<< Пред. стр. 4 (из 5) След. >>
Список литературы по разделу
Обретая представления о мире, восстанавливающие их идентичность, они начали образовывать социетальные сообществаcccxxi, говоря в терминах Т.Парсонса, где кооперация начала побеждать их негативный индивидуализм, но в это время кризис нанес удар по этой начавшейся социализации экономической самодеятельности. Социальный порядок получил предпосылку строительства не только сверху, но и снизу, поскольку социетальное сообщество является его производящей единицей, но этот опыт был раздавлен. Унифицирующим идеям экспертного знания они противопоставляют в своем сознании мультикультурализм. Если бы эксперты режима хоть раз поинтересовались, о чем думает все уменьшающееся ядро их социальной поддержки, они неизбежно должны были поставить вопрос о соотношении вестернизации и модернизации, задаться проблемой самой возможности рекультуризировать Россию до уровня Запада, вызывающей уже насмешку всего мира.
Экспертное знание в социальной сфере слишком смешано с идеологией, чтобы обратиться к опыту масс.
Но экспертизы проводятся и в других областях. Остановимся на двух известных исследованиях. Одно из них является case-study о соотношении экспертного знания о картофеле со знанием крестьян, производящих картофельcccxxii. В другом исследуется соотношение экспертного знания о радиоактивном заражении травы в северо-западной Англии после Чернобыля и о трудностях овцеводства здесь в представлении экспертов и овцеводовcccxxiii.
Изучая знания экспертов о картофеле и местную культурную традицию его выращивания, Ван дер Плог обнаружил, что в повседневном знании крестьян содержится много такого, что не принимается во внимание экспертным знанием. Научная экспертиза по поводу картошки, тем не менее, имеет инструктивный характер, внедряется, несмотря на различия научного знания и практического опыта. Ван дер Плог привел примеры, когда местное практическое знание оказывалось более адекватным и делало экспертное знание вариативным и неуниверсальным. Т.е. абстрактная и претендующая на универсальность экспертиза не выдержала проверку при местном применении полученного ею знания о картофеле.
Изучение экспертного знания о радиоактивном заражении травы и знаний овцеводов о поведении животных также оказалось не в пользу первых. Эксперты были уверены, что животных не следует продавать в другие районы, т.к. через три недели подросшая трава окажется менее радиоактивной, привыкшие к гибкой практике крестьяне, несмотря на неспособность быть вовлеченными в анализ последствий аварии на технологически сложном комплексе, реагировали правильнее.
Универсальное объяснение в обоих случаях требовало местной коррекции.
Если это верно для выращивания картошки и анализа радиоактивного заражения, как можно было предложить обществу унифицирующую модель без обратной связи с результатами ее применения, без анализа причин потери социальной базы, без независимых экспертиз, без учета рисков. Экспертиза игнорировала иные научные и политические точки зрения и реакции людей, жизни которых были подвергнуты экстремальным изменениям на основе экспертизы. Эксперты отвергли способность всех остальных - от масс до ученых и политиков к рациональному восприятию происходящего. Нельзя считать, что повседневное знание всегда имеет преимущества перед научным. Опыт "пролетарской культуры", "народной науки" нами уже пройден. Речь идет только о том, что знание, касающееся людей, не может быть безразличным к результатам своего воздействия на них. Экспертиза, как правило, притязающая на руководство, должна планировать риски и реакцию на них, мониторинг ситуации и обратную связь между своими предложениями и результатами их осуществления.
В большинстве исследований научных экспертиз по экологическим вопросам, проблемам сельского хозяйства и технологического воздействия отмечается в качестве главного недостатка отсутствие связи с практическим знанием, повседневным знанием людей и их самоощущениемcccxxiv. Именно этот недостаток был присущ "строительству" общества на научной марксистской основе. Он же оказался решающим для неолибералов.
Второй важнейший недостаток: отказ от планирования рисков, от предвидения неудач. Эксперты и поначалу весь народ проявили полное отсутствие фундаментального для сегодняшнего дня чувства риска. Понятие риска выносится в заголовки большинства работ по проблемам экспертизы и по социальным проблемам сегодняшнего дняcccxxv.
Одной из причин отсутствия обратной связи с населением является отсутствие мониторинга ситуации, восприятие пассивности масс как доверия, хотя это доверие давно потеряно. Как показал Б.Винне, за доверие принимается зависимость от экспертных систем, в действительности же это - спрятанное недоверие, которое рано или поздно прорвется наружуcccxxvi.
Для социальной экспертизы, кроме того, чрезвычайно важен анализ культурной специфики. Российский ученый Ю.М.Федоров, занимаясь анализом ямало-ненецкого конфликта, пришел к классификации экспертиз на технико-экономические (техническая возможность), социальные (социальные следствия), гуманитарные (условия развития людей, культура) и ноологические (сохранность архетипа, в рассматриваемом случае ненецкий архетип единства с природой, разрушаемый нефтяниками). Все эти экспертизы, как показал исследователь, должны работать совместноcccxxvii. Сделанные на местном материале выводы имеют универсальное значение: невозможно проводить реформы, не учитывая архетипических культурных особенностей и грубо разрушая их. Модернизация не требует полной рекультуризации. Соотношение модернизации и вестернизации представляет собой всегда конкретную проблему общества, в котором начаты преобразования.
В конечном итоге, исследователи применения экспертного знания ставят вопрос о "хорошей науке" ("good science"), под которой понимают науку, отошедшую от политически конъюнктурной субкультуры и способной предвидеть и анализировать рискиcccxxviii. Идея "хорошей науки" сегодня не менее популярна, чем "хорошего общества" и выражает стремление повернуть науку к общественным нуждам, а не к выражению интересов узкой группы лиц.
Однако обсуждение проблемы провала реформ в терминах экспертизы не выражает всей степени противостояния народа и власти. Власть преследует частные интересы - в этом состоит моральная катастрофа власти и моральная причина провала реформ. Власть имеет презрительное отношение к своему народу, не способна не только улучшить жизнь людей, но и выразить сочувствие, принести извинения. Экспертиза отрицала значимость национальных традиций, в частности, коллективистских, поэтому неолиберализм радикально отрицал коммунитаристские подходы, имеющиеся сегодня и на Западе.
3.4. Западные эксперты
Мы уже имеем опыт, показывающий инструктивные притязания западных экспертов и вместе с тем легкий отказ от прежних требований без взятия на себя доли вины при провале задаваемого курса.
В летнем номере американского журнала "Социальное исследование" за 1995 год (Social Research) была опубликована сенсационная статья венгерских ученых Г.Чепеля, А.Еркени и К.Шепеле. Статья ошеломила не столько тем, что в ней было сказано, сколько тем, что она опубликована в США. Называется эта статья "Синдром приобретенного иммунодефицита в социальной науке Восточной Европы". Авторы описывают серьезные разочарования в посткоммунистических реформах, тяжелое экономическое положение ученых, особенно в социальных науках, которым не удалось избежать участия в общем процессе упадка. Они показывают, что демократически настроенные ученые, авангард преобразований в стране, оказались жертвами реформы, что сфера культуры более других склонна сопротивляться переменам и что логика изменений направлена против собственных интересов ученых. Система социальных наук столкнулась с финансовым кризисом. Лишенные финансирования университеты и научные учреждения идут ко дну, в то время, как частные институты, еще не способные дать образование в соответствии с правилами и стандартами научной и преподавательской деятельности, переманивают специалистов. Разрушаются все структуры академической деятельности, включая библиотеки.
Объяснение ситуации они находят в том, что в условиях дефицита финансирования руководство наукой перешло в странах Восточной Европы в руки западных экспертов, имеющих деньги и волю трансформировать науку этого региона. Поэтому ответственность за происходящее возлагается ими на Запад.
В чем же состоит роль Запада в реформировании восточно-европейской социальной науки и в чем конкретно обвиняют его венгерские ученые?
Запад приносит в Восточную Европу исследовательские приоритеты и финансирование программ. Главная мотивация западных экспертов - борьба с остатками и возможностью рецидива коммунизма в восточно-европейских странах. При этом они не обладают чувствительностью к тому, в какой форме существует пришедший на смену социализму капитализм. Западные исследователи, в том числе и те, кто работал в регионе прежде, буквально переключили свои исследования на другую волну и не пытаются ответить, почему они не предсказали серьезных исторических перемен. "Эксперты, совершившие быстрые перемены, всегда были готовы двигаться туда, где были деньги", вплоть до того, что сегодня специалисты по вооружениям заняты этническими конфликтами, изучавшие рабочее движение сегодня изучают предпринимательство. Венгерские ученые утверждают, что выбор тематики предложений, выдвигаемых на получение грантов, осуществляется не экспертами, а западными журналистами, пишущими в текущей прессе: "переход", "посткоммунизм", "смерть истории". И эти термины внедряются в дискурс академического сообщества. Все это возможно потому, что сложилось "новое неравенство: все деньги для исследования на Востоке теперь приходят с Запада. Исследовательская система Востока, наряду со многими культурными продуктами, исчезла". "В этой статье, - говорят авторы, - мы хотели бы сфокусировать внимание на эффекте западного вторжения в Восточную Европу в области исследований в социальных науках. Имя симптома, по их мнению, - колонизация".
Многие оценки и обиды венгерских коллег наверняка разделяет большой отряд российских ученых, а также ученых других стран Восточной Европы. Даже в Германии рассказывают анекдот о том, как свинья с Востока (Германиии) встречает курицу с Запада и предлагает ей интересный проект. На что курица отвечает: "Хорошо, пусть это будет "Курица + Ко". Однако более частые обиды - на безразличие, некомпетентность в оценке происходящего, высокомерие, наличие "круга избранных", на кого ориентированы западные эксперты, вненаучные соображения при присуждении грантов. Венгерские ученые жалуются, что Запад поощряет эмпирические исследования, сбор данных и не стимулирует серьезных теоретических исследований. Западные эксперты говорят, что в их лице пришла помощь, но они и представители восточноевропейской науки понимают эту помощь по-разному. Этот процесс оказывается односторонним. Они не изучают отдельные восточноевропейские страны и сложившиеся в них научные школы. Они требуют определенного выбора, связанного с тем, чтобы догнать западноевропейскую или американскую систему образования и характерный для этих стран способ исследования. Они не заинтересованы в кооперации, требуя бесконечного приспособления. Восточноевропейская наука однозначно рассматривается как консервативная, провинциальная, негибкая, технически отсталая. Научные и образовательные программы, как показывают венгерские специалисты, внедряют западные парадигмы социальных наук без изучения страны, в которой это происходит, они переносят сюжеты постсовременной реальности Запада в Восточную Европу, маргинализируя и без того маргинализированные общества, разрушают региональную идентичность восточноевропейских стран, не знают языка соответствующей страны и пр. Западные эксперты отрицают специфику стран, в которых они работают, и все попытки описать культурные особенности той или иной страны воспринимают как сопротивление вестернизации.
Создается система зависимости, в которой восточноевропейская наука перестраивается без учета научного достоинства ее специалистов. Нет программ перевода книг восточноевропейский ученых, их участия в редакционных коллегиях западных журналов, репрезентативного представления позиций ученых Восточной Европы в западных научных журналах, никакой системы вхождения в мировое научное сообщество. С последним, я думаю, согласится каждый, даже самый удачливый баловень западных фондов, даже самый "вошедший" в западную науку восточноевропейский ученый.
Улица с односторонним движением безусловно существует. Уехавшие за границу ученые часто работают на невыгодных условиях. Мы чувствуем неустойчивость своего существования, невостребованность наших результатов, доминирование поверхностных представлений, отвечающих злобе дня. Под многими словами венгерских ученых можно подписаться.
Российские ученые могли бы добавить, что они не часто видят западных экспертов. Между ними и Западом стоят доверенные посредники. Одни из них интересуются деньгами западных фондов, и не секрет, что финансирование исследований нередко происходит с изрядной задержкой с момента получения западных денег. Другие озабочены тем, чтобы осуществить идеологический контроль. Савонаролы неолиберализма осуществляют подчас такую радикальную цензуру, которая не снилась ЦК КПСС. Именно эти посредники делают неадекватными наши отношения с западными коллегами, ибо, помимо фондов, экспертов и посредников, есть коллеги, которые адекватно воспринимают нас, приглашают, печатают, нередко преодолевая сопротивление посредников или скучающего залетного эксперта, который походя решает твою судьбу, даже не будучи знаком с твоей профессией. Формальные требования то и дело меняются: гранты людям из провинции, молодежи, потом неожиданно - профессорам, ибо их влияние на молодежь явно больше, чем влияние молодого человека, который едет на год, а затем желает остаться за рубежом.
И все же нельзя согласиться с венгерскими коллегами полностью.
Первый пункт несогласия связан с социальным устройством науки, ее иерархичностью. Немецкие ученые вполне могли бы пожаловаться, что их плохо знают в Америке и не ценят там по достоинству. Что же касается российских ученых из провинции, то их судьба была и есть трагическая. Они живут и работают, не имея достаточного выхода на столичное научное сообщество. Западные поощрения не имеют затем продолжения и являются, если с кем-то и случаются, приглашением к чистому ученичеству.
Второе возражение, которое хотелось бы высказать - также социологического свойства. Как уже было отмечено (гл. I, п. 3), социология знания открыла еще два фундаментальных факта: у знания об обществе есть свои социальные источники; каждое общество имеет свои собственные представления о самоочевидном знании.
Первый тезис позволяет понять то, что социальные науки возникли на Западе. Они отвечали уровню западной рациональности и служили целям западной модернизации как в мировоззренческом смысле (обосновывая правомочность западного пути развития), так и в социально-технологическом (обеспечивая функционирование социальных систем). Распространение этих наук и их развитие в других странах явилось частью распространения западного опыта или процесса модернизации.
Избрав курс догоняющей модернизации (неомодернизм) Восточная Европа и Россия перенимает институты Запада, в том числе и его науку как один из центральных институтов. Если бы политический курс был иной, например, ориентированный на создание конкурентноспособной экономики, наверное, судьба социальных наук была бы другой и отношения между наукой Запада и Восточной Европой были бы более партнерские. Курс неомодернизации выбран Россией и Восточной Европой в целом. Он удивляет многих на Западе (американских социологов П.Бергера и Дж.Александера, например), кто не понимает, какую же стадию развития Запада мы догоняем сегодня. Но какую бы мы ни догоняли, заимствование западных образцов научности при этом неизбежно.
Венгерские ученые называют вирусом иммунодефицита рационализм западной науки. Это указывает на близость мироощущения восточноевропейцев. Россия и Восточная Европа в целом могут быть охарактеризованы как место, отличающееся признанием в качестве самоочевидного (возвращаемся к этому тезису социологии знания) особого типа знания - мировоззренческого, ценностно нагруженного. Когда Борис Годунов послал первых студентов за рубеж, они вернулись (следующие уже не вернулись), привезя с собой не знание ремесел, строительного дела, техники, а алхимию и астрологию, мечтая превратить сибирские леса в залото и найти счастливое для страны сочетание звезд. Сколько раз потом марксизм, диалектика, неолиберализм, циклы Кондратьева, синергетика перетолковывались у нас подобным же всеобещающим образом.
Нам нужна прививка рациональности, вакцинация, которая убережет нас от собственной опасной болезни. До описанной венгерскими коллегами болезни еще далеко. Придет ли она к нам, зависит от нас, хотя деньги у них. Национальные научные школы могут существовать, конечно, на чужие деньги бесконечно. Но сегодня дело не в этом, а в общем кризисе социального знания.
4. Хорошее общество ("Good society")
Напомним, что американский социолог П.Бергер, известный своей книгой "Приглашение в социологию", в которой он восхищался возможностями этой науки, в 90-х годах опубликовал статью "Неприглашение в социологию". Здесь он высказывает полное разочарование в способности социологии понять новые реальности, среди которых маргинальные устремления верхнего среднего класса (его антигосударственный настрой в 60-е годы, во время войны во Вьетнаме, фетишизм и пр.), опыт создания незападного центра капитализма в Юго-Восточной Азии, где его никто не ожидал; оживление религии в западных странах, противоречащее сущности западной модернизации прежних эпох - секуляризации; распад СССР и коллапс коммунизма, который не нашел убедительного объяснения в научной литературе. По поводу четвертого, имеющего к нам непосредственное отношение аспекта, П.Бергер пишет: "...четвертый случай, это - имеющий важное значение коллапс советской империи, и, кажется, по меньшей мере сейчас, всемирный коллапс социализма одновременно и как реальности, и как идеи. Даже начало этого всемирно-исторического события было очень недавно, и последствия возникли с незамедлительной скоростью... Было бы несправедливым ругать кого-то, что не было представлено теории, объясняющей все это, поскольку почти никто не предвидел этого (включая полк дипломированных советологов), и были общие трудности описать эти события какими-либо теоретическими рамками, придающими смысл"cccxxix.
Какие же принципы социальных наук разрешили эти события? Несогласие среднего класса с правительством стран, обеспечивающим его восхождение в 60-е годы, наверное, сегодня остается вопросом, на который не получен ответ, но сегодня не столь актуальным. Возвышение Юго-Восточной Азии лишает концепт "современности" (modernity) ясного содержания. Процессы здесь не описываются теориями модернизации, складываются особые общества, более близкие к тем, которые в литературе описаны как постсовременные. Десекуляризация Запада создает неясность относительно фазы его развития - отказ от современного (modern) состояния, достигнутого в результате модернизации и переход в постсовременность или какие-то другие трансформации. Значение церкви, конфессий на Западе заметно, прежде всего, не в контексте духовных поисков, а как элемент коммунитаризма, поисков групповой идентичности, отличной от идентичности, даваемой гражданством и правами индивида. Распад СССР, страны, осуществлявшей модернизацию в условиях изоляции ради принятия открытого проекта неомодернизма изумляет Бергера видимо потому, что цели остались прежними - догнать Запад, но враждебность к прежним попыткам приняла просто параноидальный смысл. Почему ради нового витка модернизации надо было разрушить собственную страну, теоретически абсолютно неясно, хотя смутно проявлены тенденции к строительству государств на этнооснове, к усилению не прав индивида, к чему ведет демократия, а прав этносов. Всюду появился признак завершенной современности и рождающейся постсовременности.
4.1. Проблема прав человека и различия современного и постсовременного дискурса в юридических
и политических науках
Различия современного и постсовременного научного дискурса проявляются в разном отношении к универсальному (всеобщему, глобальному). Современный научный дискурс в политологии и науке о праве в качестве универсалии использовал понятие индивида. Речь всегда шла на Западе о правах индивида. Эта единица измерения прав могла считаться универсальной, поскольку признание прав индивида характеризовалось всеобщим, глобальным, безусловным и пр. Всеобщая декларация прав человека от 10 декабря 1948 г. утверждает моральное равенство всех людей. Подобное равенство наделяет всех людей неотъемлемыми правами, и это считается возможным, прежде всего, в связи с ответными моральными и прочими обязательствами людей. Так статья 1 гласит: "Все люди рождаются свободными и равными в своих достоинствах и правах. Они наделены разумом и совестью и должны поступать в отношении друг друга в духе братства"cccxxx, статья 2: "Каждый человек должен обладать всеми правами и всеми свободами, провозглашенными настоящей Декларацией, без какого бы то ни было различия, как-то: в отношении расы, цвета кожи, пола, языка, религии, политических или иных убеждений, национального или социального происхождения, имущественного, сословного или иного положения.
Кроме того, не должно проводиться никакого различия на основе политического, правового или международного статуса страны или территории, к которым человек принадлежит, независимо от того, является ли эта территория независимой, подопечной, несамоуправляющейся или какой-либо иначе ограниченной в своем суверенитете"cccxxxi.
Как видим, права имеют характер, безотносительный к групповой принадлежности индивида, не зависят от нее и тем самым решение проблемы групповой дискриминации - расовой, половой, языковой, религиозной пресекается не посредством предоставления особых прав этим группам, а посредством обеспечения равных прав всем гражданам. Даже те права, которые характеризуют общество в целом, получают в данной Декларации интерпретацию в качестве прав каждого индивида: Статья 28 - "Каждый человек имеет право на социальный и международный порядок, при котором права и свободы, изложенные в настоящей Декларации могут быть полностью осуществлены"cccxxxii. Другая "социальная" статья (№ 29) гласит: "Каждый человек имеет обязанности перед обществом, в котором только и возможно свободное и полное развитие его личности"cccxxxiii.
Принципы и права, изложенные в Декларации, базируются на классических, идущих от Гоббса, Локка и Руссо позициях, среди которых центральное место занимают естественные права и общественный договор. В современных дискуссиях эти понятия теряют свою онтологичность и рассматриваются не как некие социальные реалии, а как модели объяснения.
Естественное состояние представляет собой идеальную модель статусного равенства, а общественный договор - модель возможностей согласованного совместного функционирования в обществе, достигнутую на основе принципа морального равенства. У.Кимличка (известный западный политолог, некоторые называют его Кимлика) пишет: "Прежде всего мы должны воспринимать договор не как гарантию согласия, явно выраженного или гипотетического, а как прием, позволяющий просеивать следствия определенных моральных посылок при рассмотрении равенства людей в моральном отношении. Мы используем идею естественного состояния не для объяснения исторического происхождения общества или для установления исторических обязательств правительств и индивидов, а для моделирования идеи равенства индивидов в моральном отношении"cccxxxiv. "Идея естественного состояния представляет, таким образом, не антропологическое утверждение о досоциальном существовании людей, а требование отсутствия природной подчиненности одних людей другими"cccxxxv. (Сегодня неудачи российских реформ позволяют говорить об этом состоянии так же как об онтологической постсоциальной реальности для больших масс населенияcccxxxvi).
В западных обществах существует своего рода общественный договор, который действует в течение пятисот лет их успешного развития. Этот договор основан на рациональности, автономии индивида, эффективности в достижении целей, свободе в поиске других благ на основе свободы, законодательном регулировании и так далее. Сегодня ясно, что многие группы людей остались за пределами этого договора - афроамериканцы, женщины, низшие слои населения, каждый, чья культурная идентичность не соответствует западным стандартам.
Коммунитаризм, аффирмативные (поддерживающие) акции властей по отношению к этим слоям являются ответом на требования совести, поиском справедливости, попыткой сделать свободу более сущностной, попыткой поставить вопрос не только о свободе, но и благе для этих групп. Они выражают новые постсовременные тенденции и преобладание постмодернистского дискурса в исследовании социального развития.
Универсалистские идеи находятся в постоянной конкуренции с контекстуалистскими. Универсальное разбивается, локализуется контекстами культур. Отсюда появляются такие оппозиции как: коммунитаризм против либерализмаcccxxxvii, местная культура против общечеловеческой, локальное развитие вместо глобального, блага взамен свободы.
Существенной является оппозиция блага свободе. Во всех политологических концепциях до Макиавелли центральным выступало понятие блага. Разногласия отмечались в том, что признать наивысшим благом. Начиная с Макиавелли, концепция блага вытесняется понятием свободыcccxxxviii. Принципиальным становится то положение, что люди могут использовать свободу как предпосылку всех и всяческих благ, что свобода дает людям возможность достичь разнообразия благ и вопрос о благе не может быть исходным, т.к. разные люди ценят разные блага. Однако опыт либерализации во многих странах привел к тому, что плодами свободы, опытом обмена свободы на блага, овладели немногие. Даже в цитадели Запада - США многие люди оказались за пределами общественного договора. Все попытки внушить им мысль о том, что они должны стать достойными свободы, не привели к успеху. Среди бедных, маргинальных слоев населения, в обширных кварталах, где проживают в США афро-американцы и латиноамериканцы воцарилась скорее другая мысль: пусть мы недостойны свободы и не можем обменять ее на благо, мы хотим свою долю благ, мы хотим блага сегодня. Стоит поразмышлять также об опыте российских реформ, о том, что и мы оказались недостойны свободы, но нуждаемся в своей доле благ. Это - одна из причин коммунитаристского поворота в политическом и правовом сознании Запада, которая в методологическом плане может быть охарактеризована как постсовременный дискурс политологии и юридической науки.
Основой этого дискурса являются два подхода: 1) понятие свободы должно быть заменено понятием блага; 2) понятие прав индивида должно быть вытеснено понятием групповых прав.
Первый аспект вытекает из того, что те, кто не может превратить свободу в благо, готовы признать, что недостойны свободы, но, тем не менее, желают иметь блага и настаивает на этом. Второй тезис связан с тем, что требующие блага, являются, как правило, определенными группами, этническими, национальными, половыми, религиозными, языковыми (эмигранты, например), кто сильно отличается по своим коллективным представлениям и культуре от вошедшего в социальный контракт, достигшего понимания по вопросу морали и образа жизни среднего класса, составляющего в этих странах большинство (в США - 80%, в Нью-Йорке приблизительно 60%).
В этой связи даже либералы все более обсуждают проблему благ. Дж.Ролз, в частности, использует понятие первичных благ. Отрицая возможность установления справедливости на основе конкретного понятия блага и выбирая в качестве фундаментальных принципы свободы (как источник всех мыслимых благ) и прав индивида, Ролз делает уступку концепции блага, называя в качестве первичных социальных благ "классы вещей, необходимых для реализации любого рационального жизненного плана"cccxxxix. К их числу относятся как основные права и свободы, так и доход, благосостояние, возможность реализовать себя, социальные предпосылки самоуважения людей. Все эти блага распределяются социальными институтами. Р.Дворкин дополняет его список набором первичных природных благ - здоровье, умственные способности, энергия, способность воображения и др. Социальные институты не распределяют этих благ, хотя их наличие может зависеть от общества, но от социальных институтов, в частности института страхования, зависят компенсации, выравнивающие исходное несправедливое неравенство.
Однако либералы, как уже было отмечено, базовым принципом продолжают считать свободу, сохраняя верность современному научному дискурсу, в то время как коммунитаристы (сторонники групповых прав) делают шаг к постсовременному дискурсу, третьей заметной чертой которого становится преобладание контекстуального над универсальным. Среди этих идей есть также такие, где утверждается возможность выдвинуть блага вместо свободы. То есть вопрос может быть поставлен как возможность достижения универсального на базе блага, а не свободы. Этика же блага является этикой традиционных обществ, где универсальное было понято как благо для всех.
В то же время эти новые тенденции не усиливают и ничего не добавляют к общественному договору Запада. Они не очень эффективны, поскольку разрушают сам этот общественный договор, создавая еще один повод для постановки вопроса об объединении локального и универсального.
Существует аналогия между этим примером и судьбой стран, которые экономически и социально не преуспели в мировом сообществе.
Какие выводы могут быть предложены? Один из них довольно абстрактен: сочетание универсального и группового-контектуального. Но как? Мы уже отмечали, что решение этой задачи не было найдено. Одно из сущностных, но также и абстрактных решений было предложено хорошо известным немецким исследователем К.-О.Апелем. Он писал: "...уважение факта принадлежности индивида к определенной культурной традиции может рассматриваться как уважение индидуальных прав человека"cccxl. В то же время главная мысль К.-О.Апеля такова: "Отношения дополнительности между этикой справедливости (для всех) и этноэтикой блага (для нас) (для локальных групп, локальных сообществ. - В.Ф.), и тем не менее нормативный приоритет первой по отношению к последней"cccxli. Этот принцип устраняет из локального все, что может быть опасно для других. Как свобода в классическом понимании ограничена "кончиком чужого носа" (невозможностью кому-то повредить), локальность имеет такое же ограничение. (В качестве негативных локальных тенденций К.-О.Апель приводит возрождение архаических родовых конфликтов в Африке, эксцессы возрождающегося национализма, противоречащее интересам женщин чрезмерное настаивание на их групповой (локальной) идентичности. Групповые тенденции должны быть проверены на невозможность повредить другим и человечеству в целом.
Это должно всегда приниматься в расчет, но это не единственное решение.
Есть три трактовки контекстуального (группового, локального) опыта как универсального.
1) Обнаружение в нем некоторой модели, которая может быть применена повсюду.
2) Когда показывается, что высшие достижения некоторой культуры или группы символически или фактически предстают как достижения человечества.
3) Когда утверждается, что в опыте с одним контекстом можно увидеть нечто для понимания другого опыта. Как писал упоминавшийся выше П.Бергер, "...дисциплина, пытающаяся понять современность по существу, должна быть неизбежно компаративистской... нужно смотреть на Японию, чтобы понять Запад, на социализм, чтобы понять капитализм, на Индию, чтобы понять Бразилию и т.д."cccxlii. Однако на базе постсовременного дискурса достичь универсальности, тем не менее, очень трудно, т.к. группы разнообразны.
Появление постсовременного (контекстуального, коммунитаристского) подхода в юридических и политических науках соответствует новым типам юридической и политической практике. Именно потому и можно говорить о постсовременном дискурсе в этих науках, что термин "дискурс" характеризует не просто высказывание, а высказывание, погруженное в реальную жизнь. В реальной политической и юридической практике осуществляется переход к групповым правам (часто в ущерб индивидуальным или без учета универсальной значимости последних) и к акциям, поддерживающим группы, которые признаны находящимися в более плохом положении, чем остальные. Так, в США имеется программа аффирмативных (поддерживающих) акций в отношении афроамериканского населения, оказывающая ему разного рода помощь, предоставляющая льготы и квоты, например, при поступлении в университеты и на работу.
Введение особых прав для рас и других групп вызвало сильную трансформацию американской юриспруденции и большие дискуссии о правомочности этого преобразования. Официальные документы США, президент Клинтон занимают по этому поводу однозначную позицию - аффирмативные акции входят в официальную законодательную систему США, групповые права - предмет новых забот. Однако население Калифорнии, например, организовав референдум по этому вопросу и используя значительную законодательную самостоятельность штатов, отменило здесь аффирмативные акции. Афроамериканец поступает в университеты Калифорнии без помощи аффирмативных акций, университеты не имеют квот на процент афроамериканских студентов. Это принятая в рамках либерализма, в рамках современного юрдического дискурса практика. Она имеет свой уровень чувствительности к расовым проблемам: любой конкретный представитель афроамериканской группы может подать в суд по факту дискриминации, и суд защитит его, если факт подтвердится. Но никто не может требовать привилегий из-за принадлежности к расовой, половой, языковой, этнической, национальной или сексуальной группе. В дискуссиях на эту тему сторонники современного дискурса подчеркивают его значение как легального пространства размышлений о расовых проблемах и трудностях других групп и выдвигают аргумент о том, что аффирмативные акции наносят вред индивиду, лишают его привычки полагаться на себя. Например, видный специалист, профессор Джорджтаунского университета Ч.Лоренц утверждает, что процедурный подход к решению расовых проблем хуже трансформативного, в фокусе которого - коррекция группового уровня несправедливости путем поддержки прав каждого индивида. Последний подход является фундаментальным - он защищает права каждого человека на уровне базовых принципов, а не процедурcccxliii. Лоренц критикует биполярную, черно-белую модель решения расовых проблем.
Все противники перевода проблем с индивидуальных прав на права группы показывают, что групповое равенство - это скорее субстанциональные социальные условия, чем индивидуальное право. В конце концов, поддержка рас против дискриминации падает на государство, предоставляющее всем гражданам формально равное право, как государство белых, враждебное к цветному населению и провоцирует межрасовые конфликты. Многие критики новой практики или теории считают, что смысл аффирмативных акций состоит в преодолении несправедливого неравенства, а не в обеспечении квот или пропорционального представительства. Это отступление от проблем свободы в пользу проблем блага они считают злом.
Крайние коммунитаристы разрушают либеральную традицию полностью и порождают множество проблем, с которыми не справляется современная наука. В западном обществе наблюдается путаница принципов. Очень немногие осознают с абсолютной ясностью связь коммунитаристского подхода - доктрину групповых прав, благ и контекстуализма как часть постсовременного юридического и политического дискурса. Скорее есть эклектика, неясность для специалистов в политологии и юридических науках, в каком роде дискурса они работают. Четкое же осознание этого совершенно убьет либеральную модель с ее современным дискурсом. Как совместить универсальность, следующую из признания прав индивида защитой инторесов групп? Некоторые либералы говорят об аффирмативных акциях, например, что это - зло, но зло неизбежное. К такому выводу приходят не только сторонники постсовременного дискурса, но и некоторые либералы. Приведу аргументы, данные мне американским президентом из университета в Небраске Т.Мак-Эффелем и проф. из университета в Огайо М.Эскером. Они утверждают, что многие американцы, отрицающие предпосылки и заключения постмодернистской политической и юридической мысли, тем не менее поддерживают программы аффирмативных акций. Имеются два подхода, которые могут быть взяты как рациональная основа в их проведении и не ведут к строгим формам "группизма".
Либеральные оправдания аффирмативных акций состоят в том, что можно соотнести их с правами индивида. Положение о равной протекции гарантирует каждому индивиду равенство перед законом. Этим ценностям соответствовало бы, чтобы шеф местной полиции лучше патрулировал высоко криминальный район или район по соседству с большим числом ограблений. Почему? Поскольку каждый и всякий, кто живет в таком соседстве, в противном случае будет сталкиваться с большим риском преступлений, чем прочие граждане (более счастливые жители других районов). Им не дана равная безопасность с другими, и они оказываются опекаемыми "равным образом" при большем усилии полиции, ибо их условия предъявляют больше требований, чем если бы они были под "протекцией" закона, как обещает либеральная теория социального контракта. Это не "коммунитаризм". Это просто способ либерального правительства выполнить свои обещания и обеспечить защиту своих граждан в обмен на лояльность. Подобно этому все афроамерикацы встречают единственные в своем роде препятствия в доступе к возможностям американской экономической системы. Более важно, что даже сегодня широко распространена расовая дискриминация, приносящая вред всем афроамериканцам. Знаменитая солидарность белых (old boy networks), знакомых с детства, делают для черных невозможным получить многие виды работ. При каждом кризисе афроамериканцы ощущают враждебность или безразличие.
"Как можно "излечить" эту дискриминацию, чтобы каждый афроамериканец получил примерно равные возможности с белым американцем?" - говорят эти профессора.
Ответ - программа аффирмативных акций. О не только ни ведут эту группу меньшинств к успеху, но и восстанавливают для них позиции равных возможностей с другими американцами.
Критики утверждают, что это восстанавливающее справедливость оправдание не работает, поскольку программы слишком строги. Они так же утверждают, что в отличие (unlike) от многих случаев, где индивиды просят, чтобы специфические акты дискриминации были устранены, программы обращаются преимущественно к недискриминируемым институтам, чтобы отдать предпочтение индивидам, которые не испытали специфических дискриминационных действий. И третья группа людей просит платить цену за привилегии на расовой основе. Одни угнетают, другие угнетены, а платят невинные третьи.
Многие американцы думают, что эти аргументы говорят о невозможности оправдать аффирмативные акции с помощью либерального индивидуализма. Но имеются аргументьы против. В юридической системе США давно сказано, что те, кто поступает неправильно, не могут быть услышаны в своих жалобах и своих трубованиях предоставить средства компенсации. Они должны платить цену за свои действия. В дополнение к тому, что США идет по пути апробирования средств против долго существующей дискриминации, их юридическая система часто требует институтов, чтобы откорректировать акции по восстановлению потерь, не вызванных дискриминацией. Например, суды требовали от школьной системы достигать определенного процента афро-американцев в каждой школе как средства разрушения двойной школьной системы, созданной посредством легального мандата сегрегации и сегрегационной политики. Многие, кто не участвовал в принятии этих решений, были подвергнуты его воздействию. Но оно было необходимым, чтобы устранить результаты апартеида и поддержать систему, которая могла бы быть противоположной существовавшей. Аффирмативные акции действуют подобным же образом. Эффект очевидной дискриминации реален и широко распространен и эти программы - лучшее, что может существовать, сочетась с традиционными подходами к правам человека.
4.2. От модели идеального общества к модели "хорошего общества"
Конкуренция разных социальных систем - капитализма и социализма и подвидов в каждом из них, борьба неолиберализма с социал-демократией, критика коммунизма постепенно утомили людей притязаниями на универсальность и единственную верность своих построений идеального общества.
Последней теоретической альтернативой такого рода попыткам явилась концепция Ролза, где он противопоставляет модель государства всеобщего благоденствия (на Западе), допускающую классовое неравенство, и не совсем ясную модель демократического владения собственостью, это неравенство преодолевающего. Чрезвычайно напряженные дискуссии по проблемам социальной справедливости выделили концепции двух либералов - Ролза (автора концепции справедливости как честности, согласия на максимизацию минимума) и Дворкина (давшего модель преодоления несправедливых социальных и природных неравенств посредством страхования и налогообложения). Однако их теоретические конструкции столь сходны, что не оставляют место ясной дефиниции того общества, которое они описывают, если бы это общество удалось воплотить в реальность. Конечно, всем понятно, что речь идет о западном обществе, что в концепциях Роулза и Дворкина заметна сильная тенденция к эгалитаризму, согласно которой без государства как арбитра в человеческих делах, можно получить только либерализм, лишенный справедливости. Но многие критики и комментаторы сомневаются в том, что транформации общества в указанном ими направлении сохраняют его капиталистический характер.
Как отмечает У.Кимличка, концепции этих исследователей "нельзя согласовать с традиционными либеральными институтами. Вполне может быть, - пишет он, ссылаясь на других исследователей, - что полная реализация роллзовской или дворкинской идеи справедливости приблизила бы нас к рыночному социализму, а не капиталистическому государству всеобщего благоденствия"cccxliv.
Кто сегодня либерал? Мы знаем неолибералов, монетаристов, чья концепция свободного рынка вмещает в себя все представления о свободе и демократии. Мы знаем либерализм без справедливости, а тем более, без равенства. Но посмотрим, всегда ли это было так. Возьмем свидетельства известного либерала Р.Дворкина: "перед вьетнамской войной политики, называвшие себя либералами, придерживались определенных позиций, которые можно объединить в одну группу. Либералы отстаивали большее экономическое равенство, интернационализм, свободу слова и были против цензуры, защищали равенство между расами и осуждали сегрегацию, выступали за решительное отделение церкви от государства, за большую процессуальную защиту тех, кого обвиняют в преступлении, за декриминализацию нарушений нравственных норм... за энергичное использование центральной правительственной власти в решении всех этих задач"cccxlv.
Наши собственные споры как о сущности общества, в котором мы живем, так и о том, в каком мы хотим жить, привели к невероятной путанице, где периодически появлялись "лево-правые" (красно-коричневые) и где сегодня претензии на центристскую позицию вконец перепутали левую и правую сторону, помещая одного и того же человека одновременно в левый и правый центр и вкладывая в его уста такие необычные призывы, как "работать по-капиталистически, распределять по-социалистически". Неожиданно в этой шутке, равно, как в ее шутливом повторении "наоборот" оказалось много правды. Я не хотела бы сказать еще раз, что наступил конец истории, но время "измов" проходит. Заметный крен "влево" на Западе говорит только о том, что от идей социальной справедливости сегодня нельзя отмахнуться. Развал СССР и коллапс коммунизма показали со всей определенностью, что свобода является витальным стремлением людей и к ней стремятся даже ценой потери благ. Т.е. сегодня во всем мире появилось стремление к объединению свободы и блага, свободы и справедливости.
Люди большинства стран мира просто хотят хорошо жить, хотя еще есть места героических надежд, жертвенности и борьбы (исламский мир, национально-освободительные движения курдов, албанцев в Югославии и пр.). Теоретики уже не могут предложить идеально-чистой модели, в которой эти желания могли бы игнорироваться.
Глубокое разочарование в монистических моделях привело к появлению в Западной литературе темы "хорошего общества" ("Good Society")cccxlvi.
В этих исследованиях дается эмпирический набор черт, без которого общество не может быть названо хорошим. К ним относятся: свобода и права человека, способность человека быть ответственным в свободе, стремиться не только к негативной свободе - свободе "от"" (принуждения, зависимости), но и к позитивной свободе - свободе "для" (для самореализации, осуществления своих планов, постановки социальных целей и пр.); достижимость минимума социальных и природных благ; наличие социального порядка, который позволяет гражданское общество. Классический термин философии, политологии и юридической науки до 60-х годов нашего века означал общество, которое способно поставить под контроль государство, не дать ему выступить самым сильным хищником среди тех из них, кого государство должно примирить.
Реальный источник термина "хорошее общество", построенный во многом в пику теоретическим представлениям - эмпирический. Здесь фиксируется все то позитивное, что есть в разных обществах: права человека, включая экономические, соединение свободы со справедливостью и благом, высокий уровень благосостояния, приемлемый социальный порядок и пр. Однако здесь явно присутствует и нормативный элемент, ибо слово "хорошее" предполагает знание некой нормы, позволяющей назвать общество так. Соотношение эмпирического, теоретического и оценочного - сложная методологическая проблема. Занимаясь ею применительно к этике и праву, П.Сорокин выделяет два подхода: 1) когда воля, предписание и оценка формируют нормы и нормативные науки (В.Вундт); 2) когда нормативное суждение опирается на оценку, которая уже не принадлежит нормативному суждению, а есть следствие теоретического суждения, изучающего мир, как он есть. Поэтому нормативная наука, нормативное суждение, согласно П.Сорокину строится только на основе наук, изучающих сущее, независимо от желаемого и должногоcccxlvii.
Оба эти способа образования нормативных суждений действуют в концепции хорошего общества. Недовольство существующими теориями и в особенности их применениями, недостижимость теоретически ожидаемых результатов, радикализм в использовании теорий, отсутствие теорий, которые решали бы все проблемы, ведет к эмпирической нормативной конструкции. Но, очевидно, используемый термин "хорошее общество" станет ясным тогда, когда он будет теоретически проработан.
Заключение
Итак, мы показали взаимосвязь социального контекста и исследовательских программ социально-гуманитарного знания, имеющееся соответствие эпохи современности и классической науки и переход к неклассической науке в период начавшейся трансформации современности. Социально-гуманитарные науки раньше, чем естественные, вступили в сферу неклассического развития, свидетельством чего явилось появление антитезы натуралистической программы - культур-центристского подхода, в конечном итоге, ставшего общенаучным.
В данной работе мы исходили из представлений о дисциплинарной структуре социально-гуманитарных наук, сложившейся в XIX в. и поныне действующей: историческая наука, социология, экономика, психология, науки о политике, науки о культуре. Эти дисциплинарные разделения сегодня представляются многим очень тесными, в частности, Валлерстайн в упомянутой статье и других работах подвергает их неэффетивность серьезной критикеcccxlviii. Суть этой критики состоит в том, что сегодня мир представляет собой комплексную систему, которая не может быть описана прежним образом. Согласно Валлерстайну, разделение наук XIX в. имело в качестве источника либеральную идеологию, разделившую рынок и государство, экономику и политику. Не относящиеся к области экономики и политики сферы были отданы социологии и антропологии. Изучаемый этими дисциплинами аспекты сегодня не являются независимыми друг от друга: "...ни одна пригодная исследовательская модель не сможет разделить "факторы" в соответствии с экономическими, политическими или социальными категориями, иметь дело только с одним видом переменных, считая другие постоянными. Мы утверждаем, что существует единый "набор правил" или единый "набор ограничений", внутри которого оперируют эти различные структуры"cccxlix. В специальном докладе группа ученых, среди которых и цитируемый исследователь, делает выводы для университетской практики, исходя из представленного взгляда. Они предлагают развивать возможность работы ученых и студентов не в дисциплинарном, а в проблемном поле, и произвести институционализацию такой возможности; учреждать комплексные исследовательские программы и выделять время для работы по ним студентов; ввести обязательное объединение усилий профессоров разных специальностей; осуществлять совместную работу для студентовcccl. Тезис единой науки не новcccli, но в контексте представленной концепции он обретает новую определенность.
Нельзя, однако, сказать, что будущее социально-гуманитарных наук именно таково. Таковым оно является в концепции Валлерстайна, который определяет его в перспективе прогнозируемого им будущего человечества - его миро-системных трансформаций. Другие модели будущего могут вести к иным предположениям и относительно перспектив социальных наук. И поскольку будущее человечества неопределенно, имеет ряд потенциальных возможностей, то и судьба социальных наук может быть представлена лишь в виде некоторых сценариев. Сценарий глобализации является альтернативным тому, что прогнозирует Валлерстайн. Ему, по всей видимости, соответствует универсализация социально-гуманитарных наук, изменение их предмета в сторону рассмотрения не столько обществ, понимаемых как нации-государства, сколько обращение ко всему человеческому обществу, человечеству.
Концепция С.Хантингтона о возможном столкновении цивилизаций в будущем имплицитно содержит другой сценарий развития социальных наук. Попытаемся наметить его основные контуры. Определяющими при этом становятся культурные различия. На передний план среди научных дисциплин выйдет, по-видимому, культурология или, как ее называют на Западе, культурная антропология. Именно она станет наукой об обществе, исследующей его со стороны его "мягких тканей" - культуры, а не жестких социальных связей и институтов, которыми занималась социология. Прочность социального каркаса общества будет утрачена, многие старые институты и установления исчезнут, другие будут формироваться заново на основе культурных и цивилизационных общностей. То есть, когда разрушаются структуры, место социологии занимает культурология. Но будущее не может исключить и локального разрушения культуры. Как изучать такие общества - с потерянными ценностями, дезинтегрированные. Там, где нечего делать и культурологии, лидирует психология. Именно она поможет разобраться в способах выхода из анархического и деструктурированного социума.
Можно заключить, что не только социальные знания являются источником социальных изменений, но и трансформации общества, как в глобальном, так и в локальном масштабе вносят существенные изменения в структуру социально-гуманитарных наук и их исследовательских программ.
СОДЕРЖАНИЕ
Предисловие
ГЛАВА I
МЕТАТЕОРИЯ - МАКРОСОЦИАЛЬНЫЙ КОНТЕКСТ
1. Классическое и неклассическое в социальном познании
2. Традиционное, современное и постсовременное общества
3. Как возможна социальная наука в России и других незападных странах (на примере социологии)?
3.1. Исторические этапы развития социологии
3.2. Несоизмеримость социологических подходов к обществам разных стадий развития и разных культур
3.3. Попытки преодоления несоизмеримости социологических теорий и достижения глобальной универсальности социологии
Глава II
Основные исследовательские программы социально-гуманитарных наук
1. Натурализм и культур-центризм
2. Понимание как инструмент культур-центристской иссследовательской программы обществознания. Тенденция превращения культур-центристской программы в общенаучную
3. Объяснение и понимание - проблема бытия и познания
4. Социальные и гуманитарные науки и их функции в обществе
ГЛАВА III
ИССЛЕДОВАТЕЛЬСКИЕ ПРОГРАММЫ ОБЩЕСТВОЗНАНИЯ И ЧАСТНЫЕ НАУКИ
1. Особенности взаимодействия натуралистической и культур-центристской исследовательских программ в экономическом знании
1.1. Натуралистическая и культур-центристская исследовательские программы в экономике
1.2. Конкуренция натуралистической и культур-центристской исследовательских программ в экономической науке
1.3. Попытка синтеза натурализма и культур-центризма
2. Изменения в исследовательских программах психологии конца ХIХ-ХХ веков
2.1. Натуралистический подход в психологии
2.2. Эволюция натуралистической программы
2.3. Культур-центристская (гуманистическая) программа в психологии
2.4. Логотерапия
2.5. Психотехники
3. Проблема ценностей и изменение подходов в исторической науке
3.1.К истории вопроса
3.2.Натуралистический подход в историографии
3.3. Культур-центристская исследовательская программа исторической науки
3.4. Переосмысление культур-центристского подхода с учетом нового культурного контекста
3.5. Презентизм
3.6. Дисциплинарные изменения
4. Культур-центризм в социологии
5. Поиск новых парадигм в социологии (за пределами натурализма и культур-центризма)
5.1. Отношение к классической парадигме социологии сегодня
5.2. Глобализация как фактор формирования новой парадигмы социологии
5.3.Мир-системная парадигма И.Валлерстайна
ГЛАВА IV
РОССИЯ КАК ЧАСТЬ КОНТЕКСТА СМЕНЫ ПАРАДИГМ СОЦИАЛЬНОГО ЗНАНИЯ
1. Россия как часть социального контекста смены социальных теорий второй половины XX века
2. Проблема российской идентичности: выбор пути или ракурсы интерпретации?
3. О роли традиции в процессах модернизации современного российского общества сегодня
ГЛАВА V
СОЦИАЛЬНОЕ ЗНАНИЕ И РОССИЙСКИЕ РЕФОРМЫ 90-Х ГОДОВ
1. Дилемма коммунитаристской и либеральной
парадигм в развитии отечественного и западного правосознания и науки о праве
2. Права человека с позиций коммунитаризма и либерализма
2.1. Идентичность или заданность контекстом?
2.2. Больше/меньше государства: два поколения прав человека
2.3.Третье поколение прав человека
2.4. Право или благо?
2.5. Конкретизация и детализация прав в условиях социальной трансформации Запада сегодня
3. О причинах неудач реформ 1991-98 гг. в России
3.1. Социальная база режима
3.2. Свобода и порядок
3.3. "Челноки" и эксперты
3.4. Западные эксперты
4. Хорошее общество ("Good society")
4.1. Проблема прав человека и различия современного и постсовременного дискурса в юридических и политических науках
4.2. От модели идеального общества к модели "хорошего общества"
Заключение
Научное издание
Социальные знания и социальные изменения
Утверждено к печати Ученым советом
Института философии РАН
В авторской редакции
Художник: В.К.Кузнецов
Технический редактор: Ю.А.Аношина
Корректоры: Т.М.Романова
Лицензия ЛР № 020831 от 12.10.98 г.
Подписано в печать с оригинал-макета 00.00.2001.
Формат 60х84 1/16. Печать офсетная. Гарнитура Таймс.
Усл.печ.л. 00,00. Уч.-изд.л. 16,23. Тираж 500 экз. Заказ № 011.
Оригинал-макет изготовлен в Институте философии РАН
Компьютерный набор: Т.Я.Кордюкова
Компьютерная верстка: Ю.А.Аношина
Отпечатано в ЦОП Института философии РАН
119842, Москва, Волхонка, 14
i Степин В.С. Научное познание и ценности техногенной цивилизации // Вопр. философии. 1989. № 10. С. 12; Степин В.С. Теоретическое знание. М. 2000. С. 17-36.
ii Там же. С. 13-14.
iii Там же. С. 18.
iv См.: Juntunen M. (ber die philosophischen Grundlagen der Humanwissenschaften // Ajatus, 39 Yearbook of the Philosophical Society in Finland. Helsinki, 1983.
v Гегель Г.В.Ф. Кто мыслит абстрактно? // Гегель Г.В.Ф. Работы разных лет. М., 1970. С. 392.
vi См.: Ольшке Н. Новые науки на новых языках. М., 1939; Федотова В.Г. Эволюция классической концепции истины под влиянием социальной обусловленности науки // Проблема метода в социальном познании. М., 1988; Степин В.С. От классической к постнеклассической науке (изменение оснований и ценностных ориентаций) // Ценностные аспекты развития науки. М., 1990. С. 152-166.
vii См.: Бакиров В.С. Ценностное сознание как объект социологического анализа теоретические и методологические проблемы // Автореферат диссертации на соискание степени доктора социологических наук. Харьков, 1991.
viii См. об этом: Чудинов Э.М. Природа научной истины. М., 1977.
ix См.: Межуев В.М. Культура и история. М., 1977. С. 20-30.
x Заметим: неоправданно представляя всякое единство как предпосылку тоталитаризма.
xi Рормозер Г. Ситуация христианства в эпоху "постмодерна" глазами христианского публициста // Вопр. философии. 1991. С. 81.
xii См.: Специальный раздел: экономика и общество. Соперничество идей // Диалог. США. 1991. № 46. С. 19-25.
xiii См.: Фридман М. Четыре шага к свободе // Общественные науки и современность. 1991. № 3.
xiv См.: Леонтьев В. Экономические эссе. М., 1991.
xv См.: Шкода В. Оправдание многообразия (принцип полиформизма в методологии науки). Харьков, 1990. С. 176.
xvi Леонтьев В. Указ. соч. С. 29.
xvii О повседневности см. подробнее в статье: Козлова Н. Социология повседневности: переоценка ценностей // Общественные науки и современность. 1992. № 3. - Прим. ред. Она же. Горизонты повседневности. М., 1996.
xviii Эко У. Имя розы // Иностр. лит. 1987. № 7-11.
xix См.: Bauman Z. Sociology and Post-modernity//Sociological Review. Vol. 6. 1988. № 4. P. 800-813.
xx Рормозер Г. Указ. соч. С. 85.
xxi См.: Аскольдов С.А. Религиозный смысл русской революции // Вехи. Из глубины. М., 1991. С. 33.
xxii Там же.
xxiii См.: Eisenstadt S.N. Introduction: Historical Traditions, Modernization and Development // Pattern of Modernity. Vol. 1. The West. L., 1987. P. 5.
xxiv См.: Gellner E. Nations and Nationalism. Oxford, 1983. P. 114.
xxv См.: Macfarlane A. Ernst Cellner and the Escape of Modernity // Transition to Modernity. Essays on Power, Wealth and Belief. N.Y.-Toronto-Cambridge. 1992. P. 121-136.
xxvi См.: Giddens A. Modernity and Self-Identity. Self and Society in the Modern Age. Standford. California, 1991. P. 14-15.
xxvii См.: Bourricaud F. Modernity, "Universal Reference" and the Process of Modernization // Pattern of Modernity. Vol. 1. The West. L., 1987. P. 12-36.
xxviii Данные определения вписываются в натуралистическое истолкование модернизационных процессов. Наряду с этим имеются культур-центристские подходы, описанные в данной монографии в параграфе 4 гл IV. См. также: Федотова В.Г. Типология модернизаций и способов их изучения // Вопр. Философии. 2000. № 4. С. 9-15.
xxix См.: Inkeles A., Smith D. Becoming Modern. Individual Change in six Developing Countries. Cambridge, 1974. P. 15-35.
xxx См.: La Russie et le Monde: Interaction Entre Politique Interieu et Politique Exterieure. IFRI, le journal "Le Croix" avec le soutien de Fondation du Japon. Paris, 22-23. III 1994.
xxxi Существуют исследователи, предпочитающие называть уже это время постсовременным, а 4 - постпостсовременным. См.: Kondulis F. Der Niedergang der b(rgerlichen Denk- und Lebensform: die Liberale Moderne und die Massen Demokratische Postmoderne. Weinheim, 1991.
xxxii Wagner P. Soziologie der Moderne: Freiheit und Disziplin. Fr. a/M; N.Y., 1995.
xxxiii Berger P., Berger B., Kellner H. The Homeless Mind Modernization and Consciousness. N.Y., 1971. P. 3.
xxxiv Ibid. P. 3.
xxxv Степин В.С. Теоретическое знание. С. 17-98; Степин В.С., Кузнецова Л.Ф. Научная картина мира в культуре техногенной цивилизации. М., 1994.
xxxvi Фурсов А. Колокола истории. Ч. I. М., 1996. С. 4-5.
xxxvii Robertson R. Globalization. Social Theory and Global Culture. L., 1992. P. 58-59.
xxxviii Хантингтон С. Столкновение цивилизаций? // Полис. 1994. № 1. С. 33. См.также: Вестфальский мир: Международные отношения 350 лет спустя // ПОЛИС. Альманах. 1999. С. 12-160.
xxxix Inoguchi T. Peering Into the Future by Looking Back: The Westphalian? Philadelphian? And Anti-Utopian Paradigms // International Studies Review. Prospects for International Relations: Conjections about the Next Millenium. Ed. by D.Bobrow. 1999. № 1. P. 173-191.
xl Ibid. P. 178.
xli Ibidem.
xlii См.: Frisby D. Fragments of Modernity. Theories of Modernity in the Works of Simmel, Kracauer and Benjamin. Cambridge, 1986.
xliii Rabinov P. French Modern. Norms and Forms of the Social Environment. Cambridge. Massachusetts. L., 1989. P. 9.
xliv In Search of an East Asian Development Model. Ed. by P.Berger. New Brunswick, 1988. P. 4.
xlv См: Ibidem.
xlvi Ibid. P. 8.
xlvii Ibid. P. 9.
xlviii См.: Current Sociology. 1995. № 4.
xlix См.: Федотова В.Г. Модернизация "второй" Европы // Свободная мысль. 1993. № 8; Козловский В.В., Уткин А.И., Федотова В.Г. Модернизация: от равенства к свободе. СПб., 1995.
l См.: Inglehart R. Changing Values, Economic Development and Political Change // International Social Science Journal. 1995. № 145. P. 379-403.
li См.: Lipset S.M. The Third Century. America as a Post-Industrial Society. Stanford. 1979.
lii См.: Lyotard J.-F. The Postmodern Condition. A Report on Knowledge. Oxford, 1989. P. 9.
liii См.: Хабермас Ю. Модерн незавершенный проект // Вопр. философии. 1991. № 4.
liv См.: Luhman N. Soziologische Aufkl(rung 5. Opladen, 1990. S. 233.
lv Корнилов М.Н. Постмодернизм и культурные ценности японского народа. М., 1995. С. 14.
lvi См.: Kassirer E. Naturalistische und Humanistische. Begr(ndung der Kulturphilosophie. Geteborg, 1939.
lvii Валлерштайн И. Анализ мировых систем: современное системное видение мирового сообщества // Социология на пороге XXI века. Новые направления исследований. М.: Интеллект, 1998. См. так же: Иммануил Валлерстайн в Москве (доклад И. Валлерстайна в Институте социологии РАН). Литературная запись и обработка Н.Н.Федотовой // Вестник проф. социол. ассоциации. 1977. № 1(7).
lviii Валлерштайн И. Анализ мировых систем: современное системное видение мирового сообщества.
lix Там же; Фурсов А. Колокола истории. М.: ИНИОН, 1999.
lx Huntington S.P. The Clash of Civilizations and the Remaking of World Order. N.Y., 1996. P. 184.
lxi Приспособление постмодернизма радикальными исламистами в Турции для индигенизации социальной науки рассмотрено в переведенной мною статье Г.Ирджика "Философия науки и радикальный интеллектуальный ислам в Турции" // Вопр. философии. 1999. № 2.
lxii См.: Creating Indigenous Sociologies // Globalization. Knowledge and Society. L.,Newbury Park, New Delhi: Sage Publications. 1990; Федотова В.Г. Как возможна социология в России и других незападных странах // Журн. социологии и соц. антропологоии. СПб., 2000. № 3.
lxiii Globalization, Knowledge and Society. Ed. by Albrow and King E. L., 1990. P. 5-8.
lxiv Albrow M. Introduction // Globalization. Knowledge and Society.
lxv Дюркгейм Э. Метод социологии // Дюркгейм Э. О разделении общественного труда. Метод в социологии. М. 1991.
lxvi Мayre W.W. Ethnomethodology: Sociology without Society?//Understanding and Social Inquiry. L. 1977.
lxvii Sztompka P. Op. cit.
lxviii Parsons T. The Evolution of Societies. Ed. by J. Toby. Prentice-Hall. 1977.
lxix См.: Borda O.F. The Application of Participatory-Action Research in Latin America // Globalization, Knowledge and Societies.
lxx Lie J. Sociology of Contemporary Japan // Current Sociology. Journal of the International Sociological Association. L.: Sage Publ., 1996. Vol. 44, № 1.
lxxi Ibid.
lxxii См.: Федотова В.Г. Модернизация "другой" Европы. М., 1997.
lxxiii Lie J. Op.cit.
lxxiv Makinde M.A. Asuwada Principle: an Analysis of Akiwowo's Contribution to the Sociology of Knowledge from an African Perspective // Globalization, Knowledge and Society.
lxxv Lie J. Op. cit.
lxxvi Китахара А. Реальность и идеальный образ общины (Япония и Таиланд) // Филос. науки. 1996. № 1-4.
lxxvii Гайденко П.П. Эволюция понятия науки. М., 1980. С. 11.
lxxviii Гайденко П.П. Указ. соч., с. 10.
lxxix См.: Гайденко П.П., Давыдов Ю.Н. История и рациональность. М., 1991. С. 125. Здесь удачно обсуждены споры об исследовательской программе М.Вебера, парадигме его исследования на уровне его профессиональной деятельности, мы бы сказали "микропарадигмы".
lxxx Дюркгейм Э. Метод социологии / /Дюркгейм Э. О разделении общественного труда. Метод социологии. М., 1991. С. 394.
lxxxi Межуев В.М. Культура и история. М., 1977. С. 123.
lxxxii Hayek F. The Counter-Revolution of Science. Studies on the Abuse of Reason. N.Y.-L., 1964. P. 28.
lxxxiii См.: Ibid. P. 14-15.
lxxxiv См.: Mayre W.W. Ethnomethodology: Sociology without Society? // Understanding and Social Inquiry. L., 1977. P. 262-279.
lxxxv Cassirer E. Naturalistische und humanistische Begr(ndung der Kulturphilosophie. G(teborg, 1939. S. 25.
lxxxvi Buhl W. Verstehende Soziologie: Grundz(ge und Entwicklungstendenzen. M(nchen, 1972. S. 7-8. См.: Hermeneuti( und Dialektik. Bd. 1. T(bingen, 1970.
lxxxvii Abel Th. Operation called Verstehen // Theorie und Realitat: Ausgewahlte Aufsatze zur Wissenschaftslehre der Sozialwissenschaft /hrsg.v.H.Albert. T(bingen, 1964. S. 177-188.
lxxxviii Lopreato J., Alston J. Ideal Types and the Idealisation Strategy // American Sociological Review. Vol. 35. 1970. № 1. P. 88-96.
lxxxix Такая процедура является обязательной для научного познания. См.: Степин В.С. Становление научной теории. Минск, 1976; Он же. Теоретическое знание. С. 99-127. См. так же: Косарева Л.М. Предмет науки. М., 1989; Она же. Социокультурный генезис науки Нового времени. М. 1989; Она же. Рождение науки Нового времени из духа культуры. М. 1997.
xc Новые направления в социологической теории. М., 1978. С. 252.
xci См.: Arnhart A. The New Darwinian Naturalism in Political Theory // American Political Science Review. 1995. June. Vol. 89. № 2. P. 389-401.
xcii Гвардини Р. Конец Нового времени // Вопр. философии. 1990. № 4. С. 144.
xciii См.: Степин В.С. Научное познание и ценности техногенной цивилизации // Вопр. философии. 1989. № 10.
xciv Там же. С. 155.
xcv Там же.
xcvi См.: Кон И. Маргарет Мид и этнография детства // Мид М. Культура и мир детства. М., 1988. С. 407. И.С.Кон приводит в послесловии к книге интересное суждение М.Мид о задачах ее исследования: "Это было первое антропологическое полевое исследование, написанное без внешних признаков научности, призванных мистифицировать неспециалистов и поразить собственных коллег. Мне казалось тогда - и все еще кажется, - что, если наши исследования образа жизни других народов хотят иметь какой-то смысл для народов индустриального мира, они должны писаться для них, а не упаковываться в жаргон, понятный лишь специалистам" (Там же. С. 399).
xcvii См.: Затонский Д. Роберт Музиль и его роман "Человек без свойств". Предисловие // Музиль Р. Человек без свойств. М., 1984. Кн. 1. С. 19.
xcviii См.: Лукач Г. Своеобразие эстетического. М., 1985. С. 42 и др.
xcix Свасьян К.А. Феноменологическое познание. Ереван, 1987. С. 132-133.
c Битов А. Человек в пейзаже // Новый мир. 1988. № 3. С. 82-83.
ci Виноградов И. Праздник общей беды // Моск. новости. 1989. № 11. С. 111.
cii См.: Камянов В. Что мешает чувствовать? // Октябрь. 1989. № 2. С. 184-190.
ciii См.: Соловьев Э.Ю. Знание, вера и нравственность // Наука и нравственность. М., 1971. С. 197.
civ Там же. С. 201.
cv См.: Livingston R. Literatury Knowledge, Humanistic Inquiry and the Philosophy of Science. L., 1988.
cvi См.: Antropology of Organization. N.Y., 1994; Benveniste G. The Twenty-first Century Organization. Analyzing Correct Trends - Imagining Future. San-Francisco, 1994.
cvii См.: Bernstein R. Beyond Objectivism and Relativism: Science, Hermeneutics and Praxis. 1989.
cviii Валлерштейн И. Анализ мировых систем: современное системное видение мирового сообщества // Социология на пороге XXI века. Новые направления исследования. М., 1998. С. 145.
cix Там же. С. 136.
cx Селигмен Б. Основные течения современной экономической мысли. М., 1968. С. 93.
cxi Леонтьев В.В. Экономические эссе: теории, исследования, факты и политика. М., 1990. С. 128-129.
cxii Старк Г.В. Социологический анализ познавательного процесса в "Теориях прибавочной стоимости" Карла Маркса. Ростов н/Дону, 1976. С. 148.
cxiii Старк Г.В. Метод в действии: Опыт целостного овладения наследием К.Маркса. Ростов н/Дону, 1988. С. 240.
cxiv Леонтьев В.В. Экономические эссе. Теории, исследования, факты и политики. М., 1990. С. 100-102.
cxv Кейнс Дж.М. Общая теория занятости, процента и денег. Петрозаводск, 1993. С. 307.
cxvi См.: Федотова В.Г. Что может и чего не может наука // Филос. науки. 1989. № 12. С. 11.
cxvii См.: Хрестоматия по истории психологии: период открытого кризиса (начало 10-х годов - сер. 30-х годов XX в). М., 1980. С. 17.
cxviii Там же. С. 29 и др.
cxix Там же. С. 25.
cxx Там же. С. 22.
cxxi Там же. С. 26.
<< Пред. стр. 4 (из 5) След. >>
Список литературы по разделу