<< Пред. стр. 33 (из 45) След. >>
Список литературы по разделу
аналогичных ключевых контекстах с
различными смыслами. В этом плане мы можем,
если найдем это уместным, утверждать, что
их языки, в конце концов, относительно
различны.
Подведем итог сказанному выше. 1) Язык и
культура, не будучи, конечно,
тождественными, все же неразрывно
взаимосвязаны. 2) Существование и
тождественность культуры и языка или
языков, благодаря которым она может жить,
тесно связаны, с принципиальной
отождествляемостью отдельных различных
пользователей языка, которые могут быть его
носителями, тогда как, напротив,
персональная отождествляемость этих
пользователей языка в своей существенной
части осуществима в терминах определенного
языка (языков) и культуры (культур), к
которым они могут принадлежать.
3) Существует, таким образом, взаимная и
непрерывная связь внутри взаимосвязанных
личной и культурной тождественности, т.е.
связь между тем, что представляет собой
особенное (или исключительное) в различных
человеческих индивидах и в различных
человеческих обществах, и тем, что, будучи
универсальным по своему значению,
одинаково, пусть и неявно, присуще им.
Напряжение между ними укоренено в характере
человеческой тождественности.
Что же мы можем сказать теперь о корнях
понятия "мораль"? Учитывая сложность этого
понятия и отмеченные вначале трудности в
понимании того, как этот термин
232
переводится, а также учитывая известное в
истории многообразие в его употреблении,
недоразумения по этому поводу и
злоупотребления им за последние несколько
десятилетий в тех обществах, в словарях ко-
торых оно не выглядит уж совсем
искусственным, - начинать следовало бы,
возможно, не с этого вопроса. Поэтому
начнем лучше с того едва ли спорного факта,
что сохранение как личной, так и культурной
тождественности принимается, хотя может
быть и не универсально, но тем не менее
широко и типично, за основную ценность и за
основной движущий мотив при определении
личной, социальной и национальной политики.
Зададимся вопросом, можно ли указать
основания, опряделяющие это обстоятельство?
Без сомнения может иметь место
определенная тенденция объединить этот
вопрос с другим: возможно ли всерьез прово-
дить какое-либо существенное различие между
личным "видимым" и "реальным" тождествами.
Существует давняя традиция (или семейство
традиций), в рамках которой это различие
проводится в терминах, дающих понять, что
обнаружение, достижение и поддержание
"реального" тождества является главной
целью человеческих усилий и знаком успеха
(возможно "морального") человека. Конечно,
разные представители этих традиций
указывали разные основания для этого
различия. Некоторые видели "реальный" базис
индивидуальной или коллективной
тождественности в цели, предназначенной
человеку Богом; другие рассматривали его
как некоторое особое отношение между
обществом или данным классом, или частью
общества и его индивидуальными членами;
233
иные же считали, что оно предопределено
скрытым потенциалом процветания индивида
(или общества), при этом сам потенциал мог
трактоваться по-разному. Но хотя эти два
вопроса могут быть тесно взаимосвязанными,
они ни в коем случае не являются в точности
совпадающими. Совершенно независимо от того
факта, что существует не менее мощная
традиция хорошо аргументированного скепти-
цизма относительно того, можно ли придать
какой-либо ясный смысл такого рода
различиям между тем, что считается
"реальным", и тем, что представляется лишь
видимым тождеством, можно, даже принимая
понятие "реального" тождества, все же
конструировать его в строго фактических и
ценностно нейтральных терминах, как
представляющее собой, скорее, нечто по-
добное локковской реальной сущности,
природа которой может зависеть от данного
расположения "мелких частиц", характеризу-
ющих внутреннее строение предмета.
Напротив, на первый взгляд отнюдь не
очевидна невозможность того, что оценки и
мотивы действий человека не основывались бы
им на заботе о сохранении данных тождеств
без каких-либо ссылок на мнимые различия
между теми, которые могли бы быть
"реальными", и теми, которые могли бы быть
только ложными, фиктивными, обманчивыми и
т.п.
Но возможно есть и совершенно иной
исходный пункт для конструирования
рационального и даже морального обоснования
попыток сохранения тождества конкретных
индивидов и сообществ, к которым они
принадлежат, как одной из высоких ценно-
стей. Для этого надо вернуться к основным
234
потребностям осмысленного дискурса и к
конституирующим условиям само-идентификации
его носителей и участников. Вкратце,
аргументация в пользу такого обоснования
может развиваться следующим образом.
Осмысленность любого жеста или слова или
какого-либо иного выражения, их
способность, так сказать, функционировать в
качестве символов зависит от их проверяемой
воспроизводимости индивидами, в принципе
признаваемыми как действительно
воспроизводящими их, т.е. остающимися теми
же самыми индивидами в более, чем одном
случае воспроизведения высказывания. Из
этого следует, как того требует ход
аргументации, что сама возможность
осмысленного рассуждения, хотя бы рассуж-
дения некоего одинокого саморефлектирующего
индивида, зависит от пребывания индивидом
самим собой, на протяжении которого он
может признать свое рассуждение как свое
собственное рассуждение и сохранять свои
личные и специфические характеристики,
которые могут подтвердить его
признаваемость и вос-признаваемость не
только им самим, но также другими действи-
тельными или хотя бы возможными участниками
его дискурса, которые могли бы предстать
как собеседники, способные обеспечить prima
facie проверку адекватности употребления им
принятого языка. Более того, в той мере, в
какой осмысленность чьего-либо дискруса в
принципе зависит от ее проверяемости
другими участниками дискурса, она ipso
facto зависит от предполагаемой
устойчивости во времени идентифицируемого
контекста общего дискурсивного
пространства, к которому индивид может
235
принадлежать; речь идет о мире, в котором
другие члены соответствующего дискурсивного
сообщества могли бы (хотя бы в принципе)
выступать как сами по себе признаваемые и
вос-признаваемые участники дискурса. К
этому следует добавить, что фактически
последний реально сохраняющийся член
данного языкового сообщества, конечно же,
не мог бы сам по себе достоверно рассмат-
риваться как потерявщий осмысленность своей
собственной речи и мысли просто потому, что
все остальные участники его сообщества
фактически исчезли в некоей катастрофе.
Можно предположить, что последний
оставшийся в живых еврей мог бы все еще
осмысленно рецитировать Каддиш5 для тех,
кто ушел раньше, даже если бы он один выжил
в какой-то еще более ужасной Катастрофе
(Holocaust). Но как бы ни было,
осмысленность необходимо предполагает в
качестве своего условия сохранение взаимной
признаваемости; и единственная практическая
гарантия того, что она сохраняется, должна
лежать в устойчивости сообщества, в котором
такое признание может реально осущест-
вляться.
Здесь возможно одно существенное
недоразумение, которое очень важно
избежать, если мы хотим уяснить, к
установлению чего эта аргументация не
стремится. Она не стремится представить нас
как "отталкивающихся" от какого-либо
данного чувства сопереживания или
человеческой солидарности. Скорее, в ее ос-
нове лежит факт обнаружения человеком себя,
по мере того, как он приходит к своему
____________________
5 Каддиш - молитва об усопших (Пер.)
236
собственному самосознанию, на основе уже
внутренних предпосылок того, что можно
назвать конституирующей взаимностью, в
рамках которой поддержание каждого нашего
собственного признаваемого тождества -
тождества как "я", так и другого - лежит в
основе продолжающегося и нормативно
сообразного сохранения самой возможности
логически последовательной рефлексии. Само
собой разумеется, что операциональные, или
практические условия этой взаимности будут
зависеть от всех видов (без конца
конкурирующих) личных, социальных и
исторических обстоятельств. Это подходящая
сфера упражнения способности суждения,
того, что Кант называл "материнской
мудростью". Но именно на этой "почве"
переплетающиеся возможности
концептуализации, различения и распознания
объектов, событий и фактов, уважения (как
вполне можно было бы сказать) к необходимым
условиям постоянства признанно само-
тождественного участия себя самого и
другого в дискурсе, признания
авторитетности норм и утверждения моральных
принципов, - все это имеет свои, в конечном
счете общие, корни.
На это можно возразить, что если
аргументация и может быть развита таким
образом, она все же только устанавливает
определенные фундаментальные условия
осмысленности; а это никак не способствует
утверждению рациональности продолжения
осмысленного дискурса, а вместе с ним и его
предпосылок в качестве базовых ценностей.
Потребление пищи и воды, несомненно,
относится к условиям необходимым для
продолжения человеческой жизни, но это не
237
означает, что человек не может вполне
рационально сделать выбор, обрекающий его
на голодную смерть во имя (как он, по
крайней мере, может считать) некоторого
высшего принципа или идеала. Более того,
человек может принять или даже навлечь на
себя свою собственную смерть, свое
собственное несомненное исчезновение из
среды членов своего собственного речевого
сообщества, без какой-либо угрозы для
выживания этого сообщества или
осмысленности его дискурса. Короче говоря,
каким образом установление условий действи-
тельно необходимых для выживания чего бы то
ни было, даже условий, необходимых для
построения, выживания и поддержания
осмысленного дискурса, служит для
утверждения ценности того, для сохранения
чего они необходимы?
Это возражение является классическим и
нет никакого смысла сходу его отбрасывать.
Но это и не значит, что его нужно целиком
принимать.
Первое, что следует отметить, это то, что
понятие ценности не может быть просто
отождествлено без серьезных концептуальных
потерь непосредственно с индивидуальными
предпочтениями, пристрастиями или выбором.
Можно сказать, что индивидуальные
пристрастия, предпочтения или выбор
являются делом грубых или случайных фактов,
и утверждения, фиксирующие их
существование, переданные из первых или
третьих рук, соответственно, никогда не
могут быть строго выводимыми из утвер-
ждений, сообщающих о существующем положении
дел или происходящих событиях, которые
могут быть объектами таких индивидуальных
238
пристрастий и предпочтений. Ценностные же
понятия, наоборот, всегда преподносятся
индивидам, осваивающим язык, путем
имплицитного, а нередко и эксплицитного
противопоставления понятиям, отражающим
индивидуальные предпочтения и выбор. В
процессе самого освоения этих понятий,
человеку дается понять, что вопросы долга,
обязанности и ответственности, стандарты
<< Пред. стр. 33 (из 45) След. >>
Список литературы по разделу