<< Пред. стр. 6 (из 8) След. >>
MADGE (very quietly): Mother! (Mrs. C. stops but does not turn.) We've both said what we want to say. There isn't any more to be said. And if you decide to have any more of these family conferences, don't trouble to ask me to attend them, because I shan't. I don't expect now to see a penny of father's money. And please don't expect to see any of mine.ROBIN: Who wants your?
Mrs. C.: Come on, my dear, and we'll talk like human beings.
139
Они выходят. Оставшиеся трое несколько минут сидят молча.
МЭДЖ: Кей, я, кажется, поначалу была не слишком любезна с тобой сегодня. Если так, извини.
КЕЙ: Пустяки, Мэдж. Прощай, Мэдж. Желаю и тебе заполучить такой пост.
МЭДЖ: Прощай, Кей. Чем заниматься пустопорожней газетной поденщиной, попробуй написать хорошую книгу.
Целуются. МЭДЖ выходит, ЭЛАН ее провожает. КЕЙ осталась одна, теперь видно, что она глубоко взволнована. Беспокойно бродит по комнате, потом торопливо наливает себе виски и содовой, закуривает сигарету; пригубила виски, садится, забыв и о виски, и о догорающей в пальцах сигарете, смотрит остановившимся взглядом в прошлое и начинает плакать. Набивая трубку, возвращается ЭЛАН.
ЭЛАН (весело): На лондонский поезд тебе еще рано, Кей, в запасе добрых полчаса. Я отвезу тебя на станцию. (Подходит к ней.) Что с тобой? Расстроилась из-за всего этого, да?
КЕЙ: Наверно, так. А я-то думала, что меня уже ничем не проймешь... Вот видишь, я изображала современную независимую женщину — тут и сигарета, и виски с содовой... только все это зря... Понимаешь, Элан, я не просто сидела здесь сегодня вечером, я вспоминала другие вечера, давние-давние, когда мы были не такие...
ЭЛАН: Да, понимаю. Как мы в те годы справляли Рождество... и дни рожденья...
140
They go out. The other three are quiet and still.
MADGE: I have an idea I wasn't too pleasant to you, Kay, earlier when we met to-night. If so, I'm sorry.
KAY: That's all right. Good-bye, Madge. I hope you collar one of these headships.
MADGE: Good-bye, Kay. And do try and write a good book, instead of doing nothing but this useless journalism.
They kiss. MADGE goes off, accompanied by ALAN. KAY, left to herself, shows that she is deeply moved. She moves restlessly, then hastily pours herself a whisky and soda, lights a cigarette, tastes the whisky, then sits down, ignores the cigarette bum-ing in her hand and the whisky, stares into the past, and then begins to cry. ALAN returns, filing his pipe.
ALAN (cheerfully): You've a good half-hour yet, Kay, before you need set out for the London train. I'll take you to the station. (Comes up to her.) What's the matter? Has all this—been a bit too much for you?
KAY: Apparently. And I thought I was tough now, Alan. ...See, I was doing the modern working woman— a cigarette and a whisky and soda ... no good, though.... You see, Alan, I've not only been here to-night, I've been here remembering other nights, long ago, when we weren't like this....
ALAN: Yes, I know. Those old Christmasses... birthday parties....
141
КЕЙ: Вспомни, какие мы когда-то были, какими думали стать. А теперь... И ничего у нас больше нет, Элан, мы — вот такие. Каждый наш шаг, каждая секунда только к худшему. Если это и значит жизнь, зачем жить? Лучше умереть, как Кэрол, пока не узнаешь этого, пока за тебя не взялось Время. Я и раньше это чувствовала, Элан, но никогда — с такой остротой, как сегодня. В мире есть грозный дьявол, имя ему — Время.
ЭЛАН (вертя в руках трубку, негромко, застенчиво):
Ты когда-нибудь читала Блейка?
КЕЙ: Да.
ЭЛАН: А помнишь эти стихи? (Читает негромко, но с чувством.)
В наших душах, в ткани дивной Скорбь и радость неразрывны, Лишь бы в скорби различить Радость — шелковую нить. Так даны судьбой от века Счастье с горем человеку. Так дано, так быть должно, Их разъять не суждено. Если это мы поймем, Мирно долгий путь пройдем.
КЕЙ: Мирно? Нет, Элан... по крайней мере, для меня никакого нет мира и покоя. Если бы все просто перемешалось — хорошее и дурное — тогда пусть, но ведь становится хуже и хуже. Мы сегодня своими глазами видели. Время нас одолевает.
142
KAY: Remember what we once were and what we thought we'd be. And now this. And it's all we have, Alan, it's us. Every step we've taken—every tick of the clock—making everything worse. If this is all life, is, what's the use? Better to die, like Carol, before you find it out, before Time gets to work on you. I've felt it before, Alan, but never as I've done to-night. There's a great devil in the universe, and we call it Time.
ALAN (playing with his pipe, quietly, shyly): Did you ever read Blake?
KAY: Yes.
ALAN: Do you remember this (qruotes quietly, but with feeling):
Joy and woe are woven fine A clothing for the soul divine;
Under every grief and pine Runs a joy with silken twine. It is right it should be so;
Man was made for joy and woe;
And when this we rightly know, Safely through the world we go... .
KAY: Safety through the world we go? No, it isn't true, Alan—or it isn't true for me. If things were merely mixed—good and bad—that would be all right, but they get worse. We've seen it to-night. Time's beating us.
143
ЭЛАН: Нет, Кей, Время — как сон. Иначе оно бы неминуемо все разрушило, всю вселенную, а потом повторило бы все сызнова, каждую долю секунды. Но Время ничего не разрушает. Оно просто ведет нас по этой жизни от одного окошка к другому...
КЕЙ: Но счастливых молодых Конвеев, которые разыгрывали здесь шарады, больше нет, они ушли, исчезли безвозвратно.
ЭЛАН: Нет, они живые, настоящие, вот как мы с тобой здесь, сейчас живые и настоящие. Мы видим другую часть всего сущего — это, если угодно, плохая часть, но вся картина остается на месте.
КЕЙ: Элан, но ведь сейчас мы не можем быть другими, мы такие, как есть.
ЭЛАН: Нет... трудно вот так, сразу объяснить... Я дам тебе одну книгу, почитай в поезде. Суть вот в чем: сейчас, в эту минуту или в любую другую, мы — только частица, малое звено своего подлинного "я". А на самом деле каждый — длинная цепь своих "я", она протянулась во времени, пока мы живы, и, когда наша жизнь придет к концу, все эти наши "я", все наше время и будет — мы: настоящая ты, настоящий я. А потом, может быть, мы очнемся в другом времени, и это будет просто другой сон.
КЕЙ: Я постараюсь понять.., если ты и правда веришь... и, по-твоему, я тоже смогу поверить... что Время не просто секунда за секундой отнимает у нас жизнь... губит... все разрушает... безвозвратно...
ЭЛАН: Нет, Кей, не так все плохо. Я дам тебе эту книгу. (Пошел было к выходу, но вернулся.) Знаешь, я думаю, оттого и половина наших несчастий, что мы думаем, будто Время с каждой секундой от-
144
ALAN: No, Time's only a kind of dream, Kay. If it wasn't, it would have to destroy everything—the whole universe—and then remake it again every tenth of a second. But Time doesn't destroy anything. It merely moves us on—in this life—from one peephole to the next.
KAY: But the happy young Conways, who used to play charades here, they've gone, and gone for ever.
ALAN: No, they're real and existing, just as we two, here now, are real and existing. We're seeing another bit of the view—a bad bit, if you like—but the whole landscape's still there.
KAY: But, Alan, we can't be anything but what we are now.
ALAN: No... if shard to explain... suddenly like this... there's a book I'll lend you—read it in the train. But the point is, now, at this moment, or any moment, we're only a cross-section of our real selves. What we really are is the whole stretch of ourselves, all our time, and when we come to the end of this life, all those selves, all our time, will be us—the real you, the real me. And then perhaps we'll find ourselves in another time, which is only another kind of dream.
KAY: I'll try to understand ... so long as you really believe—and think it's possible for me to believe— that Time's not ticking our lives away... wrecking ... and ruining everything ... forever....
ALAN: No, it's all right, Kay. I'll get you that book. (Moves away towards door, then turns.) You know, I believe half our trouble now is because we think
145
нимает у нас жизнь. Оттого мы и кидаемся кто куда, и за все хватаемся, и друг друга раним.
КЕЙ: Будто в панике на тонущем корабле.
ЭЛАН: Да, вроде этого.
КЕЙ (улыбается ему): А вот ты ничего такого не делаешь, ты очень хороший!
ЭЛАН: Мне кажется, так легче... в конечном-то счете.
КЕЙ: Как будто мы — бессмертны?
ЭЛАН: Да, и нас еще ждут чудесные приключения.
Выходит. КЕЙ, успокоенная, но все еще в глубоком раздумье, отходит, остановилась, подняв голову, и смотрит в окно. И сразу же занавес опускается.
Time's ticking our lives away. That's why we snatch and grab and hurt each other.
KAY: As if we were all in a panic on a sinking ship.
ALAN: Yes, like that.
KAY (smiling at him): But you don't do those things—bless you!
ALAN: I think it's easier not to—if you take a long view.
KAY: As if we're—immortal beings?
ALAN (smiling): Yes, and in for a tremendous adventure.
Goes out. KAY, comforted, but still brooding, goes to the window and stands there looking out, with head raised. No sooner is she settled there than the curtain comes down.
Конец второго действия
End of Act Two
ДЕЙСТВИЕ III
КЕЙ сидит в точности так же, как мы видели ее в конце первого действия, и нам еще слышно — миссис КОНВЕЙ поет шумановскую "Орешину". На сцене никакого движения, пока не смолкла песня, затем доносятся аплодисменты, говор гостей — и тут входит ЭЛАН и включает свет. Мы видим, комната и вся обстановка не изменились. Перемена только в КЕЙ. Что-то ее гложет — неуловимое краткое видение, тени неясных предчувствий. Она глубоко встревожена. Оглядывает комнату раз, другой, словно только что видела ее в ином обличье. Озадаченно смотрит на ЭЛАНА. Тот улыбается ей, привычно потирает руки.
ЭЛАН: Ну что, Кей?
КЕЙ (как бы решаясь на некий важный шаг): Элан... (И умолкла.)
ЭЛАН: Да?
КЕЙ (поспешно): Нет, ничего...
ЭЛАН (присматривается к ней): Похоже, ты тут заснула, пока мама пела.
КЕЙ (смущенно): Нет, я просто сидела... слушала. А свет погасила. Нет, я не спала... Разве что задремала... на минутку... Наверно, не дольше. Но... вдруг мне почудилось... мы были... и ты тоже участвовал, Элан.
ЭЛАН (слова сестры его и позабавили и озадачили): В чем участвовал?
КЕЙ: Не могу вспомнить. И я же все время слышала,
как мама поет. Что-то я... запуталась.
150
ACT III
KAY is sitting just as we left her at the end of Act I, and we can still hear Mrs. CONWAY singing Schumann's "Der Nussbaum". Nothing happens until the song has ended and we have heard some applause and voices from the party, but then ALAN enters and switches on the lights. We see that the room and everything in it is exactly as they were before. Only KAY herself has changed. Something—elusive, a brief vision, a score of shadowy presentiments—is haunting her. She is deeply disturbed. She throws a look or two at the room as if she had just seen it in some other guise. She looks at ALAN, puzzled. He grins and rubs his hands a little.
ALAN: Well, Kay?
KAY (as if to break into something important): Alan— (Breaks off.)
ALAN: Yes?
KAY (hurriedly): No—nothing.
ALAN (looking more closely at her): I believe you've been asleep—while mother was singing.
KAY (confusedly): No. I was sitting here—listening. I turned the light out. No, I didn't fall asleep—1 don't know, perhaps I did—just for a second. It couldn't have been longer. But—quite suddenly—1 thought I saw... we were.... Anyhow, you came into it, I think, Alan,
ALAN (amused and puzzled): Came into what?
KAY: I can't remember. And I know I was listening to mother singing all the time.
151
Входит ХЕЙЗЛ с тарелкой, на тарелке огромный ломоть торта с уймой крема. Она уже на ходу начинает лакомиться.
ХЕЙЗЛ: Там все прощаются, и я улизнула от этого мерзкого коротышки, которого привел Джеральд Торнтон.
КЕЙ (поспешно): А я должна с ними проститься. Быстро выходит. ЭЛАН замешкался.
ЭЛАН (не сразу): Хейзл!
ХЕЙЗЛ (с набитым ртом): М-м?
ЭЛАН (с вымученной небрежностью): Что теперь собирается делать Джоан Хелфорд?
ХЕЙЗЛ: Да так, поживает попрыгуньей-стрекозой.
ЭЛАН: Она что-то такое говорила про отъезд... я подумал, может, она хочет совсем уехать из Ньюлингема.
ХЕЙЗЛ: Нет, она просто погостит у тетки. Джоан вечно гостит у своих тетушек. Вот бы у нас было в каждом городе по тетке. (Внезапно меняет тон, поддразнивает). Может быть, тебе еще что-нибудь интересно знать про Джоан?
ЭЛАН (смутился): Нет... нет. Я просто так... из любопытства. (Повернулся, чтобы уйти, и чуть не налетел на Эрнеста, тот входит в плохоньком, потрепанном плаще, с шляпой-котелком в руках. Увидев его, ХЕЙЗЛ отворачивается, отщипывает еще кусочек торта. ЭЛАН остановился, ЭРНЕСТ тоже.) О! Вы уходите?
ЭРНЕСТ (твердо знает, чего хочет): Да, через минуту. (Явно ждет, чтобы ЭЛАН убрался.)
152
HAZEL enters, carrying plate on which is enormous piece of sticky, rich, creamy cake. She has already begun to tackle this as she moves in.
HAZEL: They're all saying good night now, and I'm dodging that little horror Gerald Thornton brought.
KAY (hastily): I must say my piece to them.
Hurries off. ALAN lingers.
ALAN (after a pause): Hazel!
HAZEL (mouth full): Um?
ALAN (with elaborate air of casualness): What's Joan Helford going to do now?
HAZEL: Oh—just mooch round a bit.
ALAN: I thought I heard her saying she was going away—1 was wondering if she was leaving Newlingham.
HAZEL: She's only going to stay with her aunt. Joan's always staying with aunts. Why can't we have aunts planted all over the place? (Quick change of tone. Teasingly.) Anything else you'd like to know about Joan?
ALAN (confused): No—no. I—just wondered. (Turns to go and almost bumps into ERNEST, who is wearing a very shabby mackintosh-raincoat and carrying a bowler hat. As soon as HAZEL sees who it is, she turns away and has another dab at her cake. ALAN stops and so does ERNEST.) Oh!—you going?
ERNEST (a man who knows his own mind): In a minute. (He obviously waits for ALAN to clear out.)
153
ЭЛАН (смущенно): Да... что ж... (Шагнул было к выходу.)
ХЕЙЗЛ (громко, отчетливо): Элан, ты ведь не уходишь?
ЭЛАН (растерян, ему не по себе): Да... понимаешь, надо попрощаться... Помочь там с пальто и вообще...
Выходит. ХЕЙЗЛ занята тортом, потом без улыбки поднимает глаза на ЭРНЕСТА.
ЭРНЕСТ: Я только заглянул проститься, мисс Конвей.
ХЕЙЗЛ (безо всякого выражения): А... да... понятно. Что ж...
ЭРНЕСТ (перебивает): Очень приятно было прийти и познакомиться с вами со всеми. Особенно с вами. Я, знаете, в Ньюлингеме человек новый. Только месяца три как приехал. Я купил пакет акций этой бумажной фабрики — Эккерсли, в западной части города — знаете?
ХЕЙЗЛ (отнюдь не поощряя к дальнейшей беседе): Нет.
ЭРНЕСТ: А могли заметить. Она сколько лет там стоит. По сути, ее давно пора перестроить. Вот там я и живу. И я сразу вас приметил, мисс Конвей, недели не прожил в городе, а уже приметил.
ХЕЙЗЛ (она это прекрасно знает): Неужели?
ЭРНЕСТ: Да. И с того дня всюду вас подкарауливал. Я так думаю, вы заметили, что я околачиваюсь поблизости.
ХЕЙЗЛ (свысока): Ничего я не заметила.
154
ALAN (rather confused): Yes—well- (makes a move.)
HAZEL (loudly and clearly): Alan, you're not going?
ALAN (not at home in this): Yes—have to say good night and get their coats and things—you know—
Goes out. HAZEL attends to her cake, and then looks, without a smile, at ERNEST.
ERNEST: I just looked in to say good night, Miss Conway.
HAZEL (blankly): Oh—yes—of course. Well—
ERNEST (cutting in): If s been a great pleasure to me to come here and meet you all. Especially you. I'm new round here, y'know. I've only been in the place about three months. I bought a share in that paper mill—Eckersley's—out at West Newlingham—you know it ?
HAZEL (no encouragement from her): No.
ERNEST: Thought you might have noticed it. Been there long enough. Matter of fact it wants rebuilding. But that's where I am. And I hadn't been here a week before I noticed you, Miss Conway.
HAZEL (who knows it only too well): Did you?
ERNEST: Yes. And I've been watching out for you ever since. I expect you've noticed me knocking about.
HAZEL (loftily): No, I don't think I have.
155
ЭРНЕСТ: Ну нет, наверняка заметили. Скажите уж. Признайтесь.
ХЕЙЗЛ (обнаруживается ее истинная натура): Что ж, если вам непременно надо знать, я вас замечала...
ЭРНЕСТ (очень доволен): Так я и думал.
ХЕЙЗЛ (быстро, с досадой): И я подумала, что вы себя ведете очень глупо и невежливо. Хотите сами глупо выглядеть — пожалуйста, дело ваше... но вы не имеете права ставить и меня в глупое положение...
ЭРНЕСТ (несколько подавлен): Но... я не думал, что это так уж скверно...
ХЕЙЗЛ (чувствуя, что взяла верх): Очень скверно.
ЭРНЕСТ : Прошу извинить. И по моему мнению, вы самая красивая девушка в этом городе, мисс Хейзл Конвей. Я вам это твержу — в уме, про себя — уже целых два месяца. Но я знал, что скоро с вами познакомлюсь. И скажу это прямо, как полагается. (Сверлит ее взглядом. Он ей неприятен, но она беспомощна перед этой дерзкой атакой. Он медленно кивает). По-вашему, наверно, я невысокого полета птица, не на что глядеть. Но во мне есть такое, чего сразу не разглядишь. Кой-кто в этом уже убедился, и очень скоро еще многие убедятся — тут, в Ньюлингеме. Вот увидите. (Меняет тон, так как по части хороших манер не уверен в себе; почти смиренно.) Разрешите, я... вроде... опять загляну вас навестить... вскорости?
ХЕЙЗЛ (снова хозяйка положения): Спросите лучше мою маму.
ЭРНЕСТ : А-а! Как в песне поется — "Спросите маменьку", так, что ли?
156
ERNEST: Oh—yes—you must have done. Come on now. Admit it.
HAZEL (her natural self coining out now): Well, if you must know, I have noticed you—
ERNEST (pleased): I thought so.
HAZEL (rapidly and indignantly): Because I thought you behaved very stupidly and rudely. If you want to look silly yourself—that'syour affair—but you'd no right to make me look silly too—
ERNEST (rather crushed): Oh! I didn't know—it'd been as bad as that—
HAZEL (feeling she has the upper hand): Well, it has.
ERNEST: I'm sorry. And in my opinion, you're the best-looking girl in this town. Miss Hazel Conway. I've been telling you that—in my mind—for the last two months. But I knew it wouldn' t be long before I got to know you. To tell you properly. (Looks hard at her. She does not like him but is completely helpless before this direct attack. He nods slowly.) I expect you're thinking I'm not much of a chap. But there ' s a bit more in me than meets the eye. A few people have found that out already, and a lot more'll find it out before so long—here in Newlingham. You'll see. (Changes his tone, because he is uncertain on purely social matters, almost humble now.) Would it be all right—if I-sort of—called to see you—some time soon?
HAZEL (coming to the top again): You'd better ask my mother.
ERNEST: Oh!—sort of "Ask Mamma" business, eh?
157
ХЕЙЗЛ (смущена и раздосадована): Да нет же... я совсем не то имела в виду. Просто в доме распоряжается мама...
ЭРНЕСТ: Да, но вы уже достаточно взрослая, можете завести и своих друзей, верно?
ХЕЙЗЛ: Я не так просто схожусь с новыми людьми.
ЭРНЕСТ : А я слыхал, бывает, очень даже просто.
ХЕЙЗЛ (надменно, гневно): Вы что же, с кем-то там меня обсуждали?
ЭРНЕСТ: А почему бы и нет?
В упор смотрят другна друга. Входят, занятые разговором. РОБИН и МЭДЖ;.
РОБИН (гордо и даже хвастливо): А как же! Было очень забавно! Понятно, форму мы не надели. Я поработал кочегаром. Работенка не из легких, зато чувствуешь себя героем.
МЭДЖ (с жаром): Никакие вы не герои. Постыдились бы.
РОБИН (удивлен): Почему это?
МЭДЖ: Потому что срывать забаставку — не подвиг и не забава, а предательство. Железнодорожникам позарез нужно добиться лучших условий. Они бастуют не для забавы. Это очень серьезно для них, для их жен и детей. А такие, как ты, Робин, воображают, что это весело — поработать за них, чтоб от забастовки не вышло толку. Я считаю, стыд и срам, что люди из средних классов идут против рабочего класса.
РОБИН (это выше его разумения): Но нельзя же, чтоб поезда совсем не ходили.
158
HAZEL (confused and annoyed): No—1 didn't mean it like that at all. I meant that this is mother's house—
ERNEST: Yes, but you're old enough now to have your own friends, aren't you?
HAZEL: I don't make friends with people very quickly.
ERNEST: Oh! I'd heard you did.
HAZEL (haughtily, angrily): Do you mean to say you've been discussing me with people?
ERNEST: Yes. Why not?
They stare at one another. MADGE and ROBIN enter together, in the middle of a talk
ROBIN (who is in great form): Gollyуes! It was a great lark. We weren't in uniform, y'know. I did some stoking. Hard work, but a great stunt.
MADGE (hotly): It wasn't. You ought to have been ashamed of yourselves.
ROBIN (surprised): Why?
MADGE: Because helping to break a strike and being a black-leg isn't a lark and a stunt. Those railwaymen were desperately anxious to improve their conditions. They didn't go on strike for fun. It was a very serious thing for them and for their wives and families. And then people like you, Robin, think it's amusing when you try to do their work and make the strike useless. I think it's shameful the way the middle classes turn against the working class.
ROBIN (rather out of his depth now): But there had to be some sort of train service.
159
МЭДЖ: Почему нельзя? Пришлось бы людям помучиться без поездов, так, наверно, поняли бы, что у железнодорожников есть причины для недовольства.
ЭРНЕСТ (язвительно): Очень возможно. Только, по-моему, они слишком заняты своим недовольством, а поезда не ходят. А сообразили бы: еще парочка таких забастовок — и половину железных дорог прикроют, перейдем на автомобили. Что тогда станут делать ваши мудрецы железнодорожники? (Короткое молчание, МЭДЖ, конечно, слушает, хотя не влолне признает за ним право вмешиваться.) И еще. Рабочий класс стоит за себя. Так почему бы и средним классам не постоять за себя?
МЭДЖ (холодно): Потому что средний класс уже достаточно "постоял за себя", как вы это называете...
ЭРНЕСТ: А вы как называете? По-латыни, что ли?
МЭДЖ (нетерпеливо, ледяным тоном): Средний класс уже с успехом постоял за себя, иначе он бы не достиг нынешнего благополучия. Так почему выступать против рабочего класса, когда и он наконец пробует добиться лучшей жизни?
ЭРНЕСТ (цинично): Очень просто. Хорошего-то на свете сколько есть, столько и есть, раз вы ухватили побольше, стало быть, мне достается меньше.
МЭДЖ (довольно резко): Извините, но это и экономика плохая, и плохая этика.
РОБИН (его взорвало): Ну знаете, если слушать сумасшедших вроде Джеймса Генри Томаса, только и получишь красную революцию... как в России.
ХЕЙЗЛ (встает): По-моему, все это очень глупо. Неужели нельзя обойтись-без споров?
160
MADGE: Why? If the public had to do without trains altogether, they might realise then that the railwaymen have some grievances.
ERNEST (sardonically): They might. But I've an idea they'd be too busy with their own grievance—no trains. And you only want a few more railway strikes and then half their traffic will be gone for ever, turned into road transport. And what do your clever railwaymen do then? (Pauses. MADGE ;s listening, ofcourse, but not quite acknowledging that he had any right tojoin in.) And another thing. The working class is out for itself. Then why shouldn't the middle class be out for itself?
MADGE (coldly): Because the middle class must have already been "out for itself"—as you call it—
ERNEST: Well, what do you call it? Something in Latin?
MADGE (with chill impatience): I say, the middle class must have already been successfully out for itself or it wouldn't be a comfortable middle class. Then why turn against the working class when at last it tries to look after itself?
ERNEST (cynically): That's easy. There's only so much to go round, and if you take more, then I get less.
MADGE (rather sharply): I'm sorry, but that's bad economics as well as bad ethics.
ROBIN (bursting out): But we'd have Red Revolution— like Russia—if we began to listen to these wild chaps like this J.H. Thomas.
HAZEL (moving): Well, I think it's all silly. Why can't people agree?
161
Уходит. ЭРНЕСТ смотрит ей вслед, сейчас он жалок. Потом переводит взгляд на РОБИНА и успевает заметить усмешку, прежде чем она почти — но не совсем — исчезает.
МЭДЖ (РОБИНУ): Зачем это я сюда пришла? Не помню.
Смотрит по сторонам —и сквозь ЭРНЕСТА, который ей явно неприятен.
РОБИН: Понятия не имею.
МЭДЖ уходит, так и не обратив внимания на ЭРНЕСТА, пожалуй, скорее по рассеянности, чем с умыслом. РОБИН, на чьем лице еще заметна тень насмешки, закуривает сигарету.
РОБИН: Служили вы в армии?
ЭРНЕСТ: Да. Два года.
РОБИН: В каких частях?
ЭРНЕСТ: Финансовый отдел.
РОБИН (беспечно, не слишком грубо): Наверно, не пыльная была работа.
ЭРНЕСТ, видимо, готов ответить резкостью, но тут вбегает КЭРОЛ.
КЕРОЛ: Мистер Биверз! (Он оборачивается, лицо у него угрюмое, РОБИН в эту минуту выходит.) О, что это вы — какой-то выбитый из колеи?
ЭРНЕСТ (хмуро): Вот именно — выбитый.
КЕРОЛ (присматривается к нему): По-моему, вы сейчас в душе очень недовольный и сердитый, правда?
ЭРНЕСТ (старается, чтобы это прозвучало легко,
беззаботно): А может, разочарованный. Как вам
кажется?
162
She goes out. ERNEST looks after her, a rather miserable figure. Then. he looks towards ROBINjust in time to catch a grin on his face before it is almost— but not quite—wiped off.
MADGE (to ROBIN): I came in here for something. What was it?
Looks about her and through ERNEST, whom she obviously dislikes.
ROBIN: Don't ask me.
MADGE goes, ignoring ERNEST, though rather absently than pointedly. ROBIN still looking vaguely mocking, lights a cigarette.
ROBIN: Were you in the army?
ERNEST: Yes. Two years.
ROBIN: What crush?
ERNEST: Army Pay Corps.
ROBIN (easily, not too rudely): That must have been fun for you.
ERNEST looks as if he is going to make an angry retort when CAROL hurries in.
CAROL: Mr. Beevers—(As he turns, looking rather sullen, ROBIN wanders out.) Oh!—you look Put Out.
ERNEST (grimly.) That's about it. Put out.
CAROL (looking hard at him): I believe you're all hot and angry inside, aren ' t you ?
ERNEST (taking it as lightly as he can): Or disappointed. Which is it?
163
КЕРОЛ: Наверно, всего понемножку. Не надо, мистер Биверз. Вы такой милый, что согласились участвовать в шараде... и у вас так славно получилось. Непременно приходите еще и играйте с нами.
ЭРНЕСТ (как бы отделяя ее от остального семейства):
Вы-то хорошая, право слово.
КЕРОЛ. Имейте в виду, мы все хорошие. Запомните, мистер Биверз!
ЭРНЕСТ (она ему по душе): Вы забавная малышка.
КЕРОЛ (строго): Не такая уж я забавная, и совсем я не малышка.
ЭРНЕСТ: Ох, виноват!
КЕРОЛ: На этот раз я вас прощаю.
Входят миссис КОНВЕЙ и ДЖЕРАЛЬД. Она удивлена, что ЭРНЕСТ еще здесь. Он это заметил.
ЭРНЕСТ (неуклюже): Я вот ухожу, миссис Конвей. (ДЖЕРАЛЬДУ.) Идем?
Миссис К. (поспешно, хотя и со светской непринужденностью) : Нет, нам с мистером Торнтоном надо еще немножко поговорить о делах.
ЭРНЕСТ: Понимаю. Что ж, до свиданья, миссис Конвей. Очень приятно было с вами познакомиться.
Миссис К. (снисходительно-любезно): До свиданья, мистер Биверз. Кэрол, может быть, ты...
КЕРОЛ (весело): Хорошо.
Выходит с ЭРНЕСТОМ, Миссис КОНВЕЙ и ДЖЕРАЛЬД смотрят им вслед. Потом ДЖЕРАЛЬД оборачивается к ней, недоуменно поднял брови. Она качает головой.
164
CAROL: A mixture, I expect. Well, Mr. Beevers, you mustn't. You were very nice about the charade— and very good in it too. You must come and play charades again.
ERNEST (as if setting her apart from the others): You're all right, y' know.
CAROL: We're all all right, you know. And don't forget that, Mr. Beevers.
ERNEST (liking her): You're a funny kid.
CAROL (severely): I'm not very funny and I'm certainly not a kid—
ERNEST: Oh—sorry!
CAROL: I'll forgive you this time.
Mrs.C. enters with GERALD. She looks rather surprised to see ERNEST still there. He notices this.
ERNEST (awkwardly): I'm just going, Mrs. Conway. (To GERALD.) You coming along?
Mrs.C. (smoothly, but quickly in): No, Mr. Thomton and I want to talk business for a few minutes.
ERNEST: I see. Well, good night, Mrs. Conway. And I'm very pleased to have met you.
Mrs.C. (condescendingly gracious): Goodnight, Mr. Beevers. Carol, will you—
CAROL (cheerfully): Yes.
She and ERNEST go out. Mrs.C. and GERALD watch them go. Then GERALD turns and raises his eyebrows at her. Mrs.C. shakes her head.
165
Миссис К. (с живостью): Мне очень жаль, если ваш знакомец решил, что его выставили, и обиделся, но, право, Джеральд, если б я стала его удерживать, дети бы мне не простили.
ДЖЕРАЛЬД: Боюсь, Биверз произвел не лучшее впечатление.
Миссис К.: Ну, в конце концов, он ведь... довольно-таки. .. не правда ли ?
ДЖЕРАЛЬД: Если помните, я вас предупреждал. Но он так жаждал познакомиться со знаменитым семейством Конвей.
Миссис К.: Вы хотите сказать, с Хейзл.
ДЖЕРАЛЬД: Особенно с Хейзл, но он непременно хотел познакомиться со всей вашей семьей.
Миссис К.: Что ж, я полагаю, у меня и правда обаятельные дети.
ДЖЕРАЛЬД: Которых может затмить только их обаятельнейшая мать.
Миссис К. (в восторге): Джеральд, вы кажется, собрались за мной поухаживать?
ДЖЕРАЛЬД (он далек от такого намерения): Разумеется. А кстати, вы ведь не думали обсуждать со мной какие-то дела?
Миссис К.: В сущности, нет. Но я думаю, вам надо знать, что мне опять предлагают за этот дом громадные деньги. Конечно, мне и во сне не снилось его продать, но приятно знать, что он так дорого стоит. Да, а Джордж фарроу-младший хотел бы выкупить мою долю акций в нашей фирме и говорит, я просто ахну, так щедро он готов за них заплатить.
ДЖЕРАЛЬД: Я тоже думаю, что он предложит изрядную сумму. Но, конечно, незачем продавать, ког-
166
Mrs.C. (briskly): I'm sorry if your little friend thought he was being pushed out, but really, Gerald, the children would never have forgiven me if I'd encouraged him to stay any longer.
GERALD: I'm afraid Beevers hasn't been a success.
Mrs. C.: Well, after all, he is—rather—isn't he?
GERALD: I did warn you, y'know. And really he was so desperately keen to meet the famous Conways.
Mrs.C.: Hazel, you mean.