НИДEРХОФФEР В КEННEР Л ПРАКТИКА БИРЖEВЫХ СПEКУЛЯЦИЙ ПEР С АНГЛ -М АЛЬПИНА ПАБЛИШEР -2003 -557 С

<< Пред. стр. 1 (из 7) След. >>

Виктор Нидерхоффер

"Университеты биржевого спекулянта"

Книга Виктора Нидерхоффера - его оригинальный взгляд на искусство биржевых спекуляций. В книге он рассказывает о уроках, которые преподнесла ему жизнь, о ловушках для начинающих трейдеров, о философии биржи.

В память о моем отце, Артуре Нидерхоффере

ОГЛАВЛЕНИЕ

Предисловие
Благодарности автора
Старый трейдер и йена
Глава первая. Уроки Брайтон-Бич
Глава вторая. Паника и "худу"
Глава третья. Дельфийский оракул и наука
Глава четвертая. Убытки, возмещение убытков, тенденции и погода
Глава пятая. Победы и уверенность в себе
Глава шестая. О природе игр
Глава седьмая. Настольные игры
Глава восьмая. Азартные игры
Глава девятая. Обман и графические модели
Глава десятая. Секс
Заключение

Предисловие

Мне надоело слушать, как учителя говорят мне: "Ты должен это понимать, ведь у тебя отец - полицейский. Ты должен подавать пример другим.
Артур Нидерхоффер, из воспоминаний о своем сыне
"Вылезай! Это тебе не под силу, ты до этого не дорос, как и до рынка!"
Эти выкрики, звучащие с венгерским акцентом, обращены ко мне. Мы с дочерью Кейти боремся с волнами Атлантики, накатывающимися на берег Лонг-Айленда в Саутхэмптоне. Океан, разбуженный ураганом "Эндрю", бушевал весь тот уик-энд в августе 1992 года. Мы оборачиваемся. Перед нами наш гостеприимный хозяин - легендарный и непобедимый Джордж Сорос, тот самый король спекулянтов, который однажды сумел свалить Английский банк. На нем крохотные плавки - как и многие пожилые богатые европейцы, на отдыхе шестидесятилетний Сорос позволяет себе некоторую вольность в костюме.
Это уж слишком! Мой бывший босс, желчный миллиардер, пригласивший нас в свой загородный дом на выходные дни, кричит на меня.
"Нет,- возражаю я. - Этот способ рекомендован великим Фрэнсисом Гэлтоном: сесть лицом к воде, зарыть руки в песок, и пусть волны перекатываются через тебя". Хотя мне не выпала судьба провести детство в Саутхэмптоне, где воздух напоен ароматами, где ярко сияет солнце, а волны слишком велики для простых работяг вроде меня, выросших на Брайтон-Бич в Бруклине, я заявляю: "Я отлично знаю, что такое большие волны. Это моя экологическая ниша".
Никогда не забывая заранее обдумать пути к отступлению, я поспешно добавляю: "Как бы то ни было, добрые люди всегда могут спасти утопающего. Надо построиться в цепочку, крепко взяв друг друга за руки, а тот, кто впереди, - то есть ты, Сорос, - должен схватить меня в последний момент перед тем, как волна отхлынет".
Как бы я ни храбрился, меня пробирает дрожь. Я - спекулянт, я зарабатываю на хлеб тем, что ворочаю большими волнами. Строго говоря, мои функции в экономике заключаются в том, что я обеспечиваю равновесие спроса и предложения. Я продаю, когда цены растут, и покупаю, когда они падают. Когда цены растут и потребители стремятся скорее обменять свои деньги на товар, я беру у них деньги и даю им товар. Таким образом я сбиваю цены и препятствую возникновению дефицита. Когда же цены падают, а производителям надо получить деньги за свою продукцию, я даю им деньги и беру их товар. Таким образом, поддерживая уровень цен, я предотвращаю банкротство производителей, регулируя товарное производство. Это похоже на то, как капитан распределяет запас продовольствия в неожиданно затянувшемся рейсе.
Накатывавшиеся на берег огромные океанские волны, с которыми я боролся в тот день, были порождены, как оказалось, сильнейшим за последние двадцать лет ураганом. Хотя тогда я ничего не сказал Джорджу, было ясно, что происходит что-то необычное.
Даже в наш век высоких технологий природные катастрофы нередко вызывают потрясения на мировых рынках. Извержения вулканов, бури, землетрясения - все это воздействует на фондовые рынки и финансовые системы современного мира.
Так произошло и в тот раз. Рыночные потрясения, последовавшие за ураганом "Эндрю" спустя два дня, едва не утопили меня (Сорос был прав, когда советовал вылезать из воды!). Рухнули рынки казначейских обязательств [Казначейские обязательства - ценные бумаги, удостоверяющие внесение их держателями денежных средств в бюджет государства и дающие право на фиксированный доход в течение всего срока владения этими ценными бумагами. - Прим. ред.] и акций [Акции - ценные бумаги, удостоверяющие вложение капитала и гарантирующие получение части его прибыли в виде дивиденда. - Прим. ред. ], предположительно по причине того, что страховые компании были вынуждены выбросить на рынок большой объем облигаций, [Облигация - ценная бумага, удостоверяющая внесение ее владельцем денежных средств и подтверждающая обязательства возместить ему номинальную стоимость этой ценной бумаги в предусмотренный в ней срок, с уплатой фиксированного процента. В отличие от акций облигация не дает владельцам права голоса на собраниях акционеров. - Прим. ред.] чтобы выполнить свои обязательства по ущербам, нанесенным ураганом. Все взаимосвязано. Когда казначейские обязательства упали на 2%, на столько же упал доллар: спрос на американскую валюту со стороны иностранных инвесторов[Инвестор - юридическое или физическое лицо, вкладывающее денежные средства в какой-либо инвестиционный проект и определяющее объемы и направления вложения этих средств. - Прим. ред.] снижается при снижении цен на акции и облигации.
Я едва не пошел ко дну, пытаясь повернуть назад все эти волны, порожденные ураганом. Приблизительно в это время Сорос стал называть меня бедолагой. Он не раз говорил мне: "Виктор, не обижайся, но не пора ли тебе закрывать лавочку?"
Рыночные потрясения, связанные с погодой, были не единственной моей проблемой. "Им" удавалось переигрывать меня почти при каждом значительном колебании рынка. В первом квартале 1995 года "они" поймали меня с длинной позицией по доллару в момент, когда курс доллара по отношению к иене упал на 20%. Наоборот, у меня была короткая позиция по доллару во второй половине года, когда курс изменился в обратную сторону на те же 20% (анализ таких движений рынка я называю "анализ Ло-Баголы", в честь одного еврея из Африки, который заметил подобные закономерности в ежегодных миграциях слонов).
Один из моих друзей, прочитав ранний черновой вариант этой книги, прислал мне взволнованное письмо: "Я серьезно обеспокоен. Не вызывает сомнений, что рано или поздно ты обанкротишься. Стоит ли мне вообще рисковать деньгами на рынке фьючерсов [ Фьючерсы (фьючерсные сделки) - спекуляция на разнице в ценах в контрактах на поставку биржевого товара. - Прим. ред.] и, если уж идти на такое безрассудство, зачем мне нужен Нидерхоффер? Я понимаю, что это звучит резко, но думаю, что лучше высказать свое мнение прямо и без обиняков".
Как и большинство преуспевающих людей, занимающих прочные позиции в бизнесе и в обществе, я склонен преувеличивать свои неудачи. В первую очередь это предохраняет меня от чрезмерной самоуверенности - прямого пути к провалу в любом роде деятельности, где один неверный шаг может привести к непоправимой катастрофе. Никому и в голову не пришло научить пассажиров "непотопляемого" "Титаника" пользоваться шлюпками (чтобы всегда помнить об этой истории, перед входом во все мои офисы висит фотография этого корабля). Кроме того, в нашем обществе слишком большую роль играет чувство зависти, которое к тому же нередко бывает направлено именно на биржевых игроков, но если людям напоминать о своих неудачах, то они завидуют тебе немного меньше.
Я научился подчеркивать свои слабые места, когда играл в сквош [Сквош - упрощенный вариант игры в теннис (без сетки). - Прим. ред. ], а в этой игре я был чемпионом Северной Америки. Это внушало моим соперникам такое чувство самоуверенности, что они даже не замечали, что я не проигрывал почти ни одной игры в течение всех десяти лет, пока носил титул чемпиона США. Ничто не проходит так быстро, как успех. Но в середине 1996 года большинство рейтинговых агентств [Рейтинговое агентство - организация, определяющая рейтинг (относительную кредитоспособность заемщика или качество и надежность ценных бумаг). - Прим. ред. ] считало меня лучшим в моей области за последние три года. Тим Хорн, мой первый клиент, активами [ Активы - кассовая наличность, банковские депозиты, ценные бумаги, ссуды, недвижимость и другие материальные ценности, принадлежащие физическому или юридическому лицу. - Прим. ред.] которого я управлял, остается им уже пятнадцатый год. Его первоначальные 100 тысяч долларов вложений превратились в 6 миллионов, не считая комиссионных [Комиссионные - гонорар, получаемый агентом за работу (услуги брокера оплачиваются по шкале, устанавливаемой биржей). - Прим. ред.], - это составляет доход около 30% годовых.
Еще один из моих первых клиентов. Пол Сифрино, написал мне в июне 1995 года: "Учитывая превосходные результаты, которых Вы достигли, предлагаю рассмотреть вариант соглашения, по которому Вы получали бы дополнительную долю прибыли". Он настаивал на том, чтобы выделить часть прибыли на благотворительные цели, и просил меня выбрать, куда ее направить. По иронии судьбы биржевого игрока, на следующий день после получения этого письма я потерял 20% вложений Пола.
Я не очень верю в гипотезы наподобие теории эффективного рынка, теории случайных цен или теории рациональных ожиданий. Мой биржевой опыт опровергает их. Я строю свою игру на статистических "отклонениях", анализе многовариантных временных серий и на количественном измерении постоянных психологических склонностей. Я не читаю никаких газет, кроме "Нэйшнл Инквайер". У меня нет телевизора, я не слежу за новостями, ни с кем не разговариваю в течение торгового дня и стараюсь не читать книг, написанных позже, чем сто лет назад. В течение последних 15 лет я проводил сделки по фьючерсам на сумму в среднем более одного миллиарда долларов в месяц по номинальной стоимости (иногда сделки на такую сумму проводились в течение одного дня), вкладывая свои деньги и деньги клиентов. Иногда я достигал успеха, часто - терпел неудачи, причем некоторые из них означали потерю сумм, выражавшихся семи- и даже восьмизначными цифрами. Бывало, что за день я терял суммы, превышавшие 25% моих ликвидных активов [Ликвидные активы (ликвидный, ликвидность) - термин, означающий легкость, с которой те или иные активы могут быть превращены в деньги. - Прим. ред. ] и чистых активов [Чистые активы (чистый оборотный капитал, активное сальдо) - превышение доходов над расходами в торговом или платежном балансе. Определяется как разница между величиной текущих активов и сумм по текущим обязательствам). - Прим. ред.] моих клиентов.
Всего к настоящему времени я провел около двух миллионов сделок, имея в среднем 70 долларов прибыли на каждой. Значение квадратичного отклонения такой цифры средней прибыли от случайной равняется примерно 700. Вероятность случайного появления такого значения отклонения приближается к вероятности того, что детали, разбросанные по автомобильной свалке, сами собой образуют "Макдональдс".
Я не собираюсь посвящать читателей в мои системы спекуляции - это не только не в моих интересах, но также и не в ваших. Если бы я и знал какое-то заклинание наподобие "Сезам, откройся", пригодное для биржевых спекуляций, я бы его не выдал. В этом мире деньги играют достаточно существенную роль, и ни я, ни мои друзья, ни один из тех, кого я знаю, не считают себя настолько состоятельными, чтобы открыть свои коммерческие секреты. Человек просто-напросто утратит свои преимущества перед другими и опять превратится в простого смертного, бьющегося за кусок хлеба. Конечно, можно довольствоваться и одним хлебом насущным, но лучше, когда другие пекут его, не пользуясь твоими рецептами.
Даже если бы я решил раскрыть те из своих секретов и систем спекуляции, которые до сих пор не потеряли своей эффективности, моя семья и близкие, мои партнеры и мои служащие стали бы категорически возражать. Исчерпав все аргументы, они в конце концов заявили бы следующее: "Виктор, тебе и твоим наследникам стоило бы побольше узнать о ряде нашумевших судебных процессов по поводу разглашения коммерческих тайн, принадлежащих далеко не одному человеку".
Нет, исключено, чтобы кто-либо обменял секрет действительно эффективной схемы вырабатывания больших денег на авторский гонорар за книгу. Кроме того, большинство систем, которые книги предлагают сегодня будущим спекулянтам, принципиально неверны. Большая часть выставляемых на продажу идей не имеет под собой никакой научной базы. Рекомендуемые схемы почти никогда не подтверждаются реальными статистическими данными, они базируются исключительно на слухах. Такие схемы можно придумывать каждый понедельник с утра пораньше. Когда о системах, основанных на четко определенных и систематически повторяющихся явлениях, рассказывают настоящие профессионалы, что бывает крайне редко, то это означает, что соответствующий экономический цикл вот-вот изменится и разумнее будет действовать вопреки подобным советам. То, что хорошо сегодня, завтра будет освоено всеми участниками рынка, а это уменьшит прибыльность. Можно сказать, что любая система перестает работать, когда ею начинают пользоваться слишком многие.
Я не смогу помочь вам зарабатывать деньги, если даже научу вас точно копировать методы работы профессиональных спекулянтов. Но я смогу научить вас гораздо более ценному: способу мышления, который приведет вас к новым достижениям. Я - хороший ученик, и у меня были прекрасные учителя. Среди них были самые разные люди: простые труженики, миллиардеры, гениальные полицейские, бродяги, председатели бирж, букмекеры, нобелевские лауреаты, выдающиеся статистики и несколько чемпионов мира в игровых видах спорта. Однако, как выражается мой шахматный наставник, международный гроссмейстер Арт Бисгир, "надо понимать, что это - урок, чтобы усвоить его". В этой книге я хочу привлечь внимание читателей к урокам, которые преподавали мне все эти великие люди.
Успехи в спекуляции зависят от обычных событий повседневной жизни. Спорт, музыка, природа, скачки, пирушки, женщины - все это нас многому учит. Удачливый спекулянт - тот, кто быстро возвращает цены к их естественному уровню. Умение действовать быстро и решительно необходимо в любой сфере деятельности.
Главная тема этой книги - уроки, которые я усвоил от моего отца, Артура Нидерхоффера. Его мягкость, доброта, ум и склонность к творчеству завоевывали любовь всех, кто знал его. Я передам вам то, чему он учил меня и что помогло мне выжить и добиться успеха в жизни. Уроками Артура были игры, в которые он неустанно играл со мной, тысячи тренировок, на которые он возил меня, истории, которые он мне рассказывал, книги, которые мы вместе читали, а также книги о жизни полицейских, которые он писал.
Помимо практических жизненных уроков, которые я получил от отца и извлек из биржевого опыта, еще одной темой этой книги будут уроки, которые мне давал начиная с 1981 года - года смерти Артура - мой друг Джордж Сорос. Джордж считается лучшим спекулянтом в истории биржи. В течение восьмидесятых годов я вел большую часть его операций по товарам и ценным бумагам [Ценные бумаги - денежные документы, определяющие взаимоотношения между лицом, выпустившим эти документы, и их владельцами. Ценные бумаги предусматривают выплату доходов в виде дивидендов или процентов. - Прим. ред. ] и был брокером [Брокер - маклер, посредник, агент (фирма или лицо) по купле-продаже ценных бумаг или товаров на бирже. - Прим. ред.] многих из его фондов, а также участвовал в ряде его проектов в качестве партнера. Между нами установились хорошие личные отношения, в основе которых лежит наша общая любовь к детям (у нас их на двоих одиннадцать) и теннису.
При этом обратите внимание, насколько различны эти два человека - Артур Нидерхоффер и Джордж Сорос. Для Артура было обычным делом за ночь съездить из Нью-Йорка в Бостон, чтобы отпечатать мою курсовую работу, дав мне возможность отдохнуть после трудного матча. Джордж никогда в жизни не испытывал потребности поменять ребенку пеленки. Артур был настолько беден, что никогда не мог позволить себе покупать ценные бумаги. Слухов о том, что Джордж собирается дать какое-либо интервью, достаточно для того, чтобы запустить сделки на десятки миллиардов. Артур всегда встречал и провожал всех родственников и родственников родственников, мотаясь в аэропорт на своем старом автомобиле. Джордж не бывает на похоронах своих лучших друзей, но при этом незаметно помогает множеству людей, направляя на благотворительность миллиарды долларов. Из всех, кого мне довелось знать, не было никого человечнее Артура, и никто не стремился помочь человечеству больше, чем Джордж.
Я надеюсь, что мои опыты повседневной жизни обычного человека, соединенные с уроками, полученными от великих людей, помогут вам понять, что это за ремесло - покупать дешево и продавать дорого, и, может быть, даже научиться ему.
Виктор Нидерхоффер
Уэстон, Коннектикут
Ноябрь 1996 года

Благодарности автора

В этой книге использовано такое количество научных дисциплин, расчетов и исторических сведений, что если бы я писал ее один, мне потребовалось бы несколько жизней. Ее созданию помогало столько прекрасных людей, что мне неловко за качество итогового продукта, который мог оказаться сортом повыше. Немалая часть книги - это история жизни моих родителей, любивших друг друга более сорока лет. Значительная ее часть - это уроки, которые я извлек из повседневного опыта моих друзей Кэролайн Баум, Арта Бисгира, Дэна Гроссмана, Рудольфа Хаузера, Херба Лондона, Джима Лори, Ирвинга Ределя, Марти Райзмана, Роберта Шрейда, Джорджа Сороса, Стива Стиглера и Джоан Кеннеди Тейлор. Здесь я предпринял попытку привести в систему как можно большую часть этих знаний. Неоценимую помощь в этом мне оказали мои партнеры Поль Буйе и Стив Уиздом. Я хочу также поблагодарить своих коллег Ричарда Аллена, Карлоса Гарсиа, Дэна Мерфи, Джона Смарра, Майкла Кука, Питера Джоунза и Роберта Уинкапо за сделанные ими расчеты. К идее написания книги меня подтолкнули Стив Стиглер, Рон Волп, Тим Хорн и Пол Сифрино. Глава "Старый трейдер и иена" появилась благодаря усилиям мистера Конолли и мистера Маккейджа.
Мои друзья любезно помогали мне в работе над некоторыми частями книги. Том Уисвелл предоставил материалы, посвященные настольным играм. Это - плоды размышлений чемпиона мира по шашкам, который в течение пятнадцати лет владел этим титулом, о значе- нии игры в жизни человека. Джон Конолли четыре месяца прожил у меня дома, глава за главой редактируя книгу и уточняя научную базу. Невозможно недооценить его вклад в создание тех глав книги, которые посвящены технике игры в покер и творчеству Данте и Хемингуэя. Джей Маккейдж, который был моим помощником в период 1994-1995 годов, проделал каторжную работу над одним из первых вариантов рукописи. Его знание классической литературы оказалось для меня бесценным, особенно при создании эпизодов, посвященных Дельфийскому оракулу и Ло-Баголе. Материалы по экологии я собрал в ходе совместной работы с Ричардом Зекхаузером и Стивом Уиздомом.
Я также весьма признателен за критику и помощь Лэрри Абрамсу, Биллу Херду, Хербу Лондону, Элен Нидерхоффер, Рою Нидерхофферу, Фрэнку Саттеруайту и Джоан Кеннеди Тейлор.
Большой вклад в написание отдельных глав книги внесли Билл Брэдфорд, Мюррей Фрэнк, Пэт Грэйни, Руди Хаузер, Митчелл Джоунс, Билл Кенворти, Ричард Костеланец, Даниэль Мерфи, Диана Нидерхоффер, Кейти Нидерхоффер, Джон Нормиле, Гарри Пинкус, Майкл Роберт, Адам Робинсон, Хэнк Шаткин и Джим Уинн. Стив Стиглер, Стив Уиздом и Стив Кили ("Доктор Бо") помогали мне в поиске подхода и исторических примеров для всех глав книги.
Целый ряд одаренных художников участвовал в создании иллюстраций к историям, рассказанным в книге. Некоторые из этих иллюстраций вошли в настоящее издание.
И, наконец, самое главное: мой неутомимый редактор, Памела ван Гиссен, вдохновляла и поддерживала меня с самого начала и сделала из моего собрания историй связную книгу. Она приехала в Коннектикут и сама отредактировала и перепечатала рукопись, выбросив при этом несколько сотен страниц. Своим рождением эта книга обязана ей. Памела, я Вам глубочайшее признателен!
Моя жена Сьюзен прошла рядом со мной через многие битвы, о которых рассказывается в книге. Это она вдохновляла меня в течение последних двадцати лет, это она возилась с нашими четырьмя детьми (Артемисом, Кайрой, Рэндом и Викторией), пока я три года день и ночь корпел над этими страницами.
В некоторых историях, вошедших в эту книгу, изменены имена и опущены отдельные детали событий. Это сделано для того, чтобы сохранить анонимность людей, о которых я рассказываю. В полном объеме рукопись читали только Памела ван Гиссен и Стив Уиздом. Несмотря на все мое стремление тщательно проверить каждый упоминаемый в книге факт и каждую приводимую цитату, боюсь, что мне не удалось избежать некоторых ошибок. Никто из моих помощников ответственности за это не несет.

Старый трейдер и йена

"Хотел бы я сейчас поменяться местами с этой рыбиной, - думал он. - У нее в море есть все, человеку ей нечего противопоставить, кроме своей воли и разума".
Эрнест Хемингуэй, "Старик и море"
Я - старый трейдер [Трейдер - торговец; биржевой спекулянт. - Прим. ред.], на валютном рынке я работаю с иеной. Было время, когда среди всех трейдеров у меня были наилучшие результаты. Я занимал высшую строчку в рейтингах, мои фотографии публиковались во всех газетах, у моих дверей клиенты выстраивались в очередь. Симпатичные брокерши в разговоре флиртовали со мной и делились информацией о клиентах и деятельности центральных банков. Сам великий Сорос не раз поручал мне свои сделки.
Но я заплыл слишком далеко. Я купил доллары, когда курс доллар/иена был 1:93. Через пару часов курс упал до 1:88. Мне пришел конец. Банки отказали мне в кредитах, клиенты бросились от меня врассыпную. Остались немногие - те, кто неуютно чувствует себя на фондовом рынке. Эти люди боятся, что акции снова рухнут, как это было в 1929 и 1987 годах. Они надеются, что благодаря мне им удастся хорошо заработать, ничем не рискуя. Я могу помочь им хорошо заработать, но они против того, чтобы я ввязывался в азартные игры, а без этого больших денег не сделать. Возможности открываются только тем, кто рискует. Однако я не самоуверен, потому что мне случалось много раз проигрывать.
Лопес, восемнадцатилетний студент из Мексики, одно время работал у меня бесплатно - просто для того, чтобы учиться. Он делал расчеты, приносил мне чай, будил меня, когда я валился от усталости. Сейчас он работает в другой компании, более удачливой, чем моя, но после работы часто заходит ко мне. Он говорит мне:
"Виктор, сегодня вечером я могу тебе помочь. Мы же раньше делали вместе кое-какие деньги".
Я отвечаю ему:
"Не стоит, твоя нынешняя фирма лучше, за нее и держись".
"Я помню, как доллар падал десять дней подряд, а ты его покупал и покупал. Зато когда он пошел вверх, мы все убытки покрыли с лихвой".
"Было такое, да только доллар сейчас идет вверх, а мы продаем. Банк Японии и Казначейство США хотят поднять курс доллара. Весь мир хочет поднять курс доллара, а я иду против течения. У меня короткая позиция уже на триста миллионов, рынок против меня".
"Принести чаю? Доллар уже давно идет вверх. Давай я сделаю кое-какие расчеты".
"Конечно, сделай. Как коллега - коллеге".
"Виктор, есть тенденция к понижению. Можно я тоже буду продавать?"
"Нет, ты еще слишком зелен, чтобы все ставить на карту. Научись выжидать, пока направление рынка не определится ясно".
Когда в Нью-Йорке семь вечера, в Азии утро. Там сияет солнце, и мужчины в белых рубашках готовятся к бою. Банки ждут, когда клиенты начнут продавать доллары, хеджируя [Хеджирование - система заключения срочных контрактов, учитывающая вероятные в будущем изменения обменных валютных курсов с целью избежать неблагоприятных последствий этих изменений. - Прим. ред.] экспортные риски. Банки эти доллары купят. У них огромные преимущества передо мной, потому что я уже просидел перед экраном монитора один день и две ночи, у меня болят глаза, а третья ночь только начинается. Служащие банков по вечерам пьют саке со своими школьными приятелями, которые сейчас работают в министерствах, и узнают, что будет объявлено наутро и как им поступить - покупать или продавать. Когда бедняги, не входящие в этот круг, требуют провести расследование по поводу очередной утечки информации. Центральный банк заявляет, что никакого расследования не требуется, потому что утечки исключены.
Бывая в Японии, я видел, как эти мужчины в белых рубашках остаются ночевать в гостиницах, когда надираются так, что не рискуют добираться до дома. Тех, кто все-таки добирается, ждет жена, массаж, переодевание и два часа в скоростном поезде к месту работы.
Моя жена с детьми уехала в Мэн. Она беспокоится за меня.
"Почему ты не хочешь остановиться? В этом году у тебя все как-то не ладится".
"Нет, есть тенденция к понижению", - отвечаю я.
Далеко я заплыл. Очень далеко. Должен быть обнародован торговый баланс Японии. Если сальдо [Сальдо - разность между денежными поступлениями и расходами за определенный промежуток времени, между стоимостью экспорта и импорта. - Прим. ред.] понизилось, то Соединенным Штатам не потребуется снижать курс доллара, чтобы сохранить американские рабочие места. Доллар еще больше вырастет, а я пойду ко дну, потому что по доллару у меня короткая позиция на сумму раз в десять больше, чем все мои деньги. Уже ходят слухи, что сальдо понизилось. Говорят, что Банк Японии умышленно допустил утечку информации, чтобы смягчить удар. Среднегодовое сальдо баланса Японии в торговле с США составляет 50 миллиардов долларов.
Помощник Государственного секретаря США заявил, что такой торговый баланс неприемлем. Я знаю его со студенческих времен в Гарварде. Тогда он числился экономистом. Ныне он говорит только то, что требуется его начальнику. Мне тоже нужно зарабатывать на хлеб, так что полезно знать, чего хотят демократы. Великий Сорос голосует за демократов, при этом таким, как я, трудно даже и мечтать о таком богатстве, как у него. Может, я не так богат, как он, потому что после колледжа уехал в Чикаго.
Я разговариваю сам с собой:
"Лучше бы я никогда не знал ни Милтона Фридмена, ни Джорджа Стиглера, ни его сына Стива, ни Джима Лори с их классическим либерализмом".
"Глупец! Разве так говорят о друзьях? Ты же их любишь!"
"Да, я преклоняюсь перед ними, но они вгоняют меня в нищету".
"Это ничего не значит!"
Я ни с кем не разговариваю во время торговой сессии. Шум отвлекает меня от работы. Когда я играл в сквош, перед матчами я надевал на руку носок, чтобы никто не пытался мне ее пожать, тем самым отвлекая меня от предстоящей игры. Но сейчас я говорю сам с собой, чтобы успокоиться. Я не могу говорить громко, хотя рядом никого нет и никто не подумает, что я спятил.
Раньше, когда я работал по ночам, я слушал музыку. Но плейер сломался, а я не хочу тратить деньги на новый в то время, когда терплю убытки. Кроме того, пока я ставлю запись, с иеной может произойти что-нибудь очень важное. Хороший будет номер, если доллар упадет за те две секунды, пока я отвлекусь. Сегодня мне нужна удача. Но лучше опираться на знания и опыт, чем рассчитывать на удачу.
Я думаю о музыке. О "Похоронных маршах", которые включают мои трейдеры, когда я иду ко дну. "Реквием" Моцарта, "Лунная соната" Бетховена. Почему у меня по доллару не длинная, а короткая позиция? Хочется плакать. В "Похоронном марше" Бетховена тема в пределах четырех тактов проходит полный цикл развития - от высокого до-диеза до низкого соль-диеза. Курс иены к доллару прошел от высоких 105 к низким 80 и опять поднимается, уже дошел до 93. Что, если он вернется к 105?
Сейчас не время размышлять о циклах и о музыке. Надо думать об одном - об иене.
Моя единственная надежда - ужасный Центральный банк Малайзии. Он действует в пиратской манере - яростно атакует и не берет пленных. Он радуется, когда ему удается разгромить меня или кого-то из моих коллег. К настоящему времени его убытки в борьбе с долларом достигли 10 миллиардов, страна близка к банкротству. Малайцы любят врываться на рынок в семь вечера по нью-йоркскому времени. Если они одновременно введут в бой всю свою банковскую сеть - пятьдесят банков в Австралии, Новой Зеландии и Сингапуре - и начнут продавать доллары, то, возможно, мне удастся организованно отступить под их прикрытием.
Никогда нельзя терять надежду. Но лучше полагаться на науку. Я знаю, как реагирует иена на повышение цен на сою и понижение цен на золото. Если обстоятельства будут складываться удачно, то случая я не упущу.
У Сороса по доллару длинная позиция. Он всегда идет туда, куда идут правительства и бизнес. От своего отца он научился бороться за свою жизнь еще тогда, когда гестаповцы сгоняли евреев в концентрационные лагеря. А мой отец умер потому, что послушался важных умников в госпитале и дал накачать себя химией, от которой у него потом отказали легкие и сердце.
Вчера вечером я играл в теннис с Соросом. Я надеюсь, что сейчас он опять с кем-нибудь играет в теннис, а не покупает новые партии долларов. Интересно, мой отец выиграл бы у него в теннис? В паре с отцом мы почти никогда не проигрывали. В паре с Соросом мы почти ни разу не выигрывали. Правда, это потому, что мы играем против профессионалов, которых нанимает Сорос. Казначейство, биржи, спекулянты, банки, политики, правительства - все они сейчас играют против меня. Сейчас не время думать об отце, о Соросе, о биржевых спекулянтах. Сейчас надо делать только одно - следить за монитором.
Токийский банк зажигает цену: 93 иены за доллар. Из Австралии через океан летит ответ: сиднейский "Вестпак" продает по 92,75. Но ему рыбу такой величины не вытащить. Секунда - и Токийский банк предлагает 93. Плохо. Они всегда все узнают раньше других.
И тут я вижу, как стремительно падает курс доллара к марке. Продает швейцарский "Юнион-банк". "Будь честен, как твоя страна", - говорю я ему. Марка и иена часто колеблются одновременно. Похоже, Банк Малайзии решил ударить по доллару, пока в Европе все спят. Торговля становится круче. 1,50. 1,49. 1,48. Ну давайте, переходите на иену. Курс марки к иене последует за вами. Иена дешевая, иена хорошая, не теряйте времени.
Жаль, что у меня нет богатства и власти. Тогда к моим советам прислушивались бы самые крупные банки. Я мог бы прямо влиять на цены. У меня хватило бы денег, чтобы установить прямые линии связи с банками. Лучше всего - дилинговая система Рейтер. Я бы связался сразу с четырьмя банками и дожал бы их по иене. Сам Ротшильд трясся бы от страха. А так я торгую через брокеров, поэтому я вечно позади всех. И банки знают, что я торгую через брокеров. Когда брокеры связываются с ними от моего имени, банки тут же меняют направление и обходят меня. Если бы я был богат, ничто не могло бы разрушить мои планы.
Сейчас я дам брокеру приказ продавать доллар по 93,50. Пусть у них будут доллары, раз они так хотят. Они не догадаются, что это я. Ну, давайте же! Смотрите, какие славные доллары, и какие дешевые! Нет, не хотят брать.
Вижу, над полем битвы кружит "Дойчебанк". Предлагает доллар по 1,4850. Хороший знак. Когда доллар продается за марку, вскоре следуют продажи за иену. Звонит телефон. Пошли мои доллары по 93,50. "Продавай, но очень осторожно, не спеши. Надо их не вспугнуть".
Перестали покупать. Давай, доллар, падай. Пожалуйста, снижайся. Я тебе ничего не сделаю. Я всего лишь жалкий старикашка. Я жду тебя. Не бойся. Пожалуйста, снижайся до 93,50. Иена, покупай у меня доллары. Понюхай, как они пахнут. Попробуй их на вкус.
Наконец! Звонят три телефона разом. Рынок проглотил мою наживку. Пришлось выпускать леску длиной 100 миллионов долларов. Солидный покупатель. Должно быть, Бэкон. Или Джоунс. Заглотил мою наживку, как сардинку. Ослаблю леску до 94 ровно. Тащи ее. Какое тебе дело до цены? Помоги мне, а не Банку Японии. Утром, когда рухнут фондовые рынки в Европе, я прикончу тебя.
Я люблю тебя, иена. Ты такая аккуратненькая, такая верная, совсем как твоя страна. Я не обижаюсь на тебя за то, что в Токио у меня отказались принять доллары, когда я хотел купить еды для своей семьи из одиннадцати человек. Возьми у меня доллары сейчас. Ты думаешь, что все иностранцы - грязные свиньи. Они не снимают обувь, входя в ресторан. Но я-то снимаю. Я устрою сад камней, буду сидеть там и молиться японским богам, если ты сейчас возьмешь у меня доллары по 93,50, а потом спустишься до 91. Я знаю, что ты хочешь опуститься. Землетрясение, разрушившее Осаку, создало огромный спрос на доллары, чтобы импортировать товары взамен тех, которые производились на местных заводах. Я понимаю, что в японской экономике спад из-за того, что Запад не может покупать японские товары по таким ценам. Но все же поднимись еще немного, иена, пусть дураки подумают, что ты и вправду решила подняться, а как только они начнут продавать, резко опускайся.
Бесполезно. Доллар продолжает расти. Мой баланс выглядит все хуже и хуже. Что же делать, если так будет продолжаться и дальше? 94,00. 94,25. 94,50. Я потерял еще четыре миллиона. Доллар, иди обратно. Пожалуйста, опускайся. Пожалуй, продам еще немного долларов, чтобы рынок поверил в мою силу. Он не должен знать, насколько я ослаб. Да, продай десять ярдов долларов. Это прикончит доллар.
Доллар отмахивается от меня, как от мошки, и продолжает расти.
Мне страшно. Я заплыл чересчур далеко. Как только доллар перевалит за 95, в игру вступят все японские спекулянты. Тогда мне конец. Японцы очень умные. Девятилетние школьники решают у них такие задачи, которые у нас не могут решить студенты Гарварда. Но у них сильный стадный инстинкт. Если гвоздь торчит - забей его. Если доллар влезет еще выше, вся Япония кинется покупать его. Доллар превратится в воздушный шар, летящий ввысь.
Жалко, что рядом нет Лопеса. Хорошо бы сейчас попить чаю. Но мне надо увидеть, что произойдет в восемь, когда доллар достигнет новых высот. Лопес был свидетелем стольких моих поражений. Он у меня больше не работает. Хорошо бы снова стать молодым. Тогда я смог бы наверстать упущенное. В мои годы это будет слишком трудно. Когда мы с женой вместе, меня уже принимают за ее отца. Сейчас мне необходимо продержаться, чтобы жена и дети могли жить дальше.
Пожалуйста, умоляю: приостановись, потом начинай снижаться. Я молюсь. Позор. Как может молиться человек, который ни во что не верит? Фрэнсис Гэлтон не молился. Он чувствовал свою связь со всем живым, и это было его верой. Но даже священники смертны. Молитва не поможет доллару упасть. Я должен делать свое дело.
Если доллар поднимется еще выше, клиенты разорвут меня на части. Партнеры только покачают головами: "Мы же тебя предупреждали: не продавай". Больше они мне ничего не скажут. Они пойдут по домам и объявят семьям: "Мы разорены. Виктор опять взялся за свое".
Доллар в Токио остановился. Он не может подняться, пока я продаю, и не двинется вниз, пока я не начну покупать. Мы вступили с долларом в смертельную схватку.
К старости человек не должен оставаться один. Мне следовало бы сейчас быть в Мэне с дочерьми. А я боюсь даже отлучиться в туалет: вдруг в этот момент рынок двинется?
Министр финансов Японии объявил, что нет оснований опасаться нового снижения учетной ставки [Учетная ставка (учетный процент) - процентная ставка, взимаемая банком при учете (покупке) ценных бумаг или при предъявлении кредита, возврат которого обеспечен залогом в виде этих бумаг. - Прим. ред.]. Она и так уже составляет всего 1%. Это для меня хорошая новость. При высоких учетных ставках доллар идет вниз. Но для Японии стало традицией снижать учетную ставку после того, как трижды заявят, что снижения не будет. Это было как раз третье такое заявление, поэтому доллар пошел вверх и достиг 94,50.
Скоро станет известно сальдо баланса Японии в торговле с США. Если оно снизилось, мне конец. Как можно успешно торговать, когда все зависит от цифры, уже известной всем японским спекулянтам?! Звонит телефон.
Акулы всегда кружат рядом, они готовы в любой момент вцепиться в меня. Смерть, где твое жало? Это - не твое. Это - мое. Я за все заплатил сполна. Я не могу прогнать акул. Они слишком велики и делают все, что хотят. Но я буду бороться с ними до тех пор, пока у меня хватит сил. Я полон решимости, я могу многое.
Я выхожу из офиса навстречу партнерам. Они пришли очистить поле боя и определить победителя. Отъезжая, я слышу: "Да, вот это были торги!"

Глава первая. Уроки Брайтон-Бич

Эта драма разыгрывается на гандбольных площадках Кони-Айленд, где люди пьют лимонад на висячей мостовой, откуда рукой подать до центра гандбольной вселенной.
Майкл Дайзенд, "Хрестоматия Бруклина"
Неудачники
Моя жизнь началась там, где кончался город. Я родился в 1943 году на южной окраине столицы всех неудачников мира - на Брайтон-Бич в Бруклине. Одно это название вызывает у американца удивленный взгляд или усмешку. Район неудачников, где кумирами были бейсболисты "Доджерс".
Как всегда и обстоят дела с обитателями Бруклина, "Доджерс" ни разу не выиграли чемпионат мира с 1903 года (когда он проводился впервые) до 1955 года. За это время они проиграли семь раз. Когда в 1955-м они наконец выиграли у "Янкиз", то через два года перебрались в Лос-Анджелес. Эббетс-Филд, прежняя резиденция "Доджерс" (изначально на том месте находилась мусорная свалка), была снесена под строительство жилья. Как всегда и обстоят дела с Нидерхофферами, в 1951 году я сделал ставку на победу "Доджерс", когда они опережали соперников на 13 игр. Бросок Бобби Томпсона в финальном матче облегчил мой карман.
Бруклинские "Доджерс" - "Увертливые" - своим названием обязаны крупнейшей в мире системе трамвайного сообщения. Обитатель Бруклина должен был научиться увертываться от трамваев или погибнуть. Бруклинские мальчишки, которые предпочитали не платить за проезд и ездили, прицепившись сзади к трамваю, должны были также уметь спрыгивать на ходу, когда трамвай приближался к полицейскому участку, где их поджидала дубинка. Бруклин тех времен был районом кладбищ, пивоварен, тесноты, суеты, недовольных и неудачливых. В то время ни один фильм о войне не обходился без отличного парня из Бензонхерста, который жевал резинку, стрелял сигареты и изъяснялся на бруклинском диалекте. Аналогичным образом, ни одна пьеса со сценой отъезда из Манхэттена не обходилась без жалобного восклицания: "Мне придется вернуться в Бруклин!" Ничего удивительного в том, что Общество по борьбе с оскорбительными высказываниями о Бруклине в 1946 году насчитывало в своих рядах сорок тысяч членов и три тысячи оскорбительных высказываний.
Маргинальные районы привлекают маргинальный элемент. В Брайтон отовсюду стекались потерянные и опустившиеся люди: нищие, бродяги, картежники, воры, инвалиды, уличные торговцы, музыканты. Но Брайтон манил и других: по выходном из трамваев выгружались простые работяги со своими семьями, чтобы здесь, на окраине цивилизации, среди шумных и дешевых развлечений провести день под палящим солнцем - и, потратив еще несколько центов на трамвайный билет, вернуться в свой мир тяжелого и нескончаемого труда.

Маленькие люди
Науке выживать меня научили легендарные уличные игры Бруклина. Обычное воскресенье 1951 года. Я наблюдаю за крупной игрой, которая идет между Молочником и моим дядей Хауи (тогда ему было двенадцать лет). Ставка - 50 долларов. Деньги лежат под кепкой Луи-Льва. Молочник объявляет тайм-аут. Он смотрит в небо. Нависают грозовые тучи, душно. Молочник берет тайм-аут, потому что хочет искупаться. Поскольку правила ничего не говорят о длительности тайм-аутов, начинается драка с судьей.
Игру судит Сэм Силвер. Он раза в два меньше игроков. Стиль Сэма - смесь великого актера еврейского театра Томашевского, Чарли Чаплина и Билла Клема, легендарного бейсбольного судьи, который считал, что зритель с билетом за 25 центов имеет те же права, что и зритель, сидящий в ложе. Подобно сегодняшним рефери борцовских матчей, Сэму после игры нередко приходилась считать синяки, - однако с той разницей, что они появлялись не в результате случайных столкновений. Иногда только быстрота ног спасала Сэма от толпы разъяренных игроков.
Через три часа тайм-аута начинается гроза, которой и дожидался Молочник. Ставки возвращаются игрокам, мы с Хауи проиграли.
То же самое произошло со мной спустя сорок с лишним лет. 13 апреля 1991 года. У меня короткая позиция по облигациям, которую я собираюсь закрыть в конце торговой сессии. Но тут прорывает водопроводную трубу, и вода начинает заливать Чикагскую биржу. Впервые в истории торги прекращены досрочно. Биржа открывается только через три дня. Мои убытки по облигациям - 100%. Когда я слышу выражение "Иногда находишь, иногда теряешь", я всегда добавляю: "Иногда промокаешь насквозь".
На бирже я узнал, что в беспорядочном мелькании цифр, наподобие уровня безработицы или индекса потребительских цен [Индекс потребительских цен - динамика стоимости "корзины" потребительских услуг (основной показатель уровня инфляции в стране). - Прим. ред. ], возможно и такое, когда не выигрывает никто. Приказы [Приказ (заказ) - распоряжение брокеру о покупке или продаже ценных бумаг. - Прим. ред. ] купить исполняются в разгар сессии, приказы продать - в затишье, в итоге маржа [Маржа - разница между ценой, указанной в сделке, и биржевой ценой в день выполнения обязательств по сделке; в биржевых операциях также разность между указанными в биржевых котировках ценами продавцов и ценами покупателей. - Прим. ред.] оказывается равной нулю, что бы я ни делал.
Мы идем по улице и останавливаемся полюбоваться стоящим "олдсмобилем". Выскакивает хозяин машины. "Я продам ее за сотню баксов, но вам это вообще ничего не будет стоить. У меня есть верняк в Белмонте, я ставлю на него всю сотню, вы ставите 5%, если успеете достать деньги до забега". Мы достаем деньги, лошадь выигрывает, но мы ничего не получаем, потому что "олдсмобиль" сломался по дороге на ипподром.
Часто ко мне приходят дилеры [Дилер - лицо (фирма), осуществляющее биржевое или торговое посредничество за свой счет и от своего имени. Обладает местом на бирже, производит котировку любых бумаг. Доходы дилера образуются за счет разницы между покупной и продажной ценой товаров, валют и ценных бумаг, а также за счет изменений их курсов. - Прим. ред.] с предложениями такого рода сделок: они случайно наткнулись на внебиржевые ценные бумаги, оставшиеся от обмена краткосрочных обязательств на долгосрочные. Если я покупаю их прямо сейчас, то они обходятся мне даром: дилер дает отсрочку платежа на две недели, за это время я наверняка продам бумаги с прибылью. Но едва я соглашаюсь на сделку, как на рынке начинается массовый сброс этих "случайных" бумаг, и я терплю 50%-ый убыток еще до того, как успеваю положить трубку.
История жизни этих морщинистых, обожженных солнцем людей, среди которых я рос, отразилась в их кличках: Мрачный Ирвинг, Букмекер, Скотина, Марсианин, Битый, Индеец, Нервный Фил, Парикмахер, Мясник, Молочник и, конечно, Беженец. Бруклин занимал первое место в стране по числу иммигрантов.
Короче, я вырос среди маленьких людей, подобных жителям Касриловки, увековеченной Шолом-Алейхемом в "Городе маленьких людей": "Забитый в уголок, в самую глушь, отрешенный от всего окружающего мира, сиротливо стоит этот город, заворожен, заколдован и погружен в себя, словно никакого касательства к нему не имеет этот тарарам с его кутерьмой, суетой, сумятицей, кипением страстей, стремлением подавить один другого и всеми прочими милыми вещами, которые люди удосужились создать, придумав для них всякие названия вроде "культура", "прогресс", "цивилизация" и другие красивые слова..."
Этих маленьких людей обдувают соленые бризы Атлантики. Пролетев еще десять миль к северо-западу, эти ветры достигают башен Уолл-стрит. Дельцы, сидящие в этих высящихся над землей башнях, думают, что дышат свежайшим морским воздухом. Но этот воздух уже загрязнен и отравлен миазмами Бруклина. "Почти так же простой народ зачастую управляет своими вождями, а вожди и не подозревают об этом", - писал когда-то Герман Мелвилл. Это относится и к Брайтону. Белка или птица узнают о приближающемся дожде по падению атмосферного давления. Мы пребываем в неведении до тех пор, пока по окнам не застучат дождевые капли. Обитатели Брайтона, жившие на обочине жизни, узнавали о приближающихся экономических кризисах по падению своих заработков. Финансисты же пребывали в неведении до тех пор, пока "Уолл-стрит Джорнал" не сообщал им вчерашние новости.
Во времена моего детства казалось, что от Манхэттена и Уолл-стрит Брайтон отделяют многие мили. Свои главные университеты спекулянта я прошел в Брайтоне. Игры, сделки, музыка, секс и мир природы научили меня ценить земное и повседневное, а именно это лежит в основе искусства покупать дешево и продавать дорого, чем спекулянт и занимается.

Родословная семьи с Брайтон-Бич
После Первой мировой войны дела в конторе по торговле жильем Мартина и Берди Нидерхофферов, родителей моего отца, шли все хуже и хуже. Вынужденные вести более скромный образ жизни, они переехали на Брайтон-Бич. Жилье в многоквартирном доме стоило недорого, он стоял прямо на берегу Атлантического океана, так что они рассчитывали сделать и жизнь, и отдых экономнее. В 1917 году там и родился их сын Артур.
Родители моей матери, Сэм и Гертруда Айзенберг, переехали на Брайтон-Бич по совету врача. Гертруда перенесла тяжелую операцию на щитовидной железе, и хирург рекомендовал ей постоянную близость к морскому воздуху, богатому йодом. Их дочь Элен родилась в 1924 году.
Мои родители познакомились в 1939 году. Элен была редактором школьной газеты "Журнал Линкольна". Среди других членов редколлегии была Джейн Нидерхоффер, брат которой считался звездой футбольной команды Бруклин-колледжа. Большой эрудит, он часто помогал сестре с домашними заданиями. Вскоре в приготовлении уроков стала участвовать и моя мама. Последовал роман, а за ним и я, ровно через девять месяцев после свадьбы Арти и Элен в 1943 году.
Арти был человеком того типа, который встречается. хотя бы раз в жизни каждому - его любили и уважали все. Больше всего он напоминал Бальдра, скандинавского бога света и красоты, смелого, умного, справедливого, искреннего, простого и щедрого - самого доброго и сострадательного из всех богов.
Арти получил юридическую степень на юридическом факультете Бруклин-колледжа в 1939 году и стал членом Нью-Йоркской коллегии адвокатов в 1940 году. Однако в стране по-прежнему продолжалась депрессия, и он не смог найти работу по специальности. Шел восьмой год "нового курса" Рузвельта, безработица держалась на уровне 18%.. Отцу нужна была работа, и в 1940 году он решил поступить в нью-йоркскую полицию.
Отличная оплата, больше 10 000 долларов в год, неплохая пенсия и отсутствие страха потерять работу - как не позавидовать всем, кто работает в полиции, в пожарной и санитарной инспекции! Когда Нью-Йорк решил принять на работу в полицию триста человек, в очередь на сдачу экзамена выстроилось больше тридцати тысяч. По результатам экзамена Арти оказался в первой сотне. Его зачислили патрульным в участок на Кони-Айленд Он подрабатывал ночным сторожем, а также погрузкой "Нью-Йорк таймс" на развозившие тираж грузовики. Вскоре он продолжил образование в Бруклин-колледже и Нью-Йоркском университете и получил степень доктора социологии с отличием. После двадцати лет службы он ушел в отставку в чине лейтенанта и стал профессором и одним из основателей Колледжа криминалистической юриспруденции имени Джона Джея (который стал частью университетской системы города). Его книги и сегодня остаются классическими трудами в этой области: "Банда" (очень характерно, что Арти не возражал, когда его научный руководитель в докторантуре поставил свое имя в качестве основного автора), "За щитом", "Сила противостояния", "Семья полицейского".
Арти и Элен обосновались на Брайтон-Бич, в маленькой квартире в стиле арт-деко, всего в одном квартале от четырех главных достопримечательностей Брайтона - частного пляжа, висячей мостовой, электропоездов и огромного кирпичного здания городской школы номер 225.
Жемчужиной Брайтон-Бич был "частный" кусочек пляжа. На нем все еще красовалась табличка "Частный" с тех самых дней, когда магнат Джозеф П. Дэй затеял перестройку набережной, стремясь превратить его в курорт для игроков и прожигателей жизни. Это было моим любимым местом.
Следующую четверть века Арти и Элен проводили свой досуг по большей части на набережной. Песчаный пляж Брайтона тянется на 30 метров от полосы прибоя почти на протяжении мили. На востоке он граничит с дорогим Манхэттен-Бич, на западе - с вечным карнавалом парка отдыха на Кони-Айленд Брайтон снисходительно позволяет бедноте дышать тем же воздухом, любоваться теми же видами, уплетать те же лакомства и заниматься тем же спортом, что и богачи. Полоса пляжей тянется на добрый десяток километров. Свежий морской воздух, шум прибоя, игра света и тени на границе воды и песка, простор, великолепный океанский лайнер, уходящий в неведомые страны, закат солнца на море - картины, лучше которых не мог бы желать никто из богатых и сильных мира сего. Лакомства и яства? Ни один царский стол не сравнится с кнышами миссис Сталь, устрицами от Лунди, сосисками Натана в пляжных закусочных; а ведь было еще множество кондитерских магазинчиков, окружавших пляж, где продавались вафли, горячие сухарики и бог знает что еще. Срочную связь телефонные автоматы в кондитерских обеспечивали не хуже, чем частные почтальоны аристократов или почтовые голуби Ротшильдов и агентства "Рейтер". Спорт? Ответом Брайтона на лаун-теннис и сквош было размахивание ракетками и игра в мяч. Простые люди отбивают теннисный мяч от бетонных стен и гоняют футбольный мяч на цементных площадках. Спецпокрытия и трава не для них.

Висячая мостовая
Висячая мостовая и сегодня бежит, словно ручей, из Брайтона, легко огибая гандбольные площадки, вдоль Аквариума, уходя к чудесному Кони-Айленду Над всей этой местностью доминирует старая парашютная вышка времен Мировой выставки 1939 года, словно древний символ вселенной. За бесконечной лентой висячей мостовой медленно садится солнце. Последняя золотая вспышка. Скоро над людскими толпами, волнами и думами об утраченном времени останется лишь мерцание светящейся диадемы Кони-Айленд
Привычка смотреть на тех, кто выше, украдкой, стыдясь собственных взглядов, нередко характерна для мелкой сошки. Во многих воспоминаниях и рассказах о Бруклине упоминается о подглядывании снизу через щели висячей мостовой или из-под детских горок. Это яркая часть жизни истинного бруклинца.
"Я бежал за светом, струившимся из щелей [под планками висячей мостовой], затевал с ним игры - перекрывал его, бросал в него песком... Устав от этого, я принимался перебегать между опорами, с колотящимся сердцем глядя вверх, в узкие щели между досками, выслеживая леди, пренебрегавших нижним бельем, словно индеец добычу" (Норман Ростен, "Под висячей мостовой").
Подглядывание было еще не самым худшим видом про ведения досуга, о чем свидетельствует следующая цитата:
"Под этим укромным миром, ограниченным нарядной мостовой, творились другие, более интимные дела. Для них нужны были тень и уединенность, недаром место под мостовой называли "нижним отелем" (Эллиот Вилленски, "Когда Бруклин был всем миром").
Семейная хроника хранит предание о том, как Арти застал юного члена семьи (нет, не меня) в интимных упражнениях со взрослым человеком. Арти избил старшего партнера до полусмерти.
Я не обладаю физической силой Арти. Но когда брокеры, приняв заказ от моих клиентов, "устраивают" сделки в интимном полумраке своих офисов, а не в торговом зале, мне нередко стоит больших трудов не хлестнуть их резким словом.
Подглядыванием я не занимался. Уже ребенком я находил это унизительным. Сегодня, когда половина дилеров и трейдеров в мире строят догадки о планах Джорджа Сороса и "Дрим Тим" ("Команды Мечты"), для меня этот нездоровый интерес - лишь разновидность рыночного подглядывания. Чем подслушивать разговоры, рыться в корзинах для мусора, трепетать от телефонных звонков, расставлять в лифтах шпионов, посещать лекции гуру и совершать паломничества к Дельфийскому оракулу, лучше бы этим людям выйти на свет божий и заняться полезным для здоровья делом.
Вокруг висячей мостовой располагались семьи, отдыхающие после работы люди и те, кто не собирался работать никогда. Почти обнаженные, разомлевшие, они плескались между влажными теплыми скалами и грелись на песке. В День Независимости 4 июля, если светит солнце, три миллиона отдыхающих на пляже в две квадратные мили - это многовато, но всегда найдется место для еще одной парочки.
Небо над серебряными водами может мгновенно потемнеть. Внезапный ливень или ледяной ветер - и с пляжа хлынет толпа. Большинство пережидает ненастье под сводами висячей мостовой, дрожа и отряхиваясь от песка. Другие растекаются по улицам Бруклина, спеша домой в свои крошечные квартиры в огромных домах броского мавританского стиля, где вестибюль украшают гордые парусники. Я в таких случаях пользовался возможностью продуть пару пятицентовиков в игральном автомате ближайшего кафе.
Зимой множество людей, закутавшись от ветра, восседало на пляжных стульях. "Моржи" плескались в океане. Мои родители играли в теннис под защитой высоких бетонных стен гигантского пустого бассейна.

Приливы и отливы Брайтона
Брайтон-Бич, как большинство прибрежных районов, пережил множество приливов и отливов удачи. На рубеже веков это был район, где селились вышедшие на покой богачи. Помимо прочих достоинств, Брайтон был мировой столицей лошадиных бегов, здесь находилось три ипподрома - Шипсхед-Бей, Грейвсенд и Брайтон-Бич. В элитных отелях "Брайтон-Бич", "Манхэттен-Бич", "Ориентал" готовы были исполнить все прихоти богатых постояльцев. Отель на Кони-Айленд "Фелтман Оушн Пэвильон" имел девять разных ресторанов (в одном из них были изобретены молочные сосиски), и в каждом играл оркестр. Знаменитые биржевые спекулянты - Бриллиантовый Джим Брэди, семейства Вандербильт и Бельмонт, Леонард Джером - по вечерам совершали моцион по висячей мостовой, а потом рысаки уносили их на изысканный ужин, к рябчикам и шампанскому. Эстрадные звезды Джимми Дюранте и Эдди Кантор царили в мюзик-холлах, переполненных праздной публикой.
Конец этой эпохи положило запрещение азартных игр в 1910 году. На месте ипподрома вначале построили шоссе, потом жилые дома. С тех пор Бруклин знаменит рекордными темпами возведения жилья.
Демократизации Брайтона способствовал автомобиль. Богатые теперь могли селиться в более уединенных местах. Прямая ветка метро в 1920 году давала доступ простому населению района к собственному пляжу. Поездка на метро, арбуз, сосиска - все это было по пять центов. Из "рая для богачей" Брайтон превратился в "пятицентовую империю". Каждый солнечный уик-энд на метро к пляжу устремлялись миллионы людей. Главное, что им было нужно, - купальни. К концу "ревущих двадцатых" на Брайтоне было 30 купален, и все их соединяла висячая мостовая.
Под прямым углом к пляжу шли ряды деревянных и металлических опор высотой до 30 футов. Над ними - старые деревянные платформы наземных линий метро Брайтон-Бич и Кони-Айленд. Бунгало и дома, расположенные по соседству, сотрясались от грохота: каждые десять минут на Кони-Айленд и обратно в Манхэттен шли поезда.
Внизу вдоль проносящихся поездов полосой тянулись лотки с фруктами, кондитерские, магазины деликатесов, рестораны и магазины уцененной одежды. Приливы и отливы в этих магазинчиках регулярно повторялись каждые три года, от стопроцентной занятости до девяностопроцентного простоя. Сегодня Брайтон в основном населяют эмигранты из России, и его называют "маленькой Одессой", но магазины по-прежнему привлекают покупателей.
Худший в истории крах рынка в 1929 году повлек за собой Великую депрессию, которая продолжалась до 1946 года и в очередной раз отбросила Брайтон назад. Отец моего отца, Мартин, потерял все в годы депрессии. В "ревущие двадцатые" он спекулировал недвижимостью и акциями в размере 5% рыночной стоимости своих капиталов. Как и очень многие, он устоял при первом звонке, когда индекс Доу упал на 200 пунктов в ноябре 1929 года. В мае 1932 года, после сильных колебаний в течение года, Доу рухнул еще на 75% - до отметки 50. Мартин был разорен полностью. Вся его жизнь после этого была донкихотством, непрестанными поисками шанса, благодаря которому он смог бы снова подняться. При этом он бдительно опережал попытки взимания квартирной платы. Вполне соответствует его образу тот факт, что в качестве утешения он прочел и выучил наизусть "Дон Кихота" в оригинале. Это таких людей, как он, называли "дохлыми утками".
Его сага - обычная история обитателя Брайтона. Переменив множество квартир, он наконец обосновался со своей женой Берди на Первой улице Брайтона. Это последняя улица на границе Брайтон-Бич и Кони-Айленд. Их квартира площадью менее 40 квадратных метров стоила 25 долларов в месяц. Я вырос, имея перед глазами пример изменчивости фортуны в своей собственной семье. По-моему, вполне естественно, что в своих спекуляциях я предпочитаю играть в обороне.

Стадо баранов и его вожаки на бирже
Моя защита от проигрыша на бирже - не покупать до тех пор, пока ситуация не станет отчаянной. Кровь на улицах - это еще не предел. Натан Ротшильд говорил, что предпочитает покупать, когда начинают стрелять, а продавать - когда трубят победу. Для него это, может быть, и неплохо, а для слабого человека вроде меня - недостаточно.
Кровь и стрельба для меня - это ситуация, подобная той, которая сложилась, например, в марте 1996 года на Тайване. Тогда Китай произвел ракетный обстрел, приуроченный к апрельским президентским выборам в этой стране. Аналитики объявили это попыткой пошатнуть фондовый рынок Тайваня. Результатом было однодневное падение акций на 7,8% в Гонконге и на 5% на Тайване. Я тут же нашел спасение в китайских взаимных фондах. Через неделю с каждым ракетным обстрелом Тайвань ПОДНИМАЛСЯ. Через месяц после обстрелов Тайвань был лучшим фондовым рынком мира.
Когда "Титаник" шел ко дну, "над водой стоял душераздирающий звук человеческих голосов - крики, вопли, стоны. Звука, страшнее этого, невозможно себе представить" (Дон Линч, "Титаник: иллюстрированная история"). Когда до меня доносится "громовой рев и свист выходящего пара" фондового рынка, а вслед за ним раздается "долгий траурный стон" прессы, пророчащей конец, я понимаю, что пришло время вступать в игру. В середине 1995 года японский рынок зашатался от последствий землетрясения в Осаке и краха "Барингс", индекс Никкей доходил до 15 000, и некий журнал опубликовал небезызвестную статью с прогнозом его падения до 8000. Брокеры были в растерянности. Тогда я понял, что каждый должен действовать сам за себя, и ринулся в бой.
Тотальная растерянность брокерских фирм во время паники часто связана с падением рынка. Нижняя точка падения индекса Никкей в 1995 году совпадает с крахом "Барингс энд Компани". Падение рынка в 1987 году, когда он стоял на краю, связано с колебаниями прибылей и убытков банковских инвестиций в "Бритиш Петролеум". Известный инвестор, участник круглого стола "Баррон'с" Джим Роджерс чувствует себя комфортно при полном коллапсе и покупает тогда, когда фондовый рынок при смерти. В начале 1996 года обнаружились признаки того, что Джим накапливает пакистанские акции, так как фондовая биржа Пакистана только что была закрыта. К середине 1996 года Пакистан вырос на 35%.
Джеральд Лоэб вспоминает историю, которая хорошо иллюстрирует противоположную часть уравнения. Его брокерский дом купался в роскоши среди краха 1929 года. Даже когда Лоэб отправлялся путешествовать, его биржевые сделки не прекращались.
"В это время Майк Михан, знаменитый спекулянт и специалист по биржевым сделкам с высоко котирующимися в 1929 году акциями "Ар-си-эй", открыл первую передвижную брокерскую контору на пароходе - комфортабельном лайнере "Бремен" компании "Норт Джерман Ллойд". Я отправился на нем в Европу в начале октября 1929 года. Думаю, что это было первое путешествие передвижной биржи. По крайней мере, пока не слышно об открытии брокерской конторы на борту самолета.
Я не устоял перед общим оптимизмом эпохи. Я положил начало загородному клубу биржевых брокеров... Еще одна примета недолговечных излишеств - роскошные помещения брокерских контор. В Палм-Бич мы построили просто картинку. Внутренняя деревянная отделка, собранная по атлантическому побережью, была настоящей, обдутой всеми ветрами. У нас был дворик-патио, фонтан, пальмы и, конечно, настоящий камин, а также пара автомобилей - на случай, если клиенту понадобится машина..." (Джеральд Лоэб, "Битва за биржевые прибыли").
Вскоре после этого Лоэб предложил создать брокерскую контору в загородном гольф-клубе, и быстро нашел желающих вложить в это дело деньги. Собрать их он не успел - грянул крах 1929 года. Лоэб рекомендует продавать акции, когда прибыли брокерских контор высоки, и покупать, когда дела в них идут из рук вон плохо.
В июле 1996 года в связи с паникой на фондовом рынке произошел любопытный двойной инцидент, иллюстрирующий взаимодействие брокеров и акций. Во-первых, "Хэмбрехт энд Квист", одна из ведущих страховых компаний, специализирующихся на высоких технологиях и медицинском обслуживании, объявила, что предполагает выйти на рынок с предложением о начальной продаже акций. Цифры доходов (в млн долларов) изображают захватывающую картину:
1991 1992 1993 1994 1995 1995 1996 Доход $81,8 $125,5 $110,5 $119,3 $220,0 $86,8 $204,5 Общий доход (9,9) 9,7 15,3 15,9 49,4 18,5 47,6 Как только стало известно о поступлении предложения, индекс NASDAQ упал на 15%. В конце июля рынок восстановился, и компания вновь вынесла то же предложение.
Во-вторых, один брокер покончил с собой, выбросившись из окна при известии, что индекс SET в Таиланде за два месяца понизился на 30%. Мой партнер в Таиланде, Мустафа Зайди, человек огромных знаний, немедленно позвонил мне: "Виктор, я считаю, что ты должен знать об этом". На основе этой информации я рискнул и удвоил свои приобретения по этому азиатскому тигру. За три следующих биржевых дня индекс SET вырос на 3%.
В мудром совете Лоэба есть немалая доля истины. Проблема, однако, в том, что слишком многие рассказы выглядят вполне разумно и при этом подтверждаются различными историями. В начале 1996 года индекс Доу взлетал и падал на 100 пунктов несколько раз в день. В прессе тогда рассуждали о том, что рынок находится в надежных руках, поскольку брокерские конторы имеют большие прибыли, а "как известно, перед падением рынка их прибыли всегда падают". Какой смысл в подобных советах, да и как можно отличить хороший совет от плохого, не имея ни данных, ни надежной стратегии?

Уроки Ливермора
С самого детства я крайне осторожно следую чужим советам, даже если они кажутся вполне разумными. Моему деду Мартину посчастливилось: в 1900-х годах его принял под свое крыло на Уолл-стрит Джесси Ливермор по прозвищу Вундеркинд. Они частенько спекулировали на пару в левых брокерских конторах на Нью-стрит, после чего нередко направлялись туда, где играла музыка. Не сомневаюсь, что Мартин, потакая фатальной слабости Вундеркинда, представил ему не одно хорошенькое личико и в фирме-родоначальнице Ирвинга Берлина "Уотерсон энд Берлин", где Мартин был финансовым директором.
Ливермор был идолом Мартина. Вундеркинд казался ему таким же чудом, как игрок в шахматы с завязанными глазами или композитор без рояля. Ливермор нередко работал с акциями по одному звуку биржевого телеграфа, не глядя на ленту. При этом он отличался скромностью ("Единственное, что можно сделать, если ты ошибся, - исправить ошибку"), гибкостью ("Всему свое время") и здравомыслием ("Можно сломать рынок по зернышку, но рынок зерна не сломаешь") (Эдвин Лефевр, "Воспоминания биржевого брокера").
В моменты высших озарений Вундеркинд без колебаний перегрызал глотку. Во время биржевого кризиса 1907 года его беспощадно точная игра вынудила явиться к нему делегацию высших чиновников биржи с просьбой прекратить игру на понижение, поставившую под угрозу само существование рынка. Вундеркинд, как позднее и Сорос, сознавал, что в его собственных интересах дать рынку выжить ("Я тоже игрок на рынке"), и великодушно остановился в момент максимального падения рынка.
Предусмотрительность Джесси доходила до того, что он учел не только собственные человеческие слабости, но и позаботился о своей бесконечно преданной жене:
"Полностью выплатив долги, я вложил довольно крупную сумму в аннуитеты [Аннуитет - определенная денежная сумма, выплачиваемая в счет погашения полученного займа, включая проценты. - Прим. ред.] . Я твердо решил, что если даже окажусь в проигрыше, это не должно отразиться на моей семье. Женившись, я использовал часть своих средств, заключив трастовое соглашение [Трастовое соглашение - обязательство, которое берет на себя банк (трастагент), разумно и с прибылью для владельца управлять доверенными ему средствами, получая за это определенную плату. - Прим. ред.] на имя жены. Когда родился сын, я сделал то же и для него.
Я сделал это не только из-за того, что боялся потерять деньги на бирже, но и потому, что знал: человек внезапно может лишиться всего, что имеет. Поэтому я обезопасил жену и сына от себя самого.
Многие мои знакомые делали то же, но когда им было необходимо, они уговаривали своих жен дать согласие пользоваться их деньгами и обычно теряли все. В условиях заключенных мной соглашений было зафиксировано, что ни я, ни моя жена не имеем права дотронуться до этих денег. Эти средства защищены от меня и моей жены: защищены от моей игры на бирже и даже от любящей жены, всегда готовой к самопожертвованию. Я не хочу рисковать" (Эдвин Лефевр, "Воспоминания биржевого брокера").
Правила Ливермора верны для всех времен. Я свел их в таблицу 1.1. Это - квинтэссенция золотых советов из столь популярных сегодня книг, составленных кудесниками фондового рынка. Сейчас фонды, руководимые лучшими из этих кудесников, доступны любому. К сожалению, чтобы оставаться на плаву, необходимо знать и кое-что из новых трюков.
Воспоминания Мартина о гениальности Вундеркинда хороши всем, кроме одного: Мартин забыл упомянуть о том существенном факте, что Джесси становился банкротом по меньшей мере три раза еще до краха 1929 года. Последний раз он рискнул всем, что имел, в начале 30-х годов и потерял все. В течение десяти лет после этого он бродил вокруг Уолл-стрит, не теряя надежды собрать капитал еще для одной игры. Вконец отчаявшись, он попытался заработать, написав книгу советов. Когда и это не помогло, он окончательно сдался, написал прощальное письмо на восьми страницах в комнате отеля "Шерри-Незерленд" и снес себе полчерепа выстрелом в гардеробной.
Я всегда с некоторым скептицизмом принимал любые советы, сентенции и откровения об Уолл-стрит. Лучший способ определить правдоподобность гипотез вроде теорий Лоэба и Роджерса о брокерских конторах - подвергнуть их количественному анализу и тщательной проверке.
Первое, что я сделал для проверки теории о прибылях брокерских контор, - это собрал цены по "Меррилл Линч", крупнейшей брокерской конторе в Соединенных Штатах, за каждый месяц, начиная с 1972 года, когда она впервые появилась на Нью-йоркской фондовой бирже, и по конец 1995 года. Затем я рассчитал ежемесячную и годовую прибыль этой фирмы и сравнил ее с индексом "Стэндард энд Пуэрс 500" ("С&П 500") [ "Стэндард энд Пуэрс 500" ("С&П 500") - индекс 500 самых высококотирующихся акций Нью-йоркской биржи. - Прим. ред.]. Например, в 1995 году "Меррилл Линч" выросла с 35,75 до 51 - прибыль в 43%. "С&П 500" вырос в 1995 году с 459 до 615 - прибыль в 34 процента. Таким образом, "Меррилл Линч" демонстрирует разницу в прибыли в 9%. Если теория Лоэба верна, подобная разница в прибыли указывает на обратную тенденцию для развития "С&П 500".
Корреляция между разницей в прибыли "Меррилл Линч" за месяц и прибылью "С&П 500" в последующие месяцы составляет +0,05 в течение семи последующих месяцев. Когда у "Меррилл Линч" дела идут хорошо, то и "С&П 500", как правило, имеет лучшие показатели, а когда дела у "Меррилл Линч" идут плохо, у "С&П 500" они еще хуже. После десяти крупнейших подъемов прибыли у "Меррилл Линч" в течение следующих шести месяцев "С&П 500" в среднем вырастает на 3%. После десяти крупнейших спадов прибыли у "Меррилл Линч" в течение следующих шести месяцев "С&П 500" в среднем снижается на 4%. Так что, увы, гипотеза обратного влияния прибылей брокерских контор не подтверждается, хотя бы в той мере, в какой "Меррилл Линч" представляет брокерские конторы.
Впрочем, один интересный результат все же налицо. Годовой избыток прибыли "Меррилл Линч" и изменение "С&П 500" на следующий год обнаруживают корреляцию в -0,3. Для пяти разных лет избыток прибыли "Меррилл Линч" составлял 30% и более. Ежегодно в течение трех лет из этих пяти индекс "С&П 500" снижался. Вероятность снижения в данных случаях составила 3:2. Сравните это с 2:15 для всех других лет. Вероятность 11:1 заставляет предположить, что прибыль брокерских контор может служить предвестником ее будущего годового снижения. График этого отношения приведен на рис. 1.1.

Рис 1.1. Избыток прибыли "Меррилл Линч" относительно прибыли "С&П 500" на следующий год. 1972-1995

Правила Джесси Ливермора
[ (Цит. по: Edwin Lefevre, Reminiscences of a Stock Operator (Эдвин Лефевр. Воспоминания биржевого брокера). New York: John Wiley & Sons, 1994. Воспроизведено с разрешения Expert Trading, Co.)]

О важности избирательности при спекуляциях
Всему свое время, но я этого не понимал. Именно это погубило очень многих на Уолл-стрит, в том числе и людей, которых трудно причислить к желторотым новичкам. Дураки бывают обычные, которые все делают невпопад, и бывают дураки от Уолл-стрит, которые считают, что торговать нужно постоянно. Не существует разумных причин для того, чтобы каждый день продавать и покупать акции, и никто не обладает достаточными знаниями, чтобы при этом играть осмысленно.
О рынках и о тех, кто на них работает
Единственное, чего никогда не сделает фирма, работающая на фондовом рынке, - это не станет делиться комиссионными. Хозяин скорее простит биржевому брокеру убийство, грабеж и многоженство, чем снижение гонорара за ведение бизнеса меньше чем на священную цифру в восемь процентов. Само существование фондовой биржи зависит от соблюдения этого вечного правила.
Мои отношения с моими брокерами были достаточно дружескими. Их варианты балансов и отчетов не всегда совпадали с моими, отличаясь неизменно в сторону, неблагоприятную для меня. Забавное совпадение? Отнюдь! Я сражался за свои интересы и в итоге побеждал. У них всегда оставалась надежда получить с меня то, что я отобрал. Мою победу они, по-моему, воспринимали как временный заем.
Об ошибках и мудрости
Человек, который не делает ошибок, завладел бы миром за один месяц. Но человек, который не учится на своих ошибках, не владеет ничем.
Конечно, если человек одновременно и умен и удачлив, он не повторит одну и ту же ошибку дважды. Но он может совершить одну из десятков тысяч ошибок, родственных ей. Семья ошибок так велика, что недостатка в глупостях, которые можно совершить, не ощущается никогда.
Ошибку извиняет только возможность нажиться на ней.
О спекулянте и эмоциях
Иногда мне кажется, что биржевые спекуляции - занятие противоестественное. Как правило, спекулянт вынужден идти против собственной природы. Естественные человеческие слабости гарантируют неудачу при спекуляции. Как правило, это либо те свойства, которые делают нас привлекательными для окружающих, либо те наши качества, которых мы остерегаемся при других рискованных предприятиях, где они даже менее опасны, чем при работе с акциями и ценными бумагами.
Главные враги спекулянта всегда осаждают его изнутри. Для человеческой природы характерно испытывать и страх, и надежду. Когда рынок оборачивается против спекулянта, единственное, чего он может ожидать, - это что каждый новый день может стать для него последним. Играть на бирже и быть нормальным человеком совершенно невозможно.

Упражнения с ракеткой
Уж не родился ли я с ракеткой в руке? На самых первых фотографиях видно, что моей любимой игрушкой в колыбели и в коляске была ракетка для пинг-понга. Я сопровождал родителей на игру в теннис, как только научился ползать. Так я познакомился со спортом.
Теннисные корты на Брайтон-Бич на зиму закрывались, но заядлые игроки вроде моих родителей продолжали играть. Теннисную сетку натягивали в пустом гигантском бассейне, защищенном от ветра. Среди энтузиастов тенниса, укрывшихся от ледяного дыхания Атлантики и неутомимо отбивавших мяч всего в 30 метрах от полосы прибоя, были и Арти с Элен.
Сетку натягивали в более мелкой части бассейна, а меня сажали на противоположном, более глубоком краю. Ровно пять минут у меня уходило на то, чтобы вверх по наклонному цементному дну доползти к родителям. За это время они успевали отыграть несколько очков. Каждый раз, когда я добирался до них, меня относили обратно. Не сомневаюсь, что ранний опыт сизифова труда предвосхищал карьеру биржевого спекулянта. После игры мама бросала мне мяч, а отец придерживал в моей руке ракетку. Отбив мяч, он восклицал "Есть!" - и отрабатывал моей рукой удар справа.
Этот мой детский опыт я часто вспоминаю, когда начинаю новый день на бирже. За всю мою карьеру через мои руки прошли сотни миллиардов долларов, таких новых дней в ней было добрых пять тысяч, и ни один из них не принес мне удовлетворения. Когда я делаю деньги, мне всегда хочется дать себе пинка за то, что я был недостаточно агрессивен. В тех случаях, когда я проигрываю, каждый потерянный доллар причиняет мне боль. А такое бывает слишком часто. Ну почему мне не хватило ума вовремя остановиться? Где же отец, который возьмет меня за руку и научит обращаться с рынком, покажет, как определить и провести идеальную сделку?
Упражнения с ракеткой и мячом - подбросить и отбить, - которые начинались на дне бассейна, постепенно перешли на настоящий теннисный корт. Я не изменяю традиции и продолжаю тренировки со своими шестью дочерьми, только спортивный инвентарь у них посовременнее: мини-ракетки в 1/4 из углеволокна. В августе 1995 года, едва избегнув участи быть похороненным заживо в результате внутренних игр ряда правительственных чиновников, я поспешно скрылся в прохладу Вайнэлхевена, штат Мэн, на семейное торжество. Я знал, что для тенниса погода слишком холодная, и не взял с собой ракетку. Но мои дети, как и я, используют любую возможность, и трехлетняя Кайра все равно желала играть. "Папа, я буду отбивать ковшиком", - сказала она. Арти не преминул бы заметить: "Викки, у тебя растет новый чемпион". Но вместо него - и в память о нем - пусть улыбнутся мои читатели.
К шести годам я уже стал слишком сильным партнером для своих ровесников. Чтобы со мной соглашались играть на пять центов, я должен был играть левой рукой или давать фору в 15 очков. Я очень рано научился вставать на ноги после поражений. Но еще важнее - научиться избегать падений.
Уроки мне давал Уитлоу Уайет, ас подачи "Бруклин Доджерс" во времена моей юности. Вот три его правила для лидера (они хороши не только для игроков в бейсбол, теннис и гандбол, но и для спекулянтов):
"Не отвлекайся ни на миг. Иначе не сможешь продолжать выигрывать. Отбивай каждый мяч, как первый. Так вырабатывается внимание.
Второе правило: подавать каждый мяч так, чтобы его было трудно отбить. Это поможет выявить слабые места противника.
Третье, о чем нужно помнить: как бы плохо ни играл твой противник, не позволяй себе расслабиться: он тут же воспользуется этим". (Пол Диксон, "Лучшие афоризмы бейсбола".)
В рабочий день на бирже меня нередко отвлекают, а это способствует потере внимания. Чтобы полностью сосредоточиться на работе, я никогда не отвечаю на телефонные звонки, не делаю перерывов для еды, никого не принимаю. Не подписываю чеков. Тем более никаких налоговых ведомостей и прочей бухгалтерии, которая отнимает так много времени в обычном бизнесе. Когда правил Уайета недостаточно, я напоминаю себе о другом великом бейсболисте моей юности - Теде Уильямсе. Когда Тед Уильямс решил, что суета вокруг его дня рождения, который приходился на август, слишком отвлекает его от точности подачи, он попросту перенес свой день рождения на октябрь. Я не обладаю ни врожденной интуицией, ни природной мудростью некоторых брокеров, я не силен в научном исследовании рынка, зато мне нет равных в умении концентрировать внимание.
На протяжении всей юности я продолжал заниматься теннисом с родителями на самых разных кортах. Один из главнейших факторов - ежедневные упражнения зимой на корте Нептун-авеню, Кони-Айленд Мы приходили с лопатой, разгребали снег и играли в перчатках при минусовой температуре. К сожалению, хорошего теннисиста из меня не вышло. Высшим моим достижением была победа в юношеском (до 18 лет) чемпионате Нью-Йорка в возрасте 11 лет. Сегодня я играю на уровне второго состава игроков сборной среднего американского колледжа. Я знаю и в состоянии оценить все профессиональные приемы, хотя и не владею ими на нужном уровне. Очень унизительно, когда приятели подстраивают мне встречу с профессиональным теннисистом и я неизменно сажусь в лужу. То же ощущение я испытываю, когда приятели приводят ко мне господина, рекламирующего "беспроигрышные" прожекты. Это не для меня.
Навык обращения с ракеткой больше пригодился мне для игры в сквош Здесь мне неслыханно повезло: меня тренировал Джек Барнэби, величайший тренер во всех видах спорта, в которых используется ракетка. Я попал в его руки как раз вовремя, ему не пришлось меня переучивать.
Главной особенностью моих тренировок на протяжении всей моей спортивной карьеры было то, что четыре дня в неделю я играл против себя самого. Во время этих тренировок я отрабатывал какой-нибудь один удар, многократно повторяя его. Все остальные в основном тренировались в процессе игры. Сначала прием удара справа, потом слева. Тот же самый удар от стены. Потом игра против себя самого. Нидерхоффер, удар справа против Нидерхоффера, удар слева. Нидерхоффер в защите против Нидерхоффера в нападении. Теперь вперед, назад, по всему корту. Все, больше не могу. Я вел дневник этих тренировок. Отрывки из него опубликованы (Остин Фрэнсис, "Сквош для умных людей: как работать головой, чтобы выиграть"). Просмотрев этот дневник сейчас, я подсчитал, что эти тренировки составили один матч, который продлился 3500 дней без перерыва.
Тренировки пригодились мне в биржевых спекуляциях. Я был польщен, когда мой партнер Поль Буйе сказал одному потенциальному клиенту, что не знает никого равного мне по умению концентрироваться и трудолюбию.
Образцом в спорте для меня всегда был Рене Лакоста по прозвищу Крокодил. Его замечательная автобиография, написанная вскоре после победы в Уимблдонском турнире в 1928 году, - без сомнения, одна из лучших книг о теннисе. В ней он рассказывает, как однажды провел подачу на главном корте Уимблдона, когда его противник раскланивался, а весь стадион встал. Он не подозревал, что на стадион прибыла королева Мэри и, как велит обычай, зрители поднялись с мест в знак приветствия. Восемнадцать тысяч зрителей увидели, что вошла королева. Лакоста в это время думал только о подаче. (Рене Лакоста, "Лакоста и теннис".)
В чемпионате Франции у Крокодила было большое преимущество. Во время турнира часто моросил дождь, и умные болельщики являлись на трибуны с зонтами. Когда начинался неизбежный дождь, на стадионе возникало движение и слышался шум открываемых зонтов. За это время Лакоста неизменно выигрывал несколько очков. Его противников отвлекал шум, а Рене, полностью сосредоточенный на игре, не замечал его.
Состязательные виды спорта особенно полезны будущим спекулянтам. Весь смысл детства заключается в игре. А игра - это окно во взрослую жизнь. И тот, кто обладает пытливым умом, ведет записи и учится стратегии выигрыша, становится победителем.
Хэнк Шаткин, многолетний владелец клиринговой [Клиринг - система безналичных расчетов путем зачета взаимны: требований и обязательств. - Прим. ред.] фирмы при Фондовой бирже Чикаго, на которого в свое время работало свыше сотни брокеров, считает, что лучшая подготовка будущего спекулянта - занятия спортом. Рабочее пространство биржи заполнено бывшими спортсменами-профессионалами. Как минимум восемь членов святая святых Фондовой биржи Чикаго - бывшие профессионалы, игравшие за "Чикаго Кабз" или "Биарз".
Отношения между рынком и профессиональным спортом бывают достаточно сложными. 25 сентября 1995 года член Фондовой биржи Чикаго, все игры которого проходили в зале биржи, отведенном сделкам по облигациям, удалился с работы пораньше, чтобы успеть на решающий бейсбольный матч "Чикаго Кабз". Когда подающий Рэнди Майерс дал маху, он так разгорячился, что выскочил на поле и бросился тузить Рэнди. Продемонстрировав хладнокровие, которого вполне хватило бы для получения места брокера по фьючерсам на Чикагской бирже, Майерс спокойно свалил биржевика на землю, скрутил ему руки, поскольку у него могло быть оружие, подождал, пока подоспели люди в форме, и привел команду к победе со счетом 12-11.

Истинный джентльмен
Спортсмены с Брайтон-Бич гордились своим рабочим происхождением. Они умели играть и знали, что такое труд Гандбол и теннис не случайно были их любимыми видами спорта.
Молочник по утрам всегда развозивший на своей тележке молоко по всей округе, после этого был не в лучше? форме. Вик Гершкович, лучший в одиночной игре, обладал значительным преимуществом: он был пожарником мог тренироваться во время работы, так как в пожарном части был теннисный корт. Моэй Оренштейн, лучший игрок в парном теннисе, тоже имел возможность дополнительных тренировок: ходили слухи, что он разминал ноги, бегая по поручениям нелегальных букмекеров. Арти играл в паре с Битым - строителем, прозванным так за свои руки, и со Слесарем.
Игроки особенно выкладывались, когда на их игру делались ставки. Такая игра редко обходилась без двух-трех драк и замены судьи. К концу игры парни были сплошь в синяках, так как по правилам игроку, который отбивал мяч и блокировал противника, не сходя с места, начислялось дополнительное очко. Единственным способом зашиты было сбить блокирующего собственным телом или мячом. Эти твердые черные мячики с расстояния в два фута врезались в спину со скоростью 100 миль в час. Матчи неизменно растягивались на несколько часов, поскольку игроки всегда затевали споры со зрителями и судьей.
В те времена физическая сила применялась в профессиональном сквоше не реже, чем в гандболе, баскетболе или футболе. Потом кто-то изобрел "английскую систему" - правило начислять очко игроку, который ударил противника мячом. Все тут же принялись от него уворачиваться. Сегодня сквош - джентльменская игра.
Я отнесся к английской системе вполне серьезно. В 1971 году я выигрывал в финальной игре национального чемпионата со счетом 11:3. Мой противник блокировал меня, и я запустил в него мячом.
"При счете 11:3?!" - завопил он.
"Счет 14:0", - парировал я, одарив его взглядом опытного сборщика налогов, старающегося ускорить получение платежей.
То же я испытываю, когда после долгих уверений в незыблемости рынка дилеры выходят из игры. В моем офисе всегда действуют как минимум три прямых телефона с предварительным прослушиванием, так что провинившиеся брокеры не смогут больше продолжать работать со мной. Хотя это не имеет значения для моего сегодняшнего состояния так же, как и для счета в том давнем матче. Главное для меня - соблюдение правил игры и упоение собственным величием.
Только один резко отличался от всех игроков - Арти. Он никогда не засчитывал себе спорный мяч, никогда не спорил, не ставил деньги и всегда благодарил противника за "прекрасную игру". По всеобщему мнению, Арти был воплощением истинного спортсмена.
Однажды, играя в паре с отцом, мы в отчаянной борьбе проиграли матч. Раз за разом он соглашался, что наши прекрасные мячи уходят в "аут", в то время как наши соперники плутовали как могли. Я не выдержал и закричал на него:
"Послушай, ты знаешь, что я поставил на нас с тобой пять центов, а ты их продул со своими дурацкими "аутами"! Ты играешь в паре со мной или с ними?!"
"Остынь. Это всего лишь игра. Если для тебя так важны эти несколько очков, ты не заслуживаешь победы. Всегда решай спор в пользу соперников, и тогда ты увидишь их с лучшей стороны. И чувствовать себя будешь лучше".
Я обожал рассказывать Соросу, каким замечательным человеком был Арти. Однажды я рассказал ему эту историю. Горячая линия связывала два красных телефона, на его столе и на моем. Джордж выслушал меня и что-то пробормотал по-венгерски - я принял это за выражение его уверенности в том, что я пошел в отца.
Через три недели он объявил аудит [Аудит, аудиторская проверка -проверка состояния финансовых документов. - Прим. ред.] всех сделок, которые я когда-либо заключал для него. "Виктор, я полностью тебе доверяю... но именно потому, что мы так близки, я решил сделать это ради наших взаимных интересов. Так как же называлась фирма, в которую ты позвонил, чтобы перевести ту убыточную сделку с твоего счета на мой? Гэри, закончи аудит за неделю и доложи непосредственно в Кюрасао". Позже он перевел мне то, что сказал тогда по-венгерски: "Чем больше он говорит о своей честности, тем быстрее я пересчитываю мелочь в своем кармане".
Вероятно, благодаря такому скептицизму (в том числе и по отношению к себе) Джордж и стал легендой. Один только факт, что я рассказал ему историю, представляющую меня в выгодном свете, уже насторожил его. Должен признаться, что это присуще и мне. Как только человек начинает: "Честно говоря..." или "Со всей откровенностью должен сказать...", я сразу проверяю, на месте ли бумажник, и держу его крепче.
Мне понадобилось много времени, чтобы понять слова отца, и еще больше, чтобы применить их на деле. И в 1966 году я понял, как закрепились во мне его уроки. Это произошло на турнире по сквошу Гэрри Коулса, в утонченной атмосфере шестого этажа гарвардского клуба в Нью-Йорке. Англичане традиционно оживляют все виды деятельности заключением пари. Отдавая им должное (ведь они провозглашали не менее восьми тостов за королеву на банкетах, предшествовавших соревнованиям), организация турнира предусматривала "калькуттский аукцион" на вечернем банкете перед полуфиналом. На "торги" выставлялись все полуфиналисты, и доход делился пополам между вышедшими в финал. Мы с дядей Хауи скинулись и внесли некую сумму за меня.
На следующий день моим противником в матче был Бобби Хезерингтон, священник епископальной церкви из Буффало, один из лучших спортсменов, которых я встречал в жизни. Он занимал второе место в турнирной таблице. Первый гейм я выиграл со счетом 15-9. Дядя Хауи впервые в жизни наблюдал с галерки настоящий сквош. Прикинув шансы на выигрыш, в перерыве он спустился ко мне:
"Вик, что ты делаешь? Из девяти очков восемь были твоими штрафными, и ты сам выкрикивал о них прежде, чем судья открывал рот. Если ты будешь продолжать в том же духе, мы как пить дать продуем калькуттский аукцион".
"Хауи. - сказал я, - так положено поступать при игре в сквош. Это сказал бы и Арти".
Я как сейчас вижу лицо Хауи, на котором отразились смешанные чувства. Совершив попытку вразумить меня и улучшить шансы на выигрыш, он умчался обратно на галерку.
Я стараюсь играть честно в биржевых сделках. Я не даю преференций [Преференции - различные скидки и льготы. - Прим. ред.], какую бы прибыль мне ни обещали. Хочу заметить, что ни особой честностью, ни бесчестностью я не отличаюсь от прочих представителей рода человеческого. Я взял себе за правило поступать с противниками, как учил меня Арти. Забавно, что при этом мне еще не встречался деловой человек, который не считал бы себя честным, включая самых отъявленных мошенников. Не сомневаюсь, что найдутся люди, готовые сказать то же обо мне. В бизнесе далеко не уйдешь, если дашь понять партнерам, какого низкого мнения ты об их честности.

Обуздание характера
Наряду с азартными играми еще одним моим пороком в детстве был взрывной характер. Когда судья начислял штрафное очко, я тут же высказывал ему все, что думал по этому поводу. В паре для меня не было худшего партнера, чем отец, так как с ним постоянно приходилось добывать два очка, чтобы засчитали одно. Все мои убийственные удары он объявлял "китайскими" - очко противнику.
Проиграв первый гейм, когда на кону были деньги, я обругал своего взрослого противника за то, что он не давал мне играть, швырнул ракетку ему в голову, выхватил свою ставку (двадцать пять центов) из шляпы и бросился бежать.
Арти бросился вдогонку. Он изловил меня в классическом месте, под бруклинской висячей мостовой: "Если еще раз увижу, что ты так отвратительно себя ведешь, на берег больше не пойдешь. Вернись и немедленно извинись, пока я тебе не всыпал как следует. Мало того, что ты опозорился, ты еще и сыграл на руку противнику, теперь он будет играть сильнее". С этими словами он провел прямой удар мне в плечо. Он состоял в сборных Бруклинского колледжа по борьбе и по футболу. Прошло 45 лет, а я все еще помню боль того удара.
С тех пор я выигрывал множество матчей благодаря тому, что мой противник, тратя собственные силы, пререкался с судьей.
Спекулянту легче всего переложить вину за собственные ошибки на трейдеров, исполняющих его указания. Особенно соблазнительно сорвать на них гнев, когда терпишь убытки, тем более если их неумелое исполнение указаний усугубило ситуацию. Сколько раз я слышал их бестолковые оправдания, за которыми, я уверен, не скрывается ничего, кроме низости. Но "боль от удара не стихает", и когда я открываю рот, то максимум ругательств, которые я себе позволяю обрушить на какого-то несчастного клерка, звучит примерно так:
"Привет, говорит док Нидерхоффер Хочу только сказать, что английский язык не настолько богат, чтобы выразить словами всю недопустимость вашего поведения по отношению к моему клиенту. Он в ярости и, без сомнения, закроет свой счет и немедленно подаст в суд на меня и моих агентов. Будьте добры предупредить главу вашей клиринговой фирмы и всех посредников, чтобы не удивлялись, если в ближайшие дни получат повестку в суд".
Так как деньги в биржевой игре я теряю часто (разумеется, в результате плохой работы брокеров), мой брат Рой запрограммировал компьютер на произнесение этого послания синтезированным голосом, с соответствующими убийственными интонациями и ритмом. Однажды наш валютный брокер ответил компьютерному синтезатору: "По крайней мере, хорошо услышать это лично от вас, даже если вы всего лишь говорите о наших ошибках".
"Да, вот такой я парень", - напечатал Рой текст для синтезатора.
Помню, как однажды Джек Крамер запустил теннисной ракеткой в судью на чемпионате Калифорнии для возрастной категории до 13 лет. Увидев, что его отец подходит к судье, Джек был счастлив. "Ну наконец-то, - подумал он, - отец решил заступиться за меня".
В следующий момент он услышал голос судьи: "Игра окончена. Победитель Смит, счет 4:6, 4:3, Крамер выбывает". Отец Джека подошел к сыну, переломил ракетку через колено и заявил, что игра в теннис для него прекращается на все лето, а если он еще раз поведет себя так безобразно, то не выступит больше ни в одном турнире. Как-то Джек заметил в разговоре со мной, что этот случай, когда он пререкался с судьей, был последним в его великой спортивной карьере. Я уверен, что полученные Джеком и мной уроки - лучшая подготовка к успешной карьере спекулянта или к любому другому виду деятельности. Они избавили нас от беззастенчивой агрессивности, которую с детства прививают профессиональным атлетам.

<< Пред. стр. 1 (из 7) След. >>

Список литературы по разделу