<< Пред.           стр. 4 (из 6)           След. >>

Список литературы по разделу

 (XIV) МАРК. - Я продолжу и, если смогу, буду краток. Следует вопрос о праве войны88. Мы установили законом, что тогда, когда войну начинают, когда ее ведут и когда ее прекращают, наибольшее значение должны иметь право и верность своему слову, и что должны быть истолкователи этого права и верности, назначенные государством89.
 Что касается правил, принятых у гаруспиков90, искупительных обрядов и жертвоприношений для предотвращения несчастий, то в самом законе, думается мне, об этом сказано вполне ясно.
 АТТИК. - Согласен с тобой, так как все это рассуждение относится к религии.
 МАРК. - Но насчет дальнейшего я спрашиваю себя, Тит, согласишься ли с этим ты или отвергну это я.
 АТТИК. - В чем же дело?
 (35) МАРК. - Речь идет о ночных священнодействиях женщин.
 АТТИК. - Да я согласен с тобой - тем более, что в самом законе есть оговорка насчет торжественного жертвоприношения от имени государства91.
 МАРК. - Что же, в таком случае. станет с Иакхом и вашими Евмолпидами92, и со священными мистериями, если мы упраздним ночные священнодействия? Ведь мы издаем законы не для одного только римского народа но и для всех народов, честных и стойких духом. [c.121]
 (36) АТТИК. - Ты, мне думается, сделаешь оговорку насчет тех мистерий, к которым мы сами приобщились.
 МАРК. - Да, я сделаю оговорку. Ибо, если твои любимые Афины, по моему мнению, создали многое исключительное и божественное и сделали это достоянием человека, то самое лучшее - те мистерии, благодаря которым мы, дикие и жестокие люди, были перевоспитаны в духе человечности и мягкости, были допущены, как говорится, к таинствам и поистине познали основы жизни и научились не только жить с радостью, но и умирать с надеждой на лучшее93. Но о том, что мне не нравится в ночных священнодействиях, сообщают комические поэты94. Будь такая вольность допущена в Риме, чего бы только не натворил тот, кто с заранее обдуманным намерением внес разврат в священнодействие, во время которого божественный закон не велит даже бросать нескромные взгляды95.
 АТТИК. - Ну, вот ты и предлагай свой закон в Риме, но у нас не отнимай наших.
 (XV, 37) МАРК. - Итак, возвращаюсь к нашим законам. Ими, конечно, строжайше определено, что яркий свет должен на глазах у множества людей оберегать доброе имя женщин и что приобщение к таинствам Цереры должно совершаться по тому же обряду, по какому приобщения совершаются в Риме96. О суровости наших предков свидетельствует старое постановление сената о вакханалиях, произведенное консулами расследование с применением вооруженной силы и наказание, наложенное ими на виновных97. К тому же (дабы мы не показались, пожалуй, не в меру суровыми) в сердце Греции Диагонд из Фив упразднил все ночные священнодействия своим законом, изданным без ограничения срока действия. Что касается новых божеств и ночных бдений для поклонения им, то Аристофан, остроумнейший поэт древней комедии, в своих насмешках над ними доходит до того, что Сабазий и некоторые другие иноземные божества у него, после осуждения в суде, изгоняются из гражданской общины98.
 Однако, если человек совершил проступок по неразумию своему и его сознательно искупил, то государственный жрец должен избавить его от страха кары, но дерзость и внесение дурных страстей в религиозные обряды должен осудить и признать нечестивыми.
 (38) Что касается общественных игр, которые делятся на игры в театре и игры в цирке, то состязания в беге, кулачном бою и борьбе и на беговых колесницах с запряженными в них конями надо устраивать в цирке99, до полной победы. Театр же пусть будет предназначен для пения и для игры на лирах и флейтах100, но только с соблюдением меры, как предписано законом. Ибо я согласен с Платоном в том, что ничто не действует с такой легкостью на нежные и нестойкие умы, как разнообразные звуки музыки, и даже трудно сказать, как велика их власть и в хорошую, и в дурную сторону. Ведь музыка и пробуждает бездеятельных, и успокаивает возбужденных [c.122] людей, и то приносит умиротворение, то придает мужество101. В Греции многие гражданские общины считали нужным сохранять древний размер напевов102; их нравы, ставшие изнеженными, изменились одновременно с напевами: либо нравы испортились из-за соблазнительной сладости напевов, как полагают некоторые, либо, когда строгость нравов пала вследствие иных пороков, в ушах и в изменившихся умах людей оказалось место также и для этой переменыl03.
 (39) Вот почему мудрейший и ученейший муж Греции так сильно боится этой порчи. По его мнению, нельзя изменить законы музыки без одновременного изменения законов государства104. Но я думаю, что этого не следовало так сильно бояться, но и нельзя этим совсем пренебрегать. Известно одно: напевы, бывало, полные приятной строгости благодаря размерам Ливия105 и Невия106, теперь сводятся к завываниям, причем исполнители вывертывают шею и выкатывают глаза при переходе из одного размера в другой. Древняя Греция некогда за это строго карала, уже заранее предвидя, что пагуба эта, постепенно проникая в умы граждан и порождая в них дурные стремления и дурные учения, неожиданно вызовет падение целых государств, - если верно, что суровый Лакедемон велел срезать с лиры Тимофея струны сверх положенных семи107.
 (XVI, 40) Затем, закон предписывает соблюдать наилучшие из обрядов предков. Когда афиняне стали спрашивать Аполлона Пифийского, каких именно обрядов им следует придерживаться, был объявлен оракул: "Тех, какие соответствуют обычаям предков". Когда афиняне явились снова, сказали, что обычаи предков часто изменялись, и спросили, какому же из разных обычаев им следовать, оракул ответил: "Наилучшему" Это, конечно, так и есть: древнейшим и наиболее близким божеству надо считать то, что лучше всего.
 Сбор денег мы упразднили, сделав исключение для сбора для Идейской Матери, производимого в течение нескольких дней108; ибо такие сборы наполняют умы людей суеверием и опустошают их дома.
 Святотатец подлежит каре и не только тот, кто унесет священный предмет, но также и тот, кто похитит что-либо доверенное священной охране109.
 (41) Такой обычай и поныне существует во многих храмах, и в древности Александр, говорят, положил деньги в святилище близ Сол, в Киликии, а афинянин Клисфен, выдающийся гражданин, опасаясь за свое положение, доверил Юноне Самосской приданое своих дочерей110.
 Что касается клятвопреступления и инцеста, то здесь, во всяком случае, обсуждать эти вопросы не следует111.
 Да не дерзают нечестивцы умилостивлять богов дарами; пусть они выслушают слова Платона, не допускающего сомнений в том, каково в этом случае будет решение божества; ведь от подлого человека не согласится принять дар ни один честный муж112. [c.123]
 О тщательности при исполнении обетов достаточно сказано в законе, и обет заключает в себе спонсию113, которой мы обязуемся перед божеством. Что касается кары за оскорбление религии, то против нее законного возражения быть не может. Но зачем мне здесь для примера называть таких преступников, когда в трагедиях их множество? Я лучше обращусь к примерам, которые у нас перед глазами. Хотя такое упоминание, пожалуй, может выйти за пределы судеб человеческих, все же, раз я говорю в вашем присутствии, я не умолчу ни о чем и хотел бы, чтобы то, что я скажу, лучше бессмертным богам было угодно, чем оскорбительно людям.
 (XVII, 42) Когда вследствие преступления дурных граждан, после моего отъезда114, права религии были осквернены, то были оскорблены мои домашние лары, в их жилище был сооружен храм Своеволия, и из святилищ был прогнан тот, кто их спас. Остановите на мгновение свое внимание - ведь называть имена не к чему - на том, каковы были дальнейшие события. Меня, который не допустил, чтобы нечестивцы, разграбив и уничтожив все мое достояние, надругались над Охранительницей Города115, и потому перенес ее из своего дома в дом ее отца, сенат, Италия, более того - все народы признали спасшим отечество. Могло ли выпасть на долю человека что-либо более славное? А из тех, чьим преступлением тогда были растоптаны и уничтожены религиозные запреты, одни повержены, разбитые и рассеянные, а те из них, которые были зачинщиками этих преступлении и во всяческих кощунствах превзошли кого бы то ни было, я уже не говорю - испытали мучения и позор при жизни; нет, даже были лишены погребения и установленных похоронных обрядов116.
 (43) КВИНТ. - Я хорошо это знаю, брат мой, и испытываю должное чувство благодарности богам. Но очень часто, как мы видим, дело принимает совершенно иной оборот.
 МАРК. - Мы с тобой, Квинт, неправильно судим о том, в чем состоит божья кара; суждения черни вводят нас в заблуждение и мы не познаем истины. Мы измеряем несчастья людей смертью, или телесной болью, или душевной скорбью, или осуждением по суду; это - признаю я - есть удел человека и постигло многих честных мужей. Но кара за преступление грозна и, помимо своих последствий, сама по себе наиболее тяжела. Мы видели людей, которые, если бы не возненавидели отечества, никогда бы не стали и нашими недругами; мы видели их то горящими страстью, то охваченными страхом, то страдавшими от угрызений совести, то напуганными, что бы они ни делали, то, наоборот, презирающими религиозные запреты; путем подкупа они сломили правосудие человеческое, но не божье117.
 (44) Но теперь я остановлюсь и не буду продолжать - тем более, что я добился для них большего числа наказаний, чем то, какого я желал. Я только укажу, что божья кара за преступления двоякая; она заключается и в душевных мучениях при жизни, и в позоре после смерти, так что гибель [c.124] преступников одобряется приговором живых и испытываемой ими радостью118.
 (XVIII, 45) В том, что поля не должны подвергаться консекрации119, я вполне согласен с Платоном, который (если только я смогу перевести) говорит приблизительно так: "Итак, земля, подобно очагу, есть священное жилище всех богов. Поэтому никто не должен посвящать ее вторично. В городах золото и серебро - и у частных лиц, и в храмах - порождают зависть. Также и слоновая кость, извлеченная из бездыханного тела, не представляет собой достаточно чистого дара для божества. Далее, медь и железо - орудия войны, а не принадлежность храма. Но деревянный предмет (из цельного куска дерева) посвящать можно, если кто-нибудь захочет, также и каменный - в святилищах, доступных всем, - и тканый предмет, если он потребовал работы женщины продолжительностью не более месяца. Белый цвет особенно угоден божеству - как вообще, так особенно в тканях; ничего окрашенного не требуется, разве только для воинских знамен. Но самые угодные божеству приношения - птицы и изображения, исполненные одним живописцем в течение одного дня. И да будут остальные дары подобными этому"120. Вот каково мнение Платона. Но я не ограничиваю прочего так строго, считаясь либо с богатством людей, либо с удобствами, связанными с временами года. Земледелие, подозреваю я, ухудшится, если к использованию земли и к ее обработке плугом присоединится какое-нибудь суеверие121.
 АТТИК. - Это мне ясно. Теперь остается рассмотреть вопрос о преемственности священнодействий и о праве Манов122.
 MAРК. - Что за изумительная память у тебя, Помпоний! А я упустил это из виду.
 (46) АТТИК. - Охотно верю, но я об этом помню и жду рассмотрения этих вопросов тем более, что они относятся и к понтификальному, и к гражданскому праву.
 МАРК. - Да, и ученейшие люди дали много ответов и многое написали обо всем этом, и я на протяжении всей нашей беседы, к какому бы роду законов наше обсуждение меня ни привело, насколько смогу, рассмотрю все, что относится к нашему гражданскому праву; но рассмотрю это так, чтобы было известно отправное положение, из которого выводится та или иная часть права, - дабы не было трудно любому человеку (лишь бы он мог руководствоваться своим умом), независимо от того, каковы будут возникшее новое судебное дело или новый поставленный ему вопрос, придерживаться их правовой стороны, когда известно, из какого начала следует исходить.
 (XIX, 47) Однако законоведы либо ради того, чтобы вводить людей в заблуждение, дабы казалось, что они знают больше и решают более трудные вопросы, либо (и это более вероятно) ввиду своего неумения учить (ведь искусство не только в том, чтобы знать самому, но и в том, чтобы [c.125] уметь научить других) часто делят содержание одного вопроса на бесчисленное множество частей. Например, Сцеволы, бывшие оба понтификами и в то же время опытнейшими законоведами123, очень широко понимают область, которой мы занимаемся. "Я, - говорил нам сын Публия, - часто слыхал от отца, что хорошим понтификом может быть только человек, знакомый с гражданским правом". С гражданским правом в целом? К чему это? Что за дело понтифику до права "общих стен", или до права пользоваться водой, или до любых вопросов, кроме тех, которые связаны с религией124?А последних совсем немного. Это, я думаю, вопросы о священнодействиях, об обетах, о праздничных днях, о гробницах125 и так далее. Почему же мы придаем именно этому такое большое значение, между тем как все остальное имеет лишь очень малое? Насчет священнодействий (а это более обширный вопрос) вот единственное решение: их всегда надо сохранять и передавать из одной ветви рода в другую и, как я изложил в законе, "священнодействия должны быть постоянными". (48) Но впоследствии решением понтификов было установлено, что священнодействия, дабы со смертью главы той или иной ветви рода память о них не уничтожалась, должны переходить к тем, кому после его смерти достанется имущество126. С установлением одного этого положения, достаточного для нашего ознакомления с правилами, возникает неисчислимое множество случаев, которыми полны книги законоведов. Ибо спрашивается, на кого переходит обязанность совершать священнодействия. Положение наследников законнейшее; ибо нет человека, который мог бы лучше занять место того, кто ушел из жизни. Затем следуют те, кто с его смертью или по завещанию должен получить столько же, сколько получают все наследники вместе127; и это в порядке вещей, так как соответствует установленному правилу. В третью очередь, если наследника не оказывается, - тот, кто на основании давности владения128 получил наибольшую часть имущества умершего. В четвертую очередь - если никто не принял имущества - тот из заимодавцев умершего, который хранит наибольшую часть его имущества. (49) Последним - то лицо, которое, будучи должником умершего, денег никому не уплатило; поэтому оно должно считаться как бы получившим это имущество.
 (XX) Вот чему мы научились у Сцеволы. Древние законоведы определили иные порядки. Ибо они учили так: люди трояким образом могут принять на себя обязательство совершать священнодействия: либо по наследству, либо при получении большей части имущества129, либо (если большая часть имущества объявлена легатом) если кто-нибудь получит какую-либо часть его130. (50) Но будем следовать указаниям понтифика. И вот, как видите, все определения вытекают из одного того, что понтифики требуют, чтобы с имуществом были связаны священнодействия и чтобы на этих же лиц возлагались и траурные обряды и церемонии.
 Более того, Сцеволы выставляют также и следующее требование: когда [c.126] происходит раздел имущества - если в завещании указана "вычтенная часть"131 - и когда данные лица получили меньше, чем остается всем наследникам, то эти лица совершать священнодействия не обязаны. В случае дарения Сцеволы истолковывают это иначе: то, что глава ветви рода одобрил при дарении лицом, находящимся под его властью, действительно; то, что было сделано без его ведома, - если он этого не одобряет, - не действительноl32.
 (51) Из этих предпосылок возникают многие мелкие вопросы; кто не понимает их, тот, обратившись к их источнику, сам легко в них разберется. Например, если кто-либо примет имущество поменьше, дабы не обязываться совершать священнодействия, а впоследствии кто-нибудь из его наследников взыщет в свою пользу то, от чего лицо, чей он наследник, отказалось, и если имущество это, вместе с упомянутым поступлением, окажется не меньше имущества, оставленного всем наследникам, то тот, кто получит это имущество, тем самым один, без сонаследников, обяжется совершать священнодействия133. Более того, Сцеволы предусматривают, что лицо, которому в виде легата оставлено больше, чем дозволено получать без принятия религиозных обязательств, должно "при посредстве меди и весов" освободить наследников от обязательств по завещанию, так как в этом случае имущество это оказывается отделенным от наследства, как если бы оно вообще не было завещано в виде легата134.
 (XXI, 52) По этому и по многим другим поводам я и спрашиваю вас, Сцеволы, верховные понтифики и, по моему разумению, мудрейшие люди: какие у вас основания приобщать к праву понтификальному право гражданское135? Ведь учением о гражданском праве вы в какой-то мере упраздняете понтификальное. Ибо священнодействия связаны с имуществом в силу определения понтификов, а не по закону. Поэтому, если бы вы были только понтификами, у вас оставался бы авторитет понтификов; но так как вы в то же время величайшие знатоки гражданского права, то вы, используя эту отрасль знания, издеваетесь над той. Верховные понтифики Публий Сцевола и Тиберий Корунканий136, как и другие, определили, что те лица, которые получают столько же, сколько все другие наследники, должны брать на себя обязательство совершать священнодействия. (53) Вот вам понтификальное право. Что прибавилось к нему из гражданского права? Глава о разделе имущества составлена с оговоркой - следует вычитать сто сестерциев; был придуман способ освобождать имущество от тягот в виде священнодействий. Ну, а если завещатель не пожелал внести эту оговорку? И вот, законовед, в данном случае Сам Муций (в то же время и понтифик), советует данному лицу принять имущество меньшее, чем то, какое остается всем наследникам. Старые законоведы говорили, что, какое бы имущество ни было принято, обязательства совершать священнодействия налагаются на принявшего; теперь это лицо от них освобождается. Но вот что не имеет [c.127] отношения к понтификальному праву и проистекает прямо из гражданского права: наследника надо при посредстве меди и весов освобождать от обязательств по завещанию, и дело должно решаться так же, как если бы это имущество не было завещано как легат, если лицо, в чью пользу легат отказан, обусловило, что имущество, оставленное ему по завещанию, то есть деньги, причитается ему в силу стипуляции137 и не [выплачены ему по завещанию.]
 (54) [Перехожу к правам Манов138, мудрейше установленным и строжайше соблюдавшимся нашими предками; они повелели приносить умершим жертвы в феврале месяце, который тогда был последним месяцем в году. Как пишет Сисенна, Децим Брут139, однако, совершал эти жертвоприношения в декабре. Что Брут этим самым, как я выяснил, отступил от обычая предков (ибо я вижу, что Сисенна не знает причины, почему Брут не соблюдал этого древнего завета), итак, что Брут дерзостно презрел завет наших предков, мне казалось невероятным;] ведь это был, несомненно, ученый человек, и его близким другом был Акций140; но если древние считали последним месяцем года февраль, то Брут, по-видимому, считал им декабрь. Он полагал, что принесение величайшей жертвы умершим родным есть исполнение религиозного долга141.
 (XXII, 55) Наконец, места погребения почитаются столь глубоко, что похоронить человека вне мест его родовых священнодействий, говорят, не дозволяет божеский закон, и во времена наших предков Авл Торкват142 вынес такое решение насчет Попиллиева рода. И если бы наши предки не повелели причислять к богам тех, кто ушел из нашей жизни, то праздниками назывались бы не "деникальные" дни (их название произошло от слова nех [смерть], так как они посвящены умершим143), а дни отдыха, посвященные другим небожителям. И вот, наши предки постановили совершать эти обряды в такие дни, чтобы они не совпадали ни с частными, ни с общественными праздниками. Наше понтификальное право в целом - так, как оно составлено, - свидетельствует о глубоком религиозном чувстве и об уважении к обрядам. При этом мы не должны устанавливать, когда именно оканчивается траур семьи, которую посетила смерть, каковы особенности жертвоприношения, когда Лару закалывают баранов, каким образом отрезанную кость покрывают слоем земли, каковы права, возникающие после заклания свиньи144, с какого времени место погребения начинает считаться "гробницей" и подпадает под религиозный запрет.
 (56) Мне лично кажется, что самым древним видом погребения был тот, каким у Ксенофонта пользуется Кир: тело возвращают земле, помещают и кладут его, как бы обволакивая покровом матери145. По такому же обряду, как мы узнали, в могиле, расположенной невдалеке от алтаря Родника146, был погребен наш царь Нума, а Корнелиев род, как известно, вплоть до наших дней прибегает к этому виду захоронения. После своей победы [c.128] Сулла повелел рассеять погребенные у реки Анио останки Гая Мария, движимый ненавистью, более жестокой, чем та, какую ему следовало бы питать, будь он мудр в такой же степени, в какой он был неистов. (57) Пожалуй, из страха, что это может случиться также и с его останками, Сулла, первый из патрициев Корнелиев, пожелал, чтобы его тело было, после его смерти. сожжено на огне. Ведь Энний пишет о Публии Африканском: "Здесь лежит он"147. Это верно, так как "лежащими" называют тех, кто был погребен. Но о "гробнице" говорят только после того, как совершены все установленные обряды и в жертву принесен боров. И то, что теперь совершают при всяких похоронах, дабы тело считалось "преданным земле", тогда относилось только к тем, чьи тела покрывала брошенная на них земля. И такой обычай подтверждается понтификальным правом. Ибо, пока кости не засыпаны землей, место, где было сожжено тело, еще не находится под религиозным запретом; когда же останки засыпаны комьями земли, то они считаются преданными земле, место называется гробницей, и только тогда на него распространяются многие религиозные права. Поэтому семью того, кто был убит на корабле и затем брошен в море, Публий Муций признал "чистой", так как кость такого человека не лежит на земле, но обязал наследника принести в жертву свинью: он должен соблюдать трехдневный траур и в искупление заклать свинью-самку. Если человек умер в море, находясь в плавании, то обязанности те же, но без искупительной жертвы и дней траура.
 (XXIII, 58) АТТИК. - Теперь я знаю, что говорится в понтификальном праве, но хотел бы знать, что говорится в законах.
 МАРК. - Очень немногое, Тит, и, думается мне, хорошо известное вам. Но все это относится не столько к религии, сколько к правовому положению гробниц. "Умершего, - говорит закон Двенадцати Таблиц, - в Городе нельзя ни хоронить, ни сжигать". Я полагаю - хотя бы уже ввиду опасности пожара. А то, что закон добавляет "ни сжигать", указывает на то, что "хоронят" того, чье тело предают земле, а не того, чье тело сжигают.
 АТТИК. - А почему же после издания законов Двенадцати Таблиц прославленные мужи все же были погребены в Городе?
 МАРК. - Я думаю, Тит, это были либо люди, которым, еще до издания этого закона, этот почет был оказан за их доблесть, - Попликола148, Туберт149, причем это преимущество было по праву сохранено за их потомками, либо такие, как Гай Фабриций150, которые этого были удостоены, за свою доблесть будучи освобождены от действия законов. Но если закон запрещает хоронить в Городе, то и коллегия понтификов постановила, что на участке земли, принадлежащем государству, устраивать гробницу нельзя. Вы знаете храм Чести, находящийся за Коллинскими воротами. По преданию, на этом месте когда-то стоял алтарь; около него нашли дощечку с надписью "Честь"; это послужило поводом для дедикации151 этого храма. [c.129] Но так как здесь было много гробниц, то они были сравнены с землей; ибо коллегия установила, что участок земли, принадлежащий государству, не может подпадать под действие частных религиозных запретов.
 (59) Другие предписания Двенадцати Таблиц, ограничивающие расходы на погребение и оплакивание умершего, в общем перенесены в них из законов Солона. "Сверх этого, - говорится там, - ничего не делать". "Костра не выравнивать топором"152. Продолжение вы знаете; ведь мы в детстве заучивали законы Двенадцати Таблиц как обязательную песнь; ныне никто не заучивает их. И вот, ограничив расходы изготовлением трех головных покрывал и пурпурной туники и платой десятерым флейтистам, закон упраздняет неумеренное оплакивание: "Во время похорон женщины не должны ни царапать себе щек, ни испускать воплей [lessus]". Древние истолкователи Секст Элий и Луций Ацилий153 говорили, что они не вполне понимают это место, но предполагают, что "лесс" - особая одежда для похорон; Луций Элий154 же думает, что это - какое-то горестное рыдание, как показывает само слово. Такое объяснение кажется мне более правильным потому, что закон Солона именно это и запрещает155. Такие указания похвальны и одинаково относятся и к богатым людям и к плебсу. Это вполне сообразно с природой: со смертью имущественное различие уничтожается.
 (XXIV, 60) Законы Двенадцати Таблиц упразднили и другие обычаи при похоронах, усиливавшие проявления горя. "Костей умершего не следует собирать, чтобы впоследствии устроить похороны". Исключение допускается для случаев смерти на войне и на чужбине. Кроме того, в законах говорится: что касается умащения тела умершего - обязанности рабов, - то оно упраздняется, как и всякое круговое питье. Ведь это упраздняется с полным основанием и не было бы упразднено, если бы не существовало в прошлом. Обойдем молчанием запрет: "Да не будет ни дорогостоящего окропления156, ни больших венков, ни кадильниц". Но вот свидетельство того, что награды за заслуги распространяются и на умерших: закон велит без опасений возлагать венок за доблесть и на останки того, кто его заслужил, и на останки его отца157. И это, думается мне, потому, что в честь одного человека нередко несколько раз устраивались похороны и несколько раз постилалось ложе158. И вот законом было определено, чтобы и этого не делали. И так как в этом законе говорится: "И да не приносят золота", - то обратите внимание на то, с какой добротой другой закон делает оговорку насчет этого: "Если у человека зубы соединены золотом, то, если его похоронят или предадут сожжению вместе с этим золотом, да не будет это вменено в вину". Одновременно обратите внимание и на то, что "похоронить" и "предать сожжению" были понятиями разными.
 (61) Известны еще два закона о гробницах: один из них касается частных домов, другой - самих гробниц. Ибо, когда закон запрещает "устраивать [c.130] костер и место нового погребения на расстоянии менее шестидесяти футов от чужого дома без согласия его владельца", то это, видимо, делается во избежание пожара; из этих же соображений запрещается возжигать курения. Но когда закон запрещает, чтобы "форум", то есть вестибул159 гробницы, "и место погребения переходили в собственность в силу давности"160, то он охраняет права гробниц.
 Вот это и находим мы в Двенадцати Таблицах - в полном согласии с природой, являющейся для закона образцом. Прочее определяется обычаем: чтобы о похоронах объявлялось, если они будут сопровождаться играми161; чтобы при устроителе похорон были акценс и ликторы162; (62) чтобы о заслугах мужей, занимавших почетные должности, говорилось в речи на народной сходке и чтобы это сопровождалось пением под звуки флейт, которое называется "ненией"; этим словом также и греки называют скорбные песнопения163.
 (XXV) АТТИК. - Меня радует, что наши законы согласуются с природой, а мудрость наших предков меня восхищает. Но я хотел бы соблюдения меры как в расходах вообще, так и в расходах на сооружение гробниц.
 МАРК. - Твое требование основательно. До каких расходов в этом отношении мы уже дошли, ты, думается мне, понял на примере гробницы Гая Фигула164. О том, что в древности желание устраивать великолепные гробницы было весьма малым, свидетельствуют многие примеры из прошлого. А истолкователи наших законов в главе, в которой предписывается исключить из прав богов Манов "расходы и оплакивание", должны понять одно: прежде всего надо уменьшить великолепие гробниц. (63) И мудрейшие законодатели не оставили этого без внимания. Ведь в Афинах, говорят, еще во времена Кекропа165 и по наши дни сохранился обычай хоронить в земле - с тем, чтобы после того, как близкие исполнят все должное и тело будет засыпано землей, на могиле были посеяны хлебные злаки, дабы умерший был как бы погружен в лоно и недра матери, и чтобы почва, очищенная принесенным ею урожаем, была возвращена живым166. Затем происходило пиршество, которое устраивали близкие, надев на головы венки; в их присутствии дозволялось говорить о заслугах умершего одну только правду (ибо лгать считалось кощунством). Так отдавали последний долг.
 (64) Когда впоследствии, как пишет Деметрий Фалерский167, начали устраивать похороны, стоившие дорого и сопровождавшиеся громким плачем, то это было запрещено законом Солона; этот закон наши децемвиры168 почти в тех же выражениях включили в десятую таблицу своих законов. Ведь указания относительно трех головных покрывал и многих мелочей принадлежат Солону. О сетованиях говорится его подлинными словами: "Женщины не должны по случаю похорон ни царапать себе щек, ни испускать воплей".
 (XXVI) О гробницах у Солона говорится только следующее: "Никто [c.131] не должен ни разрушать их, ни хоронить в них сторонних людей". И устанавливается кара: "Если кто-нибудь, - гласит закон, - осквернит, опрокинет, сломает гробницу (ведь, по моему мнению, это и есть tymbos), или памятник, или колонну,..." Но по истечении некоторого времени, ввиду великолепия гробниц, которые мы можем видеть на Керамике169, законом было определено, что "никто не должен ни сооружать гробницу, которая потребовала бы труда большего, чем труд десяти человек в течение трех дней", (65) ни покрывать ее штукатуркой, ни устанавливать на ней так называемые гермы170; произносить речь о заслугах умершего разрешалось только при государственных похоронах и только тому лицу, которому это было поручено властями. Кроме того, дабы уменьшить сетования, было запрещено собираться множеству мужчин и женщин; ведь стечение людей усиливает горе. (66) Вот почему Питтак171 вообще запрещает присутствовать на похоронах чужих людей. Но, опять-таки по свидетельству того же Деметрия, великолепие похорон и гробниц дошло до такой степени, какой оно ныне достигает в Риме. Деметрий ограничил этот обычай своим законом. Ведь Деметрий был, как вы знаете, не только ученейшим мужем, но и гражданином с величайшими заслугами перед государством и обладал огромным опытом в заботах о согражданах. И вот он не только уменьшил допускаемые денежные расходы, но и ограничил время дня, предназначенное для похорон: он повелел умершего выносить до рассвета. Он определил также и размеры вновь сооружаемых гробниц; на могильной насыпи он разрешил устанавливать только небольшую колонну вышиной не более трех локтей, или стол, или чашу для возлияний и поручил определенному магистрату следить за соблюдением этих предписаний.
 (XXVII, 67) Итак, вот что постановили твои любимые афиняне. Но обратимся к Платону, который поручает похоронные обряды истолкователям требований религии; правило это соблюдаем и мы. О гробницах Платон говорит следующее172: он запрещает занимать для устройства гробницы какую бы то ни было часть обработанной земли или земли, пригодной для посева; но если какой-нибудь участок земли, по своим особенностям, пригоден только для того, чтобы на нем хоронили мертвых и притом без ущерба для живых, то именно его и следует использовать; что же касается земли, которая может приносить урожай и, словно мать, давать нам пищу, то никто - ни живой, ни мертвый - не должен ее у нас отнимать.
 (68) Платон запрещает возводить гробницу, более высокую, чем та, какую могли бы построить пятеро человек за пять дней, и ставить или класть камень большего размера, чем требуется для того, чтобы высечь хвалебную надпись, состоящую не более чем из четырех героических стихов, которые Энний называет "длинными стихами"173. Таким образом, относительно гробниц мы знаем суждение также и этого выдающегося мужа, определяющего и допустимые расходы на похороны - от одной до пяти мин174. [c.132]
 (69) Мне кажется, я разъяснил вам все, что относится к требованиям религии.
 КВИНТ. - Вполне разъяснил, брат мой, и притом подробно; но продолжай.
 МАРК. - Я продолжу, и так как вам захотелось меня к этому побудить, сделаю это. надеюсь, во время нашей беседы еще сегодня. Платон, вижу я, поступил так же, и вся его речь о законах была произнесена им в течение одного летнего дня175.
 И я так поступлю и буду говорить о магистратах. Конечно, именно магистратуры, после установления религии, более всего укрепляют государственный строй.
 АТТИК. - Говори же и следуй намеченному тобой плану. [c.133]
 
 
 
 
 КНИГА ТРЕТЬЯ
 (I, 1) МАРК. - Итак, я буду, как и предполагал, следовать мыслям мужа, вдохновленного богами, которого я, глубоко перед ним преклоняясь, прославляю, пожалуй, чаще, чем следовало бы.
 АТТИК. - Ты, по-видимому, говоришь о Платоне.
 МАРК. - Именно о нем, Аттик!
 АТТИК. - Нет, прославления твои никогда не будут ни чрезмерными, ни чересчур частыми. Ибо даже мои единомышленники, желающие, чтобы прославляли только их учителя1, позволяют мне чтить Платона, как я захочу.
 МАРК. - И они, клянусь Геркулесом, поступают правильно. И в самом деле, что более достойно твоего утонченного ума? Ты, по моему мнению, и в жизни, и в своей речи достиг столь трудно дающегося сочетания достоинства и благожелательности.
 АТТИК. - Я очень рад, что прервал тебя, так как ты превосходно высказал свое мнение обо мне. Но продолжай, как начал.
 МАРК. - Итак, сначала приведем самый закон и укажем его подлинные и свойственные ему достоинства.
 АТТИК. - Конечно; так же, как ты поступил, говоря о законе относительно религии.
 (2) МАРК. - Итак, назначение магистрата, как вы видите, в том, чтобы руководить и отдавать распоряжения правильные, полезные и закономерные. Ибо, подобно тому, как магистратами руководят законы, так народом руководят магистраты, и можно с полным основанием сказать, что магистрат - это закон говорящий, а закон - это безмолвный магистрат. (3) Далее, ничто так не соответствует праву и естественному порядку (говоря это, я хочу, чтобы подразумевалось, что я говорю о законе), как империй2, без [c.133] которого не могут держаться ни дом. ни гражданская община, ни народ, ни человечество в целом, ни вся природа, ни сама вселенная. Ибо и вселенная повинуется божеству, и ему покорны и моря, и суша, к жизнь людей подчиняется велениям высшего закона3.
 (II, 4) Наконец, - перейду к событиям более близким и более известным нам - все древние племена некогда повиновались царям4. Этот вид империя вначале предоставлялся справедливейшим и мудрейшим людям (такой порядок был в полной силе и в нашем государстве, пока им правила царская власть), а затем передавался но порядку их потомкам. Такое положение и поныне остается у народов, которыми правят цари. А те народы, которым царская власть была неугодна, отказались не от повиновения кому бы то ни было, но от повиновения всегда одному и тому же человеку. Мы же, коль скоро мы преподаем законы свободным народам и ранее изложили в шести книгах свои мысли о наилучшем государственном устройстве5, в настоящее время согласуем законы с тем государственным строем, который мы одобряем.
 (5) Итак, надо, чтобы существовали магистраты6; ведь без их мудрости и усердия гражданская община существовать не может, и распределением полномочий между ними поддерживается весь государственный строи. При этом должна быть установлена не только для магистратов мера их власти, но и для граждан мера их повиновения. Ведь и тот, кто разумно повелевает, рано или поздно должен будет подчиняться, а тот, кто покорно подчиняется, достоин того, чтобы рано или поздно начать повелевать7. Поэтому надо, чтобы тот, кто подчиняется, надеялся на то, что он со временем станет повелевать, а тот, кто повелевает, думал о том, что ему вскоре придется подчиняться. И мы - как это делает Харонд в своих законах8 - даже предписываем гражданам не только покоряться и повиноваться магистратам, но также и уважать и любить их. Что же касается Платона, то он к потомкам титанов относит тех людей, которые - подобно тому, как титаны восстали против небожителей9, восстают против своих магистратов. После этих замечаний перейдем теперь к самим законам, если вы согласны на это.
 АТТИК. - И с этим, и с предложенным тобою порядком обсуждения я согласен.
 (III, 6) МАРК. - "Империй да будет законным: граждане да подчиняются империю покорно и беспрекословно. Магистраты да карают неповинующегося им дурного гражданина пеней, наложением оков, розгами10, - если ни носитель равной или большей власти11, ни народ. к которому должна быть совершена провокация12, этому не воспротивятся.
 После того, как магистрат произнесет приговор или наложит пеню, решение относительно пени или кары да вынесет народ13. В походе14 да не будет провокации на решение того, кто будет облечен империем, [c.134] и все, что повелит тот, кто будет вести войну, да будет законным и обязательным.
 Младших магистратов с меньшими правами да будет больше - для исполнения разных обязанностей15. В походе да повелевают они теми, кем им будет приказано повелевать, и да будут при них трибуны16; в Городе да охраняют они государственные деньги17, следят за целостью оков, наложенных на виновных, и совершают смертную казнь18; от имени государства бьют медную, серебряную и золотую монету19; разбирают возникающие тяжбы и приводят в исполнение все постановления сената20.
 (7) Эдилы да будут управителями Города, попечителями о продовольствии и торжественных играх и да будет это для них первой ступенью к более высоким почетным должностям21.
 Цензоры да исчисляют народ по возрастам и составляют списки потомства, челяди и имущества; да ведают они городскими храмами, дорогами, водопроводами, эрарием22, поступлением дани; да распределяют они народ по трибам, делят население по имуществу, возрастам и сословиям, назначают юношество в конницу и пехоту, запрещают оставаться безбрачными, надзирают за нравами народа, не оставляют в сенате опозорившихся людей. Да будет их двое и да будут они магистратами в течение пяти лет23. Остальные магистраты да обладают годичными полномочиями, и власть их да будет в силе в течение всего этого срока.
 (8) Должностным лицом, разбирающим вопросы права и творящим суд или приказывающим творить суд по частным делам, да будет претор; да будет он охранителем гражданского права. Да будет у него столько коллег с равной властью, сколько постановит сенат или повелит народ24.
 Царским империем да будут облечены двое и да называются они - от слов "идти впереди" [praeire], "судить" [iudicare], "советовать" [consulere] - преторами, судьями, консулами25. В походе да обладают они высшими правами и да не подчиняются они никому. Высшим законом да будет для них благо народа.
 (9) Да не берет никто на себя одной и той же магистратуры до истечения десятилетнего срока. Да принимаются во внимание лета в соответствии с законом о возрасте26.
 Но когда будет тяжкая война или жестокие распри между гражданами, то да обладает один человек в течение шести месяцев, не долее, - если постановит сенат - правами обоих консулов и да будет он, назначенный при полете птицы слева27, главой народа. И да будет при нем начальник конницы, равноправный со всяким, кто будет ведать правосудием. Других магистратов да не будет28. [c.135]
 Но когда не окажется ни консулов, ни главы народа, авспиции да будут в ведении "отцов" и да изберут они из своей среды одного, который сможет надлежащим образом провести в комициях выборы консулов29.
 Носители империя, носители власти и легаты - после постановления сената и повеления народа - да покидают Город, справедливо ведут справедливые войны30, оберегают союзников, будут воздержны сами и сдерживают своих; да возвеличивают они славу народа и возвращаются домой с честью31.
 Да не назначают никого легатом ради его личной выгоды32. Те, кого плебс изберет, числом десять, в свою защиту - ради оказания ему помощи против самоуправства, да будут трибунами плебса и, если они наложат запрет на чье-либо решение или предложат плебсу вынести какое-нибудь постановление, то да имеет это силу; да будут трибуны неприкосновенны и да не оставляют они плебса без своей помощи33.
 (10) Все магистраты да обладают правом авспиций и судебной властью и да составляют они сенат. Его постановления да имеют силу. А если носитель равной или большей власти наложит запрет, то да будет постановление сохранено в записи34.
 Сословие это да будет без порока и да служит оно примером для других.
 После того, как избрание магистратов, судебные приговоры народа, повеления и запреты будут одобрены голосованием, да будет голосование оптиматом известно, для плебса свободно35.
 (IV) Но если будет надобность в каком-либо управлении вне полномочий магистратов, то народ да изберет лицо, которое будет управлять, и да даст ему право управлять.
 Право обращаться с речью к народу и к "отцам" да будет у консула, у претора, у главы народа, у начальника конницы и у того лица, которое "отцы" назначат с тем, чтобы оно предложило консулов36; трибуны, которых плебс изберет для себя, да будут вправе обращаться к "отцам"; они же да вносят на рассмотрение плебса то, что будет полезным.
 Те предложения, которые будут обсуждаться перед народом или перед "отцами", да отличаются умеренностью.
 (11) В случае неявки сенатор да оправдается; иначе да будет отсутствие поставлено ему в вину. Сенатор да говорит в свою очередь и с умеренностью; да будет он знаком с делами народа.
 Насилие да не применяется в народе. Носитель равной или большей власти да обладает большими правами. Если во время обсуждения вопроса возникнут беспорядки, то да будет это поставлено в вину [c.136] тому, кто произносил речь. Совершивший интерцессию по пагубному делу да считается гражданином, принесшим спасение.
 Те, кто будет выступать с речью, да считаются с авспициями, да подчиняются государственному авгуру, да хранят обнародованные предложения37 в эрарии, да обсуждают каждый раз не более одного дела, да разъясняют народу сущность каждого дела, да позволяют магистратам и частным лицам разъяснять ее народу.
 Да не предлагают привилегии38. О смертной казни и гражданских правах предложение да вносится только в "величайшие комиции"39 и при участии тех, кого цензоры распределили по разрядам.
 Подарков да не принимают и не дают, ни добиваясь власти40, ни исполняя свои должностные обязанности, ни исполнив их. Если кто-нибудь нарушит какое-либо из этих положений, то кара да соответствует преступлению.
 Цензоры да блюдут подлинность законов. [Должностные лица,] сделавшись частными, да отчитываются перед ними в своей деятельности, не освобождаясь тем самым от ответственности по закону". Закон прочитан. Приказываю вам отойти и велю вручить вам таблички41.
 (V, 12) КВИНТ. - Как кратко ознакомил ты нас, брат мой, с распределением прав всех магистратов; но это относится, пожалуй, только к нашему государству, хотя ты и прибавил кое-что новое.
 МАРК. - Замечание твое, Квинт, вполне справедливо. Это именно то государственное устройство, которое Сципион превозносит в тех книгах42 и особенно одобряет; оно осуществимо только при таком именно распределении прав магистратов. Ибо вам следует твердо помнить: на магистратах и на тех, кто ведает делами, государство и держится, причем особенность того или иного государства возможно понять на основании их состава. А так как наши предки, проявив величайшую мудрость и величайшую умеренность, создали это государство, то мне почти не понадобилось вносить в законы что-либо новое.
 (13) АТТИК. - В таком случае ты рассмотришь причины, почему такое распределение прав магистратов представляется тебе наиболее подходящим, - так же, как ты, по моему совету и просьбе, поступил, говоря о законе относительно религии.
 МАРК. - Желание твое. Аттик, я исполню и рассмотрю этот вопрос в целом, - как он был изучен и изложен ученейшими людьми Греции, а затем, как я задумал, перейду к рассмотрению нашего права.
 АТТИК. - Именно такого обсуждения я и жду.
 МАРК. - Но об этом многое уже было сказано в книгах о государстве; мне пришлось сделать это, когда я старался найти наилучший вид государственного устройства. Относительно магистратов кое-что было точно и [c.137] тщательно изложено прежде всего Феофрастом43, а затем стоиком Дионом44.
 (VI, 14) АТТИК. - Как? Разве и стоики занимались этим вопросом?
 МАРК. - Немного; разве только тот, кого я уже назвал, а впоследствии также и великий и ученейший человек - Панэтий45. Ведь стоики прежнего времени рассматривали вопрос о государстве хотя и глубоко, но отвлеченно и не для распространения в народе и среди граждан. Все это преимущественно проистекает из Академии, по почину Платона. Затем Аристотель в своих рассуждениях осветил весь этот вопрос о государственном устройстве. как и Гераклид Понтийский46, исходивший из учения того же Платона. Феофраст же, ученик Аристотеля, как вы знаете, был поглощен этими вопросами, а Дикеарх47, другой ученик Аристотеля, вовсе не был чужд этим взглядам и учениям. В дальнейшем последователь Феофраста, знаменитый Деметрий Фалерский48, о котором я уже говорил, на удивление всем извлек это учение из тайников, где его, пользуясь досугом, скрывали начитанные люди, и вывел его не только на свет солнца и на песок арены, но и для испытаний в битвах. Ведь мы можем назвать многих не особенно ученых людей, бывших великими государственными деятелями, и ученейших людей, неискусных в делах государства; что же касается человека, выдающегося в обоих отношениях, который был бы первым и в занятиях наукой, и в управлении государством, то кто может сравняться с Деметрием?
 АТТИК. - Такой человек, думается мне, найтись может - ну, хотя бы один из нас троих. Но продолжай, как ты начал.
 (VII, 15) МАРК. - Итак, эти ученые поставили вопрос: должен ли быть в государстве один магистрат - с тем, чтобы остальные магистраты подчинялись ему? Так после изгнания царей, как я понимаю, и решили наши предки. Но ввиду того, что царский образ правления, когда-то находивший одобрение, впоследствии был отвергнут не столько из-за недостатков царской власти, сколько из-за пороков царя, то будет казаться отвергнутым только название "царь", а существо дела сохранится, если один магистрат будет приказывать всем остальным. (16) Поэтому Феопомп49 не без оснований противопоставил в Лакедемоне эфоров царям, а мы консулам - трибунов. Ведь консул обладает именно той властью, которая основана на праве: ему должны подчиняться все остальные магистраты за исключением трибуна, чья власть была учреждена позднее - для того, чтобы больше не могло совершаться то, что когда-то совершилось. Это прежде всего ограничило права консула, так как появился человек, на которого его власть не распространялась, и так как трибун мог оказать помощь другим людям - не только магистратам, но и частным лицам в случае их неповиновения консулу50.
 (17) КВИНТ. - Ты говоришь о большом зле. Ибо, после возникновения этой власти, значение оптиматов уменьшилось, а сила толпы окрепла. [c.138]
 МАРК. - Это не так, Квинт! Ведь не одни только права консулов неминуемо должны были показаться народу оскорбительными и таящими и себе насилие. После того, как в них было внесено умеренное и мудрое ограничение51, ...[Лакуна] Под действие закона должны подпадать все.
 ...Как сможет он защищать союзников, если ему нельзя будет выбирать между полезным и неполезным?
 (XIII, 18) "Да возвращаются они домой с честью". И право, доблестные и бескорыстные люди не должны ни от врагов, ни от союзников приносить с собой ничего, кроме чести.
 Далее совершенно очевидно, что нет ничего более позорного, чем легатство не по делам государства52. Не стану говорить, как себя ведут и вели те, кто под предлогом легатства получает наследство или взыскивает деньги по синграфам53. Это, пожалуй, порок, свойственный всем людям. Но я спрашиваю: что действительно может быть более позорным, чем положение, когда сенатор является легатом, но без определенного круга деятельности, без полномочий, без какого-либо поручения от государства? Я, в свое консульство, именно этот вид легатства, хотя сенатором он казался выгодным, все же - и притом с одобрения сената, собравшегося в полном составе, - -упразднил бы, не соверши тогда интерцессии жалкий плебейский трибун54. Но я все-таки сократил срок легатства, ранее неограниченный: я сделал его годичным. Таким образом, позор остается, но продолжительность его уменьшена. Но теперь, если мы согласны, покинем провинции и возвратимся в Рим.
 ATI ИК. - Мы-то вполне согласны, но те, кто находится в провинциях, вовсе не согласны на это55.
 (19) МАРК. - Однако, Тит, если они будут подчиняться законам, то самым дорогим для них будет Город, будет их дом и самым многотрудным и тягостным - управление провинцией56.
 Далее следует закон, определяющий власть плебейских трибунов, существующую в нашем государстве. Говорить о ней подробно необходимости нет.
 КВИНТ. - Наоборот, брат мой, лично я, клянусь Геркулесом, хочу знать твое мнение об этой власти. Ведь мне она представляется пагубной, так как возникла во время мятежа и для мятежа57. Она впервые возникла - если мы пожелаем вспомнить - во времена гражданской войны, когда части Города были осаждены и захвачены. Затем, после того, как она вскоре была убита58 (подобно тому, как, по законам Двенадцати Таблиц, убивают ребенка-урода59), она через некоторое время каким-то образом ожила и возродилась, еще более мерзкая и отвратительная.
 (IX) И в самом деле. чего только не породила она? Ведь она сперва (этого можно было ожидать от нечестивого существа) лишила "отцов" всего почета, каким они пользовались, все низшее уравняла с высшим, все [c.139] привела в беспорядок, перемешала. Но, принизив высокое положение первенствовавших людей, она все же не успокоилась. (20) Ибо - не буду говорить ни о Гае Фламинии, ни о событиях, кажущихся уже отдаленными вследствие давности60, - какие права оставил честным мужам трибунат Тиберия Гракха61? Впрочем, пятью годами ранее плебейский трибун Гай Куриаций, человек самого низкого происхождения и презреннейший, заключил в тюрьму консулов Децима Брута и Публия Сципиона62, - каких и сколь выдающихся мужей! - чего ранее никогда не бывало63. Что касается трибуната Гая Гракха, который, как он сам сказал, подбросил на форум кинжалы, чтобы граждане друг друга перерезали, то разве он не ниспроверг всего государственного строя64? А что сказать о Сатурнине65, о Сульпиции66, о других67? Ведь государство даже не смогло отразить их нападение, не прибегнув к мечу.
 (21) Но зачем упоминать о событиях давних и касающихся других, а не о случившихся с нами и свежих в нашей памяти? Нашелся бы, говорю я, когда-либо человек, столь дерзкий и столь враждебный нам, что он замыслил бы поколебать наше положение, не наточив против нас кинжала какого-нибудь трибуна? Преступные и дурные люди, не находя такого человека, не говорю уже - ни в одном доме, нет, даже ни в одном роду, во мраке, спустившемся на государство, сочли нужным волновать роды. Но - обстоятельство, исключительно важное для нас и овевающее память о нас неумирающей славой, - ни за какую плату не удалось найти трибуна, который согласился бы действовать против нас, за исключением того, которому вообще нельзя было быть трибуном68 (22) И каких только потрясений не вызвал он! Это были, разумеется, потрясения, какие могло причинить бессмысленное и бесцельное бешенство отвратительного зверя, распаленное бешенством толпы.
 Вот почему, - во всяком случае, в этом деле, - я горячо одобряю действия Суллы, который законом своим отнял у плебейских трибунов власть совершать беззакония, но оставил им власть оказывать помощь69, а Помпея нашего - за все его другие деяния - я всегда превозношу величайшими и высшими похвалами, но когда речь идет о власти трибунов, то я молчу70. Ведь порицать его мне не хочется, а хвалить его я не могу.
 (X, 23) МАРК. - Недостатки трибуната ты, Квинт, видишь превосходно, но, когда что бы то ни было осуждают, несправедливо перечислять только дурные стороны и отмечать недостатки, не обратив внимания на хорошие стороны. Ведь таким образом возможно осудить даже консулат, если собрать проступки консулов, называть которых мне не хочется. Я лично признаю, что самая власть трибунов таит в себе некоторое зло, но без этого зла не было бы и того доброго начала, которого в ней искали. "Власть плебейских трибунов, - скажешь ты, - чрезмерна". Кто отрицает это? Но сила народа бывает гораздо более дика и необузданна, а ведь она, когда [c.140] у народа есть вожак, иногда бывает более мягкой, чем при отсутствии вожака71. Ведь вожак помнит, что он действует на свою ответственность, народ же, в порыве своем, опасности не сознает. - "Но его иногда подстрекают". - А в то же время часто и успокаивают. (24) И в самом деле, найдется ли столь обезумевшая коллегия, чтобы в ней ни один из десяти членов не был в здравом уме, когда даже против Тиберия Гракха не преминул совершить интерцессию трибун, уже не говорю - отстраненный, нет, лишенный полномочий72? И что другое нанесло удар Тиберию Гракху, как не то, что он отнял у коллеги власть совершать интерцессию?
 Но оцени проявившуюся в этом мудрость наших предков: после того. как "отцы" предоставили плебсу эту власть, он сложил оружие, мятеж прекратился, и было найдено разумное решение, благодаря которому простые люди могли считать себя равными первенствующим, а в этом одном было спасение государства.
 "Но ведь Гракхов было двое". - А помимо них (хотя можно назвать многих, так как избиралось десять трибунов) ты не найдешь ни одного злокозненного трибуна. Людей ничтожных? Пожалуй, найдешь. Нечестных? Быть может, даже не одного. Но ведь если высшее сословие не навлекает на себя ненависти, то и плебс не вступает в опасную борьбу за свои права. (25) Поэтому либо не следовало изгонять царей, либо надо было - на деле, а не на словах - дать плебсу свободу. Между тем она была дана так, что плебс должен был, несмотря на многие превосходные установления, склоняться перед авторитетом первенствовавших людей.
 (XI) Мы в деятельности своей, мой добрейший и любимый брат, правда, пострадали от власти трибуна, но вовсе не вступали в борьбу с трибунатом. Ведь к нашему положению не раздраженный плебс почувствовал ненависть; нет, были сняты оковы, и на нас были натравлены рабы, а к этому прибавилась и угроза со стороны войска73. И нам тогда пришлось бороться не с памятной всем пагубой74, а с тяжелейшим положением в государстве, и не склонись я перед ним, отечество не могло бы воспользоваться тем благодеянием, какое я ему оказал75. И это подтвердил исход событий. В самом деле, был ли, не говорю уже - свободный человек, нет, даже раб, достойный свободы, которому наше избавление не было бы по сердцу?
 (26) И если действия, которые мы совершили ради блага государства, привели к тому, что я не всем людям стал угоден, если нас изгнала разожженная ненависть бешеной толпы, а самоуправство возбудило против меня народ, - подобно тому, как Гракх возбудил его против Лената76, а Сатурнин против Метелла77, - то смирись с этим, брат мой, и пусть нас утешают не столько философы, жившие в Афинах и велящие так поступать, сколько прославленные мужи, которые, будучи изгнаны из нашего города, предпочли расстаться с неблагодарными согражданами, только бы не жить среди подлых78. [c.141]
 Что касается Помпея, чье поведение в одном этом деле ты не вполне одобряешь79, то ты, мне кажется, не обращаешь должного внимания на то, что ему приходилось считаться не только с тем, что было наилучшим, но и с тем, что было необходимым. Ведь он понял, что восстановление этой власти в нашем государстве дольше откладывать уже нельзя. Ибо как мог бы наш народ быть лишен власти, которую он познал, после того, как он, ее еще не зная, добивался ее так настойчиво? Ведь это был долг мудрого гражданина - не оставлять дела, отнюдь не пагубного и столь популярного, что противиться ему было невозможно, в руках гражданина, достигшего угрожающей популярности. Ты знаешь, брат мой, в беседе такого рода, дабы можно было перейти к другому вопросу, принято говорить: "Очень хорошо" или "Совершенно верно".
 КВИНТ. - Я не вполне согласен с тобой, но ты все же продолжай, прошу тебя.
 МАРК. - Значит, ты упорствуешь и остаешься при своем прежнем мнении?
 АТТИК. - Да и я, клянусь Геркулесом, вовсе не расхожусь во мнении с нашим Квинтом; но послушаем дальше.
 (XII, 27) МАРК. - Далее, всем магистратам были даны право авспиций80 и судебные права: судебные права - с тем, чтобы существовала власть народа, к которой была бы возможна провокация81; право авспиций - для того, чтобы оправдываемая отсрочка во многих случаях препятствовала созыву комиций, который могли бы принести вред82. Ведь бессмертные боги не раз пресекали авспициями незаконные стремления народа.
 Что касается правила, что сенат должен составляться из бывших магистратов, то интересам народа вполне соответствует, чтобы высшего положения можно было достигнуть только по воле народа, с упразднением цензорской кооптации83. Но связанный с этим недостаток тут же исправляется, так как наш закон подтверждает авторитет сената. (28) Ведь далее говорится: "Его постановления да имеют силу"84. Ибо положение таково: если сенат главенствует в решениях по делам государства, то всякое его постановление должны защищать все, а если остальные сословия хотят, чтобы государство управлялось в соответствии с решениями первого сословия85, то это соразмерное и преисполненное согласия государственное устройство может держаться на основе такого распределения прав, когда власть принадлежит народу, а ответственность несет сенат, - особенно если останется в силе следующий закон, в котором говорится: "Сословие это да будет без порока; да служит оно для других сословий примером".
 КВИНТ. - Закон этот, брат мой, - чтобы "сословие было без порока", - превосходен, но положение, что сословие должно быть без порока, может быть слишком широко истолковано и требует разъяснения со стороны цензора86. [c.142]
 (29) АТТИК. - Хотя сословие это и все на твоей стороне и с величайшей благодарностью вспоминает о твоем консульстве я, с твоего позволения, скажу: оно в состоянии доконать не только цензоров, но и всех судей87.
 МАРК. - Оставь это. Аттик! Ведь мы беседуем не о нынешнем сенате и не об этих людях, которые входят в его состав теперь, а о будущих - если найдутся желающие повиноваться этим законам. Ибо, так как закон велит, чтобы сенат был свободен от каких-либо пороков, то ни один человек, страдающий пороком, не должен вступать и это сословие. Но достигнуть этого трудно, разве только путем воспитания и обучения, о чем мы, пожалуй, еще поговорим, если будут повод и время.
 (30) АТТИК. - Повод, разумеется, будет, так как порядок рассмотрения законов зависит от тебя. Что касается времени, то в твоем распоряжении весь день. А я, даже если ты пропустишь это, потребую от тебя рассмотрения вопроса о воспитании и обучении.
 "Да служит оно для других сословий примером". Если мы будем верны этому положению, то мы сохраним все. Ведь если страсти и пороки первенствующих людей обыкновенно портят все государство, то их воздержностью оно очищается и исправляется. Великий муж и наш общий друг, Луций Лукулл88, когда его попрекнули великолепием его тускульской усадьбы, говорят, сказал (и это сочли удачнейшим ответом), что у него двое соседей: выше - римский всадник, ниже - вольноотпущенник, и так как их усадьбы великолепны, то и ему следует позволить то же, что позволено им, принадлежащим к более низкому сословию. Но разве ты, Лукулл, не видишь, что ты сам вызвал у них такое стремление? Ведь им этого не позволили бы, если бы и ты так не поступил. (31) В самом деле, кто стал бы теpпеть поведение этих людей, видя, что их усадьбы забиты статуями и картинами, одни из которых принадлежат государству, а другие даже взяты из храмов и священных мест89? Кто не постарался бы сломить их алчность, не будь те, кто должен был ее сломить, одержимы такой же страстью?
 (XIV) И зло не только в том, что проступки совершают первенствующие люди (хотя это само по себе - большое зло), сколько в том, что у них находится очень много подражателей. Ибо, если обратиться к прошлому, то оказывается, что государство было таково, каковы были люди, занимавшие в нем наивысшее положение, и какое бы изменение ни произошло в среде первенствовавших, такое же последовало и в народе. (32) И это гораздо справедливее, чем мнение нашего Платона; ведь, по его словам, с изменением музыкальных напевов изменяется и государственное устройство90. Я же полагаю, что с изменением всего образа жизни людей знатных изменяются и нравы в государствах. Порочные первенствующие люди причиняют государству ущерб тем больший, что они не только воспринимают пороки сами, но и распространяют их в государстве. Мешают они не только тем, что развращаются сами, но и тем, что развращают других, и примером [c.143] своим они вредят больше, чем своими проступками. Впрочем, правило это, распространившееся на все сословие, можно также и ограничить: ведь немногие и даже совсем немногие, вознесенные почетом и славой, могут и развратить граждан, и исправить их нравы. Но на сегодня этого достаточно; это рассмотрено подробнее в упомянутых мною книгах91. Итак, перейдем к тому, что нам еще остается обсудить.
 (XV, 33) Далее следует положение о голосовании, которое, по моему мнению, должно быть "известно оптиматам, а для народа должно быть свободным".
 АТТИК. - На это я, клянусь Геркулесом, обратил внимание, но не понял достаточно хорошо, что хочет сказать этот закон, вернее, эти слова.
 МАРК. - Скажу тебе это, Тит, и остановлюсь на трудном, подолгу и часто разбиравшемся вопросе о том, как лучше подавать голоса при предоставлении полномочий магистрату, при вынесении приговора подсудимому, при принятии закона или предложения, - тайно или открыто.
 КВИНТ. - Разве и это вызывает сомнения? Я, пожалуй, снова не соглашусь с тобой.
 МАРК. - Этого не будет, Квинт! Ведь я придерживаюсь такого мнения, какого, как мне известно, всегда придерживался и ты, - что при голосовании самым лучшим было громогласное заявление92; но достижимо ли это, следует еще подумать.
 (34) КВИНТ. - Но я все же скажу с твоего позволения, брат мой! Именно такая точка зрения и вводит неискушенных людей в глубокое заблуждение; весьма часто государству вредит, когда какую-нибудь меру называют правильной и справедливой, но заявляют, что провести ее, то есть оказать противодействие народу, невозможно. Ведь противодействие встречают прежде всего тогда, когда поступают сурово; затем, быть побежденным силой в правом деле лучше, чем уступить в дурном. Кто не понимает, что закон о голосовании подачей табличек уничтожил весь авторитет оптиматов? Народ, пока был свободен, никогда не нуждался в этом законе; но будучи угнетен владычеством и господством первенствовавших людей, он потребовал его издания. По этой причине по делам самых могущественных людей более суровые приговоры выносятся открытым голосованием, а не подачей табличек. Вот почему и надо было вырвать из рук могущественных людей этот непомерный произвол при голосовании по сомнительным делам, а не давать народу лазейку, благодаря которой - когда честные люди не знают, каково мнение каждого, - табличка скрывает злостное голосование. Поэтому среди честных людей никогда нельзя было найти ни человека, который согласился бы внести такое предложение, ни человека, который согласился бы его отстаивать.
 (XVI, 35) Ведь существуют четыре закона о голосовании подачей табличек93. Первый из них касался предоставления магистратур. Это Габиниев [c.144] закон, внесенный человеком малоизвестным и подлым. Двумя годами позже был издан Кассиев закон о судебных приговорах народа, предложенный Луцием Кассием, человеком знатным, но - с позволения его ветви рода! - отвернувшимся от честных людей и, в расчете на благоволение народа, собиравшим всяческие пересуды. Третий - закон Карбона о принятии или не принятии законов, закон мятежного и бесчестного гражданина; ведь даже его возвращение на сторону честных людей не смогло оправдать его в их глазах94. (36) Открытое голосование, по-видимому, было оставлено для одного случая - для дел о государственной измене, и это исключение сделал сам Кассий. Но Гай Целий также и в этом суде ввел подачу табличек и потом всю жизнь сокрушался из-за того, что он, желая уничтожить Гая Попиллия95, причинил вред государству. А дед наш, человек редкостной доблести, в течение всей своей жизни выступал в нашем муниципии против Марка Гратидия96, на сестре которого, бабке нашей, он был женат. Гратидий предлагал закон о подаче табличек; ведь он, как говорится, "поднимал волны в ложке для жертвенных возлияний"; такие волны сын его Марий впоследствии вызвал в Эгейском море97. И деду нашему, когда дело было перенесено в сенат, консул Марк Скавр98 сказал: "О, если бы ты, Марк Цицерон, при твоем мужестве и доблести, вершил вместе с нами важнейшими государственными, а не муниципальными делами!"
 (37) Поэтому, так как мы теперь не рассматриваем законов римского народа, но либо требуем восстановления тех из них, которые были отняты у нас, либо составляем новые законы, то ты, по моему мнению, должен назвать нам не то, чего можно было бы добиться с нашим народом, но то, что наилучшее. Ведь в издании Кассиева закона повинен также и твои Сципион99, по чьему замыслу он, говорят, и был предложен, а ты, если предложишь закон о подаче табличек, отвечать за него будешь сам. Ведь я не сторонник такого закона, как и наш Аттик, насколько можно судить по выражению его лица.
 (XVII) АТТИК. - Мне лично никогда не нравилась ни одна мера в пользу народа, и я утверждаю, что наилучшее государственное устройство - то, которое было создано нашим собеседником в его консульство: когда у власти находятся наилучшие люди.
 (38) МАРК. - А ведь вы, вижу я, и без таблички отвергли мой закон. Но я, хотя Сципион и достаточно сказал в свою пользу в тех книгах100, предоставлю народу эту свободу - с тем, однако, чтобы влиянием обладали и его оказывали наилучшие люди. Ведь закон о голосовании, прочитанный мною, гласил: "Голосование да будет оптиматам известно, для плебса да будет оно свободным". Цель этого закона в том, чтобы отменить все законы, которые всячески оберегают тайну голосования, не позволяя никому ни взглянуть на табличку, ни спросить голосующего, ни заговорить с ним. Ведь даже Мариев закон требовал, чтобы помосты были узкими101. [c.145]
 (39) Если все эти меры направлены против людей, склонных скупать голоса (как это и бывает в действительности), то я не порицаю их102; но если никакие законы все же не смогут уничтожить подкупа избирателей, то пусть народ сохраняет табличку, как бы защищающую его свободу, только бы ее показывали и добровольно предъявляли всем наилучшим и достойнейшим гражданам - с тем, чтобы свобода была именно в том, в чем народу дается власть - оказывать почет и доверие честным людям. Таким образом, теперь и происходит то, о тем ты, Квинт, только что упомянул, - подачей табличек осуждают меньшее число людей, чем их осуждали открытым голосованием, так как народ довольствуется уже тем, что обладает таким правом; с сохранением этого, в остальном воля народа - к услугам авторитетных и влиятельных людей. Итак (не стану говорить о голосах, недобросовестно приобретенных посредством подкупа), неужели ты не видишь, что - если только подкуп не пущен в ход - народ желает при голосовании знать мнение наилучших мужей? Поэтому наш закон и создает представление о свободе, сохраняет за лучшими людьми их авторитет, устраняет повод для соперничества... [Лакуна]
 (XVIII, 40) Затем следует вопрос о людях, имеющих право обращаться с речью к народу или к сенату. Потом - важный и, по моему мнению, превосходный закон: "То, что обсуждается перед народом или перед "отцами", да обсуждается с умеренностью", то есть с самообладанием и спокойно103. Ведь говорящий оказывает большое влияние не только на намерения и волю, но, пожалуй, и на выражение лиц тех, перед кем он говорит. Если это происходит в сенате, то достигнуть этого не трудно; ведь от самого сенатора зависит не подчиниться мнению других людей, но хотеть, чтобы они следовали именно его предложению. На него распространяются три требования: присутствовать, так как вопрос приобретает значение, когда в сборе все сословие; говорить в свою очередь, то есть когда ему предложат; говорить умеренно, а не без конца. Ведь краткость при изложении своего мнения - большая заслуга не только сенатора, но и оратора, и никогда не следует держать слишком длинную речь (это бывает весьма часто при соискании должностей); только в том случае, когда сенат не собрался в полном составе и ни один магистрат не приходит на помощь, полезно говорить в течение всего дня104, как и в том случае, когда вопрос столь важен, что от оратора требуется изобилие - либо с целью убеждения, либо с целью разъяснения. В обоих этих случаях бывает превосходен наш Катон105.
 (41) Когда закон прибавляет: "Да будет он знаком с делами народа", - то это значит, что сенатор должен знать государственные дела, а это охватывает много вопросов: знать, сколько в государстве солдат, каково состояние эрария, кто союзники государства, кто его друзья, кто его данники, какие относительно них существуют законы, условия, договоры. Сенатор должен быть знаком с порядком принятия постановлений, знать примеры из [c.146] прошлого. Вы теперь видите, как много надо знать, уметь и помнить такого, без чего сенатор никак не может быть подготовлен к своей деятельности106.
 (42) Далее следует вопрос о речах перед народом. Первое и важнейшее правило гласит: "Применения силы да не будет!" Ибо нет ничего более пагубного для государства, ничего более противного праву и законам, ничего менее подобающего гражданину и менее человечного, чем насильно проводить что бы то ни было, живя в упорядоченном и устроенном государстве. Закон велит подчиняться интерцессии; это наилучший образ действия, так как лучше, чтобы хорошее дело встретило противодействие, чем было допущено дурное.
 (XIX) А если я постановляю, чтобы "дурные последствия вменялись в вину лицу, выступавшему с речью", то я высказал все это в соответствии с мнением Красса107, мудрейшего человека; это мнение было одобрено сенатом, признавшим, - по докладу консула Гая Клавдия108 о мятеже Гнея Карбона, - что без воли того, кто обращался к народу с речью, мятеж возникнуть не может, так как это лицо всегда вправе распустить собрание, как только будет совершена интерцессия или начнутся беспорядки. Но тот, кто допускает, чтобы собрание продолжалось, когда обсуждать вопрос уже невозможно, стремится к насильственным действиям, за которые он, на основании этого закона, и должен нести ответственность.
 Далее говорится: "Совершивший интерцессию по пагубному делу да считается гражданином, принесшим спасение!"109 (43) Кто же не придет со всей преданностью на помощь государству, когда закон превозносит его столь прекрасной хвалой110?
 Затем подряд следуют правила, содержащиеся также и в официальных постановлениях и законах: "Да соблюдают они авспиции, да подчиняются [государственному] авгуру!" Долг добросовестного авгура - помнить, что во времена важнейших событий в государстве ему следует быть на месте и что он назначен советчиком и помощником Юпитеру Всеблагому Величайшему; он должен знать, что ему надлежит обучать тех людей, которым он повелит совершать авспиции, и что ему, по воле богов, доверены участки неба111, дабы он мог каждый раз получать оттуда помощь для государства. Далее речь идет о промульгации, о раздельном обсуждении вопросов112, о предоставлении частным лицам и магистратам возможности говорить перед народом.
 (44) Далее следуют два превосходных закона, перенесенных из Двенадцати Таблиц113; один из них упраздняет привилегии114; другой позволяет вносить предложения о всей совокупности гражданских прав только в "величайшие комиции"115. И то, что уже в те времена, когда еще не находилось мятежных плебейских трибунов, когда о них еще даже не думали, предки наши проявили такое большое предвидение, изумительно. Издавать [c.147] законы, направленные в ущерб интересам частных лиц, они не велели; ибо это - привилегия. Есть ли что-либо более несправедливое? Ведь смысл закона именно в том, что он принят и установлен для всех. Предки наши позволили проводить предложения, касающиеся отдельных лиц, только в центуриатских комициях. Ибо народ, когда он распределен на основании ценза, по сословиям и возрастам116, при голосовании проявляет осмотрительность большую, чем тогда, когда он созван вперемежку по трибам.
 (45) Тем справедливее были слова Луция Котты117, мужа большого ума и необычайной мудрости, заявившего при обсуждении моего дела, что обо мне вообще не было принято никакого постановления118. Мало того, говорил он, что те комицин собирались в присутствии вооруженных рабов; трибутские комиции, утверждал он, решать вопрос о совокупности гражданских прав не правомочны и вообще никакие комиции не могут решать вопрос о привилегии. Поэтому я, по его мнению, не нуждался в издании закона, так как относительно меня вообще ничего не было совершено в соответствии с законами119. Но и я, и прославленные мужи предпочли, чтобы именно о том самом человеке, о котором, по утверждению самих рабов и грабителей, ими было принято какое-то постановление, свое суждение высказала вся Италия120.
 (XX, 46) Далее следуют законы о взяточничестве и домогательстве должностей121. Так как преступления эти должны караться судебными приговорами в большей степени, чем словами, то прибавляется: "Кара да соответствует преступлению!" - дабы каждый нес наказание в соответствии со своим проступком: чтобы самоуправство каралось утратой гражданских прав, алчность - пеней, искательство почетных должностей - дурной славой.
 Последние из законов у нас не применяются, но государству необходимы. Хранения записей законов у нас нет; поэтому законы у нас такие, каких желают наши прислужники: мы спрашиваем о них у наших письмоводителей, но официальными записями, заверенными в архивах, не располагаем. Греки заботились об этом больше: у них избирались "номофилаки" [хранители законов], и они следили не только за записями (это делалось также и во времена наших предков), но и за поступками людей, которых они заставляли соблюдать законы. (47) Заботу эту следует поручить цензорам, так как мы желаем, чтобы они всегда существовали в государстве. Магистраты, срок полномочий которых уже истек, должны сообщать и докладывать цензорам о своей деятельности во время магистратуры, а цензоры должны составлять себе предварительное суждение о ней. В Греции это делается при посредстве официально назначаемых обвинителей, но они могут быть строги только в том случае, если высказываются добровольно. Поэтому лучше, чтобы бывшие магистраты давали отчет и сообщали о своей деятельности цензорам, а применение закона было всецело предоставлено обвинителю и суду. [c.148]
 Но вопрос о магистратах уже рассмотрен достаточно. Или вы, быть может, хотите каких-либо дополнений?
 АТТИК. - Как? Если мы молчим, то неужели сам вопрос не напоминает тебе, о чем именно тебе следует поговорить?
 МАРК. - Мне? Я думаю - о судоустройстве, Помпоний! Ведь это связано с магистратурами.
 (48) АТТИК. - Как? А о правах римского народа - так, как ты начал, - ты не считаешь нужным поговорить?
 МАРК. - Какие же у тебя основания желать разъяснений по этому вопросу?
 АТТИК. - У меня? Да ведь незнание этого людьми, занимающимися государственной деятельностью, я считаю позорнейшим. Ибо, подобно тому, как о законах справляются у письмоводителей, как ты только что сказал, так большинство магистратов, замечаю я, ввиду неосведомленности в своих правах, разбираются в них лишь настолько, насколько этого хотят их прислужники. Поэтому, если ты, предлагая законы относительно религии, счел нужным поговорить об отказе от священнодействий, то долг твой также - после того, как магистратуры установлены законным путем, постараться рассмотреть вопрос о правах носителей власти.
 (49) МАРК. - Я сделаю это вкратце, если смогу. Ибо об этом твоему отцу написал его товарищ Марк Юний122 более подробно н притом, - во всяком случае, по моему мнению, - со знанием дела и обстоятельно. Мы же должны о естественном праве размышлять и высказываться по своему разумению, а о правах римского народа говорить только то, что нам оставлено и передано.
 АТТИК. - Вполне согласен с тобой и ожидаю именно того, о чем ты говоришь. ...[Лакуна] [c.149]
 
 
 
 ФРАГМЕНТЫ
 Книга 1
 Как вселенная, ввиду общности природы всех своих составных частей, держится и зиждется на их взаимном соответствии, так все люди, объединенные природой, враждуют между собой вследствие злонравия своего и не понимают, что они родственны по крови и находятся под одной и той же защитой. Если бы люди это соблюдали, они вели бы поистине жизнь божественную (Лактанций, Instit. div., V, 8, 10).
 Книга V
 Так как солнце, по-видимому, лишь немного склонилось за полдень, а эти молодые деревья еще не дают достаточной тени в этом месте, то не [c.149] спуститься ли нам к реке Лирис и не обсудить ли нам то, что еще остается рассмотреть, под тенью вон тех ольховых деревьев? (Макробий, "Сатурналии", VI, 4, 8).
 Неизвестная книга
 И порадуемся за себя, так как смерть принесет нам состояние, либо лучшее, чем то, в каком мы находимся при жизни, либо, во всяком случае, не худшее; ведь когда, при отсутствии тела, дух сохраняет свою силу, то это жизнь божественная, а при отсутствии ощущений, конечно, ничего дурного больше быть не может (Лактанций, Instit. div., III, 19, 2). [c.150]
 
 
 
 
 
 
 
 ПРИМЕЧАНИЯ
 Перевод с латинского сделан по изданиям: диалог "О государстве": M. Tullius Cicero. De re publica. Bibliotheca Teubneriana (K. Ziegler). Lipsiae, 1958; M. Tullius Cicero. Vom Gemeinwеsen. Lateinisch und deutsch (K. Buchner). Zurich, 1960; диалог "О законах": Сiсeron. Traite des lois. Texte etabli et traduit par G. de Plinval. Collection Bude. Paris, 1958. В примечаниях ссылки на античную литературу даются по параграфам; хронологические даты - до нашей эры. Стихи переведены В.О.Горенштейном, кроме случаев, оговоренных особо. При ссылках на письма Цицерона указывается, помимо общепринятых данных, номер письма по изданию: Mарк Туллий Цицерон. Письма к Аттику, близким, брату Квинту, M. Бруту. Перевод и комментарии В. О. Горенштейна. Т. I - III. М. - Л.: Изд. АН СССР, 1949 - 1951.
 Примечания И.Н.Веселовского обозначены его инициалами (И.В.). Диалог "О государстве" был издан в переводе и с примечаниями Б.П.Яблонко (Баку, 1928), "Сновидение Сципиона" ("О государстве", VI, 9 - 29) - в переводе А.Шарбе (Казань, 1853) и в переводе Ф.А.Петровского (Москва, 1917). Диалог "О законах" выходит в переводе на русский язык впервые.
 О ГОСУДАРСТВЕ
 Участники диалога
 1. Публий Корнелий Сципион Эмилиан Африканский Нумантинский, сын Луция Эмилия Павла, усыновленный сыном Публия Корнелия Сципиона Африканского Старшего; в 147 г. он был избран в консулы; в 146 г., во время третьей пунической воины, взял и разрушил Карфаген; в 142 г. был цензором; в 134 г., будучи консулом вторично, взял Нуманцию. Сторонник нобилитета, противник Тиберия Гракха; глава "Сципионовского кружка" любителей античной культуры.
 2. Гай Лелий (младший), консул 140 г., ближайший друг Сципиона, участник третьей пунической войны, юрист. Современники прозвали его Мудрым (Sapiens).
 3. Луций Фурий Фил, консул 136 г., известный оратор.
 4. Маний Манилий, консул 149 г., участник третьей пунической войны, юрист.
 5. Спурий Муммий, брат Луция Муммия, разрушившего Коринф в 146 г., сторонник нобилитета, стоик.
 6. Квинт Элий Туберон, сын Эмилии, сестры Сципиона Эмилиана; трибун 133 г., претор 123 г., противник Гракхов.
 7. Публий Рутилий Руф, друг Сципиона и Лелия, ученик Панэтия; в 134 г. сражался под Нуманцией, трибун 114 г., претор 110 г., консул 108 г.; в 100 г. был противником Сатурнина, в 94 г. как легат сопровождал в провинцию Азию проконсула Квинта Муция Сцеволу, в 93 г. управлял этой провинцией и боролся со элоупотреблениями откупщиков (римских всадников); по возвращении в Рим был обвинен в хищениях и осужден всадническим судом, после чего жил в изгнании в Смирне, где его в 78 г. посетили Марк и Квинт Цицероны.
 8. Квинт Муций Сцевола ("Авгур"), зять Гая Лелия, тесть оратора Луция Лициния Красса; трибун 123 г., консул 117 г., юрист, стоик, ученик Панэтия.
 9. Гай Фанний, зять Гая Лелия; трибун 142 г., претор 132 г., консул 122 г.; стоик, ученик Панэтия.
 
 
 Книга I
 1 Начало введения утрачено. В квадратных скобках, как и ниже, помещена конъектура. Ср. Цицерон, "О старости", 75; "Тускуланские беседы", I, 89.
 
 2 Гай Дуелий во время первой пунической войны одержал победу над карфагенянами в морском бою под Милами в 260 г.
 
 3 Авл Атилий Калатин - консул 258 и 254 гг., диктатор 249 г., в 253 г. взял Панорм. См. Полибий, Всеобщая история, I, 38.
 
 4 Луций Цецилий Метелл - консул 251 и 247 гг., диктатор 222 г., разбил Гасдрубала под Панормом. Метеллы, важнейшая ветвь плебейского Цецилиева рода, дали многочисленных консулов. См. Гней Невий (около 270-200):
 Злой рок дает Метеллов Риму в консулы!
 (Перевод Ф. А. Петровского)
 
 5 Гней Корнелий Сципион Кальв - консул 222 г., был разбит Ганнибалом в 218 г. на реках Тицине и Требии; вместе с братом Публием Сципионом, консулом 218 г., пал в сражении с Гасдрубалом в Испании. Ср. Цицерон, речи: "I речь о земельном законе", 5; "В защиту Бальба", 34; "В защиту Планция", 60.
 
 6 Квинт Фабий Максим Веррукос - консул 233, 228, 215, 214 и 209 гг., диктатор 221 и 217 гг., за свою тактику изматывания противника получил прозвание Кунктатора (Медлитель). См. Энний, "Анналы", фрагм. 306 Уормингтон:
 Нам один человек республику спас промедленьем.
 К Ганнибалу в то время примкнули некоторые италики, отпавшие от Рима, в частности Капуя. См. Цицерон, "Письма к Аттику", II, 19, 2 (46).
 
 7 Марк Клавдий Марцелл - консул 222, 215, 214, 210, 208 гг.. одержал в 216 - 215 гг. победы под Нолой и взял Сиракузы в 212 г. См. Цицерон, "Речи против Берреса", (II) IV, 115.
 
 8 Публий Корнелий Сципион Старший разбил в 202 г. Ганнибала под Замой в Африке. Как триумфатор он получил прозвание "Африканский". См. прим. 19 к кн. VI.
 
 9 Марк Порций Катон Старший (Цензорий) - (235-149), родом из Тускула, был консулом в 196 г. и цензором в 184 г. В глазах Цицерона - образец древней римской доблести. Цицерон назвал его именем свой трактат "О старости".
 
 10 Homo novus. Так называли человека, не принадлежащего к сословию сенаторов, который первым в своем роду добивался или добился избрания в консулы. См. Цицерон, "Речь в защиту Мурены", 17; Квинт Цицерон, "Краткое наставление по соисканию консульства", I, 1; Саллюстий, "Югурта", 85, 13, 14, 25.
 
 11 Otium. В данном случае - отказ от государственной деятельности ради занятий литературой и философией. Противоположное понятие - negotium, общеполезная деятельность. См. Цицерон, "О дружбе", 104.
 
 12 Эпикурейцы, которых Цицерон осуждал за их политический абсентеизм; см. ниже, § 8 сл.: "Речь против Писона", 42, 59, 69; "Письма к близким", XIII, 1, 4 (198); Лукреций, "О природе вещей", II, 1 слл.
 
 13 Имеется в виду политическая деятельность. Частая у древних метафора. Ср. Алкей, фр. 47 А; Цицерон, "Речь в защиту Сестия", 46; Гораций, Оды, I, 14; Послания II, I, 114.
 
 14 В данном случае имеется в виду понятие ananke (греч.) стоической философии: сознаваемый человеком долг поступать доблестно. См. Цицерон, "О природе богов", I, 55.
 
 15 Ius gentium. Во времена родового строя - междуродовое и междуплеменное право, субъектом которого был род или племя. С разложением родового строя и образованием государства оно разделилось на: 1) внутреннее право римской общины - право квиритов (ius Quiritium), впоследствии получившее название цивильного, или гражданского, права (ius civile), и 2) право, регулирующее внешние отношения римского государства, т. е. международное право, ius gentium; другие его названия - право войны и мира (ius belli et pacis), фециальный устав (ius fetiale); см. кн. II, § 31. Ius gentium определяло также и права иностранцев в римском государстве. См. прим. 53 к кн. II.
 
 16 Ксенократ - 396-314 гг., родом из Халкедона, был учеником Платона; после Спевсиппа стоял во главе Академии.
 
 17 Imperium. В древнейшую эпоху совокупность прав царя. В эпоху республики полнота власти высших магистратов (консулов и преторов), ограниченная коллегиальностью и годичным сроком, а в пределах померия (сакральная городская черта города Рима) также и интерцессией плебейских трибунов и правом провокации (апелляция к народу), которым обладал римский гражданин. Империй слагался из права авспиций (см. прим. 11 к кн. II), набора войска и командования им, созыва куриатских комиций, права принуждения и наказания и юрисдикции. Различался imperium domi, т. е. власть в пределам померия, и imperium militiae, т. е. вся полнота власти вне померия - в Италии и в провинциях - как в мирное, так и в военное время. Магистрату, уже облеченному гражданской властью (potestas), империй предоставлялся изданием особого куриатского закона (lex curiata de imperio). Магистрат, обладающий империем, не имел права вступать в пределы померия. В I в. единый империй сохранился только у наместников провинций: он не был ограничен ни интерцессией, ни правом провокации и часто продолжался больше года. Под imperium maius разумели верховное командование с особыми полномочиями.
 
 18 Ius publicum совокупность правовых норм, определяющих взаимоотношения между государством и гражданином, а также и между гражданами, когда эти взаимоотношения имеют значение для государства в целом.
 
 19 Энний, "Анналы", фрагм. 600 Мюллер. Квинт Энний (239-169), автор исторической хроники "Анналы" и ряда трагедий и комедий, ввел в римскую поэзию гексаметр, заменив им старинный сатурнический стих. Энннй был связан дружескими отношениями с Корнелиями Сципионами. См. Цицерон, "Речь в защиту Архия", 22; "Об ораторе", II, 276; Гораций, Послания, II, I, 50.
 
 20 В § 4 приводятся возражения эпикурейцев. О самопожертвовании см. Цицерон, "Тускуланские беседы", 1, 116.
 
 21 Мильтиад, греческий стратег V века, одержал победу над персами под Марафоном в 490 г. После неудачной экспедиции против Пароса был обвинен афинянами в том, что дал себя подкупить, присужден к штрафу в 500 талантов и заключен в тюрьму, не будучи в состоянии его заплатить. См. Цицерон, "Речь в защиту Сестия", 141; Корнелий Непот, "Жизнь Мильтиада", VII, 5 - 6.
 
 22 Фемистокл участвовал в победе над персами в морском бою под Саламином; был изгнан из Афин в 471 г. и умер в Магнесии в 461 г. См. Цицерон, "Речь в защиту Архия" 20; "Речь в защиту Сестия", 141: "Речь в защиту Скавра", 3; "Письма к Аттику", VII, 11, 3 (303); IX, 10, 3 (364). "Варварская страна" - всякая страна, населенная не греками и не римлянами.
 
 23 Марк Фурий Камилл - военный трибун с консульской властью, в начале IV в. завоевал Вейи и одержал победу над вольсками; обвиненный в утайке военной добычи, он в 391 г. удалился в изгнание и был возвращен в Рим в 390 г., во время нашествия галлов. См. Ливий, VII, 1.
 
 24 Гай Сервилий Структ Ахала - помощник диктатора Луция Квинкция Цинцинната (середина V в.), убил римского всадника Спурия Мелия, обвиненного в стремлении к единовластию; Агала также был обвинен в таком же стремлении. См. Цицерон, речи: "I речь против Катилины", 3; "О доме", 86; 101; "В защиту Сестия", 143; "В защиту Милона", 8; "II филиппика", 26.
 
 25 Публий Корнелий Сципион Насика Серапион - консул 138 г., считался виновником гибели Тиберия Гракха (133 г.).
 
 26 Публий Папилий Ленат - консул 132 г., противник Гракхов, был изгнан в 123 г. по предложению Гая Гракха. См. Цицерон, речи: "В сенате по возращении из изгнания", 37 сл.; "К квиритам по возвращении из изгнания", 6, 9, 11; "О доме", 82, 87.
 
 27 Луций Опимий - консул 121 г., противник Гая Гракха, в 115 г. был главой посольства, отправленного для переговоров с Югуртой; в 110 г. он был обвинен в получении взятки от Югурты и осужден на изгнание. См. Цицерон, речи: "К квиритам по возвращении из изгнания", 11; "В защиту Сестия", 140; "Против Писона", 95; "В защиту Планция", 69; "Брут", 128.
 
 28 Квинт Цецилий Метелл Нумидийский - консул 129 г., победитель Югурты, добровольно удалился в изгнание, отказавшись дать клятву в соблюдении земельного закона Луция Апулея Сатурнина. См. Цицерон, речи: "В сенате по возвращении из изгнания", 25; "О доме", 22; "В защиту Сестия", 37, 101; "Письма к Аттику", I, 16, 4 (22).
 
 29 Бегство из Италии после неудачи в борьбе против Суллы. Гай Марий, бывший родом из Арпина, как и Цицерон, был консулом в 107, 104-100 и 86 гг.; победитель кимвров и тевтонов. Цицерон часто говорит о Марии как о "спасителе отечества"; см. речи: "В сенате по возвращении из изгнания", 38; "К квиритам по возвращении из изгнания", 7, 9 сл.; "В защиту Сестия", 37 сл., 116; "Против Писона", 43; "В защиту Милона", 8 сл., 83.
 
 30 Имеются в виду жертвы сулланских проскрипций 82 г.
 
 31 Цицерон имеет в виду свое консульство 63 г. (подавление движения Катилины) и свое изгнание в 58 г. Из числа друзей Цицерона эпикурейцами были Тит Помпоний Аттик и Марк Марий; см. Цицерон, "Письма к близким", VII, 1 (127).
 
 32 В последний день консульства Цицерона (29 декабря 63 г.) трибун Квинт Цецилий Метелл Непот не позволил ему обратиться к народу с речью. См. Цицерон, "Речь против Писона", 6; письма: "К близким", V, 2, 7 (14); "К Аттику", I, 16, 5 (22).
 
 33 Оптиматы ("честные люди") высоко оценили действия консула Цицерона, направленные на подавление движения Катилины: Луций Аврелии Котта предложил устроить благодарственные молебствия богам; Луций Геллий признал его заслужившим "гражданский венок", которым награждали за спасение жизни римского гражданина, Квинт Лутаций Катул провозгласил его "отцом отечества". См. Цицерон, речи: "III речь против Катилины", 15; "Против Писона", 6. См. ниже, прим. 125.
 
 34 Ср, Цицерон, "Брут", 305-319; "Об ораторе", I, 2.
 
 35 Ср. Цицерон, "III речь против Катилины", 1.
 
 36 Цицерон употребляет слово "родина" в двояком значении: 1) место рождения и 2) отечество - как понятие юридическое; ср. "О законах", II, 5; "Об обязанностях", I. 53.
 
 37 Ср. Платон, "Критон", 51 А-С. Весь § 8 направлен против политического абсентеизма эпикурейцев.
 
 38 Ср. Платон, "Государство", I, 347 С.
 
 39 Ср. Лукреций, "О природе вещей", V, 1117 слл.
 
 40 Имеется в виду борьба с движением Катилины.
 
 41 Ср. Цицерон, "II речь о земельном законе", 1 сл.; "Письма к Аттику", II, 3, 4 (29).
 
 42 Фалес Милетский, Солон Афинский, Биант Приенский, Питтак Митиленский, Клеобул Линдский, Периандр Коринфский, Хилон Спартанский. См. Цицерон, "Об ораторе", III, 137.
 
 43 Обращение к брату Квинту, вместе с которым Цицерон ездил в 79-77 гг. в Грецию. По-видимому, диалог был обращен к Квинту Цицерону.
 
 44 Гай Семпроний Тудитан и Маний Аквилий были консулами в 129 г. Латинские празднества ежегодно справлялись на Альбанской горе в честь Юпитера Лациара, покровителя Латинского союза, вначале под главенством Альбы-Лонги, а впоследствии Рима: ночное жертвоприношение с закланием белого быка. Они продолжались три дня, в 129 г. они были в январе - феврале. См. Лукан, "Фарсалия", 1, 550; V, 402.
 
 45 Ср. Платон, "Критон", 1. Цицерон в точности повторяет начало этого диалога.
 
 46 Имеются в виду потрясения в государстве, связанные с земельной реформой Тиберия Гракха.
 
 47 Так называемые парелии. Если в воздухе носятся мелкие призматические кристаллы льда, то вокруг Солнца бывают видны круги и проходящие через Солнце вертикальные или горизонтальные полосы, которые в пересечении с окружающим Солнце кругом дают усиленное освещенное пятно, называемое ложным солнцем. Обычно таких солнц наблюдаются два, но если одно из них закрыто тучей или находится ниже горизонта, то видно только одно ложное солнце. Такое явление наблюдалось в 129 г. Впоследствии его сочли предвестником смерти Сципиона Эмилиана. См. Цицерон, "О природе богов", II, 14; "О предвидении", I, 97 (И.В.).
 
 48 Панэтий Родосский (род. около 172 г.) - философ-стоик, друг Сципиона Эмилиана и Лелия, наставник Гая Фанния, Квинта Муция Сцеволы Авгура, Публия Рутилия Руфа и Квинта Элия Туберона; автор сочинений по астрономии и философии, в частности трактата "Об обязанностях", послужившего образцом для одноименного диалога Цицерона. См. Цицерон, "Письма к Аттику", XVI, 11, 4 (79'9).

<< Пред.           стр. 4 (из 6)           След. >>

Список литературы по разделу