<< Пред.           стр. 5 (из 11)           След. >>

Список литературы по разделу

  Одной из догм теософии Блаватской является идея о смене на глобальном круге превращений господствующих ("коренных") рас. Эти расы имеют различную физическую природу. В настоящее время господствует пятая, "арийская", раса. Ей предшествовали соответственно: астральная раса, возникшая в невидимой и священной земле; гиперборейцы, жившие на исчезнувшем полярном континенте; лемурианцы, процветавшие на острове в Индийском океане, и раса жителей Атлантиды, погибшая в результате глобальной катастрофы.
  Поскольку атланты как цивилизация сошли с физического плана сравнительно недавно, кое-где на Земле и в космосе должны сохраниться свидетельства их прежнего процветания: руины храмов, секретные рукописи, а возможно, и небольшие колонии, в стенах которых бессмертные мудрецы сохраняют свои магические технологии для передачи их "настоящим арийцам."
  По мнению теософов, одна такая колония находится в Тибете, в легендарной и невидимой стране Шамбале. А вторая - на Марсе!
  Придя на Землю четыре миллиона лет назад, атланты основали островное государство и быстро добились успехов на поприще "техномагии", то есть научились создавать совершенно фантастические аппараты, работающие на духовной энергии разумных существ.
  Строили они и воздушные корабли, действующие на реактивном принципе, но использующие в качестве движущей субстанции не смесь раскаленных газов, а "человеческий врил" - персональную магнитно-одическую силу, скрытую внутри каждого атланта. Именно такие корабли помогли спастись некоторым из высших атлантических магов, когда величественный остров погрузился в пучину океана.
  Атланты поселились на Марсе благодаря оккультно-фантастическим опусам Веры Ивановны Крыжановской, писавшей на французском под псевдонимом В. Рочестер. Ее считают первым профессиональным писателем-фантастом женского пола, а еще она была знатным спиритуалистом-медиумом, и ее сеансы общения с духами посещал сам император Николай II.
  Прозу Крыжановской можно было бы обойти вниманием, если бы не огромная популярность ее книг. Ими зачитывались и в Европе, и в России, даже первые отечественные кинофильмы: "Кобра Капелла" и "Болотный цветок" - были сняты именно по ее романам.
  Если говорить о техномагической космонавтике, то к ней имеют отношение произведения Крыжановской, входящие в пенталогию "Маги" (1901-1916), романы "На соседней планете" (1903) и "В ином мире" (1910).
  Новая марсианская утопия, построенная по образцу монархической Атлантиды, подробно описана в романе "На соседней планете." В полет к красной планете на этот раз отправляются двое: маг Атарва - как пилот и его ученик Ардеа - как пассажир. Перед полетом оба, по возможности, облегчают вес своего тела особыми методиками. Ардеа, кроме того, погружается в сон.
  Сам корабль имел форму сигары, которая на одном из концов заканчивалась вращающимся колесом. Внутри стены аппарата были увешаны прозрачными шарами, наполненными веществом, похожим на губку. Взлет происходил следующим образом: с гористой местности аппарат поднимался на определенную высоту воздушным шаром. При этом Атарва не спускал глаз с квадранта, висевшего рядом с ним. Вдруг из аппарата брызнул сноп огня. Веревку, удерживающую воздушный шар, обрезало, точно бритвой, и он стремительно исчез во мраке. Предоставленный самому себе, снаряд с минуту раскачивался, а свет фонаря, установленного на носу, тем временем быстро менял свои оттенки, проходя через все цвета спектра и, в заключение, сделался ослепительно белым. Наконец аппарат выровнялся, двинулся вперед и с поразительной быстротой исчез в пространстве. В ту ночь земные астрономы, наблюдавшие Марс, заметили, что на красной планете вспыхнул громадный столб "электрического" света и, пробежав огненным зигзагом по его поверхности, держался несколько часов. Был ли это маяк, указывающий путь путешественникам? Или точка притяжения, которая влекла аппарат к себе?
  Сам маг Атарва рассказывает принцип действия этого аппарата довольно невнятно: "Абсолютной пустоты нет. Вибрации, несущие к Земле лучи света самых отдаленных звезд, связывают все миры. Волны вибраций - наилучший экипаж для того, кто умеет ими пользоваться."
  Судя по описанию Крыжановской, можно предполагать, что техномагический аппарат двигался силою электрического тока, пущенного жителями Марса к Земле. Когда корабль Атарвы на взлете попал на путь этих лучей, заднее колесо, являющееся их приемником, завертелось. Шары с губчатой массой зарядились одноименным электричеством, и аппарат мог нестись к Марсу силою притяжения, которая, по мере приближения к нему, все увеличивалась...
  По своей сути, это то же самое электричество, которое движет межпланетный конус в повести Афанасьева. Его природа неясна и является плодом фантазии автора. В космической фантастике наступил некоторый ступор: поскольку теории межпланетных полетов не существовало, авторское воображение вертелось в пределах, определенных предшественниками: от пушечного снаряда Жюля Верна до эфирных полетов бестелесных духов. Ничего нового в этом смысле Крыжановская жанру не подарила.
 
  ***
  Русская революция 1905 года всколыхнула Россию. Проявились как светлые, так и темные стороны революционного движения. Среди радикалов начался раскол. Кто-то призывал вести борьбу до последней капли крови. Кто-то, наоборот, согласился "играть по правилам", ведя политическую борьбу на вполне легальной основе.
  Но возникла проблема и посерьезнее: после публичных расстрелов и сокрушительного поражения многочисленных самопровозглашенных республик в мысли тех, кто мечтал о скором преобразовании мира и установлении Царствия Небесного на Земле, вкралось крамольное сомнение: а возможно ли вообще построить совершенное общество? Не ошиблись ли Маркс с Энгельсом, полагая, что воцарение бесклассового общества на коммунистической платформе не только возможно, но и неизбежно? Не противоречит ли представление о всеобщем равенстве человеческой природе?
  Нужна была книга (и не заумный талмуд типа "Капитала"), которая могла бы утвердить колеблющихся, дав им положительный пример того, как строится и как будет построено идеальное коммунистическое общество. Нужна была утопия, но не патриархальная в духе Чернышевского или Циолковского, - нужна была утопия революционеров, практиков и технократов.
  И такая книга-утопия вскоре появилась. Называлась она "Красная звезда" и написал ее Александр Богданов.
  Александр Александрович Малиновский, публиковавшийся под псевдонимом Богданов, родился в городе Соколка Гродненской губернии в 1873 году. В своих мемуарах он сообщает, что впервые задумался о "великой утопии рациональных человеческих взаимоотношений", когда столкнулся с давлением в собственной семье. Он и его брат с раннего детства привыкли защищать "главные интересы детей" от методов воспитания Ветхого Завета. используемые их родителями. И он, и его брат стали жадными читателями, отчаянно пытаясь утолить иступленную жажду знаний о мире вне религии. Именно эта "критика семейной авторитарности и книжное введение в жизнь" превратили молодого Малиновского в рационалиста. Для него с детства стало аксиомой, что "люди, однажды оценив свои взаимоотношения, должны автоматически захотеть гармонично организовать их."
 
 
  Александр Богданов (Александр Александрович Малиновский)
 
  Смерть двух младших братьев, когда Александру было около десяти лет, глубоко задела Богданова. Будучи "уже мыслящим существом", он разорвал всяческие отношения с Богом, который был "всесилен, но когда Он забирал кого-либо, никогда уже не возвращал его", несмотря на мольбы и слезные молитвы. Все, связанное с Богом и религией, теперь приобрело "какую-то смертельно-холодную окраску." На смену религиозному чувству пришли понимание "нашего единения в страдании" и ненависть ко всему тому, что "уничтожает самое дорогое и близкое нам в жизни." До своего последнего часа Богданов оставался верен своему "первому детскому идеалу жизни без боли и смерти" - жизни, в которой люди делятся не страданиями, а радостью.
  Школьные годы Богданова пришлись на времена "великого террора" (а именно так описывали современники 1880-е годы в России). Реакционные действия властей, последовавшие в ответ на кровавые акции народовольцев, коснулись каждого. Тульский пансион, в котором Богданов был стипендиатом, не стал исключением: педагоги, держащиеся за свою службу и чин, привычным образом подавляли стихийные порывы, возникавшие в учениках. Как вспоминал один из одноклассников Богданова Петр Смидович, "в наших душах росла глубокая ненависть к чиновничеству, презрение ко всему аппарату принуждения." Выходом для многих (вспомним Николая Морозова) стали естественнонаучные дисциплины - область познания, в которой творческая мысль еще могла встретиться в страстной борьбе с инерцией установленных обычаев.
  Получая диплом, Богданов был уже достаточно сведущ и в естественных науках, и в русской литературе. Но, кроме всего прочего, он вырос одним из тех радикальных мыслителей, кто уже оторвался от традиционного российского социума и был поглощен поисками новых общественных идеалов и целей.
  Поступив в Московский университет, Малиновский стал свидетелем и участником возрождения революционной деятельности среди молодого поколения. Голод, вызванный неурожаями 1891 и 1892 годов, толкнул юных мыслителей на путь профессиональных революционеров. Выдающийся публицист того времени Соловьев-Андреевич описывал состояние умов интеллигенции следующим образом: "Идея пролетариата была единственным путем вперед и единственной поддержкой для запутавшихся мыслящих людей. После долгих лет горя, скуки, цинизма и безразличия вдруг появилась надежда, что все проблемы можно решить (мы жили в ожидании этих великих решений). Возникла идея с огромными организаторскими возможностями" (1906).
  Нашлись и организаторы. Студент Малиновский, еще не сделавший своего выбора между народничеством и марксизмом, вступил в Совет профсоюзов студенческих землячеств, сформировавшихся в 1892 году на основе фондов взаимопомощи. В ноябре 1894 года Совет профсоюзов публично осмеял почтенного историка Василия Ключевского, произнесшего панегирик в честь покойного Александра III. В отместку местная Охрана арестовала активистов Совета профсоюзов, в том числе и Малиновского. Будучи высланным в Тулу, он объединился с рабочим-инженером Савельевым и организовал кружки изучения политэкономии на местных заводах вооружения и боеприпасов. Он все более определялся как профессиональный революционер, установив связи с рабочими организациями в Москве и Харькове. В то же время Малиновский завершал свое обучение как студент-заочник медицинского факультета Харьковского университета.
  В 1896 году Малиновский вступил в социал-демократическую партию, а после 1903 года примкнул к большевикам и на трех партийных съездах (III, IV и V) избирался членом Центрального Комитета РСДРП.
  Одной из обязанностей настоящего революционера Малиновский считал повышение образовательного уровня пролетариата. Так на свет появился писатель Богданов, а его первый труд "Краткий курс экономической науки", в популярной форме пересказывающий "Капитал" Маркса, увидел свет в 1897 году и стал обязательным чтением для подрастающего поколения российских социал-демократов.
  Во время революции 1905 года Богданов-Малиновский возглавил боевую техническую группу большевистской партии. Однако, после поражения революции, дали о себе знать общефилософские разногласия с ортодоксами-материалистами, которых представлял сам Ленин. Дело в том, что Богданов отказался от чистого материализма, не приняв аксиому о независимом существовании объектов ("вещь-в-себе") и доказывая, что если человечество, изменяя мир, способно к теоретическому исследованию и практическому воспроизводству любого вида материи, то нет никакой необходимости в концепции материи, которая стоит над научным познанием. Ленин, наоборот, утверждал, что философствования Богданова - это уход в махизм, перерастающий в эмпириокритицизм (два философских течения, рассматривающих научное познание как способ прямого созидания реальности из хаоса, а не его изучения) и в субъективный идеализм (философское течение, описывающее вселенную не как реально существующий объект, а как сумму наших субъективных представлений о различных объектах).
  Поэтому нет ничего удивительного в том, что и роман "Красная звезда" был воспринят лидером большевиков в штыки. Но рядовым членам революционных партий этот роман был нужен как воздух.
  "Был ноябрь 1907 года, - вспоминал старый большевик в рецензии под инициалами С. Д., - когда появилась "Красная звезда": реакция уже вступила в свои права, но у нас, рядовых работников большевизма, все еще не умирали надежды на близкое возрождение революции, и именно такую ласточку мы видели в этом романе. Интересно отметить, что для многих из нас прошла совершенно незамеченной основная мысль автора об организованном обществе и о принципах этой организации. Все же о романе много говорили в партийных кругах..."
  А Владимир Ульянов-Ленин ревниво бросил: "Надо обладать поистине гениальным узколобием, чтобы верить в немедленный социализм. <...> Ха-ха-ха! Где там! Нам ведь вынь да положь вот сию же минуту "Красную звезду" моего друга Александра Александровича <...> на меньшее мы не согласны! <...> и зря он написал этот роман, ибо он только окончательно совращает с пути истины всех скорбных главой, имя же им легион, и заставляет их лелеять <...> несбыточные мечтания."
  Роман "Красная звезда" был обречен на успех. По нескольким причинам.
  Во-первых, Богданов ознакомился с опытом предшественников (Ананий Лякидэ, Курт Лассвиц, Герберт Уэллс, Порфирий Инфантьев) и активно использовал его при "проектировании" своей марсианской утопии.
  Во-вторых, он эксплуатировал популярные теории эволюции: формирование Солнечной системы по Канту-Лапласу, естественный отбор по Дарвину, социальные преобразования через классовую борьбу по Марксу.
  В-третьих, в утопии Богданова описываются не только внешние признаки марсианского благополучия, но и показано, что благополучие это формируется через устранение привычных, традиционных, но совершенно дискриминационных законов, принятых как в Императорской России, так и в Просвещенной Европе. Решение многих социальных проблем за счет устранения, к примеру, единобрачия и замены его свободным выбором партнера вызвало яростную полемику в рядах читателей, но интуитивно большинство из приверженцев революционной утопии понимали, что отмена устаревших традиций, основанных на капиталистических взаимоотношениях по системе "товар-деньги-товар", при коммунизме неизбежна, и нравится это или нет, но кое-чем придется поступиться.
  Сюжет романа таков. Революционер Леонид Н., альтер-эго автора, знакомится с инженером и товарищем по партии Мэнни. Выясняется, что Мэнни - марсианин, и он приглашает Леонида посетить красную планету, чтобы познакомить с культурой марсиан. На небольшом летательном аппарате они следуют в тайное убежище марсиан на Карельском перешейке, где их ждет этеронеф (с греческого: "корабль для путешествия по эфиру"). Этеронеф перемещается в пространстве за счет "минус-материи" (антигравитации).
  "...Электрическая теория материи, - говорит Мэнни, -необходимо представляя силу тяготения в виде какого-то производного от электрических сил притяжения и отталкивания, должна привести к открытию тяготения с другим знаком, то есть к получению такого типа материи, который отталкивается, а не притягивается Землей, Солнцем и другими знакомыми нам телами <...> По этому способу мы устраиваем и все летательные аппараты: они делаются из обыкновенных материалов, но заключают в себе резервуар, наполненный достаточным количеством "материи отрицательного типа." Затем остается дать всей этой невесомой системе надлежащую скорость движения. Для земных летательных машин применяются простые электрические двигатели с воздушным винтом; для междупланетного передвижения этот способ, конечно, негоден, и тут мы пользуемся совершенно иным методом..."
  Этот "иной метод" тоже весьма примечателен, поскольку закрепляет за Богдановым приоритет в описании первого атомно-ракетного двигателя для межпланетных путешествий:
  "Движущая сила этеронефа - это одно из радиирующих веществ, которое нам удается добывать в большом количестве. Мы нашли способ ускорять разложение его элементов в сотни тысяч раз; это делается в наших двигателях при помощи довольно простых электрохимических приемов. Таким образом освобождается громадное количество энергии. Частицы распадающихся атомов разлетаются <...> со скоростью, которая в десятки тысяч раз превосходит скорость артиллерийских снарядов. Когда эти частицы могут вылетать из этеронефа только по одному определенному направлению, то есть по одному каналу с непроницаемыми для них стенками, тогда весь этеронеф движется в противоположную сторону, как это бывает при отдаче ружья или откате орудия. По известному вам закону живых сил вы легко можете рассчитать, что незначительной части миллиграмма таких частиц в секунду вполне достаточно, чтобы дать нашему этеронефу его равномерно ускоренное движение..."
  Вообще с позиций технического прогнозирования роман "Красная звезда" производит самое благоприятное впечатление. Перед нами научная фантастика в лучшем смысле этого словосочетания, и Богданов по праву считается одним из первых отечественных авторов, который подошел к идее межпланетных путешествий серьезно и попытался представить себе, как это будет когда-нибудь в реальности.
  Он в подробностях описывает и воздушную гондолу (аэронеф), на которой персонажи добираются до тайного убежища марсиан, и главное "чудо" - этеронеф.
 
 
  Межпланетный этеронеф ("Красная звезда")
 
  Внешне этеронеф - это шар со сглаженным сегментом внизу ("колумбово яйцо"). На верхнем (четвертом) этаже помещаются баллоны с "минус-материей", которая нейтрализует силу тяготения, за счет чего весь аппарат может висеть в воздухе без опоры. "Движущая машина" (атомно-реактивный двигатель) находится на нижнем (первом) этаже, в середине центральной комнаты. Вокруг нее с четырех сторон проделаны в полу круглые стеклянные окна. Основную часть машины составляет трехметровый металлический цилиндр диаметром в полметра, сделанный из осмия. В этом цилиндре происходит разложение "радиирующей материи." Электрические катушки, аккумуляторы, указатели с циферблатами располагаются вокруг. Дежурный машинист, благодаря системе зеркал, видит их все сразу, не сходя со своего кресла.
  С Земли этеронеф взлетает совершенно бесшумно, без толчков и значительных перегрузок. Ускорение при старте - всего 2 см/с. Наибольшая скорость этеронефа - 50 км/с, а крейсерская - 25 км/с. Путь от Земли до Марса по особой траектории занимает два с половиной месяца.
  Помимо аппарата для преодоления космической пустоты, революционный писатель разработал подробную историю марсианского общества. В ней, без сомнения, чувствуется влияние все тех же предшественников: Курта Лассвица и Порфирия Инфантьева, - однако Богданов придает утопии новые черты, с одной стороны увязывая ее с захватывающими реконструкциями "отца марсиан" Лоуэлла, а с другой - с новейшей марксистской теорией смены общественных формаций.
  "...Что касается доисторических времен и вообще начальных фаз жизни человечества на Марсе, то и здесь сходство с земным миром было огромное. Те же формы родового быта, то же обособленное существование отдельных общин, то же развитие связи между ними посредством обмена. Но дальше начиналось расхождение, хотя и не в основном направлении развития, а, скорее, в его стиле и характере.
  Ход истории на Марсе был как-то мягче и проще, чем на Земле. Были, конечно, войны племен и народов, была и борьба классов; но войны играли сравнительно небольшую роль в исторической жизни и сравнительно рано совсем прекратились; а классовая борьба гораздо меньше и реже проявлялась в виде столкновений грубой силы. <...>
  Рабства марсиане вовсе не знали; в их феодализме было очень мало военщины; а их капитализм очень рано освободился от национально-государственного дробления и не создал ничего подобного нашим современным армиям.
  <...> Собираясь изучать язык, на котором говорили между собою мои спутники, я поинтересовался узнать, был ли это наиболее распространенный из всех, какие существуют на Марсе. Мэнни объяснил, что это единственный литературный и разговорный язык всех марсиан.
  - Когда-то и у нас, - прибавил Мэнни, - люди из различных стран не понимали друг друга; но уже давно, за несколько сот лет до социалистического переворота, все различные диалекты сблизились и слились в одном всеобщем языке. Это произошло свободно и стихийно, - никто не старался и никто не думал об этом. Долго сохранились еще некоторые местные особенности; так что были как бы отдельные наречия, но достаточно понятные для всех. Развитие литературы покончило и с ними.
  - Я только одним могу объяснить себе это, - сказал я. - Очевидно, на вашей планете сношения между людьми с самого начала были гораздо шире, легче и теснее, чем у нас.
  - Именно так, - отвечал Мэнни. - На Марсе нет ни ваших громадных океанов, ни ваших непроходимых горных хребтов. Наши моря невелики и нигде не производят полного разрыва суши на самостоятельные континенты; наши горы невысоки, кроме немногих отдельных вершин. Вся поверхность нашей планеты вчетверо менее обширна, чем поверхность Земли; а, между тем, сила тяжести у нас в два с половиной раза меньше, и благодаря легкости тела мы можем довольно быстро передвигаться даже без искусственных средств сообщения: мы бегаем сами не хуже и устаем при этом не больше, чем вы, когда ездите верхом на лошадях. Природа поставила между нашими племенами гораздо меньше стен и перегородок, чем у вас.
  Такова и была, значит, первоначальная и основная причина, помешавшая резкому расовому и национальному разъединению марсианского человечества, а вместе с тем, и полному развитию войск, милитаризма и вообще системы массового убийства. Вероятно, капитализм силою своих противоречий все-таки дошел бы до создания всех этих отличий высокой культуры; но и развитие капитализма шло там своеобразно, выдвигая новые условия для политического объединения всех племен и народов Марса. Именно в земледелии мелкое крестьянство было весьма рано вытеснено крупным капиталистическим хозяйством, и скоро после этого произошла национализация всей земли.
  - Причина заключалась в непрерывно возраставшем высыхании почвы, с которым мелкие земледельцы не в силах были бороться. Кора планеты глубоко поглощала воду и не отдавала ее обратно. Это было продолжение того стихийного процесса, благодаря которому существовавшие некогда на Марсе океаны смелели и превратились в сравнительно небольшие замкнутые моря. Такой процесс поглощения идет и на нашей Земле, но здесь он пока еще не зашел далеко; на Марсе, который вдвое старше Земли, положение уже тысячу лет тому назад успело стать серьезным, так как с уменьшением морей, естественно, шло рядом уменьшение облаков, дождей, а значит, и обмеление рек и высыхание ручьев. Искусственное орошение стало необходимым в большинстве местностей. Что могли тут сделать независимые мелкие земледельцы?
  В одних случаях они прямо разорялись, и их земли переходили к окрестным крупным землевладельцам, располагавшим достаточными капиталами для устройства орошения. В других случаях крестьяне образовывали большие ассоциации, соединяя свои средства для этого общего дела. Но рано или поздно таким ассоциациям приходилось испытывать недостаток в денежных средствах, вначале, казалось бы, лишь временный; а раз только заключались первые займы у крупных капиталистов, дела ассоциаций начали идти под гору все быстрее: немалые проценты по займам увеличивали издержки ведения дела, наступала необходимость в новых займах и т.п. Ассоциации подпали под экономическую власть своих кредиторов, и те их в конце концов, разоряли, захватывая себе сразу участки целых сотен и тысяч крестьян.
  Так вся возделанная земля перешла к нескольким тысячам крупных земельных капиталистов; но внутри материков оставались еще огромные пустыни, где вода не была, да и не могла быть проведена средствами отдельных капиталистов. Когда государственная власть, к тому времени уже вполне демократическая, принуждена была заняться этим делом, чтобы отвлечь возрастающий излишек пролетариата и помочь остаткам вымирающего крестьянства, то и у самой этой власти не оказалось таких средств, какие были необходимы для проведения гигантских каналов. Синдикаты капиталистов хотели взять дело в свои руки, но против этого восстал весь народ, понимая, что тогда эти синдикаты вполне закрепостят себе и государство. После долгой борьбы и отчаянного сопротивления земельных капиталистов был введен большой прогрессивный налог на доход от земли. Средства, добытые от этого налога, послужили фондом для гигантских работ по проведению каналов. Сила лендлордов была подорвана, и вскоре совершилась национализация земли. При этом исчезли последние остатки мелкого крестьянства, потому что государство в собственных интересах сдавало землю только крупным капиталистам, и земледельческие предприятия стали еще более обширными, чем прежде. Таким образом, знаменитые каналы явились и могучими двигателями экономического развития и прочной опорой политического единства целого человечества..."
  Итак, марсианская утопия возникла в результате объединения всех народов красной планеты и появления общепланетного языка, вытиснившего местные наречия. Знакомо? Знакомо. Пойдем дальше.
  "...Эпоха прорытия каналов была временем большого процветания во всех областях производства и глубокого затишья в классовой борьбе. Спрос на рабочую силу был громадный, и безработица исчезла. Но когда Великие работы закончились, а вслед за ними закончилась и шедшая рядом капиталистическая колонизация прежних пустынь, то вскоре разразился промышленный кризис, и "социальный мир" был нарушен. Дело пошло к социальной революции. И опять ход событий был довольно мирный; главным оружием рабочих были стачки, до восстаний дело доходило лишь в редких случаях и в немногих местностях, почти исключительно в земледельческих районах. Шаг за шагом хозяева отступали перед неизбежным; и даже тогда, когда государственная власть оказалась в руках рабочей партии, со стороны побежденных не последовало попытки отстоять свое дело насилием.
  Выкупа, в точном смысле этого слова, при социализации орудий труда применено не было. Но капиталисты были сначала оставлены на пенсиях. Многие из них играли затем крупную роль в организации общественных мероприятий. Нелегко было преодолеть трудности распределения рабочих сил согласно призванию самих работников. Около столетия существовал обязательный для всех, кроме пенсионеров-капиталистов, рабочий день, сначала около 6 часов, потом все меньше. Но прогресс техники и точный учет свободного труда помогли избавиться от этих последних остатков старой системы..."
  Нынешнее марсианское общество представляет собой коммунизм в представлениях социал-демократа. Нетворческая работа передоверена машинам, пролетарии давно исчезли как класс, превратившись в высококвалифицированных инженеров, бдящих над этими машинами. Системы управления производством достигли такого совершенства, что стало возможным довольно точно определять, на каком направлении деятельности переизбыток человеко-часов, а на каком - недостача. А рабочее самосознание и ответственность перед обществом у марсиан столь развиты, что они могут тут же сменить место работы, восполнив недостачу человеко-часов. Соответственно, потребление у таких ответственных работников ничем не ограничено, и деньги давным-давно утратили какой-либо смысл.
  В коммунизме Богданова обобществлены не только средства производства и товары, но и дети. Они отделены от родителей и живут в "домах детей": "Большие двухэтажные дома с обычными голубыми крышами, разбросанные среди садов с ручейками, прудами, площадками для игр и гимнастики, грядами цветов и полезных трав, домиками для ручных животных и птиц... Толпы большеглазых ребятишек неизвестного пола - благодаря одинаковому для мальчиков и девочек костюму..." Впрочем, родители иногда навещают своих отпрысков и для их визитов в детских городках устроены гостевые комнаты.
  Несмотря на всеобщее благоденствие, у марсиан есть одна существенная проблема: грядет истощение ресурсов красной планеты, обусловленное, прежде всего, размножением, которое марсианские коммунисты отказываются сокращать или контролировать:
  "Сократить размножение? Да ведь это и есть победа стихий. Это отказ от безграничного роста жизни, это неизбежная ее остановка на одной из ближайших ступеней. Мы побеждаем, пока нападаем. Когда же мы откажемся от роста нашей армии, это будет значить, что мы уже осаждены стихиями со всех сторон. Тогда станет ослабевать вера в нашу коллективную силу, в нашу великую общую жизнь. А вместе с этой верой будет теряться и смысл жизни каждого из нас, потому что в каждом из нас, маленьких клеток великого организма, живет целое, и каждый живет этим целым. Нет, сократить размножение - это последнее, на что мы бы решились; а когда это случится помимо нашей воли, то оно будет началом конца..."
  Хорошо, но проблему в любом случае нужно как-то решать. Один из путей решения - расселение по планетам Солнечной системы. Венера пока недоступна. Земля уже заселена. Предлагаются варианты: например, марсианин Стэрни, отличающийся холодным умом, предлагает захватить и колонизировать Землю, но не в духе колонизации по Лассвицу, когда землянам прививается более развитая культура, а, скорее, в духе Уэллса. "Колонизация Земли, - говорит Стэрни, - требует полного истребления земного человечества." При этом, когда ему намекают, что на Земле действуют революционные группы, а значит, в перспективе там может возникнуть столь же совершенное и справедливое общество, зловредный марсианин доказывает, что произойдет это очень нескоро, а может и вообще не произойти из-за раздробленности земной цивилизации:
  "...Вопрос о социальной революции становится очень неопределенным: предвидится не одна, а множество социальных революций, в разных странах в различное время и даже во многом, вероятно, неодинакового характера, а главное - с сомнительным и неустойчивым исходом. Господствующие классы, опираясь на армию и высокую военную технику, в некоторых случаях могут нанести восставшему пролетариату такое истребительное поражение, которое в целых обширных государствах на десятки лет отбросит назад дело борьбы за социализм; и примеры подобного рода уже бывали в летописях Земли. Затем отдельные передовые страны, в которых социализм восторжествует, будут как острова среди враждебного им капиталистического, а частью даже докапиталистического мира. Борясь за свое собственное господство, высшие классы несоциалистических стран направят все свои усилия, чтобы разрушить эти острова, будут постоянно организовывать на них военные нападения и найдут среди социалистических наций достаточно союзников, готовых на всякое правительство, из числа прежних собственников, крупных и мелких. Результат этих столкновений трудно предугадать. Но даже там, где социализм удержится и выйдет победителем, его характер будет глубоко и надолго искажен многими годами осадного положения, необходимого террора и военщины с неизбежным последствием - варварским патриотизмом. Это будет далеко не наш социализм." Сколь пророческими оказались эти слова! Мысли Богданова оказываются созвучны идеям Циолковского. Основоположник теоретический космонавтики тоже доказывал, что социальная революция с изменением общественного уклада неизбежна. Если реакция остановит ее, то у человечества не останется шанса на выживание: "высшие разумные силы" сотрут его в порошок.
  "Высшей жизнью нельзя жертвовать ради низшей, -говорит Стэрни, и Циолковский подписался бы под каждым его словом. - Среди земных людей не найдется и нескольких миллионов, сознательно стремящихся к действительно человеческому типу жизни. Ради этих зародышевых людей мы не можем отказаться от возможности зарождения и развития десятков, может быть, сотен миллионов существ нашего мира - людей в несравненно более полном значении этого слова. И не будет жестокости в наших действиях, потому что мы сумеем выполнить это истребление с гораздо меньшими страданиями для них, чем они сами постоянно причиняют друг другу.
  Мировая жизнь едина. И для нее будет не потерей, а приобретением, если на Земле вместо ее еще далекого полуварварского социализма развернется теперь же наш социализм, жизнь несравненно более гармоничная в ее непрерывном, беспредельном развитии."
  К счастью для всех нас, Стэрни встретил достойный отпор со стороны других марсианских коммунистов. И вместо Земли колонизаторы отправляются на Венеру - преобразовывать бурный молодой мир, где "радииурующие вещества", на которых зиждется энергетика и космонавтика Марса, буквально валяются под ногами. Первую колонию планируется основать на Острове Горячих Бурь, и хотя марсиане понимают, что "будут большие жертвы", они идут на это во имя самобытной земной цивилизации...
 
  ***
  Как я уже отмечал ранее, лидер большевиков Владимир Ленин довольно прохладно оценивал творчество товарища Богданова-Малиновского. Он даже предлагал ему сменить реноме, переключившись на апокалиптические романы с назидательным содержанием.
  Так, беседуя с Богдановым на Капри у Горького, Ленин посоветовал: "Вот вы бы написали для рабочих роман на тему о том, как хищники капитализма ограбили землю, растратив всю нефть, все железо, дерево, весь уголь. Это была бы очень полезная книга, сеньор махист!"
  Однако Малиновский не поддался на уговоры и через пять лет после "Красной звезды" выдал совершенно другую книгу - "Инженер Мэнни", посвященную началу строительства каналов на Марсе. На этот раз Богданов выводит образ несгибаемого технократа, презревшего настоящее ради будущего. Его персонаж (кстати, дедушка того самого Мэнни, который действует в "Красной звезде") жертвует десятками тысяч простых рабочих во имя спасения цивилизации, которое видит в скорейшем возведении сети каналов. Разумеется, сам он не посылает пролетариев на смерть и, более того, всячески старается сократить потери до минимума, но работа должна быть сделана в любом случае, и инженер Мэнни переступает через законы нравственности и морали.
  Современные гуманисты от гуманитарных наук безусловно осуждают и Мэнни, и Богданова, который вывел своего строителя каналов в положительном качестве с оттенком героики. Наверное, он ассоциируется у них с гэпэушными "инженерами" Беломоро-Балтийского канала, что в принципе неверно: марсианские рабочие, работавшие на строительстве каналов, были наемными, а не рабами ОГПУ. А вот лично мне в образе Мэнни видятся совсем другие люди: гениальные конструкторы сталинской эпохи, сумевшие вопреки Системе создать невероятный мир будущего, само существование которого подтолкнуло человечество искать новые выходы из замкнутого круга "перераспределения собственности", довлевшего над цивилизацией тысячелетиями.
  "Для рабочих условия труда были очень сносные, но все же, разумеется, случались конфликты с инженерами: из-за штрафов, злоупотреблений властью, неточностей в расчете, из-за увольнений и т. д. До забастовок не доходило; когда директорам работ всего не удавалось уладить, то рабочие соглашались ожидать приезда Мэнни, они но опыту полагались на его беспристрастное, чисто деловое отношение к спорным вопросам и знали, что при всей своей холодной сухости он никогда не пожертвует хотя бы малейшей частицей справедливости, как сам ее понимает, ради сохранения престижа их начальников. Инженеры не всегда бывали этим довольны, но даже те, которые между собой называли его "диктатором", признавали, что он внимательно выслушивает их мнения и считается со всеми серьезно-практическими аргументами. К тому же инженеры высоко ценили и честь работать под его руководством, и особенно возможность быстрой карьеры при действительных знаниях и энергии..."
  Но Владимиру Ленину важными в этом новом романе показались не образы персонажей, не столкновение идеи технократического преобразования мира с идеей пролетарской революции (пусть даже и в смягченном "марсианском" варианте), а именно философские взгляды Богданова.
  "Прочитал его "Инженера Мэнни", - писал он Горькому в 1913 году. - Тот же махизм=идеализм, спрятанный так, что ни рабочие, ни глупые редактора в "Правде" не поняли."
 
  ***
  Впрочем, главной заслугой Богданова-Малиновского стало, прежде всего, то, что он впервые озвучил смысловой ряд: Марс - Красная звезда - революция - светлое коммунистическое будущее. Позднее этот ряд станет привычным, а еще позднее его изначальный смысл будет утрачен. Смутная связь между этими понятиями сохранится лишь где-то в темной глубине общественного бессознательного.
  Однако во времена Богданова все было ново и прозрачно. И - донельзя логично.
  Марс - древняя планета, вдвое старше Земли. Персиваль Лоуэлл доказал, что на Марсе есть каналы, которые построила высокоразвитая цивилизация. Марксистская теория смены общественных формаций утверждает, что высшая форма развития цивилизации - коммунизм. Следовательно, марсиане уже сегодня живут при коммунизме. Высшая форма развития цивилизации подразумевает также осуществление космической экспансии. Следовательно, коммунизм и космонавтика связаны друг с другом. Марсиане, скорее всего, уже освоили Солнечную систему и вскоре пожалуют к нам. Что последует за этим визитом, большой вопрос. Возможно, колонизация. Возможно, экспорт революции. В любом случае, с нами будут разговаривать на равных, только если мы сами сделаем у себя революцию и коммунизм.
  Начиная с романов Богданова, у российской космонавтики появилась не только философская, но и идеологическая основа...
 
  ***
  Перед Первой мировой войной в России был еще один автор, пишущий о космических путешествиях. И он тоже претендовал на звание российского Жюля Верна. Вот только с выбором сюжета он ошибся, а потому в анналы мировой фантастической литературы не попал.
  Звали его Борис Красногорский, и он опубликовал "астрономическую" дилогию: "По волнам эфира" (1913) и "Острова эфирного океана" (1914), причем вторая часть написана в соавторстве с неким Д. Святским.
  Если кратко охарактеризовать эту дилогию, то можно сказать так: это последний имперский и первый советский фантастический роман.
  Последний имперский он потому, что в нем полет к другим планетам осуществляют не революционеры с сочувствующими интеллигентами, а сливки высшего петербургского общества. Первый советский он потому, что сюжет строится на противостоянии гениального русского ученого и немецкого шпиона-вредителя - этим сюжетом будут вдохновляться два (а то и три) поколения отечественных прозаиков.
  Красногорский попытался воспроизвести успех лунной дилогии Жюля Верна.
  В романе "По волнам эфира" в подробностях описывается, как общественная организация "Наука и прогресс", основанная российскими аристократами и крупными капиталистами, строит космический корабль по проекту талантливого изобретателя Валентина Имеретинского. В качестве движителя используется огромное зеркало, - здесь автор заимствовал идею, основанную на гипотезе англичанина Максвелла о световом давлении и изложенную у тех же французов: в романе Жана Ле Фора и Анри Графиньи "Необыкновенные приключения русского ученого" (1889) описывается аппарат селенитов, перемещающийся между планетами под воздействием света.
  Однако в отличие от французов Красногорский понимает всю уязвимость этого проекта, поэтому вводит два принципиальных допущения: изобретатель Имеретинский подобрал достаточно легкий и в то же время достаточно прочный сплав "максвеллий", из которого строится "небесный вагон", а кроме того, экспериментальным путем установил, что сила лучевого давления на границе атмосферы и космоса в 1200 раз (?!) выше измеренной у поверхности Земли. Эти допущения заметно облегчают жизнь персонажам, и полет в межпланетном пространстве уже не кажется технически невыполнимой задачей.
  Идею Имеретинского о создании межпланетного "вагона" поддержали не только в клубе "Наука и прогресс", но и во всем мире. Забавно и немного грустно сегодня читать такие строчки романа:
  "...Само собой разумеется, что различные страны, сообразно с характером народа, неодинаково отнеслись к сенсационному событию.
  Во Франции в нескольких астрономических и других обществах произошли неприятные столкновения и даже дуэли из-за того, что нашлись лица, выразившие сомнение в исполнимости проекта русского изобретателя; горячие французские головы не могли перенести подобного скептицизма при всеобщем энтузиазме и проучили недоверчивых соотечественников.
  Прямо противоположно отнеслось к делу немецкое общество: осторожные бюргеры высказались крайне неопределенно и, очевидно, боялись мистификации. Кроме того, шовинисты, - а где их столько, как в стране Бисмарка? - решительно отказались допустить, чтобы столь великое открытие могло быть сделано кем-либо, кроме немца. Впрочем, ученый мир Германии оказался податливее; после обнародования подробного отчета об уже описанном на следующих заседаниях клуба "Наука и Прогресс" он вполне согласился с приведенными опытными данными и выводами из них и признал проект строго научным и осуществимым.
  Энергичные англичане и американцы, убедившись, что шум поднят не из-за пустяка, немедленно организовали компанию для разработки богатств, которые будут найдены на других планетах, и даже сделали соответствующее предложение Имеретинскому, но последний ответил, что считает возбужденный вопрос преждевременным.
  Даже такие страны, как Китай и Персия, поддались общему увлечению и зачитывались всем, что писалось в газетах о злободневном открытии.
  Всколыхнулась и матушка-Россия. На улицах поздравляли друг друга, как с великим праздником. Богомольные люди заказывали благодарственные молебны, а патриоты с гордостью говорили о великой миссии славян и о гнилом Западе..."
  И только немецкий астроном Густав Штернцеллер, пригретый клубом, не радуется со всем миром, а хочет помешать замыслам русского изобретателя, чтобы отдать приоритет в освоении космического пространства Германии (в тексте она названа дипломатично "Соседней Страной"). Для начала он похищает чертежи и расчеты Имеретинского. Когда строительство "вагона" все же начинается, он пытается убедить членов клуба "Наука и прогресс" в том, что космические экспедиции преждевременны и слишком рискованны, и даже если первый пробный полет состоится, то его участникам не следует высаживаться на планеты Солнечной системы, а достаточно изучить их на пролетной траектории. Затем, когда слова не возымели действия, взрывает аппарат, строящийся на Обуховском заводе.
  Впрочем, происки Штернцеллера не приносят желаемого результата, и межпланетный "вагон" с зеркалом-движителем подготавливается к назначенному сроку.
  Подражая французским фантастам, Красногорский приводит подробное описание своего аппарата и обрамляет текст страницами расчетов и таблиц, подтверждающих правильность выбранной конструкции. По ходу писатель решает некоторые чисто технические задачи: изобретает химический прибор для восстановления воздушной среды, придумывает систему теплоизоляции и измеритель преодоленного расстояния.
  Космический корабль, названный "Победителем пространства", устроен следующим образом. Собственно "вагон" имел форму цилиндра со сферической крышей. Высота его - 4,5 м, диаметр - 3 м. Стенки вагона были сделаны двойными, для обеспечения теплоизоляции из пространства между стенками выкачан весь воздух. Вес "вагона" с четырьмя пассажирами, запасами кислорода, провианта и воды на 60 дней составлял 2160 кг. Зеркало-движитель имело диаметр 35 м и состояло из тонких листов отполированного металла. Листы накладывались на прочную раму из "максвеллия." При этом "вагон" соединялся с зеркалом шарнирно. Для закрытия отражающей поверхности, в случае когда необходимо уменьшить лучевое давление, служили шторы из черного шелка, натягиваемые при помощи системы шнуров.
  Момент старта выбирается во время восхода или захода Солнца, когда лучи нашего светила косо падают на Землю. Аппарат устанавливается на платформу из четырех крестообразных балок, к концам которых прикрепляются тросы из четырех наполненных водородом шаров. Эти аэростаты поднимают конструкцию со стоящим на ней аппаратом как можно выше над Землей, пока лучевое давление не снимет "Победителя" с платформы и не унесет его в космос.
  В качестве стартовой площадки было выбрано Марсово поле в Санкт-Петербурге, время отбытия - 18.00, 28 июля 19... года. Свое желание участвовать высказали многие, но путем голосования среди членов клуба "Наука и прогресс" было отобрано четверо кандидатов: сам Валентин Имеретинский, приват-доцент и знаток Марса Борис Добровольский, зоолог Карл Флигенфенгер и юная аристократка графиня Наталья Аракчеева, дочь председателя клуба.
  Точно в назначенное время канаты, удерживающие аппарат у земли, были обрублены, и водородные аэростаты понесли его вверх. На высоте 8,5 км солнечные лучи сняли корабль с площадки, и он устремился к Луне, мимо которой собирались пролететь на пути к Венере.
  По расчетам автора, весь полет с Земли на Венеру, включая подъем и спуск в земной атмосфере, должен был занять всего лишь 42 дня. Однако почти сразу "Победитель пространства" оказался в метеоритном потоке Персеид. Путешественники пытались маневрировать, но один из крупных камней попал в аппарат, и корабль потерял свое зеркало. Увлекаемый метеоритным потоком, "Победитель пространства" вошел в земную атмосферу и рухнул в Ладожское озеро, где его через несколько дней подобрал пароход.
 
 
  Схема межпланетного корабля "Победитель пространства" ("По волнам эфира")
 
  В следующем романе под названием "Острова эфирного океана" Красногорский и его неожиданный соавтор Святский описывают новую экспедицию на "Победителе пространства" с теми же участниками. События приобретают драматический оттенок. Стартовав 20 сентября 19... года, с забытого полустанка на Финляндской железной дороге, космический "вагон" вновь устремляется к Венере. Однако по дороге его нагоняет огромный и хорошо вооруженный корабль "Patria", управляемый вероломным Штернцеллером, который обстреливает российский аппарат из пушек.
  Поврежденный "Победитель пространства" на огромной скорости удаляется от Солнца, его обитатели почти совсем лишены возможности управлять зеркалом, а значит, обречены на гибель в пустоте. Тем не менее они не спешат свести счеты с жизнью, а, наоборот, с увлечением наблюдают за проносящимися мимо мирами: от астероида Эрос они летят к Марсу (путешественникам удается разглядеть и каналы, и даже какие-то пятна, напоминающие города), от Марса - к поясу астероидов, от пояса - к Ганимеду. У Юпитера, пользуясь его тепловым излучением, аппарат удается развернуть, и "Победитель пространства" в третий раз берет курс на Утреннюю звезду.
  30 ноября российский космический аппарат совершает мягкую посадку на склон одной из гор Венеры. Там путешественники обнаруживают довольно развитую флору и фауну, соответствующую каменноугольному периоду, - ведь Венера, как мы помним, моложе Земли. А кроме того, они становятся спасителями своих обидчиков: "Patria" разбилась при посадке, Штернцеллер погиб, а двое его уцелевших соотечественников слезно умоляют забрать их из этого негостеприимного мира.
  18 мая следующего года "Победитель пространства" вернулся на Землю, упав в Каспийское море.
 
 
  Приспособление для подъема "Победителя пространства" ("По волнам эфира")
 
  Что тут добавить? Дилогия Красногорского представляет чисто исторический интерес. Как литературное произведение она уступает даже повести Афанасьева. Это можно было бы простить автору, если бы не нагромождение ошибок, обусловленных как устаревшими представлениями о строении Вселенной, так и примитивным неумением подняться над приземленными взглядами на физику свободного пространства. Например, Красногорский красочно расписывает угрозу столкновения космического аппарата с метеоритами, но не придает значения нагреву его оболочки при входе в атмосферу, даже не удосуживаясь снабдить "Победителя" тормозящими устройствами. Плохо понимая природу инерции и реактивного движения, Красногорский постоянно путается, создавая совершенно нелепую картину движения космических кораблей по Солнечной системе. Даже состояние невесомости он воспринимает и описывает не как "невесомость свободного падения", а как "невесомость равновесия сил притяжения" между Луной и Землей, между планетой и Солнцем. Впрочем, эту последнюю распространенную ошибку многие писатели-фантасты тиражировали еще пятьдесят лет, вплоть до полета Юрия Гагарина...
  Дилогия Красногорского - последнее произведение о космических полетах, написанное в Императорской России. Его появление символично. Оно столь же беспомощно, как и беспомощна была российская космонавтика в период царизма. Казалось, расцвета на этом направлении не наступит никогда, инженеры, подобные Имеретинскому, будут прозябать в безвестности, а полеты к Марсу останутся уделом утопистов. Но прошло всего несколько лет (далеко не самых радостных в истории европейской России), и ситуация в корне изменилась.
 
  ***
  Известно, что Константин Эдуардович Циолковский начал писать свою фантастическую повесть "Вне Земли" еще в 1897 году. Но на некоторое время забросил эту работу. Из воспоминаний Якова Перельмана мы узнаем, что будучи ответственным секретарем редакции журнала "Природа и люди" он выкупил эту повесть у Циолковского для публикации в 1916 году. Следовательно, Циолковский работал над ней в этот период времени, но когда именно - доподлинно неизвестно.
  С публикацией получилась задержка, вызванная революционными событиями. Дела у издательства Сойкина, выпускавшего журнал, шли неважно, но в начале 1918 года публикация все-таки началась. В марте типография и издательство Сойкина были национализированы, и сам он отстранен от дел. Журнал "Природа и люди" закрылся, а окончание повести в изначальном варианте так и не увидело свет. Первая публикация полного текста состоялась через два года, когда Калужское общество изучения природы и местного края выпустило "Вне Земли" отдельной книгой тиражом 300 экземпляров.
  На страницах этой повести нет ярких человеческих образов. Искусство раскрывать характеры людей через литературный текст было недоступно Циолковскому. Но зато по ней щедро рассыпаны идеи и точные безошибочные описания мира, которого никто из людей пока еще не видел.
  Действие повести "Вне Земли" происходит в 2017 году (в первом варианте - в 2000 году). Герои повести живут в замке, расположенном в недоступной местности между отрогами Гималаев. Их шестеро: француз Лаплас, англичанин Ньютон, немец Гельмгольц, итальянец Галилей, американец Франклин и русский Ломоносов, впоследствии переименованный автором в Иванова. Замысел Циолковского прозрачен: перед нами не люди-ученые, перед нами - некие абстрактные образы, персонифицированная классика научной мысли стран мира. И именно они должны проложить дорогу к звездам. Идея приходит в голову русскому Иванову:
  "- О, это ужас, ужас, что я придумал! Нет, это не ужас, это радость, восторг...
  - Да в чем же дело? Ты как сумасшедший, - сказал <...> немец Гельмгольц.
  Потное, красное лицо русского с всклокоченными волосами изображало какое-то неестественное воодушевление, глаза блестели и выражали блаженство и усталость.
  - Через четыре дня мы на Луне... через несколько минут вне пределов атмосферы, через сто дней - в межпланетных пространствах! - выпалил неожиданно русский по фамилии Иванов.
  - Ты бредишь, - сказал англичанин Ньютон, поглядевши внимательно на него.
  - Во всяком случае, не чересчур ли скоро? - усомнился француз Лаплас. <...>
  - Русский, вероятно, придумал гигантскую пушку, -перебил в свою очередь американец Франклин. - Но, во-первых, это не ново, а во-вторых, абсолютно невозможно.
  - Ведь мы же это достаточно обсудили и давно отвергли, - добавил Ньютон.
  - Пожалуй, я и придумал пушку, - согласился Иванов, - но пушку летающую, с тонкими стенками и пускающую вместо ядер газы... Слышали вы про такую пушку?
  - Ничего не понимаю! - сказал француз.
  - А дело просто: я говорю про подобие ракеты..."
  Итак, перед нами снова повесть о полете в космос. На этот раз в качестве средства транспортировки выбрана ракета:
  "От простой ракеты перешли к сложной, т. е. составленной из многих простых. В общем, это было длинное тело, формы наименьшего сопротивления, длиною в 100, шириною в 4 метра, что-то вроде гигантского веретена. Поперечными перегородками оно разделялось на 20 отделений, каждое из которых было реактивным прибором, т. е. в каждом отделении содержался запас взрывчатых веществ, была взрывная камера с самодействующим инжектором, взрывная труба и пр. Одно среднее отделение не имело реактивного прибора и служило кают-компанией; оно имело 20 метров длины и 4 метра в диаметре. Инжектор назначался для непрерывного и равномерного накачивания элементов взрыва в трубе взрывания. Его устройство было подобно устройству пароструйных инжекторов Жиффара. Сложностью реактивного снаряда достигался сравнительно незначительный его вес в соединении с громадной полезной подъемной силой. Взрывные трубы были завиты спиралью и постепенно расширялись к выходному отверстию. Извивы одних были расположены поперек длины ракеты, других - вдоль. Газы, вращаясь во время взрыва в двух взаимно перпендикулярных плоскостях, придавали огромную устойчивость ракете. Она не вихляла, как дурно управляемая лодка, а летела стрелой. <...>
  Камеры взрывания и трубы, составляющие их продолжение, были сооружены из весьма тугоплавких и прочных веществ, вроде вольфрама, так же как и инжекторы. Весь взрывной механизм окружался камерой с испаряющейся жидкостью, температура которой была поэтому достаточно низкой. <...> Наружная оболочка ракеты состояла из трех слоев. Внутренний слой - прочный металлический с окнами из кварца, прикрытыми еще слоем обыкновенного стекла, с дверями, герметически закрывающимися. Второй - тугоплавкий, но почти не проводящий тепло. Третий - наружный, представлял очень тугоплавкую, но довольно тонкую металлическую оболочку. Во время стремительного движения ракеты в атмосфере наружная оболочка накалялась добела, но теплота эта излучалась в пространство, не проникая сильно через другие оболочки внутрь. Этому еще мешал холодный газ, непрерывно циркулирующий между двумя крайними оболочками, проницая рыхлую, мало теплопроводную среднюю прокладку. Сила взрывания могла регулироваться с помощью сложных инжекторов, также прекращаться и возобновляться. Этим и другими способами можно было изменять направление оси снаряда и направление взрывания. <...>
  Объем ракеты составлял около 800 кубических метров. Она могла бы вместить 800 тонн воды. Менее третьей доли этого объема (240 тонн) было занято двумя постепенно взрывающимися жидкостями, открытыми нашим Франклином. Этой массы было довольно, чтобы 50 раз придать ракете скорость, достаточную для удаления снаряда навеки от солнечной системы и вновь 50 раз потерять ее. Такова была сила взрывания этих материалов. Вес оболочки, или самого корпуса ракеты со всеми принадлежностями, был равен 40 тоннам. Запасы, инструменты, оранжереи составляли 30 тонн. Люди и остальное - менее 10 тонн. Так что вес ракеты со всем содержимым был в три раза меньше веса взрывчатого материала. Объем для помещения людей, т. е. заполненного разреженным кислородом пространства, составлял около 400 кубических метров. Предполагалось отправить в путь 20 человек. На каждого доставалось помещение в 20 кубических метров, что при постоянно очищаемой атмосфере было в высшей степени комфортабельно. 21 отделение сообщались между собою небольшими проходами. Средний объем каждого отсека составлял около 32 кубических метров. Но половина этого объема была занята необходимыми вещами и взрывающейся массой. Оставалось на каждое отделение около 16 кубических метров."
  Для Циолковского это не просто цифры - это проект. И хотя автор еще не определился с компонентами топлива ("взрывающимися жидкостями"), но верит в осуществимость идеи, задавая объемы и весовые характеристики ракеты на основании прикидочных расчетов.
  Впрочем, замысел "Вне Земли" шире, чем может показаться на первый взгляд. Циолковский попытался описать, как изменится наш мир, если в нем появится дешевый и надежный аппарат для путешествия в межпланетном пространстве. И, что вполне ожидаемо, он изобразил очередную утопию.
  Ученые вывели свою ракету на высокую околоземную орбиту (1000 км), развернули оранжерею, поработали в невесомости и, убедившись в том, что жизнь в замкнутой системе возможна, доложили о своем открытии человечеству.
  Человечество в 2017 году переживало золотой век:
  "...На всей Земле было одно начало: конгресс, состоящий из выборных представителей от всех государств. Он существовал уже более 70 лет и решал все вопросы, касающиеся человечества. Войны были невозможны. Недоразумения между народами улаживались мирным путем. Армии были очень ограниченны. Скорее, это были армии труда. Население при довольно счастливых условиях в последние сто лет утроилось. Торговля, техника, искусство, земледелие достигли значительного успеха. Громадные металлические дирижабли, поднимающие тысячи тонн, сделали сообщение и транспорт товаров удобными и дешевыми. <...> Аэропланы служили для особенно быстрых передвижений небольшого числа пассажиров или драгоценных грузов; употребительнее всего были аэропланы для одного или двух человек."
  Однако у этого вполне счастливого человечества имелась серьезная проблема: быстрый рост населения истощал ресурсы Земли. И группа ученых затворников с блеском разрешила ее.
  Жители Земли с радостью приняли предложение выйти на просторы эфира:
  "Были и противники переселений, и равнодушные, и горячие сторонники их. Последних было больше всего. Уже появилось в свет множество книг, специально посвященных жизни вне Земли. С особенным удовольствием рассматривали забавные иллюстрации с изображением жизни будущих колоний. Прежде всего на эти картинки накидывались дети, потом юноши и, наконец, взрослые. Между стариками и женщинами больше было скептиков, но молодые девушки увлекались, хотя и не так горячо, как юноши.
  Во всех концах Земли читали лекции, делали доклады в собраниях, ученых обществах и академиях..."
  Пока на Земле строились большие ракеты, а первые колонисты готовились к вознесению на небо, ученые на первом корабле отправились к Луне и высадились на ее поверхность. Затем они, как водится, двинулись к Марсу, но высаживаться не стали, поскольку не были технически готовы к подобной процедуре.
  А в эфирных поселениях уже складывался новый тип общества - тот самый "многоуровневый", о котором любил рассуждать Циолковский в своих философских работах:
  "...Колонисты имеют полную возможность поддерживать порядок в своем обширном доме, учиться, учить других, производить научные исследования, расти умственно, физически и духовно. Невозможно при этом обойтись без организации общества; и у них есть выборное руководство. Каждая специальная зала дает своего представителя. Выбирают мальчики, девочки, холостые, семейные, старики и старухи. Требовались избрать 8 представителей. Но так как одному утомительно без отдыха распоряжаться, то выбирают от каждой корпорации по 3-4 человека, которые и исполняют свои обязанности по очереди. Эти 20-30 человек избирают еще из своей среды также 3-4 человека для общего ими руководства; те тоже распоряжаются по очереди. Выборы повторяются, когда угодно населению, чтобы сменить неудачно выбранных или длительно исполнявших эти обязанности. Выборным давались какие-либо значки, чтобы всякий знал своего представителя. Значок был в виде сухого плода, цветка, венка из иммортелей или чего-нибудь подобного. Вон несется, махая крыльями, как рой пчелок, группа юношей с своим предводителем, украшенным большим цветком.. Вон прелестная стая детишек со своим старшим... Вон девушки во главе с избранной, отличенной красивым венком... Там старики и старухи со своими представителями... Там семейные мужчины, а там их жены с маленькими... <...>
  Кружок выборных решает дела, касающиеся всего населения без различия пола и возраста, и, собственно, не он, а его очередной представитель, иногда мужчина, иногда женщина. Таким образом, не бывает промедления в делах. Если же в группе много недовольных распоряжениями выборного, то его, конечно, сменяют. Выборный выражает среднюю волю собрания, почему и избирается. Также и в каждой частной группе, например, в группе девушек, избранная выражает общую волю и потому повелевает и издает частные законы, пока пользуется доверием. Недовольные непременно найдутся, но единение каждой группы и всего населения требует такого порядка. В постоянном общении колонисты изучают друг друга, и это дело немаловажное. Благодаря тому совершаются удачные выборы, назначения на должности и работы. Брак и развод разрешает выборный от всего населения. Распри в каждой корпорации разрешаются представителями этой корпорации. Раздоры и споры между членами разных корпораций судятся общим представителем всей колонии..."
  Константин Циолковский, таким образом, развил мысль, намеки на которую мы находим почти у всех российских авторов конца XIX века и прямо зафиксированную у Богданова: дальнейший прогресс возможен только после социальной революции и напрямую связан с построением более справедливого общества...
 
  ***
  25 октября 1917 года (по старому стилю) Владимир Ильич Ульянов-Ленин, не дожидаясь сдачи Зимнего Дворца, объявляет о победе социалистической революции. Военный переворот большевиков свершился. Власть в Империи поменялась. Бывшие политэмигранты и политзаключенные приступили к перекройке жизненного уклада России, которая должна была стать паровозом Мировой Революции.
  Многие черты нового большевистского уклада напоминали утопические видения, рождавшиеся в головах Чернышевского и Инфантьева, Одоевского и Богданова. Но как оно обычно и случается, реальность исказила утопию до неузнаваемости. Схема организации труда с регулированием избытка человека-часов, предложенная Богдановым в романе "Красная звезда", превратилась в идею трудовой повинности без учета особенностей народной жизни и исторически сложившихся хозяйственных связей.
  "Организация труда, - писал по этому поводу еще один вождь мирового пролетариата Лев Троцкий, - есть по существу организация нового общества: каждое историческое общество является в основе своей организацией труда. Если каждое прошлое общество было организацией труда в интересах меньшинства <...> то мы делаем первую в мировой истории попытку организации труда в интересах самого трудящегося большинства. Это, однако, не исключает элемента принуждения во всех его видах, в самых мягких и крайне жестких.
  По общему правилу, человек стремится уклониться от труда. Трудолюбие вовсе не прирожденная черта: оно создается экономическим давлением и общественным воспитанием. Можно сказать, что человек есть довольно ленивое животное. На этом его качестве, в сущности, основан в значительной мере человеческий прогресс, потому что если бы человек не стремился экономно расходовать свою силу, не стремился бы за малое количество энергии получать как можно больше продуктов, то не было бы развития техники и общественной культуры <...> Не нужно, однако, делать отсюда такой вывод, что партия и профессиональные союзы в своей агитации должны проповедовать это качество как нравственный долг. Нет, нет! У нас его и так избыток. Задача же общественных организаций как раз в том, что "леность" вводится в определенные рамки, чтобы ее дисциплинировать, чтобы подстегивать человека. <...>
  Ключ к хозяйству - рабочая сила <...> Казалось бы, ее много. Но где пути к ней? Как ее привлечь к делу? Как ее производственно организовать? Уже при очистке железнодорожного полотна от снежных заносов мы столкнулись с большими затруднениями. Разрешить их путем приобретения рабочей силы на рынке нет никакой возможности при нынешней ничтожной покупательной силе денег, при почти полном отсутствии продуктов обрабатывающей промышленности <...> Единственным способом привлечения для хозяйственных задач необходимой рабочей силы является проведение трудовой повинности.
  Самый принцип трудовой повинности является для коммуниста совершенно бесспорным: "Кто не работает, тот не ест." А так как есть должны все, то все обязаны работать <...> Наши хозяйственники и с ними вместе профессионально-производственные организации имеют право требовать от своих членов всей той самоотверженности, дисциплины и исполнительности, каких до сих пор требовала только армия <...> Рабочий не просто торгуется с советским государством, - нет, он повинен государству, всесторонне подчинен ему, ибо это - его государство <...> Рабочее государство считает себя вправе послать каждого рабочего на то место, где его работа необходима."
  Как говорится, все с ног на голову. Планы на постройку коммунистического общества, где демократия, равенство, свобода выбора и добровольный осознанный труд являются базовыми ценностями, вычеркнули из повестки дня в угоду быстрому возведению бастионов военной экономики силами трудовых отрядов из подневольных рабов.
  Оказалось, что большевики - вовсе не романтики. Они прагматичные и жестокие политики, которые пришли, чтобы завоевать весь мир.
  "Утопия в политике, - говорил Ленин, выдавая себя с головой, - есть такого рода пожелание, которое осуществить никак нельзя, ни теперь, ни впоследствии..."
  Однако какое дело было молодежи до прагматичных расчетов новых правителей России? Революция будоражила, революция звала на баррикады. Помните Багрицкого? "Нас водила молодость в сабельный поход, нас бросала молодость на кронштадский лед.".. И символом революции стала красная звезда.
 
  ***
  Историки сегодня старательно обходят вопрос, какое значение имел октябрьский переворот для развития российской культуры. А значение он имел огромное! Многие условности, многие традиции, сковывавшие живое творчество, были в один момент отброшены и забыты. Революционная молодежь жаждала деятельности по преобразованию мира. Казалось, он уже рядом, достаточно объединить усилия, победить врагов, и Царствие небесное снизойдет на Землю, сбудется вековая мечта российской интеллигенции о справедливо устроенном обществе.
  У молодежи России появилась уникальная возможность проверить утопии на практике, сотворить будущее собственными руками и даже успеть увидеть сотворенное собственными глазами. А литераторы должны были (и очень даже хотели) воспеть этот созидательный порыв.
  Пролетарский поэт Владимир Кириллов, выражая общий настрой, писал:
  "К нам, кто сердцем молод!..
  Ветошь веков - долой...
  Ныне восславим Молот
  И Совнарком мировой...
  Трактором разума взроем
  Рабских душ целину,
  Звезды в ряды построим,
  В вожжи впряжем луну..."
  И опять одно увязывается с другим. Потому что даже на подсознательном уровне борцы за светлое будущее чувствовали: планета Земля - лишь остановка на пути революции, размах преобразовательной деятельности коснется Луны и звезд.
  Что-то такое носилось в воздухе, и первым это понял поэт-фантаст Валерий Брюсов, принявший романтику революции и воспевший ее: "Из круга жизни, из мира прозы Мы вброшены в невероятность..." Он восторгался этой "невероятностью" и пытался нащупать связь эпох, нить между прошлым и будущем.
  Он хочет написать роман. И роман этот о полете... на Марс.
  Первые наметки такого романа Брюсов делал еще в 1908 году, записав в свою программу на будущий год тему "Путеводитель по Марсу." И более поздние материалы из архива поэта свидетельствуют, что он продолжал размышлять в этом русле, изучал работы предшественников. Вот что он писал в статье "Пределы фантазии", датируемой 1912-13 годами:
  "Ж.Ве[рн] дал намек еще на одну возможность] посетить] небесн[ый] мир. В его р[омане] "Вверх дном" герои хотят построить исполинскую пушку, кот[орая] сотрясением своего выстрела ... переместила бы положение пол[юсов] Земли, н[а]при[мер], сделав пол[юса] обит[аемыми]. Этот толчок мог бы бы[ть] такж[е] продолжением] движ[ения] Зем[ли] по ее орбите. Любопытно, что русск[ий] философ Федоров серьезно проектировал управлять движением Земли в пространстве, превратив] ее в огром[ный] электромагнит]. На Земле, как на гиг[антском] корабле, люди могли бы посетить не т[олько] др[угие] планеты, но и другие звезды."
  Вплотную к написанию романа под рабочим названием "Первая междупланетная экспедиция" Валерий Брюсов подошел в 1918 году. Однако так и не приступил к работе.
  Много позднее в его архиве были обнаружены отдельные странички, датированные весьма широко: от 1918 до 1921 года. Видно, что это черновик. Имена одних и тех же персонажей в разных главах не совпадают, многие фразы оборваны на полуслове, есть абзацы без начала и конца. Однако кое-какое представление об авторском замысле составить можно.
  Например, видно влияние романа Александра Богданова "Красная звезда", но с учетом свершившейся большевистской революции.
  Действие романа перенесено в коммунистическое будущее. Трое ученых: Морли, Пэрис и О'Рук (по другой версии: Морли, Уиль и Крафт) - летят к красной планете на этеронефе "Пироент" (от одного из древнегреческих названий планеты Марс - "Pyroeis", "огненный"; в архиве Брюсова сохранилась драма "Пироент", героем которой является изобретатель снаряда, предназначенного для космических полетов). Этеронеф перемещается в пространстве совершенно по-богдановски: на нем стоит атомно-ракетный двигатель. С самого начала что-то не заладилось: "Пироент" совершает чрезвычайно жесткую посадку в неизвестной области Марса и выбивается из графика перелета. Члены экспедиции поставлены перед дилеммой: стоит ли поискать в окрестностях марсианский город или лучше сразу отправиться домой. К сожалению, на этом рукопись Брюсова обрывается, и мы узнаем только, что все трое участников экспедиции погибли. Почему? Как? На эти вопросы нет ответа. Брюсов вновь отошел от фантастики, так и не попытавшись довести начатое дело до логического конца...
 
  ***
  Другой талантливый человек Вивиан Азарьевич Итин, сын петербургского адвоката, пришел в революцию со студенческой скамьи. В 1917 году он начал писать утопическую повесть "Открытие Риэля." Сам автор говорил о ней так: "Я написал рассказ, направленный против войны, гордо назвав его романом." Итин принес рукопись в "Летопись" Алексею Максимовичу Горькому, которому она очень понравилась. Однако вскоре "Летопись" закрыли, а рукопись затерялась.
  Ее удалось разыскать только в 1922 году, - родственники переслали копию Итину в Канск, где он работал завагитпромом. Писатель подправил текст и издал его в виде небольшой книжки под названием "Страна Гонгури", которая сразу же стала библиографической редкостью. Еще через пять лет автор опубликовал рассказ в журнале "Сибирские огни" под прежним названием "Открытие Риэля."
  Прочитав произведение, Горький в короткой записке упрекнул писателя: ""Открытие Риэля" было издано под титулом "Страна Гонгури" в Канске, в 1922 году. Об этом Вам следовало бы упомянуть. Сделанные Вами исправления не очень укрепили эту вещь. Однако, мне кажется, что Вы, пожалуй, смогли бы хорошо писать фантастические рассказы."
  Нельзя не согласиться с Горьким. Потенциал Итина был высок. Повесть "Открытие Риэля" - это прорыв сразу по нескольким направлениям. Его коммунистическая утопия строится не по законам рациональности и статистики, а по правилам поэзии, через гармонию чувств, и потому особенно очаровывает. А кроме того, Итин был первым из фантастов, кто перешагнул межзвездный рубеж, описав освоение Дальнего космоса и прогрессивную деятельность коммунаров на планетах у иных солнц.
  Повесть начинается во времена революции и гражданской войны - следовательно, этот фрагмент написан позже, при восстановлении рукописи. Молодого революционера Гелия погружает в гипнотический сон его товарищ-врач, вместе с ним коротающий ночь перед расстрелом в колчаковском застенке. Перед внутренним взором Гелия проходят картины прекрасного мира (то ли у далекой звезды, то ли в параллельном мире), о котором он рассказывает, выйдя из транса:
  "...Был 1920 год после революции. У нас были бананы, персики, розы... огромные! Вишни величиной с яблоко и персики величиной с арбуз. Я начал с яблок, потому что наша планета была прежде всего сад. Мир делился на страны по плодам их растений. Их пояса были нанесены на карту. Домашних животных я не помню. Правда, мы пили белую жидкость, называющуюся молоком, ели молочные продукты, в кухнях я видел желтоватый порошок, сохранивший название "яйца", но все это было делом химических заводов, а не скотных дворов... Сады, поля злаков и волокнистых трав. В более холодных широтах росли леса, но там не было людских жилищ.
  Среди садов, на много миль друг от друга, поднимались громадные литые здания из блестящих разноцветных материалов, выстроенные художниками и потому всегда отличные друг от друга. Эти дворцы строились так, чтобы казаться гармоническим целым с природой. Я хочу сказать, что они должны были излучать горение художественной мысли, чтобы слиться с горизонтом равнин, гор и садов... Впрочем, были также большие города. Их было немного. Там сосредоточивались библиотеки, музеи, академии. Улицы были разноцветным ковром того же непрерывного сада, только здесь было больше цветов, декоративных растений, фонтанов, статуй..."
  Главной изюминкой утопии является "онтэит" - антигравитационный состав, изобретенный инженером Онтэ. Широкое применение онтэита совершенно изменило мир. Полет для людей стал столь же естественным, как дыхание. И понятно, что они стали двигаться выше и дальше, завоевывая свою планетную систему и мечтая уже о достижении соседних звезд:
  "...Освобожденные от тяжести "победители пространства" всплывали до пределов тяготения, и тогда небольшого радиоактивного двигателя было достаточно, чтобы развить планетную скорость и лететь в любом направлении. Существовало постоянное сообщение с планетой Санон, ближайшей к нам из внешних миров. В экваториальном его поясе были наши колонии. На остальных планетах человек не мог жить, там жили странные чудовища. Исследования этих миров длились века, много экспедиций погибло, на смену им мчались новые..."
  И вот однажды в путешествие к ближайшим звездам отправился корабль ученого Тароге, на который тот взял двадцать детей, чтобы основать колонию. Тароге повезло, - он нашел землеподобную планету, которую назвали Генэри. Здесь коммунары построили город и подчинили себе местных дикарей. Однако обученные новым ремеслам аборигены объединились, чтобы убить детей-полукровок и изгнать пришельцев. Война продолжалась двадцать лет, пока коммунары не восстановили двигатель "победителя пространства" и не отправили одного из товарищей за помощью. На родине его приняли с небывалым энтузиазмом, сразу же соорудив десять огромных боевых звездолетов. Утопическое общество готовится к войне и мести, а Гелий возвращается назад, в камеру, чтобы утром принять смерть.
  Пафос повести понятен. "Жизнь насыщает мертвое вещество, повторяясь в единообразных формах." Чтобы достигнуть высших форм общественного развития, жизнь и разум должны пройти по кругу превращений, через череду убийств и войн, но и там не будет успокоения - просто начнется новый круг...
  Разумеется, Итин не мог обойтись без символики, обозначающей революционные процессы в их бесконечной повторяемости. И нет ничего удивительного в том, что в качестве такого символа он выбрал Рубиновое Сердце - так, по мнению Итина, должны были выглядеть в высшем мире красные звезды коммунизма.
 
  ***
  Кстати, о красных звездах. Кое-кто из современных публицистов утверждает, что большевики приняли для своего государства масонскую символику и на этом успокоились. Отчасти это правда, влияние масонских организаций на революционную деятельность в Европе трудно переоценить. Но вопрос о символике молодого государства куда сложнее, чем принято считать: все-таки она формировалась годами, и самые разные люди принимали участие в этом процессе. Например, свастика, которую поначалу пытались внедрить как символ коммунистического движения, пришла не от масонов, а от сторонников теософии Елены Блаватской, нашедшей в начале XX века новое воплощение в "западном буддизме" семьи Рерихов.
  Существует несколько толкований смысла красной пятиконечной звезды.
  Звезда как понятие европейского мышления служила изначально символом вечности, позднее стала символом высоких устремлений, идеалов.
  Звезды в геральдике различались как по числу образующих их лучей, так и по цвету. Сочетание того и другого дает различные смысловые и национальные значения каждой звезды. Пятиконечная звезда (пентаграмма; звезда, повернутая "главой", то есть одним из лучей вверх) - древнейший символ защиты, охраны и безопасности. И наоборот, пятиконечная звезда, повернутая одним лучом вниз, а двумя вверх, приобретает зловещий и дурной смысл, - в Западной Европе со времен средневековья было принято считать такую перевернутую звезду за знак дьявола.
  Происхождение символа сокрыто. Ныне считают, что европейцы позаимствовали звезду из культур Древнего Египта или Китая. Но оказывается, пятиконечная звезда издревле была знакома народам Севера. Например, у саамов Русской Лапландии пятиконечная звезда считалась универсальным оберегом, защищающим оленей - основу жизненного уклада большинства северян. В Северной Карелии еще в середине XIX века засвидетельствован факт почитания пятиконечной звезды охотниками-карелами. Наткнувшись в зимнем лесу на медведя, охотник быстро чертил на снегу три пятиконечные звезды в ряд и отступал за них. Считалось, что медведь не сумеет перейти эту линию. А у русских язычников красная пятиконечная звезда считалась знаком весеннего бога Ярилы, покровителя земледельцев и воинов.
  В советской символике красная звезда появилась после того, как Всероссийская коллегия по организации и формированию Красной Армии, образованная 20 декабря 1917 года предложила ее в качестве воинской эмблемы. Конкретно за нее выступал Константин Еремеев - первый советский командующий войсками Петроградского военного округа, председатель Комиссии по формированию РККА. По другой версии, автором идеи был военный комиссар Московского военного округа Полянский.
  Приказом Наркомата по военным делам от 19 апреля 1918 года красная пятиконечная звезда была введена в качестве нагрудного знака для всего личного состава РККА. Ношение данного знака было подтверждено приказом Реввоенсовета Республики за № 310 от 7 мая того же года.
  Ношение знака было регламентировано и приказом Народного комиссариата по военным делам за № 321 от 7 мая 1918 года за подписями Троцкого, Механошина, Подвойского и Склянского. Приказ гласил: "Красноармейский значок есть принадлежность лиц, состоящих на службе в войсках Красной армии. Лицам, не состоящим на службе в составе Красной армии, указанные знаки предлагается немедленно снять. За неисполнение сего приказа виновные будут преданы суду военного трибунала. Приказ входит в силу со дня его опубликования."
  К приказу прилагались описание и рисунок красноармейского знака.
  Свой выбор руководство РККА объясняло следующими мотивами. Во-первых, форма звезды представляла "древнейший символ оберега", обороны. Во-вторых, красный цвет символизировал революцию, революционное войско.
  Однако вряд ли на Реввоенсовете обошли вниманием еще одно значение символа: красная звезда - Марс - бог войны. И почти наверняка многие революционеры легко приняли красную пятиконечную звезду, потому что помнили популярный роман Богданова, в котором красная звезда была знаком утопии, лучшего и более справедливого будущего.
  В 1923 году символ пятиконечной звезды включили в герб СССР в качестве бэджа2 как фигурное дополнение к девизу "Пролетарии всех стран, соединяйтесь!" Поэтому ее стали считать эмблемой международной солидарности трудящихся. Красная звезда вновь обрела космополитичность, не завязанную на национальную армию конкретного государства. Бога войны сменил бог грядущего всемирного единения.
 
  ***
  Лучше остальных смыслы, сокрытые в новой символике, уловил Алексей Николаевич Толстой, вскоре ставший классиком советской литературы.
  В растиражированной официальной биографии Алексея Толстого есть эпизод, записанный по воспоминаниям Григория Моисеевича Крамарова, председателя первого Общества изучения межпланетных сообщений. Дело происходило в эмиграции, в Берлине.
  "Однажды, - рассказывал Крамаров в 1961 году, - я зашел к нему на квартиру. Это была небольшая комната с полками, заваленными книгами. На тумбочке лежала пачка толстых тетрадей.
  Я поинтересовался, что это за тетради.
  - Это мои расчеты воздушного реактивного корабля и пути его следования на Марс, - ответил он.
 
 
  Алексей Николаевич Толстой
 
  - Почему именно на Марс? - спросил я.
  - Предполагается, что на Марсе имеется атмосфера и возможно существование жизни. К тому же, - добавил он, - Марс считается красной звездой, а это эмблема <...> Красной Армии..."
  Речь, разумеется, шла о набросках к роману "Аэлита." Алексей Толстой написал удивительное произведение. В нем органично сочетаются несколько жанровых направлений, а центральные персонажи навсегда вошли в историю не только российской литературы, но и культуры в целом. Ведь, например, имени Аэлита до романа Толстого в русской традиции не было. Это марсианское имя и означает оно, кстати, "свет звезды, видимый в последний раз."
  Следует помнить, что роман писался в то время, когда Алексей Николаевич принимал непростое решение: остаться в эмиграции или вернуться в Россию. Казалось, особо выбирать было нечего.
  "...В эпоху великой борьбы белых и красных я был на стороне белых, - признавался Толстой в своем "Открытом письме Н. В. Чайковскому." - Я ненавидел большевиков физически. Я считал их разорителями русского государства, причиной всех бед. В эти годы погибли два моих родных брата, один зарублен, другой умер от ран, расстреляны двое моих дядей, восемь человек моих родных умерло от голода и болезней. Я сам с семьей страдал ужасно. Мне было за что ненавидеть..."
  Но большевики победили, повели за собой миллионы людей, подчинили себе огромную страну, - Толстой пытается понять, почему, и этим пронизан весь его роман "Аэлита." По ходу работы изменился и сам писатель.
  Первым это заметил Корней Чуковский, которому Толстой в октябре 1922 года поспешил сообщить об окончании работы над романом о "хорошенькой и странной женщине":
  "Что с ним случилось, не знаем, он весь внезапно переменился. Переменившись, написал "Аэлиту"; "Аэлита" в ряду его книг - небывалая и неожиданная книга... В ней не Свиные Овражки, но Марс. Не князь Серпуховский, но буденновец Гусев. И тема в ней не похожа на традиционные темы писателя: восстание пролетариев на Марсе. Словом, "Аэлита" есть полный отказ Алексея Толстого от того усадебного творчества, которому он служил до сих пор."
 
 
  Кадр из кинофильма "Аэлита"
 
  Начинается роман с захватывающего воображение эпизода, - прочитав его, оторваться уже невозможно до самого конца:
  "В четыре часа дня, в Петербурге, на проспекте Красных Зорь, появилось странное объявление, - небольшой, серой бумаги листок, прибитый гвоздиками к облупленной стене пустынного дома.
  Корреспондент американской газеты, Арчибальд Скайльс, проходя мимо, увидел стоявшую пред объявлением босую, молодую женщину в ситцевом, опрятном платье, - она читала, шевеля губами. Усталое и милое лицо женщины не выражало удивления, - глаза были равнодушные, ясные, с сумасшедшинкой. Она завела прядь волнистых волос за ухо, подняла с тротуара корзинку с зеленью и пошла через улицу.
  Объявление заслуживало большого внимания. Скайльс, любопытствуя, прочел его, придвинулся ближе, провел рукой по глазам, перечел еще раз:
  - Twenty three, - проговорил он, наконец, что должно было означать: "Черт возьми меня с моими костями."
  В объявлении стояло:
  "Инженер, М. С. Лось, приглашает желающих лететь с ним 18 августа на планету Марс явиться для личных переговоров от 6 до 8 вечера. Ждановская набережная, дом 11, во дворе."
  Это было написано - обыкновенно и просто, обыкновенным чернильным карандашом. Невольно Скайльс взялся за пульс, - обычный. Взглянул на хронометр: было десять минут пятого, стрелка красненького циферблата показывала 14 августа..."
  Да, вот так вот! Из разрушенной голодной обнищалой Советской России - на Марс! Обыкновенно на Марс. И не через годы и десятилетия, а уже через четыре дня. Будущее - сегодня! Вселенная - за углом!
 
 
  Разрез ракеты инженера Лося ("Аэлита" ):
  1 - вертикальный канал со взрывной камерой; 2 - питательная трубка (механизм подачи ультралиддита); 3 - емкость с ультралиддитом; 4 - магнитная катушка для фокусировки взрывной струи; 5 - электроаккумуляторы; 6 - магнето; 7 - реостаты системы управления двигателем; 8 - баллоны с кислородом; 9 - аппарат для очистки воздуха; 10 - "глазки" снабженные призматическими стеклами; 11 - входной люк; 12 - парашютный тормоз; 13 - пружинный буфер; 14 - ремни для перемещения в невесомости.
 
  Добавляя в фантастическое повествование реалистичные детали, Толстой точно рассчитал эффект, который произведет этот метод на современных ему читателей. Все достоверно и осязаемо: во дворе дома номер 11 на Ждановской набережной и в наши дни можно увидеть тот самый сарай, в котором Лось собрал свой межпланетный корабль. И, видимо, не случайно объявление повешено на проспекте Красных Зорь (на Каменноостровском), - здесь до революции довелось проживать писателю.
  Изумленный Скайльс идет по указанному адресу и берет интервью у человека заурядной биографии Мстислава Сергеевича Лося, всего лишь за год построившего космический аппарат. Толстой лишний раз подчеркивает: в условиях революции раскрываются дремлющие таланты людей, революция стимулирует прогресс, а значит, невозможное сегодня, станет возможным завтра. Может быть, потому красные оказались сильнее белых, что олицетворяли собой прогресс?.. Нет и еще раз нет! Ведь их деятельность отбросила великую державу на десятилетия в прошлое, превратила страну-победительцу Первой мировой войны во второстепенную державу, которую даже не удосужились пригласить к столу переговоров по поводу будущего Европы... Их первые успехи на поприще восстановления экономики и государственности были обусловлены не военным коммунизмом и уж никак не красным террором, а наоборот, послаблениями мелким собственникам в виде Новой экономической политики (НЭП)...
  Придя на Ждановскую, Скайльс словно проваливается из нашей реальности в параллельную, где всякий может построить из подручных материалов звездолет и отправиться на нем к Марсу, чтобы следующим утром узнать, есть ли там жизнь и разумные существа.
  Обращение Алексея Николаевича Толстого к параллельной реальности, создаваемой жанром научной фантастики, было не совсем случайным. Фантастика была близка Толстому, его богатому воображению, блестящему умению закрутить убойный сюжет. "Аэлита" находится как бы на стыке жанров: это и научная фантастика, и сказочная история. При этом Толстой откровенно играет с чужими сюжетами и образами, как бы подмигивая компетентному читателю: я свой, я тоже все это читал, но я сделал лучше, чем другие.
  Взять хотя бы космический корабль, который построил Лось для путешествия на Марс и который он предъявил Скайльсу. Читаем описание:
  "Лось и Скайльс подошли к лесам, которые окружали металлическое яйцо. На глаз Скайльс определил, что яйцеобразный аппарат был не менее восьми с половиной метров высоты и шести метров в поперечнике. Посредине, по окружности его, шел стальной пояс, пригибающийся книзу, к поверхности аппарата, как зонт, - это был парашютный тормоз, увеличивающий сопротивление аппарата при падении в воздухе. Под парашютом - расположены три круглые дверцы - входные люки. Нижняя часть яйца оканчивалась узким горлом. Его окружала двойная, массивной стали, круглая спираль, свернутая в противоположные стороны, - буфер. Таков был внешний вид междупланетного дирижабля.
  Постукивая карандашом по клепаной обшивке яйца, Лось стал объяснять подробности. Аппарат был построен из мягкой и тугоплавкой стали, внутри хорошо укреплен ребрами и легкими фермами. Это был внешний чехол. В нем помещался второй чехол из шести слоев резины, войлока и кожи. Внутри этого, второго, кожаного, стеганого яйца находились аппараты наблюдения и движения, кислородные баки, ящики для поглощения углекислоты, полые подушки для инструментов и провизии. Для наблюдения поставлены, выходящие за внешнюю оболочку аппарата, особые "глазки", в виде короткой, металлической трубки, снабженной призматическими стеклами.
  Механизм движения помещался в горле, обвитом спиралью. Горло было отлито из металла "Обин", чрезвычайно упругого и твердостью превосходящего астрономическую бронзу. В толще горла были высверлены вертикальные каналы. Каждый из них расширялся наверху в так называемую взрывную камеру. В каждую камеру проведены искровая свеча от общего магнето и питательная трубка. Как в цилиндры мотора поступает бензин, точно так же взрывные камеры питались "Ультралиддитом", тончайшим порошком, необычайной силы взрывчатым веществом, найденном в 1920 году в лаборатории ...ского завода в Петербурге. Сила "Ультралиддита" превосходила все до сих пор известное в этой области. Конус взрыва чрезвычайно узок. Чтобы ось конуса взрыва совпадала с осями вертикальных каналов горла, - поступаемый во взрывные камеры "Ультралиддит" пропускался сквозь магнитное поле. Таков, в общих чертах, был принцип движущего механизма: это была ракета. Запас "Ультралиддита" - на сто часов. Уменьшая или увеличивая число взрывов в секунду, - можно было регулировать скорость подъема и падения аппарата.
  Нижняя его часть значительно тяжелее верхней, поэтому, попадая в сферу притяжения планеты, аппарат всегда поворачивался к ней горлом..."
  Перед нами как бы сборная солянка из проектов, описанных в европейской (в частности, в немецкой) фантастике первых десятилетий XX века, и в то же время -совершенно новая конструкция космического корабля. Интересно, что Толстой интуитивно (или осознано ознакомившись с литературой) сделал выбор в пользу реактивного движения. А двигатель взрывного действия (теоретически возможный, но и по сей день остающийся в проектах) позволил писателю сократить время полета к Марсу до нескольких часов и даже поговорить об эффектах, возникающих на субсветовых скоростях и описанных специальной теорией относительности.
  Хорошее знакомство "реалиста" Толстого с предметом обсуждения выражается и в других мелких и крупных деталях. Например, его марсиане поют у костра: "Улла, улла", что тут же вызывает четкую ассоциацию с марсианами Уэллса. Сама цивилизация красной планеты напрямую взята из атлантической мифологии теософов, описанной в романах той же Крыжановской-Рочестер, с добавками из марсианского цикла Эдгара Райса Бэрроуза.
  Но если бы "Аэлита" состояла только из узнаваемых кубиков, вряд ли она сумела бы пережить и писателя, и саму эпоху. Толстой действительно сумел придать марсианскому роману (да и русскоязычной научной фантастике в целом) новое качество, создав несколько незабвенных образов. Один из них - красноармеец Алексей Иванович Гусев, который вместе с Лосем соглашается лететь на Марс. Это - ключевая фигура, и ради нее стоило бы написать весь роман.
  Современные либеральные критики обзывают Гусева "люмпеном", "маргиналом" и "Шариковым", но на самом деле он - "смазка революции", человек, которого она вырвала из унылого деревенского быта, показав ему ослепительный мир больших дел и больших страстей. Вернуться в быт он уже не может, а потому готов хоть на Марс, хоть к черту на рога, лишь бы подальше. Сотни тысяч таких, как он, полегли на фронтах Гражданской войны, но именно потому, что эти сотни тысяч пошли за красными, а не за белыми, большевики победили.
  Толстой откровенно противопоставляет стихийного революционера Гусева профессиональному революционеру Леониду из богдановской "Красной звезды." Леонид рассуждает об организации будущего, - Гусев это будущее делает своими руками. Леонид живет в осуществленной утопии, - Гусев никогда не согласится жить в ней, уйдет за "тонкую красную линию" туда, где кипит бой.
  А революцию он делает и будет делать потому, что его сердце переполнено жалостью к тем, кто живет убого, но дорожит своей убогостью, будто это величайшая ценность во всей Вселенной. "...Ну и пусть кожу с меня дерут. Неправильно все на свете. Неправильная эта планета, будь она проклята! "Спаси, говорят, спаси нас"... Цепляются... "Нам говорят, хоть бы как-нибудь да пожить. Пожить!.." Что же я могу... Вот - кровь свою пролил. Задавили. Мстислав Сергеевич, ну ведь сукин же я сын, - не могу я этого видеть... Зубами мучителей разорву..." Где здесь критики увидели Шарикова?..
  И еще один очень важный момент. Прилетев на Марс, Лось и Гусев столкнулись с древней цивилизацией, управляемой технократами. Буржуазной технократии Толстой противопоставил технократию нового советского общества. Впоследствии идеологи будут активно использовать это противопоставление. Вот, например, что писал Глебов-Путиловский, рассказывая о трудах "отца буржуазной технократии" Сен-Симона:
  "...То, что он предполагал и предлагал: "содействие ученых, техников и художников лучшей постановки производства и воспитания", - осуществляется (конечно в самых ограниченных размерах) и монархическими буржуазными правительствами нашего времени. По этой линии даже появилась модная буржуазная теория "организованного капитализма" (тоже... "своего рода утопия!"), к которой причастны кое-кто и из наших правых оппортунистов (!!)... Но мы знаем, что подобное гармоничное содействие и сотрудничество ученых, техников и художников возможно окончательно лишь при социалистическом строительстве и при социалистическим строе, когда все способности и знания указанных общественных элементов будут использованы не в целях эксплуатации, а в целях общей и равной для всех пользы."
  Сидя в эмиграции, Алексей Толстой сделал принципиальный вывод: дореволюционная Европа катилась в пропасть, у нее не было и нет будущего, только социалистическая Россия может спасти мир от застоя и постепенного угасания. За это писатель готов был простить большевикам любые преступления. И простил...
  В Советской России, правда, его жест не оценили. Новый роман, с которым Толстой приехал на Родину, был встречен обидными отзывами. Шкловский: "Аэлита прежде всего неприкрытое подражание Уэльсу <...> На Марсе, конечно, ничего не придумано <...> В "Аэлите" - скучно и не наполнено..." Чуковский: "Роман плоховат." Тынянов: "Не стоило писать марсианских рассказов." Или вот большая и, по сути, разгромная рецензия в "России", представляющая заход с другой стороны: "Мало яркой фантастики", "Краски Марса изготовлены на земной фабрике."..
  А в заключение душка Корней Чуковский припечатывает не одного Толстого, но весь жанр: "Куда нам, писателям технически отсталого народа, сочинять романы о машинах и полетах на другие планеты!"
  Пришлось Толстому смириться и усесться за новый фантастический бестселлер - за "Гиперболоид инженера Гарина."
 
  * * *
  По роману Толстого был снят самый известный советский фантастический фильм, - по крайней мере, он, в отличие от большинства других советских фильмов, упомянут во всех западных энциклопедиях кино. Сам писатель довольно прохладно относился к экранизации, хотя и объявлен в титрах соавтором сценария. Его отношение легко объяснить, посмотрев эту немую ленту, созданную Яковом Александровичем Протазановым в 1924 году на студии "МЕЖРАБПОМ-РУСЬ."
  Пафос преобразовательной силы революции, романтика путешествий на Марс, блестящие образы Лося, Гусева, Аэлиты и Тускуба оказались отвержены авторами фильма, которые решили удовлетворить свои собственные амбиции, показав, как им думалось, разносторонний срез общества послереволюционной России.
  Среза, правда, не получилось, а получилась какая-то белиберда. Судите сами. Живет в Москве (а не в Питере) инженер Лось, возглавляет радиостанцию, которая 4 декабря 1921 года принимает из мирового эфира странное сообщение из трех слов: "Анта... Одэли... Утл...." В свободное от работы время Лось вместе со своим приятелем Спиридоновым конструируют ракету для полета на Марс (в показанном чертеже легко угадывается ракета с прямой дюзой Циолковского) и мечтает о прекрасной и далекой Аэлите, дочери Тускуба, правителя красной планеты. Полученные сигналы возбуждают воображение Лося, и он начинает фантазировать о том, как на Марсе построили аппарат, показывающий обитателей Земли (такой аппарат, схожий с аппаратом Инфантьева, имеется и в романе Толстого), - Аэлита видит Лося и влюбляется в него. В это время его молодая жена Наташа, работница эвакопункта, становится предметам вожделения мерзкого старорежимного мошенника Эрлиха, устроившегося учетчиком на склад. Наташа отвергает домогательства Эрлиха, но фабула складывается таким образом, что каждый раз Лось становится свидетелем обратного и дико ревнует свою жену. В конце концов Лось убивает Наташу и в ужасе перед содеянным бежит в ракете ("интерпланетонефе") на Марс. В полете его сопровождает красноармеец Гусев и сыщик-любитель Кравцов, которого не приняли в "угро" и который пробрался на ракету "зайцем." (Наверное, это был первый космический "заяц" в советской фантастике). Марсиане хотят убить пришельцев с Земли, но те поднимают революцию, выпустив из подземелий отмороженный (в прямом смысле слова) пролетариат, затем Аэлита устраивает контрреволюцию... На сем видения Лося прерываются, он возвращается с вокзала домой и обнаруживает, что Наташа жива, а мошенник Эрлих разоблачен и арестован. Разгадана и тайна эфирных сигналов: оказалось, что это хитрый рекламный трюк новой фирмы по производству автомобильных шин. Лось обнимает-целует супругу, и они радостно сжигают чертежи межпланетной ракеты. Идут заключительные титры: "Довольно мечтать, всех нас ждет другая настоящая работа!" Зритель расходится в недоумении: при чем здесь Марс и Аэлита?..
  Может быть, именно этот финал вызывал естественное отторжение у Толстого. Все же его роман был пронизан пафосом совсем иного рода: русская революция открыла Европе и человечеству новые горизонты, дала в руки униженных и оскорбленных новые инструменты преобразования мира - теперь можно лететь на Марс и еще дальше, к звездам. А что предлагает Протазанов? Сжечь чертежи, уничтожить мечту и вернуться в мещанское гнездышко?.. Стоило ли ради такого исхода огород городить?..
 
  ***
  Ярко выраженный антикосмизм бывшего эмигранта Протазанова, воспевавшего мещанские прелести Новой экономической политики, был довольно редким явлением. 1923 и 1924 годы стали ключевыми не только для развития советской фантастики, но и для первого настоящего толчка к развитию космонавтики.
  В который раз дала себя знать наша потаенная национальная черта, выраженная в вере, будто бы иностранцы лучше знают, чем и как заниматься. Население молодого государства, подражая европейцам, чрезвычайно увлекалось воздухоплаванием во всех видах, однако о более высотных полетах речи пока не шло. Константин Эдуардович Циолковский бедствовал у себя в Калуге, позабыв о космических полетах и эфирных станциях. Ему было важно признание со стороны новой власти, но власть не спешила сделать это.
  Первым человеком, который оценил труды Константина Эдуардовича и взялся помочь старику, был наш старый знакомец Николай Морозов - многолетний сиделец Шлиссельбургской крепости, популяризатор науки и автор фантастических рассказов о полетах на Луну и в другие измерения. Большевики ценили этого образованного народовольца и доверили ему руководить Естественнонаучным институтом имени Лесгафта (до революции - Биологическая лаборатория Лесгафта). Кроме того, с 1909 года Морозов возглавлял Русское общество любителей мироведения и первое, что он сделал, ознакомившись с работами Циолковского, - предложил избрать его членом этого общества.
  По этому поводу Морозов писал Циолковскому:
  "Русское общество любителей мироведения на 99 годовом общем собрании 5 июня 1919г. избрало Вас, глубокоуважаемый Константин Эдуардович, своим почетным членом в знак уважения к ученым заслугам Вашим, выразившимся в Ваших трудах по физико-математическим наукам в различных их отраслях и, в частности, в области теоретического и практического воздухоплавания <...> Вы развивали смелые и научно обоснованные идеи о межпланетных сообщениях и приборах, построенных по принципу ракеты."
  Циолковский отвечал так: "Время трудное, я стал порядком-таки унывать. Но вот глубоко почитаемое Общество своим вниманием подкрепило мои старческие и изнуренные трудом силы, я вновь усердно принялся за свои несколько заброшенные работы."
  Однако в условиях Гражданской войны планы заселения космических пространств мало кому были интересны. Куда более востребованной оказалась старая и любимая идея цельнометаллического дирижабля. Циолковскому удалось установить связь с Полевым Управлением авиации и воздухоплавания при штабе Южного фронта. В феврале 1919 года он послал несколько брошюр начальнику этого Управления, а в сопроводительном письме просил: "Напишите в Москву, в Главный Штаб или куда угодно и поговорите о полезности этого дела <...> Но избави боже начать постройку без моего руководства. Безрассудно не воспользоваться моей многолетней эрудицией и трудами над моделями!.."
  Тогда же Циолковский написал заявление в Народный Комиссариат торговли и промышленности, приложив к нему 10 своих брошюр по дирижаблю. В письме содержался план работ по реализации проекта его дирижабля. С этим же письмом он обратился и в Народный Комиссариат по военным делам РСФСР. Темой заинтересовались. Научно-техническая часть Главного управления Рабоче-крестьянского Красного Военного Воздушного Флота запросила у калужского изобретателя брошюры по дирижаблю, необходимые для решения вопроса о возможности его построения и использования.
  Информация о цельнометаллическом дирижабле распространялась все шире. Калужский Губсовнархоз, придавая "большое значение опытам, трудам и исследованиям" в области воздухоплавания, оказал Циолковскому материальную поддержку. Штаб Воздушного флота Республики в лице помощника его начальника Анощенко предложил Циолковскому личную встречу в Москве или с комиссией в Калуге для решения вопросов, связанных с этим дирижаблем. До приезда комиссии Циолковского навестил представитель Высшей Воздухоплавательной школы в Петрограде.

<< Пред.           стр. 5 (из 11)           След. >>

Список литературы по разделу