<< Пред.           стр. 1 (из 3)           След. >>

Список литературы по разделу

 Н.И.Сарджвеладзе
 ЛИЧНОСТЬ И ЕЕ ВЗАИМОДЕЙСТВИЕ
 С СОЦИАЛЬНОЙ СРЕДОЙ
 Тбилиси: "Мецниереба", 1989
 
 
 Предисловие
 Глава I.
 ЛИЧНОСТЬ: ТРУДНОСТИ И ОСНОВНЫЕ ПРОТИВОРЕЧИЯ ОПРЕДЕЛЕНИЯ
 Введение
 1. Оппозиция I; внешнее и внутреннее
 2. Оппозиция II: объяснение и понимание
 3. Оппозиция III: устойчивость и становление
 4. Оппозиция IV: состоявшееся и виртуальное
 5. Оппозиция V: структура и динамика
 Глава II.
 ОБЩИЕ ПОЛОЖЕНИЯ СОЦИАЛЬНО-ПСИХОЛОГИЧЕСКОГО ПОНИМАНИЯ
 СТРУКТУРЫ ЛИЧНОСТИ И ЕЁ ДИНАМИЧЕСКИХ ТЕНДЕНЦИЙ
 Введение
 1. Личность в системе отношений
 2. Система "личность - социум"
 3. Структурная и динамическая стороны системы "личность - социум"
 Глава III.
 СТРУКТУРНЫЕ СТОРОНЫ СИСТЕМЫ "ЛИЧНОСТЬ - СОЦИАЛЬНЫЙ МИР"
 1. Социальный статус лица
 2. Социальные установки
 3. Самоотношение личности
 Компонентное строение самоотношения
 Объектные и субъектные способы самоотношения
 Содержательные характеристики самоотношения
 Функции самоотношения
 Временное измерение самоотношения
 Глава IV.
 ДИНАМИЧЕСКИЕ СТОРОНЫ СИСТЕМЫ "ЛИЧНОСТЬ - СОЦИУМ"
 1. Модальность, источник и способ взаимодействия личности с социумом
 2. Возможные варианты социального и внутриличностного взаимодействия по параметру модальности жизнедеятельности
 3. Возможные паттерны социального и внутриличностного взаимодействия по параметру мотивационного источника жизнедеятельности
 4. Энтропия - негэнтропия в социальном и внутриличностном взаимодействии
 Глава V.
 УСТАНОВКА - МЕХАНИЗМ ПЕРЕХОДА ВОЗМОЖНЫХ СТРУКТУРНО-ДИНАМИЧЕСКИХ СТОРОН СИСТЕМЫ "ЛИЧНОСТЬ - СОЦИУМ" В РЕАЛЬНОЕ ПОВЕДЕНИЕ
 1. Каковы задачи и возможности предложенного концептуального аппарата?
 2. Где и как "хранятся" виртуальные образцы взаимоотношения человека с миром?
 3. Каким образом является личность носителем указанных возможностей?
 4. Первичная установка - механизм актуализации виртуальных паттернов взаимодействия
 Послесловие
 Литература
 Предисловие
 
 Разработка методологически обоснованного концептуального аппарата структуры и динамика личности предполагает изучение тех связей и отношений, в которые вовлечен индивид и устанавливаются им в процессе своей жизнедеятельности. Именно так поставлен вопрос в представленной монографии, посвященной исследованию возможных образцов взаимодействия личности с социумом, отношения к внешнему миру и самоотношения, а также механизмов перехода виртуальных состояний, свойственных целостной системе "личность - социальный мир", в реальное, манифестированное поведение.
 Проблема виртуальных образцов отношения человека к предметному миру, миру людей и самоотношения, а также возможных вариантов взаимодействия личности с социумом - фактически проблема резервов человеческой жизнедеятельности, резервов его адаптивной и преобразовательной активности. Их актуализация и адекватная реализация - цель, которая ставится всей системой воспитания, а также практикой психологического консультирования и психокоррекции. Без опоры на резервы личности воспитуемого, обучающегося и консультируемого, на возможные образцы ее межличностного и внутриличностного взаимодействия и перспективы их расширения или трансформации - трудно рассчитывать на полноценный эффект воспитания, психологической помощи. Поэтому практическая работа с личностью, учитывающая ее виртуальные особенности, прежде всего требует теоретического осмысления и определенной классификации возможных образцов жизнедеятельности субъекта в социальном мире. С другой стороны, феноменологическое описание и поиск механизмов реализации виртуальных состояний в реальном поведении осуществимы лишь путем практической психоконсультационной и психокоррекционной работы с отдельной личностью или с малой социальной группой (семейное психологическое консультирование, социально-психологический тренинг, психодрама, групповая динамика и др.). В этом контексте связь методолого-теоретической разработки с конкретной практической деятельностью психолога представляется не только и не столько достаточным, но и необходимым условием исследовательской работы. Опора на указанное условие определила общий характер данной работы, ее форму и содержание.
 Автору выпала огромная честь обсудить ряд положений монографии с выдающимся психологом современности К. Роджерсом во время его рабочего визита в Институт психологии АН ГССР в 1986 г. Высказанные им пожелания обнадежили автора в том, что выбранный в работе способ концептуализации имеет перспективу развития. Мы глубоко признательны проф. В. Г. Норакидзе, В. П. Трусову, М. Г. Колбая, Н. Н. Обозову, М. С. Балиашвили, Д. А. Чарквиани, Г. Я. Чаганава и В. В. Столину, которые читали рукопись и высказали конструктивные замечания по целому ряду пунктам исследования. Отдельные критические замечания и пожелания, высказанные проф. У. Хентшел и В. Матеус (ФРГ), К. А. Абульхановой-Славской, Г. В. Дарахвелидзе, П. Н. Шихиревым, Н. Г. Адамашвили, и многими другими во время официальных докладов автора или частных бесед, позволили внести в текст необходимые коррективы. Мы глубоко благодарны Г. Ш. Лежава за его усердную работу над текстом, а также Л. Е. Мгалоблишвили, которая в течение ряда лет внимательно следила за работой и тем самым участвовала в развертывании замыслов автора.
 Глава I
 ЛИЧНОСТЬ:
 ТРУДНОСТИ И ОСНОВНЫЕ ПРОТИВОРЕЧИЯ ОПРЕДЕЛЕНИЯ
 
 В современной психологии вряд ли найдется понятие, определение которого было бы более многозначным, а попытки четкого определения - более многочисленными, чем понятие "личность". Уже стало тривиальным, что авторы учебников или специальных работ указывают на разнообразие подходов, отмеченных Г. Олпортом в 40-е годы, когда он приводил свыше 50 различных определений личности. Как отмечает Р. Мейли, "Эти различия касаются не столько самого объекта исследования, сколько его концептуализации и отражают, таким образом, теоретические разногласия авторов" [34]. С выводом Р. Мейли частично можно согласиться. Действительно, методологические и идеологические позиции теоретика в области психологии или социальной психологии личности дают некоторый толчок для построения такого понятийного аппарата исследования, который еще более утверждал бы (а порой и оправдывал бы) методолого-идеологические установки автора. Более того, общественное сознание и господствующая идеология "моделирует" личность, преподносит "фабрикуемые" ими "образцы" личности, а сознание отдельного исследователя, пронизанное общественным сознанием, следует такой моде-ля и в научных терминах описывает то, что уже "смоделировано" и описано. Так, например, отдельные теоретические построения, рассматривающие личность как "атомарное" существо или особую субстанциональность, которой присущи изначальная автономность и самодостаточность, фактически реализуют идеологические установки буржуазного индивидуализма, разобщающего человеческие индивиды и провозглашающего единственно верным принципом человеческого существования "бытие-для-себя". Сказанное рисует интересную картину соотношения между общественно-моделируемыми образцами личности, научными теориями о личности и конкретной личностью: с одной стороны, в соответствии с общественно моделируемыми образцами происходит социализация конкретного индивида, а с другой - создаваемые философами, психологами, педагогами или социологами концепции о личности имплицитно или эксплицитно следуют этим образцам, научно их обобщают и концептуализируют. Тем самым поддерживается функционирование этих образцов и существующих идеологических установок. Однако тут же следует отметить, что такого рода детерминация не является абсолютной и жестокой: конкретная личность никогда не является пассивным "слепком" существующего социального образца, а теоретические построения не полностью воспроизводят эти идеологически обусловленные модели личностного бытия, отклоняются от такого буквального их воспроизводства. Поэтому всегда налицо определенное расхождение между общественными образцами, теоретическими построениями и реальным бытием конкретной личности, что является выражением процессов роста персонализации человеческой природы.
 Но вернемся опять к вопросу о многозначности определения понятия личности. Следует ли нам ограничиваться упоминанием роли разнообразия методологических и идеологических позиций как определяющего фактора разногласия в дефинициях понятия "личность"? Нет ли оснований искать причину таких разногласий в самом объекте определения, т. е. в специфике той области реальности, которая семантически обозначается как "личность"? Думается, что не только различие теоретико-методологических позиций является определяющим фактором упомянутой разноречивости, но и сам объект определения включает в себя специфику, постоянно отражающуюся в разнообразии теоретических концепций и, соответственно, в различных подходах его эмпирического изучения. Иначе чем объяснить тот факт, что исследователи одной и той же методологической ориентации порой совершенно по-разному определяют личность? Разве не очевиден тот факт, что советские психологи, которых объединяет твердый фундамент марксистско-ленинской научной методологии, не так уж редко выдвигают достаточно отличающиеся определения понятия личности, тогда как объект определения один и тот же? Попытаемся ответить на вопрос, в чем же состоит такая специфика. Представляется излишним доказывать, что эта специфика кроется в глубокой диалектической природе человеческой личности. Вряд ли найдется другой такой объект изучения, при описании которого столь часто обнаруживались бы полярности, как это наблюдается при построении теории личности. "Индивидуальное и общественное в природе личности", "природное (биологическое) и социальное в личности", "уникальное и всеобщее в структуре личности", "структура и динамика личности", "сознание и бессознательное в личности", "внешнее и внутреннее в деятельности личности" и т. п. - вот далеко не исчерпывающий перечень тем, привлекающих внимание ученых. Но дело не в простом противопоставлении отдельных полярных качеств или пластов в единой системе личности. Диалектическая природа личностного бытия раскрывается в глубокой антиномности тех методолого-философских построений, в которых "моделировалась" связь индивида с миром. Так, согласно объективно-идеалистическим теориям или метафизическому материализму, исходным пунктом для понимания взаимоотношений между человеческим индивидом, вселенной и историей выступает некий абстрактный, оторванный от человеческой практики универсум. Типичным примером могут служить гегелевские рассуждения, согласно которым личность человека растворяется в историческом движении всеобщего духа. Как пишет К. Маркс, у Гегеля "не субъекты нуждаются во "всеобщем деле" как в своем настоящем деле, а "всеобщее дело", нуждается в субъектах для своего формального существования" [1, с. 263]. С другой стороны, в экзистенциалистических концепциях в качестве исходного пункта взаимоотношения индивида и внешнего мира берется самосознание, внутреннее переживание личности "затерянности в мире". Эти полярно различные концепции объединяет общее положение, согласно которому этот мир человеку "задан извне". Марксизм преодолевает односторонность указанных воззрений. Если согласно марксистскому учению в многостороннем отношении между человеком и природой - материальный мир, "мир в себе" - преобразуется человеческой практикой в "мир для нас", то и наш мир нельзя считать просто "данным извне"; он является продуктом исторической человеческой практики. При таком понимании преодолевается абсолютизация противопоставления человека и мира, индивида и общества, а личность представляется не "придатком" общества или, растворенная во всеобщности, некая абстрактная единичность, субъективно относящаяся к этому миру как чуждому и враждебному, но действующим индивидом, совместно с другими созидающим и свой мир и самого себя. В процессе человеческой практики происходит гуманизация, очеловечение природы - её преобразование деятельностью людей и приспособление ее к их потребностям. Как пишет Т. Ярошевский, лишь марксизм открывает "новые познавательные перспективы, позволяющие преодолевать, характерные для домарксистских концепций человека, "неразрешимые противоречия", таящиеся за последующими утверждениями: 1. О постоянной изменчивости духовной жизни индивидов (являющейся результатом присущих человеческому индивиду свободы, открытости, восприимчивости к новым идеям и ценностям, стремления к самосозиданию "собственного внутреннего мира") и о постоянстве их духовной жизни (позволяющем признать наличие у них определенной личности, проявляющейся в их делах и начинаниях). 2. О субъективности психической жизни человеческих индивидов и об объективном характере содержания научного познания... 3. О личной ответственности за все, что он совершил и чего не совершил; о самодетерминированности его выборов и об общественной обусловленности его стремлений, выборов и мечтаний" [70, с 63]. В этих рассуждениях известного польского философа представлены оппозиционные суждения, касающиеся характеристик природы личности и ее научного изучения.
 Важность такого рода рассуждения определяется не только их содержанием, но и способом или формой, которыми они формулируются. Имеется в виду их оппозиционность. Как можно убедиться из литературы по методологии науки, формулировка научной проблематики через противопоставление основных понятий и положений является одним из наиболее плодотворных способов научного мышления. Следуя такому подходу, мы предпримем попытку охарактеризовать основные на наш взгляд, оппозиции в теориях личности, которые могут быть представлены в виде противоположных друг другу формулировок (тезиса и антитезиса).
 1. ОППОЗИЦИЯ I: ВНЕШНЕЕ И ВНУТРЕННЕЕ
 Тезис: "Внешнее действует через внутренние условия" (С. Л. Рубинштейн). Антитезис: "Внутреннее действует через внешние условия" (А. Н. Леонтьев).
 Одна из традиционных и методологически центральных проблем психологии - это проблема внешней и внутренней детерминации. Если радикальный бихевиоризм абсолютизировал момент внешней детерминации, то во многих персоналистически ориентированных теоретических построениях личность представлена как в некоторой степени самодовлеющая, автономная и самодетерминированная целостность. Допущение разобщенности внешнего и внутреннего в личности ведет свое начало от картезианского дуализма. В истории психологического познания известны многочисленные попытки преодоления метафизического дуализма. Вспомним теорию конвергенции внутреннего и внешнего в персоналистической концепции В. Штерна [6], в которой до конца не преодолены все трудности указанной разобщенности, ибо конвергенция подразумевает допущение изначальной обособленности двух начал или двух субстанций, которые конвергируют друг с другом Однако если поставить вопрос о том, как мыслить личностную целостность, если она является результатом встречи, сближения двух изначально взаимообособленных сторон действительности, то в любом случае на этот вопрос получим неудовлетворительный ответ, поскольку такая постановка вопроса сама по себе является неверной: неправомерно ставить вопрос об образовании некоей целостности, если метафизически мыслящим разумом заранее разобщены те "инстанции", которые должны быть рассмотрены в их изначальном единстве. Поэтому весьма плодотворным и монистически обоснованным представляется тезис Д. Н. Узнадзе о коинциденции внутреннего и внешнего [6] о чем более детально будет говориться на последующих страницах этой работы, а сейчас, несколько опережая основной ход мысли, вкратце сформулируем понимание вопроса в общепсихологической концепции Д. Н. Узнадзе на примере критики им теорий психофизиологического (психофизического) параллелизма и взаимодействия, эмпиризма и нативизма. Эти взаимоотрицающие теории опираются на один и тот же ложный постулат, согласно которому душа и тело, внешнее и внутреннее являются самостоятельными и по своей природе разнопорядковыми явлениями; установление любого из типа связей между ними, будь то параллелизм, взаимодействие (взаимовлияние) или конвергенция, невозможно и, вообще, бессмысленно ставить задачу поиска такой связи между явлениями, которые разъединены невосполнимой пропастью дуализма. Поэтому следует допустить существование особой сферы реальности, в которой внутреннее и внешнее едины, "коинциденцированы" В поисках такой реальности и сформировалась теория установки основателя грузинской школы психологов.
 С. Л. Рубинштейн, выдвигая в качестве ведущего принципа в психологии принцип детерминизма, дал его классическую формулировку как преломления "внешнего через внутреннее". С. Л. Рубинштейн подчеркивал значение личности как целого, характеризуемого как совокупность внутренних условий, через которые преломляются все внешние воздействия на человека [43, с. 307]. Это положение получило признание не только в работах учеников и последователей С. Л. Рубинштейна, но и в некоторых работах представителей теории установки. Так, А. С Прангишвили [40], А. Е. Шерозия [67] и др. считают, что понятие установки в понимании Д. Н. Узнадзе фактически реализует принцип преломления "внешнего через внутреннее". Однако же это положение представляется не до конца верным, если функцию установки видеть лишь в одностороннем процессе, в котором "внешние причины действуют посредством внутренних условий" Установка действительно представляет собой внутреннее условие, через которое преломляется внешнее воздействие, однако ее сущность не ограничивается такой опосредующей функцией. Анализ основополагающих положений психологической концепции Д. Н. Узнадзе может показать, что когда функция установки ограничивается опосредствованием "внешних причин", преломлением внешних воздействий через внутреннюю "призму", то в таком случае имплицитно или эксплицитно придерживаются линейной схемы "внешнее - внутренние условия - действие (деятельность)". Такая схема фактически повторяет необихевиористическую схему S-P-R, где P представлен как комплекс промежуточных переменных. Однако можно сказать, что тем самым, вовсе не преодолевается основной порочный постулат, объединяющий ортодоксально-бихевиористические теории с необихевиористическими, согласно которому организм и среда, субъект и объект, внутреннее и внешнее дуалистически разъединены. Бихевиоризму и необихевиоризму остается допустить, что связь между такими разобщенными реалиями осуществляется путем эмпирического принципа "пробы и ошибок", положительного или отрицательного подкрепления, функционированием разнопорядковых промежуточных переменных (когнитивные карты по Толмену, ожидания, цели, эмоции и т. д.), промежуточность которых не то что не предполагает единство внутреннего и внешнего, а еще более подчеркивает их дуалистическую разъединенность. В концепции же Д. Н. Узнадзе, в которой дается попытка преодоления картезианского дуализма и вытекающих из него постулата непосредственности и эмпирического постулата, а также постулатов созерцательности и "фиктивности" индивида [36], установка выступает первичной целостностью и модусом единства внутреннего и внешнего. Поэтому установка является не простым "посредником" между внешним воздействием и действием организма или деятельности субъекта, и не простой "призмой, через которую преломляется внешнее воздействие, но представляется как диалектическое единство потребности и ситуации, организма и среды, субъекта и объекта, т. е. некоторым целостным состоянием системы, в которой сняты полюса внутреннего и внешнего.
 Такой точки зрения Д. Н. Узнадзе придерживался на всех этапах развития своей научно-психологической концепции. В своих ранних работах для обозначения вышеуказанного целостного состояния субъекта он пользовался терминами "биосфера" [57], "подпсихическая сфера" [56] и "ситуация" [51]. Существует некоторая разница между ранними и последними его работами в плане понимания онтологического статуса установки: в ранних философских и психологических произведениях Д. Н. Узнадзе установка мыслится в качестве вне психологической, подпсихологической реальности, олицетворяющей единство физического (физиологического) и психологического, тогда как в последний период им ставился знак равенства между установкой и бессознательным психическим. Несмотря на такую разницу, основная научно-методологическая задача, теории Д. Н. Узнадзе - задача преодоления картезианского дуализма и вытекающих из них постулатов (постулат непосредственности и эмпирический постулат) - была им решена, а основная парадигма мышления - парадигма единства внешнего и внутреннего - оставалась инвариантной и последовательно развивалась.
 Интересно отметить, что сходные идеи были выдвинуты К. Левиным [94] и венгерским психологом А. Ангьялом [73]. Левиновское понятие жизненного пространства, близкое к понятиям "биосферы", "ситуация" и "установки" по Д. Н. Узнадзе, отражало единство потребности и ситуации ее удовлетворения, внутреннего и внешнего. В области психологии личности А. Ангьял придерживался холистической точки зрения. В своей концепции в качестве центрального понятия он ввел понятие "биосфера". Так же, как и Д. Н. Узнадзе, он опирался на корень "био", означающее "жизнь" ("жизненное пространство" К. Левина здесь напрашивается в качестве аналога) и наподобие существующего в немецкой научной литературе термина "Lebenskreise", понимал "биосферу" как "обитель" жизни. Биосферой "я хочу назвать сферу, в которой имеют место все жизненные процессы" - писал А. Ангьял [73, с. 329] и продолжал: "Биосфера - это область или сфера жизни. Биосфера выключает и индивида и среду, обоих вместе, но в понятии биосферы индивид и среда рассматриваются не как взаимодействующие части, не как самостоятельно существующие единицы, а как отдельные аспекты единой реальности, которую можно делить лишь только путем абстракции; само по себе же биосфера представляет собой неразъединяемую целостность". Далее А. Ангьял пишет, что несмотря на неразделимость, биосфера определенным образом структурирована. Она включает в себя два типа направленности: автономную детерминацию и гетерономную детерминацию. В этом пункте этот автор соприкасается с проблемой внешней и внутренней детерминации. Автономная детерминация это внутренне обусловленный процесс, процесс самоуправления и самодетерминации, а гетерономная детерминация означает процессы внешней детерминации, когда жизненные процессы управляются факторами среды. Автономная и гетерономная тенденции представлены в концепции А. Ангиал как два потока, имеющих взаимопротивоположное направление, и они составляют органическое единство в целостно-динамической организации биосферы.
 Теперь опять вернемся к формуле С. Л. Рубинштейна. Известны несколько критических высказываний в ее адрес, среди которых можно выделить критику В. С. Тюхтина [50], М. Г. Ярошевского [69] и А. Н. Леонтьева [31]. По мнению М. Г. Ярошевского, тезис - "внешнее через внутреннее" неэффективен, так как "1) Не показывает своеобразие различных уровней психической регуляции поведения, взаимосвязи и взаимопереходы между ними... Объясняя любые порядки явлений, он... не раскрывает детерминационные основания ни одного из них (ведь и в неорганической природе эффекты любого воздействия зависят от "внутренних" свойств испытывающего его тела). 2) Этот тезис исключает возможность понять результаты действия как важнейшую детерминанту процесса. 3) При отнесении психического к разряду лишь "внутреннего" оно трактуется как своего рода "призма", "преломляющая среда" внешних воздействий. Но именно преодолевая эту презумпцию, развивалась и крепла детерминистская мысль о там, что внутренняя работа ума представлена во внешних телесных действиях, в производственной деятельности, в объективных процессах общения между людьми" [69, с. 98].
 А. Н. Леонтьев, подмечая, что формула С. Л. Рубинштейна неспособна раскрыть сущность "возникновения личности как особой целостности", впал в другую крайность, выдвигая антитезис, согласно которому следует "с самого начала обернуть исходный тезис: внутреннее (субъект) действует через внешнее и этим само себя изменяет" [31, с. 181]. Следует утверждать, что А. Н. Леонтьев указанным антитезисом сформулировал новый принцип детерминизма в психологии? Думаем, что формула А. Н. Леонтьева, скорее полемический выпад, нежели научный постулат. Антитезис "внутреннее через внешнее" ставит акцент на имманентное самодвижение человеческой предметной деятельности, которая для такого самодвижения нуждается во внешних условиях, а его результатом является самоизменение. Если в формуле С. Л. Рубинштейна внешнее выступает в качестве причины, а внутреннее - в качестве условий преломления этих причин, то в формуле А. Н. Леонтьева, напротив, внешнее выступает как условие, а действующим (активным и, в некотором смысле, самоактивным) началом представлено внутреннее (субъект).
 В результате анализа вопроса мы приходим к выводу, что взаимодействие человека с миром является той сферой реальности, в которой "внешние причины действуют через внутренние условия" и одновременно "внутреннее (субъект) действует через внешнее и этим само себя изменяет". Модусом такого взаимодействия является установка в том его понимании, в каком она представлена в большинстве работ Д. Н. Узнадзе. По нашему мнению, методологически верным представляется постулирование первичности установки (как модуса взаимодействия внутреннего и внешнего, субъективного и объективного) относительно отдельных взаимодействующих сторон (субъекта и объекта). Это обстоятельство можно выразить формулой: "Взаимодействие субъекта с миром (субъект-объектное и субъект-субъектное отношение по Б. Ф. Ломову [30] и Ш. А. Надирашвили [36] конституируется не действенным "соприкосновением" внеположных и отдельно существующих взаимодействующих сторон, а напротив, на взаимодействия выводятся его отдельные стороны - (1) субъект и (2) объект". В связи со сказанным тут же хотелось бы высказаться по поводу одного, ставшего стереотипным, выражения; "установка - целостное состояние субъекта". Это выражение лишь тогда отражает истинное положение вещей, когда его смысл до конца и полностью раскрывается в плане того, что установка как целостное состояние субъекта является модусом отношения (именно отношения и взаимодействия) человека с миром. То, что в онтологическом плане важнейшим моментом феномена установки является ее "отношенческая" природа, это хорошо показано в работе М. А. Гелашвили, который, применяя логический аппарат семантики пропозициональных установок, говорит о системе "субъект-ситуация", (где знак "тире", по нашей интерпретации, может выражать связь через установку) и в качестве самой общей черты установки выделяет то, что она есть отношение между организмом (субъектом) и средой (ситуацией)" [17].
 Итак, не односторонность "действия внешнего через внутреннее" или "действия внутреннего через внешнее", а взаимодействие субъекта с миром, вернее, модус такого взаимодействия - установка является тем детерминантом, в котором внешняя и внутренняя детерминации диалектически едины. Нам и далее предстоит затронуть эти вопросы, а теперь перейдём к анализу следующей оппозиции.
 2. ОППОЗИЦИЯ II: ОБЪЯСНЕНИЕ И ПОНИМАНИЕ
 Тезис: "Изучение личности предполагает выявление общих и типологических черт характера, установок и т. д, поиска тех основных стабильных факторов, которые образуют структуру личности. Соответственно наука o личности относится к "номотетическим" наукам, которые нацелены на поиски общих закономерностей и следуют принципу объяснения изучаемых явлений". Антитезис: "Личность, как уникальное образование, невозможно втиснуть в рамки установленных всеобщих черт, понимание ее структуры неоднозначно к ее сведению на неизменные факторы. Соответственно она не подвергается объяснению, ее можно лишь описать, понять и к ней применимы принципы т. н. "идиографических" наук".
 В истории психологии не раз ставилась проблема природы закономерности в психологии, соотношения естественнонаучного и феноменолого-понимающего подходов в изучении психики человека. Критика традиционной психологии шла в общем русле противопоставления наук о природе и о духе. Противопоставление и непримиримость "номотетического" способа мышления к "идиографическому", "объяснительной" психологии "понимающей" ("герменевтической", "феноменологической" и т. д.), особо остро чувствовалось и чувствуется в области психологии личности, имеющей своей задачей понять сущность такого интегрального образования, каким является личность человека.
 "Номотетический" подход к изучению личности должен опираться, как нам представляется, на следующие базовые положения:
 1. Личность in princip полностью объективируемое образование, поэтому она в той же мере может выступить в качестве объекта научного исследования, как и другие явления мира (физические, биологические...).
 2. Личность человека является носителем определенных всеобщих качеств и типологических особенностей, а это означает то простое обстоятельство, что конкретную личность также можно соотнести с некоторой общностью или причислить к определенной общей категории личности, как и какой-то конкретный предмет мы можем соотнести с обобщенной категорией данного вида предметов. В этом смысле личность имеет свою объективную сущность (ессенцию - essencia), которая опережает способ бытия, экзистенции данной личности, ее конкретной жизнедеятельности. Глагол "опережать" здесь означает не временное опережение, а то обстоятельство, что конкретный способ бытия, модус конкретной деятельности конкретной личности является осуществлением той общей "программы", которая "задана" определенной общей сущностью или типологическими особенностями, присущими некоторой общности людей.
 3. Как объект научного изучения личность выступает в качестве предмета наблюдения внешнего наблюдателя. Объективная точка зрения внешнего наблюдателя способствует тому, чтобы личностные проявления рассматривались как вещи, если перефразировать методологическую формулу Э. Дюркгейма - "социологические явления следует изучать как вещи". Такая точка зрения особо рельефно представлена в работах структуралистически ориентированных ученых, в которых факты сознания (индивидуального или коллективного) рассматриваются не как вещи, а как включенные в определенную структуру элементы (К. Леви-Стросс, М. Фуко). Провозглашаемая Ж. Лаканом формула о том, что мы являемся "говоримыми, а не говорящими" [92], красноречиво подчеркивает растворяемость субъекта в особых, знаково-психологических структурах. В целом тот подход, согласно которому личность рассматривается как вещь, либо растворяется в определенные структуры, олицетворяет один из аспектов того положения, которое выражено формулой "человек умер" [62].
 "Идиографический" подход к изучению личности должен предполагать в качестве базовых прямо противоположные вышеупомянутым положения:
 1. Личность - необъективируемая данность, её обитель - самосознание, понимаемое как декартовское cogito. Личность - это субъективное образование; если её представляем в качестве объекта изучения, то тем самым мы ее "умерщвляем". "Познание умерщвляет предмет познания" - этот тезис, выдвинутый экзистенциалистически ориентированными философами, в первую очередь, относится к познанию личности человека. Личность как субъект деятельности и экзистирующее существо не следует превращать в предмет познания (имеется в виду позитивистски ориентированный способ познания), ибо в таком случае субъект теряет свою субъективность, превращается в свою противоположность (К. Яс-перс, Ж. П. Сартр, М. Хайдеггер, Г. Марсель, Э. Мунье и другие). Объективное рассмотрение субъекта аналогично тому, если бы мы реальные жизненные процессы конкретного живого существа изучали не в процессе его реальной жизнедеятельности, а путем его рассмотрения как мертвого тела.
 2. Личность человека не категоризуема, она не является выражением какой-либо общей сущности; она уникальна, ее невозможно типизировать и рассматривать в рамках причинно-следственных связей. Ей присуща недетерминированная, абсолютно спонтанная активность. По Ж. П.Сартру [105] не только личность, как определенная целостность, является абсолютной спонтанностью, но и отдельные акты сознания личности не выводимы друг из друга, не подвергаются объяснению, недетерминированны, уникальны. Не человеческое существование (экзистенция) является выражением определенной человеческой сущности, а наоборот экзистенция предшествует эссенции; в процессе бытия и жизнедеятельности (зкзистирования) фундируется сущность конкретной личности.
 3. Сущность личностного бытия постигается тем способом. что оно предстает перед постигающим "взором" в качестве субъекта жизнедеятельности (а не объекта), а такое постижение осуществляется внутренним наблюдателем. Под внутренним наблюдением здесь не обязательно имеется в виду акт интроспекции. Напротив, в традиционной психологии, основывающейся на декартово-локковской традиции изучения сознания в его непосредственной данности и тождественности психике, интроспекция выступала неким аналогом естественно-научного метода наблюдения. Она же, несмотря на неоднократные критические нападки и отмечаемые критиками непреодолимые трудности, служила идеалом объективности классической науки, объективности в двух смыслах: с одной стороны, рассматривала отдельные психические явления (оторванные от их носителя - целостного субъекта) в качестве объектов наблюдения, и с другой стороны, претендовала на объективность добытых путем интроспекции знаний. Итак, внутреннее наблюдение несводимо к интроспекции. Его нельзя отождествлять с отдельными актами самосознания в рамках декартовского cogito или с процессами самоанализа и самосознания, а внутреннего наблюдателя невозможно сводить к субъекту самосознания, самопознания и самоанализа, ибо акты самосознания, самоанализа и самопознания сами нуждаются для своего постижения в определенном внутреннем наблюдателе. Под внутренним наблюдением, например, в понимающей психологии, имеются в виду особые акты понимания, интуитивного постижения и т. д. Таким образом, для внутреннего наблюдателя не является обязательным условием то, чтобы субъект наблюдал свои внутренние психические процессы, чтобы наблюдатель и наблюдаемый были одним и тем же лицом: субъект как внутренний наблюдатель может выступать и в том случае, если он посредством особых понижающих (герменевтических) методов постигает чужой внутренний мир; можно встать на позицию внутреннего наблюдателя, фактически оставаясь вне наблюдаемого.
 Мы перечислили базовые положения "номотетического" способа психологического мышления и контрположения "идиографического" методологического подхода. Что можно сказать по поводу этих противоположных позиций? Насколько они несовместимы? Можно ли преодолеть односторонность одного из подходов и встать на более синтетическую точку зрения? Г. Олпорт, например, считал, что следует сохранять равновесие между "номотетическим" и "идиографическим" подходом и синтезировать их противоположные точки зрения [72]. Однако истинным ключом искомой точки зрения является диалектический способ мышления, согласно которому общее и единичное, типическое и индивидуальное, сущность и существование (экзистенция), гносеологические позиции внешнего и внутреннего наблюдателя не "покоятся" метафизически на разных полюсах, а диалектически "взаимопереходят" и взаимоопределяют. Мы тут не будем касаться вопроса о диалектике общего и единичного, абстрактного и конкретного, типического и индивидуального, а также сущности и существования, ибо традиция их освещения в нашей философской литературе слишком сильна и вряд ли можем тут что-либо добавить. Отметим лишь то, что конкретная личность, являясь существом единичным н уникальным по своим качествам, воплощает в себе общечеловеческую сущность и социально-типические особенности: индивидуальность является выражением конкретизации и индивидуации общего. Что же касается отношения сущности (эссенции) и существования (экзистенции), то можно предложить формулу: "сущностные силы" (К. Маркс) человека "самоосуществляются" в процессе его экзистенции, но экзистенция не является простой реализацией этих сущностных сил, а сама их создает и воспроизводит. Человеческие "сущностные силы" не являются неким абстрактом, которые человеку механически присущи, а напротив, каждая конкретная личность в процессе и посредством своего бытия заново в себе порождает, воспроизводит, обнаруживает и открывает эти "сущности".
 3. ОППОЗИЦИЯ III: УСТОЙЧИВОСТЬ И СТАНОВЛЕНИЕ
 Тезис: "Личность - это относительно устойчивая и стабильная, фиксированная система установок и черт характера. Она является олицетворением взглядов и убеждений той общности людей, репрезентантом которой она является". Антитезис: "Личность - это постоянная самореализация своих возможностей. Ей свойственно постоянное становление. Она уникальна и автономна".
 Итак, в этой оппозиции момент устойчивости и стабильности, завершенности, фиксированности и обобщенности личностных черт, взглядов и социальных установок, противопоставляются изменчивости и становлению, незавершенности и "открытости". Такое противопоставление хорошо просматривается при сопоставлении многих определений и теоретических конструктов о сущности личности. Так, большая часть психологов определяет личность как устойчивое, стабильное образование, имеющее свою системную организацию.
 Традиционная характерология исходит именно из того положения, что характер личности является фиксированным, устойчивым качеством. Понятие диспозиции в психологии наряду с другими моментами (готовность, предрасположенность, направленность и т. п.) включает и момент фиксированности, устойчивости, стабильности. Момент завершенности и устойчивости акцентируется в разного рода типологических концепциях, в которых понятие личности фактически сводится к понятию индивидуальности.
 Определение личности через момент устойчивости связано еще и с тем. что она выступает в качестве обобщенной сущности репрезентантом определенного социального типа и человеческой общности. Такое понимание сущности личности реализовано, например, в исследованиях этнопсихологических особенностей и национального характера. Понятие "базовой личности", введенное Кардинером [72], представляет собой наиболее известную попытку обоснования идей о том, что существует некоторая обобщенная конфигурация личностных качеств, которые присущи членам общества и формирование которых является результатом социокультурных факторов. Е. Фромм [84; 85] и В. Райх [96] говорят о социальном характере, имея в виду обобщенность и социальную репрезентативность структуры характера личности.
 В целом этот подход является выражением общей тенденции типизации, "стандартизации" [7; 44]. Однако такая тенденция свойственна не только разного рода теоретическим построениям, но и (а может быть, даже в первую очередь) обыденному сознанию, "здравому смыслу" и общественному сознанию. Типизируясь, "стандартизируясь", общественное сознание, во-первых, моделирует желательные, ожидаемые и нормативные личностные качества; во-вторых, опираясь на повторяемость, реализует свойственный ему способ антиэнтропийного функционирования; в-третьих, способствует социальному регулированию и управлению индивидуальным поведением отдельных членов сообщества. Такое типизирование общественным сознанием индивидуальных форм человеческого бытия является результатом работы того общего механизма функционирования сознания, которое удачно названо Мамардашвили М. К., Соловьевым Э. Ю. и Швыревым В. С. "схематизмами сознания" [32]. "Схематизмы сознания" являются особыми системами значений, которые могут служить формой осмысления или переосмысления человеком своего места в мире, событий собственной жизни, особенностей окружающих людей. В схематизмах "на уровне индивидуального сознания предстают определенные компоненты общественной идеологии и психологии" [15, с. 186]. Итак, в "схематизмах сознания" наряду с другими аспектами человеческой жизни могут быть сгруппированы типы личностей, смоделированы и стандартизированы индивидуальные формы бытия. В этом смысле схематизмы служат деиндивидуации личностного бытия. Деиндивидуация в данном случае обеспечивается двумя взаимосвязанными механизмами, одна из которых относится к тому, что требует социальная среда от конкретной личности, а вторая - к чему может стремиться та же конкретная личность в мире социального взаимодействия.
 В самом общем смысле можно было бы сказать, что требование социальной среды в условиях такой деиндивидуации может выражаться в том, чтобы "подстроить" личность под социальные стереотипы, нормы и предписания посредством постоянного воспроизводства индивидом в своих поступках, представлениях, образе жизни этих же стереотипов, норм и предписаний. Стремлением личности при такой деиндивидуации может быть стремление (1) "подстроиться" под указанные "схематизмы" путем реального их воспроизведения в индивидуальном поведении и (2) самопрезентироваться, либо показаться среде в качестве воспроизводящего установленных стереотипов, норм и предписаний. Следовало бы конкретизировать эту мысль. Для этого вначале попытаемся разобраться в том, что и как требует социальная среда от личности, а затем коснемся вопроса о стремлениях личности в процессе движения "в социальном пространстве и времени". Социальная и культурная среда, действуя негэнтропическим образом [33], вырабатывает определенные личностно-характерологические стереотипы для эффективного упорядочения опыта межчеловеческих связей, коллективного сосуществования и индивидуальных поступков, а также для эффективного управления деятельностью отдельных членов сообщества. Однако социум не удовлетворяется созданием стереотипов. Помимо этого социум "заинтересован" в том, чтобы каждый член сообщества эти "схематизмы" воспроизводил и лично осуществлял в своем образе жизни, видении мира, в своих установках и поступках. "Заинтересованность" социума в том, чтобы "схематизмы" общественного сознания были не только просто инкорпорированы в индивидуальном сознании, но и воспроизведены и заново "разыграны" в реальной деятельности конкретных индивидов, объясняется тенденциями самоподдержания и самосохранения. Такое самоподдержание помимо того, что имеет негэнтропическую природу, не может осуществляться без своего реального функционирования, а такое функционирование обеспечивается благодаря постоянному воспроизведению конкретными индивидами в своих конкретных поступках тех образов и предписаний, которые зафиксированы в тех или иных "схематизмах". Указанное воспроизведение образов и предписаний со стороны индивида - либо свершившийся факт, либо же объект стремления, тогда как со стороны социума этот тип индивидуального воспроизведения представляется как требование, а в некоторых случаях даже как принуждение. Во всяком случае социум осуществляет разного рода социальное влияние на индивида с тем, чтобы этот последний определял линию своего поведения по тому образцу, который зафиксирован в системе указанных "схематизмов".
 Теперь рассмотрим вопрос о стремлении самого индивида - "подстроиться" под "схематизмы". Такое стремление можно выразить краткой формулой; "стремление быть как другие". Оно является выражением более общей потребности в принадлежности к определенной общности людей. Мы уже отмечали, что такая потребность формируется и интенсифицируется самим социумом в процессе осуществления социальной задачи самосохранения и самоподдержания. Однако можно доказывать и то, что стремление к такой принадлежности имманентно присуще человеку как социальному индивиду. Индивидуальные черты, личностные качества человека типизированы в "схематизмах" общественного сознания, однако конкретный человеческий индивид отличается от обыкновенных вещей, которые эффективно могут быть сгруппированы и классифицированы. Такое отличие заключается в том, что человек не является наподобие вещей пассивным объектом манипуляций; он хотя и типизируется, но одновременно вырабатывает свое отношение к социуму, выражая свою волю принадлежности к нему или отделения от него, стремится либо соответствовать, либо не соответствовать своей деятельностью и своими человеческими качествами стандартам социального окружения. Мы говорили о деиндивидуирующем социальном влиянии со стороны социума, теперь же подчёркиваем субъектный момент стремления к деиндивидуации.
 Стремление индивида "быть как другие", принадлежать к определенной общности людей, или, как это сейчас принято обозначать, иметь социальную идентичность - многоаспектное явление. Оно находит выражение во множестве конкретных проявлений. Анализ социально-психологических особенностей человека в условиях разных социальных формаций и положения современного человека в мире, исследования процессов этнической принадлежности показывают, насколько важную функцию в человеческом бытии выполняет его изначальная потребность в принадлежности к определенной социальной общности. Многочисленные исследования социальных психологов о том, как человек ищет подобия с другими и насколько он испытывает стремление ассоциироваться с ними [46], данные из детской психологии о роли потребности в симбиозе, принадлежности, безопасности, нежном уходе и общении в психологическом развитии ребенка, изучение социально-ролевой идентичности в плане анализа межгрупповых отношений и группового членства, половой самоидентичности и полового диморфизма, - с разных сторон демонстрируют первостепенность потребности в принадлежности и поиска идентичности с другими. В последующих главах этой работы мы более детально проанализируем социально-психологические механизмы стремления личности "быть как другие", а теперь обратимся к оппозиционному стремлению "быть самим собой", ибо оно наиболее ярко отражает то, что зафиксировано в том антитезисе, к рассмотрению содержания которого мы сейчас приступаем.
 Итак, при разборе тезиса и антитезиса анализируемой нами сейчас оппозиции в тезисе личность определялась через характеристики устойчивости, зафиксированности, обобщенности, типизированности и т. п., а в антитезисе - предлагалось определение через характеристики становления, изменения, открытости, самореализации, автономности, уникальности. Как отмечается многими авторами - философами и психологами - личностный способ бытия базируется на определенной особенности, уникальности личностных качеств, на автономности поведения и резистентности влияниям окружения. При этом подчёркивается, что личность - развивающаяся система, она находится в постоянном становлении. Так, Г. Олпорт [71] настаивает на понимании сущности личности с учётом неповторимых и уникальных черт; вместе с тем, критикуя теории "закрытых систем" в психологии, представляющие личностную активность в рамках модели поддержания равновесия, Г. Олпорт предлагает рассматривать личность как "открытую" систему. По Г. Олпорту, личности присуще не стремление к поддержанию гомеостатического состояния и восстановления нарушенного равновесия, а скорее, тенденции к нарушению равновесия, "открытость" в плане взаимодействия со средой и личностного становления [72]. В современной зарубежной психологии многочисленные исследования посвящены изучению феномена стремления к индивидуации [97; 107], стремлению к оригинальности [93], к особенности и единичности [87], к социальному различию и дифференциации [75], к поиску максимального соответствия (конформизма) с самим собой [75], и в целом тенденции "быть самим собой", к самореализации и самоактуализации [80; 98; 104]. Сквозь призму осознания собственных личностных особенностей и стремления повышения уровня персонализации рассматривают личностный способ бытия И. С. Кон [28] и В. В. Столин [48]. В. В. Столин, например, различая социально-индивидный и личностный уровни считает, что на социально-индивидном уровне человеческой жизнедеятельности налицо стремление быть подобным другим, тогда как на личностном уровне первостепенное значение приобретает поиск и обнаружение в себе особых, отличительных человеческих качеств. Если на социально-индивидном уровне решается жизненная задача социальной принадлежности, то на личностном уровне на передний план выступает личностный выбор и самореализация. В связи со сказанным мы считаем нужным сформулировать здесь несколько положений, которые на конкретном теоретико-эмпирическом уровне будут эксплицированы в последующих главах работы:
 * Анализ психологической сущности личности можно вести не только (и, наверное, не столько) посредством поиска и обнаружения в ней неповторимых, уникальных качеств и диспозиций, что обычно является результатом познавательной активности внешнего наблюдателя и олицетворяет точку зрения, согласно которой понятие личности неправомерно отождествляется с понятием индивидуальности; наряду с этим, существенным моментом психологического анализа сущности личности служит субъективный момент - стремление самой личности индивидуироваться, быть или стать отличной от других; здесь делается акцент не на констатации наблюдателем индивидуальных качеств человека, не на его индивидуальность, а на его стремление к индивидуации.
 * Личность представляется не только как нечто находящееся в процессе развития, но и как субъект, осознанно стремящийся к развитию, становлению.
 * Личностный способ бытия означает не только и не столько то, насколько человек автономен, но и насколько он стремится к автономности и самостоятельности.
 * Личность не только совокупность определенных потенциальных возможностей, которые так или иначе реализуются в ходе жизни, но и субъект, сам стремящийся к реализации этих возможностей.
 4. ОППОЗИЦИЯ IV: СОСТОЯВШЕЕСЯ И ВИРТУАЛЬНОЕ
 Тезис: "Личность - это состоявшая и завершенная система, имеющая чётко определенные характеристики". Антитезис: "Личность - постоянная виртуальность. Она никогда не достигает своей полной завершенности и в этом смысле представляется как возможность своего осуществления".
 В предыдущем разделе мы рассмотрели оппозиции "устойчивость" и "становление", "всеобщность" или "типизация" и "уникальность", "автономность". Родственной с ними является оппозиция завершенности и виртуальности, которая заслуживает особого внимания. Значимость рассмотрения этой оппозиции определяется тем, что во многих психологических теориях личности такие базовые понятия, как диспозиция, направленность, конфигурация личностных черт, система фиксированных установок и другие, кроме фиксированности и устойчивости заключают также момент завершенности. Что понимается под завершенностью? Здесь имеется в виду то, что выражается экзистенциальными или эссенциальными суждениями, т. е. о чем можно применить глагол "есть", что рассматривается как состоявшееся и наличествующее. Однако, как это часто отмечается, общественные науки (и в том числе психология) не могут ограничиться изучением состояния "есть", а должны заниматься и тем, "как это могло (или может) быть". Фактически здесь мы сталкиваемся с проблемой отношения между действительностью и возможностью, о природе которого философы размышляли с античных времен.
 Еще Аристотель, противопоставляя свой взгляд философам мегарской школы, которые утверждали, что только действительное возможно, а недействительное невозможно, указывал, что "такие утверждения отвергают и движение и возникновение" [9, IX, 3, 1047, 10-15]. Различив возможность от действительности, Аристотель мыслил эти фундаментальные категории в контексте понимания сущности движения, а движение он понимал как переход возможности в действительность. В своей "Метафизике" он писал: "Осуществление того, что существует в возможности, есть движение" [9, XI, 9, 1065В, 15- 25] Вместе с тем, он считал, что возможность есть нечто существующее, а не только мыслимое. Создав формально-логическую классификацию суждений по модальностям, Аристотель выделил суждения возможности (проблематическое суждение), действительности (ассерторическое суждение) и необходимости (аподиктическое суждение). "Всякая же посылка есть посылка или о том, что присуще, или о том, что необходимо присуще, или о том, что возможно присуще" - писал он [10, 1, 25а]. Сказанное о взглядах великого Стагирита в контексте рассмотрения нашей проблемы представляется достаточным, и мы не станем дальше детализировать вопрос о понимании им взаимоотношения между возможностью и действительностью, а также то, как он пытался выяснить сущность этих взаимоотношений путем привлечения понятий материи и формы, цели и энтелехии В связи с нашим вопросом достаточно рассмотреть несколько важных моментов функционирования системы "личность-среда" в свете указанного понимания Аристотелем категорий возможности и действительности. Во-первых, личность - это система, находящаяся в определенном движении, становлении, развитии. Такое движение и становление происходит не в вакууме, а в определенных социально-исторический условиях, в определенной социальной и культурной среде Этот процесс движения, становления и развития можно мыслить как переход возможности в свою действительность, как самоосуществление человеческих "сущностных сил" (К. Маркс).
 Понимание сущности личностного становления как "осуществление того, что существует в возможности", приводит к более углубленному анализу личностного бытия, нежели его рассмотрение только сквозь призму завершенных форм и фиксированных или наличествующих человеческих черт и качеств. Во-вторых, уяснение положения Аристотеля о том, что возможность это нечто существующее, а не только мыслимое, приводит нас к онтологизации возможных состояний системы "личность - социальная среда", возможных образцов (patterns). взаимодействия личности со средой. Дело в том, что если возможность относить лишь к сфере мыслимого и ею ограничивать, то такое понимание окажется сходной с позицией представителей метафизического материализма, например, Гоббса, согласно которой объективное существование случайности и возможности отрицалось, признавалась лишь необходимая причинная связь между явлениями, а допущение возможности связывалось с недостаточностью познания необходимых каузальных связей между явлениями. Между тем, как часто отмечается, эта точки зрения приводит к фатализму. Характер связи личности с социальной средой было бы ошибочно представить фатально обусловленным. Соответственно, методологически было бы неправомерно не онтологизировать момент возможности в личностном бытии и не рассматривать возможность в качестве реально существующего. В-третьих, в плане модальностей суждений относительно научного исследования системы "личность - социальная среда" успешно применимы все три вида суждений, которые были выделены Аристотелем. В деле изучения конкретной личности и ее взаимодействия с социальной средой необходимо ставить вопросы и "о том, что присуще, и "о том, что необходимо присуще", а также "о том, что возможно присуще". Аподиктические суждения в теоретических работах по проблемам психологии личности часто выражаются посредством формулировок общеметодологических принципов, таких как например, принцип социальной обусловленности психики человека. Суждение о социальной обусловленности психики человека и усмотрение сущности личности в ее социальной природе - можно отнести к аподиктическому типу суждения, ибо в нем указан признак, необходимо присущий человеческой личности. Однако опора лишь на такие суждения необходимости и некоторого рода ограничение ими, как это часто имеет место в методологических работах в области психологии личности, не способствует дальнейшему углублению в сущность явлений изучаемой сферы действительности, а приводит лишь к повторению многократно сформулированных общих положений. Поэтому следует ввести ассерторические суждения, т. е. суждения действительности, в которых утверждается или отрицается существование чего-либо. Ассерторические суждения в области психологии личности фактически всегда имеют место при анализе результатов эмпирических исследований, когда констатируется или отрицается наличие того или иного признака, например, статичности или динамичности установки, экстравертированности или интровертированности у той или иной категории людей, либо когда по данным проективной техники, клинико-психологической беседы и других методов дается психологическая характеристика отдельного человека [37]. Здесь фактически реализуется поиск конкретных показателей того, что "есть" (или "не есть") и как "есть", т. е. то, о чем мы выше упоминали, когда говорили об экзистенциальных и эссенциальных суждениях. Однако ограничение ассерторическими суждениями так же, как и аподиктическими, явно недостаточно для постижения структуры и динамических сил конкретной личности. Это определяется по крайней мере двумя причинами. Во-первых, за любыми наличествующими проявлениями и признакам", личности таится огромный "возможный мир" - потенциальные состояния, неиспользованные ресурсы, нереализованные установки, готовые к актуализации образцы поведения и межличностного взаимодействия и т. д. Во-вторых, сам процесс познания внутреннего мира личности с необходимостью требует "прорвать" границы действительного и вникнуть в мир возможных состояний. Поэтому развертывание суждения возможности, в котором "утверждается возможность чего-либо", совершенно необходимый момент в научном постижении внутреннего мира личности и функционирования системы "личность - социальная среда".
 Категории возможности и действительности, идея о возможных формах существования привлекала внимание философов нового времени. Известно, какое большое влияние оказало на развитие философского осмысления мира и логической науки идея Лейбница о "возможных мирах".
 Современная логическая наука успешно разрабатывает вопросы логики "возможных миров". Особо продуктивным в этом направлении являются работы известного финского логика Я. Хинтикка [64]. Этот автор трактует возможные миры как "возможные направления развития событий". Интересным для психологической науки представляется идея автора о разработке семантики пропозициональных установок с использованием понятия "возможный мир". Пропозициональными установками Я. Хинтикка называет высказывания, включающие такие выражения, как "А (знает, верит, надеется, хочет, помнит), что Р". Как пишет Я. Хинтикка, "наиболее характерной чертой использования пропозициональных установок является то, что употребляя их, мы рассматриваем сразу несколько возможных состояний нашего мира" [64, с. 73]. Опираясь на эти работы, можно попытаться формализовать теоретические суждения в области психологии личности, выражающие как действительные, так и возможные ее состояния. В вышеупомянутой работе М. Гелашвили [17] дана попытка логической формализации теоретических положений психологической концепции установки Д. Н. Узнадзе на основе работ Я. Хинтикка о семантике пропозициональных установок и логики возможных миров.
 С гносеологической точки зрения вопрос о "возможных мирах" рассмотрел И. Кант. В "Критике чистого разума" возможность и действительность представлены в качестве априорных категорий модальности [24]. Не вдаваясь в детали изложения кантовских взглядов, подчеркнем лишь то, как им был поставлен и решен вопрос о возможных видах и способах познания. В "Критике способности суждения" [25] И. Кант попытался осмыслить, насколько возможно найти тот общий признак, на основе которого можно было бы охарактеризовать основную структуру человеческого суждения, а также на основе такой структуры и найденного признака установить отличие человеческого познания от других возможных видов познания. И. Кант после тщательного анализа проблемы приходит к выводу, что таким отличительным признаком является различение в человеческом суждении возможности и действительности вещей. "Для человеческого рассудка безусловно необходимо различать возможность и действительность вещей. Основание для этого лежит в субъекте и в природе его познавательных способностей" [25, с. 430]. Мысль Канта о том, что для человеческого суждения необходимым моментом является различие между возможностью и действительностью вещей, относится не только к специфике теоретического, но и практического разума. Нравственность всегда включает в себя моменты возможности и невозможности, действительности и ирреальности, а также отношения между этими моментами. Специфическая черта человеческого разума - различие возможности и действительности - позволяет, как отмечает неокантианец Э. Кассирер [26, с. 99], "определить место человека в общей структуре бытия", ибо ни нижестоящие, ни вышестоящие (гипотетически допускаемые) существа не обладают такой способностью; лишь в человеке и перед человеком возникает проблема возможности. Э. Кассирер связывает эту человеческую особенность с общетеоретическим положением о том, что человек это существо, бытие которого проходит в особом символическом мире. Другой неокантианец Г. Файхингер, выдвинувший концепцию фикционализма, попытался обосновать принцип "как если бы" (als ob). С одной стороны, этот принцип означает доведение до фикции идей возможности, а с другой стороны, полагается, что человек создает особые фикции, не имеющие место в действительности, но имеющие определенную познавательную ценность: с их помощью можно лучше представить окружающий мир. Принцип "как если бы" довольно часто применяется в современной науке в качестве способа познания состояний определенного объекта. Наглядным примером тому служит эволюция футурологических исследований и деятельности т. н. "Римского клуба", имеющих целью прогнозирование общечеловеческих, глобальных процессов.
 Что же следует из только что сказанного применительно к нашей проблеме исследования возможных состояний системы "личность - социальная среда"? Во-первых, если человеческому познанию необходимо присуще по И. Канту различение между действительностью и возможностью, если человек в своем суждении постоянно "прорывает" границы налично существующего и познавательно соприкасается с "возможными мирами", то из этого следует, что научное изучение сущности личности и ее взаимодействия с социальной средой с необходимостью требует привлечения категории возможности. При этом возможность и действительность выступают не только как существующее или мыслимое (Аристотель), но и как средства или способы познания. Даже доведенный до своей крайности познавательный принцип допущения возможных состояний личности, сформулируемый в качестве принципа "как если бы", представился бы весьма эффективным; однако же такая Эффективность имела бы место тогда и лишь тогда, когда моделируемые по этому принципу возможные состояния системы "личность-социальная среда" соотносились бы с её действительными проявлениями - настоящими или имевшими место в прошлом. Во-вторых, коль скоро сама познавательная активность выступает в качестве одного из конституирующих факторов сущности человеческого бытия, специфическая черта человеческого познания - различение возможности и действительности - определяет "место человека в структуре бытия" (Э. Кассирер), то из этого можно сделать еще один эвристически ценный вывод: дело не только в том, что исследователь, познающий сущность конкретной личности, должен смотреть на объект изучения сквозь призму категории возможности и ее отношения к действительности, но и в том, что сама изучаемая конкретная личность в своей познавательной активности и вообще, в своем реальном бытии постоянно смотрит на мир сквозь призму "что могло (может) быть" или "как если бы". Иными словами, объект изучения (вернее, субъект) - личность в своей реальной жизнедеятельности сама применяет указанный инструментарий. Более того, личность не только постоянно сталкивается с возможностью, но и как отмечают философы-экзистенциалисты М. Хайдеггер [89], Ж. П. Сартр [105], К. Ясперс, сама является "возможностью своего осуществления". Личность постоянно находится в процессе становления и, как отмечает M. M. Бахтин [13], она никогда не "дана" как нечто завершенное, состоявшееся. С одной стороны, мы как внешние наблюдатели-исследователи можем изучать личность, применив познавательный метод допущения определенных возможных состояний и событий, а с другой стороны, сама изучаемая личность предстает перед нами как существо, постоянно сталкивающееся с проблемой разграничения возможности от действительности в своей жизнедеятельности. Она сама является носителем определенных виртуальных схем взаимодействия с окружающим миром. Изучение этих виртуальных схем или возможных образцов взаимодействия личности с социальной средой - одна из важных задач науки о личности. Этой задаче и посвящается одна из частей представленной работы, изложенная в последующих главах.
 Вопросы диалектического перехода возможности в действительность в домарксистской философии тщательно были разработаны Гегелем, а К. Маркс, фундаментально переработав и переосмыслив идеалистическую философию Гегеля, в своем "Капитале" дал наиболее глубокое понимание соотношения возможности и действительности в связи с исследованием капиталистического способа производства. Мы не будем здесь излагать марксовый анализ капиталистического общества с применением категорий возможности и действительности, ибо в марксистско-ленинской философской литературе этот вопрос тщательно изучен. К сказанному о категории возможности хотелось бы добавить лишь несколько положений, имеющих важное значение для дальнейшего изложения нашего понимания проблемы возможных состояний системы "личность - социальная среда " и путей ее разработки.
 Сначала сформулируем положение, которое гласит: "возможность есть то, что может стать, но может и не стать действительностью. Поэтому если в одной плоскости возможность противоположна действительности, то в другой плоскости она противоположна невозможности (тому, что не может стать действительностью) и необходимости (тому, что не может не стать действительностью). Возможность есть то, что, с одной стороны, не невозможно, а с другой - не необходимо. В пределах от невозможности до необходимости заключены различные как по качеству, так и по количеству виды возможности" [11, с. 270]. В качестве таких видов можно выделить абстрактную, формальную и конкретную, реальную возможность. Абстрактная возможность может осуществиться только при отсутствии других возможностей, она рассматривается как возможность только при отвлечении, абстрагировании от других возможностей; она же является формальной возможностью т. к. мыслится в согласии с законами формальной логики. Конкретная возможность осуществляется при наличии всех других возможностей и при учете всех их рассматривается как возможность; она же предстаёт в качестве реальной возможности, ибо согласуется с закономерностями объективной реальности. Относительно изучения характера взаимодействия личности с социальной средой в свете сказанного следует предполагать, что обнаружение механизмов превращения абстрактной возможности в конкретную возможность и через неё в действительность может иметь фундаментальное научное значение. Например, адаптация к социальному окружению или стремление личности к такой адаптации может выступить в качестве абстрактной возможности. Её превращение в конкретную возможность зависит от того, как и насколько она осуществляется при наличии других возможностей, насколько широк тот контекст возможностей, в рамках которого мыслится данная абстрактная возможность (устремленность на адаптацию с окружением). Конкретной возможностью в этом контексте может быть, например, стремление личности приспособиться к среде с одновременной устремленностью приспособить к себе, к своим нуждам саму среду (т. н.адаптивно-адаптирующая деятельность по Э. С. Маркаряну) и тем самым пытаться повысить уровень самоприятия - приспособиться к самой себе, к результатам своей деятельности. В последующих главах мы попытаемся, основываясь на марксистском принципе восхождения от абстрактного к конкретному, проследить превращение абстрактивных возможностей взаимодействия личности со средой в конкретные возможности. Если учесть, что количественная сторона возможности выражается в понятии вероятности, а различия между абстрактными и конкретными возможностями по количественным признакам отражают разные степени вероятности превращения возможности в действительность, при которой вероятность перехода конкретной возможности в действительность значительно выше, чем при абстрактной возможности, то мы приходим к следующей схеме исследования системы "личность - социальная среда": абстрактная возможность - конкретная возможность - вероятность превращения определенных конкретных возможностей в действительность - переход возможности в действительность.
 Следует оговориться, что понятие возможности часто мыслится как будущее в настоящем. Тем самым вопрос о возможности, выраженной через определенную вероятностную степень, связывается с вопросом прогнозирования будущих событий. В таком случае говорят о вероятностном прогнозировании. Думается, что при исследовании проблем психологии личности было бы неправомерно связывать момент возможности лишь с будущностью событий и их представленностью в настоящем. Более правильным представляется взгляд на прошлые события или состояния не только сквозь призму того, что свершилось, что и как состоялось, но и под углом зрения "что могло случиться, что и как могло иметь место". Вопрос о возможных линиях поведения личности и возможных вариантах ее взаимодействия с окружением должно относиться как к анализу ее актуальных и будущих состояний, так и психобиографических фактов из ее прошлой жизни. Это положение становится еще более очевидным и аргументированным, если учесть тот простой факт, что люди в реальном жизненном общении (а соответственно и в психоконсультационной беседе) во время рассказа о прошлом не только констатируют и припоминают те или иные события, но и приводят возможные варианты поведения. Порой настолько увлекаются "расчётом таких вариантов", что строят целую конструкцию возможных поведенческих линий в прошлом. Внутренний диалог (монолог) личности часто проходит также под знаком подобной внутренне-когнитивной работы.
 Последующее положение связано с осмыслением бросающегося в глаза обстоятельства: когда говорят о том, что личность это возможность своего осуществления, что в ней следует видеть не нечто уже состоявшее, а постоянную виртуальность, то обычно подобное рассуждение о превалировании момента возможности вписывается в общий контекст понимания личности через категории становления и стремления "быть самим собой". Абсолютизация момента становления и возможности в личностном бытии, основывающее на провозглашение того, что "существование предшествует сущности", связано с тем, что дается разграничение подлинного и неподлинного существования. Подлинное существование помимо прочего характеризуется еще и тем, что лаконично можно выразить формулой "быть самим собой", а неподлинное существование включает помимо других характеристик все то, что можно выразить словами "быть как другие". При этом, такие философы, как М. Хайдеггер и Ж. П. Сартр, признаки устойчивости и завершенности соотносят с природой вещей и. в конечном итоге, с "ничто", со смертью. Духовная жизнь личности мыслится как процесс постоянного становления, что можно было бы удачно выразить словами П. Валери: "Дух есть бесконечное сопротивление тому, чтобы быть чем либо вообще. То, что не установилось, не является и чем-то. То, что установилось, мертво".
 В сфере изучения процессов и механизмов взаимодействия личности с социальной средой виртуальные схемы и образцы поведения личности проанализированы в транзакционной теории межличностных отношений Э. Берне [74], в которой возможные варианты межличностных взаимодействий описываются как своеобразные игры, базирующиеся на трех ситуационных и преходящих состояниях человека, состояний Родителя, Взрослого и Ребенка. На момент личностного становления, реализации личностных возможностей и достижения самости ("быть самим собой") опирается теория личности К. Роджерса и разработанный им психотерапевтический и психоконсультационный метод недирективного общения [104]. В заключение хотелось бы высказать мысль о том, что хорошие возможности снятия противоречий, представленных в обсуждаемом тезисе и антитезисе, содержит в себе теория установки, разработанная Д. Н. Узнадзе и развитая его учениками. Так, эту мысль можно эксплицировать на примере соотношения моментов возможности и завершенности (фиксированности) в структуре установки поведения. Установка является готовностью к определенного рода поведению и тем самым возможностью данного поведения. Вместе с тем, как подчёркивал Ш. Н. Чхартишвили [66] и как ныне отмечает Ш. А. Надирашвили [36], в возникновении установки поведения вместе с потребностью и соответствующей ей ситуацией необходимым фактором выступает фактор возможностей субъекта (инструментальные возможности по Ш. Н. Чхартишвили и операциональные возможности по Ш. А. Надирашвили). По теории установки Д. Н. Узнадзе, после многократного повторения установка фиксируется, она может перейти в латентное состояние как возможность актуализации, а переход этой возможности в действительность, актуализация определенной фиксированной установки и ее реальное развертывание в поведении зависит от первичной установки, являющейся результатом "чрезвычайного акта встречи" [31] потребности с соответствующей ситуацией. Отмечается также, что в случае блокирования реализации установки, она хранится как нереализованное, потенциальное состояние, стремящееся к своей реализации при соответствующих внешних и внутренних обстоятельствах.
 Далее мы опять вернемся к поставленным здесь вопросам, а теперь перейдем к изложению последующей оппозиции.
 5. ОППОЗИЦИЯ V: СТРУКТУРА И ДИНАМИКА
 Тезис: "Мотивационная сфера - потребности, влечения, цели, намерения и т. п. - образует структуру личности. Личность выводится из её мотивационных особенностей; динамические силы составляют целостную структуру личности". Антитезис: "Мотивационная сфера сама выводится из структуры личности, "динамика приурочена структуре" (И. П. Павлов); потребности, влечения, цели, устремления субъекта становятся понятными на основе изучения структурных особенностей личности, либо структуры интеракции личности со средой; не потребности порождают активность личности, a наоборот, активность личности порождает определенные потребности и обусловливает их функционирование".
 При осмыслении взаимоотношений структурных и динамических аспектов целостной системы личности данная оппозиция не может не выступить на передний план перед взором познающего разума. Самое простое, что бросается в глаза, это то, что одни теоретические конструкции в области психологии личности делают акцент на структурную, другие же - на динамическую стороны исследуемого объекта. К категории "структурных" можно отнести те теории, которые представляют личность сквозь призму индивидуальных признаков, черт и характерологических особенностей (например, высокий уровень тревожности, сензитивность, ригидность и д. и т. п.), и дают ответы на вопросы: каково строение личности? чем она характеризуется? К "динамическим" теориям следует отнести те теории, которые делают акцент на мотивационной стороне деятельности личности и дают возможность ответить на вопросы: почему и зачем действует личность именно таким образом? что движет ее деятельностью? Например, к психодинамическим теориям можно отнести психоаналитическую теорию личности, или теорию поля К. Левина.
 В вышеуказанном тезисе представлено такое понимание соотношения структуры и динамики личности, когда структура личности выводится из мотивационной сферы, динамические тенденции структурируют личностные образования. Например, фрейдовское понимание строения структуры личности, как известно, предполагает взаимность систем Оно, Я и Сверх - Я, каждая из которых рассматривается в свете динамических сил, а их отношение мыслится как антагонистическое отношение, как процесс противоборства; Что же касается определенных индивидуально-психологических черт, например, пунктуальности, педантичности, скупости и т. д, в психоанализе они мыслятся как характерологические образования, основывающиеся на определенных (преимущественно либидонозных) влечениях инфантильного характера; определенные повторяющиеся признаки поведения или симптомы мыслятся здесь как фиксации, которые либо символично и косвенным путем удовлетворяют неосознаваемые потребности, либо же являются защитными средствами против натиска бессознательных импульсов.
 В антитезисе сформулировано противоположное тезису положение, согласно которому динамические тенденции личности берут свое начало в структуре личности, мотивационные особенности и движущие силы деятельности личности исходят и выводятся из ее структурного строения. Если провести аналогию с организмом человека, то можно указать, что потребность, например, в пище возникает, функционирует и снимается в пищеварительном аппарате как определенной функционирующей структуре. В некотором смысле можно даже сказать, что возникновение и процесс удовлетворения данной потребности служит сохранению данной функционирующей структуры.
 Для выработки синтетического взгляда относительно взаимопротивоположных положений, сформулированных в представленной оппозиции, мы сошлемся на некоторые идеи, развитые в работах Ш. Н. Чхартишвили [66]. Основываясь на положении о том, что основное свойство жизни заключается в ее самоактивности (интересно, что эту мысль впервые высказал еще Аристотель), Ш. Н. Чхартишвили заключает, что не потребности служат источником активности живого существа, а напротив, любая задержка активности (вернее, самоактивности организма) или помеха в ней обусловливает возникновение потребности, служащей цели продолжения активности. Потребность сама возникает в лоне активности организма или субъекта деятельности, а не потребность приводит систему в активность; потребность служит цели продолжения прерванной (или находящейся под угрозой быть прерванной) активности живой системы. Когда же мы говорим о человеке и его потребностях, продолжает свою мысль автор, то следует учесть следующее: человек как целостная система в структурном отношении имеет биологическую, психическую и социальную подструктуры. При этом имеется в виду структура активности, вернее, как мы об этом писали [45], функционирующая структура и подструктура. В лоне активности биологической подструктуры человека возникают, функционируют и снимаются биогенные потребности. Соответственно, в психологической и социальной подструктуре человека возникают, функционируют и снимаются психогенные и социогенные потребности. Таким образом, Ш. Н. Чхартишвили не только попытался связать на основе понятия активности и самоактивности структурные и динамические стороны человеческого организма и психики, но и дал на этой основе интересную, на наш взгляд, классификацию потребностей человека. При этом автор был склонен рассматривать личностный уровень деятельности с функционированием социогенных потребностей.
 В последующих главах мы попытаемся дать более детальный анализ взаимосвязи структурных и динамических сторон внутри системы "Личность - социальная среда".
 * * *
 Мы изложили основные, по нашему мнению, противоречия и трудности в построении психологической теории личности. Однако, указывая на специфику личности как объекта научного исследования и причины разноречивости определения ее сущности, следует подчеркнуть еще одно важное обстоятельство: научная отрасль - психология личности находится в процессе постоянного формирования. При этом объектом изучения данной области знания является система, которая сама по себе находится в процессе постоянного становления. Система же научных знаний о личности, с одной стороны, является выражением самоосуществления твердых и общепринятых методологических принципов социальной обусловленности психики человека, историзма и развития, формирующей роли деятельности, единства сознания и деятельности и т. п., а с другой стороны, сама находится в процессе постоянного становления и развития. В данном случае налицо уникальная ситуация, когда объект изучения определяет природу знаний об этом объекте: психология конкретной личности никогда не "задана" заранее, она формируемая система, а наука о личности, также находясь в процессе постоянного развития, соприродна предмету своего исследования, т. е. формируется в соответствии с природой объекта своего изучения. В такой ситуации множество исследователей осмеливаются предложить свое понимание природы личности. Автор этих строк также хотел бы предложить свое понимание структуры и динамики личности, природы потребностей личностного уровня, процесс и механизм взаимодействия личности с социальным окружением.
 В предложенном в последующих главах концептуальном аппарате будет дана попытка решения тех противоречий и трудностей, которые были отражены в вышеуказанных тезисах и антитезисах. Так, анализ оппозиции "внешнее и внутреннее" послужит для обоснования идей о целостном системообразавании "личность - социальная среда", преодоление оппозиционного противопоставления номотетического и идиографического методов будет выражаться во взаимодополняемости экспериментальных общепсихологических фактов и интерпретации отдельных случаев из психоконсультационной практики, противоречие между общим и уникальным, завершенностью и виртуальностью будет "сниматься" путем поступательного "восхождения" от абстрактных форм взаимодействия личности с социумом к конкретным паттернам межличностного и внутриличностного взаимодействия, а на смену оппозиционному противопоставлению структуры с динамикой будет предложена единая структурно-динамическая модель системы "личность-социум".
 Глава II
 ОБЩИЕ ПОЛОЖЕНИЯ
 СОЦИАЛЬНО-ПСИХОЛОГИЧЕСКОГО ПОНИМАНИЯ
 СТРУКТУРЫ ЛИЧНОСТИ И ЕЕ ДИНАМИЧЕСКИХ ТЕНДЕНЦИЙ
 
 Излагаемые в этой главе теоретические соображения, сформулированы нами в 1976-1978 гг. Первая статья по предложенной концепции была опубликована в 1979 г, последующие работы появились в 1981-1982 гг., а также в 1985 г. 147].
 Для начала представим в сжатой форме основные положения созданного нами концептуального аппарата, для того, чтобы далее иметь основание представить их в расширенном и эксплицированном виде. В качестве методологических основ концепции нам служили основополагающие принципы советской психологической науки, такие, как принцип социальной обусловленности психики человека, принцип единства сознания и деятельности и т. д. Что же касается основного метода исследования, то им в нашей работе являлся метод восхождения от абстрактного к конкретному, возможности которого раскрыты в фундаментальных трудах К. Маркса [2; 3; 4]. При этом восхождение от абстрактного к конкретному в равной мере относится как к определению действительных, наличных состояний личности или линий ее взаимодействия с социальной средой, выражаемых экзистенциальными и эссенциальными суждениями (что и как есть?), так и к возможным состояниям или возможным образцам взаимоотношения личности со своим окружением, выражаемых суждениями возможности (что могло или может быть?). Наиболее крайней абстракцией в представленных рассуждениях является понятие системы "личность - социальная среда", определяемое посредством положения о "совокупности всех общественных отношений" (К. Маркс). Восхождение абстрактного понятия системы "личность - социальная среда" к конкретным ее проявлениям осуществляется путем выделения структурных и динамических сторон этой системы. Конкретизация абстрактной возможности структурированности происходит путем выделения подструктур: а) социального статуса лица, б) аттитюдов и в) самоотношения в целостной структуре личности. Внутри каждой из подструктур выделяются еще более конкретные их проявления. Динамическая же сторона системы "личность - социальная среда" поступательно конкретизируется путем выделения отдельных динамических тенденций личности с учётом: а) модальности активности (какова активность - адаптивная или преобразовательная), б) источника активности (что движет активностью - потребности, исходящие из тенденции "Быть" или стремления "Иметь" и в) способа активности (как проходит активность - энтропийно, хаотично, дезорганизованно или негэнтропийно, организованно).
 Превращение абстрактной возможности в конкретную в нашем концептуальном аппарате осуществляется сначала путем выделения осей с противоположными полюсами. Это хорошо видно на примере анализа динамических тенденций личности с выделением осей Я - другие, адаптация - преобразование, быть - иметь (владеть), энтропия - негэнтропия и т. д. Далее, на втором этапе перехода от абстрактной возможности к конкретному путем взаимовращения этих осей выделяются отдельные, сравнительно конкретные виды динамических тенденций. Таковы, например, адаптация к среде, самоадаптация, преобразование среды, самопреобразование. На третьем же этапе такого перехода осуществляется выделение элементарными способами комбинаторики еще более конкретных видов - отдельных комбинаторных вариантов взаимодействия личности с социальной средой. Одним из таких вариантов является, например, стремление личности приспособиться к самому себе путем и посредством осуществления последовательных актов адаптации к своему социальному окружению.
 Дальнейший ход наших рассуждений служит выяснению природы взаимосвязи структурных и динамических сторон личности и вводится понятие диспозиционального ядра личности, понимаемого как взаимосвязь, с одной стороны, структурных единиц: а) социального статуса, б) аттитюдов, в) самоотношения, и, с другой стороны, динамических тенденций, характеризуемых параметрами: а) модальности (адаптация - преобразование), б) источника (быть - иметь) и в) способа (энтропия - негэнтропия) активности. Диспозициональное ядро как относительно устойчивая система постоянно находится в процессе своего становления. Оно структурируется и дифференцируется в процессе взаимодействия личности со средой и в этом плане проходит ряд этапов, отраженных в жизненных циклах или стадиях. Временной "горизонт" этого становления презентируется сознанию в виде образов актуального, ретроспективного и проспективного "Я". Отдельные диспозиции личности как виртуальные состояния конкретизируются и актуализируются в реальном поведении посредством механизма установки.
 Разработанная нами теоретическая конструкция детализированно излагается посредством формулировки ряда отдельных, но одновременно взаимосвязанных положений, выступающих в качестве своеобразных ориентиров в ходе развития основных линий размышления. Содержание каждого положения подкрепляется, с одной стороны, конкретными теоретико-эмпирическими материалами психологической, философе-, кой и социологической литературы, а, с другой стороны, некоторыми собственными экспериментальными работами и данными из практики психоконсультационной и психокоррекционной работы.
 1. ЛИЧНОСТЬ В СИСТЕМЕ ОТНОШЕНИЙ
 Положение I. Сущность личности заключается не в её субстанциональной "данности", а в модусе социальных отношений.
 Как известно, это положение является основополагающим в марксистском понимании личности человека. Одновременно оно представляется как наиболее общее и абстрактное положение, как исходный пункт, с которого следует начать поступательное восхождение к конкретным проявлениям конкретной личности, её деятельности Для начала, однако, следовало бы раскрыть содержание данной абстракции.
 Исходя из марксова учения о сущности человека, следует подчеркнуть, что личность и её индивидуальность не выводятся из мнимой монадичности индивидуальной жизни, понимаемой таким образом, что "моя личность" является продуктом какого-то изолированного от жизни других людей, человеческого сообщества и коллектива "чистого Я" - презентированного в cogito, в актах самосознания. Поскольку "сознание (das Beuste sein), никогда не может быть чем-либо иным, как осознанным бытием (das Beust sein), а бытие людей есть процесс их жизни" [3, с. 25], то и личность не дана в первичном акте самосознания как "чистое Я", как особая субстанция, искусственно вырванная из совокупности диалектических отношений между индивидом и обществом. Личность формируется в диалектическом процессе межчеловеческих отношений. Только благодаря сложным процессам совместной деятельности и взаимного общения личность становится для себя самой самосознанием.
 В противовес такому пониманию личность в разных персонологических учениях представлена в качестве особой субстанции, характеризующейся изначальной целостностью и направленностью. Типичным примером субстанционального понимания личности является католический персонализм, признающий постоянство человеческого индивида и приписывающий ему субстанциональное существование, а также персонологическая концепция В. Штерна, представляющая универсум в качестве иерархической организации "персон", характеризующихся "психофизической нейтральностью" и качествами активности, целостности, индивидуальности и целенаправленности [6]. На уровне человека "персона" обретает качества личности, диспозициональным ядром которой является направленность на ценности. Персона представлена как отдельная монада, которая развивается по принципу возрастающей дифференциации. Однако источник её развития находится в ней самой в виде изначальной тенденции к саморазвитию. Той же субстанциональностью "страдают" некоторые теории т. н. гуманистической психологии (например, теория личности А. Маслоу), выдвигающие тезис о самореализации и самоактуализации имманентно наличествующих человеческих возможностей [98]. Порочность субстанционального понимания личности подчёркивается самими идеалистически мыслящими философами. Так, неокантианец Э. Кассирер, определяющий сущность человека (и личности) через создаваемые и потребляемые им символы (человек - это animal simbolicum), пишет: "Если существует какая-либо дефиниция понятия "человек" (подразумевается, что такая дефиниция возможна), то она может быть лишь функциональной, но не субстанциональной, т. е. человека мы не можем определить ни по тому имманентному принципу, посредством которого была бы установлена его метафизическая сущность, ни посредством какой-либо врожденной способности... Основное свойство человека заключается... не в его метафизической или физической природе, а в его деятельности. Это его дела, т. е. система человеческой деятельности, которая образует сферу человеческого бытия. Язык, миф, религия, искусство, наука и история - отдельные участки этой сферы... Их объединяет единая связь, которая является не "vinculum substantialle" в схоластическом смысле, а "vinculum functionalle" (26, с. 117). В этих суждениях, отрицающих субстанциональный подход, деятельностная функция человека рассмотрена в абстракции от тех общественных отношений, в которые человек вовлечён в силу его истинной социальной сущности, а основное его свойство осмыслено в рамках допущения особой ипостаси - духовно-целостной организации, создающей символические формы человеческого существования (язык, миф, религия, искусство, история и наука - особые разновидности этих символических форм).
 Марксистское понимание личности опирается на фундаментальное положение, согласно которому сущность личности заключается "в совокупности всех общественных отношений". Социальная обусловленность личности заключается именно в том, что модус ее существования - это модус связи, соотносимости с социумом в широком смысле. Именно в этом плане примечателен тезис К. Маркса о том, что в отличие от животного, которое тождественно своей жизнедеятельности, человек постоянно находится в определенных отношениях с внешним миром. "Там, где существует какое-нибудь отношение, оно существует для меня; животное не "относится" ни к чему и вообще не относится; для животного его отношение к другим не существует как отношение. Сознание, следовательно, с самого начала есть общественный продукт и остается им, пока вообще существуют люди" [3, с. 29]. Как видно из последней фразы приведенной цитаты, понятие отношения связывается с сознанием как с общественным продуктом, но если сформулированную в ней мысль рассмотреть в общем контексте марксова учения о человеке, то тут понятие отношения предстанет не как находящееся в непосредственной связи с сознанием, а как модус бытия личности - носителя сознания*. Постоянно прорывая границы своего "атомарного" бытия, личность конструирует себя, воспроизводит в своем бытии и жизнедеятельности модус общественного общежития, преобразует свое окружение, которое является "очеловеченным" по своей природе. Итак, исходя из сказанного, сущность личности следует видеть в модусе её отношений и задача заключается в том, чтобы аналитически осмыслить его основные содержательные стороны. Необходимым этапом в решении этой задачи представляется краткое изложение того, как этот вопрос понимается в фундаментальных работах С. Л. Рубинштейна [42; 44], В. Н. Мясищева [35], А. Н. Леонтьева [31], Э. В. Ильенкова [23], А. Е. Шерозия [67].
 * В этом контексте нельзя не сослаться на идеи Д. H. Узнадзе, ибо положение о том, что отдельные сознательные акты и сознание в целом представляют "органы" целостной личности, что не сознание вступает в отношение с действительностью, а субъект - как носитель сознания, - наиболее последовательно развито и разработано в теории установки основателя грузинской психологической школы.
 С. Л. Рубинштейн рассматривал "отношенческую" природу личности в свете социальной обусловленности ее природы. Это выражается в том, что личность человека выступает как единица в системе общественных отношений, как реальный носитель этих отношений. Вместе с тем, человек есть личность в силу того, что он сознательно определяет свое отношение к окружающему... Человек есть в максимальной мере личность, когда в нем минимум нейтральности, безразличия, равнодушия, максимум "партийности" по отношению ко всему общественно значимому. Поэтому для человека как личности такое фундаментальное значение имеет сознание не только как знание, но и как отношение [42]. Из этого высказывания видно, что можно выделить два аспекта отношений, которые рассматриваются С. Л. Рубинштейном в связи с определением сущности личности: первое это то, что личность является единицей и реальным носителем общественных отношений, а второе это то, что личность не только сознательно отражает мир, но и определенным образом к нему относится. Следует отметить, что первый аспект мало разработан как в трудах С. Л. Рубинштейна, так и в психологических теориях А. Н. Леонтьева и В. Н. Мясищева, в работах Э. В. Ильенкова, и А. Е. Шерозия, если исключить их отдельные и фрагментарные высказывания о социальных ролях личности, о принадлежности индивида к какой либо профессиональной группе и т. д. На самом же деле здесь говорится о весьма важном аспекте, а именно, о положении, занимаемом индивидом в "ансамбле" (К. Маркс) социальных отношений. В социологии и социальной психологии оно обозначается как социальный статус лица и представлено множеством своих проявлений (например, социометрический статус - занимаемое индивидом место в сети эмоционально-межличностных отношений, или социо-экономический статус - занимаемое индивидом положение в системе социально-экономических отношений и т. д.). Ниже мы отдельно будем говорить о социальном статусе как одной из подструктур целостной структуры личности, а на этот раз коснемся вышеупомянутого второго аспекта понятия отношения. Он, как мы уже отмечали, отражает момент "пристрастности" занимаемой позиции личности относительно тех или иных сторон действительности. Фактически именно этот момент отношения рассматривается в качестве фундаментального (по выражению А. П. Шерозия) как в трудах С. Л. Рубинштейна и в теории отношений В. Н. Мясищева, так и в работах А. Н. Леонтьева, Э. В Ильенкова, А. Е. Шерозия. Однако в данном случае мы с уверенностью можем сказать, что в теоретических представлениях этих исследователей отношение выступает в качестве того психологического феномена, которое наиболее полно отражается в понятии социальной установки, аттитюда. Вопрос о том, каковы отношения личности к тем или иным сторонам действительности, фактически означает, каковы установки личности к тем же сторонам реальности. Поэтому когда, например С. Л. Рубинштейн и В. Н. Мясищев и их последователи говорят об отношении человека к действительности как об основополагающем моменте психологических особенностей личности, то под ним следует иметь в виду социальную установку с ее когнитивным (знание), оценочно-эмоциональным и конативным (поведение) структурным строением.
 Выше, в приведенной цитате из работы С. Л. Рубинштейна было сказано, что не только и не столько знание действительности образует личность, а отношение личности к действительности является таким конституирующим фактором. Эта мысль, выраженная словами "не только знание, но и отношение", довольно стереотипно повторяется в самых разных работах. Как общая фраза она правильна, но при строгом концептуальном рассмотрении она же оказывается не совсем верной. Попытаемся обосновать нашу критическую позицию. Сам С. Л. Рубинштейн вопрос о связи знания с отношением рассматривал в контексте определения сущности сознания; а именно, он считал, что сознание человека является единством знания и переживания, понимая последнее как отношение субъекта к осознаваемому объекту. Схематически эта мысль выражалась следующим образом:
 
 Однако из учения Д. Н. Узнадзе, да и из работ самого С. Л. Рубинштейна, мы хорошо знаем, что сознание нельзя мыслить без его реального носителя - субъекта деятельности, вовлеченного в разнообразные отношения с миром. Из сложной палитры отношений личности к реальности можно выделить познавательное, эмоциональное и действенное (поведенческое) отношения, образующие, компоненты целостной структуры установки личности и имеющие свое отражение в актах сознания, которые сами по себе являются отдельными "органами" личности. Поэтому взамен вышеприведенной схемы можно предложить на наш взгляд более адекватную (схема 2).
 
 Теперь нам остается рассмотреть вопрос о том, какие виды отношений по объекту отнесенности возможно выделить, именно, по объекту, что выражается как "отношение к...". Выше мы говорили о том, что важным детерминантом личности является ее место в системе социальных отношений (социальный статус), что можно было бы выразить как "включенность в отношения". О соотношении в целостной структуре личности моментов "включенности и отношения" и "отношения к..." мы будем говорить ниже при обсуждении "Положения I". Теперь же укажем, что в плане выделения разновидностей "отношения к..." С. Л. Рубинштейн, В. Н. Мясищев, и Э. В. Ильенков перечисляют: а) отношения к вещам, б) отношения к другим людям и в) отношения к себе. А. Е. Шерозия предлагает более "персонифицированное" деление, согласно которому в качестве фундаментальных отношений выступают: (1) отношение к Себе, (2) отношение к Другому и (3) отношение к Супер-личности. Думается, что выделенную А. Е. Шерозия третью разновидность - отношение к Супер-личности можно отнести ко второму виду отношений как его подвид. А. Н. Леонтьев, имея в виду выделение уровней индивида и личности, говорит о жизненных отношениях на уровне индивида и об общественных отношениях на уровне личности, но такое деление слишком абстрактно. На основе этого краткого обзора можно считать, что предложенное С. Л. Рубинштейном, В. Н. Мясищевым и Э. В. Ильенковым деление, на которое мы далее будем опираться, богаче, чем деления, предложенные А. Е. Шерозия и А. Н. Леонтьевым.
 Итак, человек, с одной стороны, может быть включен в производственно-экономические, профессиональные, семейные, формально-межличностные и неформально-межличностные и т. д. отношения и иметь в системе этих отношений определенный статус. С другой стороны, человек может иметь познавательные, эмоционально-оценочные, действенные отношения к вещам, другим людям и самому себе. Последующие рассуждения должны способствовать конкретизации этих положений. В данном случае же удовлетворимся тем, что на основе сказанного скорректируем и более развернуто сформулируем исходное положение, которое соответственно звучит следующим образом:
 Положение I. Сущность личности заключается не в ее субстанциональной данности, а в модусе отношений, определяющимся, с одной стороны, тем, какое место занимает индивид в системе социальных отношений, и, с другой стороны, тем, каковы его отношения к внешнему миру и к себе.
 Из этого положения непосредственно выводится последующее.
 2. СИСТЕМА "ЛИЧНОСТЬ - СОЦИУМ"
 Положение II. Поскольку модус отношений является конституирующим фактором личности, то оба полюса этих отношений - личность и социальную среду - следует рассматривать в их единстве, что позволяет считать более адекватным говорить о системе "личность - социальный мир", нежели оперировать выражением "личность и социальная среда".
 В рамках этого положения можно еще раз затронуть вопрос об единстве внутреннего и внешнего в жизненном мире личности, еще раз вспомнить о том, что Д.Н.Узнадзе выводил особенности субъекта сознания и деятельности из особой, по его выражению, сферы реальности-установки, которая мыслилась как единство внутренних (потребности) и внешних (ситуация) факторов. А. Ангьял развивал сходную с общепсихологической концепцией Д. Н. Узнадзе мысль. Так же, как и Д. Н. Узнадзе он оперировал понятиями "биосфера" и "установка". Основополагающее положение холистической концепции А. Ангьял, как уже отмечалось при обсуждении I оппозиции, заключалось в том, что индивид и среда образуют органическое целое, а выражением такой целостности является особая сфера жизни - биосфера. Между индивидом и средой, продолжает автор, не существует чёткой демаркационной линии. "Точка, где кончалось бы первое и начиналось второе, является воображаемым и условным, ибо индивид и среда являются отдельными аспектами одной и той же реальности. Поэтому, заключает А. Ангьял, существует целостность "индивид-среда", а не индивид и среда" [73].
 Можно сказать, что если мы будем оперировать выражением "личность и среда", то конъюнкция в данном случае может означать дуалистичность понимания связи личности с миром: на одном полюсе находится личность, на другом же - социальная среда, а взаимоотношение и взаимодействие между ними может пониматься как взаимосвязь "замкнутых" в себе "сущностей". Об органической взаимосвязи индивида и среды, о неразрывной связи личности с социальной средой говорит другой крупный представитель зарубежной психологии (и социальной психиатрии) Г. С. Салливен [106]. Опираясь на взятый из биологии принцип совместного (communal) существования, Г. С. Салливен пишет, что организм полностью зависит от взаимообмена со средой и другими организмами.
 Автор считает, что живое существо находится в константных отношениях обмена веществ с "физико-химической вселенной и вымирает в случае его прекращения. Человеческий уровень жизни тем и специфичен, что требует взаимообмена с той средой, которая включает в себя культуру. Когда Г. С. Салливен говорит о том, что человек тем и отличается от других живых существ, что находится в отношении взаимообмена с миром культуры, то этим он подчеркивает мысль о том, что человеку необходимы интерперсональные отношения, т. е. межличностный обмен, ибо сама культура является абстракцией межчеловеческих отношений. Исходя из этого, автор дает социально-психологическое определение личности: личность это "относительно устойчивый образец повторяющихся межличностных ситуаций, которые характеризуют человеческую жизнь-Слово "образец" (pattern) означает, что оно охватывает все повторяющиеся межличностные отношения, различия между которыми незначительны. В межличностных отношениях значительные изменения происходят тогда, когда личность изменяется" [106, с. 150].
 В рассматриваемой нами системе "личность - социальный мир" в качестве коррелята личности выступает именно социальная среда, а не физическая или биологическая среда. Это вполне понятно, если учесть, что при построении иерархических уровней человеческой активности личность всегда соотносится с социальной средой. Так, Ш. А. Надирашвили выделяет три уровня активности человека - индивидный, субъективный и личностный [36]. Индивидному уровню активности соответствуют те аспекты среды, которые релевантны биологическим потребностям человека (понятие "индивид" в этой концепции отождествляется с понятием "организм" или "биологическая особь") и его психофизическим операциональным возможностям. Активность на уровне субъект включает в себя проблемную ситуацию, т. е. те характеристики среды, которые способствуют приостановке актов импульсивного поведения и актуализации специфического акта объективации. Активность же на уровне личности нацелена на социальные нормы, ожидания, интерперсональные отношения и, таким образом, личностному уровню активности свойственно взаимодействие с социумом. Несколько отличную классификацию уровней предлагают И. С. Кон [28] и В. В. Столин [48]. Эти авторы выделяют уровни (а) организма (по Столину) и особи (по И. С. Кону), (б) социального индивида и (в) личности. Указанные уровни этими авторами выделены в контексте изучения сферы самосознания. Можно было бы дать обзор и других попыток построения иерархических уровней активности человека, но в контексте рассматриваемого вопроса в этом нет нужды, так во всех этих работах, несмотря на их несходство и, порой, принципиальные расхождения, инвариантным моментом выступает коррелятивность социальной среды с личностным уровнем активности.
 Итак, понятие системы "личность - социум", является той абстракцией, с которой следует начать выявление конкретных форм жизнедеятельности личности. Путь такого восхождения к конкретному лежит через выделение отдельных структурных единиц и динамических тенденций личности.
 3. СТРУКТУРНАЯ И ДИНАМИЧЕСКАЯ СТОРОНЫ СИСТЕМЫ "ЛИЧНОСТЬ - СОЦИУМ"
 Положение III. Система "личность - социальный мир" имеет свое структурное строение и динамические тенденции, а единство структурных и динамических сторон этой целостной системы образует диспозициональное ядро личности.
 Структурное строение системы "личность - социум" выводится из той характеристики человеческих отношений, которая была дана при определении I положения. Имеется в виду вышеупомянутое деление на два класса: 1) "включенность в систему отношений" и 2) "отношения к...". Первое означает занимаемое место в сети социальных отношений, т. е. социальный статус лица, а второе - отношение самой личности к тем или иным сторонам действительности, т. е. социальные установки (аттитюды). Как уже было сказано, социальные установки в свою очередь включают в себя два подкласса: отношения к (1) себе и (2) к внешней действительности. Последнее делится на отношении к вещам и к другим людям. На основе этой классификации вырисовывается структура, которую графически можно представить в следующем виде:
 
 В этой схеме класс социальных установок ("отношения к...") делится на два подкласса по объекту направленности, которые образуют структурные единицы установок к внешнему миру и к самому себе. Однако выше, при обсуждении I положения мы говорили о внутреннем, трехкомпонентном структурном строении отдельных установок личности. Этими компонентами являются познавательный (когнитивный) эмоциональный (аффективный) и действенный (конативный). Чтобы не вызвать путаницы, тут же следует подчеркнуть, что в плане социальных установок структурные единицы системы "личность - социальный мир" нами выделяются именно по объекту направленности, ибо выражение "отношение к..." фиксирует момент направленности на определенный объект, а не внутреннюю структуру отдельной установки. Однако, здесь все же уместно вкратце остановиться на вопросе о внутренней структуре установки, о взаимоотношении ее когнитивного, аффективного и конативного компонентов, поскольку это позволит сделать логический переход к вопросу о динамических тенденциях личности.
 Известно, насколько остра в социальной психологии проблема взаимосвязи между аттитюдом и реальным поведением [14; 79]. Мы не преследуем здесь цели дать детальный обзор литературы, существующей по этому вопросу и тем более далеки от притязания сказать окончательное слово по поводу его, решения. Нам хотелось бы лишь констатировать то обстоятельство, что в большинстве исследований по проблеме формирования и смены установок, хотя и признается их действенная природа, установка реально изучается как когнитивно-аффективное психологическое образование. Отсюда следует вывод, что исследуется взаимосвязь между блоками когнитивно-аффективного и действенного отношений.
 Можно сказать, что когнитивно-аффективный блок образует оценочное отношение. Психический акт оценки тех или иных предметов или событий не является ни чисто рациональным процессом беспристрастного взвешивания их "хороших" и "плохих" сторон, ни оторванным от интеллектуальной активности эмоциональным состоянием.
 Оценочное отношение является своеобразным "сплавом" гностического и эмоционального аспектов активности субъекта. Это обстоятельство отразилось в конкретных эмпирических исследованиях, в которых аттитюды преимущественно были представлены в качестве оценочных суждений. Некоторые авторы [79; 99; 100] в определенной степени даже сужали понятие аттитюда, провозглашая оценку его сердцевиной.
 Сказанное позволяет выделить два основных блока во внутренней структуре установки ("отношения к..."), один из которых (оценочное отношение) в свою очередь делится на две компонентные единицы. При этом каждый из компонентов (познавательный, эмоциональный и действенный) может быть, направлен как на "Я", так и на внешний мир. Сказанное графически иллюстрируется следующим образом:
 
 Далее считаем необходимым уточнить, что мы понимаем под структурой системы "личность - социум". Структурными единицами личности в нашей концептуальной схеме выступают (а) социальный статус, (б) самоотношение и (в) установка к внешнему миру. Новое уточнение касается самоотношения и установки к внешнему миру. Эти две структурные единицы выделены с учетом их когнитивной и эмоционально-оценочной сторон. Что же касается действенной стороны этих установок, то она в нашей концептуальной модели выступает как выражение динамических тенденций личности.
 Динамические тенденции дают представление о том, как и почему (зачем) взаимодействует личность с социумом. Относительно активности субъекта в рамках системы взаимодействия "личность - социальная среда" мы вправе поставить три вопроса: что? как? почему (зачем)? Вопросы что и как ставятся для того, чтобы составить представление об образе активности (взаимодействия), а вопрос почему (зачем) служит выявлению движущих сил активности, ее причинного или целевого источника. Вопрос что указывает на модельность активности, а вопрос как выявляет способ взаимодействия субъекта с окружением. Если представить только что сказанное графически, то получим такую схему (см. схема 5).
 
 Мы представили в общем плане структурные единицы и динамические системы тенденции "личность - социальная среда". Теперь же в рамках III положения остается подчеркнуть, что структурные и динамические стороны системы образуют диспозициональное ядро личности, которая является точкой их "фокусировки", их органическим единством. О диспозициях личности нам предстоит еще рассуждать после прохождения длинного пути конкретизации отдельных проявлений структурных и динамических строя системы "личность-социум". На данном же этапе сказанное о диспозициональном ядре личности зафиксируем в виде следующего графического изображения.
 
 Дальнейшую конкретизацию можно начать с анализа структурной стороны. Приступим к конкретному рассмотрению единицы социального статуса лица.
 Глава III
 СТРУКТУРНЫЕ СТОРОНЫ
 СИСТЕМЫ "ЛИЧНОСТЬ - СОЦИАЛЬНЫЙ МИР"
 1. СОЦИАЛЬНЫЙ СТАТУС ЛИЦА
 Положение IV. Первая структурная единица, с которой следует начать анализ понятия личности, это социальный статус лица, т. е. "место" или положение, которое лицо занимает или стремится занять в системе социальных отношений. В плане взаимодействия личности со средой социальный статус функционально определяется как социальная роль.
 Мы начали свой анализ с социального статуса лица. По этому поводу нельзя не вспомнить слова Б. Г. Ананьева: "Исходным моментом структурно-динамических свойств личности является ее статус в обществе... равно как статус общности, в которой складывается и формировалась личность" [8, с. 210]. Социальный статус лица - это "место", которое личность занимает в сложной сети социальных отношений. Некоторые авторы для обозначения такого "места" применяют термин социальная позиция, но как нам кажется, более подходящим является понятие "социальный статус лица", так как позиция представляется более интегральным свойством: она выражает направленность личности. В рамках сформулированного здесь положения нам предстоит определить понятия "социальный статус", "лицо" и "социальная роль".
 Начнем с определения понятия "социальный статус". Термин "статус" образуется от латинского глагола statuer, означающего "расположить", "установить". Латинское слово statutum означало "установленные правила поведения", "устав и регламентацию". Понятие социального статуса в современной социологической и социально-психологической литературе включает оба указанных момента: (а) занимаемое положение и (б) права и обязанности, предъявляемые субъекту.
 Наиболее детально понятие социального статуса впервые было разработано Р. Линтоном в связи с изучением сущности личности. Как отмечают Дж. Тернер [49, с. 228] или A. M. Рошеблав-Спенле [103, с. 52-53, 113], этот автор оказал большое влияние на последующую разработку вопросов связи между социальной ролью, статусом и личностью. Статус для Линтона представляет статический, а роль - динамический аспект личности: "Статус, в отличие от обладающей им личности, представляет собой просто-напросто совокупность прав и обязанностей... Роль представляет собой динамический аспект статуса. Личность специально наделяется статусом и обладает им по отношению к другим статусам. Осуществляя права и выполняя обязанности, составляющие ее статус, личность играет определенную роль" [цит. по Дж. Тернеру; 49, с. 228]. Как видно из этого определения, статус определяется как совокупность прав и обязанностей. В своих работах Линтон не забывал и о другом аспекте статуса - о социальной "позиции", о социальном "местонахождении". Но одним из главных моментов этого определения является то, что "личность специально наделяется статусом", а это означает "заданность" статуса (хотя такая идея о жесткой заданности в работах Линтона смягчается моментом играемости соответствующей роли, но она все же является ведущей в его концепции). Такая заданность определяет содержание соответствующей роли, которая является динамической стороной социального статуса. В последующих рассуждениях мы укажем, что статус не только "задается" лицу социальным окружением, но в определенной степени он "создается", овладевается и достигается самой личностью. О конкретных механизмах такого "создания" и овладения у нас речь пойдет чуть ниже, а пока вновь сосредоточим внимание на линтоновском понимании вопроса.
 Статус по Линтону образует, структурную сторону культурно-поведенческого образца, а в содержательном плане он включает в себя взаимные права и обязанности, которыми обладают индивиды, занимающие определенные статусы (например, взаимные права и обязанности отца и сына). Г. Гурвич считает подобное определение статуса несколько ограниченным, ибо в таком случае "человек, который занимает статус представлен, как юридическое лицо" [87, с. 85]. Однако нельзя не отметить, что индивидуальные права и обязанности лица составляют весьма важные его признаки. Они пронизывают все аспекты человеческой жизнедеятельности в социальном мире, начиная от простых форм общения и кончая сложнейшими формами морально-нравственных поступков. Поэтому навряд ли является правильным мнение о том, что зафиксированный в определении социального статуса момент прав и обязанностей позволяет иметь в виду лишь те характеристики, которые свойственны лицу как субъекту юридических отношений. Юридические права и обязанности могут входить в более общий класс характеристик, свойственных лицу как социальному индивиду. Поэтому когда мы говорим о социальном статусе лица, то имеем в виду не его юридический аспект, а более широкое образование, которое условно можно назвать социальным лицом. Юридические права и обязанности при этом составляют лишь один из частных аспектов социального лица.
 Социальный статус лица соотносится с личной определенностью. Чувство личной определенности, обусловленное статусной принадлежностью, в процессе социального взаимодействия формируется самим социумом, ибо без личной определенности отдельных индивидов система социальных отношений не может себя поддерживать [68]. Т. Шибутани справедливо пишет, что "многое в поведении человека в некотором смысле направлено на то, чтобы сохранить или повысить свой социальный статус" [68, с. 222]. Итак, в каждом человеке можно ответить две разные тенденции - а) сохранения и б) изменения статуса. Если говорить более обобщенно, можно назвать два противоположных полюса - (1) "заданность" и - (2) "создаваемость" (достижимость) статуса.
 Неоспоримо, что человеку до его формирования в качестве личности (и даже до его рождения), в определенном смысле заранее отведено некоторое "место" в системе социальных отношений. Например, от рождения известна его национальная, семейная, половая и т. п. принадлежность. Также заранее человеку задается программа той культурной и ценностной среды, воспроизводство которой является одной из задач его дальнейшей жизнедеятельности. Безусловно, такая "заданность" социального статуса лица влияет на ход формирования личности, но процесс самодвижения личности в системе социальных отношений этим не исчерпывается. Являясь относительно "пассивным" компонентом личности, социальный статус лица меняется в ходе движения по "траектории жизнедеятельности" (термин Л. Сева), и активно преобразуется, можно даже сказать "производится", на разных этапах жизненного пути личности.
 Как же происходит такое преобразование и на основе чего преодолевается ограничивающая функция вышеуказанной "заданности"? Этому вопросу уделено большое внимание в экзистенциалистических философских концепциях, согласно которым "человек брошен в чуждом для него мире" (М. Хайдеггер), превращается в безликое существо "das Man", выполняя заранее заданные предписания, функционируя в мире установлений и завершенных форм бытия, поглощаясь миром банальностей [89]. Однако, как отмечает Ж. П. Сартр [105], заданность социального "места" не представляется до конца фатальным, ибо "мое" "место" определяется моим отношением к нему. При более конкретном рассмотрении оказывается, что человек "соучаствует" с социальной средой в том, какое место будет он занимать в системе социальных отношений. Более того, не только личность проявляет определенную активность в плане овладения тем или иным социальным статусом, но во многих обществах сама социальная среда в определенной степени способствует индивидуальному движению в социальном мире, давая возможность индивиду (а в некоторых случаях даже требуя от него) самому определять свое место и овладеть им.
 Итак, "заданность" социального статуса преодолевается на личностном уровне бытия. Можно сказать, что это происходит еще на ранних этапах онтогенетического развития. Для иллюстрации можно сослаться на механизм идентификации, который с раннего детства выполняет важную функцию в развитии человеческой личности. Правда, в этом контексте нам необходимо ограничиться выделением лишь нескольких аспектов этой широкой темы и рассмотреть механизм идентификации под углом зрения сказанного о "заданности" и "создаваемости" социального статуса.
 Обратим внимание на роли идентификации в процессах половой дифференциации. Как показано в многочисленных исследованиях, анатомический или т. н. паспортный пол непрямолинейно определяет формирование соответствующего полу индивида репертуара психосексуального ролевого поведения. Важным фактором в этом процессе является адекватная половая аутоидентификация. Ребенок с раннего возраста начинает соотносить себя с мужским или женским полом. Однако этот процесс соотнесения не является простой констатацией принадлежности: ребенок путем идентификации себя с представителями мужского или женского пола усваивает тот репертуар маскулинного или феминного ролевого поведения, образцы которого существуют в ближайшем окружении. Психологический смысл такого уподобления заключается в стремлении подрастающего индивида внутренне овладеть желаемым статусом мальчика и будущего мужчины или девочки и будущей женщины. Статус, например, мальчика с соответствующими ролевыми предписаниями хоть и задается индивиду, однако этого недостаточно: лицо мужского пола должно проделать внутреннюю психологическую работу по овладению этого статуса и "вхождению" в соответствующую роль путем отождествления себя с отцом, со старшим братом или другим представителем мужского пола. Поведение может служить внешним выражением внутреннего стремления к половой аутоидентификации. Это хорошо видно из нашего наблюдения над трехлетней девочкой Н., которая упорно сопротивлялась тому, чтобы мать надела ей брюки. При этом аргументация матери сводилась к указанию на то, что во дворе холодно, а девочка свое сопротивление мотивировала словами: "я же девочка, брюки одевают мальчики". В своем поведении Н. стремилась не только к тому, чтобы укрепить представление о собственной половой принадлежности, но и к тому, чтобы к ней относились как к девочке. В этом примере налицо не только процесс адаптации к той роли, которая статусно определяется, но и стремление приноровить поведение других относительно себя в соответствии с тем, как индивид определяет себя в плане половой принадлежности. Этот механизм статусного самоопределения, когда индивид не только приспосабливается к другим в плане своего ролевого поведения, но и приспосабливает других к себе и к своей социальной роли, выполняет важную регулятивную функцию на всех этапах жизненного пути личности в плане ее взаимодействия с социальным миром.
 Воображаемое овладение иным статусным состоянием и преодоление статусной "заданности" в процессе идентификации в детском возрасте может иметь две функции: защитную и развивающую. Примером защитной функции идентификации может служить т. я. "идентификация с агрессором" [81]. Ребенок, стремясь преодолеть неприятные моменты, связанные с заданной ролью объекта агрессии, компенсирует такую заданность путем отождествления себя с тем, кто выступает в роли и статусном обличий агрессора (отец, старший брат, учительница и т. д.). Такое статусное "перевоплощение" может служить целям редукции страха и тревоги.
 Примером развивающей функции идентификации в плане преодоления статусной заданности и воображаемым овладением роли взрослого могут служить многочисленные т. н. "иллюзорные игры", например, "мой дом" или "дочки-матери". В процессе этих игр внутренне усваивается ряд социально-ролевых функций (функции взрослого, родителя и др.) и поэтому подобные игры действительно служат, как говорил Гросс [53], "подготовительной школой жизни". Д. Н. Узнадзе относил игровую деятельность ребенка к интрогенным формам поведения и считал, что детские игры, в том числе "иллюзорные", движимы т. н. функциональной тенденцией.
 Мотивационным источником "иллюзорных" игр выступает по Д. Н. Узнадзе стремление привести в действие находящуюся в процессе развития функцию воображения. Функционирование воображения для индивида в таких случаях является самоцелью, а источником такой активности выступает самоактивность. Учитывая правильность этого положения, мы хотели бы добавить следующее: в процессе "иллюзорных" игр развивается не только функция воображения, но и социально-ролевые функции. Более того, "иллюзорные" игры обусловлены не только внутренней функциональной тенденцией, лежащей в основе развития фантазии, но и тенденцией функционировать в режиме иных статусных (статуса родителя, взрослого и т. д.) состояний, реальным носителем которых субъект будет через несколько лет. Из сказанного можно заключить, что задолго до того, как человек реально в своей жизнедеятельности будет строить свое ролевое поведение на основе оформившегося и наличного социального или межличностного статуса (например, статуса родителя), он, опережая события в процессе идентификации с другими (например, с родителем) или игровой деятельности, заранее психологически овладевает данным статусным состоянием. Заданность реально-жизненной статусной позиции ребенка преодолевается психологически-воображаемой "создаваемостью" статуса взрослого.
 Подытоживая сказанное, можно подчеркнуть, что не существует чистой заданности статусно-ролевых прав, обязанностей и экспектации так же, как немыслима чистая "создаваемость" своего статусного состояния; скорее всего их можно представить в качестве аналитических полюсов, которые служат своеобразными абстрактами. Эти абстракты составляют те исходные пункты, отталкиваясь от которых можно "высчитать" конкретно-возможные варианты отдельных статусных состояний. Об этом мы скажем подробнее несколько ниже, а теперь вкратце дадим определение рабочих понятий "роль" и "лицо".
 Социальная роль, как отмечалось выше, выступает в качестве динамического аспекта статуса. Для марксистской социологии и социальной психологии в понимании социальной роли (соответственно и социального статуса лица) важнейшим моментом является акцент на ее надындивидуальную природу, ибо как писал К. Маркс, "...определенные общественные роли вытекают отнюдь не из человеческой индивидуальности вообще" [4, с. 78], а берут свое начало в структуре общественных отношений. Именно из этого последнего положения вытекает необходимость введения понятия "лицо", которое следовало бы, по нашему мнению мыслить как носителя определенных социально-статусных характеристик и общественных функций (ролей). В обыденной жизни понятия "лицо" и "личность" чаще употребляются как синонимы. Далеко не всегда эти понятия в их дифференцированных значениях представлены даже в научных текстах. Однако нужда в дифференцированном их употреблении явно ощущается. Более того, понятие "лицо" в социологии, общей и социальной психологии фактически не применяется в качестве рабочего понятия: понятие личности в этих отраслях "ассимилирует" те стороны человеческой деятельности, которые могут быть успешно соотнесены с понятием "лицо".
 Термин "лицо" имеет множество значений. Он может означать социальное положение индивида (напр.; должностное лицо, доверенное лицо и т. п.), социальный облик человека (напр., гражданский облик человека), юридическую единицу (юридическое лицо), грамматическую форму (первое, второе и третье лицо). Однако в связи с философским, социологическим и психологическим изучением сущности человеком понятие "лицо" (лат. Persona, франц. Personne, англ. Person) приобретает особую смысловую нагрузку в связи с соотнесением с понятием "личность" (лат. Personalitas, франц. Personalite, англ. Personality, нем. Personlichkeit). Анализ истории применения термина "лицо" представляется здесь излишним, так как этот вопрос неоднократно освещался в советской науке с привлечением богатого историко-философского и лингвистического материала.
 Лицо в широком смысле часто определяют в качестве "...человеческого индивида как субъекта отношений к сознательной деятельности" [27, с. 578], а также подчеркивается, что оно означает целостного человека. В нашем рабочем определении мы хотим подчеркнуть, что лицо представляет собой ту сторону личности, в которой отражены ее относительно устойчивые, а также преходящие статусно-ролевые признаки. Лицо одновременно является носителем как тех социально-статусных качеств и общественных функций, которые присущи индивиду в течение всей жизни или, по крайней мере, на определенном долгом временном этапе жизненного пути, так и тех ситуационно-преходящих ролевых характеристик, которые по стечению определенных обстоятельств возникают в ходе жизни. Лицо - это то образование, составляющими которого выступают "Я" - образы (Т. Шибутани), и в котором отражаются ожидания и экспектации других к субъекту Лицо представлено как "зеркальное Я" (Кули) в том смысле, что человек может приобрести или потерять свое лицо лишь будучи отраженным в других как в зеркале. Однако же это зеркальное изображение не является пассивной копией объекта отражения, в нем не только зафиксировано то, как данное лицо выглядит в глазах других; скорее, более важным здесь является отражение того, каковы ожидания и предписания других относительно данного человека. Эти ожидания и предписания со своей стороны связаны с теми правами и обязанностями, которые свойственны статусному облику индивида. Итак, отдельными, но взаимосвязанными сторонами индивида как лица является то, (1) как он отражен (или стремится быть отраженным) в других, (2) каковы предписания и ожидания других относительно него и (3) какими правами и обязанностями определяется его взаимодействие с социальным окружением. Почему же здесь мы употребили выражение "индивид как лицо"? Дело в том, что лицо иногда определяется посредством признака целостности, для чего вполне подходящим термином является "индивид", этимологическое значение которого указывает на неделимость. С таким семантическим значением понятия "человеческий индивид" связан основной присущий ему признак - признак единичности. Это понятие обозначает не только принадлежность к человеческому роду, но и то, что тот, о принадлежности к человеческому роду которого говорится, является единичным и неделимым. С понятием индивида соотносится понятие индивидуальности, которое обозначает совокупность унаследованных и выработанных в процессе онтогенеза особенности, отличающих данного индивида от всех остальных. В психологическом понятии индивидуальности отражаются дифференциально-психологические признаки и особенности, а индивид - это то единичное существо, которое является средоточием этих признаков и особенностей, их номинальным носителем. Если относительно индивидуальности формулируется вопрос "каковы отличительные черты данного человека?", то относительно индивида ставится вопрос "кто является носителем этих отличительных черт?" В этом смысле выражение "индивид как лицо" может быть эквивалентным выражению "лицо как целостность". Поэтому при пользовании понятием "лица" можно абстрагироваться от момента целостности или единичности. Взамен этого следует усилить акцент на тот пункт, в котором подчёркнуты (1) принадлежность индивида к данному социальному миру и (2) его наделенность статусно-ролевыми признаками, вытекающими из данного социального контекста.
 Интересной представляется точка зрения Г. И. Цинцадзе о соотношении понятий "лицо" и "личность" [65]. Рассматривая этот вопрос в ракурсе оппозиции "осуществленное - возможность осуществления", автор считает, что "лицо есть единичный человек, который может находиться в отношении к самому себе и к миру и сделаться целостным, иметь самого себя и мир-бытие. Как таковое, лицо есть уже осуществленное существование (разрядка наша - Н. С.) человека. Соответственно, личность есть существо, находящееся в отношении с умыслом и творящее себя в этом отношении: она намеренно относится к самому себе и к своему миру и в этом отношении творит свое Я как личность в результате признания не Я как Ты. Поэтому тот мир, признанием существования которого и в диалоге с которым рождается личность, есть личностный мир" [65, с. 231-232]. Автор считает, что "личность, как осуществленный самовыбор, существует как лицо. Это достигнутый вид существования...", а "...личность никогда не есть только то, что она есть, она есть возможность, находящаяся в становлении и опережающая себя" [65, с. 230]. Как видно из этих рассуждений, лицо мыслится как осуществленное бытие, к которому можно адресовать вопрос "что есть", а личность представляется как виртуальность, в отношении которой уместен вопрос "что может быть". Мы считаем, что такое кое понимание в целом может внести некоторые дополнения в осмыслении основных признаков, свойственных лицу и личности. Эти дополнения могут быть существенными для того варианта определения понятия лица, которое было предложено нами выше.
 Лицо действительно мыслиться в качестве носителя зафиксированных статусно-ролевых признаков и в этом смысле как "осуществленное существование человека". Каков же смысл выражения "осуществленное существование" в данном контексте? Смысл этого выражения может заключаться в том, что программа статусно-ролевого поведения относится к надындивидуальной сфере. Ввиду завершенности форм своего функционирования, а также по причине того, что этими завершенными статусно-ролевыми признаками индивид либо наделяется извне, либо же стремится овладеть ими как предуготовленными образцами, модус существования лица - это "осуществленное существование". Однако в определении, предложенном Г. И. Цинцадзе, с нашей точки зрения, можно обнаружить тенденцию некоторого преувеличения момента самовыбора при определении сущности лица ("Личность как осуществленный самовыбор, существует как лицо"). Если проанализировать это понятие не под углом зрения оппозиции "осуществленное - возможность осуществления", как это делает автор, а в ракурсе оппозиции "заданность - создаваемость" социального статуса лица, то мы обнаружим следующее: в этих рассуждениях "умалчивается" о том, что функционирование лица может проходить в режиме внешней заданности статусно-ролевых характеристик; что модус "осуществленного существования" лица может заключаться во внешней заданности программы действия в тех или иных ситуациях социального взаимодействия. За счёт такого "умалчивания" преувеличивается роль личностного самосоздания в плане достижения состояния собственной осуществленности. Если эксплицировать замысел автора, то получается, что личность как виртуальность выбирает модус своего существования и в результате такого самовыбора она переходит из состояния виртуальности в состояние осуществленности, приобретая собственное лицо. Для того чтобы стать определенным лицом, нужно осуществить соответствующий личностный выбор: моя определенность как лица ("я как осуществленное", "я - какой я есмь в данный момент") является результатом того, каким я себя выбрал. Если такую модель применить в отношении лица как носителя определенного социального облика, выражающего статусно-ролевое измерение человека, то легко можно впасть в крайность: статусно-ролевые признаки лица будут мыслиться исключительно как результат самовыбора и самосозидания. Однако такая интерпретация противоречила бы реальности: статус не только создается индивидом, но и задается ему. Существуют тонкие диалектические переходы Между такой "заданностью" и "создаваемостью". Мы попытаемся раскрыть их сущность, однако прежде кратко рассмотрим еще два вопроса.
 Первый вопрос относится к выяснению того, в рамки какого рода межчеловеческих отношений "вписываются" статусно-ролевые структурные особенности лица. Обычно выделяют два вида этих отношений: (а) формальные и (б) неформальные. Соответственно, можно говорить о (а) формальных и (б) неформальных статусно-ролевых функциях.
 Выделение двух разновидностей социального статуса лица - формального и неформального - позволяет описать некоторые качественные стороны системы "личность - социальный мир". Теперь перейдем к описанию ее количественных сторон. Когда выше описывались отмеченные качественные стороны, мы фактически пытались ответить на вопрос: в рамки какого рода межчеловеческих отношений "вписываются" статусно-ролевые особенности лица? Теперь же поставим вопрос иначе, акцентируя количественный момент: каковы размеры систем межчеловеческих отношений (социальных групп), в рамки которых "вписываются" статусно-ролевые особенности лица? По такому количественному признаку группы обычно делятся на большие и малые. При этом будем иметь в виду, что и большая и малая социальная группа может быть как формальной, так и неформальной.
 Итак, подытожим сказанное. Описание такой структурной единицы системы "личность-социум", какой является социальный статус лица, может осуществляться путем выделения следующих показателей. (1) "заданность - создаваемость" статуса, (2) формальность - неформальность и (3) величина группы, в контексте которой статус конституируется (большая - малая социальная группа). Основываясь на этом делении можно предложить удобную схему того, как эти показатели выводятся друг из друга. В графическом изображении эта схема выглядит следующим образом (см. схему 7).
 
 Из этой схемы видно, что описание природы социального статуса опирается на последовательное выделение полярно-противоположных признаков. Посредством такой процедуры, когда из более абстрактных признаков на основе последовательного дихотомического способа деления выводятся последующие биполярные измерения, мы вправе надеяться получить в содержательном смысле наиболее конкретизированную картину. Попытаемся эту идею проиллюстрировать на примере осуществления статусных функций отца.
 Если ограничиться простой констатацией того, что, данное лицо имеет социальный статус отца и выполняет соответствующие предписания, предъявляемые отцу, то тем самым При выяснении своеобразия деятельности данного индивида мы останемся на уровне "сухой" абстракции. Нам предстоит собрать и учесть дополнительную информацию о конкретных проявлениях прав и обязанностей, свойственных статусу отца в данной социальной общности, и о функциях-ролях, сообразных конкретно-социальным требованиям и нормам. Приступая к подобной конкретизации, первым долгом следует выяснить, какие социально-типичные статусно-ролевые признаки отца заданы лицу, а затем, что и как овладевается и "создается" лицом в плане своей статусной определенности как отца. Важно понять, как действует лицо по заданной программе или каким образом и посредством каких психологических механизмов происходит созидание своего статусно-ролевого облика. Дальнейшая конкретизация идет по линии выяснения того, в контексте каких типов отношений - формальных или неформальных - можно говорить о "заданности" и "создаваемости" статуса отца. Социально заданными могут быть предписания, исходящие как из формальных типов отношений. Ту же мысль можно высказать относительно "создаваемости" статуса: "созидая" себя в качестве отца, индивид пытается добиться определенного положения и выработать в себе статусно-ролевой репертуар поведения, референтно относящийся как к контексту неформальных, так и формальных межчеловеческих отношений. Еще более конкретно и полно статусно-ролевые особенности данного лица как отца представятся нам, если учесть, в рамках каких по величине (больших и малых социальных) групп функционирует лицо как носитель статусных функций отца. В итоге, мы можем перечислить восемь видов статусно-ролевых показателей: (1) права и обязанности лица, как отца рассматриваются в ракурсе того способа функционирования большой формальной социальной группы, согласно которому эти права и обязанности заданы как программа действия; (2) статус отца "вписывается" в контекст способа функционирования малых формальных групп, выражающего внешнюю заданность статусно-ролевого поведенческого репертуара; (3) статусно-ролевые предписания внешние заданы в сфере неформальных межчеловеческих отношений в больших группах; (4) неформальные межличностные взаимодействия лица как отца с другими членами малой группы осуществляются сообразно внешне заданным образцам; (5) индивид сам "создает" свой статусно-ролевой облик отца, "вписывающийся" в контекст больших формальных социальных групп; (6) "созидание" своей статусно-ролевой определенности референтно соотносится со способом функционирования малой формальной группы; (7) статусные функции отца "созидаются" индивидом с учетом контекста неформальных межличностных отношений в больших группах; (8) "самосозидание" в качестве отца происходит на "сцене" неформальной малой группы.
 Посредством перечисленных показателей можно описать не только отцовство, но и любые другие статусные функции. Жизненные наблюдения показывают, что одни люди как бы все время "стоят лицом" к обществу в целом и функцию отца осуществляют преимущественно по "расписанному порядку". Они действуют как бы "для других" и реализуют в своем поведенческом репертуаре достаточно формализованные нормативы и стереотипы, которые значимы для самоподдержания образа жизни данной общности людей. Другие строят линию статусно-ролевого отцовского поведения сообразно заданному "проекту" неформальных межличностных отношений; часто встречаются и такие, которые отклоняются от заранее "расписанного" образца и пытаются выработать собственную стратегию отцовского поведения в сфере внутрисемейных отношений. Перечисление дополнительных примеров увело бы нас в сторону от главных линий рассуждений. Ограничимся поэтому лишь указанием на то, что выше предложенная схема с описанными восьмью видами статусно-ролевых показателей не является абстрактно-теоретическим конструктом: на ее основе в нашей психоконсультационной практике мы часто проводили и проводим анализ неадекватных родительских позиций с целью их коррекции.
 Итак, путем последовательного дихотомического деления первичного абстрактного понятия социального статуса лица мы пытались вычленить отдельные конкретные разновидности его показателей. Тем самым абстракция постепенно наполнялась конкретным содержанием. Однако этого недостаточно. Следует еще более углубиться в сущность конкретного.
 Для того чтобы в первом приближении реализовать дальнейший ход восхождения от абстрактного к конкретному, в ракурсе описания характеристик социального статуса лица следует выделить отдельные виртуальные состояния системы "личность - социальная среда". Речь идет о задаче описания возможных состояний системы в рамках той оппозиции социального статуса, которая выражается как его "заданность" и "создаваемость". Эта задача выполнима путем выделения отдельных комбинаторных вариантов "предполагаемых виртуальных состояний. Однако такая задача в свою очередь заранее должна удовлетворять двум условиям: (1) логической доказуемости правильности выбора оппозиции "заданность - создаваемость" и (2) учёта тех сил, вернее, того источника, откуда исходит эта "заданность" или "создаваемость". По поводу первого условия коротко можно сказать, что логическую доказуемость правильности выбора данной оппозиции мы попытаемся искать посредством построения т. н. "логического квадрата", а относительно второго условия вполне определенно можно указать на два источника - (а) требование социума и (б) стремление индивида, откуда и исходят состояния, содержательно зафиксированные в указанной оппозиции. Тут необходимо хотя бы вкратце изложить суть названных условий и способов их удовлетворения.
 А) логическая доказуемость правильности выбора оппозиции "заданность - создаваемость" социального статуса.
 Для подобного доказательства мы предлагаем проделать следующую операцию: абстрагироваться от конкретного социально-психологического содержания указанной оппозиции и сфокусировать внимание на формально-логическую правильность ее выбора. При этом отвлечемся от какого-либо металогического обоснования этой операции и удовлетворимся лишь общим утверждением о том, что при научном оперировании понятиями не только необходимо следовать известным логическим правилам, но и целесообразно на уровне простой рефлексии знать, что эти правила соблюдены.
 Для доказательства логической правильности выбранной оппозиции хорошим средством является построение т. н. "логического квадрата"*. Основными отношениями в "логическом квадрате", как известно, являются отношения contrari (контрарность, противность), contradiction (контрадикторность, противоречие) и подчинение. Попытаемся построить "логический квадрат" на основе базовых понятий "заданности" и "создаваемости" социального статуса.
 * Идею об использовании "логического квадрата" в данном контексте предложил психолог и логик М. Гелашвили, за что мы ему глубоко благодарны.
 
 То, что "заданность" социального статуса находится в отношении контрарности с его "создаваемостью", не вызывает сомнения. Совершенно очевидно также наличие отношения контрарности между полюсами - "социальный статус не создается" и "социальный статус не задан". Не вызывает сомнения и котрадикторность в парах - "статус задан - статус не задан" и "статус создается - статус не создается". Однако с первого взгляда правомерность представленных здесь отношений подчинения не бросается в глаза. Возникшие сомнения рассеиваются при специальном фокусировании внимания на природе представленных здесь вариантов подчинения. В результате такого специального рассмотрения можно прийти к следующим выводам: 1) состояние - "социальный статус не создается" - может быть в логическом подчинении относительно состояния - "статус задан"; однако статусная заданность не сводится к его простой "не создаваемости": состояние заданности более сложное явление, нежели простое отрицание "создаваемости"; 2) состояние - "социальный статус не задан" - логически включается в более обобщенное состояние "создаваемости" социального статуса. В самом деле, "создаваемость" личностью какого-то нового социального статуса в качестве своего элемента включает в себя отрицание "заданности" какого-то наличного статусного состояния, но сказать это еще недостаточно; следует добавить: для того, чтобы овладеть определенным статусом и "создавать" его посредством определенных усилий, субъект сначала психологически как бы игнорирует "заданность" наличного статусного состояния, внутренне от него освобождается, однако акт такого отрицания лишь первый этап для дальнейших сложных действий по овладению и созданию нового статусного состояния.
 Итак, представленные здесь понятия удовлетворяют необходимым формально-логическим требованиям. Далее мы проделаем те же формально-логические процедуры относительно других вводимых нами понятий.
 Б) источники, откуда исходят "заданность" и "создаваемость" социального статуса.
 Можно назвать два таких источника: (1) требование социальной среды и (2) стремление индивида. В самом деле, социум не только накладывает на лицо определенный статус, но одновременно может требовать от него жить и функционировать в режиме полной его "заданности" извне. Однако, с другой стороны, социум может требовать от индивида прямо противоположное - нацеленность на достижение и овладение определенного статуса ценой больших усилий. Например, социально-классовый статус лица в феодальных обществах жестко задавался извне, а требования, ожидания и санкции социума относительно индивида диктовали способы жизнедеятельности в подобном статусно-регламентированном режиме жизненного мира.
 В противоположность феодальному обществу требования социума относительно индивида в буржуазном обществе апеллировали к создаваемости и возможности овладения тем или иным социальным положением. С другой стороны, в рамках одного и того же сообщества относительно одного и того же индивида могут быть выдвинуты одновременно как требования статусной заданности, так и нацеленность на то, чтобы каждый своими личными усилиями достигал того или иного социального положения. Например, статусные права и обязанности, ожидания и экспектации, связанные с этнической или половой идентичностью, не только задаются. Социум одновременно требует, чтобы каждый удовлетворялся такой заданностью и не "переступал" в этом смысле соответствующих границ. Напротив, относительно социально-экономического или эмоционально-неформального статуса социум в то же время может требовать личного вклада, личных усилий по их достижению.
 Однако, как уже отмечалось, в качестве источника статусной заданности или "создаваемости" выступает не только требование социальной среды, но и стремление личности. Лицо может стремиться жить и функционировать в режиме внешней заданности определенного статусного состояния. С другой стороны, индивид, не удовлетворяясь наличным статусным состоянием, может стремиться к овладению определенным социальным положением. Например, если сослаться на феномены этнической принадлежности, то можно собрать большое количество наблюдений, когда одни люди стремятся не только не нарушать относящиеся к ним статусные предписания, но и активно способствовать самому себе и себе подобным жить и функционировать в рамках заданности. Хорошим конкретным примером этого положения могут служить некоторые ситуация застолья у нас в Грузии, когда "тамада" руководствуется строго расписанным заранее правилом и реализует заданную программу статусного поведенческого репертуара, хранящего в системе традиции той этнической группы, к которой принадлежит "тамада" как конкретное лицо. Смысл своих действий в таком случае "тамада" видит не только в том, чтобы самому реализовать заданные ему от социума статусные права и обязанности, но и в том, чтобы и другие (все) члены застолья придерживались той линии поведения, которая соответствовала бы запрограммированным предписаниям. Если говорить о противоположном стремлении индивида - своими усилиями овладеть определенным статусным состоянием, то такое стремление, как уже отмечалось, наблюдается уже на довольно раннем уровне онтогенетического развития.
 Итак, мы рассмотрели заданность и "создаваемость" статуса под углом зрения того, что требует социальная среда и к чему индивид стремится. Теперь сделаем несколько шагов в направлении дальнейшей систематизации и конкретизации сказанного. С этой целью мы предлагаем взять две исходные оси с противоположными полюсями: (1) социальное требование - стремление индивида и (2) заданность социального статуса - "создаваемость" социального статуса. Если теперь вращать эти оси в отношении друг друга, то получим четыре варианта возможных статусных состояний, которые схематически можно изобразить следующим образом:
 
 Вычлененные таким образом четыре варианта возможных статусных состояний являются исходным. Первым является тот вариант, когда социальное требование относится к тому, чтобы члены группы или сообщества жили в режиме внешней заданности социального статуса. Согласно смыслу второго состояния социальное требование заключается в том, чтобы каждый своими усилиями добивался создания определенного общественного положения. Третий вариант уже говорит о том, что лицо само стремится функционировать в режиме внешней статусной заданности. Четвертый же вариант означает, что лицо стремится путем личной активности завладеть своим социальным положением.
 Мы отметили, что приведенные варианты являются исходными. Слово "исходный" содержит здесь некий намек на то, что в дальнейшем мы будем оперировать выделенными вариантами возможных состояний с целью определения более конкретных комбинаторных возможностей. В работе Ф. Е. Василюка [15], ссылающегося на методолого-типологические приемы О. И. Генисаретского, в рамках совершенно другого понятийного аппарата часто встречаются примеры успешного применения схем, подобных выше изображенной. Однако мы можем указать на два существенных различия между тем, что и как проделано в работе Ф. Е. Василюка и в нашей работе: 1) Ф. Е. Василюк нацелен на выделение категориально-типологических единиц, тогда как наша задача состоит в экспликации виртуальных состояний системы; 2) в работе Ф. Е. Василюка обычно выделяются по четыре определенные категориально-типологические единицы и далее следует их тонкое психологическое описание. Наш же "расчёт вариантов" идет дальше: выделяя для начала четыре исходных абстрактно-возможных варианта, мы подготавливаем почву для второго этапа определения возможных, вернее, конкретно-возможных состояний системы "личность - социальная среда". На этом втором этапе высчитываются отдельные комбинаторные возможности на основе сложения уже установленных четырех исходных вариантов.
 Что же является основным и объединяющим качеством указанных четырех вариантов статусных состояний? Это их абстрактно-возможный характер. Почему именно абстрактный характер? Как мы уже писали, если нечто может осуществиться только при отсутствии других возможностей и рассматривается как возможность только при отвлечении от других возможностей, то такая возможность является абстрактной; она же, согласуясь с законами формальной логики, представляется в качестве формальной возможности. Каждый из четырех исходных вариантов статусных состояний потому и является абстрактной возможностью, что они берутся изолированно и вне контекста других возможных состояний. Например, при рассмотрении первого варианта социальное требование заключается в том, чтобы функционировать в режиме внешней заданности социального статуса. Тем самым выражен один из возможных вариантов статусного состояния, который еще не имеет своего контекста соотнесения, обособлен от других возможностей и остается абстрактным по своему содержанию. Для того чтобы соотнести отдельную (вернее, обособленную и, следовательно абстрактную) возможность с другими возможностями и тем самым приблизиться к "живой" конкретности, можно проделать простые комбинаторные операции над указанными исходными четырьмя вариантами статусных состояний. Такие операции возможно представить в качестве матриц сложения комбинаторных единиц. Как горизонтальные, так я вертикальные столбцы подобной матрицы заполняются установленными исходными вариантами.
 
 Итак, из исходных четырех вариантов по закону сложения получаем 6 комбинаторных вариантов (А, Б, В, Г, Д, Е). Представленные в этой матрице варианты содержательно выражаются следующим образом: (А) социальное требование одновременной заданности и "создаваемости" статуса; (Б) социальное требование статусной заданности - стремление индивида к статусной заданности; (В) социальное требование статусной заданности - стремление индивида к статусному самосозиданию; (Г) социальное требование создаваемости статуса - стремление индивида к статусной заданности; (Д) социальное требование создаваемости статуса - стремление индивида к статусному самосозиданию; (Е) стремление индивида одновременно и к статусной заданности и к статусному самосозиданию.
 Разберем поочередно конкретное содержание полученных шести вариантов.
 А. Социальное требование одновременной заданности и "создаваемости" статуса. В данном варианте подчёркивается двунаправленность социального требования: с одной стороны, функционировать в статусно-заданных рамках, а с другой стороны, собственными усилиями добиваться желаемого социального положения. Существуют сферы деятельности человека, в которых статусные предписания, права и обязанности строго определены и регламентированы, но вместе с тем никак заранее не предусмотрено или предопределено, кто конкретно займет данное социальное положение. Например, на военной службе иерархические статусные права и обязанности строго расписаны и в этом смысле заданы всем тем лицам, которые имеют соответствующие воинские звания и должности. Так, права и обязанности сержанта чётко определены и отличаются от прав и обязанностей офицера. Относительно военнослужащего, с одной стороны, выдвигается требование чётко соблюдать соответствующие воинские статусные предписания. С другой стороны, ни одна статусная единица в армейской иерархии ни для кого не предуготовлена: требование социума заключается в том, чтобы каждый, кто только достигает определенного воинского звания, должен того заслужить и достичь его на основе определенной активности. Существует распространенная поговорка, выражающая последнее обстоятельство: "плох тот солдат, который не мечтает стать генералом" Требование социума - функционировать одновременно в рамках заданности и "создаваемости" статуса - свойственно не только воинской службе, но и многим другим сферам человеческой деятельности.
 Б. Сериальное требование статусной заданности - стремление индивида к статусной заданности. В данном случае имеется в виду ситуация, когда стремление индивида соответствует социальному требованию: как социальное требование, так и индивидуальное стремление выступают "за" статусную заданность. Можно сказать, что образец такого соотношения между социальным требованием и индивидуальным стремлением в определенной степени универсализируется в социологической теории структурного функционализма [49], рассматривающей человека как приспосабливающееся существо, а индивидуальное поведение как одно из звеньев действия социальной системы, направленной на самоподдержание. Согласно указанной теоретической модели в нормативной структуре общества существуют статусно-ролевые предписания, накладываемые на индивида, а поведение последнего направлено на социальную адаптацию путем интернализации этих нормативных структур. Однако, отвлекаясь от рассмотрения существующих критических аргументов в адрес структурного функционализма, нам хотелось бы здесь особо подчеркнуть, что представленный вариант соотношения социального требования и индивидуального стремления является далеко не универсальным и единственным. В этом мы убедимся в процессе рассмотрения последующих образцов соотношения социального требования и индивидуального стремления в ракурсе статусно-ролевой заданности - создаваемости. Пака же ограничимся кратким описанием одного примера из психоконсультационной практики, имеющего отношение к рассматриваемому варианту.
 Случай 1. К нам за консультацией обратились К. Н., 28 лет, врач-кардиолог, с жалобами на то, что она чрезмерно волнуется при контакте с больными, не может обследовать больного, боится взять на себя врачебную ответственность и чувствует профессиональную непригодность, хотя в мединституте училась хорошо. Жалобы одновременно относились к сфере взаимоотношений с мужем и с сыном. Во взаимоотношениях с мужем она занимала психологическую позицию контролирующей и сверхопекающей матери, требуя от него порядка и дисциплины в семье, тогда как муж был склонен к гедонистическому образу жизни и психологически играл роль непослушного, склонного к развлечениям ребенка. В отношении к собственному сыну она испытывала чувство некоторой отчужденности. Ребенок воспитывался у её родителей и она не ощущала себя "вошедшей" в роль матери. Последнее обстоятельство пробуждало в ней чувство внутренней вины. Ситуацию своего воспитания в детстве описывала как жестко-дисциплинарную и нормативную. В её родительской семье царил абсолютный порядок, все знали свое место, и границы между членами семьи были чётко очерчены. В семье от нее требовали действовать по "уставу" (выражение самой К. Н.), также и в школе требование к её статусно-ролевому поведению сводилось к требованию послушности и исполнительности. Она с Детства была послушным ребенком, прилежной ученицей, однако за нее всегда все решали другие, да и она с удовольствием перекладывала ответственность на других, стремясь полностью отвечать тем требованиям, которые к ней предъявлялись. Она не допускала возможности отхода от тех нормативов, которые существовали в ее окружении и которые она интернализовала. В ней настолько был "законсервирован" статус ученицы, что после окончания мединститута она никак не могла переключиться с роли учащейся на роль практикующего врача. Необходимость любых самостоятельных решений, связанных как с профессиональными, так и с личными вопросами, приводила ее в отчаяние, поскольку это противоречило её установке действовать по заданному образцу. Психологический комфорт она испытывала лишь тогда, когда от нее требовали действовать согласно заданной программе. Таким образом, при анализе психобиографии и актуального состояния К. Н. выяснилось, что в качестве одного из источников ее интер- и интраличностных конфликтов выступали события в окружающем ее мире или поступки близких (в первую очередь мужа), отклоняющиеся от определенных поведенческих регламентации. Ей не удавалось приспособиться к новой социальной роли, так как она внутренне сопротивлялась такому приспособлению. Снятие этого сопротивления выступило в качестве одной из важных психоконсультационных задач в работе с нею.
 В. Социальное требование статусной заданности - стремление индивида к статусному самосозиданию. Это довольно часто наблюдаемый образец соотношения социального требования и индивидуального стремления. Рассогласование между требованием социума и стремлением индивида тут выступает на передний план: от индивида требуется функционировать в режиме статусно-ролевой заданности. а он, не удовлетворяясь наличным статусным состоянием, активно стремится к самоопределению. Например, подростки и юноши многократно встречаются с психологическими трудностями, которые возникают по поводу того, что взрослые требуют от них поведения в соответствии с заданной ролью ребенка, они же стремятся к статусному самоопределению в качестве взрослого.
 Г. Социальное требование создаваемости статуса - стремление индивида к статусной заданности. В данном случае речь идет о тех социально-психологических ситуациях, когда, социальное требование заключается в статусном самоопределении, а индивид стремится функционировать извне-заданным способом. Тут налицо несоответствие между социальным требованием и индивидуальным стремлением. Такое несоответствие, вернее увеличение несоответствия, способствует возникновению психологических коллизий, частично рассмотренных в вышеописанном случае с К. Н., взятом из психоконсультационной практики.
 Д. Социальное требование создаваемости статуса - стремление индивида к статусному самосозиданию. В представленном варианте речь идет об образце взаимосоответствия социального требования и индивидуального стремления: индивид стремится к статусному самоопределению, одновременно этого же требует от него социум. В качестве примера можно сослаться на многочисленные жизненные ситуации, когда лицо стремится к достижению нового статусного состояния, а в его социально-жизненном мире доминирующей ценностью является стремление к продвижению, к социальному достижению.
 Е. Стремление индивида одновременно и к статусной заданности и к статусному самосозиданию. В данном случае речь идет о двунаправленности стремления индивида: с одной стороны, налицо стремление функционировать статусно-заданным способом, а с другой стороны - стремление к cтатусному самосозиданию и самоопределению.
 Мы рассмотрели возможные варианты соотношения социального требования и индивидуального стремления по показателям заданности и "создаваемости" социального статуса. В качестве социального требования в конечном итоге выделяются три абстрактных возможностей: а) требование функционировать в рамках статусной заданности, б) требование статусного самосозидания н самоопределения, в) требование одновременной заданности и "создаваемости" социального статуса. В качестве же стремления индивида в конечном итоге нами выше были выделены следующие абстрактные возможности: а) стремление индивида функционировать в рамках статусной заданности, б) стремление индивида к статусному самоопределению и в) одновременное стремление к статусной заданности и самоопределению. К уже "высчитанным" вариантам можно добавить несколько возможных вариантов, в которых будет учтена двунаправленность социального требования и индивидуального стремления. Например, индивид может стремиться функционировать в рамках статусной заданности и одновременно добиваться статусного самоопределения, а содержание социального требования при этом будет заключаться в аналогичной двунаправленности. Может случиться и так, что при социальном требовании статусной заданности индивид проявлял указанную двунаправленность стремления, либо при настойчивом предписании социума - самому определять и создавать свое статусное состояние - индивид в своем поведении демонстрировал стремление как к заданности, так и к статусному самоопределению.
 Приведенный анализ конкретных форм статусных состояний лица не является исчерпывающим. Можно было бы продолжить такой анализ, однако на данном этапе развертывания теоретической конструкции представляется более уместным перейти к формулировке последующих положений.
 2. СОЦИАЛЬНЫЕ УСТАНОВКИ
 Положение V. Личность - не только выражение своего положения в системе социальных отношений, т.е. своего социального статуса, но она сама определенным образом относится к своему социальному окружению, что и образует систему аттитюдов личности.
 Личности не только отведено некоторое место в системе общественных отношений, но она сама находится, а вернее, устанавливает определенные отношения к социальным институтам, нормам и ценностям, окружающим людям. Этот субъективный момент человеческих отношений образует систему социальных аттитюдов личности. Аттитюды в отечественной социальной психологии обозначаются термином "фиксированная социальная установка" [36].
 Думается, что для терминологической чёткости целесообразно пользоваться термином "аттитюд", имея в виду разграничение первичной и фиксированной установки. Мы не будем настаивать на жестком выборе по принципу "или-или" и будем пользоваться терминами "аттитюд" и "социальная установка" как синонимами, однако сразу же определим основание необходимости разграничения этих понятий от понятия первичной установки в понимании Д. Н. Узнадзе: первичная установка является центральным детерминантом конкретного поведения и она представляет собой определенную целостность факторов внутреннего и внешнего порядка, а фиксированная социальная установка (аттитюд) является одним из составляющих наряду с другими внутренними факторами целостной структуры первичной установки; между первичной установкой и аттитюдом существуют отношения типа "целое-часть": в формировании и возникновении первичной установки как целостного процесса модификации субъекта, фиксированная социальная установка выступает в качестве определенной части. Это положение более аргументированно будет представлено в дальнейшем изложении нашей теоретической конструкции. На данном же этане сосредоточим внимание на характеристике социальных установок (аттитюдов) личности.
 В психологической литературе существуют многочисленные определения феномена социальной установки. Из этих определений одним из наиболее полным представляется определение, данное Д. Кремом, Р. С. Крачфильдом и Е. Балачи:
 "Аттитюды - это долговременные устойчивые системы позитивных и негативных оценок, эмоциональных переживаний и тенденций действовать "за" или "против" по отношению к социальным объектам" [91, с. 36]. В данном определении налицо все те характеристики, одна часть которых по общему согласию присуща аттитюдам, а другая - остается предметом спора.
 Установлены первичные показатели аттитюдов: свойства структурных компонентов аттитюдов (валентность, сложность, множественность); свойства аттитюда как системы - консистентность; свойства "созвездий" аттитюдов - их взаимосвязь.
 Структурными компонентами аттитюдов являются когнитивный, аффективный (эмоциональный) и конативный (поведенческий) компоненты. Когнитивный компонент включает в себя суждения оценочного характера, мнения об объектах. На основе этих мнений объектам приписываются качества полезности-вредности, желательности-нежелательности, приемлемости-неприемлемости и т. д. Когнитивный компонент опирается на процесс установления познавательных отношений, однако в этом случае имеются в виду не причинно-следственные отношения, а сопоставление и соизмерение признаков объекта с целями человека, что характерно для ценностных суждений субъекта. Эмоциональный компонент включает в себя чувства относительно социального объекта: удовольствие - неудовольствие; симпатия - антипатия; любовь - ненависть и т. д. Некоторые авторы считают эмоциональный компонент сердцевиной аттитюда [79; 99; 100] и связывают с ним мотивирующую функцию социальной установки. Конативный компонент - готовность к действию - включает в себя тенденции готовности к поведению относительно социальных объектов. Конативный компонент означает готовность к действию и не перекрывает реальное поведение. Хотя подчеркивается важность аттитюда в реальном поведении, однако оговаривается различие между открытым поведением и латентным состоянием диспозиции к действию. Как отмечается во многих исследованиях, реальное поведение, кроме установки, детерминировано внешними физическими или социальными факторами. Так, М. Фишбайн показал, что в формировании намерений поведения аттитюд выполняет одну из функций наряду с нормативным требованием социума и стремлением индивида учитывать эти требования [79].
 Выше, при рассмотрении вопроса о соотносимости полюсов "заданности статуса-создаваемости статуса", мы уже пытались показать значение факторов нормативных требований социума и стремлении индивида для определения конкретных возможных видов статусных состояний личности. В других пунктах нашей концептуальной системы в дальнейшем изложении мы неоднократно будем соотносить момент требования социума с индивидуальным стремлением. Этим мы хотим подчеркнуть, что указанное соотношение служит не только определению намерения поведения по М. Фишбайну, но и установлению возможных паттернов взаимодействия личности с социальным окружением.
 Как эмоциональный, так и когнитивный и конативный компоненты характеризуются валентностью и сложностью. Валентность означает полюса приемлемости - неприемлемости; сложность же означает количество элементов, входящих в компонент, и их многообразие. Когнитивный компонент может быть простым - включать в себя минимум информации об объекте, или сложным - включать в себя богатую информацию о нем. Эмоциональный компонент может быть нерасчлененным, диффузным, а в другом случае включать в себя множество чувств (любовь, уважение, восхищение, близость). Тенденция к действию также может включать в себя простые акты поведения или сложные действия, соподчиненные по их инструментальной ценности. Совокупность всех аттитюдов личности образует констеляцию аттитюдов. Внутри констеляции некоторые установки обособлены, а другие образуют определенные "созвездия". Внутри "созвездия" установки более взаимосвязаны, и они отделены от других аттитюдов. Взаимосвязанность "созвездия" аттитюдов означает их взаимную совместимость и взаимосогласованность. Аттитюды взаимосвязаны настолько" насколько у них имеются сходные (1) референты (объекты) и (2) валентность. Сходство в референтах определяет взаимосвязь аттитюдов, основанную на логике предметов внешнего мира. Сходство в валентности - основа субъективного сходства. Аттитюды, объединенные в "созвездия", могут быть распределены по принципу центральности и периферийности. Чем более центральны установки, тем более они стабильны. Они резистентны к изменениям. Такие установки имеют большой "личностный вес" и определяют стабильность личностной ориентации.
 Мы попытались вкратце представить сложную палитру характеристик аттитюдов. Перейдем к изложению наших соображений о возможных способах или модусах функционирования системы аттитюдов личности.
 Являясь вторым важным компонентом структуры личности, аттитюды указывают на сущность и степень значимости для субъекта того или иного социального объекта или классов. объектов. Они выступают в качестве ориентиров жизнедеятельности личности в мире. Следует учесть, что сфера реальности, в которой происходит формирование, стабилизация и смена аттитюдов - это отношения внутри системы "личность - социальный мир". В свете этого положения представляется перспективным изучать механизмы формирования, стабилизации и смены социальных установок в плане дифференциации отношений типа субъект - объект (субъект - объектное отношение) и субъект - субъект (субъект - субъектное или интерсубъектное отношение). Различия между указанными видами отношений, специфика каждого из них в советской психологической науке чётко указаны Б. Ф. Ломовым [30]. К. А. Абульхановой-Славской [7], Ш. А. Надирашвили [36] и др.
 Реализуя такой дифференцированный подход, в первую очередь, следует проставить вопрос: на что может быть направлен аттитюд, что является возможным объектом установочного отношения (или "отношения к...")? В первом положении было предложено следующее деление: отношения (1) к вещам, (2) к другим людям и (3) к самому себе. Далее нужно показать, каковы особенности отношений человека к предметному миру и к другим людям. Именно вопрос об этих особенностях затрагивается в работах Б. Ф. Ломова и других авторов, с разных теоретических позиций описывающих сущность субъект-объектных (S-О) и субъект-субъектных (S-S) отношений человека. Учёт тех же особенностей создает благоприятную почву для описания характеристик установок и обоснования идей об их иерархическом строении, что хорошо демонстрируется в трудах Ш. А. Надирашвили [36].
 Однако это лишь первый шаг в анализе природы социальных установок с учётом плоскостей субъект-объектных и субъект-субъектных отношений человека к миру предметов и людей. Углубленный анализ вопроса наталкивает на мысль рассмотреть сами установки к (1) вещам, (2) другим людям и (3) самому себе сквозь призму субъект-объектного и субъект-субъектного подходов самой личности к реальности*. Основная идея такого анализа заключается в том, что субъект-объектность и субъект-субъектность характера отношения к миру обусловливается не только тем, что предметом установочного отношения является внешний объект или другой человек. Иными словами, дифференциация указанных типов отношений не определяется лишь только тем содержанием, которое исходит из самого предмета установочного отношения: кроме предметной стороны установки, источником такого деления на субъект-объектные и субъект-субъектные отношения может служить модус подхода самого субъекта к вещам и людям. Человек может относиться к другому человеку так же, как он относится к вещам, или, напротив, он может смотреть на определенные вещи персонализированным способом - будто он общается с людьми. К вещам, как и к людям, человек может иметь и субъект-объектные и субъект-субъектные отношения.
 * Отношение к себе (самоотношение) под указанным углом зрения будет рассмотрено в последующем (VI) положении. Здесь лишь отметим, что слово "вещь" в данном контексте может означать широкий круг аттитюдных объектов, начиная от явлений природы и предметов домашнего обихода и кончая символическими и идеальными объектами, произведениями искусства или социальными институтами и нормами.
 Из сказанного следует, что характер субъект-объектности или субъект-субъектности отношений человека к миру можно определить на основе соотношения двух плоскостей рассмотрения: 1) на что направлена установка (отношения к (а) вещам или (б) людям) и 2) каков модус подхода самого субъекта к реальности (субъект-объектный или интерсубъектный). Интеграция этих двух плоскостей видения даст нам возможность еще более углубиться в анализ содержания и форм установочного отношения личности к миру. С целью такого интегрированного рассмотрения обратимся к уже знакомому нам способу взаимовращения осей с противоположными полюсами. Представим две оси, одна из которых изображает оппозицию "вещи - люди", а другая - противоположные модусы подхода субъекта к реальности (оппозиция "субъект-объектные отношения - субъект-субъектные отношения").
 
 В изображенной схеме представлены четыре возможных типа отношения личности к вещам и людям:
 1. Субъект-объектное отношение к вещам (S-o-O);
 2. Субъект-объектное отношение к людям (S-o-Р);
 3. Субъект-субъектное отношение к вещам (S-s-О);
 4. Субъект-субъектное отношение к людям (S-s-P).
 Дадим краткое их описание.
 1. Субъект-объектные отношения к вещам (S-o-О)
 Субъект-объектность характера отношений в данном случае определяется как объектом установки, так и модусом подхода самого субъекта к вещам: человек обращается с вещами (объектами) именно как с объектами и в этом смысле способ отношения субъекта релевантен объекту установочного отношения. Здесь можно говорить об овеществленном отношении к вещам. Субъект-объектное отношение к объекту (вещам) может быть познавательным, манипуляторным, инструментальным, потребительским и т. д. Сами объекты при этом могут иметь потребительскую и меновую, терминальную и инструментальную, информационную и др. ценность. Возможно также предпринять попытку описания субъект-объектного отношения к вещам с учётом трехкомпонентного строения аттитюда.
 Когнитивный компонент. Индивид может смотреть на определенный предмет с точки зрения его полезности, пригодности, соотносимости с актуально возникшей или со "знаемой" потребностью (предвосхищение или учитывание будущих нужд) и т. д. При субъект-объектном отношении к вещам познавательная активность строится по принципу противопоставления субъекта объекту. На основе акта объективации [551 сознанию презентируются отдельные качества предмета или их комплекс; предмет соотносится с потребностями субъекта и его целями, а также с возможностями (средствами) их достижения. При этом возможности (средства) могут быть как внешне-ситуационными, так и внутренне-психологическими или психофизическими. Таким образом, объект (вещь) приобретает определенную ценность или значимость для субъекта. Валентность, относящаяся к когнитивной стороне установочного отношения, выражается в терминах полезности, выгоды, качества (хороший - плохой, новый - старый и т. д.), целесообразности или необходимости приобретения и т. п.
 Однако для определения ценности (значимости) данного предмета или явления недостаточно соизмерить его с потребностями, целями и возможностями индивида: необходимо данный объект соотнести с другими предметами или явлениями и рассмотреть его в широком контексте межобъектных соотношений. Это, в свою очередь, связано с тем измерением когнитивного компонента установки, которая определяется как сложность.
 Эмоциональный компонент. При субъект-объектном отношении к вещам эмоциональные переживания удовольствия - неудовольствия, принятия - отталкивания и т. д. отражают процессы реального или потенциального удовлетворения - фрустрации потребности субъекта. Одни предметы могут иметь эмоционально-притягательную, а другие - эмоционально-отталкивающую силу; субъект может также испытывать амбивалентные эмоциональные отношения к той или иной категории вещей. При эмоционально-аттитюдном отношении к определенной вещи в ракурсе субъект-объектного к ней подхода со стороны субъекта на передний план выступает тот момент, что вещь является объектом т. н. субстанциональной потребности [54] и главной движущей силой субъекта выступает импульс овладения им. Вещи могут иметь для субъекта инструментальную ценность в отношении определенных терминальных ценностей и в таком случае их овладение, а также связанные с этим эмоционально-положительные переживания, контролируются и регулируются терминальными ценностями. Например для лица, терминальной ценностью которого является приобретение знания и информационное "обогащение" (или намерение сдать экзамен), та или иная книга или ее приобретение может вызвать положительные эмоции, связанные с получением новой информации. Для такого человека книга после ее прочтения может "утерять" предыдущую эмоциональную валентность. Однако вещи и их приобретение могут выступать я качестве терминальных ценностей. В таком случае "вещизм" и потребительская установка "иметь" отражаются во всех тех эмоциональных настроениях, которые могут быть присущи "товарному фетишизму".
 Конативный компонент. Конативный компонент субъект-объектного отношения к вещам может выражаться в диспозиции к потребительскому, манипуляторному, утилитарному и т. п. обращению с вещами и проявляться в соответствующих поведенческих актах.
 2. Субъект-объектное отношение к людям (S-o-Р)
 Сходство данного типа отношения с предыдущим заключается в субъект-объектности подхода самого субъекта к аттитюдному объекту, а различие определяется тем, что здесь объектом установочного отношения выступает не вещь, а другой (другие) человек (люди). Субъект относится к другому субъекту (или субъектам) как к объекту (вещам). Этот тип отношений можно квалифицировать как овеществление межчеловеческих отношений. Другие в таком случае рассматриваются как объекты потребительского, инструментального, манипуляторного и утилитарного подхода.
 Сущность этого типа отношений раскрыта в марксистском анализе феномена отчуждения. В философско-антропологической и социологической литературе не раз подвергался острой критике овеществленный характер межчеловеческих отношений в обществах современного капиталистического мира. Реификация или овеществление человеческой природы в позитивистски ориентированных учениях предстает в качестве методологического требования [58]. Дюркгеймовское учение о "социальных фактах как вещах" отражает то важное обстоятельство, что субъект-объектное отношение к людям вышло далеко за рамки индивидуального сознания и, отражая общий дух эпохи, нашла свое выражение в научно-методологической установке в сфере наук о человеке. Критика экзистенциалистами, феноменологами и философами франкфуртской школы гносеологической позиции субъект-объектного изучения человека, неоднократно прозвучавшая также в работах представителей гуманистической психологии, наиболее полно выразилась в антисциентистской направленности духовного поиска: сциентизм, превращая субъекта в объект исследования, манипулируя им и овеществляя его природу, "умерщвляет" живую ткань человеческой субъективности, его внутреннего мира. В нашу задачу не входит детальный анализ этих общеметодологических и философско-антропологических проблем. Мы хотим здесь обратить внимание лишь на подход конкретной личности к другому человеку (людям) в процессе реально-жизненного социального взаимодействия, а не на методологический подход ученого-человековеда к объекту исследования.
 Межчеловеческие отношения в классово-эксплуататорских формациях неминуемо овеществляются на уровне глобально-общественных отношений. Например, в рабовладельческом строе раб рассматривался в качестве неодушевленной, вещи или домашнего животного, а в римском праве раб (res) означал "вещь". Существует целая технология управления и манипулирования сознанием людей, рассматриваемых в качестве объектов среди других объектов. Овеществление другого в межличностных отношениях может доходить до такой крайности, когда переступаются всякие границы жестокости. В известных опытах С. Милгрема [28] испытуемые, действуя на основе абстрактно-высокой идеи ценности науки и служения ей, были способны подвергать других испытуемых ("жертв") электрошоку весьма высокой силы. Однако же не следует преувеличивать дегуманизированность характера субъект-объектных межчеловеческих отношений. Осуществление высоких гуманных целей во многих видах человеческой деятельности непосредственно связано с указанным способом отношения к другому человеку. Например, сущность многих психотерапевтических методов воздействия терапевта на пациента можно отнести к разряду субъект-объектных отношений (гипноз, внушение, бихевиоральная терапия и т. л.). Более того, профессия хирурга, например, во время хирургической операции полностью исключает субъект-субъектное отношение к личности оперируемого (вероятно этим и объясняется тот факт, что многие хирурги психологически не в состоянии оперировать собственного ребенка).
 В социальных группах с высоким уровнем формализации обычно преобладает указанная разновидность межчеловеческих отношений. Однако субъект-объектный способ взаимодействия с другим часто наблюдается также в сфере неформальных межличностных отношений. Начиная от простых и кратковременных ситуаций общения (беседа, дискуссия и т. д.) и кончая долговременной эмоциональной привязанностью или совместной деятельностью - на всех уровнях межличностных отношений можно обнаружить характеристики двустороннего или одностороннего субъект-объектного взаимодействия. В психоконсультационной и психокоррекционной практике нам регулярно приходится подвергать анализу систему субъект-объектных отношений консультируемого лица (клиента) с другими или других к нему. При этом дается анализ как реальных, так и желаемых со стороны клиента образцов отношений. Подобный анализ включает следующие моменты: (1) относится ли консультируемый субъект-объектным образом к другим (близким) людям; (2) характерно ли для самого клиента быть объектом субъект-объектных отношений со стороны окружения; (3) заключается ли запрос консультируемого в адрес консультанта в том, чтобы тот субъект-объектным образом воздействовал на него ("сделайте со мной что-либо, измените или переделайте меня"). Сверх того, анализу подвергаются случаи переноса, когда клиент транспонирует свойственный ему субъект-объектный способ отношения к определенным лицам на личность консультанта. В практике нередко можно наблюдать случаи, когда консультант в глазах клиента приобретает инструментальную ценность для того, чтобы с его помощью, например, воздействовать на лицо, вовлеченное с ним в конфликтные отношения. В таком случае клиент может пустить в ход весьма хитроумные способы манипулирования поведением психоконсультанта.
 Субъект-объектный характер межличностных отношений особо наглядно наблюдается в семейной психотерапии и психоконсультации. Конфликтные супружеские отношения часто манифестируют взаимный утилитаризм сторон или устремленность мужа (жены) утвердить себя путем давления на партнера. Субъект-объектные отношения в семье могут не ограничиваться супружескими отношениями: взаимодействие между родителями и детьми тоже могут быть субъектно-объектными.
 Так, в литературе неоднократно описывалось как сверх-контроль матерью поступков ребенка или супер-опекающее к нему отношение выступает средством для удовлетворения личных потребностей или для снижения внутренней тревоги и т. д.
 Теперь попытаемся охарактеризовать социальные установки типа субъект-объектных отношений к людям по содержанию их трехкомпонентного строения.
 Когнитивный компонент. Познавательная активность. Присущая субъект-объектным отношениям, в межлюдском познании строится по образцу того, как человек познает другие предметы (вещи) внешнего мира: анализ и синтез полученной информации о человеке, заключение об определении личностных черт или поступков другого. Важным моментом тут выступают оценочные суждения и соотнесение личностных черт другого с потребностями и ценностями самого субъекта. В этом смысле другой человек может презентироваться сознанию субъекта в плане полезности, приемлемости, нужности, важности, значимости и т. д. На основе утилитарных и соответственно субъект-объектных отношений к другому (другим) оценочные суждения меняются в соответствии с удовлетворением (гратификацией) или фрустрацией потребности субъекта: субъект-объектность отношений не всегда гарантирует объективность суждений о другом человеке, напротив, часто именно оно способствует определенной субъективности и предвзятости в этой сфер".
 Эмоциональный компонент. Содержание, интенсивность и глубина конъюнктивных и дизъюнктивных чувств к другим людям при субъект-объектном к ним отношении определяется теми потребностями субъекта и состояниями их удовлетворения - неудовлетворения, на основе которых устанавливается связь с этими другими. Это тот случай эмоциональных отношений, когда симпатия и привязанность к другому испытывается постольку, поскольку тот является непосредственным объектом удовлетворения личных (и в некотором смысле эгоистических) потребностей субъекта, либо же способствует такому удовлетворению. Наглядным примером такого отношения, вероятно, является т. н. эгоистическая любовь (любовь "для себя"). Целевая направленность "для себя" является стержневым моментом субъект-объектных эмоциональных отношений к другому, а импульс овладения и мотивация "иметь" выступают в качестве источников возникновения тех или иных эмоциональных состояний.
 Конативный компонент. В качестве поведенческой готовности при указанном способе отношения к другому налицо тенденция воздействия на другого, манипуляции его сознанием и поведением, навязывания ему своих мыслей и тем самым "ассимиляция" другого, контроля его поступков и "овладения" им и т. п. В плане характеристик взаимодействия с другим человеком здесь налицо определенная монологичность общения [12; 13].
 3. Субъект-субъектное отношение к вещам (S-s-O)
 Этот тип отношений сходен с субъект-объектным отношением к. вещам лишь тем, что объектом установки в обоих случаях выступает вещь. Различие между ними заключается в модусе отношения самого субъекта к вещам. Субъект-субъектный модус отношения в данном случае означает то, что предмет (вещь) "очеловечивается", персонализируется, с ним устанавливается диалогический тип общения. Примером может служить общение маленькой девочки с куклами. Анимизм свойственен не только первобытному мировосприятию, но репрезентации реальности в детском возрасте [102]. Однако анимистическое рассмотрение вещей свойственно не только детскому возрасту, многочисленные примеры из повседневной жизни взрослых и художественного восприятия мира (иллюстрациями того служат гениальные произведения грузинского поэта Важа-Пшавела) с разных сторон рисуют нам образцы субъект-субъектного отношения к неодушевленным предметам, символам, нормам, явлениям природы и т. д. Человек, для которого служение истине и красоте является терминальной ценностью может общаться с определенным научным, религиозно-философским или художественным текстом как с живым существом. Примером такого общения служат некоторые пассажи из произведения Т. Манна "Иосиф и его братья", в которых писатель не только и не столько из художественных соображений демонстрирует, что он обращается к библейскому сюжету как к некоторому живому существу, который сам о себе рассказывает. Для истинного эстета шедевр живописи является живым источником субъект-субъектного к нему отношения тогда как для коммерсанта то же произведение представляет собою неодушевленную вещь, имеющую огромную материальную ценность. Существуют даже попытки гносеологического осмысления указанного типа установки и преувеличения возможностей субъект-субъектного познавательного отношения к неживой природе. Таковой, например, является идея Ж. П. Сартра о психоанализе вещей [105].
 Можно охарактеризовать содержание трехкомпонентного строения рассматриваемого типа установки.
 Когнитивный компонент. Познавательная активность при субъект-субъектном отношении к вещам (явлениям природы, предметам обихода, символам культуры, социальным институтам и нормам и т. п.) строится по принципу наделения их чувствами (боль, радость, обида, симпатия, печаль и т.д.), рациональностью (думать, предполагать и т. д.), мотивированностью (хотение, желание, стремление и т. д.) и другими атрибутами психической жизни человека. Такая "антропоморфная" познавательная позиция особо наглядно выступает в отношениях человека к животному миру. Она может иметь место и в обращении человека к растениям. Субъект-субъектное отношение к символам культуры особо наглядно вырисовывается в сфере духовной активности человека. Произведения искусства в той же мере требуют от личности особых актов вникания в них и их понимания посредством диалого-познавательной позиции относительно к тексту, как и понимание внутреннего мира другого человека. Не только авторское отношение к герою может быть диалогичным [13], но и отношение читателя - "потребителя" художественного текста - к изображаемым в произведении персонажам может быть субъект-субъектным. Образы художественной литературы или живописи оживляются в индивидуальном сознании; они до такой степени могут наделяться аттрибутами реальной жизненности, что свое индивидуальное поведение личность может соотнести скорее с каким-либо персонажем искусства, как представителем референтной группы. При определенных психических нарушениях (необязательно галлюцинаторных) доминирование такого субъект-субъектного отношения к образам литературных произведений доходит до крайности, и личность в определенной степени теряет связь с реальностью.
 Случай 2. Из нашей психокоррекционной практики мы можем сослаться на один случай анализа личностных коллизий М. П., девушки 16 лет, имеющей большие трудности в общении с родителями и со сверстниками. Она часами могла рассказывать о героях своих любимых литературных произведений. При этом она рассказывала о них не так, как рассказывают об образах и персонажах, действия которых вплетены в сюжетную ткань произведения, а скорее как о живых людях, населяющих ее жизненное пространство. Она прекрасно понимала, что подобное общение с литературными персонажами плод ее воображения, однако предпочитала такое, воображаемое общение с реально неживыми, но внутренне-психологически одушевленными существами и на этой основе, блокировала импульсы общения с реальными людьми, окружающими ее.
 Отношение человека к природным явлениям, космосу, планетам - в определенные эпохи определялось антропоморфным взглядом на природу. Космос был населен бого-людьми, а планеты и многие природные явления наделялись атрибутами человеческой жизни. Человек, относясь к небесным телам субъект-субъектным образом, когнитивно определял и пытался предсказать события личной жизни. Например, в поэтическом обращении Автандила к небесным светилам в "Витязе в тигровой шкуре" гениального Шота Руставели раскрывается миропонимание персонализированной вселенной, место человека в которой определяется не субъект-объектным противопоставлением себя природе, а субъект-субъектным единством с природой.
 При субъект-субъектном отношении к вещам в когнитивной матрице установки нет акцента на мотивационный источник "иметь", как это обычно имеет место при субъект-объектном типе отношения к ;вещам. Поэтому при данном типе установки когнитивная валентность определяется не столько в понятиях "полезен - бесполезен", "нужен - не нужен" и т. д., сколько в такого рода суждениях, в которых указывается, что субъект посредством особого акта понимания вникает в сущность объекта, "антропоморфным" образом объясняет причину действия и взаимодействия вещей, наделяет внечеловеческие явления нравственными категориями добра и зла и т. д.
 Эмоциональный компонент. Эмоции и чувства при рассматриваемом модусе отношения к вещам определяются характером тех потребностей, которые могут возникнуть при субъект-субъектном подходе к вещами также определяются процессом или результатом их удовлетворения - неудовлетворения. Эмоциональная привязанность к вещи в этом случае персонализирована, а потеря такой "очеловеченной" вещи переживается не как потеря полезного, пригодного или нужного предмета, а как потеря какой-то части собственного "Я".
 Конативный компонент. Поведенческая диспозиция при субъект-субъектном отношении к предметам может выражаться в особом типе бережливого и "заботливого" обращения с ними, ухода за ними как за человеческими существами и т. д. Примером тому может служить способ ухода за книгами истинного библиофила в отличие от лица, извлекающего из книг определенную материальную выгоду.
 4. Субъект-субъектное отношение к людям (S-s-P)
 Этот тип отношений можно назвать интерсубъектным. Другой (другие) в этом случае репрезентирован перед "взором" субъекта не в качестве объекта (объектов) рассмотрения, а как себе подобное существо - человек, в равной степени наделенный живой субъективностью. Отношение к другой личности персонализировано. Другой человек здесь выступает в качестве конечной цели, а не средством для достижений определенной личной цели. Инструментализм и утилитаризм в этом случае заменяется определенным бескорыстием и альтруизмом. Манипуляторный подход к другому, свойственный субъект-объектному типу отношений, уступает место заботе о повышении уровня персонализированности другого путем стимулирования в нем тенденции роста, самостоятельности, самореализации, саморазвития и т. д. Если при субъект-объектном типе отношения основной целью субъекта является воздействие на другого человека, "ассимиляция" и "подгонка" его поступков и взглядов в рамки собственных намерений и картины мира, то при интереубъектном типе отношений признается индивидуальность другого, его автономность и право на собственный голос. Межличностные субъект-субъектные отношения, как выразился M. M. Бахтин [12], многоголосны. Участник субъект-субъектного типа общения стоит перед двумя задачами: с одной стороны - понять партнера, вникнуть в его внутренний мир и увидеть его "каким он есть в самом деле"; с другой стороны, он стремится быть адекватно понятым со стороны партнера общения. Аутентичность коммуникации - важнейшее условие (а также результат) субъект-субъектного межличностного взаимодействия. Личность, субъект-субъектным образом относящаяся к другому, стремится, чтобы и к ней относились тем же способом. На этой основе она приводит в действие не только особые акты понимания внутреннего мира другого, но и акты самопонимания. Нужно отметить, что понимание самого себя осуществляется посредством и в процессе функционирования того механизма, который Э. Гоффман определяет как представление себя другому [86]. Такое самопредставление другим является той частью активности личности, которая направлена на то, чтобы тем или иным способом подавать себя социуму. Личность значительно углубляется в своем самопонимании, когда представление себя другому реализует его стремления "быть самим собой" и "быть понятым другим". Осуществляя в своем взаимодействии с социумом стратегию "быть самим собой" и "быть понятым другим", личность глубже и адекватнее начинает понимать себя, мотивы своих поступков, свои отдельные личностные качества и т. д.
 Анализ субъект-субъектного типа межчеловеческого отношения привлекает внимание философов, психологов, социологов, литературоведов. Философское осмысление этого типа отношений представлено в феноменологии Э. Гуссерля [90]. Однако наиболее ярким воплощением субъект-субъектного подхода к другому человеку явился метод недирективной, центрированной на клиенте, психотерапии [104].
 Центрированная на клиенте психотерапия, как известно, рассматривает личность человека как изначально позитивное и просоциальное существо. Технической стороне психотерапии (например, анализу бессознательного, внушению и т. п.) здесь фактически отводится весьма незначительное место. Главный акцент в роджерсовской недирективной психотерапии ставиться на взаимоотношения консультанта (психотерапевта) и клиента. Консультант не манипулирует сознанием клиента и не отчуждается от него (как, например, это имеет место в классическом психоаналитическом методе, имеющем в целом субъект-объектный характер). Взаимоотношение консультант-консультируемый носит доверительный характер, оно строится на "безусловно" позитивном приятии личности клиента. Уважение его индивидуальности, приятие клиента "каким он есть", готовность видеть мир и события его глазами, эмпатия и "вчуствование" в мир его переживаний, взаимная личностная "прозрачность" дает возможность человеку получить уникальный опыт межличностного общения. К. Роджерс различает три разновидности познания реальности человеком: 1) "субъективное" знание, проверяемое путем сопоставления определенного события с содержанием внутреннего опыта; 2) "объективное" знание, верифицируемое сопоставлением определенной информации с нормативным знанием группы, к которой принадлежит индивид; 3) "межличностное" или феноменологическое знание, базирующееся на сопоставлении моего знания со знанием другого в том пункте, что и как тот знает обо мне [41]. Именно в плане такого феноменологического межличностного знания, переживания "Я" другого и самопонимания обогащается консультируемый в процессе роджерсовской психотерапии, являющейся олицетворением субъект-субъектного подхода со стороны консультанта к консультируемому.
 Наш собственный опыт психоконсультационной и психокоррекционной работы убеждает, что на практике существуют определенные трудности осуществления стратегии субъект-субъектного подхода к консультируемому. Эффект и высококачественность проделанной психологом работы во многом определяется преодолением этих трудностей. Их суть заключается в том, что обращающиеся к психологу-консультанту лица чаще проявляют устойчивые субъект-объектные отношения к окружающим людям и к самим себе. На первых психоконсультационных сеансах клиент проявляет тенденцию переноса такой субъект-объектной установки на психолога. В частности, в своем запросе психологу консультируемый демонстрирует либо готовность быть объектом манипулирования ("сделайте со мной что-либо"), либо же желание того, чтобы психолог субъект-объектным способом воздействовал на того из ближайших ему людей - (супруга, ребенка...) воздействовать на которого сам он уже не в силах ("сделайте с ним что-либо"). В процессе дальнейшего общения с консультантом клиент может объединить эти два раздельных пункта, фигурируемых в изначальном запросе. При таком подходе клиента к психоконсультанту этот последний пытается перевести отношения на субъект-субъектный лад. В такой ситуации общения налицо определенное противоречие: от психолога со стороны клиента ожидается субъект-объектная стратегия общения, да и отношение к психологу "потребительское", психолог же совершенно по-иному подходит к клиенту, не манипулирует им, не "отчуждает" его от себя и не относится к нему как к простому "объекту рассмотрения"; напротив, консультант признает и принимает индивидуальность клиента, глубоко вслушивается в его голос без навязывания собственного, пытается понять сущность мира переживаний консультируемого, одновременно избегая всякой (порой банальной) оценки или совета. Зафиксированная субъект-объектная установка клиента к консультанту в такой ситуации не сразу дефиксируется; напротив, клиент, несмотря на общий позитивный настрой, вызванный получением необычного и уникального опыта межличностного общения, время от времени пускает в ход такие паттерны взаимодействия, которыми он пытается как бы вовлечь консультанта в желаемое (субъект-объектное, манипутляторное) русло общения. Процесс внутреннего принятия субъект-субъектной позиции к себе и другому (в том числе и консультанту) является процессом сложным, требующим определенной перестройки сложившихся установок субъекта.
 Когнитивный компонент. Основным когнитивным процессом при субъект-субъектном подходе к другому человеку является понимание. Интенция на понимание отодвигает на задний план прагматические цели индивида: когнитивная активность в данном случае не нацелена на получение какой-то пользы, другой человек не рассматривается в качестве средства для достижения субъективной цели; понимание осуществляется не ради какой-то гетерогенной, внележащей для данного психического акта цели или потребности, а напротив, оно развертывается на основе имманентного источника мотивации: оно как бы выступает терминальной и самодостаточной субъективной ценностью. Этот процесс характеризуется постижением субъективных значений или "личностных смыслов" другого человека, взаимодействующего с субъектом. Установка на понимание, приятие индивидуальности другого и аутентичного осмысления мира его переживаний определяет толерантность к противоположным мнениям, "открытость" когнитивных схем в области межличностного познания и их выраженную пластичность, некатегоричность в суждениях и способность вникать в виртуальные процессы и состояния душевных движений другой личности. Способность видеть мир глазами другого - ведущая способность при субъект-субъектном общении с другим. Такая децентрация от собственного "Я" ведет к открытию, с одной стороны, мира внутренних переживаний другого и, с другой стороны, мира возможных состояний вообще. Слово "открытие" ко многому обязывает и, возможно, здесь оно звучит слишком радикально; поэтому мы будем более точными, если применим слово "вновь открытие" или же нашему утверждению придадим менее радикальный смысл, отметив, что подобная децентрация имеет своим следствием значительное расширение диапазона видения мира возможного. В этом плане можно было бы выдвинуть гипотезу, согласно которой в онтогенетическом развитии ребенка внутреннее освоение идей возможности и вероятности тесно связано с появлением и дальнейшим функционированием умения встать на позиции другого человека или, если говорить в терминах символического интеракционизма, принять роль другого. Однако в настоящий момент проверка этой гипотезы выходит за рамки задач данного исследования. В контексте наших рассуждений, вероятно, достаточно указать на одно наше наблюдение из психоконсультационной практики: существует функциональная связь между улучшением состояния личности и расширением ею диапазона приемлемости разных возможных вариантов поведения, ранее неадекватно блокированных и "вытесненных". Субъект-субъектные взаимоотношения консультанта и консультируемого приводят к актуализации в клиенте внутренних резервов преодоления критических жизненных ситуаций путем инсайтных постижений возможных (до этого неосознаваемых или осознаваемых, но неприемлемых) поступков или средств решения определенных трудностей; тем самым происходит определенная реорганизация субъективного опыта, актуальное переживание неразрешимости жизненной задачи вписывается в широкий контекст возможных линий поведения и виртуальных состояний взаимодействия личности с социумом. Расширение содержания возможного "Я", репрезентация реального - "Я" во взаимосвязи с широким кругом представляемых и допускаемых возможных жизненных событий - такова одна из когнитивных характеристик субъект-субъектного типа межличностных отношений. Позитивный смысл выражения "Я человек и ничто человеческое мне не чуждо" становится внутренним достоянием личности по мере того, насколько к ней относятся интерсубъектным способом и, насколько ее аттитюды к другим и самой себе выражают субъект-субъективность характера отношений.
 Эмоциональный компонент. Эмоциональный компонент субъект-субъектной установки к другому человеку определяется тем, что основным эмоциональным процессом, сопутствующим интерсубъектному межличностному общению, является эмпатия, сочувствие, сопереживание, эмоциональный резонанс, сострадание и т. п. Конъюнктивные и дизъюнктивные чувства к другому в данном случае не определяются тем, что другой может выступить средством удовлетворения субъективной потребности. При интерсубъектной установочной интенции к другому центром возникновения эмоциональных переживаний является не "Я" (или "мое") субъекта, а внутренний мир другой личности. Поэтому эмоциональная валентность установки к другому, выраженная симпатией, любовью, уважением и т. п., здесь характеризуется определенной "безусловностью", "незаинтересованностью" и даже бескорыстием. Можно сказать, что наиболее детально эмоциональный компонент субъект-субъектного межличностного общения изучен в работах, посвященных психологической сущности эмпатии. Эмпатические межличностные взаимоотношения основываются на чувстве тождественности с другим, взаимной межличностной идентификации.
 Попытаемся еще более чётко проанализировать эмоциональный компонент субъект-субъектного типа отношения человека к человеку. Для этой цели наиболее удачным представляется указание на различия между субъект-объектной и субъект-субъектной установок к другому (другим) по источнику мотивации, определяющие содержание эмоционального сопричастия в каждом отдельном случае: если мотивационным источником субъект-объектного отношения является стремление "иметь" ("владеть"), то при субъект-субъектном отношении к другому в этом качестве выступает побуждение "быть" в своих дифференцированных смысловых значениях, таких как "быть с другим" и "быть для другого".
 Конативный компонент. Поведенческая готовность при субъект-субъектной установки к другому выражается в интенции на диалогическое общение, слушании "голоса" другого (установка слушать здесь как бы берет верх, над установкой "видеть"), оказании помощи в случае определенных затруднений, альтруистическое поведение.
 * * *
 Итак, мы рассмотрели четыре исходных возможных типа установок личности к вещам и людям. Однако эти возможные варианты установочных отношений в силу их взаимоизолированного рассмотрения представляются абстрактными возможностями, выступающими в качестве опорных пунктов для выявления более конкретных форм отношения человека к действительности. Для такой конкретизации мы предлагаем представить конкретные комбинаторные варианты соотношения отдельных исходных абстрактно-возможных типов установок человека. При таком комбинаторном анализе отдельные разновидности установочных отношений рассматриваются в контексте их взаимосоотношений.
 
 В итоге таких комбинаторных сопоставлений получаем 6 конкретных вариантов разновидностей установочного отношения (А, Б, В, Г, Д, Е). Рассмотрим каждый из выделенных вариантов подробно.
 А. Субъект-объектные отношения к вещам и людям (S-o-О, S-o-Р). В данном случае налицо такая ситуация, когда человек реифицирующим образом относится как к вещам, так и людям. Основной подход к реальности - манипуляторный; отношение к миру полностью "монологизировано", отчуждение реальности от личности достигает своей вершины. Обычно люди с такой тотально овеществляющей установкой относятся субъект-объектным образом не только к внешнему миру, но и к самим себе: отчуждение сопровождается самоотчуждением. Такие тенденции свойственны технократическому подходу к общественной и индивидуальной жизни. Технократичность в этом контексте понимается как способ отношения конкретной личности к миру, аналогичный тому, как понимается технократия в плане глобально-социального процесса или формы социального управления, базирующегося на абсолютизации роли науки и техники в управлении общественными процессами. Объективирующий подход личности к внешнему миру и другим людям при такой технократической установке определяет то, что манипуляторный подход к вещам и людям носит характер чётко (и жестко) организованной и рационально "рассчитанной" деятельности. Тотальное "овладение" реальностью, стремление властвовать над нею выступает главной движущей силой активности личности. Такой подход человека к действительности определяет ряд деформаций в межличностных отношениях.
 Б. Субъект-объектные и субъект-субъектные отношения к вещам (S-o-O, S-s-О). В данном случае мы имеем дело с описанием того возможного варианта установки к вещам, когда налицо определенного рода двойственность (или амбивалентность) в модусе отношений. Объекты установки однотипны, однако модусы отношений субъекта к этим объектам разноречивы. Мы можем разграничить друг от друга два подвида таких возможных установочных состояний: 1) субъект к одним вещам относится субъект-объектным, а к другим - субъект-субъектным способом; 2) к одной и той же вещи субъект проявляет то субъект-объектное, то субъект-субъектное отношение. Так или иначе, в обобщенном виде такое положение дел означает, что на смену манипуляторно-потребительскому подходу к предметному миру приходит персонализирующее, "одушевляющее" отношение к нему.
 В. Субъект-объектные отношения к вещам - субъект-субъектные отношения к людям (S-o-О, S-s-P). В рассматриваемом случае манипуляторно-потребительское отношение фокусируется на вещах, тогда как отношение к людям характеризуется субъект-субъектностью. В некотором смысле такого рода модусы отношений к вещам и людям характеризуются определенной адекватностью: субъект относится к вещам овеществляющим, а к другим людям - персонализирующим образом. Границы между отношениями к вещам и людям в данном случае чётко маркированы, способ видения мира отличается внутренней дифференцированностью и ясной структурированностью. Личность в таком случае просоциально ориентирована к людскому окружению, а ее инструментальный подход к предметному миру не идет вразрез с диалогичностью межчеловеческого общения: существует некоторое равновесие или гармония во взаимоотношениях человека с внешним миром, что несомненно имеет функциональную связь с повышением уровня самоуважения и самоприятия личности.
 Г. Субъект-субъектные отношения к вещам - субъект-объектные отношения к людям (S-s-O, S-o-P). В данном случае способ установочного отношения к миру инверсирован относительно предыдущего (В) варианта: субъект-объектные отношения к вещам заменяются субъект-субъектным к ним отношением; а субъект-субъектные отношения к людям уступают место субъект-объектным к ним отношениям. При таком отношении к миру вещи персонализируются, а люди овеществляются. Наиболее крайне-патологическим примером такой ориентации может служить часто изображаемый средствами искусства образ фашистского палача, для которого ничего не значат жизнь и страдания людей, тогда как стиль его отношения к любимым вещам (например, к произведениям искусства) более соответствовал бы отношению к другому человеку. Это, конечно, образец радикального искажения установок человека. В более мягкой форме такого рода инверсивные отношения часто наблюдаются в повседневной жизни, а в психоконсультационной практике нам не раз приходилось анализировать высказывания консультируемого, в которых проявлялось сосуществование манипуляторно-инструментального отношения к людям и персонализирующего подхода к вещам.
 Д. Субъект-субъектные и субъект-объектные отношения к людям (S-s-О, S-o-Р). В разбираемом варианте аттитюды по объекту направленности однотипны, а именно, они направлены на другого человека или других людей, однако модус направленности здесь имеет знак разноречивости и определенной двойственности или амбивалентности. Можно выделить два подвида подобных установочных состояний: 1) к одной категории людей личность относится субъект-субъектно, тогда как ее установка к другой категории людей имеет знак манипуляторно-инструментального подхода; 2) к одному и тому же человеку (или категории людей) личность устанавливает то диалогические и личностно-центрированные, то манипуляторно-инструментальные отношения. Такая установка порой наглядно "прощупывается" в психоконсультационной и психотерапевтической практике, когда психоконсультант, или психотерапевт пытается эклектически совмещать разные методы работы с личностью, одна часть которых квалифицируется как директивно-воздействующая, а другая является недирективной в плане межличностного общения врач-пациент или психолог-консультируемый. Каков же эффект такого методического эклектизма? Это особый вопрос, обсуждение которого выходит за рамки задач настоящего исследования.
 Е. Субъект-субъектные отношения к вещам и людям (S-s-O, S-s-P). В данном варианте установочного отношения субъект-субъектный модус подхода к реальности генерализован: диалогическая и персонализирующая ориентированность, не являясь прерогативой межличностного общения, легко распространяется на способ отношения личности к предметному миру. Через призму такого аттитюда весь мир преломляется как очеловеченный. В данном случае налицо прямо противоположная описанному варианту (А) ситуация: если возможное установочное состояние, представленное вариантом (А) означает тотальное овеществление действительности, то в варианте E представлено психологическое состояние полного одухотворения (вернее, одушевления) и очеловечения окружающего мира.
 * * *
 Итак, мы описали возможные варианты установок личности к миру людей и предметов. Одна и та же личность в своей жизнедеятельности может проявлять некоторые из них или их определенную комбинацию. При этом одни из указанных способов установочного отношения могут быть стабильно-доминантными, а другие ситуационно-преходящими. Такой подход позволяет составить дифференцированную картину об ориентациях человека в мире и строить на её основе конкретно-практическую психоконсультационную и психокоррекционную работу.
 3. САМООТНОШЕНИЕ ЛИЧНОСТИ

<< Пред.           стр. 1 (из 3)           След. >>

Список литературы по разделу