<< Пред. стр. 2 (из 3) След. >>
Список литературы по разделу
* криминализация жизни;
* потеря управляемости экономикой132.
Проблема экономической безопасности имеет чрезвычайно важный аспект - обеспечение безопасности при проведении региональной политики. Практически все регионы России сталкиваются с множеством острых и сложных проблем - экономических, социальных, этнополитических, экологических, в большей или меньшей степени затронутых кризисными явлениями. К важнейшим из них можно
Схема 1. Структура понятия "безопасность"
Безопасность
виды
Военная Социальная Научно- Политическая Демографическая Генетическая Экологическая
технолог.
Информационная Культурная Интеллектуальная Экономическая Правовая Криминологическая
уровни
Международная Национальная
Глобальная Региональная Государства Общества Региона Частная
Фирмы Личности
отнести экономическую реинтеграцию регионов, состояние транспортного комплекса, региональный монополизм, региональные экономические кризисы и др. Ключевыми проблемами являются:
а) сепаратизм, ведущий к разрушению сложившегося социально-экономического и технологического пространства, сырьевых, товарных и информационных потоков;
б) развитие депрессивных районов;
в) формирование новых полюсов и региональных центров роста (подробнее о структуре угроз экономической безопасности региона см. схему 2).
Регионы должны самостоятельно решать вопросы освоения и использования природных ресурсов, развития торговли, сферы услуг, инфраструктуры регионального и локального значения, использования недвижимости, поддержания правопорядка, развития специальных форм культуры, образования и здравоохранения. При этом необходимо сохранить единое военно-политическое и социально-экономическое пространство, обеспечивающее беспрепятственное перемещение товаров, сырья, трудовых ресурсов.133
Специалисты считают, что для решения проблем региональной экономической безопасности необходимы:
- ускорение работы по законодательно-правовому обеспечению федеративного устройства России на основе реального равноправия ее субъектов, разграничению предметов ведения и полномочий федеральных и региональных органов власти;
- активное противодействие сепаратистской и националистической деятельности в центре и на местах, направленной на политическую и экономическую дезинтеграцию и развал России;
- разработка комплексных мер по выборочной государственной поддержке регионов с наиболее сложными социально-экономическими, демографическими и экологическими условиями, а также депрессивных и кризисных регионов;
- содействие ускоренному социально-экономическому развитию приграничных районов, обустройству новых границ России в увязке с формированием свободных экономических зон и активизацией приграничного регионального сотрудничества;
- регионализация структурной политики государства и учет региональных приоритетов при разработке и реализации целевых федеральных и межгосударственных экономических программ, особенно их инвестиционных разделов;
- оказание федеральной помощи депрессивным районам, а также районам с особыми условиями развития (Север, новые приграничные районы, территории с особым геополитическим положением);
- совершенствование системы бюджетного федерализма, предусматривающего усиление роли территориальных бюджетов в системе государственных финансов при сохранении достаточно сильного федерального бюджета, обеспечивающего единство финансово-бюджетной и налоговой системы страны;
- проведение упреждающих мер социально-экономического характера со стороны федеральных и региональных органов государственной власти по локализации очагов социальной напряженности, особенно связанных с депопуляцией и миграцией населения, спадом производства (в том числе в городах с узкой градообразующей базой и районах с развитым военно-промышленным комплексом), безработицей, кризисом неплатежей;
- формирование нормативно-правовой базы в целях усиления координирующей роли региональных и межрегиональных ассоциаций экономического взаимодействия в совместном решении комплексных экономических и социальных проблем развития сопредельных регионов и их участия в реализации федеральных целевых программ в части, относящейся к территории той или иной ассоциации.134
Схема 2. Структура экономической безопасности региона
Внешнеполитические угрозы Внешнеэкономические угрозы
? Территориальный сепаратизм
? Политические угрозы
? Политическое противостояние
с центром Валютно- Экономические
финансовые
? Отток валютных ? Вытеснение с
Угрозы экономической средств рынка
безопасности региона ? Увеличение внеш- ? Потери внешнего
него долга рынка
? Нефункциональное ? Деградация про-
использование ва- изводств. средств
Внутренние лютных средств ? Криминализация
угрозы экономики
Угрозы в реальном секторе Угрозы в социальной Продовольственные и
сфере энергетические
? Рост безработицы ? Открытость рынка для
? Спад производства Разрушение инвестиционно- ? Снижение жизненного импорта
? Потери рынков инновационного комплекса уровня ? Обострение ценовых
? Потери основных фондов ? Свертывание НИОКР ? Увеличение числен- диспропорций
? Отказ от поддержки ? Сокращение заказов на ности социальных ? Падение производства
предприятий высокотехнологичных иждивенцев энергии
производствах ? Утрата трудовых ? Преобладание импорт-
? Потеря квалифицирован- навыков ной продукции
ных кадров
Наряду с экономическими аспектами региональной безопасности, российские ученые выделяют такие проблемы, как социальная и политическая стабильность, взаимоотношения с федеральным центром, состояние этно-конфессиональных отношений, миграционные процессы, близость (отдаленность) к "горячим точкам" и границам РФ, информационная безопасность, экология и пр.135
Расширение содержательного поля понятия "безопасность" не могло не привести к новым интерпретациям этого термина. В частности российские ученые задались вопросом, насколько правильным является определение безопасности в сугубо негативном плане. Во многих традиционных политологических парадигмах безопасность определяется как отсутствие опасностей или способность актора эффективно встретить и предотвратить потенциальные угрозы. Но подобное определение не содержит позитивного видения безопасности: что же следует после того, как вызовы и угрозы нейтрализованы?
Ряд российских ученых попытался решить эту проблему, введя дифференциацию понятий "стабильность" и "безопасность". По их мнению, стабильность - это ритм жизнедеятельности систем, их пульсация, конфликт позитивных и негативных факторов развития без перехода за границы допустимого, за предельные рамки коммуникации в конфликтной ситуации (например, рамки права). Безопасность - это одновременно и пределы допустимого, и возможность вернуть систему в состояние стабильного, устойчивого развития после воздействия внешних и/или внутренних факторов.136
Другая группа российских ученых считает (вслед за скандинавской школой мирных исследований),137 что безопасность нужно определять как общественный порядок, который обеспечивал бы не только защищенность социума, но и благоприятные условия, которые бы позволяли наиболее полное раскрытие творческих способностей индивида, социальных групп, этносов конфессий и пр.138
Нужно отметить, однако, что подобные подходы к определению безопасности в российской науке пока составляют очевидное меньшинство. Реализм и геополитика, будучи доминирующими парадигмами российской ТМО, не способствуют укоренению этих взглядов и продолжают настаивать на традиционном (т.е. негативном) определении понятия "безопасность".
Глава 5. Природа международной безопасности
Следует отметить, что большинство российских школ ТМО отошло от понимания международной безопасности как феномена, принадлежащего исключительно к военно-политической сфере. Вместо этого устаревшего, узкого подхода укоренилось многомерное, комплексное понимание международной безопасности, включающее не только "жесткие" (военные), но и "мягкие" (невоенные) факторы - экономические, социальные, демографические, экологические, культурные, информационные и прочие вызовы. Причем, такое широкое понимание категории "международная безопасность" свойственно не только для академической среды, но и зафиксировано в официальных документах. Подобный подход к проблеме безопасности содержится, например, в Законе о безопасности РФ 1992 г.,139 а также обоих вариантах Концепции национальной безопасности (КНБ) РФ, принятых в 1997 и 2000 гг.140
Россия на официальном уровне заявила, что в настоящее время не существует угрозы полномасштабной войны, и вообще главным источником опасности для страны являются не внешние, а внутренние угрозы (прежде всего, финансово-экономический кризис, а также национализм и сепаратизм). Лишь с началом второй чеченской войны международный терроризм был упомянут в качестве серьезной внешней угрозы. События 11 сентября 2001 г. подтвердили эту оценку.
Научно-политические элиты России отмечают снижение роли военных и возрастание значимости невоенных факторов обеспечения международной безопасности. Так, при определении контуров формирующейся североевропейской системы безопасности российская дипломатия безусловно отдает приоритет "мягкой" безопасности. По словам российского министра иностранных дел И.С. Иванова, первостепенное внимание должно быть уделено экологии, социальным проблемам, правам человека и национальных меньшинств.141 Российское восприятие международной безопасности в данном регионе разделяется и Евросоюзом. Принятый в июне 2000 г. План действий в рамках Северного измерения общей внешней и оборонной политики ЕС перечисляет следующие приоритеты:
* экология (особенно выбросы в водную и воздушную среды);
* ядерная безопасность;
* энергетическая безопасность;
* необходимость развития человеческих и научных ресурсов;
* здравоохранение и уровень жизни;
* препятствия на пути торговли и инвестиций;
* организованная преступность; и
* Калининград.142
В то же время различные школы по-разному оценивают роль военной силы в современных международных отношениях. Российские официальные документы, включая КНБ и военную доктрину 2000 г., подчеркивают, что при решении международных споров предпочтительны политические и правовые инструменты, военная же сила - этой крайнее средство, которое может применяться только в том случае, если другие методы исчерпаны.143 Однако ряд российских реалистов и геополитиков считает, что военная сила или угроза ее применения остается важным средством обеспечения национальной и международной безопасности. Причем, как показали события последних лет, военная сила может быть использована и в тех случаях, когда нет непосредственной угрозы безопасности западных стран (Босния, Гаити, Косово, Панама, Сомали) или когда эта опасность искусственно преувеличена (Ирак).
В отличие от периода "холодной войны", когда отечественные ученые считали, что безопасность того ли иного субрегиона или региона можно обеспечить только в контексте более широкой системы безопасности - соответственно, региональной или глобальной, ныне все больше укореняется мнение о том, что в современных условиях возможно создание более или менее автономных систем безопасности и на субрегиональном, и региональном уровнях. Например, Северо-восточная Европа, где отсутствуют ярко выраженные военные угрозы, вполне может стать такой зоной безопасности. По словам министра иностранных дел РФ И.С. Иванова, "на севере континента был приобретен уникальный опыт в процессе широкомасштабного и равноправного сотрудничества между странами, которые объединены такими факторами, как география, история, взаимное стремление к укреплению этих отношений и необходимость совместного поиска ответов на вызовы времени. Пример нашего региона должен убедить всех европейцев в возможности укрепления безопасности и стабильности, а также процветания на основе серьезного и равноправного международного сотрудничества. В этом мы видим главную политическую цель концепции Северного измерения".144
Как видим, российские эксперты в области внешней политики, несмотря на отдельные разногласия, во многом сходятся в понимании характера и законов функционировании современной системы международной безопасности.
Глава 6. Операционные модели международной безопасности
Для более детальной характеристики взглядов российских специалистов-международников необходимо рассмотреть те конкретные модели международной безопасности, которые предлагаются ими в ходе дискуссий. Моделирование возможно на основе разных подходов и критериев. В данном исследовании мы рассмотрим лишь два типа моделей (см. схему 3).
Модели международной безопасности, относящиеся к первому типу, конструируются в зависимости от количества субъектов системы безопасности. Выделяются четыре основных модели, конкурирующих между собой:
* Однополярная система безопасности. После распада Советского Союза США остались единственной сверхдержавой, которая, по мнению сторонников подобной модели, пытается нести "бремя" мирового лидерства, дабы не допустить "вакуума силы" в международных отношениях и обеспечить распространение демократии по всему миру. Интересно отметить, что не только реалисты, но и неолибералы не отвергают тезис об оправданности американской гегемонии после окончания "холодной войны". Так, ряд российских либералов ссылается на мнение известного американского политолога Дж. Ная, который считает, что отсутствие лидерства со стороны сверхдержавы плохо и для других стран, ибо в одиночку они не в состоянии справиться со сложными проблемами эпохи глобальной взаимозависимости.145
Однополярная модель предполагает усиление системы военно-политических союзов, ведомых США. Так, НАТО, по мнению либеральных аналитиков, должна обеспечивать стабильность в трансатлантической подсистеме международных отношений, гармонизировать отношения между США и европейскими государствами в стратегической области, обеспечивать американское военное присутствие в Европе и гарантировать недопущение конфликтов на этом континенте.146 США ясно дали понять (и продемонстрировали это на деле в ходе войны на Балканах 1999 г.), что именно НАТО должно стать главным гарантом европейской безопасности. Другие региональные организации - ЕС, ЗЕС, ОБСЕ и пр. - могут лишь играть второстепенную роль в архитектуре европейской безопасности XXI в. В соответствии с новой стратегической концепцией НАТО, принятой весной 1999 г., зона ответственности этого блока расширяется за счет включения в нее сопредельных регионов. Любопытно, что, с точки зрения ряда либеральных экспертов, НАТО не только выполняет задачи военно-политического союза, но и все больше приобретает идентификационно-цивилизационные функции. Членство в НАТО служит своего рода индикатором принадлежности к западной, "демократической" цивилизации. Те же, кто не являются членами НАТО и не имеют шансов войти в эту организацию, относятся к "чужим" и даже враждебным цивилизациям. По выражению одного скандинавского аналитика, по границам НАТО пролегает рубеж между Космосом и Хаосом.147 Российские либералы, по-прежнему считают, что присоединение к НАТО является для России важнейшей задачей в сфере международной безопасности.
После свержения режима Саддама Хусейна некоторые российские эксперты стали утверждать, что с победой США в Ираке окончательно утвердилась однополярная модель мира, и Вашингтон будет фактически единолично править миром и определять способы решения возникающих перед мировым сообществом проблем (лишь для антуража привлекая другие страны или разрешая этим странам действовать самостоятельно только в тех случаях, когда это не задевает американские интересы). По этой причине, настаивают сторонники этого взгляда, России пора отказаться от претензий на роль самостоятельного центра силы и необходимо побыстрее примкнуть к лидеру, те есть к США.148 В противном случае попусту будут потрачены силы и средства на ненужную конфронтацию с Вашингтоном.
Эта группа экспертов не верит в то, что России удастся создать коалиции и союзы с другими ведущими государствами (Германия, Франция, Китай и пр.), которые могли бы эффективно сбалансировать гегемонию США. По их мнению, эти государства преследуют свои эгоистические интересы и, не колеблясь, пожертвуют союзом с Россией, если он перестанет им быть выгодным. В качестве примера приводится позиция Франции и Германии, которые, несмотря на "тройственный союз" с Россией периода иракской войны, не прекратили критику политики Москвы в Чечне, не пошли на смягчение своей торговой политики в отношении России (включая вопрос о приеме РФ в ВТО) и продолжают ужесточать визовый режим в отношении россиян. Пекин же, несмотря на разговоры о российско-китайском "стратегическом партнерстве", вообще остался в стороне от дипломатической схватки вокруг Ирака. Коалиции с этими государствами могут иметь место как временная, тактическая мера (для решения отдельных вопросов), но стратегический ориентир должен оставаться неизменным - американский полюс силы.
Необходимо, однако, отметить, что однополярная модель международной безопасности подвергается обоснованной критике как в России, так и в самих США. Российские критики однополюсной модели ссылаются на мнение ряда американских специалистов, которые полагают, что США просто не имеют необходимых ресурсов для выполнения функций мирового лидера.149 Они также обращают внимание на то, что американское общественное мнение также весьма сдержанно относится к этой идее, ибо осознает, что подобная роль требует существенных финансовых затрат. Другие центры силы - ЕС, Япония, Россия, Китай - также высказывают свое неприятие американской гегемонии (в открытой или завуалированной форме). Кроме того, основной инструмент осуществления американского лидерства - военно-политические альянсы - плохо приспособлен для решения современных проблем. Эти союзы были созданы в период "холодной войны", и их главным предназначением было предотвращение военных угроз. Многие аналитики - российские и зарубежные - считают, что для адекватного ответа на вызовы из области "мягкой безопасности" (финансово-экономические кризисы, экологические катастрофы, терроризм, наркобизнес, незаконная миграция, информационные войны и пр.) военная машина, унаследованная из прошлого, просто не годится.150
* "Концерт держав". Некоторые специалисты предлагают в качестве наилучшей модели международной безопасности союз нескольких великих держав (по образцу Священного союза, определявшего устройство Европы после завершения наполеоновских войн), которые могли бы взять на себя ответственность как за поддержание стабильности в мире, так и за предотвращение и урегулирование локальных конфликтов. Достоинство "концерта держав", по мнению сторонников этой концепции, заключается в его лучшей управляемости и, соответственно, большей эффективности, ибо в рамках такой конструкции легче согласовать позиции и принять решение, чем в организациях, насчитывающих десятки или даже сотни (ООН) членов.
Правда, между российскими экспертами существуют разногласия по поводу состава такого "концерта". Если одни специалисты предлагают сформировать этот союз на базе "восьмерки" высокоразвитых индустриальных держав" (особенно влиятельной эта точка зрения стала после окончания войны в Ираке), то другие настаивают на непременном участии Китая и Индии.151
Однако критики данной модели указывают, что она дискриминационна по отношению к малым и средним государствам. Система же безопасности, созданная на основе диктата нескольких сильных государств, не будет легитимной и не будет пользоваться поддержкой большинства членов мирового сообщества. Кроме того, эффективность этой модели может быть подорвана соперничеством между великими державами или выходом из союза одного или нескольких его членов.152
* Многополярная модель. Ряд ученых, по своим убеждениям близких к реализму, считает, что в период после окончания "холодной войны" на деле сложилась не одно-, а многополярная система международных отношений. Лидерство США во многом является мифическим, иллюзорным, ибо такие акторы, как ЕС, Япония, Китай, Индия, АСЕАН, Россия, признавая мощь США, все же проводят свой курс в международных делах, часто несовпадающий с американскими интересами. Росту влияния этих центров силы способствует тот факт, что меняется сама природа силы в международных отношениях. На передний план выдвигаются не военные, а экономические, научно-технические, информационные и культурные составляющие этого феномена. А по этим показателям США не всегда являются лидером. Так, по экономическому и научно-техническому потенциалу ЕС, Япония и АСЕАН вполне сопоставимы с США. Например, по объему помощи развивающимся странам Япония сравнялась с США (10 млрд. долл. ежегодно).153 В военной сфере ЕС также проявляет все большую строптивость, приняв концепцию общей внешней политики и политики в области безопасности, превратив ЗЕС в свой военный инструмент и начав формирование европейской армии. Китай, осуществляющий широкомасштабную программу модернизации своих вооруженных сил, по оценкам специалистов, превратится к 2020 г. в одну из ведущих военных держав не только АТР, но и всего мира.154
Сторонники многополярности настаивают на том, чтобы США признали необоснованность своих претензий на мировое лидерство и начали партнерский диалог с другими центрами силы. Идеи многополярности особенно популярны в российском политическом и академическом истеблишменте и даже возведены в ранг официальной внешнеполитической доктрины в обоих вариантах КНБ.
Оппоненты многополярности (в основном из лагеря либералов и глобалистов) подчеркивают, что подобная модель не принесет стабильности в международных отношениях. Ведь она исходит из видения системы международных отношений как поля вечной конкуренции между "центрами силы". А это, в свою очередь, неизбежно приведет к конфликтам между последними и постоянным переделам сфер влияния.155
* Глобальная (универсальная) модель. Сторонники этой концепции исходят из тезиса о том, что международная безопасность может быть по-настоящему обеспечена лишь только на глобальном уровне, когда все члены мирового сообщества принимают участие в ее создании. По одной версии, создание этой модели возможно только тогда, когда все страны и народы будут разделять некий минимум общечеловеческих ценностей и возникнет глобальное гражданское общество с единой системой управления.156 Менее радикальные варианты данной концепции сводятся к тому, что подобная модель явится результатом постепенной эволюции уже существующей системы режимов международной безопасности и организаций при ведущей роли ООН.157
Подобная концепция популярна в основном среди различных школ российских глобалистов, но на уровне политических элит она не пользовалась особым влиянием. Противники этой модели в основном критикуют ее за "наивность", "романтизм", "нереалистичность", отсутствие продуманного механизма создания подобной системы безопасности.158
Из описанных выше четырех моделей в российском внешнеполитическом мышлении доминирует многополярная модель.
Второй тип моделей международной безопасности определяется характером отношений между участниками подобных систем безопасности. Дискуссии шли в основном вокруг трех моделей - коллективной, всеобщей и кооперационной.
* Коллективная безопасность - понятие, появившееся в мировом политическом лексиконе и укоренившееся в дипломатической практике еще в 1920-30-е гг., когда предпринимались попытки создать механизм предотвращения новой мировой войны (в основном на базе Лиги Наций).
Главными элементами коллективной безопасности является наличие группы государств, объединенных общей целью (защита своей безопасности), и система военно-политических мер, направленных против потенциального противника или агрессора.159 В свою очередь могут быть различные виды коллективной безопасности, отличающиеся друг от друга тем, какой тип межгосударственной коалиции положен в ее основание и какие цели ставят перед собой участники системы коллективной безопасности. Это может быть организация государств, имеющих сходное общественно-политическое устройство, общие ценности и историю (например, НАТО, Организация Варшавского договора, Европейский Союз, СНГ и пр.). Коалиция может возникнуть и по причине внешней опасности, угрожающей безопасности группе совершенно разнотипных государств, но заинтересованных в коллективной защите от общего врага.
В целом же коллективная безопасность фокусирует внимание на военно-стратегических проблемах и не нацелена на решение других аспектов международной безопасности (экономического, общественного, экологического и других измерений). Это ограничивает возможности использования данной модели в современных условиях. Тем не менее в 1990-е гг. наблюдался подъем интереса к этой модели среди российских ученых и политиков, обусловленный динамикой развития СНГ, а также внешними угрозами (расширение НАТО, исламский фундаментализм, локальные конфликты в сопредельных регионах и пр.).160 Неслучайно, Ташкентский договор 1992 г был назван Договором о коллективной безопасности.
* Всеобщая безопасность - понятие, впервые появившееся в докладе Комиссии Пальме 1982 г. и ставшее популярным в нашей стране еще в советский период (особенно в рамках НПМ). Ряд глобалистских школ придерживается этой концепции до сих пор.
Эта концепция призвана подчеркнуть многомерный характер международной безопасности (включая не только традиционную "жесткую", но и "мягкую" безопасность),161 а также необходимость учета законных интересов не только узкой группы государств, но и всех членов мирового сообщества. Институциональную основу всеобщей безопасности должны составлять не только и не столько военно-политические альянсы (как в случае с коллективной безопасностью), сколько глобальные организации типа ООН. Несмотря на то, что в эвристическом смысле концепция всеобщей безопасности представляет значительный шаг вперед по сравнению с коллективной безопасностью, ей присущ ряд недостатков: некоторая расплывчатость определения международной безопасности (понятие безопасности стало синонимом общественного блага), отсутствие приоритетов, техническая непроработанность, слабое институциональное подкрепление и связанная с этим трудность воплощения на практике.
* Кооперационная безопасность - модель, ставшая популярной с середины 1990-х гг.162 Эта модель, по мнению ее сторонников, сочетает в себе лучшие стороны двух предыдущих концепций. С одной стороны, она признает многомерный характер международной безопасности, а с другой - устанавливает определенную иерархию приоритетов и нацеливает субъектов международной деятельности на решение первоочередных задач. Модель кооперационной безопасности отдает предпочтение мирным, политическим средствам решения спорных вопросов, но в то же время не исключает применения военной силы (не только как последнее средство, но и как инструмент превентивной дипломатии и миротворчества).163 Она поощряет сотрудничество и контакты между государствами, принадлежащими к разным типам общественного и цивилизационного устройства, и вместе с тем может опираться на существующую систему военно-политических союзов при решении конкретных вопросов. Наконец, признавая государство-нацию в качестве основного субъекта международной деятельности, эта концепция, тем не менее, большое внимание уделяет использованию потенциала международных и транснациональных организаций.164
В то же время разработка модели кооперационной безопасности еще далека от своего завершения. Не до конца ясны ее многие конкретные параметры: какие институты должны стать ядром новой системы международной безопасности, каковы природа силы и границы ее использования в современных международных отношениях, каковы перспективы национального суверенитета, как сложится судьба существующих военно-политических альянсов, как предотвратить возрождение блоковой политики и скатывание нынешней системы международных отношений к хаосу и т.д.? Внушают опасение и попытки некоторых государств и коалиций (США и НАТО) интерпретировать понятие кооперационной безопасности в выгодном для себя смысле и построить не равноправную, а иерархичную систему международных отношений.
Оценивая популярность этих трех моделей, отметим, что поначалу российская внешнеполитическая мысль склонялась поочередно к концепциям коллективной и всеобщей безопасности. Однако после событий 11 сентября 2001 г., приведшим к созданию широкой международной антитеррористической коалиции (с активнейшим участием России), появились признаки того, что российские внешнеполитические и интеллектуальные элиты проявляют склонность к кооперационной модели. Несмотря на временное охлаждение отношений между Россией и США из-за иракской войны, сотрудничество по таким глобальным вопросам, как нераспространение оружия массового уничтожения, сокращение военных потенциалов и разоружение, борьба с международным терроризмом, организованной преступностью, наркобизнесом, по-прежнему продолжается, а по некоторым направлениям, набирает обороты.
Схема 3. Модели международной безопасности
Международная безопасность
по количеству субъектов
• однополярная
• "концерт держав"
• многополярная
• глобальная (универсальная)
по характеру отношений между акторами
• коллективная
• всеобщая
• кооперационная
Заключение
В случае с концепциями национальной и международной безопасности российская внешнеполитическая мысль претерпела серьезные изменения за последние десять-пятнадцать лет. От идеологического унитаризма (основанного на господстве марксизма-ленинизма) она перешла к мировоззренческому многообразию и интеллектуальной свободе. Ныне в России представлены все основные парадигмы ТМО, каждая из которых имеет свою точку зрения на вопросы национальной и международной безопасности. Несмотря на очевидное господство политического реализма и геополитики, другие школы тоже имеют возможность свободно излагать свои взгляды и бороться за влияние на внешнеполитическую элиту и механизм принятия решений.
Вместе с тем, необходимо отметить, что, несмотря на остроту постсоветской дискуссии по вопросам безопасности, она не приобрела деструктивного или национал-шовинистического характера. Наоборот, она имеет вполне конструктивную направленность, и даже наметилась тенденция к определенному консенсусу между различными школами. Так, все они исходят из многомерного и многоуровневого понимания как национальной, так и международной безопасности. Согласны они между собой и в отношении возрастающей роли факторов "мягкой" (невоенной безопасности). В противоположность советскому периоду для большинства российских школ ТМО защита национальных интересов в сфере безопасности является важным приоритетом. Они также не приемлют однополярную структуру международной безопасности, считая, что Россия, наряду с другими государствами, могла бы внести свой достойный вклад в создание более стабильного и предсказуемого мира.
В то же время между российскими внешнеполитическими школами существуют серьезные противоречия по таким вопросам, как природа и оптимальная модель международной безопасности, роль военной силы в международных отношениях, оценка различных режимов международной безопасности и поведения различных держав и международных организаций, приоритеты российской политики в области безопасности и пр. Такая полифония является нормальной для демократического дискурса и, видимо, сохранится и в будущем (хотя различные школы могут меняться местами по степени влиятельности).
Необходимо отметить, что российская ТМО пока не преодолела переходный период и, соответственно, характерные для него явления. Так, российские исследователи во многом продолжают быть зависимыми от западных методологических подходов и концепций международной безопасности, им по-прежнему не хватает своего "лица" в этой сфере. Сохраняется определенная изолированность российских специалистов-международников (особенно работающих на периферии) от самых передовых течений современной зарубежной политической мысли. В свою очередь это приводит к господству так называемой модели "догоняющего роста", обрекающей российскую ТМО на следование в кильватере западной науки. Недостаточна степень координации и институционализации действий исследователей в области международной безопасности. Представляется, что именно по этим направлениям (для решения этих проблем) и пойдет дальнейшая работа отечественных специалистов-международников.
SUMMARY
This study examines the Russian post-Soviet security discourse. Particularly, it aims at exploring the following research questions:
* Description of Russian post-Communist foreign policy schools - Atlanticism, Eurasianism, geopolitics, realism, liberalism, globalism and post-positivism.
* Russian definitions of national and international security.
* Russian perspectives on the future of the world order and models of international security.
* The institutional/organisational dimension of Russian security studies - the main research centres (Moscow-based and peripheral), principal themes and problematique.
Several conclusions emerged from this analysis.
First, Russian security studies have experienced a very quick and dramatic transformation from a discipline dominated by Marxist ideology to multiparadigmatic discourse. All main paradigms are represented in Russia - realism/geopolitics, liberalism/idealism, globalism and post-positivism.
Second, although the realist/geopolitical school is currently dominating the discipline, other paradigms (particularly, liberalism, globalism and post-positivism) do exist and are producing some alternatives to the prevailing paradigm. It appears that in the foreseeable future the Russian security discourse will look like a polyphony rather than monophony or cacophony.
Third, the mainstream of Russian security studies has managed to avoid xenophobic/extremist views on international affairs and develop more or less moderate and well-balanced concepts.
Fourth, the Russian authors have taken great strides in exploring research problems such as arms control and military history, present-day Russian security policies in various regions and so on. However, Russian scholarship still lacks profound theoretical works in this field. To some extent, Russian security studies are still isolated from the world security discourse and many Russian scholars (especially in the peripheral research centres) are not informed on the newest security theories and ideas.
Fifth, Russian security studies have changed its status by being transformed from an elitist discipline to a "normal" one. In contrast with the Soviet past when security studies have been developed mainly by military specialists and a small group of academics (close to the Communist party leadership), now security issues are widely discussed not only by political and military elites but also by scholars and broad public.
Finally, the "democratisation", "demonopolisation" and "normalisation" of security studies has had many implications at the institutional level: the number of research centres dealing with international studies has dramatically increased, new regional centres and schools have emerged. This made Russian security studies even more diverse and interesting.
А.А. Сергунин
РОССИЙСКАЯ ВНЕШНЕПОЛИТИЧЕСКАЯ МЫСЛЬ: ПРОБЛЕМЫ НАЦИОНАЛЬНОЙ И МЕЖДУНАРОДНОЙ БЕЗОПАСНОСТИ
Монография
Редактор Л.П. Шахрова
Лицензия ЛР N 020073 от 20.06.1997
Подписано в печать Формат 60х90 1/16. Бумага офсетная. Печать офсетная. Гарнитура Таймс. Усл. печ. л. 6.
Тираж 500. Заказ № Цена договорная.
______________________________________________________________
Нижегородский государственный лингвистический университет
имени Н.А. Добролюбова
603155, Н. Новгород, ул. Минина, 31а
______________________________________________________________
Типография ННГУ. 603000, Н. Новгород, ул. Б. Покровская, 37
1 Соответствующая дисциплина предусмотрена в Государственном образовательном стандарте 2000 г. по специальности "международные отношения", но она не относится к числу обязательных и читается лишь в немногих вузах.
2 См., например: Арбатов Г.А. Идеологическая борьба в современных международных отношениях. М., 1970.
3 Поздняков Э.А. Системный подход и международные отношения. М., 1976; Процесс формирования и осуществления внешней политики капиталистических стран. Под ред. В.И.Гантмана. М., 1981; Система, структура и процесс развития современных международных отношений. Под ред. В.И.Гантмана. М., 1984.
4 Мурадян А.А. Буржуазные теории международной политики. М., 1988; Современные буржуазные теории международных отношений. Под ред. В.И.Гантмана. М., 1976; США: политическая мысль и история. Под ред. Н.Н.Яковлева. М., 1976.
5 Кукулка Ю. Проблемы теории международных отношений. М., 1980; Санакоев Ш.П., Капченко Н.И. О теории внешней политики социализма. М., 1978; Современные буржуазные теории международных отношений. Под ред. В.И.Гантмана. М., 1976.
6 Иванченко Н.С. Природоохранительный аспект международно-правововой проблемы разоружения. Л.: Издательство Ленинградского университета, 1983; Милитаризм и разоружение. Справочник. М.: Политиздат, 1984; Мир и разоружение. Под ред. П.Н.Федосеева. М.: Наука, 1986; Петровский В.Ф. Разоружение: концепция, проблемы, механизм. М.: Прогресс, 1982; Фарамазян Р. Разоружение и экономика. М.: Прогресс, 1982.
7 Громыко А.А., Ломейко В.Б. Новое мышление в ядерный век. М., 1984; Горбачев М.С. Перестройка для нашей страны и всего мира. М.: Политиздат, 1987.
8 Антюхина-Московченко В.И., Злобин А.А., Хрусталев М.А. Основы теории международных отношений. М., 1988; В поисках равновесия. Экология в системе социальных и политических приоритетов. М.: Международные отношения, 1992; Иванченко Н.С. Природоохранительный аспект международно-правововой проблемы разоружения. Л.: Издательство Ленинградского университета, 1983; Колбасов О.С. Международно-правовая охрана окружающей среды. М.: Международные отношения, 1982; Его же. Экология: политика и право. М.: Прогресс, 1983.
9 Глобальные проблемы современности и сотрудничества в ходе их решения. Берлин: МИСОН, 1987; Горбачев М.С. Перестройка для нашей страны и всего мира. М.: Политиздат, 1987: Громыко А.А., Ломейко В.Б. Новое мышление в ядерный век. М., 1984; Политика силы или сила разума? Гонка вооружений и международные отношения. М., 1989; Социально-философские аспекты современных международных отношений. Под ред. В.В.Мшвениерадзе. М., 1987; США и проблемы сокращения вооружений. Ядерно-космический аспект: 80-е годы. М.: Наука, 1988.
10 Барсегов Ю.Г. Мировой океан: право, политика, дипломатия. М.: Международные отношения, 1983; Блищенко И.П., Солнцева М.М. Мировая политика и международное право. М., 1991; Внешняя политика капиталистических стран М., 1983; Внешняя политика СССР. Проблемы теории и практики. Под ред. С.Л.Тихвинского. М., 1986; Карпец И. Преступления международного характера. М.: Прогресс, 1983; Ковалев Э.В., Малышев В.В. Террор: вдохновители и исполнители. М.: Политиздат, 1984; Колобов О.А., Корнилов А.А., Макарычев А.С., Сергунин А.А. Процесс принятия внешнеполитических решений: исторический опыт США, государства Израиль и стран Западной Европы. Н.Новгород, 1992; Колосов Ю.М., Сташевский С.Г. Борьба за мирный космос: правовые вопросы. М.: Международные отношения, 1984; Кукулка Ю. Проблемы теории международных отношений. М., 1980; Маркушина В.И. ООН и международное научно-техническое сотрудничество. М.: Наука, 1983; Международная безопасность и Мировой океан. Под ред. Л.А.Иванащенко и Ю.М.Колосова. М.: Наука, 1982; Международно-правовые проблемы освоения космоса. М.: ИНИОН АН СССР, 1983; Международный порядок: политико-правовые аспекты. М., 1986; Международный терроризм и ЦРУ. М.: Прогресс, 1982; Механизм формирования внешней политики США. М., 1986; Механизм формирования и осуществления внешней политики империалистических государств в ХХ в. Под ред. О.А.Колобова. Горький, 1988; Милитаризм и разоружение. Справочник. М.: Политиздат, 1984; Мир и разоружение. Под ред. П.Н.Федосеева. М.: Наука, 1986; Петровский В.Ф. Разоружение: концепция, проблемы, механизм. М.: Прогресс, 1982; Поздняков Э.А. Внешнеполитическая деятельность и межгосударственные отношения. М., 1986; Поздняков Э.А. Системный подход и международные отношения. М., 1976; Процесс формирования и осуществления внешней политики капиталистических стран. Под ред. В.И.Гантмана. М., 1981; Разоружение. Справочник. М.: Политиздат, 1979; Родионов К.С. Интерпол: миф и действительность. М.: Международные отношения, 1982; Процесс формирования и осуществления внешней политики капиталистических стран. Под ред. В.И.Гантмана. М., 1981; Решетников Ф.М. Правовые системы стран мира. Справочник. М., 1993; Санакоев Ш.П., Капченко Н.И. О теории внешней политики социализма. М., 1978; Сергеев А.В. Наука и внешняя политика. М., 1967; Система, структура и процесс развития современных международных отношений. Под ред. В.И.Гантмана. М., 1984; Современная внешняя политика США. М., 1984; Фарамазян Р. Разоружение и экономика. М.: Прогресс, 1982; Тюлин И.Г. Внешнеполитическая мысль современной Франции. М., 1988; Хозин Г.С. Могущество и бессилие. Научно-техническая революция и политика империализма. М.: Международные отношения, 1986; Его же. США: космос и политика. М.: Наука, 1987.
11 Арбатов Г.А. Идеологическая борьба в современных международных отношениях. М., 1970; Мурадян А.А. Буржуазные теории международной политики. М., 1988; Современные буржуазные теории международных отношений. Под ред. В.И.Гантмана. М., 1976; США: политическая мысль и история. Под ред. Н.Н.Яковлева. М., 1976.
12 Основные положения военной доктрины Российской Федерации // Известия, 1993, 18 ноября; Красная звезда, 1993, 19 ноября.
13 Концепция национальной безопасности Российской Федерации // Российская газета, 1997, 26 декабря, с. 4-5.
14 Crow S. The Making of Foreign Policy in Russia under Yeltsin. Munich/ Washington, DC: Radio Free Europe/Radio Liberty Research Institute, 1993, p. 2.
15 Simes D. Reform Reaffirmed // Foreign Policy, No. 90 (Spring 1993), pp. 48-53.
16 Arbatov A.G. Russia's Foreign Policy Alternatives // International Security, Vol. 18, No. 2 (Fall 1993), pp. 9-14.
17 Malcolm N., Pravda A., Allison R., Light M. Internal Factors in Russian Foreign Policy. New York: Oxford University Press, 1996, p. 34.
18 Rosenau J.N. Order and disorder in the study of world politics // Globalism versus realism: international relations' third debate. Ed. by Maghroori R., Ramberg B. Boulder, Co.: Westview Press, 1982, pp. 1-7; Сергунин А.А., Макарычев А.С. Современная западная политический мысль: "постпозитивистская революция". Нижний Новгород: Нижегородский лингвистический университет, 1999.
19 См. подробнее: Malhotra V.K., Sergounin A.A. Theories and approaches to international relations. New Delhi: Anmol Publications, 1998, pp. 329-420.
20 Подробнее об эволюции российской внешнеполитической мысли в посткоммунистический период см.: Сергунин А.А. Российская внешнеполитическая мысль и война на Балканах // Балканский кризис: истоки, состояние, перспективы / Под ред. В.С. Павлова. Н. Новгород: Издательство ННГУ, 2000, с. 159-173; Malhotra V.K., Sergounin A. Op. cit., pp. 329-420.
21 A Transformed Russia in a New World // International Affairs (Moscow), Vol. 38, no. 4-5, April-May, p. 86.
22 Тренин Д.В. Realpolitik и реальная политика // Независимое военное обозрение, 1-7 октября 1999, № 38, с. 1, 4.
23 Макаров Д. Расширение НАТО подтолкнет Россию к реформам // Аргументы и факты, 1997, № 22, с .9.
24 Kozin V. New Dimensions of NATO // International Affairs (Moscow), March 1993, p. 57; Kortunov A. NATO Enlargement and Russia: In Search of an Adequate Response // David G. Haglund (ed.) Will NATO Go East? The Debate Over Enlarging the Atlantic Alliance. Kingstone, Ont.: Queen's University, 1996, pp. 74-75; Чуркин В. У России с НАТО никогда не было конфликтов // Сегодня, 25 апреля 1995; Макаров Д. Расширение НАТО подтолкнет Россию к реформам, с. 9
25 О связях между оригинальной и современной версиях "евразийства" см. подробнее: Shlapentokh D.V. Eurasianism: Past and Present // Communist and Post-Communist Studies, 1997, vol. 30, no. 2, pp. 129-151; Sergounin A.A. Russian Post-Communist foreign policy thinking at the cross-roads: changing paradigms // Journal of International Relations and Development, September 2000, pp. 218-222.
26 Станкевич С. Держава в поисках себя // Независимая газета, 1992, 28 марта, с. 4; Stankevich S. Russia in Search of Itself // The National Interest, Summer 1992, pp. 47-51.
27 Правда, некоторые "евразийцы" считали, что Россия - не просто "мост" между Востоком и Западом, а сама является особой ("третьей") цивилизацией, развивающейся по своему пути.
28 Travkin N. Russia, Ukraine, and Eastern Europe // S. Sestanovich (ed), Rethinking Russia's National Interests. Washington, DC: Center for Strategic and International Studies, 1994, pp. 34-35.
29 Travkin N. Russia, Ukraine, and Eastern Europe, pp. 34-35; Pleshakov K. Russia's Mission: the Third Epoch // International Affairs (Moscow), 1993, January, pp. 22-23.
30 Stankevich, S. Toward a New "National Idea" // S. Sestanovich (ed), Rethinking Russia's National Interests. Washington, DC: Center for Strategic and International Studies, 1994, p. 24.
31 Stankevich, S. Toward a New "National Idea", p. 31-32.
32 Stankevich, S. Toward a New "National Idea", p. 28.
33 Цит. по: Malcolm N. New Thinking and After: Debate in Moscow about Europe // N. Malcolm (ed), Russia and Europe: An End to Confrontation? London and New York: Pinter Publishers for The Royal Institute of International Affairs, 1994, p. 167.
34 Stankevich, S. Toward a New "National Idea", pp. 25-26.
35 Концепция внешней политики Российской Федерации // Дипломатический вестник, 1993, январь, с. 3-23.
36 Pozdnyakov E. Russia is a Great Power // International Affairs (Moscow), January 1993, p. 6.
37 Поздняков Э.А. Философия политики. М.: Палея, 1994, т. 2, с. 102.
38 Zagorski A. Russia and Europe // International Affairs (Moscow), January 1993, p. 49.
39 Подберезкин А.И. Вашингтон и Москва меняют ориентиры, с. 3.
40 Предвыборная платформа ЛДПР // НГ-сценарии, № 6, 1999, с. 4.
41 Арбатов А.Г. НАТО - главная проблема для европейской безопасности // Независимая газета, 16 апреля 1999, с. 8.
42 Арбатова Н.К. Самый тягостный урок последнего времени // Независимая газета, 6 апреля 1999, с. 3.
43 Подберезкин А.И. Вашингтон и Москва меняют ориентиры // Независимая газета, 11 января 2000, с. 3.
44 Mackinder H.J. Democratic Ideals and Reality: A Study in the Politics of Reconstruction. New York: Henry Holt, 1919, p. 186.
45 Поздняков Э.А. Философия политики, т. 2, с. 282.
46 Поздняков Э.А. Философия политики, т. 2, с. 282.
47 Spykman N.J. The Geography of the Peace. New York: Harcourt, Brace, 1944, p. 43.
48 Strausz-Hupe R. Geopolitics. The Struggle for Space and Power. New York: Putnam's, 1942, p. 195.
49 Cohen S.B. Geopolitics in the New World Era: A New Perspective on an Old Discipline // George J. Demko and William B. Wood (eds.). Reordering the World: Geopolitical Perspectives on the 21st Century. Boulder: Westview Press, 1994, p. 28.
50 Об оценках геополитической значимости этих регионов см. подробнее: М. Титаренко. С новыми подходами навстречу XXI веку (Россия, Китай, Япония и США в АТР) // Проблемы Дальнего Востока, 1997. N 1. С. 4-9; Сергунин А.А. В поисках новой американской стратегии в Азии // США - экономика, политика, идеология, 1996, № 6, с. 16-27; East Asia policy. Roundtable before the Committee on Foreign Affairs and its Subcommittee on Asia and the Pacific. House of Representatives. 103rd Congress. 2nd session. June 15, 1994. Wash.: US GPO, 1994. P. 51; US Interests in the Central Asian Republics. Hearing before the Subcommittee on Asia and the Pacific of the Committee on International Relations. House of Representatives. 105 Congress, 2nd Session. February 12, 1998. Washington, DC: US Government Printing Office, 1998, pp. 32, 58-59.
51 Поздняков Э.А. Философия политики, т. 2, с. 279.
52 Подберезкин А.И. Вашингтон и Москва меняют ориентиры, с. 3.
53 Дежин Е. Противовес связям с НАТО // Независимое военное обозрение, 9-15 апреля 1999, № 13, с. 4; Адамишин А.Л. Наш ответ Америке // Независимая газета, 19 октября 1999, с. 8; Рогов С.М. Россия между Европой и Азией: поиск стратегии // Независимая газета, 7 декабря 2000, с. 12-13.
54 Bogomolov O.T. Russia and Eastern Europe // R.D. Blackwill and S.A. Karaganov (eds) Damage Limitation or Crisis? Russia and the Outside World. Washington/London: Brassey's, Inc., p. 142.
55 Коликов Н. Россия в контексте глобальных перемен // Свободная мысль, 1994, № 2-3, с. 12.
56 Красин Ю. Национальные интересы: миф или реальность? // Свободная мысль, 1996, № 3, с. 5.
57 National Interests in Russian Foreign Policy // International Affairs (Moscow), 1996, Vol. 42, No. 2, February, p. 6.
58 Красин Ю. Национальные интересы: миф или реальность? с. 9.
59 Уткин А. Национализм и будущее мирового сообщества // Свободная мысль, 1995, № 3, с. 78-86; его же. Россия и Запад: проблемы взаимного восприятия и перспективы строительства отношений. М.: Российский исследовательский фонд, 1995, с. 51-52.
60 Коликов Н. Россия в контексте глобальных перемен, с. 9; Красин Ю. Национальные интересы: миф или реальность? с. 11-12.
61 Красин Ю. Национальные интересы: миф или реальность? с. 12.
62 Шахназаров Г.Х. Восток и Запад: самоидентификация на переломе веков // Свободная мысль, 1996, № 8, с. 79.
63 Арцибасов И.Н., Егоров С.А. Вооруженный конфликт: право, политика, дипломатия. М., 1989; Доронина Н.И. Международный конфликт. М., 1981; Егоров Е.В. США в международных кризисах. М., 1988; Журкин В.В. США и международно-политические кризисы. М., 1975; Кременюк В.А. Кризисная стратегия на службе империализма. Киев, 1979; Кременюк В.А. США и конфликты в странах Азии. М., 1979; Локальные войны. История и современность. М., 1981; Международные конфликты. Под ред. В.В.Журкина и Е.М.Примакова. М., 1972; Международные конфликты современности. Под ред. В.И.Гантмана. М., 1983; Иванченко Н.С. Природоохранительный аспект международно-правововой проблемы разоружения. Л.: Издательство Ленинградского университета, 1983; Колосов Ю.М., Сташевский С.Г. Борьба за мирный космос: правовые вопросы. М.: Международные отношения, 1984; Милитаризм и разоружение. Справочник. М.: Политиздат, 1984; Мир и разоружение. Под ред. П.Н.Федосеева. М.: Наука, 1986; Петровский В.Ф. Разоружение: концепция, проблемы, механизм. М.: Прогресс, 1982; Политика силы или сила разума? Гонка вооружений и международные отношения. М., 1989; Попелло С.А. Конверсия: социальное измерение. М.: Профиздат, 1991; Разоружение. Справочник. М.: Политиздат, 1979; США и проблемы сокращения вооружений. Ядерно-космический аспект: 80-е годы. М.: Наука, 1988; Фарамазян Р. Разоружение и экономика. М.: Прогресс, 1982; Хозин Г.С. Могущество и бессилие. Научно-техническая революция и политика империализма. М.: Международные отношения, 1986; Его же. США: космос и политика. М.: Наука, 1987.
64 Kremenyuk, V.A. Conflicts In and Around Russia: Nation-Building in Difficult Times. Westport, Conn./London: Greenwood Press, 1994, p. 40.
65 US and Russian policymaking with respect to the use of force. Ed. by J.R. Azrael and E.A. Payin. Santa Monica, Ca.: RAND, 1996.
66 AFB-INFO, 1995, no. 2, p. 8.
67 Хрусталев М.А. Теория политики и политический анализ. М.: МГИМО, 1991; Тюлин И.Г. Политическая наука: возможности и перспективы междисциплинарного подхода. М.: МГИМО, 1991; Tyulin I.G. Theory and Practice in Foreign Policy Making: National Perspectives on Academics and Professionals in International Relations. London: Pinter Publishers Ltd, 1994; Лебедева М.М. Политическое урегулирование конфликтов: подходы, решения, технологии. М.: Аспект Пресс, 1997; Загорский А.В., Лукас М. Россия перед европейским вызовом. М.: МГИМО, 1993; Solodovnik S. Crisis Management in the CIS: Whither Russia? Baden-Baden: Nomos Verlagsgesellschaft, 1995; Торкунов А.В. Корейская проблема: новый взгляд. М.: АНКИЛ, 1995; Богатуров А.Д. Великие державы на Тихом океане. М.: Конверт-МОНФ, 1997).
68 Колобов О.А., Корнилов А.А., Сергунин А.А. Документальная история арабо-израильского конфликта. Н. Новгород: Издательство ННГУ, 1991; Kolobov O.A., Kornilov A.A., Makarychev A.S., Sergounin, A.A. Russia and the Problems of Global Stability. Nizhny Novgorod: University of Nizhny Novgorod Press, 1992; Хохлышева О.О. Разоружение, безопасность, миротворчество: глобальный масштаб. Н. Новгород: Издательство ННГУ, 2000; Хохлышева О.О. Проблемы войны и мира в ХХ веке. Хрестоматия, в 2-х тт. Н. Новгород: Издательство ННГУ, 2000; Malhotra V.K., Sergounin A.A. Theories and Approaches to International Relations. New Delhi: Anmol Publications Pvt. Ltd., 1998; Сергунин А.А. Североевропейские центры изучения проблем мира // Мировая экономика и международные отношения, 1994, № 6, с. 132-136; Sergounin A.A. Conversion in Russia: the Regional Implications // B. Moller and L. Voronkov (eds), Defence Doctrines and Conversion, Aldershot: Dartmouth, 1996, pp. 92-102.
69 См., например: Пути мира на Северном Кавказе / Под ред. В.А. Тишкова. М.: Институт этнологии и антропологии РАН, 1999.
70 Общественные перемены и культура мира. М: Издательство "Весь мир", 1998
71 A Transformed Russia in a New World // International Affairs (Moscow), Vol. 38, no. 4-5, April-May, p. 98.
72 Закон Российской Федерации о безопасности // Российская газета, 6 мая 1982, с. 5; Концепция национальной безопасности Российской Федерации // Российская газета, 26 декабря 1997 г., с. 4-5; Концепция национальной безопасности Российской Федерации // Независимое военное обозрение, 14-20 января 2000, с. 1, 6-7.
73 Плимак Ю. Главные альтернативы современности // Свободная мысль, 1996, № 8, с. 42-52.
74 Burlak V. Humankind Needs a Programme for Survival // International Affairs (Moscow), 1992, Vol. 38, No. 1, January, pp. 16-24.
75 Белкин В., Стороженко В. От выживания к устойчивому развитию // Свободная мысль, 1995, № 5, с. 32-41.
76 Капустин Б. Национальный интерес как консервативная утопия // Свободная мысль, 1996, № 3, с. 13, 16-19.
77 Там же, с. 28.
78 Reut O. Republic of Karelia: a double asymmetry or North-Eastern dimensionalism. Copenhagen: COPRI, 2000 (COPRI Working Paper No. 13).
79 Понятие "феминизм" и "гендерные исследования" не совпадают между собой. Феминизм акцентирует внимание на "женских" проблемах в политике, социальных отношениях, экономике, культуре и пр., в то время как гендерные исследования ставят вопрос более широко: как отношения между полами сказываются на тех или иных вопросах общественной жизни. "Объединение" понятий "феминизм" и "гендерные исследования" в рамках данной работы обусловлено тем, что, за редким исключением, в современной России феминисты практически полностью доминируют в области гендерных исследований.
80 Кочкина Е. Феминистская реконструкция политического знания // Хрестоматия по курсу "Основы гендерных исследований". М.: Московский центр гендерных исследований, 2000, с. 145-151; Кочкина Е. Разработка феминистской политологической концепции: изменяющаяся роль женщин и пересмотр теории политики // Там же, с. 153-158.
81 См. главу "Феминизм" в: Сергунин А.А., Макарычев А.С. Современная западная политическая мысль: "постпозитивистская революция". Н. Новгород: Издательство Нижегородского государственного лингвистического университета им. Н.А. Добролюбова, 1999, с. 50-58.
<< Пред. стр. 2 (из 3) След. >>
Список литературы по разделу