<< Пред.           стр. 1 (из 5)           След. >>

Список литературы по разделу

 КРАТКИЕ СОДЕРЖАНИЯ ПРОИЗВЕДЕНИЙ ЗАРУБЕЖНОЙ ЛИТЕРАТУРЫ XX ВЕКА
  3 курс 1 семестр ( англ. перев. отд.+ слав. цикл, СПбГУ)
 
 1. Ромен Роллан "Жан Кристоф" или "Очарованная душа"
 2. Анри Барбюс "Огонь"
 3. Марсель Пруст "В поисках утраченного времени"
 4. Жан Поль Сартр "Тошнота", Альбер Камю "Чума"
 5. Эжен Ионеско "Стулья", Сэмюел Беккет "В ожидании Годо", Том Стоппард "Розенкранц и Гильденстерн мертвы", Эдвард Олби "Кто боится Вирджинии Вулф"
 6. Бернард Шоу "Пигмалион", "Дом, где разбиваются сердца", "Цезарь и Клеопатра"
 7. Джон Голсуорси - "Собственник".
 8. Дж. Джойс - "Улисс", "Портрет художника в юности"
 9. Айрис Мердок - "Черный принц"
 10. Джон Фаулз - "Женщина французского лейтенанта".
 11. Томас Манн - "Будденброки", "Доктор Фаустус".
 12. Бертольд Брехт - "Трехгрошовая опера", "Мамаша Кураж и ее дети"
 13. Франц Кафка - "Процесс", "Замок"
 14. Теодор Драйзер - "Сестра Керри", "Американская трагедия"
 15. Эрнест Хемингуэй - "Прощай, оружие", "Иметь и не иметь"
 16. Уильям Фолкнер - "Шум и ярость", "Деревушка"
 17. Норман Мейлер - "Нагие и мертвые"
 18. Умберто Эко - "Имя Розы"
 19. Габриэль Гарсия Маркес - "Сто лет одиночества"
 
 
 Ромен Роллан
 Жан-Кристоф (Jean-Christophe)
 Роман-эпопея (1904-1912)
 
 В маленьком немецком городке на берегу Рейна в семье музыкантов Крафтов рождается ребенок. Первое, еще неясное восприятие окру­жающего мира, тепло материнских рук, ласковое звучание голоса, ощущение света, темноты, тысячи разных звуков... Звон весенней ка­пели, гудение колоколов, пение птиц - все восхищает маленького Кристофа. Он слышит музыку всюду, так как для истинного музы­канта "все сущее есть музыка - нужно только ее услышать". Неза­метно для себя мальчик, играя, придумывает собственные мелодии. Дедушка Кристофа записывает и обрабатывает его сочинения. И вот уже готова нотная тетрадь "Утехи детства" с посвящением его высо­честву герцогу. Так в семь лет Кристоф становится придворным му­зыкантом и начинает зарабатывать свои первые деньги за выступ­ления.
 
 Не все гладко в жизни Кристофа. Отец пропивает большую часть семейных денег. Мать вынуждена подрабатывать кухаркой в богатых домах. В семье трое детей, Кристоф - старший. Он уже успел столк­нуться с несправедливостью, когда понял, что они бедны, а богатые презирают и смеются над их необразованностью и невоспитаннос­тью. В одиннадцать лет, чтобы Помочь родным, мальчик начинает иг­рать второй скрипкой в оркестре, где играют его отец и дед, дает уроки избалованным богатым девицам, продолжает выступать на гер­цогских концертах, У него нет друзей, дома он видит Очень мало Тепла и сочувствия и поэтому постепенно превращается в замкнутого гордого подростка, никак не желающего становиться "маленьким бюргером, честным немчиком". Единственным утешением мальчика являются беседы с дедушкой и дядей Готфридом, бродячим торгов­цем, иногда навещающим сестру, мать Кристофа. Именно дедушка первым заметил у Кристофа музыкальный дар и поддержал его, а дядя открыл мальчику истину, что "музыка должна быть скромной и Правдивой" и выражать "настоящие, а не поддельные чувства". Но дедушка умирает, а дядя навещает их редко, и Кристоф ужасно одинок.
 
 Семья на грани нищеты. Отец пропивает последние сбережения, В отчаянии Кристоф с матерью вынуждены просить герцога, чтобы деньги, заработанные отцом, отдавали сыну. Однако вскоре и эти средства иссякают: вечно пьяный отец отвратительно ведет себя даже во время концертов, и герцог отказывает ему от места. Кристоф пишет на заказ музыку к официальным дворцовым празднествам. "Сам источник его жизни и радости отравлен". Но в глубине души он надеется на победу, мечтает о великом будущем, о счастье, дружбе и любви.
 
 Пока же его мечтам сбыться не суждено. Познакомившись С Отто Динером, Кристофу кажется, что он наконец обрел друга. Но благо­воспитанность и осторожность Отто чужды вольнолюбивому, необу­зданному Кристофу, и они расстаются. Первое юношеское чувство тоже приносит Кристофу разочарование: он влюбляется в девушку из знатной семьи, но ему тут же указывают на разницу в их положении. Новый удар - умирает отец Кристофа. Семья вынуждена перебрать­ся в жилище поскромнее. На новом месте Кристоф знакомится с Сабиной, молодой хозяйкой галантерейной лавки, и между ними возникает любовь. Неожиданная смерть Сабины оставляет в душе юноши глубокую рану. Он встречается ей швеей Адой, но та изменя­ет ему с его младшим братом. Кристоф снова остается Один.
 
 Он стоит на перепутье. Слова старого дяди Готфрида - "Главное, это не уставать желать и жить" - помогают Кристофу расправить крылья и словно сбросить "вчерашнюю, уже омертвевшую оболочку, в которой он задыхался, - свою прежнюю душу". Отныне он при­надлежит только себе, "наконец он не добыча жизни, а хозяин ее!". В юноше просыпаются новые, неведомые силы. Все его прежние со­чинения - это "теплая водица, карикатурно-смешной вздор". Он не­доволен не только собой, он слышит фальшивые ноты в произведениях столпов музыки. Излюбленные немецкие песни и пе­сенки становятся для него "разливом пошлых нежностей, пошлых волнений, пошлой печали, пошлой поэзии...". Кристоф не скрывает обуревающих его чувств и во всеуслышание заявляет о них. Он пишет новую музыку, стремится "выразить живые страсти, создать живые образы", вкладывая в свои произведения "дикую и терпкую чувствен­ность". "С великолепной дерзостью молодости" он полагает, что "надо все сделать заново и переделать". Но - полный провал. Люди не готовы воспринимать его новую, новаторскую музыку. Кристоф пишет статьи в местный журнал, где критикует всех и вся, и компо­зиторов, и музыкантов. Таким образом он наживает себе множество врагов: герцог изгоняет его со службы; семьи, где он дает уроки, от­казывают ему; весь город отворачивается от него.
 
 Кристоф задыхается в душной атмосфере провинциального бюр­герского городка. Он знакомится с молодой французской актрисой, и ее галльская живость, музыкальность и чувство юмора наводят его на мысль уехать во Францию, в Париж. Кристоф никак не может ре­шиться оставить мать, однако случай решает за него. На деревенском празднике он ссорится с солдатами, ссора заканчивается общей дра­кой, троих солдат ранят. Кристоф вынужден бежать во Францию: в Германии против него возбуждается уголовное дело.
 
 Париж встречает Кристофа неприветливо. Грязный, суетливый город, так не похожий на вылизанные, упорядоченные немецкие го­рода. Знакомые из Германии отвернулись от музыканта. С трудом ему удается найти работу - частные уроки, обработка произведений известных композиторов для музыкального издательства. Постепенно Кристоф замечает, что французское общество ничуть не лучше немец­кого. Все насквозь прогнило. Политика является предметом спекуля­ции ловких и наглых авантюристов. Лидеры различных партий, в том числе и социалистической, искусно прикрывают громкими фразами свои низкие, корыстные интересы. Пресса лжива и продажна. Созда­ются не произведения искусства, а фабрикуется товар в угоду извра­щенным вкусам пресытившихся буржуа. Больное, оторванное от народа, от реальной жизни искусство медленно умирает.
 Как и у себя на родине, в Париже Жан-Кристоф не просто на­блюдает. Его живая, деятельная натура заставляет его во все вмеши­ваться, открыто выражать свое возмущение. Он насквозь видит окружающую его фальшь и бездарность. Кристоф бедствует, голодает, тяжело болеет, но не сдается. Не заботясь о том, услышат его музыку или нет, он увлеченно работает, создает симфоническую картину "Давид" на библейский сюжет, но публика освистывает ее.
 
 После болезни Кристоф внезапно ощущает себя обновленным. Он начинает понимать неповторимое очарование Парижа, испытывает непреодолимую потребность найти француза, "которого мог бы по­любить ради своей любви к Франции".
 
 Другом Кристофа становится Оливье Жанен, молодой поэт, уже давно издалека восхищавшийся музыкой Кристофа и им самим. Дру­зья вместе снимают квартиру. Трепетный и болезненный Оливье "прямо был создан для Кристофа". "Они обогащали друг друга. Каж­дый вносил свой вклад - то были моральные сокровища их наро­дов". Под влиянием Оливье перед Кристофом внезапно открывается "несокрушимая гранитная глыба Франции". Дом, в котором живут друзья, как бы в миниатюре представляет различные социальные слои общества. Несмотря на объединяющую всех крышу, жильцы сторо­нятся Друг друга из-за моральных и религиозных предубеждений. Кристоф своей музыкой, несокрушимым оптимизмом и искренним участием пробивает брешь в стене отчуждения, и столь не похожие между собой люди сближаются и начинают помогать друг Другу.
 
 Стараниями Оливье к Кристофу неожиданно приходит слава. Пресса восхваляет его, он становится модным композитором, свет­ское общество распахивает перед ним свои двери. Кристоф охотно ходит на званые обеды, "чтобы пополнить запасы, которые поставля­ет ему жизнь, - коллекцию человеческих взглядов и жестов, оттен­ков голоса, словом, материал, - формы, звуки, краски, - необ­ходимый художнику для его палитры". На одном из таких обедов его друг Оливье влюбляется в юную Жаклину Аанже. Кристоф так озабо­чен устройством счастья друга, что лично ходатайствует за влюблен­ных перед отцом Жаклины, хотя и понимает, что, женившись, Оливье уже не будет всецело принадлежать ему.
 
 Действительно, Оливье отдаляется от Кристофа. Молодожены уез­жают в провинцию, где Оливье преподает в коллеже. Он поглощен семейным счастьем, ему не до Кристофа. Жаклина получает большое наследство, и супруги возвращаются в Париж. У них рождается сын, но былого взаимопонимания уже нет. Жаклина постепенно превра­щается в пустую светскую даму, швыряющую деньги направо и налево. У нее появляется любовник, ради которого она в конце концов бросает мужа и ребенка. Оливье замыкается в своем горе. Он по-прежнему дружен с Кристофом, но не в силах жить с ним под одной крышей, как раньше. Передав мальчика на воспитание их общей зна­комой, Оливье снимает квартиру неподалеку от сына и Кристофа.
 
 Кристоф знакомится с рабочими-революционерами. Он не заду­мывается, "с ними он или против них". Ему нравится встречаться и спорить с этими людьми. "Ив пылу спора случалось, что Кристоф, охваченный страстью, оказывался куда большим революционером, чем остальные". Его возмущает любая несправедливость, "страсти кружат ему голову". Первого мая он отправляется со своими новыми друзьями на демонстрацию и тащит с собой еще не окрепшего после болезни Оливье. Толпа разделяет друзей. Кристоф бросается в драку с полицейскими и, защищаясь, пронзает одного из них его же собст­венной саблей. Опьяненный битвой, он "во все горло распевает рево­люционную песню". Оливье, затоптанный толпой, погибает.
 
 Кристоф вынужден бежать в Швейцарию. Он ожидает, что Оли­вье приедет к нему, но вместо этого получает письмо с известием о трагической гибели друга. Потрясенный, почти невменяемый, "слов­но раненый зверь", он добирается до городка, где живет один из по­читателей его таланта, доктор Браун. Кристоф запирается в предоставленной ему комнате, желая только одного - "быть похоро­ненным вместе с другом". Музыка становится для него невыносимой.
 
 Постепенно Кристоф возвращается к жизни: играет на рояле, а затем начинает писать музыку. Стараниями Брауна он находит уче­ников и дает уроки. Между ним и женой доктора Анной вспыхивает любовь. И Кристоф, и Анна, женщина глубоко верующая, тяжело переживают свою страсть и измену другу и мужу. Не в силах разрубить этот узел, любовники пытаются покончить с собой. После не­удачной попытки самоубийства Анна тяжело заболевает, а Кристоф бежит из города. Он укрывается в горах на уединенной ферме, где переживает тяжелейший душевный кризис. Он жаждет творить, но не может, отчего чувствует себя на грани безумия. Выйдя из этого ис­пытания постаревшим на десять лет, Кристоф ощущает себя умиро­творенным. Он "отошел от себя и приблизился к Богу".
 
 Кристоф побеждает. Его творчество получает признание. Он созда­ет новые произведения, "сплетения неведомых гармоний, вереницы головокружительных аккордов". Аишь немногим доступны последние дерзкие творения Кристофа, славой своей он обязан более ранним произведениям. Ощущение того, что его никто не понимает, усилива­ет одиночество Кристофа.
 
  Кристоф встречается с Грацией. Когда-то, будучи совсем юной де­вушкой, Грация брала у Кристофа уроки музыки и полюбила его. Спокойная, светлая любовь Грации пробуждает в душе Кристофа от­ветное чувство. Они становятся друзьями, мечтают пожениться. Сын Грации ревнует мать к музыканту и всеми силами старается поме­шать их счастью. Избалованный, болезненный мальчик симулирует нервные припадки и приступы кашля и в конце концов действитель­но серьезно заболевает и умирает. Вслед за ним умирает и Грация, считающая себя виновницей смерти сына.
 
 Потеряв любимую, Кристоф чувствует, как рвется нить, соеди­няющая его с этой жизнью. И все же именно в это время он создает самые глубокие свои произведения, в том числе трагические баллады по мотивам испанских народных песен, среди которых "мрачная лю­бовная погребальная песня, подобная зловещим вспышкам пламени". Также Кристоф хочет успеть соединить дочь ушедшей возлюбленной с сыном Оливье, в котором для Кристофа словно воскрес погибший друг. Молодые люди полюбили друг друга, и Кристоф старается уст­роить их свадьбу. Он уже давно нездоров, но скрывает это, не желая омрачать радостный для молодоженов день.
 
 Силы Кристофа убывают. Одинокий, умирающий Кристоф лежит в своей комнате и слышит невидимый оркестр, исполняющий гимн жизни. Он вспоминает своих ушедших друзей, возлюбленных, мать и готовится соединиться с ними. "Врата открываются... Вот аккорд, ко­торый я искал!.. Но разве это конец? Какие просторы впереди... Мы продолжим завтра..."
 Очарованная душа (l'Ame enchantee)
 Роман-эпопея (1922-1933)
 
 По замыслу писателя роман представляет собой "нечто большее, чем литературное произведение. Это - живое существо, повесть о духов­ном мире одной женщины", охватывающая сорок лет ее жизни - от беспечной юности до мужественной смерти.
 
 С первых страниц романа перед нами предстает "сильная, свежая девушка, налитая соками жизни", крепкая, белокурая, с упрямым выпуклым лбом, еще ничего не изведавшая в жизни и постоянно по­груженная в свои грезы. Положение в обществе и состояние ее отца позволяют Аннете Ривьер жить свободной, обеспеченной жизнью. Она учится в Сорбонне, умна, независима, уверена в себе.
 
 Из бумаг недавно умершего отца Аннета узнает, что у нее есть сводная сестра Сильвия, незаконнорожденная дочь Рауля Ривьера и цветочницы Дельфины. Она находит Сильвию и искренне к ней при­вязывается. Сильвия, гризетка, типичное дитя рабочего Парижа, не вполне отвечает высоким моральным требованиям сестры. Она не прочь обмануть Аннету, а когда замечает, что сестре нравится моло­дой итальянский аристократ, без всякого смущения отбивает его у нее. И все же общая кровь объединяет этих двух, столь не похожих женщин. "Они представляли собой словно два полушария одной души". При любых испытаниях, уготованных им судьбой, они не те­ряют друг друга из виду и всегда готовы помочь одна другой.
 
 Аннете делает предложение молодой адвокат Роже Бриссо. Его семья готова присоединить к своим землям владения богатой наслед­ницы. Роже уверен, что "истинное назначение женщины - у очага, ее призвание - материнство". Но Аннета, "которая сама обладает своим миром, которая тоже сама есть целый мир", не желает стать тенью мужа и жить только его интересами. Она просит у Роже сво­боды для себя и своей души, но наталкивается на стену непонима­ния. Аннета не может примириться с заурядностью своего избранника. Правдивая во всем, она находит в себе силы расторгнуть помолвку. Но ей жаль отвергнутого возлюбленного. Не в состоянии совладать с собой, она отдается ему.
 
 Душа Аннеты исцелилась от страсти, но под сердцем у нее зреет новая жизнь - она беременна. Сестра предлагает ей рассказать все бывшему жениху и обязать его жениться на ней, чтобы избежать по­зора и дать ребенку отца. Но Аннета не боится людских толков и го­това стать для малыша и отцом и матерью. Всю беременность она погружена в грезы и мечты о сладостной жизни вдвоем с ребенком.
 
 У Аннеты рождается сын. Действительность выглядит куда суро­вее, чем ее мечты. Светское общество, друзья, подруги, так восхищав­шиеся ею раньше, отвернулись от нее. Неожиданно для самой Аннеты это больно ранит ее. Она не собирается мириться с "положе­нием отверженной". Тут заболевает маленький Марк. Не успел ребе­нок выздороветь, как на Аннету обрушивается новое несчастье: она разорена, дом в Париже и поместье в Бургундии пущены с молотка. Мать с сыном вынуждены перебраться в маленькую квартиру в доме, где живет Сильвия. За мизерную плату Аннета дает частные уроки, с утра до вечера бегая по городу из конца в конец, пока малыш нахо­дится под присмотром сестры и ее белошвеек. Однако такая жизнь по душе Аннете. Она словно пробудилась ото сна, "начала находить удовольствие в преодолении трудностей, была ко всему готова, смела и верила в себя".
 
 Аннета встречает бывшего университетского товарища Жюльена Дави. Нескладный, робкий Жюльен тянется к сильной, волевой Ан­нете. Она в свою очередь откликается на безраздельную преданность этого милого человека. Молодая женщина не утаивает ничего из своей прошлой жизни и рассказывает о своем незаконнорожденном ребенке. Жюльен признает прямоту и благородство Аннеты, но в его душе сильны католические и буржуазные предрассудки. Аннета не винит его за это, но решительно порывает с ним.
 
 Аннета знакомится с молодым врачом Филиппом Вилларом. С первого взгляда Виллар распознает в Аннете родственную душу. Ее незаурядный ум и бурный темперамент восхищают его. Между ними вспыхивает страсть, они становятся любовниками. Аннете хочется быть нужной любимому, стать его женой и подругой, равной ему во всем. Но Филипп в своем безмерном эгоизме видит в Аннете лишь свою вещь, свою рабыню. Он не против связать их жизни, но в на­стоящий момент он увлечен полемикой, развернувшейся вокруг его статьи по поводу ограничения рождаемости, и не торопится с приня­тием решения. Пытаясь освободиться от "унизительного рабства, на которое ее обрекла любовь", Аннета бежит из Парижа и укрывается у сестры. Вернувшись же, она отказывается встречаться с Филиппом. Через три месяца измученная Аннета исцеляется от любовной горяч­ки. "На исходе ночи мук она родила в себе новую душу".
 
 Начинается первая мировая война. Аннета, "одержимый игрок", приветствует ее: "Война, мир - все это жизнь, все это ее игра". Она встрепенулась, ей легко дышится. Но воодушевление первых месяцев войны проходит, и у Аннеты раскрываются глаза. Она "ни на чьей стороне", ее материнской жалости достойны все страдающие, и свои, и чужие.
 
 В поисках работы Аннета вынуждена отдать сына в лицей, а сама уехать в провинцию, где она находит место учительницы в коллеже. Здесь она знакомится с Жерменом Шаванном, молодым буржуа, вер­нувшимся с войны отравленным газами. У Жермена есть друг, немецкий художник Франц, находящийся сейчас в лагере для военнопленных. Перед смертью Жермен мечтает получить от друга, хотя бы весточку. Растроганная нежной дружбой молодых людей, Аннета организует между ними переписку, затем устраивает Францу побег из лагеря и переправляет его в Швейцарию, где его ожидает умирающий Жермен. Незаметно для себя Аннета привязывается К безвольному, эгоистичному Францу. Франц же, потрясенный смертью друга, привязывается к Аннете и буквально шагу без нее ступить не может. Сделав мучительный для себя выбор, Аннета отказывается от личного счастья в пользу сына и уезжает в Париж.
 
 В Париже она узнает, что человек, помогавший ей устроить побег Франца, арестован и ему грозит смертная казнь. Аннета готова во всем признаться и взять вину на себя, чтобы спасти его. Друзьям чудом удается отвести от нее беду, представив ее поступок как лю­бовное сумасбродство.
 
 Для всех это приключение Аннеты выглядит именно так, только не для ее сына. Марк, переживающий период юношеского становле­ния, чувствует себя одиноким, заброшенным матерью, но втайне гордится ею, ее смелостью. Долгое время он избегал Анкету, стыдился ее бурных проявлений чувств, ее откровенности и прямоты. Теперь же, когда он понял, какое благородное и чистое сердце у его матери, он жаждет поговорить с ней по душам. Аннета предоставляет Марку свободу выбора, открыв юноше, что его отец - знаменитый адвокат, блестящий оратор и политик Роже Бриссо. Но Марк, побывав на ми­тинге, где выступает его отец, разочарован: слова оратора о "бес­смертных принципах, крестовых походах, жертвенном алтаре" пропитаны фальшью. Марку стыдно за отца и толпу, рукоплещущую ему. Вернувшись домой, он говорит Анкете: "Ты мне отец и мать".
 
 Аннета в ужасе ожидает, что вот-вот придет очередь ее дорогого мальчика отправляться на фронт. Марк, как и его мать, видит всю мерзость войны и презирает лживых патриотов и их ханжеский геро­изм. Он готов сказать войне "нет" и отказаться идти на фронт, "Не­счастные! <...> Нам посулили освобождение, а навязали гнусную войну, которая швырнула нас в бездну страдания и смерти, отврати­тельной и бесполезной!" - кричит Марк. Аннета не способна обма­нуть его доверия, она поддерживает его.
 
 Окончена первая мировая война. Марк так и не попал на фронт. Он учится в Сорбонне. Ему уже стыдно брать деньги и еду у матери, он сам хочет зарабатывать. Вместе с друзьями юноша пытается по­нять, что же происходит в послевоенной Европе, и выбрать свою по­зицию по отношению к происходящему.
 
 Аннете уже за сорок, она достигла того возраста, когда наслажда­ются каждым прожитым днем: "Мир таков, каков он есть. И я тоже такая, какая есть. Пусть он меня потерпит! Я-то его терплю". Глядя с улыбкой на то, как мечется ее мальчик, она уверена, что, несмотря на сыплющиеся на него со всех сторон шишки и удары, он "никогда не сложит оружия", не скатится вниз, не изменит тем принципам добра и справедливости, которые заложила в нем она, его мать.
 
 Аннета пытается найти хоть какую-нибудь работу, не брезгуя самой тяжелой. Случай приводит ее в редакцию газеты, владельцем которой является Тимон. Этот агрессивный, грубый, хваткий человек, перед которым трепещет вся редакция, замечает Аннету и делает своей личной секретаршей. Ему нравится эта умная, спокойная, бой­кая на язык женщина "хорошей галльской закваски". Он доверяет ей, делится своими секретами, советуется с ней. Аннета его не одобряет, но принимает, "как принимают зрелище". Она верит, "что по­куда человек остается внутренне правдивым и свободным, не все для него еще потеряно", даже если он погряз в махинациях и преступле­ниях. Благодаря Тимону Аннета проникает за кулисы политики и убеждается, что "государи, парламенты, министры... - не больше чем марионетки с граммофонными пластинками: они существуют для галерки". За ними стоят другие. "Главные звонари - Дела и Деньги". И Тимон плавает в этом море, как акула, обладающая несокрушимой энергией. Аннета направляет эту энергию в нужное русло. Ее все. больше привлекает молодая Советская Россия, и с подачи Аннеты Тимон противодействует экономической блокаде СССР. Бывшие партнеры Тимона, почувствовав, откуда ветер дует, пытаются убрать сначала Аннету, а потом самого Тимона. Последнее им удается - Тимон погибает.
 
 Тяжело заболевает Марк. Здоровье его подорвано непосильным трудом, недосыпанием и недоеданием. Бросив все, Аннета спасает сына. Ей. помогает соседка Марка, русская девушка Ася. усилиями обеих женщин Марк идет на поправку. Между Марком и Асей вспы­хивает любовь. Аннета принимает Асю как родную дочь. Ася откры­вает ей свою душу: на родине ей довелось пережить смерть ребенка, ужасы гражданской войны, голод, лишения. Под мудрым материн­ским взглядом Аннеты девушка словно оттаивает, расцветает.
 
 У Аси и Марка рождается сын. Однако их чувство дает трещину: деятельная, свободолюбивая Ася не может усидеть в четырех стенах и рвется на волю. Ей все больше интересны перемены, происходящие. на ее родине, в России. Марк же мечется в поисках работы, в поис­ках своей цели в жизни. Между супругами происходит разрыв, и Ася уходит из дома. Аннета не обвиняет невестку, не прерывает с ней от­ношения. Ей жаль обоих детей. Она берет внука к себе и надеется, что когда-нибудь его блудные родители случайно или преднамеренно столкнутся у нее дома и помирятся. Она видит, что в молодых, горя­чих сердцах под слоем пепла теплится любовь.
 
 Аннета оказалась права: Ася и Марк снова вместе. После стольких выпавших на их долю испытаний они ощущают себя не только суп­ругами, но и единомышленниками. Марк принимает твердое реше­ние "посвятить себя великому делу и подготовиться к великим социальным битвам". Они организуют людей в поддержку Советского Союза, против зарождающегося фашизма, открывают небольшую ти­пографию, где печатают переводы Маркса, Ленина, воззвания и пам­флеты, написанные Марком. Аннета не старается усмирить энергичные прыжки двух своих жеребят". С ее помощью книжное издательство Марка превращается в один из очагов эмигрантов-анти­фашистов.
 
 Деятельность Марка становится слишком заметной, и ему грозит опасность. Аннета принимает решение отправиться отдохнуть всем семейством в Швейцарию. Там мать и сын, как никогда, чувствуют родство душ, полное единство, они бесконечно счастливы и наслажда­ются обществом друг друга. Оставив маленького Ваню на попечение друзей, Аннета, Марк и Ася отправляются в Италию. Однако и там Марк уже известен как борец за социальную справедливость и анти­фашист, и за ними следит полиция. Итальянские приверженцы дуче тоже не оставляют Марка без внимания. Во Флоренции, в день отъез­ди на родину, Марк погибает, спасая от разъяренных фашистов маль­чика-подростка. Боль Аннеты безмерна, но у нее хватает сил и мужества вывезти тело сына и обезумевшую от горя невестку во Францию.
 
 
 После гибели сына Аннете кажется, что "у нее ничего больше не осталось". Любимый сын был ее "вторым я", она вложила в него все самое лучшее. Повторяя про себя: "Мой любимый сын умер, но он не мертв. Он всегда со мной...", Аннета постепенно пробуждается к жизни. Она решает продолжить дело сына и таким образом сохра­нить живую память о Марке. "Это не я, это он идет... В моем теле он, мертвый, дойдет дальше, чем дошел бы живой". Аннета выступа­ет на антифашистских митингах, работает в различных общественных организациях международной помощи. И вскоре в глазах людей мать и сын Ривьер сливаются воедино.
 
 Однако силы у Аннеты уже не те, начинает сдавать "утомленное сердце". Врачи запрещают ей заниматься активной деятельностью. Ася выходит замуж и уезжает в Америку, оставив Ваню на попечение бабушки. Аннета посвящает себя дому и своим "птенцам": тяжело­больной сестре, внуку, юной Жорж, дочери ее старого друга Жюльена Дави, юноше Сильвио, жизнь которого спас Марк. Аннета знает, какие опасности и страдания ждут тех, кого она любит, но она спо­койна: "Если мы знаем, что дело справедливо, что так и должно быть, мы, следовательно, знаем, что так оно и будет".
 
 Пролетев над Римом и разбросав антифашистские листовки, гибнет Сильвио. Аннета понимает, что все ее дети "предназначены при­нять с восторгом смерть в пламени, <...> То пламя, что озаряло ее, не сжигая, разрушило стены и пожаром перекинулось в души других. <...> Очарованная душа и выводок ее птенцов, подобно фениксу, были рождены для костра. Так слава же костру, если из их пепла, как из пепла феникса, возродится новое, более достойное человечест­во!" Радуясь, что она приобщается к добровольной жертве своих детей, Аннета приветствует смерть. "Завершается цикл Очарованной души. Была она звеном лестницы, переброшенной через пустоту, на одном из поворотов. И когда стопа безжалостно опирается на нее, ступенька не сдает, по телу, изогнутому, словно полукружье лука, переходит через пропасть Учитель. Вся боль ее жизни была углом от­клонения на пути, которым идет вперед Судьба".
 
 Анри Барбюс
 Огонь (Le Feu)
 Роман (1916)
 
 "Война объявлена!" Первая мировая.
 
 "Наша рота в резерве". "Наш возраст? мы все разного возраста. Наш полк - резервный; его последовательно пополняли подкрепле­ния - то кадровые части, то ополченцы". "Откуда мы? Из разных областей. Мы явились отовсюду". "Чем мы занимались? Да чем хоти­те. Кем мы были в ныне отмеченные времена, когда у нас еще было какое-то место в жизни, когда мы еще не зарыли нашу судьбу в эти норы, где нас поливает дождь и картечь? Большей частью земледель­цами и рабочими". "Среди нас нет людей свободных профессий". "Учителя обыкновенно - унтер-офицеры или санитары", "адво­кат - секретарь полковника; рантье - капрал, заведующий продо­вольствием в нестроевой роте". "Да, правда, мы разные". "И все-таки мы друг на друга похожи". "Связанные общей непоправимой судь­бой, сведенные к одному уровню, вовлеченные, вопреки своей воле, в эту авантюру, мы все больше уподобляемся друг другу".
 
 "На войне ждешь всегда". "Сейчас мы ждем супа. Потом будем ждать писем". "Письма!" "Некоторые уже примостились для писания". "Именно в эти часы люди в окопах становятся опять, в лучшем смысле слова, такими, какими были когда-то".
 
 "Какие еще новости? Новый приказ грозит суровыми карами за мародерство и уже содержит список виновных". "Проходит бродя­чий виноторговец, подталкивая тачку, на которой горбом торчит бочка; он продал несколько литров часовым".
 
 Погода ужасная. Ветер сбивает с ног, вода заливает землю. "В сарае, который предоставили нам на стоянке, почти невозможно жить, черт его дери!" "Одна половина его затоплена, там плавают крысы, а люди сбились в кучу на другой половине". "И вот стоишь, как столб, в этой кромешной тьме, растопырив руки, чтобы не на­ткнуться на что-нибудь, стоишь да дрожишь и воешь от холода". "Сесть? Невозможно. Слишком грязно: земля и каменные плиты по­крыты грязью, а соломенная подстилка истоптана башмаками и со­всем отсырела". "Остается только одно: вытянуться на соломе, закутать голову платком или полотенцем, чтобы укрыться от напо­ристой вони гниющей соломы, и уснуть".
 
 "Утром" "сержант зорко следит", "чтобы все вышли из сарая", "чтобы никто не увильнул от работы". "Под беспрерывным дождем, по размытой дороге, уже идет второе отделение, собранное и отправ­ленное на работу унтером".
 
 "Война - это смертельная опасность для всех, неприкосновенных нет". "На краю деревни" "расстреляли солдата двести четвертого полка" - "он вздумал увильнуть, не хотел идти в окопы".
 
 "Потерло - родом из Суше". "Наши выбили немцев из этой де­ревни, он хочет увидеть места, где жил счастливо в те времена, когда еще был свободным человеком". "Но все эти места неприятель по­стоянно обстреливает". "Зачем немцы бомбардируют Суше? Неиз­вестно". "В этой деревне не осталось больше никого и ничего", кроме "бугорков, на которых чернеют могильные кресты, вбитые там и сям в стену туманов, они напоминают вехи крестного пути, изображен­ные в церквах".
 
 "На грязном пустыре, поросшем сожженной травой, лежат мерт­вецы". "Их приносят сюда по ночам, очищая окопы или равнину. Они ждут - многие уже давно, - когда их перенесут на кладбище, в тыл". "Над трупами летают письма; они выпали из карманов или подсумков, когда мертвецов клали на землю". "Омерзительная вонь разносится ветром над этими мертвецами". "В тумане появляются сгорбленные люди", "Это санитары-носильщики, нагруженные новым трупом". "От всего веет всеобщей гибелью". "Мы уходим". В этих призрачных местах мы - единственные живые существа.
 
 "Хотя еще зима, первое хорошее утро возвещает нам, что скоро еще раз наступит весна". "Да, черные дни пройдут. Война тоже кон­чится, чего там! Война наверное кончится в это прекрасное время года; оно уже озаряет нас и ласкает своими дуновениями". "Правда, нас завтра погонят в окопы". "Раздается глухой крик возмущения: - "Они хотят нас доконать!" "В ответ так же глухо звучит: - "Не горюй!"
 
 "Мы в открытом поле, среди необозримых туманов". "Вместо до­роги - лужа". "Мы идем дальше". "Вдруг там, в пустынных местах, куда мы идем, вспыхивает и расцветает звезда: это ракета". "Впереди какой-то беглый свет: вспышка, грохот. Это - снаряд". "Он упал" "в наши линии". "Это стреляет неприятель". "Стреляют беглым огнем". "Вокруг нас дьявольский шум". "Буря глухих ударов, хриплых, ярост­ных воплей, пронзительных звериных криков неистовствует над зем­лей, сплошь покрытой клочьями дыма; мы зарылись по самую шею;
 
 земля несется и качается от вихря снарядов".
 
 "...А вот колышется и тает над зоной обстрела кусок зеленой ваты, расплывающейся во все стороны". "Пленники траншеи повора­чивают головы и смотрят на этот уродливый предмет". "Это, навер­но, удушливые газы". "Подлейшая штука!"
 
 "Огненный и железный вихрь не утихает: со свистом разрывается шрапнель; грохочут крупные фугасные снаряды. Воздух уплотняется:
 
 его рассекает чье-то тяжелое дыхание; кругом, вглубь и вширь, про­должается разгром земли".
 
 "Очистить траншею! Марш!" "Мы покидаем этот клочок поля битвы, где ружейные залпы сызнова расстреливают, ранят и убивают мертвецов". "Нас гонят в тыловые прикрытия". "Гул всемирного раз­рушения стихает".
 
 И снова - "Пошли!" "Вперед!"
 
 "Мы выходим за наши проволочные заграждения". "По всей линии, слева направо, небо мечет снаряды, а земля - взрывы. Ужа­сающая завеса отделяет нас от мира, отделяет нас от прошлого, от будущего". "Дыхание смерти нас толкает, приподнимает, раскачива­ет". "Глаза мигают, слезятся, слепнут". "Впереди пылающий обвал". "Позади кричат, подгоняют нас: "Вперед, черт побери!" "За нами идет весь полк!" Мы не оборачиваемся, но, наэлектризованные этим известием, "наступаем еще уверенней". "И вдруг мы чувствуем: все кончено". "Больше нет сопротивления", "немцы укрылись в норах, и мы их хватаем, словно крыс, или убиваем".
 
 "Мы идем дальше в определенном направлении. Наверно, это передвижение задумано где-то там, начальством". "Мы ступаем по мягким телам; некоторые еще шевелятся, стонут и медленно переме­щаются, истекая кровью. Трупы, наваленные вдоль и поперек, как балки, давят раненых, душат, отнимают у них жизнь". "Бой незамет­но утихает"...
 
 "Бедные бесчисленные труженики битв!" "Немецкие солдаты" - "только несчастные, гнусно одураченные бедные люди..." "Ваши враги" - "дельцы и торгаши", "финансисты, крупные и мелкие дель­цы, которые заперлись в своих банках и домах, живут войной и Мирно благоденствуют в годы войны". "И те, кто говорит: "Народы друг друга ненавидят!", "Война всегда была, значит, она всегда будет!" Они извращают великое нравственное начало: сколько преступлений они возвели в добродетель, назвав ее национальной!" "Они вам враги, где б они ни родились, как бы их ни звали, на каком бы языке они ни лгали". "Ищите их всюду! Узнайте их хорошенько и запомните раз навсегда!"
 
 "Туча темнеет и надвигается на обезображенные, измученные поля". "Земля грустно поблескивает; тени шевелятся и отражаются в бледной стоячей воде, затопившей окопы". "Солдаты начинают по­стигать бесконечную простоту бытия".
 
 "И пока мы собираемся догнать других, чтобы снова воевать, чер­ное грозовое небо тихонько приоткрывается. Между двух темных туч возникает спокойный просвет, и эта узкая полоска, такая скорбная, что кажется мыслящей, все-таки является вестью, что солнце сущест­вует".
 
 Марсель Пруст
 В поисках утраченного времени (A la recherche du temps perdu)
 Цикл романов (1913-1927)
 I. ПО НАПРАВЛЕНИЮ К СВАНУ (Du cote de chez Swann)
 Время ускользает в краткий миг между сном и пробуждением, В те­чение нескольких секунд повествователю Марселю кажется, будто он превратился в то, о чем прочитал накануне. Разум силится определить местонахождение спальной комнаты. Неужели это дом дедушки в Комбре, и Марсель заснул, не дождавшись, когда мама придет с ним проститься? Или же это имение госпожи де Сен-Ау в Тансонвиле? Значит, Марсель слишком долго спал после дневной прогулки: один­надцатый час - все отужинали! Затем в свои права вступает привы­чка и с искусной медлительностью начинает заполнять обжитое пространство. Но память уже пробудилась: этой ночью Марселю не заснуть - он будет вспоминать Комбре, Бальбек, Париж, Донсьер и Венецию.
 
 В Комбре маленького Марселя отсылали спать сразу после ужина, И мама заходила на минутку, чтобы поцеловать его на ночь. Но когда приходили гости, мама не поднималась в спальню. Обычно к ним за­ходил Шарль Сван - сын дедушкиного друга. Родные Марселя не до­гадывались, что "молодой" Сван ведет блестящую светскую жизнь, ведь его отец был всего лишь биржевым маклером. Тогдашние обыва­тели по своим воззрениям не слишком отличались от индусов: каждо­му следовало вращаться в своем кругу, и переход в высшую касту считался даже неприличным. Лишь случайно бабушка Марселя узнала об аристократических знакомствах Свана от подруги по пансиону - маркизы де Вильпаризи, с которой не желала поддерживать дружес­ких отношений из-за твердой веры в благую незыблемость каст.
 
 После неудачной женитьбы на женщине из дурного общества Сван бывал в Комбре все реже и реже, однако каждый его приход был мукой для мальчика, ибо прощальный мамин поцелуй приходи­лось уносить с собой из столовой в спальню. Величайшее событие в жизни Марселя произошло, когда его отослали спать еще раньше, чем всегда. Он не успел попрощаться с мамой и попытался вызвать ее запиской, переданной через кухарку Франсуазу, но этот маневр не удался. Решив добиться поцелуя любой ценой, Марсель дождался ухода Свана и вышел в ночной рубашке на лестницу. Это было не­слыханным нарушением заведенного порядка, однако отец, которого раздражали "сантименты", внезапно понял состояние сына. Мама провела в комнате рыдающего Марселя всю ночь. Когда мальчик не­много успокоился, она стала читать ему роман Жорж Санд, любовно выбранный для внука бабушкой. Эта победа оказалась горькой: мама словно бы отреклась от своей благотворной твердости.
 
 На протяжении долгого времени Марсель, просыпаясь по ночам, вспоминал прошлое отрывочно: он видел только декорацию своего ухода спать - лестницу, по которой так тяжко было подниматься, и спальню со стеклянной дверью в коридорчик, откуда появлялась мама. В сущности, весь остальной Комбре умер для него, ибо как ни усиливается желание воскресить прошлое, оно всегда ускользает. Но когда Марсель ощутил вкус размоченного в липовом чае бисквита, из чашки вдруг выплыли цветы в саду, боярышник в парке Свана, кув­шинки Вивоны, добрые жители Комбре и колокольня церкви Свято­го Илария.
 
 Этим бисквитом угощала Марселя тетя Леония в те времена, когда семья проводила пасхальные и летние каникулы в Комбре. Те­тушка внушила себе, что неизлечимо больна: после смерти мужа она не поднималась с постели, стоявшей у окна. Любимым ее занятием было следить за прохожими и обсуждать события местной жизни с кухаркой Франсуазой - женщиной добрейшей души, которая вместе с тем умела хладнокровно свернуть шею цыпленку и выжить из дома неугодную ей посудомойку.
 
 Марсель обожал летние прогулки по окрестностям Комбре. У семьи было два излюбленных маршрута: один назывался "направле­нием к Мезеглизу" (или "к Свану", поскольку дорога проходила мимо его имения), а второй - "направлением Германтов", потом­ков прославленной Женевьевы Брабантской. Детские впечатления ос­тались в душе навсегда: много раз Марсель убеждался, что по-нас­тоящему его радуют лишь те люди и те предметы, с которыми он столкнулся в Комбре. Направление к Мезеглизу с его сиренью, боя­рышником и васильками, направление в Германт с рекой, кувшинка­ми и лютиками создали вечный образ страны сказочного блаженства. Несомненно, это послужило причиной многих ошибок и разочарова­ний: порой Марсель мечтал увидеться с кем-нибудь только потому, что этот человек напоминал ему цветущий куст боярышника в парке Свана.
 
 Вся дальнейшая жизнь Марселя была связана с тем, что он узнал или увидел в Комбре. Общение с инженером Легранденом дало маль­чику первое понятие о снобизме: этот приятный, любезный человек не желал здороваться с родными Марселя на людях, поскольку пород­нился с аристократами. Учитель музыки Вентейль перестал бывать в доме, чтобы не встречаться со Сваном, которого презирал за женить­бу на кокотке. Вентейль не чаял души в своей единственной дочери. Когда к этой несколько мужеподобной на вид девушке приехала по­друга, в Комбре открыто заговорили об их странных отношениях. Вентейль несказанно страдал - возможно, дурная репутация дочери до срока свела его в могилу. Осенью того года, когда наконец умерла тетя Леония, Марсель стал свидетелем отвратительной сцены в Монжувене: подруга мадемуазель Венгейль плюнула в фотографию покой­ного музыканта. Год ознаменовался еще одним важным событием:
 
 Франсуаза, поначалу рассерженная "бездушием" родных Марселя, согласилась перейти к ним на службу.
 
 Из всех школьных товарищей Марсель отдавал предпочтение Блоку, которого в доме принимали радушно, невзирая на явную пре­тенциозность манер. Правда, дедушка посмеивался над симпатией внука к евреям. Блок рекомендовал Марселю прочесть Бергота, и этот писатель произвел на мальчика такое впечатление, что его завет­ной мечтой стало познакомиться с ним. Когда Сван сообщил, что Бергот дружен с его дочерью, у Марселя замерло сердце - только необыкновенная девочка могла заслужить подобное счастье. При пер­вой встрече в тансонвильском парке Жильберта посмотрела на Мар­селя невидящим взглядом - очевидно, это было совершенно недоступное создание. Родные же мальчика обратили внимание лишь на то, что госпожа Сван в отсутствие мужа бесстыдно принимает ба­рона де Шарлю.
 
 Но величайшее потрясение испытал Марсель в комбрейской цер­кви в тот день, когда герцогиня Германтская соизволила посетить бо­гослужение. Внешне эта дама с большим носом и голубыми глазами почти не отличалась от других женщин, но ее окружал мифический ореол - перед Марселем предстала одна из легендарных Германтов. Страстно влюбившись в герцогиню, мальчик размышлял о том, как завоевать ее благосклонность. Именно тогда и родились мечты о ли­тературном поприще.
 
 Лишь спустя много лет после своего расставания с Комбре Мар­сель узнал про любовь Свана. Одетта де Креси была единственной женщиной в салоне Вердюренов, куда принимались только "вер­ные" - те, кто считал доктора Котара светочем премудрости и вос­торгался игрой пианиста, которому в данный момент оказывала покровительство госпожа Вердюрен. Художника по прозвищу "маэ­стро Биш" полагалось жалеть за грубый и вульгарный стиль письма. Сван считался завзятым сердцеедом, но Одетта была совсем не в его вкусе. Однако ему приятно было думать, что она влюблена в него. Одетта ввела его в "кланчик" Вердюренов, и постепенно он привык видеть ее каждый день. Однажды ему почудилось в ней сходство с картиной Боттичелли, а при звуках сонаты Вентейля вспыхнула на­стоящая страсть. Забросив свои прежние занятия (в частности, эссе о Вермеере), Сван перестал бывать в свете - теперь все его мысли по­глощала Одетта. Первая близость наступила после того, как он попра­вил орхидею на ее корсаже - с этого момента у них появилось выражение "орхидеиться". Камертоном их любви стала дивная музы­кальная фраза Вентейля, которая, по мнению Свана, никак не могла принадлежать "старому дураку" из Комбре. Вскоре Сван начал безум­но ревновать Одетту. Влюбленный в нее граф де Форшвиль упомянул об аристократических знакомствах Свана, и это переполнило чашу терпения госпожи Вердюрен, всегда подозревавшей, что Сван готов "дернуть" из ее салона. После своей "опалы" Сван лишился возмож­ности видеться с Одеттой у Вердюренов. Он ревновал ее ко всем мужчинам и успокаивался лишь тогда, когда она находилась в обществе барона де Шарлю. Услышав вновь сонату Вентейля, Сван с тру­дом сдержал крик боли: не вернуть уже того прекрасного времени, когда Одетта безумно его любила. Наваждение проходило постепен­но. Прекрасное лицо маркизы де Говожо, урожденной Легранден, на­помнило Свану о спасительном Комбре, и он вдруг увидел Одетту такой, как она есть - не похожей на картину Боттичелли. Как могло случиться, что он убил несколько лет жизни на женщину, которая ему, в сущности, даже и не нравилась?
 
 Марсель никогда не поехал бы в Бальбек, если бы Сван не расхва­лил ему тамошнюю церковь в "персидском" стиле. А в Париже Сван стал для мальчика "отцом Жильберты". Франсуаза водила своего пи­томца гулять на Елисейские поля, где играла девичья "стайка" во главе с Жильбертой. Марселя приняли в компанию, и он полюбил Жильберту еще сильнее. Его восхищала красота госпожи Сван, а хо­дившие о ней толки пробуждали любопытство. Когда-то эту женщи­ну звали Одетта де Креси.
 
 II. ПОД СЕНЬЮ ДЕВУШЕК В ЦВЕТУ (A 1'ombre des jeunes filles en fleurs)
 Первый семейный обед с маркизом де Норпуа надолго запомнил­ся Марселю. Именно этот богатый аристократ уговорил родителей отпустить мальчика в театр. Маркиз одобрил намерение Марселя по­святить себя литературе, но раскритиковал его первые наброски, Бергота же обозвал "флейтистом" за чрезмерное увлечение красотами стиля. Посещение театра обернулось огромным разочарованием. Марселю показалось, что великая Берма ничего не добавила к совер­шенству "Федры" - лишь позднее он сумел оценить благородную сдержанность ее игры.
 
 Доктор Котар был вхож к Сванам - он и познакомил с ними своего юного пациента. Из едких высказываний маркиза де Норпуа Марселю стадо ясно, что нынешний Сван разительно отличается от прежнего, который деликатно умалчивал о своих великосветских свя­зях, не желая ставить в неловкое положение соседей-буржуа. Теперь Сван превратился в "мужа Одетты" и хвастал на всех перекрестках успехами жены. Видимо, он предпринял еще одну попытку завоевать аристократическое Сен-Жерменское предместье ради Одетты, неког­да исключенной из приличного общества. Но самой заветной мечтой Свана было ввести жену и дочь в салон герцогини Германтской.
 
 У Сванов Марсель наконец увидел Бергота. Великий старец его детских грез явился в образе приземистого человека с ракообразным носом. Марсель был так потрясен, что едва не разлюбил книги Берго­та - они упали в его глазах вместе с ценностью Прекрасного и цен­ностью жизни. Только со временем Марсель понял, как трудно распознать гениальность (или даже просто одаренность) и какую громадную роль играет здесь общественное мнение: так, родители Марселя сначала не прислушивались к советам доктора Котара, впе­рвые заподозрившего у мальчика астму, но затем убедились, что этот пошлый и глупый человек - великий клиницист. Когда Бергот воз­дал хвалу способностям Марселя, мать с отцом тут же прониклись уважением к проницательности старого писателя, хотя прежде отда­вали безусловное предпочтение суждениям маркиза де Норпуа,
 
 Любовь к Жильберте принесла Марселю сплошные страдания. В какой-то момент девочка стала явно тяготиться его обществом, и он предпринял обходной маневр с целью вновь пробудить интерес к себе - стал заходить к Сванам лишь в те часы, когда ее не было дома. Одетта играла ему сонату Вентейля, и в этой божественной му­зыке он угадывал тайну любви - непостижимого и безответного чув­ства. Не выдержав, Марсель решил еще раз увидеться с Жильбертой, но та появилась в сопровождении "молодого человека" - много позднее выяснилось, что это была девушка, Истерзанный ревностью Марсель сумел убедить себя, что разлюбил Жильберту. Сам он уже приобрел опыт общения с женщинами благодаря Блоку, который отвел его в "веселый дом". Одна из проституток отличалась ярко вы­раженной еврейской внешностью: хозяйка сразу же окрестила ее Ра­хилью, а Марсель дал ей прозвище "Рахиль, ты мне дана" - за удивительную даже для борделя сговорчивость.
 
 Два года спустя Марсель приехал с бабушкой в Бальбек. К Жиль­берте он был уже совершенно равнодушен и чувствовал себя так, словно излечился от тяжелой болезни. В церкви не оказалось ничего "персидского", и он пережил крушение еще одной иллюзии. Зато в Гранд-отеле его ожидало множество сюрпризов. Нормандское побе­режье было излюбленным местом отдыха для аристократов: бабушка встретила здесь маркизу де Вильпаризи и после долгих колебаний представила ей своего внука. Таким образом. Марсель был допущен в "высшие сферы" и вскоре познакомился с внучатым племянником маркизы - Робером де Сен-Лу. Юный и красивый офицер сначала неприятно поразил Марселя своей надменностью. Затем выяснилось, что у него нежная и доверчивая душа - Марсель в очередной раз убедился, каким обманчивым бывает первое впечатление. Молодые люди поклялись друг другу в вечной дружбе. Больше всего Робер ценил радости интеллектуального общения: в нем не было ни капли снобизма, хотя он принадлежал к роду Германтов. Его несказанно мучила разлука с любовницей. Он тратил все деньги на свою париж­скую актрису, а она велела ему на время уехать - настолько он ее раздражал. Между тем Робер пользовался большим успехом у жен­щин: правда, сам он говорил, что в этом отношении ему далеко до дяди - барона Паламеда де Шарлю, встреча с которым Марселю еще предстояла. Сначала юноша принял барона за вора или за сума­сшедшего, ибо тот смотрел на него очень странным, пронизывающим и одновременно ускользающим взглядом. Де Шарлю проявил боль­шой интерес к Марселю и удостоил вниманием даже бабушку, кото­рая была озабочена лишь одним - слабым здоровьем и болез­ненностью своего внука.
 
 Никогда еще Марсель не чувствовал к бабушке такой нежности. Лишь однажды она разочаровала его: Сен-Ау предложил сфотографи­роваться на память, и Марсель с раздражением отметил тщеславное желание старухи выглядеть получше. Много лет спустя он поймет, что бабушка уже предчувствовала свою кончину. Человеку не дано познать даже самых близких людей.
 
 На пляже Марсель увидел компанию ослепительно юных девушек, похожих на стайку веселых чаек. Одна из них с разбегу перепрыгнула через испуганного старика банкира. Сначала Марсель почти не разли­чал их: все они казались ему красивыми, смелыми, жестокими. Пол­нощекая девушка в велосипедной шапочке, надвинутой на брови, вдруг искоса взглянула на него - неужели она как-то выделила его из безбрежной вселенной? Он стал гадать, чем они занимаются. Судя по их поведению, это были испорченные девушки, что внушало на­дежду на близость - надо было только решить, какую из них вы­брать. В Гранд-отеле Марсель услышал поразившее его имя - Альбертина Симоне. Так звали одну из школьных приятельниц Жильберты Сван.
 
 Сен-Лу и Марсель часто бывали в модном ресторане в Ривбеле. Однажды они увидели в зале художника Эльстира, о котором что-то рассказывал Сван. Эльстир был уже знаменит, хотя настоящая слава пришла к нему позже. Он пригласил Марселя к себе, и тот с боль­шой неохотой уступил просьбам бабушки отдать долг вежливости, ибо мысли его были замяты Альбертиной Симоне. Оказалось, что ху­дожник прекрасно знает девушек из пляжной компании - все они были из очень приличных и обеспеченных семей. Пораженный этой новостью Марсель едва не охладел к ним. Его ожидало еще одно от­крытие: в мастерской он увидел портрет Одетты де Креси и Сразу вспомнил рассказы Свана - Эльстир был частым гостем салона Вердюренов, где его именовали "маэстро Биш", Художник легко сознался в этом и добавил, что напрасно растратил в свете несколько лет жизни.
 
 Эльстир устроил "прием с чаем?", и Марсель познакомился нако­нец с Альбертиной Симоне. Он был разочарован, ибо с трудом узнал веселую полнощекую девушку в велосипедной шапочке. Альбертина слишком походила на других юных красавиц. Но еще больше порази­ла Марселя застенчивая, деликатная Андре, которую он считал самой дерзкой и решительной из всей "стайки" - ведь именно она до полусмерти напугала старика на пляже.
 
 Обе девушки нравились Марселю. Какое-то время он колебался между ними, не зная, какая ему милее, но однажды Альбертина бро­сила ему записку с признанием в любви, и это решило дело. Он даже вообразил, будто добился согласия на близость, но первая же его по­пытка окончилась плачевно: потерявший голову Марсель опомнился, когда Альбертина стала яростно дергать за шнур звонка. Ошеломлен­ная девушка сказала ему потом, что ни один из ее знакомых мальчи­ков никогда не позволял себе ничего подобного.
 
 Лето кончилось, и наступило грустное время разъезда. Альбертина уехала в числе первых. А в памяти Марселя навсегда осталась стайка юных девушек на песчаной полоске пляжа.
 
 III. У ГЕРМАНТОВ (Le cote de Guermantes)
 Семья Марселя Переселилась во флигель Особняка Германтов. Детские грезы словно бы ожили, но никогда еще граница между Сен-Жерменским предместьем и остальным миром не казалась юноше такой непреодолимой. Марсель пытался обратить на себя внимание Герцогини, подстерегая каждый ее выход из дома. Франсуаза также проявляла большой интерес к "нижним", как она называла хозяев дома, и часто толковала о них с соседом - жилетником Жюпьеном. В Париже Марсель пришел к выводу, что снобизм является неотъем­лемым признаком человеческой натуры: во все времена люди жаждут Приблизиться к "сильным мира сего", и порой это стремление пре­вращается в манию.
 
 Мечты Марселя обрели плоть, когда он получил приглашение от маркизы де Вильпаризи. Магический круг Германтов разомкнулся перед ним. В ожидании этого важнейшего события Марсель решил навестить Робера де Сен-Лу, полк которого квартировал в Донсьере.
 
 Сен-Лу по-прежнему был поглощен страстью к своей актрисе. Эта женщина вращалась в интеллектуальных кругах: под ее влиянием Робер стал яростным защитником Дрейфуса, тогда как другие офице­ры в большинстве своем обвиняли "изменника".
 
 Для Марселя пребывание в Донсьере оказалось благотворным. Из­мученный безответной любовью к герцогине Германтской, он обнару­жил на столе у Робера карточку "тетушки Орианы" и стал умолять друга замолвить за него словечко. Робер согласился без лишних слов - правда, пылкая рекомендация племянника не произвела на герцогиню никакого впечатления. А Марсель испытал одно из силь­нейших потрясений своей жизни, когда Робер наконец представил ему свою любовницу. Это была Рахиль, "Рахиль, ты мне дана", кото­рую Марсель и за человека-то не считал. В доме терпимости она от­давалась всего за двадцать франков, а теперь Сен-Лу бросал ей тысячи за право быть истерзанным и обманутым. Подобно Свану, Сен-Лу бил не способен понять подлинную сущность Рахили и жестоко стра­дал из-за женщины, стоявшей гораздо ниже его как по развитию, так и по положению в обществе.
 
 На приеме у маркизы де Вильпаризи главной темой для разгово­ров стало дело Дрейфуса, расколовшее страну на два лагеря. Марсель увидел в нем очередное подтверждение текучести и изменчивости че­ловеческой натуры. Госпожа Сван превратилась в ярую антидрейфусарку, когда поняла, что это лучший способ проникнуть в Сен-Жерменское предместье. А Робер де Сен-Лу объявил Марселю, что не желает знакомиться с Одеттой, поскольку эта потаскушка пы­тается выдать за националиста своего мужа-еврея. Но самый ориги­нальный подход продемонстрировал барон де Шарлю: поскольку ни один еврей не может стать французом, Дрейфуса нельзя обвинять в измене - он всего лишь нарушил законы гостеприимства. Марсель с интересом отметил, что слуги проникаются воззрениями своих хозя­ев: так, его собственный дворецкий горой стоял за Дрейфуса, тогда как дворецкий Германтов был антидрейфусаром.
 
 По возвращении домой Марсель узнал, что бабушке очень плохо. Бергот порекомендовал обратиться к известному невропатологу, и тот убедил близких, что болезнь бабушки вызвана самовнушением. Мама очень кстати вспомнила о тете Леонии, и бабушке было предписано побольше гулять. На Елисейских полях с ней случился легкий удар - Марселю показалось, будто она отбивается от невидимого ангела. Правильный диагноз ей поставил профессор Э. - это была безна­дежная стадия уремии.
 
 Бабушка умирала мучительно: билась в конвульсиях, задыхалась, страдала от невыносимой боли. Ей давали морфий и кислород, делали прижигания, ставили пиявки и довели до того, что она попыталась выброситься из окна. Марсель страдал от своего бессилия, а жизнь тем временем продолжалась: родственники вели разговор о погоде, Франсуаза заранее снимала мерку для траурного платья, а Сен-Лу вы­брал именно этот момент, чтобы послать другу гневное письмо, явно инспирированное Рахилью. Только Бергот, который сам был серьезно болен, проводил в доме долгие часы, стараясь утешить Марселя. Мертвое лицо бабушки, словно бы преображенное резцом скульпто­ра-смерти, поразило Марселя - оно было юным, как у девушки.
 
 Герцог Германтский выразил соболезнования родным Марселя, и вскоре молодой человек получил долгожданное приглашение в дом своих кумиров. Тем временем Робер де Сен-Лу окончательно порвал с Рахилью и помирился с другом. В жизнь Марселя снова вошла Альбертина, сильно изменившаяся и повзрослевшая после Бальбека. От­ныне можно было надеяться на телесную близость, которая принесла Марселю несказанное наслаждение - он словно бы освободился от всех своих тревог.
 
 Несомненно, Германты составляли совершенно особую породу людей, и теперь Марсель мог приглядеться к ним поближе, выделяя присущие каждому черты. Герцог постоянно изменял жене: в сущ­ности, он любил только один тип женской красоты и находился в вечном поиске идеала. Герцогиня славилась остроумием и высокоме­рием. Но самым загадочным из всех был брат герцога - барон де Шарлю. Уже на приеме у маркизы де Вильпаризи он пригласил юношу к себе, но этому воспротивилась крайне встревоженная хозяйка дома. По просьбе Сен-Лу Марсель все-таки зашел к барону, ко­торый внезапно обрушился на него, обвиняя в коварстве и небреже­нии. Разъяренный Марсель, не смея поднять руку на человека старше себя, схватил лежавший на стуле цилиндр и стал его рвать, а затем растоптал ногами. Де Шарлю неожиданно успокоился, и инцидент был исчерпан.
 
 Два месяца спустя Марсель получил приглашение от принцессы Германтской и сначала подумал, что это злая шутка - салон пре­красной принцессы представлял собой вершину Сен-Жерменского предместья. Марсель попытался расспросить герцога, но тот отмах­нулся от его просьбы, не желая попасть в неловкое положение. У гер­цога Марсель встретил Свана, который выглядел совершенно больным. На приглашение поехать в Италию он ответил, что до лета не доживет. Герцог, собиравшийся на костюмированный бал, был чрезвычайно раздосадован "бестактностью" Свана - в данный мо­мент его волновало лишь то, что герцогиня надела красные туфли к черному платью.
 
 IV. СОДОМ И ГОМОРРА (Sodome et Gomorrhe)
 Марсель открыл тайну де Шарлю, став невольным свидетелем лю­бовной пантомимы. При виде Жюпьена надменный аристократ вдруг завилял задом и стал строить глазки, а жилетник молодцевато при­осанился и потянулся к барону, словно орхидея к Неожиданно нале­тевшему шмелю. Оба мгновенно распознали друг друга, хотя прежде никогда не встречались. Пелена спала с глаз Марселя: все странности де Шарлю сразу же получили объяснение. Не случайно барон любил сравнивать себя с калифом из арабских сказок, который прогуливался по Багдаду в одежде уличного торговца: обитатель Содома живет в мире, где самые фантастические связи становятся реальностью - го­мосексуалист способен бросить герцогиню ради отпетого мошенника.
 
 У принцессы Германт-Баварской Марсель встретил профессора Э. Узнав о смерти бабушки, тот обрадовался - его диагноз был постав­лен верно. Марсель с интересом следил за маневрами барона де Шарлю, который ревностно ухаживал за женщинами, но провожал пронизывающе-скользящим взглядом всех красивых юношей. Гости с упоением обсуждали новость дня: принц, известный своим антисеми­тизмом, сразу же увлек Свана в сад с очевидным намерением отказать от дома. Марселя поразила трусость великосветских дам; гер­цогиня Германтская жалела "милого Шарля", но боялась даже поздо­роваться с ним. А герцог порицал Свана за неблагодарность: его друг не должен был становиться дрейфусаром. Слухи оказались преувели­ченными; принц предпочел защищать Дрейфуса наедине со Сваном, ибо не смел сделать это открыто. Когда Сван появился вновь. Мар­сель угадал близкую смерть на его лице, изъеденном болезнью.
 
 Отношения с Альбертиной перешли в новую стадию - Марсель Начал подозревать, что она ведет какую-то другую, скрытую от него жизнь. Он решил прибегнуть к уже испытанному приему и на время расстаться с девушкой. Госпожа Вердюрен настолько укрепила свои позиции в обществе, что могла позволить себе снять на лето замок маркизы де Говожо (Ла Распельер), расположенный рядом с Бальбеком. Марсель приехал сюда в погоне за воспоминаниями, и память настигла его: когда он наклонился завязать шнурки, ему стало плохо от приступа удушья, и перед ним вдруг возникла бабушка, о которой он почти забыл. Бабушка всегда была его спасительницей и опорой, а он посмел читать ей нравоучения в Донсьере! Злополучная карточка истерзала ему душу, и он понял, что отдал бы все на свете, лишь бы вернуть любимое существо. Но настоящее горе он увидел, когда к нему приехала постаревшая мать: она очень походила на бабушку и читала только ее любимые книги.
 
 Альбертина появилась в Бальбеке, однако Марсель первое время избегал ее. Он стал бывать на "средах" у Вердюренов, чтобы послу­шать музыку Вентейля. Старый пианист умер, и его заменил красавец скрипач Шарль Морель. Барон де Шарлю, влюбленный в Мореля, снизошел до салона Вердюренов, которые поначалу отнеслись к нему свысока, ибо не подозревали о его высоком положении в обществе. Когда же барон заметил, что лучших из их гостей не пустили бы дальше прихожей его брата герцога, доктор Котар сказал "верным", что госпожа Вердюрен - женщина обеспеченная, и по сравнению с ней принцесса Германтская - просто голь перекатная. Госпожа Вер­дюрен затаила злобу на барона, но до Времени терпела его выходки.
 
 Марсель начал вновь встречаться с Альбертиной, и ревность вспыхнула е прежней силой - ему казалось, что девушка кокетничает и с Морелем, и с Сен-Лу. Однако мысль о Гоморре не приходила ему в голову, пока он не увидел, как Альбертина и Андре танцуют, прижавшись к друг другу грудью. Правда, Альбертина с негодованием
 отвергла саму возможность подобной связи, но Марсель чувствовал, что живет в атмосфере распространившегося порока -так, двоюрод­ная сестра Блока жила с актрисой, шокируя своим скандальным под­ведением весь Бальбек.
 
 Постепенно Марсель пришел к убеждению, что ему следует по­рвать с возлюбленной. Мама не одобряла этой связи, а Франсуаза, презиравшая Альбертину за бедность, твердила, что с этой девушкой молодой хозяин не оберется беды. Марсель ждал только повода, но случилось непредвиденное; когда он упомянул о своем желании по­слушать последние веши Вентейля, Альбертина сказала, что хорошо знает дочь композитора и ее подругу - этих девушек она считает своими "старшими сестрами", ибо многому у них научилась. Потря­сенный Марсель словно увидел наяву давно забытую сцену в Монжувене: воспоминание дремало в нем как грозный мститель - это было возмездие за то, что он не сумел спасти бабушку. Отныне образ Аль-бертииы будет связан для него не с морскими волнами, а с плевком в фотографию Вентейля. Представив возлюбленную в объятиях лесбиянки, он залился слезами бессильной ярости и объявил испуганной матери, что ему необходимо жениться на Альбертине. Когда девушка дала согласие поселиться у него, он поцеловал ее столь же целомуд­ренно, как целовал маму в Комбре.
 
 V. ПЛЕННИЦА (La prisonniere)
 Марсель, измученный страстью и ревностью, заточил Альбертину в своей квартире. Когда ревность утихала, он понимал, что больше не любит свою подружку. На его взгляд, она сильно подурнела и в любом случае не могла открыть ему ничего нового. Когда же ревность вспыхивала вновь, любовь превращалась в муку. Прежде Марселю ка­залось, что Гоморра находится в Бальбеке, но в Париже он убедился, что Гоморра расползлась по всему миру. Однажды Альбертина, не от­крывая глаз, нежно позвала Андре, и все подозрения Марселя ожили. Только спящая девушка вызывала у него прежний восторг - он лю­бовался ею, как полотнами Эльстира, но одновременно терзался тем, что она ускользает в царство снов. Физическая близость удовлетворе­ния не приносила, ибо Марсель жаждал обладать душой, которая никак не давалась в руки. В сущности, эта. связь становилась тягостным бременем: постоянный надзор требовал его присутствия, и он не мог осуществить свою давнюю мечту - съездить в Венецию. Но по­целуй Альбертины обладал такой же целительной силой, как мамин поцелуй в Комбре.
 
 Марсель был убежден, что девушка постоянно лжет ему - порой даже без повода. Например, она сказала, что виделась с Берготом в тот самый день, когда старый писатель умер. Бергот уже давно болел, почти не выходил из дома и принимал только самых близких друзей. Однажды ему попалась статья о картине Вермеера "Вид Дельфта" с описанием изумительной желтой стенки. Бергот обожал Вермеера, но эту деталь не помнил. Он поехал на выставку, впился глазами в жел­тое пятно, и тут его настиг первый удар. Старик все же добрался до дивана, а затем сполз на пол - когда его подняли, он был мертв.
 
 У особняка Германтов Марсель часто встречал барона де Шарлю и Мореля, которые ходили пить чай к Жюпьену. Скрипач влюбился в племянницу жилетника, и барон поощрял эту связь - ему казалось, что женатый Морель будет больше зависеть от его щедрот. Желая ввести фаворита в высшее общество, де Шарлю устроил прием у Вердюренов - скрипач должен был играть септет Вентейля, спасенный от забвения подругой его дочери, которая проделала титанический труд, разобравшись в закорючках покойного композитора. Марсель слушал септет в немом благоговении: благодаря Вентейлю он откры­вал для себя неведомые миры - только искусство способно на такие прозрения.
 
 Де Шарлю вел себя как хозяин, и его знатные гости не обращали никакого внимания на госпожу Вердюрен - лишь королева Неа­политанская обошлась с ней любезно из уважения к своему родствен­нику. Марсель знал, что Вердюрены настроили Мореля против барона, но не посмел вмешаться. Произошла безобразная сцена: Мо­рель публично обвинил своего покровителя в попытке совратить его, и де Шарлю от изумления застыл в "позе испуганной нимфы". Впро­чем, королева Неаполитанская быстро поставила на место выскочек, посмевших оскорбить одного из Германтов. А Марсель вернулся домой, полный злобы к Альбертине: теперь он понимал, почему де­вушка так просила отпустить ее к Вердюренам - в этом салоне она могла бы без помех встречаться с мадемуазель Вентейль и ее подру­гой.
 
 Постоянные упреки Марселя привели к тому, что Альбертина трижды отказалась поцеловать его на ночь. Затем она вдруг смягчи­лась и нежно простилась со своим возлюбленным. Марсель заснул умиротворенный, ибо принял окончательное решение - завтра же он отправится в Венецию и избавится от Альбертины навсегда. Наут­ро Франсуаза с нескрываемым удовольствием объявила хозяину, что мадемуазель собрала чемоданы и уехала.
 
 VI. БЕГЛЯНКА (La fugitive)
 Человек не знает самого себя. Слова Франсуазы причинили Марсе­лю такую невыносимую боль, что он решил вернуть Альбертину лю­быми средствами. Ему стало известно, что она живет у тетки, в Турени. Он послал ей фальшиво-равнодушное письмо, одновременно попросив Сен-Лу воздействовать на ее родных. Альбертина была крайне недовольна грубым вмешательством Робера. Начался обмен письмами, и Марсель не выдержал первым - послал отчаянную те­леграмму с мольбой приехать немедленно. Ему тут же принесли теле­грамму из Турени: тетка сообщала, что Альбертина погибла, упав с лошади и ударившись о дерево.
 
 Мучения Марселя не прекратились: Альбертине надлежало раз­биться не только в Турени, но и в его сердце, причем забыть надо было не одну, а бесчисленное множество Альбертин. Он поехал в Бальбек и поручил метрдотелю Эме выяснить, как вела себя Альбер­тина, живя у тетки. Худшие его подозрения подтвердились: по словам Эме, Альбертина неоднократно заводила лесбийские связи. Марсель принялся допрашивать Андре: сначала девушка все отрицала, но потом призналась, что Альбертина изменяла Марселю и с Морелем, и с ней самой. Во время очередного свидания с Андре Марсель с радос­тью почувствовал первые признаки выздоровления. Постепенно па­мять об Альбертине становилась отрывочной и перестала причинять боль. Этому способствовали и внешние события. Первая статья Мар­селя была напечатана в "Фигаро". У Германтов он встретил Жильберту Сван - ныне мадемуазель де Форшвиль. После смерти мужа Одетта вышла замуж за своего старого поклонника. Жильберта пре­вратилась в одну из самых богатых наследниц, и в Сен-Жерменском предместье вдруг заметили, как она хорошо воспитана и какой пре­лестной женщиной обещает стать. Бедный Сван не дожил до испол­нения своей заветной мечты: его жену и дочь теперь принимали у Германтов - правда, Жильберта избавилась и от еврейской фамилии, и от еврейских друзей своего отца.
 
 Но полное выздоровление наступило в Венеции, куда Марселя от­везла мать. Красота этого города обладала живительной силой: это были впечатления, сходные с Комбре, но только гораздо более яркие. Лишь однажды умершая любовь встрепенулась: Марселю принесли телеграмму, в которой Альбертина извещала его о своей предстоящей свадьбе. Он сумел уверить себя, что больше не желает о ней думать, даже если она каким-то чудом осталась жива. Перед отъездом выяс­нилось, что телеграмму прислала Жильберта: в ее вычурной росписи заглавное "Ж" похожило на готическое "А". Жильберта вышла замуж за Робера де Сен-Лу, о котором поговаривали, будто он ступил на путь фамильного порока. Марсель не хотел этому верить, но вскоре вынужден был признать очевидное. Любовником Робера стал Морель, что очень возмущало Жюпьена, сохранившего верность барону. В свое время Сен-Лу сказал Марселю, что женился бы на его бальбекской подружке, если бы у той было хорошее состояние. Лишь теперь смысл этих слов вполне прояснился: Робер принадлежал Содому, а Альбертина - Гоморре.
 
 Молодая чета поселилась в Тансонвиле - бывшем имении Свана. Марсель приехал в столь памятные ему места, чтобы утешить не­счастную Жильберту. Робер афишировал связи с женщинами, желая скрыть свои настоящие склонности и подражая в этом дяде - баро­ну де Шарлю. В Комбре все изменилось. Легранден, породнившийся теперь и с Германтами, узурпировал титул графа де Мезеглиз. Вивона показалась Марселю узкой и некрасивой - неужели именно эта про­гулка доставляла ему такое наслаждение? А Жильберта неожиданно призналась, что полюбила Марселя с первого взгляда, но он оттолкнул ее своим суровым видом. Марсель вдруг осознал, что истиная Жиль­берта и истинная Альбертина готовы были отдаться ему при первой же встрече - он сам все испортил, сам "упустил" их, не сумев по­нять, а затем напугал своей требовательностью.
 
 VII. ОБРЕТЕННОЕ ВРЕМЯ (Le temps retrouve)
 Марсель вновь гостит в Тансонвиле и совершает долгие прогулки с госпожой де Сен-Лу, а потом ложится вздремнуть до ужина. Однаж­ды, в краткий миг пробуждения от сна, ему чудится, будто рядом лежит давно умершая Альбертина. Любовь ушла навсегда, но память тела оказалась сильнее.
 
 Марсель читает "Дневник Гонкуров", и его внимание привлекает Запись о вечере у Вердюренов. Под пером Гонкуров они предстают не вульгарными буржуа, а романтическими эстетами: их другом был умнейший и высокообразованный доктор Котар, а великого Эльстира они любовно называли "маэстро Биш". Марсель не может скрыть изумления, ведь именно эти двое приводили в отчаяние беднягу Свана своими пошлыми суждениями. Да и сам он знал Вердюренов гораздо лучше, нежели Гонкуры, но не заметил никаких достоинств в их салоне. Означает ли это отсутствие наблюдательности? Ему хочет­ся еще раз побывать в этом "удивительном кланчике". Одновременно он испытывает мучительные сомнения в своей литературной одарен­ности.
 
 Обострение астмы вынуждает Марселя покинуть общество. Он ле­чится в санатории и возвращается в Париж в 1916 г., в самый разгар войны. В Сен-Жерменском предместье уже никто не вспоминает о деле Дрейфуса - все это происходило в "доисторические" времена. Госпожа Вердюрен чрезвычайно укрепила свои позиции в свете. Бли­зорукий Блок, которому не грозила мобилизация, превратился в ярого националиста, а Робер де Сен-Лу, презиравший показной пат­риотизм, погиб в первые же месяцы войны. Марсель получает оче­редное письмо от Жильберты: раньше она признавалась, что убежала В Тансонвиль из страха перед бомбежками, зато теперь уверяет, будто хотела оборонять свой замок с оружием в руках. По ее словам, немцы потеряли больше ста тысяч человек в битве при Мезеглизе.
 
 Барон де Шарлю бросил открытый вызов Сен-Жерменскому предместью, защищая Германию от наладок, и патриоты тут же вспомнили, что его мать была герцогиней Баварской. Госпожа Вердюрен заявила во всеуслышание, что он либо австриец, либо пруссак, а его родственница королева Неаполитанская - несомненная шпион­ка. Барон остался верен своим извращенным привычкам, и Марсель становится свидетелем мазохистской оргии в гостинице, купленной им на имя бывшего жилетника Жюпьена. Под грохот падающих не­мецких бомб де Шарлю пророчит Парижу судьбу Помпеи и Геркуланума, уничтоженных извержением Везувия. Марсель же вспоминает гибель библейских Содома и Гоморры.
 
 Марсель в очередной раз уезжает в санаторий и возвращается в Париж уже после окончания войны. В свете его не забыли: он получает два приглашения - от принцессы Германтской и актрисы Берма. Как и весь аристократический Париж, он выбирает салон принцессы. Берма остается одна в пустой гостиной: даже дочь с зятем тайком уходят из дома, обратившись за покровительством к ее счастливой и бездарной сопернице - Рахили. Марсель убеждается, что время - великий разрушитель. Направляясь к принцессе, он видит совершенно одряхлевшего барона де Шарлю: пережив апоплексический удар, тот семенит с большим трудом - Жюпьен ведет его, словно малого ребенка.
 
 Титул принцессы Германтской принадлежит теперь госпоже Вердюрен. Овдовев, она вышла замуж за кузена принца, а после его смерти - за самого принца, потерявшего и жену, и состояние. Ей удалось подняться на самую вершину Сен-Жерменского предместья, и в ее салоне вновь собирается "кланчик" - но "верных" у нее стадо гораздо больше. Марсель понимает, что и сам он тоже изменился. Молодые люди относятся к нему с подчеркнутой почтительностью, а герцогиня Германтская именует его "старым другом". Надменная Ориана принимает у себя актрис и унижается перед Рахилью, кото­рую некогда третировала. Марселю кажется, будто он попал на кос­тюмированный бал. Как разительно изменилось Сен-Жерменское предместье! Все здесь перемешалось, как в калейдоскопе, и лишь не­многие стоят незыблемо: так, герцог Германтский в свои восемьдесят три года по-прежнему охотится за женщинами, и его последней лю­бовницей стала Одетта, которая словно "заморозила" свою красоту и выглядит моложе собственной дочери. Когда с Марселем здоровается толстая дама, он с трудом узнает в ней Жильберту.
 
 Марсель переживает период крушения иллюзий - надежды со­здать нечто значительное в литературе умерли. Но стоит ему спотк­нуться о неровные плиты двора, как тоска и тревога исчезают бесследно. Он напрягает память, и ему вспоминается собор Святого Марка в Венеции, где были точно такие же неровные плиты. Комбре и Венеция обладают способностью приносить счастье, но бессмыслен­но возвращаться туда в поисках утраченного времени. Мертвое про­шлое оживает при виде мадемуазель де Сен-Лу. В этой девочке, дочери Жильберты и Робера, словно бы соединяются два направле­ния: Мезеглиз - по деду, Германт - по отцу. Первое ведет в Комб­ре, а второе - в Бальбек, куда Марсель не поехал бы никогда, если бы Сван не рассказал ему о "персидской" церкви. И тогда он не по­знакомился бы с Сен-Лу и не попал бы в Сен-Жерменское предместье. А Альбертина? Ведь именно Сван привил Марселю любовь к му­зыке Вентейля. Если бы Марсель не упомянул имени композитора в разговоре с Альбертиной, то никогда бы не узнал, что она дружила с его дочерью-лесбиянкой. И тогда не было бы заточения, которое за­вершилось бегством и смертью возлюбленной.
 
 Осознав суть задуманного труда, Марсель ужасается: хватит ли ему времени? Теперь он благословляет свою болезнь, хотя каждая прогул­ка на Елисейские поля может стать для него последней, как это слу­чилось с бабушкой. Сколько сил было растрачено на рассеянную жизнь в свете! А решилось все в ту незабвенную ночь, когда мама от­реклась - именно тогда начался упадок воли и здоровья. В особняке принца Германтского Марсель явственно слышит шаги родителей, провожающих гостя к калитке, и дребезжанье колокольчика, которое возвещает, что Сван наконец-то ушел. Сейчас мама поднимется по лестнице - это единственная точка отсчета в безграничном Времени.
 
 Жан Поль Сартр
 Тошнота (La nausee)
 Роман (1938)
 
 Роман построен по принципу дневниковых записей главного героя Антуана Рокантена, объездившего Центральную Европу, Северную Африку, Дальний Восток и уже три года как обосновавшегося в горо­де Бувиле, чтобы завершить свои исторические изыскания, посвящен­ные маркизу де Рольбону, жившему в XVIII в.
 
 В начале января 1932 г. Антуан Рокантен вдруг начинает ощущать в себе изменения. Его захлестывает некое неведомое до сих пор ощу­щение, похожее на легкий приступ безумия. Впервые оно охватывает его на берегу моря, когда он собирается бросить в воду гальку. Ка­мень кажется ему чужеродным, но живым. Все предметы, на кото­рых герой задерживает взгляд, кажутся ему живущими собственной жизнью, навязчивыми и таящими опасность. Это состояние часто ме­шает Рокантену работать над его историческим трудом о маркизе де Рольбоне, который был видной фигурой при дворе королевы Марии Антуанетты, единственным наперсником герцогини Ангулемской, побывал в России и, по всей видимости, приложил руку к убийству Павла I.
 
 Десять лет назад, когда Рокантен только узнал о маркизе, он в него в буквальном смысле влюбился и после многолетних путешест­вий почти по всему земному шару три года назад решил обосновать­ся в Бувиле, где в городской библиотеке собран богатейший архив:
 
 письма маркиза, часть его дневника, разного рода документы. Однако с недавних пор он начинает ощущать, что маркиз де Рольбон ему смертельно надоел. Правда, на взгляд Рокантена, маркиз де Рольбон является единственным оправданием его собственного бессмысленно­го существования.
 
 Все чаще и чаще его настигает то новое для него состояние, кото­рому больше всего подходит название "тошнота". Она накатывает на Рокантена приступами, и все меньше и меньше остается мест, где он может от нее скрыться. Даже в кафе, куда он часто ходит, среди людей ему не удается от нее спрятаться. Он просит официантку по­ставить пластинку с его любимой песней "Some of these days". Музы­ка ширится, нарастает, заполняет зал своей металлической прозрачностью, и Тошнота исчезает. Рокантен счастлив. Он размыш­ляет о том, каких вершин смог бы он достичь, если бы тканью мело­дии стала его собственная жизнь.
 

<< Пред.           стр. 1 (из 5)           След. >>

Список литературы по разделу