<< Пред.           стр. 5 (из 6)           След. >>

Список литературы по разделу

 
  3. Применение права. Это властная индивидуально-правовая деятельность, которая направлена на решение юридических дел и в результате которой в ткань правовой системы включаются новые элементы - властные индивидуальные предписания. Типичный пример - судебное решение со строго установленным порядком и сроком его исполнения.
  Обеспечивая проведение в жизнь юридических норм, подкрепляя их властность своей (для данного конкретного жизненного случая) властностью, индивидуальные предписания обладают юридической силой, могут быть критерием правомерности поведения, т. е., условно говоря, источником юридической энергии. Именно в данном качестве они не только выполняют правообеспечительную функцию: в них выражается индивидуальное поднормативное регулирование общественных отношений, которое в зависимости от конкретных социальных, политических условий способно либо обогатить право, либо деформировать его.
  Применение права - это второй по значению после правотворчества, а при известных социальных условиях и не менее важный фактор, столь существенно влияющий на правовое регулирование, притом влияющий в самом ходе, в процессе воздействия права на общественные отношения (хотя не будем упускать из поля зрения тот негативный эффект, который может наступить в случаях произвольной индивидуальной регуляции).
  Применение права - показатель одной из особенностей логики права. Логика права в своей "заряженности" на достижение результата, на превращение в реальность выраженного в позитивном праве "должного" и "возможного", по своему источнику в немалой степени корениться в силе государственной власти. Но эта сила в материи права приобретает юридический характер, она прежде всего и выражается в тех особенностях средств юридического регулирования, которые закономерно предполагают воплощение норм права в правоотношениях, а этих последних - в акты их реализации. Тут дает о себе знать известный автоматизм действия права, существование своего рода юридической энергии. Но все же при определенных обстоятельствах государственная власть как бы вновь "вторгается" в процесс правового регулирования, что и обусловливает необходимость особого ("четвертого") звена механизма правового регулирования, включение в механизм правового регулирования индивидуальных юридических предписаний.
  Весьма своеобразной в этом случае становится соотношение между такими явлениями, как правотворчество и правоприменение. Если органы правотворчества закладывают в правовую систему общие программы поведения участников общественных отношений, то органы применения права в оптимальном случае продолжают "дело", начатое правотворчеством. Они призваны обеспечить проведение в жизнь юридических норм, выраженных в них общих программ поведения, конкретизированное их воплощение в реальных жизненных процессах с учетом особенностей той или иной конкретной ситуации.
  Отмечая признанное науковедческое и политико-правовое значение понятия "применение права", воплощающее в себе идею законности и в не меньшей мере - логику права, нужно учитывать и другое. Данное понятие имеет и отрицательную сторону: охватывая "на равных" индивидуально-правовую деятельность всех властных субъектов, оно затеняет на данном участке правовой действительности правосудие, которое играет в области права юридически органичную, основательную, качественно своеобразную, незаменимую роль.
  Суть вопроса здесь состоит в том, что властные органы, относящиеся к законодательной и исполнительной ветвям власти, должны действовать строго на основании норм писаного права. Применение права - это основанные на государственно-властных полномочиях правотворческих или административных органов действия по претворению юридических норм в жизнь. И хотя тут есть существенные особенности в зависимости от своеобразия правовых систем (прежде всего речь идет о системах общего прецедентного права англосаксонской группы), все же в любом случае орган, применяющий право, имеет дело с действующими юридическими нормами писаного права, установленными или принятыми (санкционированными) государством.
  Другое дело, по убеждению автора этих строк, органы правосудия, их функции. Они тоже действуют на основании закона. Но их деятельность не сковывается жестким прокрустовым ложем одного лишь применения права в точном ("механическом") значении этого понятия. Правосудие - это не механическое претворение в жизнь писаных юридических предписаний (как это было в советскую эпоху), а само живое право, право в жизни. Поэтому органы правосудия призваны прежде всего утверждать дух права, глубокие правовые начала. В соответствии с таким своим предназначением они обязаны руководствоваться в своей деятельности основополагающими принципами права, выраженными в действующем законодательстве (особенно в сложных жизненных случаях, в коллизионных ситуациях)125.
 
  4. "Глубинный" слой механизма правового регулирования. Наряду с инструментальной стороной, есть и более глубокий слой механизма правового регулирования, где раскрываются исходные юридические начала и "пружины" правового регулирования, и - что еще более существенно - юридический инструментарий непосредственно связывается с еще более важными, чем говорилось ранее, сторонами логики права.
  Речь идет о правовых явлениях, образующих рассмотренный в предшествующем изложении глубокий слой материи права , - о позитивных обязываниях, дозволениях и запретах. Наиболее значимы здесь общие дозволения и общие запреты.
  Здесь, надо полагать, уместны замечания более общего характера. Общие дозволения и общие запреты вообще имеют весьма существенное значение в праве. Оно становится очевидным, стоит только попытаться ответить на вопрос: нет ли в праве, в самой его субстанции таких элементов, которые были бы непосредственным выражением, ближайшим воплощением и проводником глубинных требований социальной жизни, духовных начал человеческого бытия? .
  Да, в самой субстанции права, в ее глубинах существуют такие элементы, частицы. Это и есть как раз наряду с принципами права, во взаимодействии с ними общие дозволения и общие запреты.
  Чем это обусловлено?
  Прежде всего тем, что рассматриваемые правовые явления представляют собой наряду с принципами права наиболее высокий уровень нормативных обобщений, в которых только и могут непосредственно воплощаться требования социальной и духовной жизни, касающиеся ее основ, ее важнейших сторон, т. е. имеющие общий характер.
  Есть здесь еще один существенный момент. Глубинные и устоявшиеся требования социальной жизни, будучи связаны с духовными, мировоззренческими идеалами, непосредственно приближаются к нормативному социальному регулированию в виде господствующей системы социальных ценностей. С данной точки зрения значение общих дозволений и общих запретов заключается и в том, что они воплощают эту систему ценностей, способны быть их исходными, первичными носителями в самой материи права, рассматриваемой с точки зрения его регулятивных характеристик.
  Все это свидетельствует о весьма высоком социальном статусе общих дозволений и общих запретов. Они могут быть охарактеризованы в качестве таких глубинных правовых явлений, которые находятся на стыке между правом и тем слоем социальной жизни, который выражает социальные и духовные требования к праву. Это и позволяет сделать вывод о том, что общие дозволения и общие запреты выступают в качестве своего рода активного центра, "передаточного механизма", призванного принимать активные импульсы, сигналы от общественной жизни, ее духовных начал, а затем уже в виде общих регулятивных начал, воплощающих господствующие социальные ценности, как бы распространять их на все право и тем самым определять характер и направления правового регулирования общественных отношений.
  На современном этапе исследования механизма правового регулирования, когда в значительном объеме накоплен новый материал, назрела необходимость, как и в отношении всего права, нового видения механизма правового регулирования, его трактовки в качестве, условно говоря, объемного явления, которое имеет несколько срезов, уровней и в котором средства правового регулирования выстраиваются не только линейно (что характерно для инструментальной характеристики механизм правового регулирования, его главных звеньев), но и в нескольких плоскостях. Вот почему уже ранее было сформулировано положение о том, что общие дозволения и общие запреты принадлежат к глубинному пласту механизма правового регулирования, к той его плоскости, которая расположена ближе к определяющим факторам социальной жизни, передавая вместе с принципами права импульсы от них во все подразделения и сектора, во все "закоулки" правовой материи.
  Представляя собой самостоятельные, особые, субстанциональные правовые явления (они одновременно имеют черты и юридических норм, и юридических прав и обязанностей, но не сводимы ни к тому, ни другому), общие дозволения и общие запреты весте с тем выполняют в правовом регулирования общую регулятивно-направляющую роль и, выступая для субъектов в виде определенной меры свободы (долга), они одновременно действуют и через все систему связанных с ними юридических норм и их комплексов.
  Если оправданно утверждать, что "троица" - позитивные обязанности, дозволения и запреты образуют глубинный слой в правовом регулировании, его механизма, то общие дозволения и общие запреты - это своего рода фокус, опорный стержень этого слоя - та главная пружина, которая во многом определяет особенности социального регулирования, именуемого "юридическим".
  И здесь уместно выдвинуть на обсуждение одно, весьма основательное для теории права положение. В зависимости от того, является ли общий запрет "конечным", а значит, вписывается они или нет через "ограничительное условие" в общедозволительное регулирование, в зависимости от этого можно предельно точно установить природу действующего права.
  Если запрет, например, в виде разрешительного порядка проведения демонстраций, собраний и митингов, "конечен", выражен в общем запрете и не имеет в качестве условия общее дозволение на свободу демократических действий, то перед нами надежное свидетельство того, что действующая юридическая система имеет характер права власти, что и саму-то власть характеризует по меньшей мере как авторитарную.
  Напротив, если разрешительные элементы в порядке проведения демонстраций, собраний, митингов, связанные с необходимостью соблюдения, допустим, правил уличного движения, вводятся при том ограничивающем условии, что существует общее дозволение на свободу демократических действий, то такого рода разрешительные элементы и связанные с ним запреты, пусть - и общие, вполне согласуются с дозволительной природой действующей юридической системы. И это, наряду со всем другим, - крепкое свидетельство демократичности существующих общественных порядков в данной стране.
  Мы увидим в последующем, что именно общие дозволения и общие запреты окажутся главными звеньями тех структур в области права, которые характеризуют наиболее существенные стороны логики права.
  И еще одно замечание - в сугубо постановочном порядке. Не дает ли оснований тот факт, что общие дозволения и общие запреты объединяют особенности и норм, и субъективных прав (обязанностей), и что-то еще свое, юридически глубокое, - не дает ли оснований этот факт сделать вывод о том, что они относятся к ядру системы социального регулирования? Если такое предположение справедливо, то тогда указанные особенности предстают развернувшимися на качественно новой ступени реликтовыми чертами, которые в свое время на элементарном уровне были характерны для единых мононорм [2.2.1.]. И тогда, быть может, окажется достаточно обоснованным предположение о том, что общие дозволения и общие запреты являются предвестниками, ростками социального регулирования более развитой и совершенной стадии развития правового гражданского общества, ростками, сочетающими высшую нормативность с непосредственным и индивидуализированным действием социальных норм. Впрочем, это только предположение, которое нуждается и в проверке, и в тщательной проработке применительно ко многим сторонам социального регулирования.
 
  5. Методы и механизм правового регулирования. Методы правового регулирования - это приемы юридического воздействия, их сочетания, характеризующие использование в данной области общественных отношений того или иного комплекса юридических средств.
  Методы субстанциональны, неотделимы от правовой материи. Они выражают самую суть, стержень того или иного юридического режима регулирования; следовательно, в системе права они служат именно тем объединяющим началом, которое компонует правовую ткань в главные структурные подразделения - в отрасли права.
  Рассматривая методы правового регулирования в качестве реальных юридических явлений, обретающих свою жизнь в рамках отраслей права, вместе с тем необходимо указать на некоторые первичные, исходные методы, которые представляют собой выделенные логическим путем простейшие приемы регулирования, определяющие главное в правовом статусе субъектов, в их исходных юридических позициях:
  - централизованное, императивное регулирование (метод субординации), при котором регулирование сверху донизу осуществляется на властно-императивных началах. Юридическая энергия поступает на данный участок правовой действительности только сверху, от государственных органов, и сообразно этому положение субъектов характеризуется отношениями субординации, прямого подчинения;
  - децентрализованное, диспозитивное регулирование (метод координации), при котором правовое регулирование определяется преимущественно снизу, на его ход и процесс влияет активность участников регулируемых общественных отношений. Их правомерные действия являются индивидуальным, автономным источником юридической энергии, и сообразно этому положение субъектов характеризуется отношениями координации, приданием конститутивного юридического значения их правомерному поведению.
  В отраслях права эти первичные методы в зависимости от характера регулируемых отношений и других социальных факторов выступают в различных вариациях, сочетаниях, хотя, как правило, и с преобладанием одного из них. В наиболее чистом виде указанные первичные методы выражаются в публичном, прежде всего в административном, праве (централизованное регулирование - метод субординации) и в частном, прежде всего в гражданском, праве (децентрализованное регулирование - метод координации)126.
  Обращаясь теперь к механизму правового регулирования, представляется в высшей степени важным обратить внимание на серьезное качественное различие сочетания правовых средств при централизованном и децентрализованном методах воздействия права на общественные отношения.
  В первом случае (метод централизованного регулирования ) это сочетание таково, что оно "крутится" вокруг позитивных обязанностей со всеми присущими им особенностями. Поэтому механизм правового регулирования здесь довольно прост: его начальное звено - обязывающие юридические нормы, затем - относительные правоотношения, и наконец, - реализация юридических обязанностей (когда субъективное право сводится в сущности к "праву требования" исполнения обязанности). В этом комплексе юридических средств, весьма близких к императивной деятельности государства, энергетическую силу механизму юридического регулирования задает не столько собственная сила права (хотя и тут есть элементы "юридического автоматизма"), сколько непосредственно .государственная власть.
 Иная картина - при децентрализованном регулировании. Именно тут, при децентрализованном методе регулирования, вступают в действие дозволения и запреты, в том числе - общие дозволения и общие запреты, их многообразные сочетания. И именно здесь возникают сложные связи между частицами правовой материи, в которой в полной мере проявляется собственная энергия права, его специфическая логика. Само существенное, что необходимо отметить в отношении механизма правового регулирования при децентрализованном регулировании, заключается в том, что здесь центральным звеном в сложных комплексах юридических средств становится субъективное право (не сводимое к одному лишь праву требования, а имеющее свое положительное содержание, которое и должно реализоваться на завершающей стадии механизма); и плюс к тому - юридическая энергия имеет своим источником не только государственную власть, но в не меньшей степени также "энергию", исходящую от самих субъектов. Как отмечает И.А. Покровский "гражданское право как система юридической децентрализации по самой своей структуре покоится на предположении множества маленьких центров автономных устроителей в тех областях, которые охватываются гражданским правовом."127.
 
  6. Правовой режим. Действие механизма правового регулирования реализуется через особые комплексы юридических средств, которые нередко обозначаются в качестве "правовых режимов". Что это за категория - "правовой режим" и как она связана с рассмотренными ранее явлениями, прежде всего - дозволениями, запретами?
  Уже давно научные исследования, преследовавшие цель выяснить специфику юридического регулирования определенного участка деятельности, в особенности когда эта деятельность имеет строго определенный объект, проводились под углом зрения правового режима данного объекта, вида деятельности. Когда же при изучении системы права выяснилось, что для каждой отрасли характерен свой специфический режим регулирования и в нем как раз концентрируется юридическое своеобразие отрасли, то стало очевидным, что рассматриваемое понятие выражает определяющие, узловые стороны правовой действительности. Вполне оправданно поэтому, что в литературе предпринимались попытки и общетеоретического осмысления этой категории128. Помимо всего иного само существование явлений, обозначаемых термином "правовой режим", и их значение в правовой действительности еще раз свидетельствуют о многомерности, многогранности, объемности права как институционного образования, о том, что ключевое значение нормативности при характеристике права вовсе не предполагает его сведение к одной лишь "системе норм". Как только право рассматривается в динамике, в функционировании, оно сразу же раскрывается новыми существенными гранями, сторонами своей институционности, и возникает необходимость многопланового освещения правового регулирования, таких его сторон, как механизм регулирования, а теперь еще правовые режимы.
  Правовой режим самым общим образом можно определить как порядок регулирования, который выражен в многобраном комплексе правовых средств, характеризующих особое сочетание взаимодействующих между собой дозволений, запретов, а также позитивных обязываний и создающих особую направленность регулирования.
  В рамках каждого правового режима всегда участвуют все первичные элементы правовой материи (способы правового регулирования). Но в каждом режиме - и это во многом определяет его специфику - один из способов, как правило, выступает в качестве доминанты, определяющей весь его облик и как раз создающей специфическую направленность, настрой в регулировании. Это лежит в основе классификации первичных юридических режимов.
  Правовой режим можно рассматривать как своего рода укрупненный блок в общем арсенале правового инструментария, соединяющий в единую конструкцию определенный комплекс правовых средств. И с этой точки зрения эффективное использование правовых средств при решении тех или иных специальных задач в значительной степени состоит в том, чтобы выбрать оптимальный для решения соответствующей задачи правовой режим, искусно отработать его сообразно специфике этой задачи и содержанию регулируемых отношений.
  Вопрос о правовых режимах (за исключением вопроса о режимах отраслей) возникает, как правило, в отношении не всех звеньев правового регулирования, а главным образом в отношении субъективных прав. Обратим внимание на то, что этот момент был отмечен и в отношении права в целом как нормативного институционного образования, а также общих дозволений и общих запретов. Правда, сама характеристика правовых режимов нередко дается применительно к определенным объектам, но "режим объекта" - лишь сокращенное словесное обозначение порядка регулирования, выраженного в характере и объеме прав по отношению к объекту (тем или иным природным объектам, видам государственного имущества, земле и т. д.).
  Как правило, в основе юридических режимов лежит тот или иной способ правового регулирования. Применительно к каждому юридическому режиму можно с достаточной четкостью определить, что лежит в .его основе -- запрет, дозволение или позитивное обязывание (из этого положения есть исключения, связанные с многогранным характером некоторых общественных отношений, а также с недостаточной отработкой в законодательстве самого порядка регулирования).
  Если подробнее рассмотреть в этой связи дозволения и запреты, то окажется, что фундамент соответствующих режимов составляют не просто дозволения и запреты, а общие дозволения и общие запреты, а еще точнее, базирующиеся на них типы правового регулирования. И соответственно самым общим образом правовые режимы наряду с выделением режимов обязывающего профиля могут быть подразделены на общедозволительные и разрешительные.
  Почему именно "общие"? Да потому, что они находятся у самых юридических истоков соответствующего комплекса правовых средств, являются как бы их стержнем, с юридической точки зрения определяют их. А такую функцию могут выполнять только общие дозволения и общие запреты, которые, выражаясь в правовом материале и "обрастая" иными правовыми средствами, в том числе ограничивающими условиями и исключениями, выступают в виде соответствующих типов правового регулирования.
  Вместе с тем нужно иметь в виду, что каждый правовой режим есть именно режим. Здесь следует учитывать, что он насыщен многообразными правовыми средствами (поэтому даже в отмеченных ране случаях он не сводится к типам регулирования), а главное следует принимать во внимание основные смысловые оттенки слова "режим", в том числе и то, что правовой режим выражает степень жесткости юридического регулирования, наличие известных ограничений или льгот, допустимый уровень активности субъектов, пределы их правовой самостоятельности.
  Именно поэтому при рассмотрении правовых вопросов мы обычно говорим, например, о жестких или льготных правовых режимах. И хотя ориентация при рассмотрении правовых вопросов на дозволительные начала, на права и активность субъектов, быть может, не всегда согласуется с указанными смысловыми оттенками понятия правового режима, последние все же необходимо учитывать, ибо именно они в основном свидетельствуют об особой направленности, о климате, настрое в регулировании и дают реалистическую картину данного участка правовой действительности, к тому же весьма важную для обеспечения высокой организованности, дисциплины и ответственности в обществе129.
 
  7. Механизм правового регулирования и его предмет. Существенное значение для понимания механизма правового регулирования имеет его предмет, а под более широким углом зрения - среда, в которой (и под влиянием особенностей которой) право воздействует на общественные отношения.
  Предметом правового регулирования являются разнообразные общественные отношения, которые объективно, по своей природе могут поддаваться нормативно-организационному воздействию и в существующих условиях требуют такого воздействия, осуществляемого при помощи юридических норм и всех иных юридических средств, образующих механизм правового регулирования.
  В качестве непосредственного предмета правового регулирования выступает волевое поведение участников общественных отношений, поведение, через которое только и можно осуществлять стимулирование или принуждение.
  Право при этом способно воздействовать на различные уровни поведения людей и их коллективов. Можно выделить следующие три уровня поведения: действия, операции, деятельность (причем с каждым из этих уровней поведения в принципе, как правило, сопряжен соответствующий уровень структуры права130)
  Среда правового регулирования включает и регулируемые правом волевые общественные отношения, и иные общественные связи, входящие в его орбиту, сопровождающие и "окутывающие" его, и само правовое регулирование, а главное, особенности этих отношений, связей, существенно влияющих на своеобразие средств юридического воздействия, на их комплексы и построение.
  Здесь может быть выявлен ряд плоскостей, срезов социальной действительности. Наиболее важное значение имеют три основные характеристики:
  а) качество "энергетического поля" регулирования,
 б) степень активности социального поведения на том или ином участке жизни общества,
 в) уровень напряженности, интенсивности правового регулирования.
  Рассмотрим эти три характеристики, относящиеся к предмету , точнее -среде, в которой действует механизм правового регулирования.
  Под качеством "энергетического поля" регулирования ("а") следует понимать то общее состояние социальной среды, которое может быть охарактеризовано либо как "поле активности", либо как "поле сдерживания", либо как сочетание того и другого.
  Имеется в виду состояние социальной среды, которое в силу требований социальных закономерностей, существующих потребностей и интересов направляет, ориентирует поведение людей на активность, на совершение тех или иных поступков, на деятельность определенного вида либо на то, чтобы проявлять пассивность, не совершать определенные действия.
  Очевидно, например, что одно из наиболее существенных качественных различий между рыночной экономикой и социалистическим плановым хозяйством состоит как раз в том, что первая образует постоянное "поле активности" для хозяйствующих субъектов, а второе ориентирует по большей части на то, чтобы ограничивать свою активность рамками команды, к тому же нередко формально выполняемой. В последующем мы увидим, что от качества социальной среды, особенностей "поля", его энергетической направленности во многом зависит построение правового регулирования, действенность используемых в ходе юридического воздействия систем регулирования (в частности, систем "обязанность - ответственность" или "права - гарантии").
  Степень активности социального поведения на том или ином участке жизни общества ("б") - это частота, повторяемость поведения, его массовидность. В свое время в юридической науке был высказан взгляд, в соответствии с которым характеристика юридической нормы наряду с юридическими признаками должна быть увязана с. пониманием ее как типичного, массовидного процесса фактической жизнедеятельности131. Мне уже приходилось писать в свое время, что этот взгляд не получил должной оценки в литературе. Быть может, дезориентирующую роль сыграли здесь господствовавшая в нашей науке тенденция рассматривать правовые вопросы главным образом сквозь призму позитивных обязанностей, опасения, связанные с возможностью утраты в научных исследованиях специфически правовых черт. Приведенное положение действительно не имеет общего значения: оно едва ли распространимо на позитивные обязывания. Но применительно к главному пласту правовой материи - к дозволениям и в особенности к запретам оно содержит немалый конструктивный теоретический потенциал, позволяет под новым углом зрения охарактеризовать эти важнейшие правовые явления. Так, изучение нормативных положений, закрепляющих запреты, и в еще большей степени обстоятельств, послуживших для их установления, свидетельствует о том, что введение юридических запретов оказывается необходимым в случаях, когда в социальной действительности существуют (реально или в виде возможности) факты нарушений пределов дозволенного, в связи с чем возникает опасность для общества и требуется обеспечить при помощи юридического запрета типичные, массовидные процессы жизнедеятельности.
  Отсюда следует вывод, что юридический запрет - это не чисто правовое явление. По самой своей субстанции он имеет черты социально-правового феномена, несущего на себе отпечаток конфликтных, аномальных и в то же время массовидно-социальных ситуаций, отношений и, следовательно, степени активности социального поведения.
  И наконец, обратим внимание на само правовое регулирование, на уровень его напряженности, интенсивности ("в"). Правовое регулирование имеет особенности, связанные не только с тем, к какой отрасли права оно относится, выражаются ли в нем централизованные или децентрализованные начала, каково состояние социальной среды, массовидного поведения и т. д., но и с тем, охватываются ли правом данные отношения, а если да, то какова его детализированность, императивность, жесткость, насыщенность. Все это и может быть названо напряженностью, интенсивностью регулирования. В соответствии с таким признаком в общественных отношениях могут быть выделены зоны интенсивного и неинтенсивного правового регулирования.
  В зонах неинтенсивного правового регулирования необходимо выделить два качественно различных случая:
  а) случай существования таких участков общественной жизни, которые требуют правового регулирования, которые реально, фактически еще не урегулированы или недостаточно урегулированы в правовом порядке;
  б) случай, когда общественные отношения таковы, что они и не нуждаются в интенсивном правовом регулировании (что характерно для сугубо личных, семейных отношений, где, по меткому выражению одного из отечественных правоведов, закон нередко скромно молчит).
  Чрезвычайно интенсивное или недостаточно интенсивное правовое регулирование может наступить в силу субъективных причин, прежде всего в силу излишней или, напротив, недостаточной законодательной деятельности компетентных органов, ошибочных в этой области решений. Но в то же время надо учитывать, что степень интенсивности правового регулирования зависит от его предмета, других факторов. Есть общественные отношения, которые нуждаются в правовом регулировании, но в "мягком", преимущественно диспозитивном (это присуще правовому опосредствованию отношений в гражданско-правовых сделках).
  И вот решение ряда вопросов, не только такого общего (и это было уже показано ранее), как социальная сила субъектных прав, но и более конкретизированных, например о соотношении юридических дозволений и юридических запретов, в значительной мере зависит от того, какая перед нами зона: зона интенсивного или же неинтенсивного юридического регулирования.
  В зонах интенсивного юридического регулирования, где существует детальное, без явных, во всяком случае, значительных "пустот" правовое опосредствование поведения всех участников общественных отношений, и тем более там, где в этом регулировании превалируют императивные элементы, - в таких зонах не только четко, рельефно выделяются конкретные субъективные права, обретая существенный смысл, но и юридические дозволения и запреты в большой степени приближены, плотно "прижаты" друг к другу. Вот почему здесь, например, предоставление лицу известной меры дозволенного поведения (субъективного права) в принципе может происходить за счет сужения юридических запретов. Следовательно, в этих зонах действует принцип обратного, "зеркального" отражения - отсутствие запрета с большой долей вероятности свидетельствует о наличии по данному вопросу юридического дозволения (хотя оно и тут нуждается в прямой нормативной регламентации).
  Иная ситуация в зонах, где такого интенсивного юридического регулирования нет, где, стало быть, существует юридически "разряженное" пространство. Тут не только вовсе не обязательно обособление конкретных субъективных прав (нередко достаточно общих юридических дозволений), но и сами юридические дозволения и юридические запреты разъединены, отдалены друг от друга, их регламентация пока (или постоянно) происходит обособленно. В таких зонах отсутствие, например, юридического дозволения совсем еще не говорит о том, что по данному вопросу существует юридический запрет.
 
  3
  ТИПЫ И МОДЕЛИ ПРАВОВОГО РЕГУЛИРОВАНИЯ
 
  1. Типы правового регулирования. . Глубинные элементы механизма правового регулирования, в особенности взятые в единстве дозволения и запреты, дают возможность увидеть два основных типа регулирования - общедозволительный и разрешительный.
  Уже давно в юридической литературе, да и вообще в юридическом обиходе распространены две формулы, имеющие отношение к особенностям права: первая - "дозволено все, кроме запрещенного"; вторая - "запрещено все, кроме дозволенного".
  Воспринимаемые порой как своего рода словесные юридические построения, обладающие оттенком некоторой экстравагантности, эти формулы стали привлекать все большее внимание науки (и не только науки), так как оказалось, что они несут немалую смысловую нагрузку, связаны с пониманием научных и практически значимых вопросов общественной жизни.
  Если же присмотреться к указанным формулам под углом зрения первичных элементов правовой материи (нашей "троицы",способов правового регулирования), и прежде всего соотношения дозволений и запретов, то обнаруживается немалый теоретический потенциал содержащихся в них положений: становится ясным, что четкость, зримая диалектичность приведенных формул вовсе не некие искусные словесные построения, а выражение глубинных закономерностей права, его логики, относящейся в первую очередь к дозволениям и запретам общего характера.
  Теперь, после того как в предшествующем разделе главы освещены общие дозволения и общие запреты и отмечен ряд моментов, характеризующих их значение в праве и механизме правового регулирования, есть достаточные данные для того, чтобы понять юридическое существо тех явлений, которые отражены в приведенных формулах.
  С точки зрения субстанции права перед нами две пары крепко сцепленных дозволений и запретов, одна из которых возглавляется общим дозволением, а другая - общим запретом.
  Первая из этих пар - это тип общедозволительного регулирования. Простейший пример - общее право всех субъектов иметь в собственности имущество и свободно распоряжаться им, за исключением случаев указанных в законе.
  Вторая пара - иной тип, который имеет характер разрешительного регулирования. Простейший пример - общий запрет, скажем, в обладании и свободном распоряжении оружием, наркотическими средствами, когда их обладание и использование допускается в виде исключения в разрешительном порядке.
  Именно то, что в каждой из упомянутых пар есть общее (либо дозволение, либо запрет) и вместе с тем исключения или изъятия, очерчивающее рамки общего, и показывает их роль в праве. Здесь дается ответ на один из коренных с юридической точки зрения вопросов: на что нацелено регулирование - на предоставление общего дозволения или же на введение общего запрета на поведение субъектов общественных отношений, причем так, что это общее очерчивается соответственно либо конкретными запретами, либо конкретными дозволениями (в различных вариантах и модификациях того или другого). Это позволяет увидеть, как и в каком сочетании глубинные элементы структуры права - дозволения и запреты -- работают на его специфику, на осуществление через механизм юридического регулирования социальной свободы, порядка и ответственности.
  Знаменательно, что здесь обнаруживаются весьма четкие закономерности. Если перед нами общий запрет, то ему корреспондируют только конкретные дозволения (разрешительное регулирование). И наоборот, если законодатель установил общее дозволение, то ему по логике существующих здесь связей - юридической логике! - должны соответствовать конкретные запреты (общедозволительное регулирование). Да и вообще общие дозволения и общие запреты, как мы видели, потому только и выделяются из общей массы аналогичных явлений, что они имеют "другую сторону" - соответственно конкретные запреты и конкретные дозволения, и, следовательно, они изначально конституируются в указанных соотношениях общего и конкретного.
  Предпосылки рассматриваемых типов правового регулирования связаны с глубинными основами правового регулирования. Если общедозволительный порядок непосредственно связан с социальной свободой, то при демократическом режиме в обществе разрешительный тип правового регулирования, решающим компонентом которого являются общие запреты, ближайшим образом соотносится с необходимостью высокой упорядоченности общественных отношений, организованности общественной жизни и вытекающей отсюда социальной ответственности. Когда лица строят свое поведение в соответствии с началом "только это", то, поскольку такой порядок не служит выражением тоталитарной власти, достигается положительный эффект - определенность и четкость в поведении, строгое следование тем его вариантам, которые предусмотрены в юридических нормах, индивидуальных правовых актах.
  Значение разрешительного порядка помимо прочего заключается в том, что он может служить оптимальным способом упорядочения деятельности государственных органов, должностных лиц, обеспечивающим введение властных функций в строгие рамки и существенно ограничивающим возможности произвольных действий.
  Рассматриваемый тип регулирования является не просто доминирующим, а, в сущности, единственным в области юридической ответственности. Последовательное проведение требований строжайшей законности предполагает такое построение юридической ответственности, при котором она в отношении правомочий компетентных органов имеет строго разрешительный характер и потому подчинена началу "только это", или в иной формулировке - "не допускается иначе, как".
 
  2. Модели (системы) правового регулирования. Рассмотрим вопрос, который является центральным и в какой-то мере итоговым в данной части книги, - о моделях правового регулирования.
  Модели или системы правового регулирования во многом сопряжены с задачами, которые представляются людям (государству, законодателям, гражданам) в отношении данного участка жизни общества. Характером задачи, ее содержанием предопределяются и особенности правовых средств, при помощи которых она решается. Речь здесь идет о том, что законодатель заранее, с расчетом на будущее призван вырабатывать и закреплять в законе надлежащие юридические средства (особые формы, комплексы средств, юридические режимы), предназначенные для использования в любом случае, когда возникает соответствующая потребность.
  Здесь следует различать две модели (или две системы) правового регулирования:
  Первая модель - дозволительное или диспозитивное построение правового материала, суть которого - в предоставлении лицу возможности самому, своей волей определять свое поведение, что открывает простор для действий лица по своему усмотрению, "по произволу" в позитивном значении этого выражения. Модель, логическая схема построения правового материала в этом случае сводится к двум элементам; это - субъективное право + юридические гарантии.
  Такого рода юридические гарантии состоят как в возложении на известных лиц определенных обязанностей (допустим, в отношении права собственности - обязанности всех субъектов не совершать никаких действий, нарушающих или ущемляющих право собственника, управомоченного лица), так и в сумме обеспечительных средств, стоящих на страже права лица (в данном примере - требований или "исков", направленных на возврат владельцу объекта собственности, прекращении действий по ущемлению права и др., и стоящих "за их спиной" судебных, правоохранительных учреждений, их актов и действий, мощи принудительного государственного воздействия). Словом, вслед за указанными двумя элементам тянется цепочка юридических средств - других обязанностей и прав, правовых актов, практических действий, призванных обеспечить реальность субъективного права, практическую возможность его реализации. Замечу, что именно многообразие указанных прав, обязанностей, требований, актов и всех других элементов правовой материи, связанных с правовым регулированием, и делает возможным и даже необходимым обозначать их в суммарном виде в качестве "правового материала" - материала, который с большим или меньшим успехом использует законодатель, юрист-практик.
  Вторая модель - обязывающее, императивное построение правового материала. Его суть - в обеспечении организованности, строгого порядка в жизни общества, во взаимоотношениях людей, в обеспечении необходимой общественной дисциплины. И потому исходным пунктом в цепи правовых средств является здесь юридическая обязанность, а двумя главными элементами рассматриваемой модели являются - правовая обязанность + юридическая ответственность. За "спиной" же второго из указанных элементов и в данном случае выстраивается цепочка разнообразных средств регулирования, складывающихся - как и в первой модели - из прав, обязанностей, гарантий, правовых актов, действий и др.
  Две модели построения правового материала затрагивают само юридическое существо правового регулирования, имеют универсальное значение для всех отраслей права и должны приниматься во внимание в любом случае законодательной и юридико-практической работы132.
 
  3. Модели построения правового материала и "энергетическое поле" правового регулирования. При рассмотрении двух моделей построения правового материала представляется в высшей степени существенным соотнести их характеристику с "энергетическим полем" регулирования, от которого зависит действенность правовых средств, их комплексов.
  Это "энергетическое поле" (поле активности или поле сдерживания) обусловлено существующими объективными потребностями, интересами. Наиболее важно, чтобы задачи, во имя осуществления которых строится правовое регулирование, были задачами-интересами конкретных лиц, носителей субъективных прав и обязанностей. Когда задача выступает в качестве задачи-интереса, то это означает, что интерес как мощный фактор как бы сопровождает деятельность по реализации задачи, поддерживая и стимулируя эту деятельность, создает энергию активности, которая все время на протяжении всего пути до достижения результата будет получать своего рода подкрепление, выраженное в интересе, в заинтересованности субъектов деятельности133.
  В последующем в качестве "живого" примера использования указанных двух систем правовых средств будет кратко проанализирована проблема использования в экономике научных открытий и изобретений. Хотелось бы, чтобы читатель уже сейчас имел в виду этот пример (или, скажем, такой, как проблема инвестиций в народном хозяйстве), попытался бы сам "примерить" к ним излагаемые в данном месте общие теоретические положения.
  Если интересы, выражаемые в задачах, являются главным исходным пунктом и ориентиром для выработки и последующего применения правовых средств, то здесь перед нами все же только исходный пункт. Действие же неправовых экономических и иных определяющих регулирующих факторов, проявляющихся через интересы, реализуется не только через такого рода исходный пункт. Мы уже видели, что задача, поскольку она неотделима от интереса, подкрепляется и поддерживается последним также в ходе ее осуществления. Суть же вопроса заключается в том, что есть и другие, причем постоянные и нередко весьма мощные интересы, которые являются каналами действия всей совокупности неправовых регулирующих факторов. Под этим углом зрения процесс осуществления задач до наступления запрограммированного результата все время находится в "энергетическом поле" разнообразных интересов, идущих и от задачи, и от всей совокупности регулирующих факторов, потребностей.
  В зависимости от характера и содержания интересов участников общественных отношений это "энергетическое поле" может быть, так сказать, со знаком "минус" (отрицательное поле, поле сдерживания), когда вся сумма интересов и потребностей субъектов противостоит осуществляемой задаче, не согласуется с ней или во всяком случае не создает благоприятных предпосылок для ее реализации. Но "энергетическое поле" может быть и со знаком "плюс" (положительное поле, поле активности), когда решаемая задача соответствует определенным интересам и последние создают благоприятные условия для ее реализации, способствуют достижению поставленной задачи. Отмечая эти два случая, надо иметь в виду, что тут могут быть и случаи промежуточные, менее четко выраженные, а то и сочетающие оба варианта в различных комбинациях.
  Действие упомянутых ранее моделей юридического регулирования, их эффективность, надежность, оправданность в значительной мере зависят от того, каково в данном случае "энергетическое поле" - отрицательное или положительное, поле сдерживания или поле активности.
  И вот с какой парадоксальной ситуацией мы здесь встречаемся.
  На первый взгляд, эффективность, надежность правовых средств обязывающей системы ("обязанность + ответственность") весьма высоки. С помощью этих средств можно точно обозначить объем, сроки, характеристики результата и энергично добиваться эффекта. Но когда эта система функционирует в "отрицательном поле" (а некоторую отрицательную среду она создает и сама по себе: люди не очень-то склонны подчиняться обязательным требованиям, когда кто-то думает и решает за них), то цепочка правовых средств, идущая от задачи к результату, все время находится под давлением разнообразных, во многих случаях постоянных интересов, которые то и дело могут вклиниваться в эту цепочку, усложнять ее, а порой и лишать силы.
  Это нередко становится импульсом к тому, чтобы наращивать принудительное воздействие, ужесточать принудительный юридический инструментарий. Но, увы, и тогда процесс, который с помощью мощных обязывающих юридических средств, как казалось, должен был бы привести к наступлению запрограммированного результата, прерывается, и ожидаемый результат не наступает.
  Другая система правовых средств - диспозитивная, дозволительная - , основанная на субъективных правах и гарантиях, на первый взгляд, не представляет собой достаточно надежного социального инструмента. Ведь право лишь дает возможность действовать в определенном направлении, обеспечивает простор для этого. Но воспользуются ли субъекты такого рода возможностью, будут ли последовательны в своем поведении, добьются ли они ожидаемого результата - все это остается за пределами юридической области, и если рассматривать только данный его участок (систему "право + гарантия"), то совершенно неясна результативность действия права, не говоря уже о полной неопределенности в отношении сроков, объема ожидаемой деятельности, точных характеристик результата.
  Сама постановка вопроса по поводу указанной неопределенности свидетельствует о том, что здесь допускается функционирование системы "право + гарантия" в условиях упомянутого ранее "отрицательного поля". Между тем по своей природе диспозитивная система ("право + гарантия") рассчитана на "положительное поле", т. е. на такую фактическую ситуацию, когда поставленная задача решается, так сказать, в социально благожелательной атмосфере, когда, следовательно, к ее решению подключается и интерес. И правовые средства данной группы (право плюс гарантия), рассчитанные именно на такую атмосферу, на такое "положительное поле", обеспечивают тем самым высокую степень результативности. А это означает, что поставленная задача будет решаться "сама" и ожидаемый результат будет достигнут с большей степенью вероятности, нежели при обязывающей системе, основанной на обязанностях и мерах принуждения (обязанность + ответственность).
 
  4. Факты из российской жизни. Вот иллюстрирующая изложенные положения реальная проблема, о которой ранее уже упоминалось. Речь идет о применении в экономической жизни тех научных открытий, изобретений, которые дают обществу наука, изобретательская мысль.
  Какая система юридических средств в данном случае может быть признана наиболее эффективной7 Казалось бы, обязывающая система - система строгих юридических обязанностей, подкрепляемая достаточно жесткой ответственностью. На первый взгляд может показаться вполне оправданным установление порядка, в соответствии с которым директора предприятий обязывались бы в предельно короткие сроки, притом под угрозой ответственности, максимально использовать в производстве все поступившие в распоряжение предприятий изобретении, научные открытия. На этом в общем-то и построен в плановой социалистической экономике режим регулирования в данной области.
  Но такого рода режим показал сваю полную неэффективность, несмотря на то, что вышестоящие государственные органы упорно стремились провести его в жизнь. Почему? Да потому как раз, что предприятиям обычно невыгодно отказываться от уже привычного производства, налаживать новое, идти на риск, иметь дело с беспокойными изобретателями. Словом, действующий специфический местническо-хозяйственный интерес постоянно блокирует кажущуюся четкой систему обязывающих правовых средств, прерывает ее, преграждает ей путь к ожидаемым результатам.
  Каков же выход из создавшейся ситуации? Выход один: применить дозволительную (диспозитивную) систему юридических средств, построенных на субъективных правах и их гарантиях,
  В современных условиях России такая "смена вех" идет, к сожалению, с трудом: пока в российской экономике , еще не сложилось, во всяком случае в качестве постоянного, универсального и устойчивого фактора, "положительное поле", в котором только и может работать дозволительная система юридических средств, т. е. еще нет общей, устойчивой, свободно реализуемой заинтересованности предприятий в использовании изобретений, технических новшеств. И такое "положительное поле" не сложилось в результате так и не преодоленного наследия прошлого, тотальной бедности, сохранившихся порядков государственного всевластия и вытекающей отсюда противоречивости реформ, когда вместо свободной конкурентной рыночной экономики доминирующее значение приобрел строй прогосударственного номенклатурно-кланового капитализма.
  Вместе с тем на тех участках современной российской экономики, где преимущественно на основе инициативного мелкого и среднего предпринимательства тенденции свободного конкурентного хозяйствования начали пробивать себе путь, весьма заметны симптомы создания и упрочения указанного "поля", а в этой связи - интенсивного, нарастающего использования передовых научных открытий, новейшей техники (когда к тому же инвестиции, притом - во многом "собственные" - эффективное использование в производстве).
  Примечательно, что эффективность (или неэффективность) указанных двух правовых систем, обязывающей и дозволительнойй, является надежным показателем успеха (или неуспеха) зкономико-социальных преобразований, в частности того, насколько жизнь людей начинают определять естественные жизненные интересы. Тот факт, например, что до сих пор, несмотря на широковещательные победные реляции, инвестирование из доходов хозяйствующих субъектов не основывается на системе "право + гарантии" (и все громче раздаются голоса о необходимости более энергичного использования в этой области жестких государственных мер), - верный показатель того, насколько скромны результаты экономических реформ в России.
 
 
  4
  О ЛОГИКЕ ПРАВА
  1. Логика права - логика особого порядка. Как свидетельствует разработка общетеоретических проблем, стоит только выйти за пределы атомистического (догматического) освещения права и попытаться увидеть характерные для "атомов" - фрагментов юридической догмы - связи и соотношения, особенно при их рассмотрении в движении, в процессе регулирования, так сразу же дает о себе знать логика права (как выражение специфических закономерностей, отличающихся жесткой последовательностью)
  Вместе с тем здесь с самого начала нужно с предельной строгостью отметить и другое, о чем уже было упомянуто в самом начале этой, второй части книги . Логика права не сводится ни к формальной (математической, алгебраической) логике, ни к диалектической, ни к какой-либо другой. Что, помимо всего иного, и делает право в высшей степени своеобразной, уникальной областью социальной действительности.
  Вот к примеру - логическая связь между правоотношениями и юридическими нормами. При наличии определенных жизненных обстоятельств, предусмотренных а законе (юридических фактов), из юридических норм с неизбежностью логически "следует", что известные субъекты становятся носителями субъективных юридических прав и обязанностей. Такого рода связь общим образом можно повести под разряд причинных связей, связи между причиной и следствием. Тем не менее и под таким углом зрения она уникальна, характерна только для права. Ибо кроме права, заложенных в нем механизмов нет в окружающем нас мире ничего, что в данном случае с неизбежностью привело бы при наличии указанной "причины" (общего правила + предусмотренного им жизненного факта) наступление указанного "следствия" - возникновение у определенных лиц юридических прав и обязанностей.
  А что представляет собой вообще связь между субъективным правом и юридической обязанности, которая в юриспруденции обозначается в качестве "правоотношения"? Подобная связь между юридической возможностью в виде правомочия требования, с одной стороны, а с другой - обязанности к определенному поведению вообще, даже общим образом, не могут быть поведены под разряд известных связей, которые имеют логический характер. Кроме опять-таки - тех, которые характерны для сферы права.
  Не менее поразительна в рассматриваемом отношении та логика, которая свойственна общим дозволениям и общим запретам. Ведь именно в праве - и только в праве! - они находятся в жесткой связи с "другой стороной" - с "условиями", а также - с исключениями, изъятиями из общего дозволения или общего запрета. Более того, для них - как два столетия тому назад показал Кант - в области права характерна зависимость от условий, определяющих с органической стороны границы "общего" (скажем, обусловленность свободу юридически значимых договоров сферой внешних отношений между лицами, а не "согласием" в духовной жизни человека).
 
  2. Основания. Сам факт этого феномена - особой юридической логики - вызван к жизни определяющей особенностью позитивного права (о чем в общей форме уже упоминалось) - тем, что органически свойственное праву долженствование - и это парадоксальная черта юридической материи - едино с наличной реальностью, по нескольким направлениям "выходит" на реальную жизнь; и именно в таких "выходах" на реальную жизнь, в единении должного и сущего, причем - таком, когда реализуется предназначение юридической регуляции, и состоит важнейшая, определяющая черта мира права.
  Что это за "выходы"? Здесь два существенных момента.
  Прежде всего долженствование в праве имеет такой характер, в соответствии с которым в нем наличествует своего рода "заряженность"; - в нем как бы заложено активное стремление, органическая направленность на то, чтобы реально, фактически существующие отношения стали такими, какими они должны или могут быть ( и стало быть, с другой стороны, - чтобы "должное" стало желаемым "сущим").
  Весьма убедительно своеобразие "должного" в праве показал И. А. Покровский. С его точки зрения право "есть не только явление из "мира того, что реально есть", оно в то же время и некоторое стремление в "мир должного""134. Оно "есть не просто социальная сила, давящая на индивидуальную психику, а сила стремящаяся, ищущая чего-то вне ее лежащего"135
  Здесь кстати наглядно проявляются своеобразные черты действующего права (допустим в отличие от исторических документов - ранее действовавших законов или же - от проектов законодательных документов). Юридические нормы издаются и вводятся в действие именно для того, чтобы содержащиеся в них положения - о должном и возможном - стали реальностью, фактически воплотились в реальной жизни.
  В соответствии с только что отмеченной особенностью долженствования в праве в обществе формируются такие особые средства и механизмы, связанные с практической деятельностью людей и власти (институты правоохраны, правосудия, исполнения юрисдикционных решений и др.), которые предназначены для того, чтобы предписания юридических норм претворялись в жизнь, становились реальностью.
  И второй существенный момент. То "должное", которое характерно для юридических норм, призвано и в изначальном своем виде и в процессе перехода в реальность реализовать предназначение права, в том числе - с регулятивной стороны. В том числе - обеспечить предельную определенность складывающихся фактических отношений, а также прочность, надежность гарантий и преимуществ, которые дает право людям.
  Не упустим из поля зрения и то, что для мира права характерна и такая наличная реальность ("сущее"), отличающееся зримыми, осязаемыми внешними характеристиками, с которыми сопряжено само бытие позитивного права. Это - источники права, т.е. формы права, в первую очередь писанные нормативные юридические акты (законы), в силу которого должное в праве обретает строго юридический характер и сообразно этому оснащается системой правовых средств, придающих позитивному праву предельную определенность по содержанию, прочность и надежность свойственных праву гарантий и преимуществ для людей.
  И вот, когда в ходе общетеоретического анализа удается возвысится над сугубо атомистическим уровнем видения права и перед нашим взором предстают не отдельные фрагменты правовой действительности - нормы, субъективные права, юридические факты и т. д., а их блоки, "связки" и "механизмы", то и оказывается, что в такого рода блоках, "связках" и "механизмах" как раз и обнаруживается особая, во многом уникальная юридическая логика. Ибо в указанных блоках, "связках" и "механизмах" отдельные юридические явления находятся в таком соотношениях, которые призваны закономерно и неуклонно вести от должного, которое только записано в нормативных документах, к фактически реальному, и отсюда "превращать" это формально должное в реальность. Причем - такую фактическую реальность, в которой реализуются достоинства юридической формы, ее способность обеспечить строгую определенность складывающихся отношений, их прочность и надежность.
  Тут-то и выясняется, что юридические нормы "заряжены" правоотношениями, а те в свою очередь - "заряжены" актами реализации. Потому-то в своей последовательной связи они и образуют своеобразную логическую цепь - механизм правового регулирования. Такая же своеобразная юридическая логика стала обнаруживаться в других "связках" правовых явлений. В глубоких пластах правовой материи, как становиться все более ясным, существует нечто такое (логика!), что закономерно ведет к следующим звеньям цепи правовых явлений, а в конечном итоге - к определенным, как бы заранее "запрограммированным" результатам. Или, скажем, в области юридической техники и толкования, - закономерно ведет от буквального текста к действительному содержанию нормативных положений
 
  3. Еще один аспект. Путь к пониманию смысла права. И вот еще один аспект долженствования в праве, на что, к сожалению, даже последовательные сторонники нормативизма, не обращают внимания (хотя здесь - одна из принципиально важных черты права, намечающей путь к пониманию самых его "глубин", его смысла). Это - то обстоятельство, что долженствование в праве охватывает не только - а при развитых юридических формах даже "не столько" - свои прямые юридические аналоги, т.е. то, что в самом точном значении является "должным" - позитивные обязанности и запреты. Долженствование в праве охватывает также, на первый взгляд с ними нечто противоположное, даже несовместимое, - юридические дозволения.
  Отсюда - своеобразие юридической материи, которая характеризуется тем, что присущее ей долженствование преимущественно выражается в юридических возможностях - в субъективных юридических правах, представляющих удивительный сплав "должного" и "возможного", точнее - такого "должного", которое для субъектов выступает в качестве субъективных права, т.е. юридических возможностей.
  Вот почему юридическая логика, притом логика - более глубокого социального и юридического значения (чем та, о которой говорилось ранее, например, при характеристике структуры отраслей права, механизма правового регулирования), дает о себе знать в более сложных связях и соотношения в области права, в частности, в типах и моделях правового регулирования, наиболее ярких проявлениях принципиальных особенностей мира права. Тех проявлениях, в соответствии с которыми "сцепления" частиц правовой материи сосредоточивается вокруг субъективных прав, неуклонно и жестко "ведет" к ним и значит "ведет" к свободе и активности людей.
  Есть здесь своего рода научное предзнаменование. Даже без углубления в существо возникающих в данном случае проблем, думается, для исследователя права становиться все более ясным, что важно не просто констатировать существование типов и моделей регулирования. .В этих соотношения строго проступает самое основательное и сокровенное в юридической логике. . Логика права высшего порядка. Сложные построения в праве неуклонно "ведут" к том, что субъективные права и выражающие его юридические структуры должны стать доминирующими, главенствующими на данном участке жизни общества, находящегося в эпохе перехода к либеральным цивилизациям.
  С этой точки зрения общедозволительный порядок является не только прямым и органичным выражением расширяющейся глубокой социальной свободы, характерной для либеральных цивилизаций, но и выражением воплощающихся в правовой материи на новой стадии истории общечеловеческих начал, а с юридической стороны - утверждающегося в ходе прогресса человечества дозволительного в целом характера правового регулирования. А это все - как попытается показать автор в третей части книги - и раскрывает смысл права, его место и мирозданческое предназначение в жизни людей.
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
  1 Во второй и третье частях книги с необходимыми коррективами и дополнениями, нередко с коренной переработкой текста, использованы материалы содержащиеся в опубликованных ранее, в перестроечное и постперестроечное время, изданиях - "Общие дозволения и общие запреты в советском праве" (1989), , "Теория права. Второе издание" (1995), "Философия права" (1998), "Самое святое, что есть у Бога на земле" (1998).
  В дальнейшем ссылки на эти работы в настоящем издании не приводятся.
  2 Здесь и дальше цифры, помещенные в квадратные скобки, означают, что указанные в данном месте положения рассматриваются в других частях книги, где содержатся другие, в ряде случаев более развернутые материалы (при этом первая цифра обозначает "часть" книги, вторая - главу, третья - раздел главы).
  3 Такое направление общетеоретических исследований в отечественной литературе получило обоснование в книге О.С. Иоффе и М.Д. Шаргородского "Вопросы теории права" (М. 1961).
  4 Подходы к правовой действительности, со временем неизбежно вызывают необходимость обогащения традиционных юридических понятий, выработки новых общих положений и в связи с этим известной рационализации и раз вития юридической терминологии. Здесь, однако, нельзя забывать важнейшие требования, предъявляемые к научной терминологии, - ее однозначность, строгую определенность, ясность, устойчивость, совместимость со всем комплексом употребляемых в науке терминов. В этой связи, например, такие все более употребляемые в юридической литературе терминологические обозначения, как "структура права", "комплексное образование", и тем более "правовая материя", "юридическая энергия" и некоторые другие, в силу их метафоричности требуют осторожности.
  Вместе с тем, отдавая ясный отчет в условности и изначальной метафоричности подобных терминологических обозначений, заимствованных из иных наук, нельзя не сказать и о другом. К указанным терминологическим нововведениям в ряде случаев (в том числе и в настоящей книге) приходится все же прибегать, так как иным путем невозможно обозначить то новое и специфическое, что раскрывается в результате научного исследования. Таким образом, употребление в данной книге упомянутых терминов не столько результат стремления автора использовать образные выражения и метафоры, сколько попытка с их помощью найти новую, соответствующую сущности тех или иных явлений терминологию.
  И еще одно замечание. Обогащение понятийного аппарата науки и совершенствование научной терминологии не должны влечь за собой утрату точности устоявшихся терминов, специфической для данной науки четкости, выражающей к тому же скоординированность научных понятий. Когда, например, на основе философских, общенаучных соображений предлагается "расширить" понятия юридической ответственности, юридического процесса или "сузить" понятие правоотношения, то помимо всего иного нельзя упускать из поля зрения, что это может привести к утрате научными терминами подобающей им строгости, определенности и как следствие - к утрате стройности и скоординированности всего научного аппарата. Надо видеть и то, что термины в юридической науке едины с терминологией закона и юридическим языком практической
  юриспруденции, и нарушение этого единства может повлечь за собой неблагоприятные последствия существенного научного и прикладного порядка.
  5 В советской правовой исторической науке сообразно марксистским постулатам внимание вообще было сконцентрировано на классовых отношениях, классовом господстве, а не на становлении и развитии правовых начал, правовой культуре и т.д. Да и в аналитическом правоведении в условиях советского общества, подчас доминировали идеологические постулаты - например при анализе способов толкования, ряда других проблем.
 
  6 См.: Саммерс С. Роберт. Господствующая правовая теория в США//Сов.
  государство и право. 1989. 7. С. 109-116.
  7 Г. Кельзен прямо говорит о том, что его теория - это "теория" позитивизма. См.: Jurisprudence. Text and readings on the philosophy of law. West Publishing. 1973. P. 619 а также - Cohen and Cohen`s. Reading in Jurisprudence and Legal Philosophy. - Philip Shuchman. Boston and Toronto/ 1979. P. 173.
  8 Знаменательно, что в современной юридической литературе конкретизированный анализ взглядов Г. Кельзена в его, как отмечают некоторые авторы, "дискуссии с Кантом" свидетельствует о том, что "дискуссия" затрагивает в основном некоторые положения кантовской теории познания, разработанные в "Критике чистого разума" и "трансцендентальный аргумент" при обосновании "основной нормы" по Г. Кельзену в прогрессивной и регрессивной версиях (см. Stanley L. Paulson. Introduction. In. Hans Kelsen Introduction to Problems of legal theory. Oxford. 1992 ).
  1.Автор введения к труду Г.Кельзена, посвященного проблемам теории права, Stanley L. Paulson указывает на значение для правоведения не столько правовой философии Канта, сколько использование "отдельных частей или кусочков" его теории познания (см. Stanley L. Paulson Introduction. In. Hans Kelsen Introduction to Problems of legal theory. Oxford. 1992).
 10 Там же.
  11 Нерсесянц В. С. Юриспруденция. Введение в курс общей теории права и государства. М. 1998. С. 118. Автор продолжает: "Само многообразие прошлых и современных подходов к предмету и методу юриспруденции, ее познавательным целям, задачам и т.д. и соответствующая борьба различных школ, течений и концепций юридической мысли демонстрируют познавательную сложность и смысловое богатство предмета юридической науки, ее творческую динамику, большой эвристический потенциал, способность к обновлению и развитию".
 12 Достойно доброй оценке то обстоятельство, что в настоящее время в российской юридической науке неизменно делаются ссылки на выдающихся дореволюционных правоведов - таких, как Б.Чичерин, Б. Кистяковский, П. Новгородцев, Л. Петражицкий, С. Гессен.
  Вызывает, однако, сожаление, что подчас такого рода ссылки замыкаются указанной "обоймой имен" и не идут дальше приведением выдержек из сочинений упомянутых авторов. Между тем суть дела в оценке трудов наших предшественников - в восприятии передового либерального духа замечательных русских правоведов, в понимании того уровня философского осмысления правовой действительности, которого они достигли ко времени трагического октябрьского большевистского переворота.
  Особо прискорбно, что за пределами указанной "обоймы" остается имя выдающегося русского цивилиста, правоведа-мыслителя, который наиболее значительно продвинулся вперед в философском понимании права (и который через своих теоретически приверженцев оказал прямое влияние на творческие поиски правоведов в советское время) - Иосифа Алексеевича Покровского. Как верно заметил автор вступительной статьи к книге И.А.Покровского "Основные проблемы гражданского права" А.Л. Маковский, эта книга "принадлежит к числу самых блистательных произведений юридической науки" и должна быть поставлена "в один ряд" с трудами Иеринга, Дюги, Кельзена (И.А. Покровский .Основные проблемы гражданского права. Вступительная статья. М. "Статут". 1998. С.3)
 
  13 См. -Лобовиков В.О. Математическое правоведение. Часть 1. Естественное право. Екатеринбург. 1998. С. 17.
 
  14 Сопряженным и перекрещивающимся с понятием "социальное регулирование" является понятие "социальное управление". Последнее характеризует, в принципе, то же самое явление и так же непосредственно вытекает из Особенностей общества как системы,из необходимости его организованности, упорядоченности. Однако социальное управление относится к тому аспекту общества как системы, который состоит в активной организующей деятельности определенных управляющих органов (в том числе в деятельности органов государства, политических партий). Нередко в литературе указанные категории понимаются как совпадающие; но все же следует признать, что регулирование - явление более широкое и более органичное для общества, чем управление.
  15 В работе "История первобытного общества. Эпоха первобытной родовой общины" (С. 545) подчеркивается "как бы диффузный, синкретный характер первобытной норматики, включающей в себя и мораль, и этикет, и зачатки права, и даже религиозные предписания и запреты".
 
  16 В литературе по истории первобытного общества отмечается, что в первобытности имелись строгие системы норм, регулировавших взаимоотношения между людьми и до определенной степени стимулировавших те или иные поступки, и что эти нормы "вырастали из стихийной потребности людей держаться вместе и действовать сообща" (История первобытного общества. Эпоха первобытной родовой общины. М., 1986. С. 394, 554).
  17 Понятие "мононорма" ввел видный специалист по этнографии А.И. Першиц (См.: Першиц А.И. Проблемы нормативной этнографии. В кн.: Исследование по общей этнографии. М., 1979. С. 213).
 
  18 См.: Явич Л.С. Право и социализм. М., 1982. С. 12 - 13.
 
  19 Обстоятельные соображения об особенностях норм первобытнообщинного строя, выраженных в табу, приведены в монографии "История первобытного общества. Общие вопросы. Проблемы антропосоциогенеза" (М., 1983. С. 312 - 316).
 
  20 См.: История первобытного общества. Общие вопросы. Проблемы антропосоциогенеза. С. 244, 312.
 
  21 История первобытного общества. Эпоха первобытной родовой общины.
  С. 546.
 
  22 История первобытного общества. Общие вопросы. Проблемы антропосоциогенеза. С. 316.
 
  23 История первобытного общества. Эпоха первобытной родовой общины. С. 223.
 
  24 Там же. С. 554. Несколько раньше авторы обращают внимание на то, что первобытные обычаи "осмысливаются зачастую как предписания, исходящие от сверхъестественных существ и подкрепляемые религиозно-магическими санкциями" (С. 543).
 
  25 Как на одно из первичных таких "прав" называется на право доступа к пище (см.: История первобытного общества. Общие вопросы. Проблемы антропосоциогенеза. С. 312).
  26 См.: Першиц А.И. Проблемы нормативной этнографии. С. 213 и сл.
 
 27 История первобытного общества. Эпоха первобытной родовой общины . С.356.
 
 28 См.: Пашуканис Е.Б. Общая теория права и марксизм. М., 1927.
 
 29 Это положение согласуется с высказанным в литературе предположением о том, что "становление собственно права начинается с агрокалендарей в раннеземледельческих обществах" (Венгеров А.Б., Барабашева Н.С. Нормативная система и эффективность общественного производства. М., 1985. С. 274). К сожалению, однако, авторы не связали это и ряд других интересных положений с общей характеристикой закономерностей социального регулирования и возникновения права. Этим, по-видимому, можно объяснить то преувеличенно большое значение, которое авторы придали позитивным обязываниям, полагая, в частности, что именно они выражают возникновение права (там же. С. 263). Здесь авторы не учли ряд уже имеющихся в литературе разработок. В рассматриваемом отношении представляется более убедительной позиция Л.С. Явича, связывающего с юридическим регулированием прежде всего дозволения (см.: Явич Л.С. Право и социализм. С. 13).
 
 30 Некоторые ученые считают, что в право (особенно в процессе формирования правовых систем) могут непосредственно внедряться субъективные права Или правоотношения, спонтанно рождаемые экономикой, другими сферами социальной жизни. Подобную точку зрения высказал, в частности, Л.С. Явич (см.: Явич Л.С. Общая теория права. Л., 1976. С. 76 - 82).
  Эта идея в своей основе имеет конструктивные моменты, особенно в сфере частного права, где правовые реалии напрямую воспринимают естественно-правовые требования свободы личности и во многом формируются волей участников общественных отношений. Но такой подход в какой-то мере все же упрощает реальный процесс формирования права. И дело не только в том, что здесь не учитываются те сложные, многозвенные пути и этапы правообразования, но и в том, что "спонтанно рождаемое право" в конечном итоге приобретает значение юридического феномена тогда, когда освящено государственной властью, санкционировано ею, так или иначе выражено в письменных актах нормативного или индивидуального характера, что и "включает" его в право как нормативное институционное образование.
 
  31 См.: Кросс Руперт. Прецедент в английском праве. С. 7, 21 и са
 
  32 . Рене Давид пишет о них как о правовых системах "философского" или "религиозного="> характера. Термин "право" употребляется в этих системах только за отсутствием иного термина (см.: Давид Рене. Основные правовые системы современности. М., 1967. С. 45).
 
  33 Особенности мусульманского права и основанных на нем национальных правовых систем освещены Л. Р. Сюкияйненом в статье "Мусульманское право как объект общей теории права" (см.: Сов. государство и право. 1979. # 1. С. 29 -- 34).
 
  34 Общее прецедентное право национальных правовых систем англо-американской группы отличается особым характером норм, но оно не лишено свойства нормативности, как полагают некоторые авторы. Напротив, нормативность общего права благодаря принципу stare decisis имеет весьма высокий уровень.
 
 35 Следует принять во внимание, что на весьма высоком уровне теоретических абстракций возможно обособление в логическом плане юридической и особенно технико-юридической сторон семей правовых систем и формулирование на этой основе некоторых укрупненных (логических) систем юридического регулирования, которые позволяют объединить наиболее типические правовые ценности. В зависимости от того, какой из элементов правовых систем, сопряженных с основными формами правообразования (законодательством установленные нормы или же юридическая, судебная практика), рассматривается в качестве основы юридического регулирования, могут быть выделены две основные укрупненные системы, существование и особенности которых уже учитывались в предшествующем изложении: нормативно-законодательная и нормативно-судебная. Первая из них представлена романо-германским правом, вторая - англосаксонским общим правом.
 
  36 Несколько соображений по поводу закономерностей развития национальных систем и их семей в современном мире. Это развитие характеризуется сложными, многообразными, порой противоречивыми, сталкивающимися тенденциями, среди которых можно выделить ряд доминирующих.
  Прежде всего должна быть отмечена тенденция, выражающая закономерности развития официально-политических отношений на современной стадии цивилизации. Это все большее фактическое признание позитивной ценности тех достижений юридической культуры, которые выражены в нормативно-законодательной системе юридического регулирования. Данная линия правового прогресса, обусловленная необходимостью нормативного решения сложных проблем социальной жизни в связи с научно-технической революцией, с всепланетным движением к свободе, с развитием товарно-рыночного хозяйства, с углублением парламентаризма, рядом других социально-экономических и политических процессов, отчетливо прослеживается во всех странах развитой демократии. В то же время утверждается ценность положений прецедентного права (уже говорилось об их развитии в едином европейском праве), да и законодательные решения практически всех стран становятся вполне работающими юридическими реальностями лишь после того, как они "пропущены" через судебную деятельность и обогащены прецедентами.
  Эти линии правового развития можно осветить и с несколько иной стороны. Многими исследователями подмечен факт сближения юридических систем различных семей. Возникли вариации правовых систем, вобравшие черты и романо-германского, и общего права: шотландское право, право Филиппин и др. И если в Англии, США и других странах общего права усилилась (и притом в немалой степени) роль закона, общих норм кодификации, то в странах континентальной Европы тенденция формулирования все более абстрактных норм породила закономерную по логике юридических систем встречную тенденцию: усиление роли суде0ных органов в процессе юридического регулирования, развитие их индивидуально-правовой, созидательной правосудебной деятельности. И еще более примечательным фактом является выработка в ходе правовой европейской интеграции, в частности Судом европейских сообществ, положений и конструкций, объединяющих, казалось бы, несоединимое -- качественно различные положения и конструкции континентального права и общего прецедентного права.
  Чем объяснить сближение по юридическим, технико-конструктивным чертам правовых систем различных семей? Здесь, видимо, ряд причин. Главная из них заключается, думается, в том, что в современных условиях отчетливо проявилось определяющее значение для правовых систем их общецивилизационной, общекультурной основы, глобальных процессов интеграции и утверждения свободы. Возможно, здесь есть и другое, не менее важное основание. Нужно обсудить вопрос, не согласующийся с традиционным видением данной проблемы (отраженным и в этой книге): не являются ли прецеденты -- в несколько ином обличье -- характерными и для романо-германского права и, стало быть, одним из изначальных элементов права вообще? В целом же можно с уверенностью считать, что во всех правовых системах современности определяющим фактором, отражающим отмеченные общецивилизационную и общекультурную основу, единые общечеловеческие начала, права человека, является развитие всех стран в направлении современного гражданского общества, вбирающего основополагающие ценности цивилизации, среди которых важная роль принадлежит основополагающим правовым ценностям, началам правозаконности.
 
  37 И.А. Покровский отмечает, что юриспруденция "инстинктивно чувствует" в различение публичного и частного права ". . . глубоко принципиальное; она смутно улавливает глубокую в самом д у х е права публичного и частного . ." (Покровский И.А. Основные проблемы гражданского права. М. "Статут".1998. С.38)
 
  38 Здесь возникает такой вопрос: если право - явление цивилизации высокого порядка, то можно ли говорить о существовании права в прошлом, в рабовладельческом и феодальном обществах, да и в настоящем при урезанном демократическом режиме или, более того, при режимах тоталитарной власти?
  Да, можно. Ибо как ни бесчеловечен и отвратителен может быть политический режим, в особенности с позиций современных представлений (обстоятельство, которое мы частенько не
  принимаем в расчет), в обществе все равно есть какие-то элементы цивилизации и культуры в указанном ранее значении. Да, есть они в действующих юридических порядках, в самом нормативном способе регулирования, в процессуальных институтах и т. д. И мы уверенно можем говорить о "рабовладельческом праве", "феодальном праве", "праве фашистской Италии" и т. д. Р. Дворкин пишет: "Мы говорим, что у нацистов тоже было право, даже если это было весьма дурное право" (цит. по:. Сов. государство и право. 1989. 2. С. 102). Только следует всегда четко различать и фиксировать уровень или степень "права в праве", т. е. то, что в праве от глубинных начал цивилизации и культуры, и, с другой стороны, - то, что в нем от политики, от воли властвующих групп и личностей, диктатуры, тоталитаризма и т. д. И надо учитывать, кроме того, господствующие в ту или иную эпоху представления о морали, воспринимаемые правом, - представления, которые в силу особенностей морали (в сопоставлении с правом - об этом дальше) способны "морализовать", "нравственно облагородить" любую тираническую диктатуру.
 
  39 Весьма показательно, что история права и история искусства на первых порах как бы сливаются. Исторические факты свидетельствуют, что в таких очагах цивилизации, как Древняя Греция и Древний Рим, судебное красноречие было одной из главных разновидностей риторики, которая, в свою очередь, являлась важнейшей областью духовной жизни - источником и фактором развития литературной речи. Цицерон в своих трактатах указывает на право и на судебную речь как на основу риторики. Устами одного из персонажей "Трактатов", утверждавшего, что ораторское искусство - в общем детская игра, он говорит: "И только в судебных прениях это поистине великая и едва ли не величайшая из всех человеческих работ" (С. 114).
 
  40 Кистяковский Б.А. Социальные науки и право. Очерки по методологии
  социальных наук и общей теории права. М., 1916. С. 336.
  41 См. - Покровский И.А. Основные проблемы гражданского права. М. Статут".1998. С.147. Автор пишет: "Думается, что юридическая реальность есть вообще некоторая особая реальность". И поясняет этот тезис на феномене, которые привлек внимание цивилистов и стал предметом довольно обстоятельных обсуждений в литературе, - объяснении реальности юридического лица (в сопоставлении с лицом физическим). При этом И. А. Покровский, продолжая свою мысль об особой юридической реальности, затрагивает даже реальность физических лиц: "самый физический человек, превращаясь в юридического субъекта прав, утрачивает в значительной мере свою реальность естественную; для понятия субъекта прав безразличен рост, цвет волос и т.д." (там же).
  42 См.: Ершов Ю.Г. Философия права (материалы лекций). Екатеринбург- 1995. С.12
  43 Разумеется, нужно держать в поле зрения то обстоятельство, что позитивное право, особенно на начальных фазах своего существования и в некоторых своих разновидностях, далеко не всегда выступает в одном лишь писаном виде (см.: Лейст О.Э. Три концепции права//Сов. государство и право. 1991.№ 14. С. 4). Но дело-то в том ( это обстоятельство уже отмечалось в предшествующем изложении), что тогда право может быть охарактеризовано как неразвитое, и оно, сливаясь с правосознанием и обычаями, в полной мере не проявляет свои свойств и достоинства особого социального феномена, нормативного институционального регулятора.
  44 Покровский И.А. Основные проблемы гражданского права. М. "Статут".1998. С. 60.
 
  45 Мамардашвили М. Кантианские вариации. - М..; "Аграф", 1997. С.147.
 
  46 Там же. С.90.
  47 Автор пишет: "Скажем, существует определенная форма судопроизводства. А если мы полагаемся просто на то, что будем воспитывать порядочных и честны судей, которые не берут взятки, - то никогда праведного и справедливого суда мы иметь не будем. Потому что пока мы будем к этому стремиться, будет действовать форма, формальный элемент. И беда, если он неразвит, если это суд, в котором нет разделения властей, который не отделен от государства в виде независимого института судей, суд, который не имеет независимой прокуратуры, где прокурор, жертва, адвокат слиты все в одном лице (а это лицо всегда наше побуждение, порыв и, как выражались русские мыслители прошлого и начала этого века, инстинкт правды). . ." (Там же. С.90-91).
 48 Там же. С.90 - 91. При этом М. Мамардашвили замечает; "Это ощущение формы - не только продует философствования, но продукт определенного рода культуры".
 49 Там же. С.93.
 50 Кросс Руперт. Прецедент в английском праве. Пер. с англ. М., 1985. С. 29.
 
  51 Рикёр П. Герменевтика. Этика. Политика. М., 1995. С.7-8
  52 Об этом парадоксальном .социальном явлении - "неправовом праве", или в иной словесной интерпретации - "имитационном праве", "видимости права" , характеризующем сложные повороты развития права в современную эпоху, - в этой книге будет рассказано и в дальнейшем.
 
  53 См., в частности: Нерсесянц В.С. Философия права. Учебник для вузов. М.,1997. С.10 и след.
 
  54 См.: Нерсесянц В. С. Философия права. Учебник для вузов. М.,1997. С. 490.
 55 Соловьев Э.Ю. И. Кант: взаимодополнительность морали и права. "Наука". 1992.С.188.
 
 56 .Автор, продолжая приведенную в тексте мысль, пишет: "Одновременно Кант догадывается о том, что правоотношения могу получить развитие и достигнуть чистоты лишь при наличии правового порядка. Последний же поддается достаточно убедительному моральному обоснованию" (Там же). Но дело-то как раз в том, что в данном случае - поскольку речь идет о равновесности - никакого "морального обоснования" и не требуется.
 
 57 Покровский И.А. Основные проблемы гражданского права. М. "Статут".1998. С.89.
 
 58 Покровский И.А. Основные проблемы гражданского права. М. "Статут".1998. С.106.
 
 59 Хотелось бы обратить внимание на то, что сама постановка вопроса о "признаках" нацелена на то, чтобы дать первое и наиболее общее представление о позитивном праве. Поэтому в самом их перечне и содержательных трактовках находят отражение как объективные свойства права (общеобязательная нормативность, государственная обеспеченность), так и другие его особенности, относящиеся ко внешней форме права (выражение норм в законах, других признаваемых государством источниках) и его действию, дозволительной природе (действие через дозволения, через субъективные права).
  60 Семитко А.П. Развитие правовой культуры как правовой прогресс. Екатеринбург, 1996. С.114.
  61 Новгородцев П. И. Об общественном идеале. М.,1991. С.538.
  62 Исследование конкретного правового материала, в том числе и того, который наличествовал в советском праве, свидетельствовало о том, что "предмет" регулирования, хотя и оказывает известное влияние на его содержание, всё же не представляет собой основы для юридической специфики отраслей права. Такой подход выглядел примитивным даже с точки зрения марксистских философских постулатов, если уж совсем не упрощать их (по примеру того, как это делал по рецептам "мичуринской биологии", скажем, академик Лысенко, "объяснявший" биологические особенности организмов - пеночки, овса и овсюга - данными конкретных природных условий - тоже своего рода "предметом"). Потому-то правоведы советской поры, стремящиеся к постижению юридических особенностей правового регулирования, пытались связывать их не просто с данными общественными отношениями - имущественными, административными и др. - , а с их "глубинной, социально-экономической сутью" (именно таких позиций придерживался в то время в ряде изданий автор этих строк при характеристике права, его системы, структуры).
 
  63 Именно в таком ключе строились в то время и диссертация и другие мои работы по общей теории права и по теории гражданского права (в том числе - "Предмет советского социалистического гражданского права". Ученые труды СЮИ. Свердловск,. 1959). И хотя эти работы почти целиком были посвящены специальной юридической проблематике, теперь я вижу, что ограниченность и ущербность общего философского подхода, сориентированного на "предмет", не позволили с достаточной основательностью разобраться и с сугубо юридическими вопросами.
 64 Близкими чертами (хотя, разумеется, на более низком, подчас примитивном уровне) характеризуются правовые системы древнего мира и средневековья. Свидетельство тому - юридические памятники тех эпох в которых лишь намечаются отдельные правовые подразделения, причем не такие, как современно понимаемые отрасли, а именно предметные, тематические институты и более крупные подразделения (пожалуй, далеко не всегда оправдано использование современного понятийного аппарата и терминологии при теоретическом освещении правових систем прошлого). В юридической литературе уже давно отмечено, что правовой материал римского права, древнего русского права и других правовых систем предшествующих эпох подчинялся своей, самобытной систематике. Так, в отношении Русской Правды в Пространной редакции обосновывается верный взгляд, что композиционной единицей> его является не статья, а раздел определенного содержания. И когда речь идет о системе Пространной редакции Русской Правды, то имеется в виду система не юридическая, а тематическая (см.: Орешников А. С. О композиции Пространной редакции Русской Правды // Правоведение. 1973. № 1. С. 70).
 65 Сафиуллин Д. Н. Роль нормативных предписаний в определении содер жания хозяйственного договора // Роль договора в регулировании хозяйствен ных отношений. Пермь, 1979. С. 137.
 
 66 Например, Е. А. Лукашева, глубоко изучающая вопросы правосознания, выступила против резкого размежевания нормативного влияния правосознания на поведение людей и регулирующего воздействия на него юридических норм (см.: Лукашева Е. А. Социалистическое правосознание и законность. М.,
  1973. С. 95).
 
 67 Подчеркивая нормативность правосознания, Е. А.Лукашева пишет: "Важно наличие в сознании идеи законности, дающей общую нормативно-правовую ориентацию индивиду> (см.: Лукашева Е. А. Социалистическое правосознание и законность. С. 95).
 
 68 См. Алексеев С.С. Теория права. М. 1995. С.205-206.
 69 Такого рода сложности возрастаю многократно, когда в научном обиходе и практике традиционно понимание права нередко чуть ли не целиком сводится к формулированию его некой краткой дефиниции.
 Конечно, в юриспруденции от этого никуда не уйти. Ибо именно в юридической науке, в особенности в области аналитической юриспруденции, краткое и четкое определение имеет операциональное значение: на его основе должны решаться в высшей степени важные практические вопросы, прежде всего о том, можно ли и допустимо ли с опорой на данное определение признавать поведение людей правомерным или неправомерным со всеми вытекающими из этого последствиями, нередко очень существенными.
 В условиях же советского общества (обстоятельство, с которым неизменно приходится считаться при решении вопросов в обстановке современной российской науки) операциональное определение оказалось пригодным для марксистских коммунистических догм, которые во всех случаях должны быть "методологической основой" формулирование каких-либо понятий в гуманитарной сфере.
 Вот и формулировались в условиях советского общества определений права - такой странный симбиоз юридического позитивизма и марксистских догм, который (с добавлением выдержек из партийных документов и выступлений партийных вождей), который стал характерной чертой всей советской юридической науки. И именно он предопределил и многие другие пороки советского правоведения, включая и то, что для него характерны односторонние идеологизированные трактовки, "упущения" и - как верно замечено Э.Ю. Соловьевым - "позорный пробел", состоящий главным образом в отсутствии "включенности" в правопонимание категорий прав человека(Соловьев Э.Ю. И. Кант: взаимодополнительность морали и права. "Наука". 1992.С. 10.)
 
 70 С рассматриваемой точки зрения представляет интерес высказанные в российской юридической литературе последнего времени соображения, в соответствии с которыми " . . .выраженные и представленные в правах равенство, всеобщность, независимость, свобода индивидов носят формальный характер"; причем - так, что "форма здесь не внешняя оболочка. Она содержательна . . ."; и поэтому, как верно пишет В.С.Нерсесянц, "своим всеобщим масштабом и равной мерой право измеряет, "отмеряет" и оформляет свободу индивидов" (Теория права и государства. Под ред. Г.Н.Манова. М., 1995. С.288).
 
 70.
 
 
  71 Мальцев Г.В. Права личности: юридическая норма и социальная действительность. Конституция СССР и правовое положение личности. М.,1979. С.50.
  72 Такой характер имеют теоретические разработки, проведенные, в частности - А.В.Мицкевичем, П.М. Рабиновичем , Б.В.Шейндлиным, Л.С.Явичем и др. Ряд разработок подобного профиля, наряду с попытками найти философски-правовой смысл в категориях марксизма, был проведен и автором этих строк, в том числе по проблемам ценности права, механизма правового регулирования, структуры права, общих дозволений и запретов.
 
  73 Баскин Ю.Я. Очерки философии права. Сыктывкар, 1996. С.46.

<< Пред.           стр. 5 (из 6)           След. >>

Список литературы по разделу