<< Пред. стр. 19 (из 37) След. >>
Список литературы по разделу
100 ВЕЛИКИХ АВАНТЮРИСТОВ
"Союз спасения", в состав которого входил П.И. Пестель. Однако позже полковник А.Н. Муравьев совершенно отошел от деятельности тайных обществ, и поэтому Николай I после декабрьских событий 1825 года счел возможным по отношению к нему ограничиться высылкой в Сибирь "без лишения чинов и дворянства".
Прекрасно зная, как люто ненавидел мстительный Николай I декабристов, как боялся он возникновения нового заговора, сообразительный Медоке решил сыграть именно на этом. Он вступил в контакт с графом А.Х. Бенкендорфом и доносил шефу жандармов, что им обнаружено существование "Союза Великого Дела", объединяющего как находящихся на каторге декабристов, так и оставшихся на воле их сообщников. О разоблачениях Медокса в 1832 году доложили царю, и тот потребовал немедленного тщательнейшего расследования. В Иркутск срочно выехал ротмистр Вохин, снабженный запиской Бенкендорфа к Медоксу. В той записке Медоксу сообщалось, что, "оказав услугу правительству, он может надеяться на монаршую милость".
Согласно составленному хитроумному плану, Вохин и сопровождавший его в качестве писаря Медоке должны были посетить Петровский чугуноплавильный завод, в каземат при котором перевели в 1830 году из Читинского острога осужденных на каторгу декабристов. По истечении шести дней, проведенных среди декабристов на Петровском заводе, Медоке представил "неопровержимые" доказательства наличия заговора — "Поденную записку" своих откровенных бесед с "государственными преступниками" и их женами, а также ряд других документов. Среди них особенно впечатляющим был "купон" — нечто вроде патента на званье члена тайного общества, будто бы выданный Медоксу декабристом А.П. Юшневским для установления связи с московскими и петербургскими членами "Союза Великого Дела".
Для окончательного выяснения картины заговора, грозившего жизни августейшего монарха, Медоке в скором времени был востребован в Петербург. Он прибыл туда в ноябре 1833 года, задержавшись перед этим ненадолго в Москве. Медоке был наверху блаженства: наконец-то он обрел полную свободу. Он на виду, его принимают царские министры. Конечно, III отделение, с его точки зрения, довольно скупо оценивает столь выдающиеся заслуги, но он все же может себе позволить изысканно одеваться, появляться в обществе, флиртовать с дамами.
В вихре светских развлечений пролетело несколько месяцев, а раскрытие заговора, естественно, не продвинулось ни на шаг. В конце концов жандармы заподозрили неладное. Медоксу, находившемуся в то время в Москве, было категорически предложено в восьмидневный срок завершить это дело, в противном случае его ожидали самые серьезные последствия. Через два дня Медоке, несмотря на строжайшую за ним слежку, исчез из Москвы.
Три месяца ему удавалось скрываться от полиции, переезжая из города в город. Но в июле 1834 года он был все же задержан. Медоксу пришлось покаяться, что он "обманывал весьма много и самый главный обман его состоит в том, что купон, им представленный, был собственно им составлен". Однако он пытался еще продолжать игру, в которой зашел уже слишком далеко, и даже настаивал на свидании с "всемилостивейшим государем".
Ярость Николая I, после того как обнаружилось, что его просто водили за нос, была поистине безграничной, ибо он с самого начала с большим вниманием и все возраставшей тревогой следил за донесениями Медокса. Авантюриста вновь ждала Петропавловская крепость, а затем Шлиссельбург. На сей
цин
305
раз Медоксу суждено было просидеть за решеткой целых двадцать два года. В общей сложности он провел в заключении тридцать шесть лет.
Как и в первый раз, лишь перемена на троне внесла изменения в судьбу Медокса. В 1856 году он был выпущен из крепости и через три года мирно скончался в имении брата. Но до последнего своего часа он находился под наблюдением полиции.
Цин
Некоронованная королева китайских пиратов конца XVIII — начала XIX
столетия.
Эта невысокая хрупкая женщина, руководя сражением, держала в руке вместо сабли веер. Она была современницей Наполеона и адмирала Нельсона, но в Европе о ней никто не слышал. Зато на Дальнем Востоке, на просторах южнокитайских морей, ее имя знали самый последний бедняк и самый первый богач. В историю она вошла под именем "госпожи Цин", некоронованной королевы китайских пиратов конца XVIII — начала XIX столетий.
Скудость сведений о ней не позволяет нам дать развернутую биографию этой женщины; известно лишь, что она была женой пирата и после его смерти стала единственной наследницей его огромного состояния и большого флота, состоявшего из шести эскадр, каждая из которых имела свой флаг. И хотя эскадр было шесть, ядро флота составляла "семейная эскадра" Цинов, которая несла на своих мачтах красные вымпелы. Остальные эскадры имели черный, белый, синий, желтый и зеленый опознавательные цвета, что помогало во время боев руководить операцией.
Неизвестно, пришлось ли новой повелительнице пиратов силой отстаивать свое положение, но факт остается фактом: ее главенство признавалось всеми.
"Вероятнее всего, — пишет историк Геннадий Еремин, — как и показали Дальнейшие события, "госпожа Цин" на самом деле отличалась высокими организаторскими талантами и умением командовать людьми. Не случайно же еще при жизни мужа ей было доверено руководство ядром армады — "красной флотилией" самого Цина".
Но не все исследователи склонны думать, что восхождение на вершину власти прошло для госпожи Цин безболезненно. Как полагают, оппозиция все Же была, и ее главари уже начали между собой борьбу за верховенство, когда на сцену выступила Цин. С решительностью, которая всегда отличала ее, она
зоб
100 ВЕЛИКИХ АВАНТЮРИСТОВ
заявила мятежникам, что в память о любимом муже берет командование флотом на себя. Кто не согласен с этим, тот может идти куда угодно. При этом каждый, кто решит покинуть флот, получит от госпожи Цин в свое распоряжение джонку и четырех матросов. Их же корабли останутся в составе эскадр, потому что ослаблять могущество флота она не позволит никому.
По сути, это был ультиматум, и мятежники молча проглотили его, ибо знали, что их возражения бесполезны — за госпожой Цин стояла мощь "красной эскадры", которая сметет любого, кто выступил за раскол.
Госпожа Цин занялась реорганизацией своих сил, сосредоточившись в первую очередь на укреплении дисциплины. Отныне никто не мог сойти с корабля без особого на то разрешения. Новшество встретили в штыки, но госпожа Цин не думала отступать от реформ: по ее приказу ослушникам на первый раз просто протыкали уши, а за повторное нарушение казнили. Столь действенная мера дала быстрые результаты.
Затем Цин решила, что всякое утаивание добычи должно караться смертной казнью.
И наконец, наистрожайше запрещался грабеж местного населения, который настраивал жителей враждебно к пиратам. Теперь за все, что изымалось у населения, пираты платили из собственного кармана.
Конечно, и в этом случае не обошлось без недовольства и даже неповиновения, но последовательность в действиях предводителя^реформатора, а главное неотвратимость наказания за неисполнение приказа вынудили покориться даже самых злостных нарушителей и мародеров.
Важность проведенных реформ подтвердилась в первом же сражении с правительственными войсками, а точнее, с правительственным флотом, которое произошло летом 1808 года. Цин показала себя талантливым флотоводцем. Выдвинув вперед малую часть своих кораблей, она с остальными укрылась в засаде за ближайшим мысом. Правительственная эскадра, решив окружить пиратский отряд, расстроила свои ряды, чего и добивалась госпожа Цин. Она немедля ударила из засады, спутав все планы адмиралов правительства. Однако они оказали пиратам достойное сопротивление. Бой продолжался целый день и кончился полной победой пиратов.
Разумеется, Пекин не мог смириться с поражением, и адмиралу Лин-Фа поручили, собрав все морские силы империи, выступить против госпожи Цин. Лин-Фа принялся выполнять приказ, но в решительный момент, когда оба флота уже сошлись для битвы, адмирал потерял всякое мужество и без боя повернул назад. Госпожа Цин отдала команду преследовать противника, но когда пираты догнали его корабли, на море стих ветер. Паруса бессильно повисли на мачтах, и враждующие стороны, находясь в виду друг друга, лишь могли переругиваться и показывать неприятелю кулаки.
Но госпожа Цин нашла выход из положения. И выход блестящий — она посадила своих людей в лодки и сампаны и отправила их на абордаж. Командиры правительственных кораблей не ожидали нападения, и пекинская эскадра была разгромлена.
Реванш за это побоище пекинские правители взяли лишь через год, когда был построен третий флот. Его новым адмиралом был назначен Цун Мэнсин. Когда-то он тоже пиратствовал, но потом перешел на государственную службу и проявил себя ревностным преследователем бывших своих товарищей.
Первое же столкновение с Цун Мэнсином окончилось для госпожи Цин. печально. Ее флот потерпел жестокое поражение, и лишь преданность пира-Г тов "красной эскадры", буквально грудью заслонивших свою предводитель-] ницу, спасла ее от позорного плена.
цин
307
Стремясь во что бы то ни стало захватить противницу, Цун Мэнсин дни и ночи преследовал ее, но помощь, оказанная ей населением (вот когда сказались результаты дальновидной политики госпожи Цин!), разрушила все его планы. Прекрасно зная все мели и безопасные проходы на море, все его уединенные, безлюдные острова и островки, прибрежные рыбаки укрывали на них госпожу Цин до тех пор, пока власти не прекратили ее поиски.
Она не забыла полученного урока и вскоре с лихвой отомстила своим победителям. Собрав остатки своего флота, госпожа Цин объединилась с двумя никому не подчиненными пиратскими флотилиями и напала на флот Цун Мэнсина в то время, когда он направлялся к устью Хуанхэ на стоянку. Цун Мэнсин и его ближайшие помощники собирались выехать оттуда в Пекин, чтобы получить награды за победу над пиратами.
Украсить ими свою грудь Цун Мэнсину так и не удалось. Не помышлявший ни о чьем нападении, командующий флотом потерял всякую осторожность и жестоко поплатился за это. Эскадры госпожи Цин внезапно напали на корабли Цун Мэнсина и потопили большую их часть. А всего это был третий правительственный флот, разгромленный пиратами.
Новых сил, чтобы немедленно выступить против госпожи Цин, у Пекина не было, и тогда администрация императора пошла на хитрость. Она послала предводительнице пиратов официальное приглашение прибыть в столицу Поднебесной, обещая ей звание императорского конюшего. Столичные чиновники рассчитывали, что госпожа Цин не сможет побороть искушения стать приближенной императора и приедет в Пекин. И уж там-то они найдут способ навсегда отделаться от ненавистной женщины.
Но госпожа Цин не поверила чиновникам. Приглашение из Пекина лишь позабавило ее. И, конечно, польстило самолюбию.
Убедившись, что обманулись в своих ожиданиях, власти начали атаку на авантюристку с другой стороны. Они прислали в ставку пиратов своих парламентеров. На переговоры надежды не было никакой, зато посланники императора привезли с собой драгоценные подарки для вручения их ближайшим сподвижникам госпожи Цин. Поднаторевшее в подобных делах чиновничество знало: такие подарки не оставят никого равнодушным, сделают суровых пиратов мягче и доступнее. А если вдобавок пригласить их на государственную службу, пообещать амнистию и чины — тогда раскол в пиратскую среду будет внесен без всякого сомнения.
Пекин не ошибся в своих расчетах. Не успели парламентеры отбыть восвояси, как от флота госпожи Цин отделилась эскадра "черного флага", которой командовал Оно-Таэ. В его распоряжении имелось сто шестьдесят больших и малых кораблей и восемь тысяч матросов. Их уход сильно ослабил флот пиратов, а главное — посеял раздоры среди начальников госпожи Цин. Многие из них заявили, что готовы последовать примеру Оно-Таэ, который стал важной персоной при Цинском дворе (в Китае тогда правила династия Цин).
Начались переговоры, в результате была достигнута договоренность, согласно которой каждый пират, решивший бросить свое ремесло, получал в собственность одного поросенка, бочонок вина и достаточную сумму денег для того, чтобы начать новую жизнь.
Госпожа Цин поняла, что это конец ее господства. Люди уходили от нее сотнями и тысячами, а против тех, кто упорствовал, предпринимались карательные экспедиции. Не желавших расстаться с преступной деятельностью ловили во время облав и отправляли в Пекин. Там устраивали показательные казни, чтобы отбить у населения всякое желание бунтовать и разбойничать.
308
100 ВЕЛИКИХ АВАНТЮРИСТОВ • ДЖЕЙМС БРУК
Так было сломлено самое мощное в истории Китая пиратское движение. От флота, насчитывавшего сотни кораблей и десятки тысяч матросов, сохранились лишь жалкие остатки, которые, забившись в самые глухие углы, промышляли грабежом прибрежных деревень и мелкой контрабандой. *
Этим же занималась до конца своих дней и некогда могущественная госпо-| жа Цин, поселившаяся с немногими своими сторонниками неподалеку от! Макао.
309
Джеймс Брук
(1803 — 1868)
Англичанин, известный своей деятельностью на острове Борнео. Во время войны
с Бирмой дослужился до звания капитана. В 1838 году на своем корабле прибыл
на Борнео, где помог местному радже подавить восстание. В 1841 году стал
раджой, а в 1846-м — губернатором острова Лабуан. Благодаря хитроумным
интригам нажил огромное состояние.
Джеймс Брук, национальный герой, "победитель пиратов", белый раджа, основатель династии, был сыном зажиточного служащего колониальной администрации в Индии Он получил хорошее формальное образование. Затем была служба в армии, Брук отличился во время операций в Ассаме в первую англо-бирманскую войну. В 1826 году под Рангуном он получил ранение и оставил военную службу Некоторое время он провел в Англии, а в 1830 году отправился в Китай и на пути туда впервые увидел Малайский архипелаг
"Красота Малайского архипелага, — писал английский историк Холл, — и
опустошения, нанесенные пиратами и междоусобными войнами, произвели на него столь сильное впечатление, что, когда умер его отец, оставив ему крупное наследство, он истратил это наследство на яхту "Роялист" водоизмещением 140 тонн, подготовил отборную команду и в 1839 году прибыл на Борнео с непосредственной целью вести исследования и научную работу".
О своем намерении вести исследования Брук писал в своем дневнике, который, как и положено дневнику политика, должен был скрыть от потомства его истинные причины. В словах Холла есть очевидное противоречие: если Брук прибыл на Борнео (Калимантан), потому что на него произвели сильное впечатление опустошения, нанесенные пиратами и междоусобными войнами, то при чем здесь научные наблюдения? А если он прибыл для исследований на корабле с тщательно отобранным экипажем, то как же получилось, что за военную помощь в подавлении восстания дядя султана Брунея Муда Хашиму Брук получил у него право управлять областью Саравак на Северном Калимантане?
"Брук не только подавил восстание, но и завоевал преданность малайцев и даяков, которые долго страдали от плохого управления Брунея. После некоторой отсрочки, вызванной сопротивлением губернатора, он в сентябре 1841 года получил назначение и в следующем году был утвержден султаном. С заметным успехом занимаясь внедрением справедливого и гуманного управления на вверенной ему территории, Брук настойчиво пытался заинтересовать английское правительство в Брунее", — писал далее Холл. <
Морские даяки — ибаны — появились на севере громадного острова Калимантан примерно в XVI веке. Это был гордый, непокорный народ, воины которого наводили ужас на соседние племена Ибаны были охотниками за головами: до недавнего времени юноша ибанов не мог считаться мужчиной до тех пор, пока не приносил домой голову врага. Выйдя из рек в море, ибаны скоро освоили мореходство настолько, что вошли в историю как "морские дьяволы", и это название сохранилось за ними в литературе.
Вот с этими даяками и столкнулся Джеймс Брук.
Первым делом Брук добился (хотя и не сразу, и не без возражений со стороны султана) права собирать налоги с Саравака.
Англичанин, обладавший небольшим отрядом, но громадной энергией, должен был решить, как укрепиться в области, отданной под его контроль. У него было немало недоброжелателей в самом Брунее, которые не без оснований его опасались. Не хотели платить дань новому радже и малайские торговцы и владетели прибрежных деревень. Тогда Брук решил припугнуть своих новых подданных.
В Сингапуре, куда он часто ездил, чтобы устроить торговые дела и заручиться поддержкой влиятельных лиц, Брук уверял торговцев и чиновников, что Саравак — гнездо самых опасных пиратов в малайских водах. Это было неправдой, потому что ибаны появлялись в море от случая к случаю, пиратство не было их основным занятием, и ни в какое сравнение с настоящими Пиратами они не шли. Тем не менее Брук не уставал говорить и писать (а писать он любил — и оставил несколько томов мемуаров), что крестовый поход против "диких пиратов" — одна из основных целей его пребывания в Сарава-ке. Он утверждал также, что пираты действуют не сами по себе, а по приказу Малайских торговцев, что покровительствуют пиратам придворные брунейс-кого султана и даже, возможно, сам султан. Тем самым пиратами и пособниками пиратов Брук объявлял всех, кто был против его господства в Сараваке. Ибаны его интересовали менее всего, так как в торговле они не участвовали. БЫЛ, впрочем, у белого раджи план и относительно ибанов, который позже
310
100 ВЕЛИКИХ АВАНТЮРИСТОВ
осуществился' зная, что ибаны — отличные воины, Брук рассчитывал со временем создать из них армию.
Готовясь к войне, Брук штурмовал Индию и Лондон требованиями признать его официальным представителем Великобритании, что дало бы ему возможность рассчитывать на английскую военную помощь. В этом ему помогали друзья в Англии, которые обивали пороги кабинетов правительственных чиновников и заказывали статьи во влиятельных газетах, создавая романтический образ бескорыстного патриота. В Англии их агитация вызывала благожелательный отклик, и в ноябре 1844 года английское правительство признало Брука "британским агентом на Борнео".
Известие о том, что отныне он — должностное лицо, Брук получил в марте 1845 года. Но и до этого он не терял времени даром. Сингапурские власти, правда, не хотели оказывать ему поддержки, боясь осложнений с малайцами и голландцами. Последние с большим подозрением поглядывали на деятельность англичанина на севере принадлежащего им острова и присылали гневные ноты, указывая, что по договору 1824 года все земли южнее Малаккского пролива были переданы Голландии. Голландцам отвечали, что географически Северный Калимантан расположен севернее Сингапура, но довод был неубедительным, потому что остров все-таки лежит к югу от пролива.
Не получив поддержки официального Сингапура, Брук сблизился с капитанами английских военных кораблей и сумел уговорить одного из них, Генри Кеппела, командира восемнадцатипушечного фрегата "Дидона", отправиться в набег на ибанов. Кеппелу была обещана возможность обогатиться, и он решил рискнуть. Объявив начальству, что уходит бороться с пиратами к островам Сулу, Кеппел взял курс на Саравак.
Правда, вскоре выяснилось, что Кеппел не многим рисковал. Среди его начальников были друзья Брука, которые желали помочь ему в обход официальных каналов. Когда Кеппел вернулся в Сингапур, он не был наказан за самовольный поступок. Свидетельство тому — письмо Брука, в котором говорится: "К чести Кеппела, следует признать, что он совершил все на свою собственную ответственность, и я счастлив добавить, что он получил благодарность и одобрение своим действиям со стороны командующего".
"Дидона" с Бруком на борту вошла в гавань городка Кучинг — столицы Саравака — в мае 1843 года.
В помощь Кеппела Брук собрал отряд из местных малайцев и сухопутных даяков, и 11 июня 1843 года, когда фрегат подошел к устью реки Сарибас, пятьсот англичан и малайцев погрузились в шлюпки и лодки и начали подниматься по мелкой реке.
Ибаны уже знали, что на них идут англичане, и перегородили реку поваленными деревьями. Разобрав завалы, экспедиция достигла стоявшей на берегу крепости ибанов. Взять укрепление, однако, удалось лишь с помощью ибанов из враждебного племени. Брук и в дальнейшем всегда старался в своих экспедициях использовать вражду племен.
Удачный поход увеличивал шансы Брука в переговорах с султаном, у которого он намеревался выторговать новые области. Он записал в дневнике. "Хорошо бы получить еще дюжину речных долин за Сараваком". Единственное, что огорчало Брука, — это отъезд Кеппела. Правда, через год Кеппел вернулся, и они с Бруком организовали еще одну экспедицию Когда отряд осадил укрепление на реке Скранг, ибаны, воспользовавшись тем, что авангард отряда оторвался от остальных сил, забросали камнями и потопили лодки, а нападавших перебили стрелами. В этом бою ибанами командовал вождь по имени Рентап.
дЯСЕЙМС БРУК
311
После этого карательного набега политика Брука на время изменилась. Его главным врагом стал султан Брунея, противившийся созданию империи Брука. В новых планах, в которые входила и смена султана (на эту роль Брук намечал своего друга Муда Хашима), белый раджа не последнее место отводил ибанам. В дневнике появилась запись: "Если придется остаться без всякой поддержки, я должен буду стать вождем даяков и с помощью моего влияния бороться с интриганами. Канонерка, двенадцать больших лодок с шестифунтовыми пушками и ружьями да еще двести прау даяков станут внушительной силой, и эта сила может мне понадобиться в случае, если Муда Хашима в Брунее победят".
К концу 1845 года самые тяжелые предчувствия Джеймса Брука оправдались. Заговорщики, которых, возможно, поддерживал сам султан, убили Муда Хашима и его брата — единственных союзников Брука в Брунее. Брук сначала не мог поверить в случившееся. Когда же никаких сомнений не осталось, Брук разразился гневной тирадой против султана и его окружения: "Он убил наших друзей, верных друзей правительства Ее Величества, только потому, что они были нашими друзьями, — другого повода не было".
С легкой руки Брука султан Брунея объявлялся покровителем пиратов, его ближайшие помощники — пиратами, а все сторонники независимости Брунея — "пиратской партией". А какие могут быть разговоры с пиратами? За пиратские головы платят фунтами стерлингов Осечки быть не должно. И, как писал Холл, "триумф пиратской партии в Брунее в 1846 году был кратковременным".
На помощь Бруку была прислана эскарда адмирала Кокрейна, в которую были включены все корабли, базировавшиеся в проливах. Войдя в устье реки, на которой стоит Бруней, Кокрейн и Брук предложили султану капитулировать. Султан не ответил, и английские корабли обстреляли город, высадили десант. После короткого боя маленькая армия была разгромлена, а сам султан бежал. Когда через несколько дней султан сдался и принял требования англичан, ему было разрешено вернуться в столицу. За это пришлось подарить англичанам остров Лабуан, передать его права на Саравак радже Бруку и подписать унизительный договор.
Теперь Брук мог с триумфом отправиться в Англию. Он блистал на приемах, его портреты украшали страницы иллюстрированных журналов. Королева возвела раджу в рыцарское достоинство, а правительство назначило его "губернатором Лабуана, комиссаром и генеральным консулом при султанате и независимых вождях Борнео". Брук стал действительным хозяином части острова и мог рассчитывать на помощь британской короны в случае, если кто-нибудь ему не покорится.
Для дальнейших планов важно было и то, что у Брука появились в Лондоне весьма состоятельные поклонники и поклонницы, и то, что с ними в Куинг ехали молодые люди, глядевшие с обожанием на раджу, а также многочисленные родственники, которые должны были обеспечить продолжение рода Бруков. Английское правительство, конечно, предпочло бы иметь в лице Брука просто исполнительного чиновника, но сам он видел себя родоначальником могучей азиатской белой династии. Впрочем, все награды и достижения от-стУПали на второй план перед главным: вез его на остров военный фрегат королевского флота "Меандр", специально оборудованный для операций в УСТЬЯХ мелких рек и снабженный многочисленными шлюпками, каждая из к°торых несла на носу небольшую пушку А командовал "Меандром" старый приятель, охотник за "пиратскими головами" Генри Кеппел
312
100 ВЕЛИКИХ АВАНТЮРИСТОВ
Сингапурское начальство, однако, вновь начало ставить палки в столь отлично смазанные в Лондоне колеса. Едва Брук собрался полностью лишить независимости ибанов, как из Сингапура последовал приказ: фрегат "Меандр" передать в распоряжение командования для операций против настоящих пиратов, а не для улаживания личных дел раджи. Возвышению Брука в Сингапуре завидовали. В то время как чиновники тянули колониальную лямку, он выкроил себе княжество, да еще стал сэром.
После отчаянной переписки с Сингапуром и Лондоном и заявлений, что пираты вот-вот лишат Англию ее приобретений, Брук все-таки смог добиться своего В июле 1849 года несколько паровых катеров и пароходов, а также двадцать прау подошли к устьям Сарибаса и Криана Всего в распоряжении Брука было более двух тысяч человек и несколько пушек.
Когда белый раджа узнал, что флотилия легких лодок ибанов вышла навстречу карательной экспедиции, решено было окружить морских даяков. Прау и катера Брука притаились у устьев рек, а пароход "Немезида" встал в открытом море.
Перед рассветом следующего дня при полной луне лодки ибанов проскочили засаду у устья Криана и неожиданно для себя столкнулись с основными силами Брука. Ослепив ибанов ракетами, Брук и его союзники начали стрельбу из орудий и ружей. В тыл ибанам ударили прау, притаившиеся в засаде.
По заключению Адмиралтейского суда в Сингапуре, в бою участвовало две тысячи сто сорок пиратов на восьмидесяти восьми лодках, из них пятьсот были убиты. Английским морякам, принимавшим участие в бою, в качестве награды было вручено двадцать тысяч семьсот фунтов стерлингов. Однако впоследствии Джеймс Брук заявил, что лишь триста пиратов из трех тысяч семисот были убиты, но более пятисот погибли потом, пробиваясь сквозь джунгли домой — либо умерев от голода, либо попав в засады союзников Брука. Казалось бы, зачем Бруку преуменьшать потери пиратов, за которые его помощники получили наградные? Дело в том, что "миротворца" Брука обвинили в зверском избиении ибанов, и обвинили не даяки, не малайцы, а англичане. До сего дня английским историкам, благожелательно настроенным к Бруку, приходится защищать его так, как это делает, например, Холл: "Потери были бы по крайней мере втрое больше, если бы Брук сознательно не дал бежать большому числу людей".
Операция на этом не была закончена. Суда Брука поднимались по рекам, его воины сравнивали с землей длинные дома ибанов. Имущество ибанов становилось собственностью белого раджи и его союзников; более того, Брук приказал отобрать все имущество (вплоть до гонгов, медных котлов и посуды) у тех племен, которые, живя неподалеку от реки, не мешали ибанам спускаться к морю.
Ибаны были разбиты и ограблены, но не покорены. Брук понимал, что походы против них можно продолжать до бесконечности, но они все равно не сдадутся. Тогда Брук решил построить укрепления в устьях всех рек, на которых жили ибаны, и посадить в каждую из крепостей гарнизон малайцев во главе с начальником из числа молодых английских добровольцев Крепости должны были препятствовать выходу в море прау ибанов и не пропускать торговцев, которые захотели бы подняться к ибанам с моря. Из всех продуктов внешнего мира ибаны больше всего нуждались в соли. Если перехватывать соль, ибаны должны будут покориться. Так Брук установил блокаду побережья Саравака.
ДЖЕЙМС БРУК
313
Брук в письмах в Англию доказывал своим союзникам и недругам, что эта идея исходила не от него, а от самих местных жителей: "Здесь все в один голос требуют, чтобы ими управляли европейцы. И они получат европейцев, если я смогу это организовать".
Брук сообщал в Англию, что его молодые офицеры жертвовали всем, охраняя мирное побережье от пиратов, за что сами же пираты приносили им дары рисом и бананами Это, однако, было неправдой. Не говоря уж о дани, которой были обложены окрестные племена и значительная часть которой шла комендантам крепостей, они тайно получали еще и жалованье от самого Брука. Узнали об этом лишь через много лет после смерти Брука, когда стали доступными его бухгалтерские книги. О содержании бухгалтерских книг известно очень немногим ученым, зато легенда о "бескорыстных цивилизаторах", придуманная Бруком, жива и по сей день.
Резкая критика в Англии варварских методов Брука, к которой присоединились и многие его бывшие соратники, все же привела к тому, что Бруку пришлось сложить с себя звания губернатора Лабуана и генерального консула. Более того, приехала комиссия для расследования деятельности белого раджи. Хотя она и оправдала его (не оправдать Брука значило обвинить само правительство), но признала его не более чем вассалом брунейского султана и поставила на вид английскому военному флоту то, что он во время резни ибанов участвовал в бою наравне с союзниками Брука.
Брук был подавлен неблагодарностью родины. Позиции его в самом Брунее пошатнулись: многие малайские вожди справедливо усмотрели в приезде комиссии и отказе Брука от почетных постов признак его ослабления. У них появилась надежда, что белый раджа в конце концов оставит их в покое.
Но среди родственников, привлеченных славой Брука и поселившихся в Кучинге, был племянник Брука — Чарльз Энтони Джонсон, из династических соображений взявший фамилию дяди и известный в истории Саравака как Чарльз Брук. Этот Чарльз был прирожденным авантюристом.
В 1853 году Джеймс Брук привел войска из Кучинга и вместе с племянником повел их против Рентапа — того самого вождя ибанов, который нанес первое поражение белому радже. Бой не привел к победе, и Джеймс Брук, потеряв надежду победить Рентапа, хотел начать переговоры. Вот тут впервые показал себя Чарльз. "Я недолюбливаю деспотизм, — объяснил он свой отказ от переговоров, — но и терпимость по отношению к даякам должна иметь границы. Они ведь как дети: доброта и жестокость должны быть неразделимы в обращении с этим народом".
На следующий год более сильная экспедиция смогла взять приступом дом Рентапа, вождь даяков был ранен, но успел уйти в горы.
Сидя в одиночестве в крепости, Чарльз придумал лозунг, которому и решил следовать: "Только даяк может убить даяка". Целый год он разрабатывал новую тактику, набирал и обучал современному бою отряды. Пробный поход Должен был состояться против ибанов, которые совсем недавно пришли из внутренних областей острова и еще не сталкивались с европейцами.
Чарльз добился того, чего не смог сделать Джеймс: даяки убивали даяков, и Руководил этим англичанин.
О Чарльзе и его "подвигах" было известно каждому в Сараваке и Бру-Нее Молодой раджа не собирался бороться со слухами. Он предпочитал оыть ужасом всего острова, понимая, что такая слава здесь — половина победы.
В погоне за прибылью раджа Джеймс поощрял прибытие в Саравак китайских кули, которые работали в шахтах и исправно платили налоги. К 1857 году
314
100 ВЕЛИКИХ АВАНТЮРИСТОВ
их набралось более четырех тысяч, и они все чаще проявляли недовольство условиями жизни и труда Одну попытку китайцев восстать Брук подавил, но выступление 1857 года застало его врасплох, и восставшие ворвались в Кучинг.
Сам раджа едва успел убежать из столицы. Несколько англичан были убиты, остальных взяли в плен
Вскоре в гавань Кучинга вошел вооруженный пушками-пароход Компании Северного Борнео. Огнем орудий повстанцы были изгнаны из города, и десант с парохода, объединившись с освобожденными англичанами, начал преследовать плохо вооруженных и не умевших воевать шахтеров.
Тут и появились соблазненные богатой добычей и разрешением набрать сколько угодно голов наемники Чарльза Брука. По словам Чарльза, его армия провела свою работу "очень эффективно, хотя и не по правилам". Лишь небольшая часть шахтеров успела убежать в горы, и они погибли бы все, если бы не "предательство лесных даяков, которые пропустили китайцев через свою территорию".
Однако Чарльз не забыл, что не все ибаны покорились ему. В верховьях Сарибаса еще правил Рентап — непобедимый вождь, к которому стекались недовольные. И, восстановив на троне дядю, Чарльз начал готовить новую экспедицию против Рентапа.
В свой последний поход против Рентапа Чарльз Брук смог отправиться только в 1861 году, после того как с помощью интриг, обманов и карательных экспедиций Бруки сломили сопротивление малайцев в самом Брунее. Помимо увеличенной армии малайцев и ибанов Брук привел с собой большой отряд китайских кули, которые прокладывали в джунглях дорогу, и добыл пушку большого калибра, специально рассчитанную на то, чтобы разрушить укрепления на горе Садок. Кроме того, Чарльз смог поодиночке разбить союзников Рентапа и заставил их сложить оружие при условии, что в качестве контрибуции они отдадут ему все ценности племен.
На этот раз положение Рентапа было безнадежным. Армия Чарльза превышала его силы вдесятеро. С небольшим отрядом верных соратников Рентап прорвался сквозь кольцо осаждавших и ушел в горы. Там он поклялся, что никогда больше не посмотрит в лицо белому человеку.
Джеймс Брук писал племяннику, которого назначил своим наследником: "По сравнению с тобой мы все дети в управлении даяками". Подводя итоги деятельности Чарльза, первый раджа заявил: "Его задача была успешно завершена полным разрушением последних попыток пиратствующих малайских вождей и их сподвижников из числа даяков с Сарибаса и из других мест. Сначала ему удалось привлечь часть этих даяков на сторону закона и порядка, а затем использовать их в качестве инструмента правого дела для обуздания соплеменников. В результате берега Саравака так же безопасны для торговцев, как и берега Англии, и безоружный человек может путешествовать по стране без страха, что на него нападут".
Но дело было не в безопасности берегов. Бруки завоевали себе страну, и тут все средства были хороши.
Их держава просуществовала до конца Второй мировой войны, когда английское правительство взяло ее под свой контроль. И лишь в 1963 году Сара-вак стал независимым в составе Федерации Малайзии.
ЛУИ-НАПОЛЕОН БОНАПАРТ
315
Луи-Наполеон Бонапарт
(1808 — 1873)
Французский император (1852—1870), третий сын голландского короля
Людовика-Бонапарта и королевы Гортензии (Богарнэ). Племянник Наполеона I.
Используя недовольство крестьян режимом Второй республики, добился своего
избрания президентом (1848) При поддержке военных совершил государственный
переворот (1851), затем провозгласил себя императором (1852). Во время
франко-прусской войны (1870—1871) сдался в плен под Седаном. Низложен
Сентябрьской революцией (1870).
Его мать королева Гортензия жила в постоянной разлуке с мужем. Кто был настоящим отцом Луи-Наполеона? Обычно называют три имени: Вер Гуел, голландский адмирал, Эли Деказ, которого Людовик XVIII впоследствии сделал своим фаворитом, и Шарль де Билан, голландец, шталмейстер королевы Все трое были любовниками Гортензии. Все трое находились в Котере... Словом, Луи-Наполеон был рожден от неизвестного отца.
Выросший среди блеска двора Наполеона I, Луи-Наполеон с детства обнаруживал столь же страстное и столь же романтическое поклонение своему Дяде, как и его мать. Человек страстный и вместе с тем полный самообладания (по выражению В. Гюго, голландец в нем обуздывал корсиканца), он с юности стремился к одной заветной цели — занять французский престол.
Всю молодость, начиная с 1814 года, Наполеон провел в скитаниях, кото-Рое, впрочем, не было сопряжено с материальными лишениями, так как его мать успела скопить огромное состояние. Каждый год королева Гортензия возила сына в Рим, где по заведенной традиции собиралась семья Бонапартов.
Королева Гортензия не могла оставаться во Франции после падения императора. Она купила себе замок Арененберг, в швейцарском кантоне Тургау, на берегу Баденского озера, где и поселилась вместе с двумя сыновьями Наполеон недолго посещал гимназию в Аугсбурге.
В 1830 году они остановились во Флоренции. Там 22-летнего отпрыска Представили графине Баральини. Эта молодая особа, которую звали "Пред-
316
100 ВЕЛИКИХ АВАНТЮРИСТОВ
дверие рая", отличалась столь яркой красотой, что принц сразу влюбился. Луи-Наполеон с тринадцати лет проявлял поразительную любовную активность.
Буквально на следующий день он передал графине записку, в которой просил ее о свидании. Не получив ответа, принц надел женское платье, шаль, шляпку, попудрил лицо рисовой пудрой, подкрасил румянами щеки, водрузил на голову женский парик с косами, потом взял корзину с цветами и отправился к графине. Горничная проводила "цветочницу" к хозяйке. Как только служанка вышла из комнаты, Луи-Наполеон бросился к ногам дамы и стал умолять уступить ему. Он даже выхватил кинжал: "Я решил принять смерть у ваших ног, если вы отвергнете меня, и моя гибель станет для вас вечным укором". Напуганная синьора позвонила в колокольчик. В комнату вбежали слуги и муж. Охваченный страхом влюбленный вынужден был под градом ударов ретироваться.
На другой день вся Флоренция обсуждала проделку будущего императора. Луи-Наполеон послал двух секундантов к оскорбленному мужу. Юноша надеялся, что тот откажется от дуэли, и таким образом он хоть немного восстановит его честь и репутацию. Однако муж графини принял вызов и явился на поединок. Луи Бонапарт бежал из Флоренции, заявив, что его мать не позволила ему явиться на поединок чести.
После этого бесславного приключения королева Гортензия увезла сына в Рим, где он узнал, что во Франции Луи-Филипп занял место Карла X. Решив, что речь идет лишь о переходном режиме, после которого на престол вернутся имперские орлы, он присоединился к движению карбонариев.
В 1830 и 1831 годах Луи-Наполеон вместе со своим старшим братом принял участие в заговоре моденского революционера Чиро Менотти и в экспедиции в Романью; целью экспедиции было освобождение Рима от светской власти папы. После неудачи предприятия, во время которого умер старший брат, за Луи-Наполеоном начала охотиться папская полиция, и в начале 1831 года ему пришлось бежать вместе с матерью, причем снова переодевшись в чужое платье. Благодаря фальшивым паспортам им обоим удалось пробраться во Францию.
28 апреля они прибыли в Париж. Луи-Филипп перепугался, узнав, что оба знаменитых изгнанника находятся в Париже. Сначала он отказался принять Гортензию, потом согласился встретиться с ней, но тайно. Но через несколько дней ей пришлось пережить горькое разочарование: король потребовал от двух "наполеонидов" в кратчайший срок покинуть Францию. В начале мая мать с сыном выехали в Лондон.
В августе Гортензия решила, что прохлада швейцарских ледников может благотворно подействовать на бурный темперамент сына, и повезла его в Арененберг. Потом она заставила его поступить в военную школу в Туне. В течение пяти лет Луи-Наполеон изучал артиллерию.
В 1836 году королева Гортензия решила, что самое время женить сына. Она пригласила в гости принцессу Матильду, дочь короля Жерома, которой тогда было пятнадцать и которая уже блистала красотой. Луи-Наполеон сразу влюбился в нее. Через несколько дней король Жером приехал за своей дочерью. Он объяснил, что ей нужно выехать в Штутгарт, чтобы получить там благословение деда, короля Вюртембергского, после чего можно будет объявить о помолвке.
Как только Матильда покинула Арененберг, Луи-Наполеон смог целиком посвятить себя делу, которое несколько месяцев тому назад ему предложил прибывший из Лондона авантюрист виконт Фиален де Персиньи (в действительности его звали просто Фиален, а титул он себе присвоил). Речь шла о
ЛУИ-НАПОЛЕОН БОНАПАРТ
317
подготовке государственного переворота в Страсбурге при поддержке армии, последующем походе на Париж и захвате власти.
В начале лета несколько офицеров заявили о своей готовности поддержать принца. Однако две ключевых фигуры в городе — полковник Бодрей и генерал Вуароль — пока не были вовлечены в заговор.
Выяснилось, что полковник Бодрей неравнодушен к женщинам. "Она должна быть красивой, умной, хитрой, бонапартисткой, чувственной, не особенно строгого нрава", — объяснял своему сообщнику Луи-Наполеон.
Персиньи отвечал, что знаком с такой женщиной. Ей двадцать восемь лет, она родилась в Париже, ее девичье имя Элеонора Бро. Она пела в Риме и Флоренции, где ее муж умер от тифа, убежденная бонапартистка — ее отец был капитаном императорской гвардии. Элеонора возвратилась в Англию, где несколько раз пела перед королем Иосифом.
Несколько дней спустя принц и Персиньи уже сидели в огромном зале казино в Баден-Бадене. Занавес поднялся, и на сцену вышла дама солидных размеров, ростом под 180 сантиметров. У нее были черные как смоль волосы, сверкающие огнем глаза, широкие плечи и гигантская грудь. Луи-Наполеон, любивший пышных женщин, заявил: "С таким декольте, я полагаю, она может завоевать армейский корпус..."
Г-жа Гордон запела. Ее густое контральто заставляло дрожать люстры.
"Я знаю офицеров, — заключил принц, — такая женщина могла бы соблазнить полковника. Кроме того, она сможет зачитывать прокламации".
В полночь Луи-Наполеон и Персиньи явились в гостиную г-жи Гордон. Хозяйка со слезами на глазах кинулась перед принцем на колени. Он галантно поднял ее с пола и с огорчением отметил про себя, что едва доходит ей до груди. Однако это не помешало ему насладиться ночью ее ласками...
На следующий день Луи-Наполеон поделился с певицей своими политическими планами. "С гарнизоном в 12 тысяч человек, сотней пушек и стрелковым оружием, имеющимся в арсенале, есть все возможности превратить в милицию все население восточного края. После взятия Страсбурга мы двинемся на Париж. В Реймсе у нас уже будет армия в 100 тысяч человек, и за какие-нибудь пять дней мы обоснуемся в Тюильри, под приветственные крики безумствующей толпы..."
У певицы этот план вызвал необычайный энтузиазм.
Прошло несколько недель, и согласно плану, намеченному Персиньи, в Страсбурге был организован благотворительный концерт, в котором приняла участие Элеонора.
На следующей неделе полковник Бодрей приехал в Баден-Баден. Певица приняла его очень любезно. Но когда он попытался уложить ее на софу, на пороге появился Луи-Наполеон. Ослепленный любовью к прекрасной певице, Водрей пообещал принцу свою поддержку, даже не зная, чего от него ждут. И вскоре оказался в объятиях несравненной Элеоноры...
Перед тем как покинуть Баден-Баден, Луи-Наполеон еще раз встретился с полковником и изложил ему свой план действий.
В шесть часов утра 30 октября 1836 года начались военные операции. Полковник Бодрей собрал свои войска во дворе казармы Аустерлиц и вышел на середину плаца. И тут в костюме, напоминавшем костюм Наполеона I, с исторической треуголкой на голове, появился Луи-Наполеон. Его свита несла императорского орла.
Полковник поспешил ему навстречу, поприветствовал поднятой вверх Шпагой и произнес краткую речь, результатом которой было громогласное "Да
318
100 ВЕЛИКИХ АВАНТЮРИСТОВ
здравствует император!". Он сказал, что во Франции вспыхнула революция, Луи-Филипп низложен и власть должна перейти к наследнику престола, которого Бодрей назвал Наполеоном II.
Тогда слово взял Луи-Наполеон. Он заговорил о своем дяде, об Аустерлице, о Ваграме, о былой славе, потом неожиданно направился к одному офицеру и, как передает свидетель, "судорожно обнял его"-.
Этот непредвиденный жест вызвал новый взрыв энтузиазма. Принц, считавший, что дело складывается очень удачно, принял на себя командование, и под звуки военной музыки полк покинул казарму и направился к дому генерала Вуароля, которого надо было "нейтрализовать" как можно скорее
Генерал наотрез отказался перейти на сторону мятежников. Тогда полковник Бодрей арестовал Вуароля, от имени императора лишив его звания. Генерал попросил несколько минут, для того чтобы одеться. Принц, неизменно галантный, запретил Водрею входить в жилые комнаты генерала. Через десять минут поджидавшие стали удивляться, что генерала так долго нет С позволения принца полковник толкнул дверь. Г-жа Вуароль сидела в комнате одна Генерал сбежал из дома по другой лестнице.
Принц поспешил на улицу: "Быстрее в казарму Финкмат!"
Но генерал Вуароль успел поднять по тревоге 46-й пехотный полк. При появлении во дворе казармы Луи-Наполеон и его Люди были окружены, арестованы и обезоружены. Так что галантность принца привела к провалу переворота.
Персиньи при содействии г-жи Гордон удалось улизнуть из Страсбурга, а Бодрей и Луи-Наполеон были препровождены в крепость.
Через несколько дней принца перевезли в Париж, где префект полиции, г-н Делессер, принял его с большим уважением. В течение двух часов, сидя в огромной столовой префектуры, Луи-Наполеон беседовал со своим тюремщиком
В Париже Луи-Наполеон находился не для того, чтобы его судили. Король знал, что делу принца судебный процесс будет только на пользу, и потому перед страсбургским судом предстали лишь статисты. А главный обвиняемый, которого сочли просто легкомысленным мальчишкой, был отправлен в Америку.
15 ноября Луи-Наполеон прибыл в Лорьян, где поднялся на борт парусного фрегата "Андромеда". После мучительного плавания с единственной остановкой в порту Рио-де-Жанейро он высадился в Нью-Йорке в начале января 1837 года, имея в наличии всего пятнадцать тысяч франков золотом, которые он получил перед отъездом из Франции от Луи-Филиппа.
Страсбургский суд оправдал всех заговорщиков. Луи-Наполеон с облегчением встретил это сообщение. Но когда мать сообщила ему, что король Же-ром отказал ему в руке принцессы Матильды, принц огорчился, ибо был влюблен в свою очаровательную кузину.
В июне 1837 года Луи-Наполеон получил тревожное письмо из Арененбер-га. Королева Гортензия сообщала ему, что перенесла операцию, что дела у нее обстоят неважно и что она хотела бы его видеть.
23 июля он прибыл в Лондон. Посольство Франции отказалось выдать ему паспорт. Он воспользовался протекцией швейцарского консула, чтобы выехать в Голландию, а оттуда в Германию. 4 августа он был у постели своей матери.
Спустя два месяца, на рассвете 5 октября, кроткая королева Гортензия, истерзанная раком, умерла на пятьдесят пятом году жизни
Луи-Наполеон через несколько недель покинул Швейцарию и поселился в Лондоне, где вскоре снова встретил госпожу Гордон и Персиньи. Компания
дУИ-НАПОЛЕОН БОНАПАРТ
319
снова взялась за подготовку государственного переворота Через полтора года Принцу показалось, что все предусмотрено.
.. В конце июля 1840 года в кабачке лондонского порта капитана грузового судна "Город Эдинбург" посетил элегантный человек, который обратился к нему с такими словами: "Мои друзья поручили мне организовать маленькое путешествие к берегам Германии. По правде сказать, у нас нет никакой определенной цели. Побуждаемые всего лишь собственной фантазией, мы, возможно, захотим доплыть до Гамбурга. Не могли бы взять нас на борт вашего судна? Нас будет около шестидесяти человек". Капитан ответил согласием.
Вечером 5 августа таинственные пассажиры поднялись на борт корабля. Они действительно производили впечатление странной компании. Некоторые выглядели вполне прилично, но большая их часть состояла из жалких на вид людишек в потертой одежде и стоптанных башмаках. Вслед за ними на судно подняли багаж — тюки съестных припасов, коляску, пакет листовок и клетку с орлом. .
В 8 часов вечера снялись с якоря. К 3 часам утра человек, нанимавший судно, обратился к капитану: "Один из моих друзей опоздал к отходу. Остановитесь в устье Темзы. Он догонит нас на лодке".
<< Пред. стр. 19 (из 37) След. >>
Список литературы по разделу