. Одновременно заповедь любви
задает и определенное содержание этому
отношению, а именно, повелевает относиться
к другому по крайней мере невраждебно,
примиренно, партнерски, но лучше -
солидарно, доброжелательно, заботливо6.
Вместе с тем, "наибольшая" заповедь -
____________________
6 Здравый смысл предполагает, что и в
золотом правиле речь идет о том же; во
всяком случае о позитивном отношении к
другому. Однако не требуется большого
воображения, чтобы представить
руководствующимся золотым правилом злодея
(тирана или садиста), готового относиться
ко всем универсализуемо и допускающего в
изменившихся обстоятельствах аналогичное
отношение к себе же со стороны сильного,
могущественного, безнаказанного другого.
Так что сопровождение в католически-
протестантских изданиях соответствующего
текста Евангелия от Матфея, где
формулируется заповедь любви,
колонтитулом "Золотое правило" с
этической точки зрения нельзя считать
точным.
161
заповедь любви к Богу устанавливает
отношение человека к высшему и определяет
относиться к ближнему, имея в душе образ
высшего, иными словами, своим отношением к
другому, возвышать себя и другого.
Отношением человека к высшему (к
Божеству, к идеалу) и отношением к другому
человеку (к другим людям) задается основное
содержание нравственности (всего лишь
дополняемое обязанностями человека к самому
себе, о которых говорил И.Кант, или
стыдливым отношением человека к себе как
плотскому существу, на которое указывал
В.С.Соловьев). С другой стороны, оба
отношения таят в себе принципиальные для
морали коллизии - "универсализм -
партикуляризм" и "Я - другие". Этими
противоречиями опосредствованы базовые
императивно-ценностные системы морали,
задаваемые принципами наслаждения, пользы,
личного совершенства и милосердной любви.
Доминирование в системе ценностных
ориентаций личности частного интереса в
сочетании с приоритетным отношением к себе
характеризует гедонизм; а в сочетании с
приоритетным отношением к другим -
утилитаризм. Доминирование общего интереса
в сочетании с приоритетным отношением к
себе характеризует перфекционизм; а в
сочетании с приоритетным отношением к
другим - альтруизм.
В кодификации различно организованных
нравственных ценностей и норм содержательно
раскрываются варианты рационализации
морали, т.е. способы систематизации и
"аксиоматизации" ценностей и требований, а
также характера их обоснования как
нормативных (оценочных и предписательных)
162
суждений. В соответствии с этой установкой
во второй части статьи будут рассмотрены
пути рационализации в морали различных
нормативных содержаний.
2
В основе гедонизма лежит принцип
наслаждения. С гедонистической точки
зрения, наслаждение рассматривается как
единственно достойная цель человеческой
жизни и высшая ценность, а основной
гедонистический принцип гласит: "Поступай
всегда так, чтобы ты по возможности мог
непосредственно удволетворять свои желания
и испытывать как можно большее наслажде-
ние". Уже из формулировки этого принципа
следует, что рациональность гедонизма может
обнаружиться лишь в мета-анализе логики и
психологии сознания, полностью
сориентированного на наслаждение. Само же
это сознание, во всяком случае в наиболее
распространенных своих проявлениях не
допускает каких бы то ни было
"рационализаций", более того, каких-либо
"принципиальных" высказываний. Коль скоро
наслаждение принято в качестве высшей
ценности, а в последовательных вариантах
гедонизма - в качестве единственной
ценности, то любое (даже самое
благожелательно-снисходительное)
обоснование принципа наслаждения в
действительности является разрушительным
для него. Обоснование - это подведение под
более широкое представление, теоретический
или практический принцип. В попытке
обоснования наслаждения гедонистическое
163
сознание справедливо усматривает вольное
или невольное ограничение базового принципа
- наслаждения. Гедонистическое сознание мо-
жет допустить оправдывающие объяснения
приоритетности наслаждения, но не наложения
на него более общего принципа7.
В гедонизме сохраняется непременная для
этики установка на самодостаточность
добродетели. Другое дело, что добродетелью
называется способность и умение
____________________
7 Поэтому и эвдемонизм (когда его адепты
апеллируют к наслаждению, пусть даже
возвышенному и духовному, а не к счастью
в широком понимании или высшему благу)
представляет собой всего лишь эвфемизм
этики наслаждения. Если в качестве
высшего принципа поведения и критерия
оценки выбирается наслаждение,
рассматриваемое как высшая цель, и
взыскуется наслаждение непосредственное и
наибольшее, то невозможно, удерживаясь на
возвышенной точке зрения, отказаться от
выбора именно чувственных наслаждений,
предполагаемых к желательному
осуществлению "здесь и теперь": ведь
именно чувственные наслаждения являются
наиболее насыщенными. Предположение о
разумных или умеренных наслаждениях
означает определенный предел наслаждения
как такового. Это не значит, что
невозможно принятие в качестве высших
именно возвышенных, разумных или
умеренных наслаждений; но это уже будет
реализацией пара-гедонистической
ориентации в нравственности, совмещенной
с перфекционизмом, аскетизмом,
пруденциализмом и т.п.
164
наслаждаться. Добродетель же универсальной
морали рассматривается лишь под углом зре-
ния того, содействует или препятствует она
истинному наслаждению. Вместе с тем, анализ
этико-гедонистической логики сви-
детельствует о том, что для
сориентированного на наслаждения сознания
не существует трансцендентного должного.
Коль скоро высшей целью человека признается
наслаждение, а идеал усматривается в
исполненности всех мыслимых наслаждений, то
идеальное и должное оказываются сведенными
к нереализованому наличному - к желанию.
Гедонизм не приемлет никакой извне
задаваемой рациональности, в какой бы форме
она ни предлагалась - в форме ли
апеллирующих к разуму аргументов или в
форме явно или неявно рестриктивных норм.
Однако гедонизм не был бы моральным
сознанием, если бы сам из себя не
конструировал свою особую нормативность и
не предлагал тем самым собственный вариант
рационализации ценностей и императивов.
Обычно гедонизм рассматривается как
разновидность эгоизма. Такой подход
несомнен в той мере, в какой гедонизм
действительно полностью сориентирован на
исключительное удовлетворение потребностей
и интересов индивида. Однако гедоник
уповает не просто на удовлетворение
потребностей и интересов, но на получение
наслаждения и удовольствия. Последнее же
возможно двояким образом: либо в
разнузданности разнообразных желаний, либо
в их упорядоченности и утонченности. Первый
путь концентрированно выражен в
"деструктивной этике" садизма, второй - в
"эстетической этике" эротизма. Вся
165
этическая критика гедонизма в истории
философии предполагала именно первый путь
достижения наслаждений, видя за жаждой
наслаждения только разнузданность и
асоциальность, в то время, как второй
оставался вне внимания. Отчасти это может
быть объяснено тем, что первый путь в общем
доступен каждому, решившемуся на него,
между тем как второй, если не утопичен, то
предполагает для своей реализации особенные
духовные и материальные условия. Тем не
менее эти два пути эксплицированы по
крайней мере в литературных опытах, в
частности, таких писателей, как де Сад и
Э.Арсан. И в садизме, и в эротизме мы имеем
более или менее развитые и рационально
обоснованные нормативные системы, в
существенных чертах отличающиеся друг от
друга.
Характерно, что философствующие апологеты
и практики садизма апеллируют к природе,
стремясь обосновать естественность,
натуральность как своих желаний, так и
своих опытов. Они воинственно девиантны; и
их девиации непосредственно выливаются в
преступления против невинных жертв, не
посвященных в эту "деноминацию"
насильственной и брутальной сексуальности.
Самые простые нормы общежития, не говоря
уже о нравственности и праве, решительно
отвергаются ими как враждебные самой
природе, создавшей человека таким, каков он
есть с его органами, потребностями и
желаниями. Любые нормы воспринимаются
садиствующим сознанием либо прямо как
изобретение слабых, но властолюбивых,
стремящихся с помощью табу, в первую
очередь сексуальных, держать общество в
166
повиновении, либо как нормы для ординарных
и безликих индивидов, ничего другого не
заслуживающих как быть порабощенными с
помощью этих запретов.
Эстетический эротизм, в противоположность
садизму, прямо противопоставляет себя
природе. Эротизм рассматривается как своего
рода искусство, поэзия. Поэтому он не
приемлет простого исполнения чувственных
желаний, удовлетворения похоти, но требует
от человека тонкого вкуса и богатого
воображения. Гедоник уповает на
непосредственное и максимальное наслажде-
ние. Садист доводит это упование до
крайности. Эротист делает достижение
наслаждения предметом своего предпочтения,
в одном случае оттягивая наслаждение, а в
другом - ускоряя его. Эротист весь посвящен
наслаждению. Однако, в отличие от садиста,
он получает удовольствие, разделяя
наслаждение с другим и даря наслаждение
другому. Поэтому в эстетическом эротизме, в
отличие от садизма, нет требования
непременности наслаждения, тем более
наслаждения любой ценой. В эротизме
проясняется тотальность наслаждения - как в