<< Пред. стр. 1 (из 4) След. >>
Список литературы по разделу
И.В.Пешков
М.М.Бахтин: от философии поступка к риторике поступка
- Издательство "Лабиринт", Москва - 1996. - 176 с.
Редактор Г.Н.Шелогурова Художник И.Е.Смирнова
Работа, написанная в одном из самых бахтинских жанров - в жанре диалога-согласия, включает в себя наиболее полный текст ранней рукописи Бахтина (известной сейчас под названием "К философии поступка"), приведенный по различным источникам.
c Издательство "Лабиринт", редактура, оформление, оригинал-макет, 1996 г.
c Игорь Валентинович Пешков, текст, 1996 г.
ISBN 5-87604-106-8
Содержание
Часть 1. Приступ 5
Часть 2. Агон 35
Часть 3. Воплощение 163
Именной указатель 171
Часть первая
ПРИСТУП
У нас нет традиции писать ученые книги аргументируя от личной истории. Я, такой-то, делал то-то и то-то, а потом то-то и то-то и вот что получилось. Это считается несолидным, ненаучным. Надо - сразу от предмета науки, которая поставила нам задачи, которые мы осознали и которые мы решаем. Но такое изложение мало того, что невыносимо стилистически, еще и просто ложно. Ничего наука нам не ставит: ни задач, ни чего другого. Это мы ставим самих себя в план науки иди просто подгоняем под себя ее планы! Однако, я не собираюсь бороться с традициями и если у нас сейчас давно нет этих традиций, так мало ли чего у нас давно нет! Поэтому не буду дальше оправдываться и приступлю (приступ так приступ!) к возрождению некоторых жанров участного мышления, говоря словами главного героя этой книги, лучше сказать - протагониста - Михаила Михайловича Бахтина. Протагонист. Да, так значительно лучше. Не ложится Бахтин в прокрустово ложе завершенной героичности. Остается он творцом, когда художественный образ его самого лепить пытаются. Он - natura naturans. Но, по его же теории, и мы должны быть - не просто natura naturata.
Это долженствование я приму к сведению, но пока вот что получилось. Преподаватель, ведущий семинар по литературоведению (В.Е.Хализев), предложил нам в качестве домашнего задания познакомиться с избранными им страницами только что вышедшей тогда книги Бахтина "Вопросы литературы и эстетики". Кажется, что-то о хронотопе. А я прочитал в первую очередь работу "Проблема содержания, материала и формы в словесном художественном творчестве" и почувствовал, что это нечто большее, чем изучаемый учебный предмет. Потом нам, первокурсникам, предложили проделать анализ
5
какого-либо литературно-художественного произведения и тот же преподаватель назвал мою работу пародией на Бахтина. Я почему-то не обиделся. Чуть позже, когда я начал читать книгу В.Волошинова "Марксизм и философия языка", она сразу показалась мне чрезвычайно знакомой. Волнуясь все более и более, я вдруг понял, что это написал Бахтин. Без всякой задней мысли я сделал ксерокопию книги. В дипломе по риторике из родов речей Аристотеля я сделал типологию ситуации общения и при всяком удобном случае цитировал Бахтина. В аспирантуре нужно было написать работу по марксистско-ленинской философии и я разумеется выбрал "Марксизм и философию языка , которую доцент добродушно заподозрил в ревизионизме (но "хорошо" поставил). Пять лет я читал лекции по ораторскому искусству и студенты не догадывались, что словосочетания риторика поступка и риторика Бахтина изобретено самим лектором. Когда я начал писать диссертацию по изобретению как категории риторики, появилась публикация работы Бахтина под названием К архитектонике поступка. Я подумал, вроде бы в первый раз в отношении Бахтина, что это - судьба.
Диссертация правда и так уже получалась пробахтинской, но именно эта работа окончательно убедила меня, что Бахтин с самого начала писал глобально новую риторику, т.е. создавал иную риторическую парадигму, корень которой в архитектонике поступка. Я понял, что здесь такой колодец, откуда можно или глотнуть (что я и сделал, дописав диссертацию) или испить его до конца (в своем понимании конца, конечно), но это процедура особая, осуществляемая мной только сейчас, десять лет спустя.
За десять лет по риторической проблематике удалось опубликовать десяток мелких работ1, начиная с напечатанной в никому не известном сборнике трудов Института языкознания статьи "О типологии речевого общения и о возможности обоснования научного статуса риторики", где совсем кратко систематизированы принципы риторики поступка
________
1 Библиографию их, как и других работ по риторике, вышедших в последние годы, можно найти в: О.А.Сычев. Последние 10 лет в своем отечестве// Риторика, 1995. - ј1. - С. 155.
6
Бахтина. В 1989 году вышла моя брошюра в серии лекторское мастерство (издательства "Знание", куда я только что пришел тогда работать редактором, чтобы создать риторическую серию2. Собственно говоря, брошюра была частью предложенной издательству работы "Беседы о риторике", но слово "риторика тогда все еще не пускалось в названия и я поименовал первую часть экстравагантно ("Три июля в беседах о речевом общении"), но точно, потому что брошюра в основном посвящена именно типологии речевого общения, правда в связи с общей структурой риторики поступка. Поскольку я здесь собираюсь предложить читателям продолжение этих бесед, так до сих пор нигде не опубликованное, то предварительно приведу концовку первых "Трех июлей":
Методист. У меня два вопроса. Почему все-таки уровни речевой деятельности человека обосновываются типами ситуаций речевого общения? Это раз. И что дает для обучения говорящего человека, и в частности, лектора, такое обоснование? Это два.
Теоретик. Как мы выяснили, каждый тип кризиса ритуала по-разному относится к самому ритуалу. Суд вырабатывает законы, правила, поддерживающие ритуал и естественно формирует уровень нормы. Норма более абстрактна, чем сам ритуал, но зато более податлива во внутренней работе, из нее что-то можно строить.
Но строить можно только ввиду игрового кризиса, своим осмеянием ритуала создающего почву для изобретения нового.
И этого мало: возможность строить новое должна быть поддержана совещательным кризисом, требующим обоснования ритуала. Совещательный кризис нуждается в результате и результат, с другой стороны, появляется только вследствие совещательного кризиса. Так же, как и игровой кризис нуждается в процессе, а осознание процесса есть следствие наличия игры.
Пропагандист. Итак, игра - процесс: значит, процесс подготовки речи, собственно момент внутреннего действия, теоретической работы.
Суд - законы и нормы этой работы.
______________
2 Серия "Риторика" сформировалась одновременно с победой над тоталитаризмом. В 1992 подписная система дешевых брошюр "Знания", естественно, рухнула и только в 1995 мне удалось вернуться к изданию на этот раз уже журнала "Риторика".
7
С одной стороны, совет - цель, а с другой - результат этой работы. Это и есть риторические уровни? Да?
Теоретик. Да.
Пропагандист. А внутри игры-работы по созданию текста есть еще свои этапы: изобретение, которое, собственно, и есть внутренняя интеллектуальная игра, расположение, предварительный суд результатов этой игры, и выражение, так сказать деловой приговор этого суда, сформулированный в словах в качестве совещательного результата своей игры-подготовки. Так?
Теоретик. Ну если не вдаваться в подробности, то так.
Пропагандист. Красиво, ничего не скажешь. И какой же все это имеет педагогический смысл?
Теоретик. Можно учить сознательно выстраивать внутреннюю последовательность ситуаций, что обеспечит большую вероятность создания действенной речи.
Далее, определение предмета риторики связано с педагогической спецификой метода этой науки. Риторика исходит из того, что сознательно говорящий человек должен быть специально воспитан, обучен принципам и навыкам речевого поведения, причем связанного не столько с уровнем нормы (это сфера обучения грамматики в первую очередь), сколько с уровнем действия словом, действия сознательного, внутренне осмысленного.
Правила риторики - это приемы деспонтанизации речи и основаны они на переносе центра речевых занятий на уровень внутренней подготовки, не оторванной, однако, от внешнего, результативного уровня речевого действия, а во-первых, сознательно нацеленной на это действие и, во-вторых, внутренне моделирующей типы возможных "внешних" ситуаций общения. При условии умелого проведения этой внутренней речевой работы человек получает возможность в реальной ситуации речевого общения, свободно играя формой этого речевого общения, добиваться максимального совещательного эффекта содержания этого общения.
Из вышесказанного можно вывести определение метода риторики: этот метод заключается в воспитании действующего словом, т.е. осознанно говорящего человека, путем перенесения принципов реального кризисного речевого общения во внутренний диалог в процессе порождения речи (моделирование той или иной ситуации общения на разных этапах создания речи). Таким образом,, риторика, опирающаяся при познании своего предмета на многие фундаментальные гуманитарные науки, является воспитывающей, педагогической наукой по методу, причем
8
предмет и метод риторики связываются ее структурой, которая обосновывается типологией ситуаций кризисного порождения речи.
Итак, риторика начинает с ситуации общения, внутренне отраженной в изобретении, и кончает ситуацией непосредственного речевого общения. В общении - наиболее конкретная эмпирия, из общения и наиболее абстрактная типология, основная особенность риторического подхода к ситуациям общения заключается в том, что риторика видит в них диалогически-порождающий кризис, из которого возникает речь. Взятые вместе бахтинские идеи диалога, общения и кризиса составляют теоретическую основу понятия кризисной ситуации речевого общения, понятия, которое, в свою очередь, обосновывает, на наш взгляд, все гипотетически возможное здание риторической науки, ее предмет и структуру.
М.М.Бахтин преодолел культурную познавательность предыдущей риторики и дал ей этические основы изобретения, затем диалогической теорией речевых жанров и идеей высказывания как реплики субъекта в диалоге открыл возможность теории выражения и воплощения, очертив таким образом всю структуру риторики поступка.
Поэтому мы и называем эту риторику, возрождающуюся на совершенно новых культурных основах, риторикой Бахтина (хотя к ее созданию "приложили руку" и многие другие ученые).
Однако еще один момент в теории риторики необходим - это метод достижения воспитательного результата, метод практической конкретизации предмета. Как в риторической деятельности каждого конкретного человека результат достигается воплощением подготовленной речи в определенном, заданном сферой общения речевом жанре, так и риторика, чтобы добиться результата для своего предмета в целом, требует воплощения теории в частных риториках, соответствующих частным сферам. Это и есть метод, конкретно связывающий предмет и структуру риторической науки.
Методист. Значит, наша задача - создать частную риторику лекторского мастерства.
Теоретик. Да, конечно, нужно учесть особенность этой сферы. Но для лектора общая риторика в значительной степени и есть учебник лекторского мастерства и ораторского искусства, ибо лекция как речевой жанр достаточно всеядна. Я не думаю, что нужно накладывать какие-либо специальные ограничения на лекцию вообще.
9
Особенности каждой конкретной жанровой формы, конечно, должны быть описаны, это момент риторического раздела "Выражение" и отчасти "Воплощение".
Методист. Таким образом, дальнейшее изложение риторической теории пойдет по ее структуре: изобретение, расположение, выражение и уровень результата - воплощение?
Теоретик. Да, причем особый упор будет сделан на изобретении как на наиболее сложном и наименее разработанном разделе современной теории.
Такой вышел диалог. Вполне в духе еще советского времени. Продолжение писалось тоже еще в советское время - накануне августовских событий 1991. Но тогда же в 1991 вышел изданный ИНИОНом текст, написанный значительно раньше, раньше первых диалогов, текст, который может в какой-то степени прояснить ключевые понятия, возникающие в концовке диалога, несколько темные без его начала. Эту статью "Риторика поступка М.М.Бахтина" не нужно путать с диалогами вцарстве мертвых, появившимися в том же году практически с аналогичным статье названием. В диалогах три автора, хотя конкретное авторство запутано до предела, по бахтинской традиции, но здесь я привожу отрывок из собственной статьи, в свою очередь являющейся отрывком из диссертации.
Поступок и ритуал
На первый взгляд понятие "кризис ритуала" может быть последовательно определено только после определения понятия самого ритуала. Но если посмотреть на ритуал с точки зрения поступающего сознания, то, к примеру, такие понятия, как ритуальное поведение и игровое поведение, не различатся между собой, а такое разделение чрезвычайно важно для риторики.
Поступающее сознание не ведает изнутри себя никакой разницы между ритуалом и игрой: для него все - ритуал, или, что в данном случае одно и то же, все - игра, жизненно напряженная игра, сколь бы ритуальной, сколь бы рутинной даже она ни была. Так, большой поступок человеческой жизни в целом с одинаковой
10
ответственностью включает и чисто механические действия (не требующие ни размышления, ни осознания: от физических или даже физиологических автоматизмов до сложных семиотических действий, включая речевые), и принципиально осмысленные, нетривиальные действия, которые предполагают деспонтанизацию общения и размышления (сложную, риторически организованную подготовку к речи).
Любое, внешне чисто ритуальное, стандартное действие может оказаться предварительно осмысленным, войти в ответственный замысел поступка, основываться на вере в необходимость этого действия, на страсти-стремлении к достижению посторонней этому действию цели и т.п. Поступок как таковой изнутри поступающего сознания сохраняет свое единство, которое определяет единство самого человека (вне единства поступка человек как этическая, живая личность распадается).
Ритуальное поведение не различается с игровым, а значит теряет свою специфику и смысл понятие ритуала с точки зрения поступающего, т.е. выстраивающего в своей жизни этот ритуал и эту игру сознания. А вот понятие кризиса ритуала доступно, может быть вычленено и осознано ответственным единством поступающего человека. Именно категория другого, выдвинутая и исследованная Бахтиным после революционного провозглашения им ответственного единства поступка человека, и является основным двигателем в создании бахтинской риторики культурных областей.
Всякий ритуал жив возможным осознанием-осмыслением этого ритуала, которое происходит в кризисных ситуациях общения при наличии или возможности другого, и вне включения точки зрения другого теряет свой смысл. Изнутри поступающего сознания единство ответственного поступка если не нарушается, то испытывается именно в моменты кризиса ритуала, когда что-то разлаживается в его накатанном механизме. Все, что делается человеком в этот момент кризиса, чтобы сохранить единство своей личной ответственности, ценность своего единственного в мире места есть собственно поступок для другого и с точки зрения другого (участника или зрителя кризиса). Такой поступок предельного напряжения ответственности вполне возможно, в соответствии с традиционным словоупотреблением, назвать игрой (и даже азартной). То, что недоступно сознанию вне категории другого (различение игры и ритуала), становится доступным с подключением этой новой точки зрения: мы и различаем наши действия
11
как ритуальные, обычные, принятые в данном социуме, или как действия повышенного внимания, необычные, эвристически-игровые для социума. Так мы делим и чужие, и свои действия, с помощью этого деления осваивая чужое поведение и социализуя (отчуждая) свое. Точка зрения другого - это как чужие глаза в нас самих, оценивающие наши действия, это ожидаемое от нас социумом определенное сочетание ритуала и игры.
Итак, ритуал есть понятие, отнесенное к коллективным, общественно оцененным действиям, имеющим определенный, закрепленный традицией инвариант, индивидуальный поиск нового ритуала (= усовершенствованию старого, так как между старым и новым способом поведения не может быть пропасти, даже если переход от одного к другому имеет революционный характер) связан с задачей вписаться в этот наличный коллективный инвариант, совместить свое единственное место в бытии с традиционно-повторным инвариантным местом в общественном ритуале. Решение этой задачи есть поступок внутренней игры, которая может протекать в двух планах: общественно значимого изменения ритуала, проходящего через кризисные ситуации общения (собственно игра-поступок), и принятие условий старого" ритуала как правил игры, которую почему-либо необходимо вести в данном социуме, избегая кризисных ситуаций.
Такая, маскирующая поступок игра есть уже в определенной степени осознание норм поведения в данном социуме (ведь ритуал - это своеобразная норма, не осознанная как таковая, не сформулированная, осуществленная не теоретически-предписательно, а действенно, в традиции общества). Эта показательная игра может готовить грядущие перемены, может, наоборот, задерживать их, но она объективно свидетельствует о близости кризисной ситуации общения, о фактическом кризисе ритуала, требующем общественного разрешения. Ироническое, скрытое осознание норм ритуала сменяется в самом кризисе их предписательной формулировкой, осуществляемой в судебной ситуации общения, и их творческой корректировкой - в совещательной ситуации общения.
Поступок и игра
Итак, вся жизнь конкретного человека, все его осознанные поступки осуществляются в сложном внутреннем взаимодействии с ритуалом. Ритуал фактически задает правила игры индивидуальному поступающему сознанию
12
(игры в ритуал или игры как таковой, равной общезначимому поступку). Творческая в собственном смысле слова игровая природа человеческого поступка проявляется наиболее очевидно в ситуациях кризисного речевого общения. Поступок - поистине творческая игра, в которой правила в той или иной мере преодолеваются (ритуал выходит из игры обновленным).
Речь, разумеется, идет о жизненно-серьезной игре (самый строгий ритуал нуждается в ней), но опирается она на принцип карнавально-смеховой игры, которая ведется по условно-карнавальным правилам, травестийно дублирующим правила ритуала (этой изнанкой правил и преодолевается ритуал в утопическом всевременье настоящего в карнавале). Серьезная, деловая игра ответственного поступка проводится уже не в утопическом времени, а во времени реально-производственном, и изменить ритуал в этом времени можно только по правилам самого ритуала.
Первый акт такого изменения есть формулировка правил (суд), которая уже сама по себе открывает простор принципиально новым для ритуала действиям, так как никакая формулировка не сможет точно задать весь ритуал, существующий в поведении членов социума, но исчезающий в своем этическом качестве в нормативной речевой (семиотической) транскрипции этого поведения. Описание прошлого по сформулированным нормам не будет адекватно отражать действительные события, а будет давать их оценку по определенной нормативной шкале. Норма как словесное образование может быть интерпретирована, что дает человеку дополнительные шансы сохранить единство своего ответственного поступка.
Однако чаще всего для сохранения единства поступка судебного кризиса бывает недостаточно. Если лакуны, оставляемые нормой в старом ритуале, не будут заполнены новым поведением в социуме, то старый ритуал постепенно снова займет освобожденное пространство. Чтобы этого не случилось, необходима еще одна кризисная ситуация речевого общения - совещательная: кто-то должен убедить членов социума следовать новому в каком-то отношении поведению.
Но деловое разрешение кризиса (и судебного, и совещательного) требует индивидуального изобретения. Этот творческий акт есть точка гальванизации ответственного поступка человека, активное вновь-приведение-поступка-в-единство-с-самим-собой, подготовка к внешнему, социально-речевому подтверждению его внутренней
13
цельности. И хотя внутренне изобретающее действие обеспечивает поступок как социальный факт только в своем результативном внешнесемиотическом или даже внешнефизическом действии, осмысленность этому поступку-действию придает только подготавливающее его действие-изобретение, изнутри сознания ощущаемое как сам поступок.
Любое ответственное настоящее действие для человека есть ход к будущему, ход в той игре, удовольствие от процесса которой в смысловом отношении сливается со стремлением к результату, причем результату не конечному, а перманентно удаляющемуся, что не исключает и промежуточных конечных результатов в качестве целей, но не в качестве уже-достижений: все уже достигнутое уходит из пространства азартной жизненной игры и превращается в объект эстетического любования, отпадает в сферу чистого познания и абстрактно-информативного интереса. Поступок в его вечно настоящем непрерывно смотрит в вечное будущее и неизменно видит его как грядущее, как объект предстоящих достижений. Это и есть неуспокоенная игра поступка, напряженно владеющая настоящим ради творимого будущего.
Таков поступок изнутри поступающего сознания. На социальной поверхности он проявляется только в ситуациях кризисного порождения речей, оставаясь вне кризиса скрытым от общественного взгляда в ритуальном поведении. Определенная степень невписанности ответственного поступка в ритуал может вызвать сознательное отклонение от последнего. Такое отклонение, в котором проявляется внутренний ответственный поступок человека, провоцирует возникновение в социуме кризисной ситуации общения и требует от личности специально направленного на эту ситуацию изобретения.
Изобретение есть уже организованная внутренняя игра, жесткостью своих правил сопоставимая с работой. В изобретении закрепляется свободная внутренняя игра поступка, который в некризисных ситуациях может сколь угодно долго сохранять единство своей ответственности. Но как только дело доходит до вызывания кризисной ситуации (а это рано или поздно обязательно происходит), без направленной сознательной работы по подготовке к проявления в обществе своего поступка, без организованной внутренней игры не обойтись. Необходимость сохранения
14
ответственного единства личности требует риторического изобретения3.
Просветление понятий, на мой сегодняшний взгляд, не очень четкое, но трудно судить о, даже о себе, прошлом. Как говорят поэты, с одной стороны, не дано предугадать, а с другой стороны, не должно различать поражения и победы. Пусть будет небольшой след.
В июле-августе 1991 я написал "Еще три июля...", закончив их как раз к 19 августа4, когда стало ясно, что знаньевская серия рушится вместе с империей. Что можно написать накануне революции в российской глубинке? Уже в этом есть некоторый исторический интерес...
ЕЩЕ ТРИ ИЮЛЯ
- В беседах (о речевом общении?)
- Да, конечно, в беседах о риторике.
Вот и еще три июля, три лета, три года, три прогулки, три разговора...
ИЮЛЬ 1990 года.
С героями прежних "Трех июлей" произошли некоторые метаморфозы: методист перешел в мир иной, пропагандист приказал долго жить теоретику, который после этого тоже вскоре скончался. Пытался отдать богу душу и практик. Это ему не удалось, и он теперь больше прикидывается простаком. Выжил, но очень страдает историк. Более или менее процветает один редактор. Место теоретика (только место в диалоге, но вовсе не общетеоретическую его сущность) занимает ритор, герой "Риторических прогулок" Виктора Марова. Итак, много было званых, но сколько же останется избранных? Посмотрим, кого выберет диалог.
________
3 См.: П.В.Пешков. Риторика поступка М.М.Бахтина // Диалог: теоретические проблемы и методы исследования. М., 1991. С. 145-151.
4 Весь текст закончен до 19 августа и никаких дополнений или изменений, кроме корректорских, после не производилось.
15
Историк. Где это мы?
Ритор. Под обломками риторики познания.
Редактор. Что-что? Под обломками империи? Не надо, прошу вас, не надо распалять страсти, не надо смеяться над дружбой народов. Была дружба.
Ритор. Да нет! С империей пока все в порядке, если это можно назвать порядком, но, видите ли, в нашей компании нет политолога и политики мы будем касаться лишь постольку, поскольку ее касается риторика. Плоскость соприкосновения не мала, но это другая плоскость:
Историк. А история, мое собачье ремесло?
Ритор. Вот тут я даже не знаю, как размежевать плоскости, объемы, прямые... Может быть, подробность взгляда?
Историк. Понятно, "жизнь, как тишина осенняя, подробна", но какая степень подробности риторична, а какая - исторична?
Ритор. Трудно утверждать наверное. В качестве рабочей модели я бы предложил принцип дополнительности обобщения (взгляд). Например, анализируем речь премьера Рыжкова - это риторика или история, по-вашему?
Простак (не следя за нитью разговора). Скверная история.
Редактор. Что вы сказали?
Простак. Я - сказал?
Редактор. Не повторяйте, что вы сказали.
Простак. Я не вам.
Историк. Это история как любая риторика, получившая широкую известность. Пока история.
Ритор. А если мы возьмем наш диалог - это что?
Историк. Пока риторика и скорее всего - только риторика.
Ритор. Как я понял, история это риторика на некотором расстоянии (временном или пространственном). В Кремле речь Рыжкова - риторика: в
16
реакции на нее в Верховном Совете СССР действуют главным образом принципы речевого общения, играет роль сочувствие к жалобной интонации премьера. А где-нибудь подальше - история. И чем дальше - тем больше.
Историк. То есть средства массовой коммуникации могут практически сразу сделать какую-нибудь речь - историей. Даже такую, какую никто не слышал. Как речь Ельцина на пленуме ЦК. А если нет этих средств сейчас - придется подождать, пока слово войдет в историю. Иногда довольно долго ждать.
Ритор. Да, в конечном счете все решается с помощью печатного станка. Корпус текстов, размноженный и сохраненный, становится историей. Другого пути нет.
Историк. А археология?
Ритор. Археология делает историю, если она находит тексты культуры и размножает их. Вообще чаще всего факты откапывают, потому что именно их ищут.
Историк. Имеете в виду Шлимана и его Трою? Так он - дилетант.
Ритор. А дилетанты и двигают науку. Профессионалы в ней живут, и это - оседлый образ жизни.
Простак. Господа ученые, я все понял. Археология это к тому, что мы под обломками. Я, правда, не помню, чего.
Ритор. Риторики познания.
Простак (весело). А, вот-вот.
Историк. В целом ясно. История - это "большое", которое "видится на расстоянии", а риторика - это конкретное, живое общение, которое запросто может в историю не войти. Но я не со всем согласен.
Ритор. И я не со всем. Вы хотите сказать, что в XX веке, особенно во второй его половине историки стали интересоваться как бы мелким: бытом, речью, образом мышления "маленького" (обычно, неизвест-
17
ного) человека определенной эпохи и стали исследовать пласт источников, который раньше их не так волновал (письма, подробности языка делового документа), обнаруживая под этим пластом стиль мышления всей эпохи и, значит, вводя это в историю. Короче, историки стали заниматься филологией вообще и риторикой в особенности.
Историк. Да, и это не укладывается в предыдущую схему.
Ритор. Схема свободна от завершенности. Просто с начала Истории бросаются в глаза Монологи сильных мира сего (тех, кто с множительной техникой), а потом начинают откапываться следы реального, повседневного Диалога, на котором эти монологи и держались. Затем историки воссоздают интегральный способ мышления эпохи. И этот способ мышления дан нам как речь внешняя и внутренняя, как принципы речевой организации жизни. Вот почему такой, самый современный уровень проработанности истории снова (как и в первичном, монологическом материале) становится риторикой.
Историк. Однако историки, даже историки культуры, предпочитают говорить именно об особенностях мышления или (марксистская традиция) об особенностях производственного бытия...
Ритор. Но и профессиональные оратороведы при анализе не делают никакой принципиальной разницы между, к примеру, речами Цицерона против Катилины и, скажем, Хрущева против капитализма. Качественную разницу находят в количестве мастерства: речь Хрущева хуже речи Цицерона, потому что Цицерон более хороший оратор. Конечно, пример - искусственный, но сама искусственность - показательна. Никому в голову не придет так сравнивать. Если все-таки сравнить, то моментально становится очевидной вообще разная риторика вне зависимости от качества ораторского искусства. Разные
18
риторические эпохи. Такое сравнение несло бы зачаток исторического подхода к риторике, поэтому сравнения избегают, ибо риторика всегда в целом рассматривается как прикладная подсобная наука уже по своему предмету (речь ведь вроде бы тоже только средство). Просто и Цицерон, и Хрущев анализируются нашей риторикой по одним и тем же критериям в общем ряду, а именно вне реального исторического ряда, вне исторически обусловленного и историю же обусловливающего способа общения, общения прежде всего и в основной сути своей речевого.
Историк. Но, насколько я понимаю, дело не в том лишь, чтобы доказать: риторика - наука историческая, к ней нужно подходить с историческими мерками. Вы, кажется, гнете к гораздо более тесному историко-риторическому переплетению.
Ритор. Ваша проницательность обнадеживает. Точно: не в одной риторике, в ее методологической бесхребетности беда. Беда и в истории, в ее риторической беспомощности...
Историк. Как уж старушку историю не шерстили! Еще по-новому чесать будете?
Ритор. Ничего тут особенно нового. Возьмите (прошу прощения за наглый совет), Фукидида, и вы увидите, в чем у него Пелопонесская война...
Историк. Помню, помню - сплошные речи.
Ритор. Монологи, манифеста, декларации, указы, воззвания, программы - вот плоть истории.
Историк. Может быть, все таки - душа?
Ритор. Именно, что плоть. Душа в этой, монологической системе - война, которая где-то там вдали - вечный повод для разговоров.
Историк. Вы серьезно так думаете?
Ритор. Конечно. Если возможно в ту риторику внести этот христианский дуализм души и тела, то явно у них все оплотнено речами, а духовный подвиг есть битва. По крайней мере это история имеет из
19
верхнего риторического слоя.
Историк. Т.е. из Гомера, Фукидида, Геродота, Демосфена и им подобных.
Ритор. Ну из Демосфена берут только филиппики и тогда да, он входит в этот ряд... Что нам выдает историография? Да тот факт, что хотя несомненно первыми источниковедческими материалами были монологи знатных мужей в разных жанрах, родах и видах, все эти материалы воспринимались как внешние, поверхностные, несущностные. Риторику с самого начала, с софистов, отправили в оппозицию к философии, и в этой оппозиции она и пребывала в качестве младшего члена. А философия, явно отвергнув риторику, тайно подучивала историю. История всегда выстраивалась по модели господствующей философии. Вытеснив риторику с научной поверхности, философия поместила на эту поверхность своего верного вассала - историю и вечно направляла ее течение. Поэтому прошлое всегда и везде было непредсказуемо, а вовсе не только в СССР. Оруэлл, наглядно показывая процесс переписывания прошлого, довел этот образ до очевидного абсурда. На практике, чтобы переписать прошлое, не нужно переделывать все документы, газеты и книги. Вообще не нужно ничего переделывать. Тексты обычно так противоречивы, что достаточно большим тиражом дать новую трактовку - и прошлое переписано...
Историк. Это обидно для историков. Мы так тщательно проверяем и перепроверяем факты.
Ритор. Вот я и говорю: чтобы составить более или менее объективную картину, нужно издавать все тексты из этого прошлого - от какой-нибудь квитанции до сверхсекретного договора. Нужно установить господствующую риторику времени, эти тексты так или иначе связующую, и лишь после этого может проясниться ход событий как цепь человеческих поступков в их риторическом взаимовлиянии...
20
Историк. Короче, вы обвиняете историю в коррупции. Она подкуплена философией, которая постоянно нанизывает историю на свой умозрительный стержень... А (по вашему) надо бы отдаться риторике.
Ритор. Ну, пока история отдалась философии (историософия). Не продалась, а отдалась по склонности, я бы сказал, по интеллектуальной лени. Вокруг стержня проще крутиться, а в бездне речевых взаимодействий эпохи можно просто утонуть.
Историк. Но и без стержня тоже нельзя. А то выйдет ползучий эмпиризм.
Ритор. О да! Внутренний стержень необходим. Но его нужно найти. Искать, искать и найти. То, что в риторике называется изобретением. Философия практически не пользуется этим термином, она берет стержень в готовом виде.
Историк. Откуда же берет?
Ритор. Главным образом - из мифа. Миф рационализируется, вернее деметафоризируется, т.е. какие-то части мифа осмысляются как метафоры и отбрасываются. Например, знаменитая ленинская партийность философии, материализм и идеализм в их борьбе - не что иное, как рационализация того самого христианского дуализма души и тела, о котором мы уже упоминали. Поэтому-то идея оппозиции материализма и идеализма оказалась убедительной, а отсюда повторение борьбы догматического христианства в сжатые до человеческой жизни сроки. Борьба у нас шла в два цикла. Один цикл - история партии большевиков, другой - история Советской России (СССР).
Историк. Хотя вроде бы и свой церковный раскол был...
Ритор. Раскол был, а теологического государства не было. Инквизиции не было. И вот ее ввели на уровне философии. И пошло-поехало...
Редактор. Да почитайте Бердяева, его-то уж в
21
сочувствии к большевикам не упрекнешь, и вы увидите, что социализм в России был неизбежен.
Историк. Есть такое мнение: то, что было, было неизбежно, философы называют это детерминизмом.
Ритор, философы вообще со времен Платона выбрали себе выигрышную позицию. Собственно, главная выгода в самоназвании: любители мудрости. Любит человек мудрость. Никакой ответственности. У нас тоже были в ХIX веке "любомудры" - никто особенного пиетета к ним не питал. А ведь для древних греков "философ" звучало так же, как для нас "любомудр".
Простак. Любо, братцы, любо, (затягивает) "любо, братцы, жить".
Ритор. Тужить приходится, когда слово "философ" становится иностранным, а следовательно, возвышенным и престижным.
Историк. Намекаете, что в Древней Греции никто особенно философов не чтил. Сократа отравили, Платона и Аристотеля изгнали...
Ритор. И заметьте, что эта штука с Сократом случилась в лучшие времена. Но Сократ еще не был в полной мере философом. Он был софистом-ритором, но со странностями, которые Платон, я думаю, еще и преувеличивал. Скорее всего Сократу не очень удалась карьера софиста. Платон тоже стеснялся именоваться любителем мудрости, называл себя "геометром". А сам кропал и диалоги.
Историк. И сковал идеологию?
Ритор. Вот именно. Из кучи сельских мифов, бытовавших в Греции, слепил свой политологический, историософский вариант.
Историк. Вариант, обоснованный общими для древних греков местами: "полисом" и "логосом". Платон - первый "homo sapiens" - человек, заложивший политологическую систему развития Европы?
Ритор. Да. При жизни все это сочли бредом, а лет
22
через тысячу сей бред объявили божественной истиной, а философы в мирском или теософском изводе закотировались так высоко, как давно жил Платон.
Редактор. Что это, Платон не понравился?
Ритор. Логизация мифа в утопию очень не понравилась. Платон задал парадигму.
Историк. Но это был путь возникновения мировых религий. Не станете же вы отрицать положительный в целом характер этого пути.
Ритор. Вопрос слишком большой. По объему материала, необходимого для развернутого доказательного ответа. Платон задал идеократическую парадигму. Отцы церкви выбрали свою, универсальную, по их мнению, моноидею - мессианскую. Русские переводчики Евангелия еще более обобщили ее: на роль авансцены для мессии выдвинули Россию. Это вам даже не человекобог, это богострана! Мощное мифически языческое "мы" крестьянской общины (у каждой общины - свое мы язычески, диалектно индивидуальное) враз заковали в единое Мы коммунистическое. Коммуна, кстати, точный перевод слова "община". С русского языческого на русский пост-(анти-)христианский. Сплав частной мифологической общности (свои черти, свои домашние боги) и вселенства внешне отрицаемого Православия (Вот когда отрицание отрицания заработало! Вот когда заморскость и насильственная христианизация вспомнилась!) оказался твердокаменным. Ленинизм-сталинизм - смесь язычества, христианства и безбожия - стал желанным идеологическим кормом для большинства населения (товарная марка: сталь "лень").
Историк. А Платон?
Ритор. Как видите, "может собственных Платонов ... российская земля рождать".
Редактор. М-да, все это понятно, на чью мельницу.
23
Все эти антиленинские пасквили, эти оплевывания. Не пойдет. Сыты. Наплевались. Смотрите, до чего дошли.
Историк. Ну почему любая попытка анализа того, как большевики пришли к власти, называется большевиками оплевыванием?
Редактор. А вы что, не видите, что творится в прессе? Сталин - хи-хи, Ленин - ха-ха! Ведь люди же верили, они живы. Нельзя смеяться над верой в светлое, хорошее.
Ритор. Будущее. А коли с помощью этой веры уничтожали все светлое и хорошее в настоящем?
Историк. Хуже того: эта вера и сейчас грозит остановить развитие настоящего. Вы думаете, 500 дней так и дали осуществить!.. А дело в том, что любой самый маленький (скажем, экономический) рай, даже ворота в рай за 500 дней для верующего в светлое далеко это не реально. Ведь наши верующие одновременно и суровые реалисты, и значит, что "рай", даже "чистилище" это очень далеко, не в этой жизни, а 500 дней - вот тут так действительно хи-хи и ха-ха - ухохочешься от такого примитивного бюргерского подхода. Все слишком ясно и просто, чтобы быть великой правдой страны.
Редактор. Да кому вы отдадите за 500 дней собственность ?
Ритор. Вы у нас спрашиваете? Среди нас нет экономистов. Но, видимо, вы ждете ответа: мафии! Да, английской мафии!
Простак. Тише, тише, господа!
Редактор. Здесь нет господ (смотрит на ритора и историка).
Ритор. Что вы! Здесь только актеры, (историку) руку, товарищ!
Историк. В "Лес", что ли, пойдем?
Ритор. В лес счастливцев и несчастливцев...
Простак. Я по телевизору спектакль смотрел. Кажется, Островский - автор.
24
Историк. Он и автор. Автора!
Редактор. Вы что, с ума сошли? Что за ахинею вы несете. Вы думаете, кому-то интересно все это? После таких брошюр подписка и падает...
Простак. Вы хотите сказать, что у господ недержание речи?
Ритор. Напротив, задержка. Мы тут рассуждали, да наши рассуждения не понравились. Нас деликатно попросили помолчать, а так как мы находимся внутри брошюры, т.е. в линейно разворачивающемся тексте, то само время молчания мы можем отражать специфическими речевыми средствами.
Редактор. Значит, вы издеваетесь!..
Ритор. Ну уж извините, это вы издеваетесь. Поставили нашему диалогу границы и изумляетесь:
отчего это речь не течет. В наше время пора прекращать дозволенные речи, что мы и сделали - замолчали или перешли на эзопов язык, которого ныне в упор никто не понимает. Разучились за четыре года. Мы с вами разрешим этот внутренний конфликт так. В наших беседах нет призывов к насилию, "к топору зовите Русь" и пр.?
Редактор. Это еще как сказать...
Ритор. Скажите прямо.
Редактор. Явных - нет.
Ритор. А для вскрытия неявных есть свобода слова и открытая полемика. А то ведь некоторые философы классовую борьбу чуть ли не у Демокрита умели обнаруживать.
Редактор. Да, но есть еще позиция издательства.
Ритор. Вот и прекрасно. Постарайтесь поблюсти эту позицию, участвуя в диалоге. А все заявления типа: "мы не готовы это опубликовать" оставьте для внутреннего пользования. Не будете готовы напечатать наш диалог, так не напечатаете. Это дело издательское. Но не нужно вводить вашу неготовность в текст как нашу внутреннюю цензуру. У нас и своя
25
цензура есть, чай не дети. Итак, мы беседуем как свободные люди, а когда и где это публиковать - таким вопросом не задаемся. Вас устраивают такие правила нашей диалогической игры?
Редактор. Попробуйте сыграть, я только замечу, что тут есть еще одна граница - тема. Какое отношение имеет, скажем, наша перепалка к ней?
Простак. В глаз, в глаз!
Ритор. Это к риторике-то?
Редактор. Даже уже. К изобретению как этапу риторики. Ведь так, кажется заявлена наша тема еще в "Трех июлях".
Ритор. А мы уже перешли к внешнему предварительному условию изобретения.
Простак. Даже уже? Ну и, ну и...
Ритор. Разве не ясно?
Простак (разочарованно). Ах вот оно что!..
Историк. Что?
Простак (презрительно). Свобода, что ли? Так просто?
Историк. А существует мнение, что цензура идет на пользу тексту, что текст от запретов улучшается.
Ритор. Ну это смотря какой текст: изобретенный или ритуальный (вторичный). Для последнего, шаблонного текста цензура - благо. Когда в тексте чего-то недостает, кажется, что там что-то есть. Но мы ведь говорим об изобретении.
Историк. А всегда ли оно необходимо в тексте? Возьмите, например, текст документа.
Ритор. О да, я понимаю, исторически рассмотренные документы сплошь стереотипны. Но когда в них видят факты большого исторического значения. А если увидеть факт "малого", риторического сознания, то именно документ при всей шаблонизированности формы показывает, как человек изобретает дело, как поступком разрешает кризис ритуала своей жизни в ее конкретной
26
исторически, моментальной частности. Почитайте книгу вашего коллеги Ковельмана "Риторика в тени пирамид". Показательно современный подход к истории!
Редактор. Мы все-таки о чем речь ведем: о риторике или об истории?
Ритор. Суть почти всех наших предыдущих рассуждений сводится к тому, что не может быть риторики вообще. Это философия вообще может быть. Но философия, извините за банальность, не наука. Даже марксистско-ленинская. "Даже", потому что другие философии на научность и не очень-то претендуют. Они просто любят мудрость (свою) и все.
Простак. А марксистско-ленинская?
Ритор. А вот эта как раз скромно называла себя единственно научной и на этом основании требовала всеобщей любви к своей мудрости...
Простак. А риторика - наука?
Ритор. Риторика - иное дело: это иной взгляд, иная мысль, иная наука. Бахтин не случайно так подхватил термин Аверинцева - ино-научность. То есть это и научность, но научность (познания, причем гуманитарного) здесь диалогически дополнительна иным культурным сферам. Научная истина всегда ограничена и разграничивается лишь на выходе в другие культурные сферы. Поступок в его живом свершении больше любой абстрактной научной истины, и гармония прекрасного больше и того, и другого.
Простак. Значит, истина - меньше всего.
Ритор. Это в формальной или диалектической логике что-то так может значить. В логике иной, диалогике, все три главные культурные сферы равновелики и взаимопоглощающи. Диалогика - это диалог, общение логоса разных сфер жизни, а диалектика - это диалог лектиса, т.е. просто общение речей, общение, доводимое до обобщения по правилам формальной логики. Диалектика Платона -
27
это формирование понятийной логики речевого общения, а диалектика Гегеля - это расформирование этой речевой формальной логики (силлогистики).
Историк. Скажите, а чем эта триада (поступок - познание - искусство) менее схематична, чем триадичность Гегеля? Вот ведь у вас тоже всего во всем по три. Даже июлей неизменно три.
Ритор. Вопрос понял. Но до ответа на этот решающий (спасибо, коллега!) вопрос мы еще не добеседовали. И вот какое у меня в связи с развитием нашего диалога предложение. Сделаем наш диалог о риторическом изобретении наглядным примером самого процесса изобретения.
Историк. Хотите родить в нас нового методиста?
Ритор. А почему бы нет? Раз прежний ушел от нас. Ныне методист - звучит смешно, но ведь это потому, что нет нынешней методики.
Историк. Вы хотите сказать, что диалектический метод, едко осмеянный Солженицыным, и у всех остальных вызывает только ухмылки, а отсюда все слова с корнем "метод" не котируются. Особенно методология.
Ритор. Да, и это тоже. Но, право, кому не удалось в полной мере овладеть методологией диамата и истмата, не должны думать, что вообще всякая методология на этом кончилась. Париж прекрасный город, но - далеко, и в руки не идет, так ведь можно и где-нибудь в Вологде расположиться! И методологически очень правильную жизнь там устроить. И наложить риторический метод на любую "логию". И такой метод будет называться филология, т.е. "любовь к слову" и еще он будет называться филология, т.е. "наука о любви".
Простак. "Была наука страсти нежной..."
Ритор. Вот именно в этом смысле риторика - наука. Наука рождать новое, полезное, справедливое, красивое. А как же рождать без любви?
28
Историк. Хотя вы Платона не жаловали, а вот ведь новую майевтику и сочинили.
Ритор. Поэтому и не жаловал, что новую сочинил. Кому это там была "дороже истина"? Аристотелю? Вот он и друг Платона. А мне вот жизнь дороже, поэтому Платон - мой соперник. И его повивальное искусство доказательства, что мы все, кроме Сократа, ни черта не смыслим ни в чем, есть начало научной гордыни, основанной на том, что они-то (философы) имеют дело с Истиной, что у них все геометрически постулировано, а нам нужно лишь выучить в школе, как эти постулаты развернуть в тезис (изобретение), план (расположение), текст (выражение). Да, такая риторика тогда была неизбежна, более того, необходима, но за две с половиной тысячи лет она исчерпала свои возможности. Общество на земле, построенное по методу такой риторики, дошло до предела своего развития. Вот почему я говорю, что риторика это история, вывернутая своей сущностью.
Простак. История, вывернутая своей сущностью. Эк вы хватили...
Редактор. Риторика - история, вывернутая сущностью... Это можно понять? И еще требуете... свободы слова. У нас же научно-популярная серия!
Ритор. Это выходит по-русски "научно-народная". Общенародная наука? Или всем доступная наука? А поскольку риторика, как мы только что выяснили, это инонаука, то всерьез относиться к эпитету "научно-популярный" вообще не приходится. Просто предмет должен быть изложен понятно и для неспециалистов. Но у инонауки не может быть специалистов в узком смысле слова. Могут быть вошедшие с ней в диалог и не вошедшие. (Редактору.) Вы, хоть и с большим скепсисом, в диалог вошли, поэтому я продолжаю в надежде быть понятым. Сущность истории - общение людей. Способ этого общения определяется господствующей в эпоху риторикой. Известны три
29
главных риторических доминанты в истории человечества: миф, познание и поступок. Доминанта мифа, как и доминанта познания - уже пройденный этап. Чтобы история не прекратила течение свое, нам всем нужно выйти из пике познавательного мифа и решиться на риторику ответственного поступка.
Историк. Решиться одно, решать ответственно - другое.
Ритор. Согласен. Вот тут-то и нужна методика. Ведь если в стране слишком много строителей танков, то идет переподготовка. Во всем мире осуществляется непрерывное обучение всех членов общества.
Историк (грустно). Вы думаете научить людей ответственно поступать?
Ритор. Но во всем культурном мире этому фактически учат. В США, в Японии. У нас аллергия на "воспитание нового человека", это ясно. Но нужно ведь не лепить из человека нечто по своему образу и подобию, а помочь уже живому человеку изобрести собственный поступок. Дать методику внутреннего диалога, который может приблизить каждого к изобретению.
Простак. О дайте, дайте мне свободу:
Редактор. О дайте, дайте методику. Где ж она?
Ритор. Я как раз уже минут пятнадцать пытаюсь предложить вам вариант проработки этой методики. Наша беседа будет олицетворять собой внутренний диалог при изобретении. А изобретать мы будем способ изобретения ответственного поступка. Один из ключевых вопросов историком был уже задан. Выставим его как один из маяков цели. И да поискам! Как говорят болгары.
Редактор. Выходит, все, что мы здесь наговорили, было лишь прелюдией, которую придется урезать.
Ритор. Ни в коем случае. Любое естественное изобретение рождается не на пустом месте. Изобретение - это способ плодотворного
30
продолжения диалога. Наша задача - чтобы человек искал достойную реплику в большом диалоге жизни. Свою. Для чего придется, как говорил Бахтин, "смириться до персональной ответственности".
Простак. Смириться до персональной ответственности? Гордая формулировка!
Историк. Уничижение паче гордости?!
Ритор. Не знаю. Только, если я правда участник событий, то ведь я не статист и не "Кушать подано". Я - действующее лицо и мои действия - едва ли разгром ларька палкой, я действую словом. А раз так, то я персонально за это слово отвечаю. А по-настоящему отвечать я могу лишь за то, что я сам выстрадал (говоря всем понятным у нас языком поэзии), изобрел (говоря мало кому внятным у нас языком риторики).
Редактор. При чем здесь смирение? Это что-то христианское.
Ритор. А вы попробуйте за каждое слово нести персональную ответственность. Это вам не то, что резолюция съезда. Кто за нее отвечает? Съезд. И если я вам этой резолюцией образно наношу удар в челюсть, так я тут ни при чем. Я только представитель. Или исполнитель. Иное дело персональная ответственность за слово. Уж тут смиришься!
Историк. Кстати, у слова "смирение" корень "мир". Это - и стать поневоле мирным, ибо войну от своего имени не объявишь. Это - и объять мир своим словом.
Ритор. Бахтин так и сделал.
Простак. Вот так смирение! Да если каждый эдак смирится, то что ж получится?
Ритор. Ничего трагичного. Раскроется множество миров, вписанных друг в друга. Надо будет вспомнить, что у каждого человека единственное незаместимое место в мире и своя ни с чьей не совпадающая точка взгляда, а не просто физическая точка зрения.
31
Редактор. Ну, я чувствую, опять пошел этот профессорский идеализм о том, что в начале было слово.
Ритор. Не знаю, что вы называете профессорским идеализмом, но слово ни в начале, ни в конце. Слово - между. В бахтинской риторике поступка слово - медиум общения.
Простак. А что в начале?
Ритор. В начале чего?
Простак. Ну, в смысле, что первично.
Ритор. В смысле первично слово! Все остальные вопросы по модели "А что первично?" к риторике не относятся, да и к гуманитарии в целом - тоже. Человек первичен, но не как вещь, не как материальная данность, а как субъект общения, родина диалога...
Простак. "Все кричат, уродина!"
Ритор. Вот-вот: а она мне нравится! Нету другой. Все другие вопросы о первичности - вторичны!
Редактор. Когда же мы начнем играть в методическую деловую игру "Внутренний диалог при изобретении"?
Ритор. А мы уже начали.
Редактор. Как начали?
Ритор. Да так: мы на входе в изобретение.
Простак. На входе? Когда и куда стучать? Или звонить?
Ритор. Постучите по дереву и звоните во все колокола.
Редактор. Не слишком ли много каламбуров?
Ритор. В самый раз для людей на пороге или методики на вводе.
Редактор. Но я хочу ясности. Ведь читатели нас не поймут. Твердите об ответственности, а сами развели безответственную болтовню.
Ритор. Что касается априорной презумпции непонимания, то тут уж извините. Это задача
32
риторики, чтоб поняли. Но сначала ведь нужно, чтобы было что понимать. Поэтому в момент изобретения необходимо в основном отрешиться от боязни, что вас не поймут. Неизвестно, что мы там такое изобретем. Но оценить мы еще успеем в расположении. Изобретая, мы прежде всего свободны от самокритики. Мы себе верим. Это первое. Второе (по поводу безответственной болтовни) связано с первым. Кто это может определить, какая болтовня ответственна, а какая безответственна? И чьи речи стоит называть болтовней. Во всяком случае в процессе изобретения такое отношение к тексту противозаконно. И, наконец, третье. Ясность в изобретении бывает только относительная. Если вам что-то уже ясно, то вы переходите в этап расположения, и там идет дальнейшее прояснение и развертывание текста. А если вы хотите изобретать, чтобы что-то было ясно с самого начала, то и это можно, но тогда перед нами другая риторика. В риторике поступка ничего с самого начала ясно быть не может. В том-то и задача, чтобы достичь ясности хоть в чем-то. В заключение своего маленького монолога я вам серьезно хочу сказать, что мы действительно не стоим на месте. Изобретение методики идет полным ходом. Мы сформулировали предварительно необходимое для изобретения условие: свобода реплик, доведенная до парадоксального предела. И конечно, как бы я не ерепенился, никакая деловая игра не сможет адекватно имитировать этот способ внутреннего диалога. Но все-таки он должен быть задан как некий идеальный предел.
<< Пред. стр. 1 (из 4) След. >>
Список литературы по разделу