<< Пред. стр. 34 (из 45) След. >>
Список литературы по разделу
правильного и неправильного, или хорошего,
плохого и нейтрального, опираются на нечто,
по крайней мере в существенной своей части
независящее от индивидуальной воли. Что же
касается природы этого нечто, то история
разных обществ с их различными языками и
вероисповеданиями предлагает нам
обескураживающее и во многом несовместимое
разнообразие ответов. Я бы хотел сейчас
указать на то, что какие бы скрытые смыслы
здесь ни были, лучше всего понимать это
нечто как коренящееся так или иначе в
некоторых сторонах существования самого
сообщества или же в тех или иных условиях,
которые делают возможным существование его
как сообщества, и эта ссылка на сообщество
оказывается непременной при любой попытке
мысли в терминах неустранимого
взаимодействия между нормативностью и
творчеством, которая лежит в основе всякого
осмысленного дискурса. Во всяком случае,
даже если мы согласимся с убеждением, что
понятые таким образом ценности все же
должны рассматриваться как обусловленные
предпочтениями и требованиями людей, то
едва ли можно возражать против того, что
каждый новый член речевого сообщества
узнает по мере освоения языка, что
предпочтительное может совпадать, а может и
239
не совпадать с тем, что является
правильным, обязательным или хорошим - и
что то, чем эти последние могут быть, от-
нюдь не определяется его личным решением.
Это, конечно, не придает ценностям
сообщества какой-либо рационально-
абсолютный статус. Индивиды не только могут
предпочитать свою собственную смерть или
уничтожение своего собственного сообщества
какой-либо иной угрозе, но они могут
рассматривать это как более
предпочтительное с точки зрения некоторой
ценности, сохранение которой они
рассматривают как обладающее даже большим
значением. Сами культуры, конечно, могут
обладать тайными ценностями, которые
ставятся ими выше ценности выживания -
своего или своих членов; они даже могут
представить в качестве наивысшей ценность
окончательного преодоления индивидуальной
или коммунальной партикулярности и
тождественности и освобождения от всякого
чувства (или значимости) своего я. Говоря
проще, как может показаться, но вместе с
тем, вероятно, и более вызывающе, ценности
какого-либо сообщества, как и само
сообщество не только могут оцениваться под
углом зрения позиций и ценностей какого-
либо другого сообщества, но также и
отвергаться его индивидуальными членами как
ценностно, а может быть и морально,
совершенно неприемлемые.
Как это (концептуально) возможно? Если,
как я предположил выше, понятия ценностей
лучше всего поддаются объяснению как
коренящиеся в некоторых сторонах
предпочтений, ожиданий, выборов, или
постановлений сообщества в их противопо-
240
ложности "просто" индивидуально
выраженному, то как может индивид
претендовать на оценочное (моральное)
суждение о превалирующих в его собственном
сообществе ценностях? Любой ответ на этот
примечательно сложный и неоднозначный
вопрос должен был бы, по-видимому,
содержать, по меньшей мере следующие два
элемента.
Во-первых, противоположность между
индивидуальными предпочтениями и
стандартами сообщества, как они выражены в
его утвердившихся обычаях, правлении
старейшин, речениях оракулов и в чем бы то
ни было еще, остается ясной и напряженной,
лишь пока сохраняется противоположность
между признаваемым тождестовом и единством
самого сообщества. Как только появляются
два Папы, два соперничающихся центра
властного и авторитетного влияния, из
которых каждый заявляет о том, что наиболее
полно представляет продолжающиеся традиции
и ценности сообщества, в противоречие с
которыми приходят его индивидуальные члены;
так им с необходимостью приходится оп-
ределяться (другой вопрос, нравится ли это
им как членам сообщества или нет)
относительно того, за которым из
соперничающих претендентов следовать и
какую из соперничающих версий того, каким
должно быть сообщество, одобрить. (Следует,
между прочим, отметить необходимость этого
конкретного перехода от "есть" (is) к
"должно быть" (ought). То, что сообщество
есть, - это в весьма широком смысле вопрос
авторитета, который признается им в
качестве объединяющего начала. То, чем оно
должно быть, это, соответственно, решающим
241
образом определяется признанием, или
принятием ими того или иного центра власт-
ного и авторитетного влияния). Поддержать
один или другой центр, определить, кого
признать источником оценки, а не выра-
зителем просто конкретного выбора на основе
предпочтения, значит, по сути дела,
признать за данным выбором статус (или
ответственность) функционирующего в
качестве источника собственных ценностей
сообщества. Общество, которое является или
становится плюралистическим в своем
признании (пусть даже простой возможности)
множественности источников авторитета
ценностных суждений, ipso facto и неизбежно
наделяет своих собственных членов хотя бы
какой-то степенью индивидуальной автономии
при определении своих собственных
ценностей. А раз такая концептуальная
возможность коренится в дискурсе сообще-
ства, для индивида становится возможным
усвоить набор даже иных ценностей, чем те,
которые в целом приняты в его обществе под
скрытым именем авторитета, пусть даже пока
никем совершенно не признанного, но такого,
который может стать авторитетом для
нынешнего сообщества в случае его
трансформирования, если когда-либо
предписываемый им как индивидуальным субъ-
ектом ценностного суждения выбор обретет
статус "универсального" закона сообщества.
Таким образом, неявная ссылка на возможное
сообщество все же лежит в основе противо-
положности просто частной воли, чей выбор
основывается на предпочтении и без которой
даже в этом случае понятие ценностного
предпочтения или выбора не имеет своего
смысла.
242
Во-вторых, в силу разных исторических
причин само сообщество может
эволюционировать таким образом, чтобы его
центральные ценностные значения
соответствовали уважению к индивидам и, что
особенно важно, к индивидуальной
ответственности при принятии индивидом
обязательств в отношении каких-либо
сознательно выбранных или признанных им
ценностям. Вполне может существовать
естественная тенденция к развитию такого
рода, которое привело бы нас к
относительному плюрализму, относительной
утрате всеобщей однородности, как она была
обрисована выше, хотя совершенно
невозможно, чтобы первое существовало без
последнего. Последнее, однако, едва ли мо-
жет произойти без первого. Если само
понятие оценки действительно коренится, как
я пытался показать, в различии между ин-
дивидуальными и коммунальными
предпочтениями и сообщество придает высокую
ценность некоторым видам индивидуального
определения ценности, то это по сути дела
значит, что сообщество приписывает индивиду
высокую степень автономной ответственности
за обдумывание и обогащение оснований аль-
тернативных образов общественной жизни и
организации и, следовательно, если говорить
об этом на более высоком уровне - большую
долю ответственности за создание и
поддержание того самого типа сообщества,
которое придает такое значение индиви-
дуальной ценностной автономии. Такое
развитие сообщества, при котором его
индивидуальные члены наделяются
(концептуальной) возможностью ценностного
самоопределения и даже ответственностью за
243
это, конечно, предполагает что оно рискует
быть осужденным со стороны меньшего или
большего числа своих членов как ценностно
(морально) неполноценное. Но признание
такого осуждения как ценностного или
морального оказывается возможным лишь
благодаря тому, что оно само задает эту
ценность на основе своего рода
индивидуальной ответственности и выбора и
точно так же уважения к возможному
вследствие этого хотя бы некоторого
ценностного разнообразия.
Из этого следует поразительно тесное и
сложное соотношение, с одной стороны,
оснований какого-либо различия между
обязанностью или оценкой и простым
предпочтением или произвольным желанием и,
с другой стороны, оснований самого ос-
мысленного дискурса.
Таким образом, смысл высказанного звука
или написанного знака, его значение как
символа, его статус как носителя мысли или
потенциального сообщения, а не как простой
физической конфигурации или преходящих
явлений, - все это зависит от возможности
того, что любой "производитель" мысли,
знака или сообщения (как и слушатель или
читатель) в принципе способен найти такой
противовес своему собственному
"произвольному" выбору звука или знака,
который мог бы обеспечить его некоторым
prima facie указанием на то, что его
собственное употребление или понимание было
в данных обстоятельствах неадекватным или
некорректным. Такую проверяемость (какой бы
вольной она ни была) нормативной
"продукции" или интерпретации символа можно
обнаружить хотя бы в принципиальной возмож-
244
ности того, что человек при встрече с
другим как субъектом речи оказывается
способным идентифицировать его в терминах
собственного языка как другого участника
универсума его дискурса, или члена его
собственного речевого сообщества. Без этой
различаемости между выбором отдельного
субъекта речи и нормативной практикой его
(актуального или в какой-нибудь степени по-
тенциального) речевого сообщества не может
быть осмысленного дискурса; иными словами,
отождествимость отдельных индивидов на
время их повторяющихся встреч, равно как и
того речевого сообщества (или сообществ), к
которому они принадлежат и которое они
совместно конституируют, и признаваемость
определенных норм или "ценностей" как
отличных от вненормативного выбора,
предпочтения или желания, составляют
сердцевину структуры самого значения и
распознаваемости. Напротив, то широкое
семейство понятий, которое мы можем назвать
ценностными понятиями, имеет свои значимые
корни в том различии, которое любой
пользователь языка, любой участник дискурса
вынужден проводить, с одной стороны, между
своими собственными предпочтениями и
инициативами, а с другой - более менее
утвердившейся практикой и ожиданиями
(речевого) сообщества, свою принадлежность
к которому он также вынужден признать -
посредством "естественного" (или, что менее
обычно, полностью приобретенного) участия в
универсуме дискурса. Словом, никакого
осмысленного дискурса - без различаемости
отдельных индивидов как реальных или
потенциальных членов идентифицируемых
сообществ и признаваемости относительно
245
устойчивых норм; никакой признаваемости
норм - без различимости индивидуальных
предпочтений и желаний и предпочтений и
желаний, производных от практики и ожиданий
сообщества; и, конечно, никакой такой
идентифицируемой различаемости - без
концептуальных ресурсов осмысленного
дискурса.
Вернемся, однако, к вопросу о возможном
отправном пункте рационального обоснования
и защиты сохраняющегося тождества отдельных
индивидов и сообществ, к которым они
принадлежат, как хотя бы одной очень
значительной ценности среди других. Это,
конечно, простая общая истина, что
<< Пред. стр. 34 (из 45) След. >>
Список литературы по разделу