<< Пред.           стр. 26 (из 43)           След. >>

Список литературы по разделу

 мира, ни того, что в мире" (I
 Послание Иоанна II, 10, 15). Невольно
 возникает недоумение: разве брат которого
 мы должны любить, не находится в мире, не
 входит в состав мира? Или другой пример:
 как совместить заповедь Евангелия не
 заботиться о том, что есть, что пить и во
 что одеваться (Мтф. 6, 25) с заповедью
 накормить алчущего, напоить жаждущего,
 одеть нагого (Мтф. 25, 35-40)? И,
 несомненно, что в разных формах
 христианской жизни или в разных течениях
 христианской мысли преобладает один из этих
 двух мотивов, оттесняя на задний план, а
 иногда и совсем вытесняя другой, ему про-
 тивоположный.
  Существует христианский аскетизм,
 основанный на стремлении "спасти свою
 душу", обрести "сокровище на небесах" через
 уход из мира и равнодушие ко всем земным
 нуждам и заботам человека; и существует
 христианская активность в мире, основанная
 на деятельной любви к людям, на стремлении
 помочь им в их земной нужде и часто
 отвергающая - по крайней мере на практике -
 всяческий аскетизм, всякую мысль о небесном
 сокровище, как уклонение от христианского
 завета любовного служения людям. И все же
 остается бесспорным, что христианская
 жизненная установка по существу немыслима
 вне совмещения в некоем высшем единстве
 
  185
 
 этих двух противоборствующих мотивов:
 всякое духовное направление, в котором это
 единство не наличествует и нарушается, есть
 уклонение от христианской правды.
  Указанная двойственность христианской
 духовной установки имеет своим очевидным
 основанием двойственную природу человека и
 мирового бытия. Ее можно коротко выразить
 так: человек и мир по их фактическому
 составу, как они даны в эмпирической
 реальности, - не таковы, каковы они суть в
 их основе, в их подлином существе. Различие
 это состоит в том, что, с одной стороны,
 все сущее, будучи сотворено Богом
 прекрасно, ценно, носит на себе отпечаток
 божественного совершенства и величия -
 более того - пронизано божественными
 силами, укоренено в Боге и носит Его в
 своей глубине - и, с другой стороны,
 фактически преисполнено несовершенства,
 страданий, зла. Не нужно при этом думать,
 что эта двойственность есть лишь плод
 произвольной принятой "на веру"
 богословской теории, которая именно в силу
 этого обличалась бы как ложная; не нужно
 думать, что трудность сама собой
 устраняется, если мы признаем, что мир не
 сотворен всеблагим Богом, а либо имеет
 основание своего бытия в каком-либо
 несовершенном и злом начале, напр.,
 сотворен и управляется "дьяволом", либо же,
 не будучи никем "сотворен", просто су-
 ществует в качестве первичного, далее
 необъяснимого факта, во всем своем
 несовершенстве и всей своей
 бессмысленности. "Сотворенность мира Богом"
 или, обще говоря, пронизанность
 божественным началом, абсолютная ценность
 
 186
 
 человека, всего конкретно сущего в их
 первооснове, в их подлинном, глубочайшем
 существе, не есть тезис, утверждение какой-
 либо отвлеченной теории; это есть факт,
 удостоверенный опытно - именно опытом
 нашего сердца. Что, напр., убийство,
 уничтожение человека - более того, что
 всякое умаление и повреждение живого су-
 щества через его унижение, оскорбление,
 причинение ему страданий, - есть зло, т.е.
 нечто недопустимое, - это мы знаем не из
 какой-либо внушенной нам и на веру нами
 принятой богословской теории; это есть
 самоочевидная истина, о которой нам говорит
 наше сердце; человек может, конечно,
 заглушить в себе голос этой истины, может
 действовать вопреки ему и приучить себя не
 внимать ему, но он не может уничтожить,
 отменить силу, значимость этой истины, как
 не может сделать черное белым; и нарушение
 этой истины так или иначе карается
 искажением, порчей души, потерей душевного
 равновесия и душевной ясности у нарушающего
 ее (гениальное описание этого процесса во
 всей его неумолимой стихийности дал
 Достоевский в "Преступлении и наказании").
 Но в этом сознании уже заключается
 восприятие божественности, абсолютной
 ценности самого существа человека и, в
 конечном счете, всего живого и конкретно
 сущего - и, значит, - тем самым, содержится
 признание божественности его первоосновы
 или первоисточника. Христианская вера
 только отчетливо выражает и санкционирует
 то, о чем с недвусмысленной ясностью
 говорит нам нравственный опыт нашего
 сердца. (И, напротив, распространенный тип
 неверия, признание бессмысленности, грубой
 
  187
 
 фактичности всего сущего, сочетающийся с
 моральным требованием уважения и любви к
 человеку, содержит явное и совершенно
 безвыходное противоречие). Тем более опытно
 очевиден другой соотносительный член этой
 антиномии - реальность несовершенства,
 страданий, зла, хотя и здесь, предо-
 ставленный самому себе, как бы разнузданный
 человеческий разум часто пытается -
 открыто, или же косвенно, скрытым обходным
 путем - отвергать опытно данную,
 объективную реальность зла (открытое
 отрицание ее выражено, например, в фило-
 софии Спинозы; скрытое и обходное ее
 отрицание содержится во всех вариантах
 рациональной теодицеи, которые всегда
 сводятся в конечном счете к попытке так
 "объяснить" зло, чтобы показать, что оно
 "собственно" есть не зло, а добро). Таким
 образом, эта антиномия дана опытно и потому
 абсолютно неустранима. В христианском и уже
 в ветхозаветном вероучении эта антиномия
 выражена в учении о грехопадении. Это
 учение представляется современному,
 "просвещенному", неверующему сознанию
 произвольной выдумкой богословской мысли -
 и притом выдумкой зловредной, ибо
 препятствующей естественному и ценному
 стремлению достигнуть совершенства в
 устройстве мира и человеческой жизни. Но
 уже выше, в главе о догматах веры, мы уяс-
 нили, что если оставить в стороне образно-
 мифологическую, символическую сторону этого
 учения, то его существо сводится к
 констатированию простого и самоочевидного
 факта, что мир в его фактическом
 эмпирическом составе и состоянии не таков,
 каким он должен быть по своему истинному
 
 188
 
 божественному существу. Если это так, и
 если основание этому очевидно не может
 лежать в самом существе мира и человека,
 т.е. в его благом первоисточнике, то это
 соотношение, как мы уже видели, не может
 быть выражено иначе, чем в утверждении, что
 мир и человек "пал", т.е. фактически
 находится на уровне низшем, чем тот, к ко-
 торому он предназначен по своему существу и
 происхождению. Как возможен такой факт,
 т.е. почему Бог не мог так сотворить мир
 или даровать ему такое существо, что его
 "падение" было бы невозможно, - это есть
 уже другой вопрос; и этот вопрос остается
 навсегда неразрешимым. Здесь мы стоим перед
 последней границей постижимого. Обычное
 объяснение, что Бог даровал человеку
 свободу, а человек плохо ей воспользовался,
 употребив ее во зло, - ничего не объясняет;
 ибо при этом остается необъяснимым, почему
 всемогущий и всеблагой Бог не мог даровать
 человеку такую свободу, которой нельзя было
 бы злоупотребить - свободу святости,
 возможность которой опытно удостоверена
 жизнью святых. В гениальной книге Иова
 открыто обличена религиозная
 несостоятельность, гордыня и потому
 кощунственность всех попыток рациональной и
 морализирующей теодицеи. Мир и человек
 фактически не таковы, каково их истинное,
 исконное существо; и ответственность за это
 не может падать на Бога, которого мы опытно
 воспринимаем как абсолютное Благо и
 абсолютный творческий Разум. Этими двумя
 отрицательными аксиомами или опытными
 данными исчерпывается все то, что мы можем
 знать о происхождении зла и бедствий, и
 догмат о грехопадении есть по существу не
 
  189
 
 что иное, как просто единство, совместное
 признание этих двух истин.
  Из этого хотя и рационально непонятного,
 но опытно данного положения вещей с
 очевидностью вытекает существо христианской
 духовной установки. Ее можно выразить так:
 осуществление природы и назначения человека
 и мира возможно только через их
 преодоление. Ибо осуществление означает при
 этом положении дела освобождение истинного
 существа человеческой души и - вообще
 говоря - мирового бытия через преодоление
 их искаженной, испорченной, "падшей"
 эмпирической природы. Это значит:
 достижение "сокровища на небесах" - того
 блага, которое дарует полное и совершенное
 удовлетворение запросам человеческой души,
 соответствующим ее исконно-первозданному
 существу -осуществимо лишь на пути борьбы с
 "плотской", "мирской" природой человека и
 ее преодоления - на пути аскетизма. Идти по
 пути к блаженству и спасению, указанному
 Христом, можно только, взяв на себя "иго"
 Христово, возложив на себя его "бремя";
 однако, иго это благо, и бремя легко - ибо
 оно искупается достигаемым при этом
 блаженством, и люди при этом находят
 "покой" своим душам. То же выражено в
 словах: "Мир оставляю вам, мир Мой даю вам;
 не так, как мир дает, Я даю вам: да не
 смущается сердце ваше, и да не устрашается"
 (Ев. Ио., 14, 27). Высший мир, который
 дарует Христос, непосредственно способен
 смущать и устрашать человеческое сердце;
 ибо он есть нечто иное, чем мир в пределах
 и формах эмпирического мира - в его составе
 он есть тяжкий труд и борьба, или, как
 говорится в другом месте, "не мир, но меч".
 
 190
 
 Так благо достигается через возложение ига,
 свобода - через несение бремени, мир -
 через готовность идти на устрашающее
 состояние войны, "меча".
  Отсюда уясняется основоположная истина
 христианского сознания: путь к совершенству
 - не только к нравственному совершенству
 (которое само совсем не есть высшая,
 абсолютная цель, а только момент, входящий
 в состав конечной цели жизни), но и к
 совершенству, как таковому, т.е. к
 блаженству, к просветлению, к полному
 удовлетворению нашего томления, к
 достижению нашего истинного назначения -
 этот путь есть путь страдания. "Блаженны
 плачущие, ибо они утешатся... Радуйтесь и
 веселитесь, ибо велика ваша награда на
 небесах". Только банальное, популярное
 понимание может толковать эти слова так,
 что за страдание и лишение земной жизни
 человек получит, как бы по судебному
 решению Бога, возмещение с лихвой своих
 "убытков" в загробном мире, в посмертном
 существовании. Речь идет здесь не о су-
 дебном решении (о несовместимости
 юридического толкования христианской правды
 с самим ее существом уже приходилось го-
 ворить, и придется еще подробнее говорить
 ниже) и не о "загробном" блаженстве или, по
 крайней мере, не о нем одном. Страдание
 есть в силу имманентной онтологической
 необходимости единственный путь к
 блаженству и совершенству. Как говорит
 Мейстер Экхарт: "быстрейший конь, который
 доведет нас до совершенства, есть
 страдание". Это есть истина как бы меди-
 цинского порядка: человек есть существо
 больное - обреченное на страдание и гибель,
 
  191
 
 поскольку он остается в своем фактическом
 состоянии; чтобы освободиться от болезни и
 обрести радость выздоровления и полноты
 сил, он должен принять горькое лекарство
 или подвергнуться болезненной операции.
 Человек в своем природном, фактическом
 состоянии задыхается, страдает от сужения
 дыхательных путей, через которые к нему
 притекает необходимый ему живительный
 воздух; и страдание есть нечто вроде
 обжигающего, раскаленного зонда,
 прочищающего дыхательные пути и впервые -
 если он проник достаточно глубоко! -
 дающего человеку возможность вздохнуть
 полной грудью, получить свободное общение с
 той глубиной, в которой свежий воздух
 входит в его кровь, - и, значит, впервые
 обрести настоящую радость и полноту жизни.
 Путь этот труден: "многими скорбями
 надлежит нам войти в царствие Божие"

<< Пред.           стр. 26 (из 43)           След. >>

Список литературы по разделу