<< Пред. стр. 27 (из 45) След. >>
требованиях - заботы, прощения причиненногозла, миролюбия, в любви к врагам и др.,
благодаря которым видно, что такое
милосердие как практическая задача. Этика
может удовлетвориться словами о том, что
надо делать добро и отвращаться от зла. Для
человека же, стоящего перед нравственным
выбором, этого недостаточно. И дело не в
том, что еще надо уяснить, в чем
заключается добро; ведь простые и мудрые
слова о солидарности, участливости, заботе
также немного говорят человеку, решающему
индивидуальную, конкретную проблему.
Так же и на вопрос о том, в отношении
кого творить милосердие, ответ будет прост:
каждому. И древнее даосское поучение, что
добро следует делать как добрым, так и
недобрым, тем самым воспитывая добродетель
в других и осуществляя свое дао18, в ответе
на этот вопрос будет столь же уместным, как
и Аристотелево мнение о том, что
благодеяние оказывают преимущественно
друзьям19. То, что здесь нет противоречия,
подтверждает ап. Павел: "Доколе есть время,
будем делать добро всем, а наипаче своим по
вере" (Галат. 6:10). Не следует усматривать
корпоративности в отдании приоритета
близким. Благотворение близким редко
обсуждается в качестве моральной максимы,
поскольку подразумевается, что указание
"как самого себя" в заповеди любви
____________________
18 Дао де цзин, 49. // Указ. соч. С. 129.
19 Аристотель. Этика к Никомаху, 1155 а 5
// Аристотель. Соч. в 4 т. Т. 4. М.,
1983. С.219.
189
предполагает и близких. Однако помощь
ближним не должна препятствовать исполнению
наших обязательств перед близкими. В
отношении к ближним, то есть к чужим,
которых надо принять как близких,
нравственные требования более строги и
определенны. Выше говорилось о бескорыстии
человеколюбия. Милосердная любовь
предполагает принятие интереса другого
независимо от симпатий и антипатий. Она
утверждается в отношении каждого человека
именно потому, что он человек, и это -
отношение, в котором все люди уравниваются:
я отношусь к данному человеку так же, как я
бы относился к любому другому ближнему.
Беспристрастность не означает одинаковости
отношения, - люди ведь различны, милосердие
же должно относиться к каждому, но
сообразно тому, в чем каждый нуждается. Это
принципиальное философское и нормативное
положение позволяет выявить в милосердной
любви еще одно важное качество: она требует
принимать во внимание не только отношения
"я - другой", но и "другой - другой",
чтобы, ценить людей, а не пользоваться
ими20.
Важным элементом милосердия является
требование прощения обид. Смысл
милосердного прощения не просто в забвении
причиненного зла, ведь забыть можно в
презрении, в полнейшем равнодушии к тому,
кто совершил зло или стремился к этому.
Милосердное прощение означает главным
образом отказ от мщения и затем уже
примирение. Но также и другое: не бери на
____________________
20 См.: Outka G. Agape: An Ethical
Analysis. New Haven: L., 1972. P. 24.
190
себя право судить других и навязывать им
свое мнение. В этом своем выражении этика
милосердия представляет собой будоражащий
парадокс для морального сознания. Во-
первых, как прощать непростительное? Можно
с усилием воли, "сжав зубы" простить обиду,
нанесенную себе. Но как простить обидчика
своей матери, своей любимой, своих детей,
своих друзей? Ф.Ницше прямо сталкивает
заповеди любви и прощения обид: прощай
обиды, нанесенные тебе, но недопустимо
прощение обид, нанесенных другу21. Прощение
не должно быть истолковано как по-
пустительство, ведь есть вещи, которые
нельзя уступать.
Во-вторых, любя ближних, как принять
заповедь "Любите врагов ваших" (Мф. 5:43-
44)? Христос заповедью любви к врагам как
бы разъяснил и дополнил заповедь любви.
Иногда высказывается не лишенное оснований
мнение, что в христианском учении заповедь
любви имела значение главным образом как
заповедь любви врагов: случайно ли Христос
приводит в пояснение притчу о добром
самарянине, которая прямо указывает, что
ближним может быть и враг; - вот и люби
врага. Коль скоро нравственность понимается
как путь преодоления обособленности,
разобщенности между людьми, заповедь любви
к врагам действительно является первичной,
ибо враждебность, ненависть являются
наиболее крайними выражениями
обособленности и разобщенности. Заповедь
любви к врагам может быть конкретизирована
____________________
21 Ницше Ф. Так говорил Заратустра //
Ницше Ф. Соч.: В 2 т. Т. 2. М., 1990. С.
63.
191
в двух требованиях: "Люби даже того, кого
ты считаешь врагом" и "Никого не считай
своим врагом". В практике нравственной
жизни человек, конечно, начинает с доброго
отношения к своим близким, с любви к
ближним. И только сильные духом люди
достигают той нравственной высоты, когда
примирение с врагом и любовь к врагу как к
человеку становится одним из путей
нравственного совершенствования.
В истории морали и моральной философии
можно встретить различные и по характеру, и
по последовательности воплощения
рассмотренных типов нормативной
рациональности. Однако интерес представляет
не факт ограниченного разнообразия мо-
рально-этических принципов и тем более не
выявление среди них именно предпочтительных
или предосудительных. Ни один из принципов
морали сам по себе не гарантирует того, что
избрав его, человек исполнит нравственный
закон и обеспечит себе путь к подлинному
совершенству. Нравственное совершенство и
заключается, заключалось бы в том, что
человек в своих поступках, в своем образе
мысли воплощает все моральные принципы.
Имея высокий идеал и стремясь к его
воплощению, человек находит адекватные
целям и соответствующие ситуации средства
для его практической реализации.
192
О.О'Нил
Автономия: зависимость и независимость
Тема автономии занимает центральное место
в современной англоязычной литературе по
вопросам этики и политики. Предметом
обсуждения является как само понятие
автономии, так и моральная значимость этого
феномена.
Под автономией обычно понимается либо
некоторого рода независимость в действиях и
мотивах, либо некоторого рода зависимость
(coherence) действий или мотивов, либо то и
другое вместе, и этим исчерпывается
сходство разных подходов к автономии.
Анализируя современные трактовки этого
понятия, Дж.Дворкин отмечает, что автономию
приравнивают к свободе, самоуправлению,
суверенитету, свободе воли, достоинству,
целостности, индивидуальности,
независимости, ответственности,
самопознанию, самоуверенности, критическому
размышлению, свободе от обязательств и от
внешней причинности. Не без сарказма он
заключает, что "практически единственное,
на чем сходятся разные авторы, это то, что
автономия - такое качество, которое
желательно иметь"1.
Впрочем, и это утверждение отнюдь не
бесспорно. Во-первых, многие теории
____________________
1 Dworkin G. The Theory and Practice of
Autonomy. Cambridge, 1988. P. 6.
193
(например, бихевиоризм, структурализм, не-
которые формы марксизма) в принципе
отвергают возможность автономии для
личности. Во-вторых, нет единой точки
зрения по поводу моральной значимости
автономии. Сторонники либерализма, как
правило, приветствуют автономию, понимая
под нею либо независимость,
самостоятельность, самоутверждение, либо
определенную форму зависимости или
рациональности в поведении индивида. В то
же время ценность автономии при таких ее
интерпретациях оспаривается другими -
консерваторами, коммунитаристами,
верующими, некоторыми сторонниками феми-
нистского движения и пр., - теми, кто
(каждый со своих позиций) возвеличивает
солидарность, взаимозависимость, сопере-
живание, даже подчинение и покорность
противопоставляет их автономии.
Суть споров относительно природы и
ценности автономии можно в определенной
мере понять с помощью формального анализа
соответствующих концепций. Те, для кого
автономия есть особого рода независимость,
склонны считать ее относительной и имеющей
степени: ведь независимость имеет смысл
лишь по отношению к чему-то или кому-то, и
она может быть более или менее полной. Если
же автономия трактуется как особого рода
зависимость и рациональность, то в этом
случае она выступает скорее как
органическое свойство каждого человеческого
существа и как основа ценности и
достоинства личности, нежели как такое
качество, которым искушенные или удачливые
люди обладают в большей степени, чем
остальные.
194
Отношение к автономии как к ценности
может быть совершенно разным соответственно
тому, делается ли акцент на независимости
или же на зависимости. Попытка свести
автономию к независимости порождает много
проблем и вопросов. В частности, всякое ли
независимое или нешаблонное действие
следует считать автономным? Могут ли
эксцентричные или преступные, или
болезненно-извращенные поступки
рассматриваться в качестве парадигм
автономии? Если да, то ценность автономии в
высшей степени сомнительна. Независимость
поступка сама по себе не может служить
достаточным критерием его моральной ценно-
сти.
С другой стороны, интерпретация
автономии, учитывающая лишь зависимость и
рациональность и игнорирующая вопрос о
зависимости и независимости, по-видимому,
также встречается с определенными
трудностями. Могут ли почтительность,
повиновение и зависимость, которые во
многих случаях явно свидетельствуют о
рациональности и зависимости, считаться
хотя бы косвенными признаками автономии?
Если рациональность и зависимость образуют
основание для оценки поступка, что может
добавить к этому автономия? Короче говоря,
интерпретации автономии, акцентирующие в
качестве ее отличительного признака
независимость, не смогли показать, почему
последнюю следует рассматривать как
ценность; другие же интерпретации, выдвига-
ющие на передний план зависимость, в
принципе могли бы предложить ответ на
вопрос, в чем ее ценность, однако не в со-
стоянии указать ее специфические черты.
195
Весьма привлекательной может показаться
концепция автономии, объединяющая
независимость и зависимость. Однако такой
подход заставляет нас погрузиться в сложную
проблематику теории деятельности. Далее я
коснусь некоторых проблем, имеющих
отношение к этой области. Особенно я хотела
бы обратить внимание на те трудности, с
которыми встречается любая попытка
соединить понятия независимости и
зависимости в рамках последовательно
эмпиристской теории деятельности. В поисках