<< Пред.           стр. 6 (из 18)           След. >>

Список литературы по разделу

  Генри Моррис был прав, когда утверждал, что закон причины и следствия "является общепризнанным, и ему следуют в любой области науки" (1974, с. 19). Принцип причины и следствия утверждает, что где имеется материальное следствие, там должна быть соответствующая предшествующая причина. Однако, далее уточняется, что ни одно следствие не может качественно или количественно превосходить свою причину.
  Так как очевидно, что Вселенная невечна и, что также очевидно, она не могла сотворить сама себя, единствено возможная альтернатива состоит в том, что Вселенная была сотворена чем-то (или Кем-то), который: (а) существовал до нее, то есть, некая вечная, необусловленная Первопричина; (б) превосходит ее - сотворенное не может превосходить своего создателя; и (в) иметь иную сущность, так как ограниченная, зависимая материальная Вселенная не в состоянии объяснить себя сама. Как отметили Хойл и Викрамасингх: "... Чтобы соблюсти логичность, мы должны сказать, что разум, который соединил энзимы, сам их не содержал" (1981, с. 139).
  В связи с этим следует рассмотреть еще один факт. Если когда-либо было такое время, когда ничего не существовало, то сейчас ничего бы не было. То, что ничто производит ничто, это самоочевидная истина. В свете этого, так как что-то все-таки существует, то должно логически следовать, что что-то существует вечно! Все существующее можно классифицировать либо как материю, либо как сознание. Третьего не дано. Поэтому мы выстраиваем следующий аргумент:
  1. Все существующее это либо материя, либо сознание.
  2. Что-то существует сейчас, поэтому существует что-то вечное.
  3. Следовательно, либо материя, либо сознание вечно.
  А. Либо материя, либо сознание вечно.
  Б. Материя невечна, как показывают приведенные выше свидетельства.
  В. Таким образом, сознание вечно.
  Или, рассуждаем несколько иначе:
  1. Все существующее либо зависимо (то есть, обусловлено), либо независимо (необусловлено).
  2. Если Вселенная невечна, она зависима (обусловлена).
  3. Вселенная невечна.
  4. Следовательно, Вселенная зависима (обусловлена).
  А. Если Вселенная зависима, то ее должно было произвести что-то независимое.
  Б. Но Вселенная зависима (обусловлена).
  В. Следовательно, Вселенная была произведена некой вечной, независимой (необусловленной) силой.
  В прошлом атеисты - сторонники эволюции утверждали, что сознание есть ничто иное, как функция мозга, который есть материя; следовательно, сознание и мозг это одно и то же, и материя это все, что существует. Однако, эта точка зрения более не является достоверной в результате получивших награду научных экспериментов британского невролога, сэра Джона Экклса. Доктор Экклс завоевал Нобелевскую премию за определение того, что сознание это нечто большее, чем просто физическое понятие. Он доказал, что дополнительный моторный участок мозга может быть задействован простым намерением сделать что-либо, без включения двигательных нервов коры головного мозга (контролирующих движения мышц). По сути дела, сознание для мозга это то же самое, что библиотекарь для книги. Первое нельзя свести до уровня второго. Экклс объяснил свою методологию в книге "Человек и его мозг", написанную в соавторстве с признанным философом науки, сэром Карлом Поппером (см. Поппер и Экклс, 1977). Рассматривая те же выводы, к которым пришел доктор Экклс, философ Норман Гейслер исследовал концепцию вечного, всезнающего Разума.
  Далее, эта не имеющая ограничений причина всего сущего должна быть всезнающей. Она должна иметь знание, потому что то, что существует, имеет знание. Я - знающее существо, и я знаю это. Я не могу осмысленно утверждать, что я могу знать, не совершая акта познания ... . Но причина может передать своему следствию только то, что она имеет передать. Если следствие на самом деле обладает какими-то качествами, то эти качества надлежащим образом приписываются причине. Причина не может дать то, чего она не имеет. Если мое сознание или способность знать принята, то должен быть Разум или Знающий, который дал ее мне. Сознательное не возникает из несознательного; нечто не может возникнуть из ничего. Однако, причина познания безгранична. Следовательно, она должна иметь безграничное знание. Она также проста, вечна и неизменна. Итак, что бы она ни знала, - а она знает все, что только можно знать, - она должна знать просто, вечно и неизменно (1976, с. 247).
  На основании свидетельств, подобных представленным здесь, доктор Джастроу пришел к выводу: "То, что сейчас действуют, как я или кто-либо другой назвал бы это, сверхъестественные силы, теперь - я думаю, научно доказанный факт ..." (1982, с. 18). Выражаясь языком науки, выбор лежит между только материей и более чем материей как фундаментальным объяснением происхождения основного существования и упорядоченности Вселенной. Следовательно, различие между эволюционной моделью и креационистской моделью, это различие между: (а) временем, случайностью и неотъемлемыми свойствами материи, и (б) замыслом, сотворением и неизменными свойствами определенного устройства.
  В конечном итоге, это - два, единственные два, выбора. Фактически, когда дело доходит до любого конкретного случая, снова возникают только два научных объяснения происхождения порядка, который характеризует Вселенную, и жизнь во Вселенной: либо порядок был наложен на материю, либо он пребывает в материи. Однако, если станут утверждать, что порядок пребывает в материи, мы отвечаем, что никогда не видели свидетельств этому. Креационистская модель не только возможна, но она единственная, которая утверждает адекватную причину для Вселенной и жизни в этой Вселенной. Эволюционистская модель не может этого сделать. Свидетельства понятно говорят в пользу существования необусловленного, вечного, самодостаточного Разума, сотворившего эту Вселенную и все, что в ней.
 
  Дальше
 
 
 
 
 
 
 
  назад
 
  ЗАКОН ПРИЧИНЫ И СЛЕДСТВИЯ
  Несомненно, самый универсальный и наиболее надежный среди всех научных законов это закон причины и следствия, или, как его еще называют, закон причинности (каузальности). В науке законы рассматриваются как "отражающие актуальные системы в природе" (Халл, 1974, с. 3). Насколько свидетельствует исторический опыт, законы не знают исключений. И это, несомненно, истинно в отношении закона причинности. Этот закон формулировали различными способами, каждый из которых адекватно выражает его основное значение. Кант в первом издании книги "Критика чистого разума" утверждал, что "все происходящее (начинающее быть) предполагает нечто, за чем оно следует, в соответствии с правилом". Во втором издании он усилил это высказывание, отметив, что "все изменения имеют место согласно закону отнесенности причины и следствия" (см. Майклджон, 1878, с. 141). Шопенгауэр высказал это положение следующим образом: "Ничто не происходит без причины, почему это должно произойти, вместо того чтобы не произойти" (см. фон Мизес, 1968, с. 159). Количество различных формулировок можно увеличивать почти до бесконечности. Но, говоря простыми словами, закон причинности утверждает, что каждое материальное следствие должно иметь адекватную предшествующую причину.
  Философский и теологический подтексты этой концепции - за и против - обсуждаются многие годы. Но когда оседает пыль сражений, закон причинности всегда остается целым и невредимым. В мире экспериментальной науки или в обычном мире личного опыта не возникает вопросов относительно его принятия. Много лет назад профессор У.Т. Стейс в своей классической работе "Критическая история греческой философии" это прокомментировал:
  Всякий изучающий логику знает, что это основной критерий наук, основание их всех. Если бы мы не верили в истину каузальности, а именно, в то, что все имеющее начало имеет причину, и что в тех же обстоятельствах неизменно происходят те же самые события, все науки в одно мгновение рассыпались бы в прах. Эта истина предполагается в каждом научном исследовании (1934, с. 6).
  Закон причинности имеет значение не только для науки. Рихард фон Мизес отметил: "Мы можем лишь добавить, что практически все философы считают закон каузальности самым важным, самым широким и самым прочно установленным из всех принципов эпистемологии (гносеологии)". Затем он добавил:
  Закон каузальности утверждает, что для каждого наблюдаемого феномена (назовем его Б) существует второй феномен А, так, что предложение "и следует за А" верно ... . Не может быть сомнений в том, что закон каузальности в только что приведенной формулировке соответствует всему нашему собственному опыту и тому, знание о котором приходит к нам тем или иным образом. ... мы также можем утверждать, что в практической жизни вряд ли есть более полезное и более надежное правило поведения, чем предположить о всяком событии, которое становится нам известным, что какое-то другое предшествовало ему как его причина (1960, с. 160, выделено в оригинале).
  Ричард Тейлор, обращаясь к важности этого основного закона науки в "Энциклопедии философии", написал:
  Тем не менее, вряд ли можно оспаривать то, что представление о причинности это не только неотъемлемая часть в каждодневных делах, но также и во всей прикладной науке. Юриспруденция и право утратили бы всякий смысл, если бы люди не были наделены возможностью искать причины разнообразных нежелательных событий, таких как насильственные смерти, пожары и несчастные случаи. Это же верно в таких областях, как общественное здравоохранение, медицина, военное планирование и, конечно, каждый аспект жизни (1967, с. 57).
  Наука и закон, причины и следствия
  В то время как закон причины и следствия переходит строго научные границы и воздействует также на все другие дисциплины, и в то время как принцип причинности имеет серьезное теологическое и/или метафизическое значение, научное значение, которое он представляет, стоит в ряду самых важных когда-либо открытых принципов. Очевидно, что, если каждое материальное следствие имеет адекватную предшествующую причину, и если Вселенная есть материальное следствие, то Вселенная имела причину. Ученые не упускают это из виду. Например, Роберт Джастроу писал:
  Вселенная и все, что в ней произошло с начала времени, это грандиозное следствие без известной причины. Следствие без причины? Это не из мира науки; это мир колдовства, неуправляемых событий и прихотей бесов, средневековый мир, который наука попыталась предать забвению. Как мы должны воспринять эту картину как ученые? Я не знаю. Я бы только хотел представить доказательства в пользу того, что Вселенная и сам человек появились в тот момент, когда началось время" (1977, с. 21).
  Следствия без адекватных причин неизвестны. Тем не менее, Вселенная, говорит доктор Джастроу, это потрясающее следствие - без какой-либо известной причины. Однако, столетия исследований многому научили нас о причинах. Например, мы знаем, что причины никогда не происходят вслед за следствиями. Как отметил Тейлор:
  Современные философы ... тем не менее, по большей части согласились с тем, что причины не могут произойти после своих следствий. ... принято считать, что частью привычного значения слова "причина" является то, что причина это нечто, предшествующее или, по крайней мере, не следующее своему следствию" (1967, с. 59).
  Бессмысленно говорить о причине, следующей за следствием, или о следствии, предшествующем причине.
  Мы также знаем, как уже было упомянуто выше, что следствие никогда не превосходит причину качественно или количественно. Именно это знание позволяет нам сформулировать закон причинности следующими словами: "Каждое материальное следствие должно иметь адекватную предшествующую причину". Река замутилась не от того, что в нее прыгнула лягушка; книга упала со стола не от того, что на нее села муха; это не адекватные причины. Для любых следствий, которые мы наблюдаем, мы должны постулировать адекватные причины.
  Таким образом, Закон причинности имеет серьезное значение во всякой области, где прилагает усилия человек - будь то наука, метафизика или богословие. Вселенная перед нами. Некая причина, предшествующая Вселенной, ответственна за ее существование. Эта причина должна быть значительнее самой Вселенной и превосходить ее. Но, как отметил Джастроу: "... самые последние астрономические данные указывают на то, что в какой-то момент в прошлом цепь причины и следствия внезапно оборвалась. Произошло важное событие - зарождение мира - для которого нет известной причины или объяснения" (1977, с. 27). Конечно, когда доктор Джастроу говорит об отсутствии "известной причины или объяснения", он имеет в виду то, что нет известной естественной причины или объяснения. Ученые, так же как и философы, понимают, что Вселенная должна была иметь причину. Они понимают, что эта причина должна была предшествовать Вселенной и превосходить ее. Общепризнанно, что не существует естественной причины, достаточной, чтобы объяснить происхождение материи, то есть, Вселенную, как честно признается Джастроу. Однако, это представляет действительно серьезную проблему, относительно которой Р.Л. Уайсонг писал:
  Каждый приходит к естественному и удобному выводу, что предметы, имеющие проект и высокий уровень порядка (машины, дома и т.п.), обязаны своим существованием проектировщику. Прийти к другому выводу было бы неестественным. Но эволюция просит нас забыть о том, во что естественно верить, а затем поверить в то, что неестественно, неразумно и ... невероятно. Некоторые говорят нам, что все реально существующее - Вселенная, жизнь и т.п. - не имеет исходной причины. Но, так как Вселенная функционирует на основе соотнесенности причины и следствия, как можно с точки зрения науки - которая занимается изучением той самой Вселенной - доказывать, что Вселенная не имеет исходной причины? Или, если эволюционист приводит причину, он ссылается либо на вечную материю, либо энергию. Затем он выдвигает причину гораздо меньшую, чем следствие. Основанием для этого отхода от того, во что естественно и разумно верить, служит не факт, наблюдение или опыт, но, скорее всего, неразумные выводы из абстрактных вероятностей, математики и философии (1976, с. 412, эллипс в оригинале).
  Доктор Уайсонг представил интересное историческое обстоятельство, чтобы удостоверить свою мысль. Несколько лет назад ученые собрались в Великобритании, в долине Солсбери в Уилтшире, для изучения упорядоченных концентрических кругов камней и ямок в Стонхендже. По мере продвижения исследований стало очевидно, что эти круги были созданы специально для того, чтобы делать определенные астрономические предсказания. Вопросы о том, как камни были доставлены в это место, каким образом эти древние люди смогли соорудить астрономическую обсерваторию, как использовались данные, получаемые в результате исследований, и многие другие остаются без ответа. Но одно несомненно: причиной Стонхенджа был интеллектуальный замысел.
  Теперь, как предложил доктор Уайсонг, сопоставьте Стон-хендж (как сделал один телевизионный комментатор) с ситуацией, соответствующей зарождению жизни. Мы изучаем жизнь, наблюдаем за ее функциями, размышляем о ее сложности (которая, общепризнанно, не поддается воспроизведению даже людьми, вооруженными разумом и самой современной методологией и технологией) - и каков же наш вывод? Теоретически, Стон-хендж мог стать результатом воздействия эрозии гор или катастрофичных сил природы (подобно торнадо или ураганам), действовавшими вместе с метеоритами в процессе образования камней и концентрических ямок. Но какой ученый-практик (или, если на то пошло, телевизионный комментатор) всерьез станет рассматривать такую нелепую идею? И какой человек, обладающий здравым смыслом, поверит в такое предположение? Тем не менее, в вопросе сотворения жизни, - сложный дизайн которой превращает Стонхендж в нечто, построенное трехлетним ребенком из строительных кубиков субботним вечером посреди сплошного ливня, - нас просят поверить, что это можно объяснить слепыми, бессмысленными, случайными, физическими процессами без какого-либо разумного руководства. Неудивительно, что доктор Уайсонг отмечает с очевидным неудовольствием, что эволюционисты просят нас "забыть то, во что верить естественно". Никого не удастся убедить, что Стонхендж "просто произошел". Это не адекватная причина. Однако, от нас ожидают того, что мы примем представление о том, будто жизнь "просто произошла". Подобный вывод как необоснован, так и неразумен. Причина неадекватна, чтобы произвести такое следствие.
  Именно понимание подтекста закона причинности привело некоторых к попыткам развенчать или отказаться принять универсальный принцип причины и следствия. Наверное, самым знаменитыми скептиком в этом отношении был британский эмпирист Дэвид Хьюм, который был известен своим антагонизмом к принципу причины и следствия. Однако, как бы ни упорствовал Хьюм в своей критике, он не заходил настолько далеко, чтобы утверждать, будто причина и следствие не существуют. Ему просто казалось, что это не было эмпирически достоверно, и вместо этого он исходил из априорных рассуждений. Хьюм отметил в письме к Джону Стюарту: "Я никогда не утверждал таких абсурдных Положений, как то, что без Причины может появиться что-либо: я лишь заявлял, что наша Уверенность в Ложности этого Положения не происходит от Интуиции или Демонстрации; но из другого Источника (см. Грейг, 1932, с. 187, выделено и капитализировано в оригинале; Грейг, 1984, с. 75). Даже неверующий такого ранга, как Хьюм, не стал бы отрицать причину и следствие.
  Как бы они ни пытались, скептики не в состоянии обойти этот основной закон науки. Конечно, выдвигались другие аргументы против него, кроме выдвинутых Хьюмом. Например, один такой аргумент утверждает, что этот принцип ошибочен, потому что он противоречит сам себе. Выглядит это примерно так. Принцип причины и следствия утверждает, что все должно иметь причину. Согласно этой концепции, все прослеживается назад, к Первопричине, где внезапно ее действие прекращается. Но как же это согласуется с логикой? Почему принцип того, что все должно иметь причину, внезапно перестает действовать? Почему вдруг эта так называемая Первопричина подобным же образом не требует наличия причины? Если все нуждается в объяснении, или причине, то почему эта Первопричина также не нуждается в объяснении, или причине? И если эта Первопричина не нуждается в объяснении, то почему тогда в нем нуждаются другие вещи?
  Можно предложить два отклика на подобное недовольство законом причинности. Во-первых, с точки зрения логики, невозможно отстаивать любую концепцию "бесконечного обратного движения", которая постулирует бесконечный ряд следствий, не имеющих конечной первопричины. Философы верно аргументировали эту мысль на протяжении поколений (см. Грейг, 1979, с. 47-51; 1984, с. 75-81). Все, начинающее существовать, должно иметь причину. Ничто не происходит беспричинно.
  Во-вторых, недовольство, высказанное скептиками, утверждающими, что закон причинности противоречит сам себе, не является обоснованным возражением против закона; скорее, это будет возражением против неправильной формулировки этого закона. Если кто-то просто скажет: "Все должно иметь причину", тогда возражение было бы обоснованным. Но это не то, что говорит закон. Он утверждает, что всякое материальное следствие должно иметь адекватную предшествующую причину. Как правильно рассуждал Джон X. Герстнер:
  Так как каждое следствие должно иметь причину, в конечном итоге должна быть одна причина, которая не является следствием, но только причиной, или как же тогда можно объяснить следствия? Причина, которая сама является следствием, ничего бы не объяснила, но потребовала бы других объяснений. Это, в свою очередь, потребовало бы дальнейших объяснений, и мы имели бы совершенно бесконечное обратное движение. Но данный аргумент показал, что вселенная, как мы ее знаем, является следствием и не может объяснить себя сама; для ее объяснения необходимо нечто, что, в отличие от нее, не является следствием. Должна быть извечная причина. В этом есть смысл (1967, с. 53).
  Это действительно имеет смысл. Это диктуется наукой и здравым смыслом. Тейлор отмечал: "Однако, если кто-либо утверждает, что не видит разницы между отношением причины к следствию, с одной стороны, и следствия к его причине, с другой, он, как представляется, противоречит здравому смыслу человечества, ибо это различие кажется совершенно очевидным большинству людей ..." (1967, с. 66). Время от времени нас ободряет то, что исследователи в конечном итоге призывают к "здравому смыслу" или к тому, что "совершенно очевидно большинству людей". В случае с законом причинности, "совершенно очевидно", что каждое материальное следствие должно иметь адекватную причину; здравый смысл требует ни больше, ни меньше.
  Хотя критики выступают против закона причины и следствия, а эволюционисты игнорируют его, он остается неопровержимым. Его центральная идея остается нетронутой: каждое материальное следствие должно иметь адекватную предшествующую причину. Перед нами Вселенная. Перед нами жизнь в нашей великолепной Вселенной. Перед нами разум. Перед нами нравственность. Какова их первичная причина? Так как следствие никогда не превосходит причину и не предшествует ей, разумно полагать, что Причина жизни должна как предшествовать Вселенной, так и быть более мощной, чем она - живой Разум, который, Сам обладает нравственной сущностью. В то время как эволюционист вынужден допускать, что Вселенная это "следствие без известной причины" (пользуясь словами доктора Джастроу), креационист утверждает адекватную Причину - трансцендентного Создателя - что соответствует известным фактам и тому, что вытекает из этих фактов.
 
  Дальше
 
 
 
 
 
 
 
  назад
 
  ЗАКОН БИОГЕНЕЗА
  В области биологии один из самых общепринятых и широко используемых научных законов это закон биогенеза. Этот закон был установлен много лет назад, чтобы продиктовать то, что подтвердили и теория, и экспериментальные свидетельства относительно живых организмов - что жизнь происходит только от предшествующей жизни такого же вида или типа. Дэвид Кирк отмечал:
  К концу девятнадцатого столетия было всеобщее согласие относительно того, что жизнь не может произойти от неживого при условиях, которые существуют на нашей планете теперь. Изречение "Всякая жизнь от ранее существовавшей жизни" стало догмой современной биологии, от которой, как ожидается, не отступит ни один разумный человек (1975, с. 7).
  Эксперименты, которые в конечном итоге сформировали основу этого закона, были впервые проведены такими людьми, как Франческо Реди (1688 г.) и Лазарро Спалланцани (1799 г.) в Италии, Луи Пастером (1860 г.) во Франции и Рудольфом Вирховым (1858 г.) в Германии. Именно Вирхов доказал, что клетки не возникают из аморфной материи, но, напротив, происходят от ранее существовавших клеток. "Британская Энциклопедия" утверждает относительно Вирхова, что "Его афоризм "omnis cellula e cellula" (каждая клетка возникает от ранее существовавшей клетки) стоит вместе с изречением Пастера "omne vivum e vivo" (каждое живое существо возникает от ранее существовавшего живого существа) в ряду самых революционных обобщений биологии" (см. Акеркнект, 1973, с. 35).
  В течение многих лет бесчисленные тысячи ученых в различных дисциплинах устанавливали закон биогенеза именно так - как научный закон, утверждающий, что жизнь происходит только от ранее существовавшей жизни. Интересно, что закон биогенеза был твердо установлен в науке задолго до изобретения современных эволюционных теорий. Также значительный интерес представляет тот факт, что в старших классах средней школы и в колледже на уроках биологии студентам неизменно преподают огромное значение, например, работ Пастера по развенчанию ложной концепции самопроизвольного зарождения (представления о том, что жизнь возникает сама по себе от неживых предшественников). Студентам в подробностях расписывают исторический сценарий того, как Пастер торжествовал над "мифологией", подведя науку к ее "звездному часу", когда он опроверг популярное представление о самопроизвольном зарождении жизни. Затем, практически на одном дыхании, преподаватель сообщает студентам, что эволюция началась через самопроизвольное зарождение.
  Абиогенез, или, как он более известен, самопроизвольное зарождение, это одна из основополагающих концепций эволюции. В 1960 году Г.А. Керкут опубликовал свою знаменитую книгу "Подтекст эволюции", где он перечислил семь недоказуемых предположений, на которых основывается эволюция. Первым в этом списке стояло следующее: "Первое предположение состоит в том, что неживые объекты дали начало живому материалу, то есть, произошло самопроизвольное зарождение жизни" (с. 6). Нобелевский лауреат Джордж Вальд из Гарварда писал:
  Что касается самопроизвольного зарождения, оно продолжало пользоваться поддержкой до тех пор, пока не было окончательно ликвидировано работой Луи Пастера - что интересно, преподаватели биологии до недавнего времени привычно рассказывали эту историю студентам как часть введения в биологию. Они заканчивали это повествование, сияя от убеждения, что преподали убедительный пример опровержения мифических представлений чисто научными опытами. Их студенты обычно бывали настолько ошеломлены, что забывали спросить профессора, каким образом он сам объясняет происхождение жизни. И это было бы затруднительным вопросом, потому что есть только две возможности: либо жизнь появилась через самопроизвольное зарождение, и преподаватель только что развенчал этот миф; либо она появилась посредством сверхъестественного сотворения, которое он, вероятно, считает антинаучным (1962, с. 187).
  Затем доктор Вальд предложил свои наблюдения о том, как разрешить эту проблему:
  Разумной точкой зрения было верить в самопроизвольное зарождение; единственная альтернатива - верить в единичный, первичный акт сверхъестественного сотворения. Третьего варианта нет ... Большинство современных биологов, с удовлетворением обозрев падение гипотезы о самопроизвольном зарождении, однако, не желая принять альтернативную веру в особое сотворение, остаются ни с чем. Я полагаю, что у ученого нет выбора, как только подойти к происхождению жизни через гипотезу о самопроизвольном зарождении. Полемика, которую мы рассмотрели выше, показала несостоятельность только веры в то, что живые организмы появляются самопроизвольно при нынешних условиях. Теперь нам приходится сталкиваться с довольно сложной проблемой: каким образом организмы могли возникнуть самопроизвольно при других условиях в некий прежний период, если более они этого не делают.
  Создание организма требует правильные вещества в правильных пропорциях и в правильном расположении. Мы не думаем, что нужно что-то еще - но это уже довольно проблематично. Нужно лишь задуматься о значительности этой задачи, чтобы предположить, что самопроизвольное зарождение живого организма невозможно. Однако, вот, мы здесь, как результат, надо полагать, самопроизвольного зарождения (1979, с. 289-291).
  Обратите внимание на некоторые обстоятельства высказывания доктора Вальда. Во-первых, он не признает третьей альтернативы. Либо истинно самопроизвольное зарождение (химическая эволюция), либо произошло сотворение. Во-вторых, он соглашается, что самопроизвольное зарождение сейчас не происходит. В-третьих, однако, ему кажется, что оно должно было произойти в отдаленном прошлом. Доктор Вальд, конечно, прав, утверждая, что есть только две возможности и что самопроизвольное зарождение сейчас не происходит. Он также прав в своем наблюдении, что студенты часто забывают спросить своих преподавателей, каким же образом вообще могла появиться эволюция, если самопроизвольное зарождение было опровергнуто.
  Однако, если эти важные обстоятельства избежали внимания некоторых студентов, то эволюционисты не потеряли их из виду. Они признают, что у них есть трудности с разрешением таких проблем. Например, Джастроу написал:
  В настоящее время наука не имеет удовлетворительного ответа на вопрос о происхождении жизни на земле. Возможно, появление жизни на земле это чудо. Ученые неохотно воспринимают эту точку зрения, но их возможности выбора ограничены; либо жизнь была сотворена на земле волей существа, неподвластного научному разумению, либо она зародилась на нашей планете самопроизвольно, через химические реакции, происходившие в неживой материи, лежащей на поверхности планеты. Первая теория ставит вопрос о происхождении жизни вне круга научного исследования. Это утверждение веры в силу Высшего Существа, неподвластного законам науки. Вторая теория это также акт веры. Этот акт веры состоит в предположении о том, что научные взгляды на происхождение жизни правильны без конкретных свидетельств в пользу этого верования (1977, с. 62-63, выделено в оригинале).
  В другом отрывке книги, из которой взята приведенная выше цитата, доктор Джастроу отметил:
  В соответствии с этой теорией, каждое дерево, каждая травинка и каждое существо в море и на суше произошли от одной маточной жилки молекулярной материи, праздно дрейфующей в теплом водоеме. Какие конкретные свидетельства подтверждают эту замечательную теорию происхождения жизни? Никакие (1977, с. 60).
  Это, конечно, довольно поразительное признание. Очевидно, эволюционисты продолжают верить в самопроизвольное зарождение несмотря на то, что нет никаких убедительных свидетельств в его пользу.
  Симпсон и Бек утверждают в своем широко используемом учебнике "Жизнь: введение в биологию", что "... нет серьезных сомнений в том, что биогенез это правило, что жизнь происходит только от другой жизни, что клетка, единица жизни, всегда и исключительно является продуктом или плодом другой клетки" (1965, с. 144, выделено мной - Б.Т.). Мартин А. Моу выразил это так в "Научном дайджесте":
  Столетие научных открытий в биологических науках научило нас тому, что жизнь зарождается только от жизни, что ядро управляет клеткой посредством молекулярных механизмов дезоксирибонуклеиновой кислоты (ДНК), и что количество ДНК и ее структура определяют не только сущность вида, но также характеристики отдельного существа (1981, 89[11]:36, выделено мной - Б.Т.).
  Эволюционист Лорен Айсли однажды заявил, что, утверждая идею самопроизвольного зарождения, наука "сотворила собственную мифологию" (1957, с. 201-202). Просто интересно, сколько должно быть свидетельств, опровергающих что-либо, чтобы это отвергнуть? Однако, есть нечто приятное в том, что нет фактов. Ричард Э. Дикерсон написал статью "Химическая эволюция и происхождение жизни", опубликованную в журнале "Сайентифик Америкэн", где отметил, что у нас нет "лабораторных моделей: следовательно, можно строить бесчисленные предположения, нескованные неудобными фактами" (1978, с. 85). И, как признал доктор Дикерсон, "мы можем лишь воображать, что, возможно существовало, и наше воображение до сих пор не принесло большой пользы" (с. 86).
  После обзора литературы о самопроизвольной/химической эволюции нетрудно увидеть, насколько ужасно слабы доводы в пользу такого сценария. Грин и Гольдберг вряд ли смогли бы выразить это более откровенно, когда они сказали:
  Есть один шаг [в эволюции], который значительно перевешивает все другие по своему огромному значению: шаг от макромолекул к клеткам. Все другие шаги можно объяснить на теоретической основе, если не правильно, то, по крайней мере, изысканно. Однако, переход от макромолекул к клеткам это прыжок невероятных размеров, который лежит вне круга проверяемых гипотез. В этой области все - предположения. Имеющиеся факты не дают основу для утверждения, что клетка зародилась на этой планете. Это не означает, что не могли действовать некие парафизические силы. Мы просто хотим подчеркнуть, что нет никаких научных свидетельств (1967, с. 406-407, выделено мной - Б.Т.).
  В своем популярном произведении "Облако жизни" Хойл и Вакрамасингх пришли к выводу:
  Сомнительно, чтобы хоть что-либо подобное условиям, которые были смоделированы в лаборатории, вообще существовали на примитивной Земле или происходили достаточно долгое время и на более чем достаточных по протяженности территориях поверхности Земли, чтобы произвести достаточно большие локальные концентрации биохимических веществ, необходимых для зарождения жизни. В принятии "теории первобытного супа" о происхождении жизни ученые заменили религиозные таинства, которые окутывали этот вопрос, равно таинственными научными догмами. Предполагаемые научные догмы точно так же недоступны для эмпирического подхода (1978, с. 26).
  В работе "Таинство происхождения жизни", которая является углубленным обзором и опровержением экспериментов по химической эволюции, Тэкстон, Брэдли и Олсен утверждали:
  Химическая эволюция широко рассматривается как довольно правдоподобный сценарий представлений о том, каким образом на земле могла появиться жизнь. Она нашла поддержку у многих знающих теоретиков и экспериментаторов. Их значительными усилиями идеи химической эволюции видоизменялись и совершенствовались. Однако, многие полученные данные этих опытов не подтверждают сценарий химической эволюции. По сути дела, то, что появилось за последние тридцать лет, как мы показали в данном критическом анализе, это альтернативный сценарий, который характеризуется разрушением, а не синтезом жизни.
  Эта альтернативная схема предусматривает примитивную землю с окисляющейся атмосферой. Растущее количество свидетельств подтверждает воззрение на то, что значительные количества молекулярного кислорода существовали очень рано в истории земли до появления жизни. Если первобытная атмосфера была сильно окисляющейся, ... то не было никакой химической эволюции. Даже если примитивная атмосфера была раскисляющей или только мягко окисляющейся, то деградаци-онные процессы преобладали над синтезом ... предшествующий жизни химический суп, предположительно бывший всемирным явлением, не оставил никаких известных следов в геологических отложениях.
  ... Как представляется, нет никакого физического основания для широко распространенного предположения, подразумеваемого в идее о том, что открытая система это достаточное объяснение сложности жизни. Как мы отмечали прежде, нет ни теоретического, ни экспериментального основания для этой гипотезы. В нашем опыте нет ни од- ного намека на какое-либо механистическое средство обеспечения необходимой конфигурационной энтропии. ...
  Однако, обратите внимание на то, что острый край этого критического замечания не в том, чего мы не знаем, но в том, что мы знаем. За прошедшие тридцать лет на свет появилось множество фактов в результате экспериментальных исследований о начале жизни. С каждым годом критика все усиливалась. Именно развитие науки бросает вызов представлению о том, что жизнь на земле зародилась посредством самопроизвольных (в термодинамическом смысле) химических реакций.
  ... Основной вывод, который следует сделать из этой работы, состоит в том, что неуправляемый поток энергии через первобытную атмосферу и океан является в настоящее время абсолютно неадекватным объяснением невероятной сложности, связанной даже с простыми живыми системами, и, вероятно, ошибочно (1984, с. 182, 183, 185, 186, выделено в оригинале).
  Как верно заметили эти авторы, вне зависимости от того, каким был тип атмосферы на примитивной земле (раскисляющий или окисляющий), единственная проблема потрясающе сложной информационной системы, которая должна быть приобретена живыми организмами, не была решена. Эволюционист Дуглас Хофстадтер отметил:
  Естественный и основополагающий вопрос, который возникает при изучении этих невероятным образом сцепленных друг с другом частей программного и технического обеспечения, состоит в следующем: "Как они вообще могли появиться?" Это поистине трудная задача. Необходимо вообразить некое подобие процесса запуска, что-то вроде используемого при разработке нового компьютерного языка - но переход от простых молекул к целым клеткам это практически превосходит границы понимания. Есть разнообразные теории о происхождении жизни. Все они "садятся на мель" из-за самого центрального из всех центральных вопросов: "Каким образом зародился генетический код вместе с механизмами его передачи (рибосомами и молекулами РНК)?" Пока что нам придется удовольствоваться чувством удивления и благоговения, но не ответом" (1980, с. 548).
  Лесли Оргел, один из "тяжеловесов" в вопросах изучения происхождения жизни, сделал подобное признание:
  Мы все еще не понимаем даже общих признаков происхождения генетического кода. ... Происхождение генетического кода это самый затруднительный аспект проблемы происхождения жизни, и может понадобиться значительный концептуальный или экспериментальный прорыв, прежде чем мы сможем достичь существенного прогресса (1982, с. 151).
  Креационистов не шокируют такие признания. Несмотря на весь шум, окружающий эксперименты по "происхождению жизни", никто еще не "сотворил жизнь" и даже не подошел близко к этому. Фактически, лабораторные опыты даже отдаленно не приблизились к синтезу жизни из неживого, и крайне ограниченные результаты, которых удалось достичь к этому времени, зависят от искусственно созданных условий, которые совершенно невероятны. В природе мы не имеем подтвержденных случаев самопроизвольного зарождения/химической эволюции. Коровы производят коров, птицы - птиц, тюльпаны - тюльпаны, кукуруза - кукурузу и т.д.
  Однако, в последние годы некоторые эволюционисты стали утверждать, что закон биогенеза это вовсе не "закон", но всего лишь "принцип" или "теория" или "афоризм". Эта новая терминология предлагается эволюционистами, потому что они пришли к полному осознанию того, что подразумевает закон биогенеза - но не потому, что в этом законе были обнаружены противоречия или исключения. В девятнадцатом столетии научные тексты называли биогенез законом. Однако, в последнее время этот термин заменили новыми словами, предназначение которых в том, чтобы "смягчить" воздействие биогенеза на эволюционные представления. Однако, роза под любым другим названием остается розой, как говорится в одном известном изречении. И не может быть сомнений в том, что биогенез отражает (словами доктора Халла) "актуальную систему в природе", так как никогда не было ни единого задокументированного случая самопроизвольного зарождения жизни.
  И все-таки некоторые современные эволюционисты предпочитают употреблять другой термин, говоря о биогенезе. Под заголовком "Биогенеза, принцип" один известный биологический словарь предлагает следующее определение: "Биологическое правило, что живое существо может произойти только от родителя или родителей в целом схожих с ним самим. Он отрицает самопроизвольное зарождение ..." (см. Аберкромби, 1961, с. 33, выделено мной - Б.Т.). Другие последовали этому примеру. Симп-сон и Бек в работе, которая цитировалась выше, утверждали: "Мы принимаем биогенез как основополагающий принцип воспроизводства на основе экспериментальных свидетельств, а также теоретических рассуждений" (1965, с. 144, выделено мной - Б.Т.). Уайсонг в книге "Полемика по поводу сотворения/эволюции" сокрушался по поводу этой тенденции.
  Креационисты не мешкая напоминают эволюционистам, что абиогенез и эволюция описывают события, которые вступают в прямое противоречие с установленным законом. Закон биогенеза гласит, что жизнь возникает только от ранее существовавшей жизни, абиогенез гла- сит, что жизнь зародилась от мертвых химикалий; эволюция утверждает, что формы жизни дают начало новым, улучшенным и отличным от них формам жизни, закон биогенеза утверждает, что виды воспроизводят только себе подобные виды. Эволюционисты не забывают об этом законе. Они попросту его оспаривают. Они говорят, что самопроизвольное зарождение было опровергнуто при условиях экспериментальных моделей Пастера, Реди и Спалланцани. Это, как они утверждают, не исключает возможности самопроизвольного образования жизни при иных условиях. На это креационист отвечает, что даже при искусственно созданных условиях и вооруженных разумом действиях опытов по абиогенезу жизнь все еще не "зародилась самопроизвольно". ... Креационисты настаивают, что, пока не настанет время, когда можно будет сказать, что жизнь зарождается самопроизвольно, закон биогенеза имеет смысл! ... Как еще можно назвать биогенез, кроме как законом? (1976, с. 182,184,185).
  Мур и Слашер в учебнике "Биология: поиск порядка в сложности" писали: "Исторически, точка зрения на то, что жизнь происходит только от жизни, настолько прочно установилась посредством фактов, полученных в результате экспериментов, что ее стали называть законом биогенеза". В примечании авторы пишут: "Некоторые философы назвают это принципом вместо закона, но это вопрос определения, а определения произвольны. Некоторые ученые называют это суперзаконом, или законом о законах. Вне зависимости от терминологии, биогенез занимает самое высокое место в этих уровнях обобщений" (1974, с. 74, выделено в оригинале). Поистине, как отметил доктор Кирк (цитированный выше), это изречение "стало догмой современной биологии, от которой, как представляется, не может отойти ни один разумный человек".
  Более того, интересно обратиться к научному словарю и отметить определение слова "принцип", которое так часто употребляется в нынешней полемике. "Словарь научных и технических терминов" издательства "Мак-Гроу-Хилл", устанавливающий стандарты в промышленности, определяет принцип как "научный закон, который имеет высоко обобщенный или основополагающий характер и от которого производятся другие законы" (см. Лапедиз, 1978, с. 1268). Причина, по которой некоторые ученые называют биогенез суперзаконом, имеет отношение к тому факту, что иногда от него выводятся другие законы (законы генетики Менделя вряд ли могли иметь действие без того, что основополагающий "принцип" является правильным). Если принцип определяется как закон, и о биогенезе говорят как о "принципе биогенеза", что еще мы можем сказать? Как отметил сам Кирк: "Гораздо более всеохватные парадигмы, - те, от которых в упорядоченной форме могут быть установлены самые большие и разнообразные блоки биологической информации, - иногда называются "принципами" биологии" (1975, с. 14).
  В других областях науки, помимо биологии, нередко можно услышать, как ученые говорят о твердо установленных и широко признанных законах как о "принципах". Часто речь ведут о "принципах" термодинамики или "принципе" силы тяжести, вместо "законов" термодинамики или "закона" силы тяжести. Однако, никто не станет оспаривать эти общие и основополагающие законы науки. Даже в биологии мы пользуемся такой терминологией (например, мы говорим о "принципах" генетики Менделя), и при этом никто не ставит под сомнение основную сущность этих научных законов.
  Тогда почему утверждается, что к биогенезу слово "закон" более неприменимо? Ведь так было в девятнадцатом столетии. Разве его опровергли? Нет. Каждое имеющееся в наличии научное свидетельство по-прежнему подтверждает концепцию о том, что жизнь возникает только от ранее существовавшей жизни. Разве биогенез перестал быть "актуальной системой в природе"? Напротив, вся научная информация, которой мы обладаем, показывает, что на самом деле он и есть актуальная система в природе (вспомните высказывание доктора Симпсона о том, что "нет серьезных сомнений в том, что биогенез это правило, что жизнь происходит только от другой жизни ...").
  Разве биогенез каким-то образом перестал быть экспериментально воспроизводимым? Вряд ли. Почему же тогда эволюционисты настаивают, что биогенез нельзя более называть законом? Ответ, конечно, очевиден. Если эволюционисты примут биогенез как научный закон, - то есть, как актуально существующую систему в природе, - то эволюция вообще не могла бы появиться на свет. Признание закона биогенеза представляло бы полный демонтаж эволюционной теории с первого этажа до последнего. Поэтому некоторые современные эолюционисты тщательно просматривают словари в поисках другого слова ("правило", "принцип", "изречение" и т.п.), чтобы применить его к биогенезу вместо слова закон. Несмотря на их усилия, в одном можно быть уверенными: "догма современной биологии, от которой: как представляется, не может отойти ни один разумный человек", это все еще биогенез. Дж.У.Н. Салливан, блестящий ученый прошлых лет, написал такие слова, которые и сегодня сохраняют прежнюю актуальность.
  Начало эволюционного процесса поднимает вопросы, которые по сей день остаются без ответа. Каким было происхождение жизни на этой планете? До сравнительно недавнего времени довольно распространенной была вера в то, что произошло "самопроизвольное зарождение". ... Но тщательные опыты, особенно эксперименты Пастера, показали, что этот вывод был обязан несовершенным наблюдениям, и общепринятой доктриной стало то, что жизнь никогда не зарождается каким-либо другим образом, кроме как от другой жизни. Насколько показывают реальные свидетельства, это по-прежнему единственно возможный вывод. Но так как это вывод, который, как представляется, возвращает нас к сверхъестественному акту сотворения, это такой вывод, который с большим трудом воспринимают ученые мужи" (1933, с. 94, выделено мной - Б.Т.).
 
  Дальше
 
 
 
 
 
 
 
  назад
 
  ЗАКОНЫ ГЕНЕТИКИ
  Одна из самых новых и, несомненно, самых захватывающих наук это генетика. Ведь каждое живое существо - растение, животное или человек - это кладовая генетической информации и, следовательно, потенциальная "лаборатория", наполненная научным знанием. Исследования показали, что наследственная информация, обнаруженная внутри ядра живой клетки, помещается туда в виде химического "кода" и что этот код имеет универсальную сущность. Вне зависимости от взглядов на происхождение жизни, это признается всеми учеными. Эволюционист Ричард Докинс утверждал: "Генетический код универсален. ... Полная дословная универсальность генетического словаря для исследователя таксономии это слишком хорошая вещь" (1986, с. 270). Креационист Даррел Каутц соглашается: "Молекулярными биологами признается, что генетический код универсален, вне зависимости от того, насколько различны живые существа по своему внешнему виду" (1988, с. 44).
  Однако, не только тот факт, что генетический код универсален по своей сущности, делает его изучение таким привлекательным. Равным же образом интригует предназначение этого кода. А.Э. Уилдер-Смит, выдающийся ученый, эксперт ООН, отметил
  :
  Таким образом, устройство и обмен веществ клетки зависят от ее внутреннего "почерка" в генетическом коде. Все, даже сама жизнь, с биологической точки зрения регулируется информацией, содержащейся в этом генетическом коде. Всякий синтез управляется этой информацией (1976, с. 254).
  Так как все живые существа это сокровищницы генетической информации (то есть, внутри генетического кода) и так как именно этот код регулирует жизнь и управляет ее синтезом, вряд ли можно переоценить значимость исследования этого информационного кода. Признанный британский генетик Э.Б. Форд в книге "Понимание генетики" подвел проницательный итог этому вопросу:
  Может показаться банальным сказать, что потомками лютиков, воробьев и людей являются лютики, воробьи и люди. ... Что же тогда держит их, и поистине все живые существа, в нужных рамках? Почему нет воробьиных пар, у которых рождались бы, например, малиновки или какие-то другие виды птиц: почему вообще рождаются птицы? Что-то должно передаваться от родителей потомству, обеспечивающее подобие, не полное, но в высокой степени, и предотвращающее такие крайние расхождения. Что это такое, как это действует, каким правилам подчиняется и почему, что очевидно, дает возможность только для ограниченных изменений? Генетика это наука, которая стремится дать ответы на эти вопросы и многие другие. Это - изучение органической наследственности и вариаций, если воспользоваться более формальным языком (1979, с. 13).
  Мы, конечно, знаем, что воробьи, лютики и люди дают жизнь только воробьям, лютикам и людям. Но мы знаем это сегодня только по причине нашего глубокого знания генетики - науки о наследственности. Однако, так было не всегда. История того, как мы натыкались на это знание и, следовательно, на эту новую науку, представляет собой интересное и полезное изучение.
  Различные авторы описывают ранние попытки гибридизации, отбора и т.п. (см. Сузуки и Кнадтсон, 1989, с. 32-35). Но обще-признано, что по-настоящему наука, которую мы называем генетикой, зародилась в 1865 году в результате исследований, проведенных монахом-августинцем Грегором Менделем (1865). В 1857 году Мендель начал серию экспериментов с горохом (Pisum sativum) в саду аббатства в Брюне, Австрия (ныне - Брно, Чехия). Он работал восемь лет. Рассказ об исследовании Менделя выходит за рамки этой книги. Однако, ее описывали многие авторы (см. Азимов, 1972, с. 366-368; Гарднер, 1972, с. 401-403; Эди и Йохансон, 1989, с. 108-122; Сузуки и Кнадтсон, 1989, с. 35-38).
  Вряд ли можно переоценить достижения Менделя. Рихард фон Мизес отметил, что работа Менделя "... играет в генетике роль, сравнимую с ролью законов Ньютона в механике" (1968, с. 243). Эди и Йохансон повторяют эту же мысль:
  Мендель был уверен, что его гипотеза верна: наследственные черты живых существ существуют в раздельных пакетах; они не смешиваются; их поведение соответствует простым математическим законам; некоторые из них доминантные и "проявляют себя", в то время как другие - рецессивные и "подавлены", если только не представлены в чистом виде. Это было очень важное прозрение. Оно стало краеугольным камнем в великом сооружении генетического знания, которое было воздвигнуто в следующем столетии" (1989, с. 114).
  Дэвис и Кеньон (1989, с. 60) подвели итог тому, что теперь известно под названием "Менделизма".
  1. Наследование признаков определяется генами (получившими это названием позднее), которые ведут себя больше как отдельные физические частицы, нежели жидкость.
  2. Для каждого свойства существует пара генов, и гены одной пары могут быть одинаковыми или различными.
  3. Когда гены, контролирующие определенное свойство, различны, то наблюдается воздействие одного (доминантного), в то время как другой остается подавленным (рецессивный).
  4. В гаметах (ооцит, или яйцеклетка, и сперматозоид) присутствует только один ген каждой пары. При оплодотворении гаметы соединяются случайно, что приводит к предсказуемому соотношению признаков среди потомства.
  5. Гены, контролирующие определенный признак, разделены во время образования гаметы; каждая гамета несет только один ген каждой пары.
  6. При изучении двух пар признаков в одном и том же перекрещивании обнаруживается, что они действуют независимо друг от друга.
  В 1866 году работа Менделя была опубликована в "Записках" Брюнского Общества естествоиспытателей. В течение тридцати пяти лет работа Менделя пролежала на библиотечных полках, известная лишь немногим и не вызывая у них большого интереса. Затем, в 1900 году, трое ученых, работавших независимо друг от друга, заново открыли работу Менделя. Гюго де Фриз (голландец), Карл Корренс (немец) и Эрих Чермак (австриец) одновременно прочитали труды Менделя и опубликовали свои собственные работы на подобные вопросы, и каждый признал вклад Менделя. Де Вризу приписывается открытие генетических мутаций (изменений в генах и/или хромосомах, производящих потомство, отличное от родителей).
  В 1902 году немецкий эмбриолог Теодор Бовери и американский цитолог У.С. Саттон, основываясь на работе другого немецкого эмбриолога, Вильгельма Рукса, документально подтвердили, что Anlagen (гены) Менделя распределялись по всему телу на хромосомах. В 1903 году датский ботаник Вильхельм Иоганнсен придумал слово "ген", которым мы пользуемся до сих пор. В 1906 году на собрании Королевского Садоводческого общества английский биолог Уильям Бейтсон предложил термин "генетика" как название для этой новой науки. В конце концов работы Менделя получали широкое признание, которого они заслуживали.
  Грегор Мендель умер в 1884 году, не осознавая того, что со временем о нем будут говорить как об "отце генетики". Многие ученые с тех пор прибавили к знанию, которое он дал нам об этой важной науке. Было бы тщетным попытаться упомянуть или воздать честь им всем. Но, несомненно, генетическая наука получила значительное развитие в 1953 году после открытия химического кода, который обеспечивает генетические инструкции. Именно в этом году Джеймс Уотсон (США) и Фрэнсис Крик (Великобритания) опубликовали свою знаменательную работу о спиралевидной структуре молекулы ДНК (1953). В 1962 году им была присуждена Нобелевская премия в области медицины и физиологии за достижения в установлении структуры ДНК. Тэкстон, Брэдли и Олсен в книге "Тайна происхождения жизни" отмечали:
  В соответствии с их моделью, теперь хорошо известной, наследственная информация передается от одного поколения к следующему посредством простого кода, пребывающего в особой последовательности определенных составляющих молекулы ДНК. ... Прорывом Крика и Уот-сона стало их открытие особого ключа к разнообразию жизни. Это была чрезвычайно сложная, но упорядоченная архитектура молекулы ДНК. Они обнаружили, что действительно существует код, записанный в этой "спирали жизни", тем самым обеспечив важное продвижение в нашем понимании замечательной структуры жизни (1984, с. 1).
  [В наши намерения здесь не входит глубокое исследование внутренних механизмов действия молекулы ДНК. Однако, вы можете обратиться к отличным обзорным комментариям (см. Каутц, 1988, с. 43-47; Дэвис и Кеньон, 1989, с. 62-64; Сузуки и Кнадтсон, 1989, с. 41-45).] Насколько важна эта "спираль жизни", представленная в молекуле ДНК? Уилдер-Смит пришел к выводу, что "информация, сохраняемая в молекуле ДНК, насколько нам известно теперь, полностью контролирует развитие всех биологических организмов посредством своего взаимодействия с окружающей средой" (1987, с. 73). Профессор Э.Х. Эндрюс объяснил, как это происходит.
  Код ДНК действует следующим образом. Молекула ДНК подобна лекалу или шаблону для производства других молекул, называемых "протеинами". ... Затем эти протеины контролируют рост и активность клетки, которая, в свою очередь, контролирует рост и активность всего организма (1978, с. 28).
  Таким образом, ДНК содержит информацию, которая делает возможным производство протеинов, и протеины контролируют рост и функционирование клетки, которые ответственны за весь организм. Генетический код, обнаруженный внутри молекулы ДНК, имеет существенное значение для жизни в нашем ее понимании.
  Законы генетики и полемика по вопросу "Сотворение или эволюция"
  Есть по крайней мере два важных обстоятельства, которые непосредственно связывают генетику с полемикой по вопросу о сотворении и эволюции и которые будут рассмотрены здесь. Во-первых, химические инструкции генетического кода раз за разом воспроизводятся как верная копия. Другими словами, воспользовавшись ранее приведенными примерами доктора Форда, следует сказать, что воробьи никогда не рождают малиновок; лютики никогда не производят тюльпаны; люди никогда не рождают никого, кроме других людей. Во-вторых, генетический код - с его сложностью, упорядоченностью и предназначением - предоставляет самый убедительный вид доказательства в пользу разумного замысла, который требует наличия Создателя. Давайте кратко рассмотрим эти две концепции.
  "Верное воспроизведение"
  В своем президентском обращении к Британскому обществу содействия науке Уильям Бейтсон сделал следующее поразительное признание: "Раньше происхождение описывали отношениями крови. Более точные представления о генетической физиологии даются древнееврейским словом "семя". Если мы говорим, что он от "семени Авраама", мы чувствуем нечто наподобие постоянства и неразрушимости того зародыша, который может быть разделен и рассеян среди народов, но сохраняет свою узнаваемость по виду и характеристикам по прошествии 4 000 лет" (1914, выделено в оригинале). Мало что изменилось семьдесят пять лет спустя. Например, Сузуки и Кнадтсон отмечают:
  Однако, задолго до того, как концепция о "генах" обрела форму в сознании людей в начале этого столетия, люди чувствовали необходимость искать пути объяснения по крайней мере самого очевидного свидетельства биологической наследственности, которое их окружало. Ибо они не могли не заметить повторяющейся модели воспроизводства в природном мире, по которой каждая форма жизни дает новую жизнь - "по роду своему". Зоркие земледельцы среди них не могли упустить из виду сходство между последовательными поколениями домашнего скота и сельскохозяйственных культур. Также было невозможно пренебречь иногда сверхъественными сходствами между членами одной семьи или наследственной линии (1989, с. 32).
  Однако, Сузуки и Кнадтсон утверждали, что эти бедняги жили в состоянии "научной наивности", и поэтому их можно простить за отсутствие более точных знаний. Но разве это "научная наивность" - полагаться на эмпирические наблюдения и здравый смысл? Джон Гриббин, эволюционист, признал, что "... после того как оплодотворенная, единственная человеческая клетка начинает развиваться, первоначальные схемы верно воспроизводятся всякий раз при делении клетки (процесс, называемый митоз), так что каждая из тысяч миллионов клеток в моем теле, как и в вашем, содержит совершенную репликацию первоначальных схем для всего организма" (1981, с. 193, выделено мной - Б.Т.). Об этом также говорил Уилдер-Смит.
  Нобелевский лауреат Ф.Х. Крик говорил, что, если перевести закодированную информацию одной человеческой клетки в форму книги, то потребуется одна тысяча томов по пятьсот страниц в каждом. Тем не менее, механизм клетки при делении клетки может верно воспроизвести всю эту информацию на тысячу томов по пятьсот страниц в каждом всего лишь за двадцать минут (1976, с. 258, выделено мной - Б.Т.).
  Воробьи не рождают никого, кроме воробьев, и люди не рождают никого, кроме людей, потому что все организмы верно воспроизводят копии своего собственного генетического кода. Доктор Бейтсон говорил о постоянстве и неразрушимости "семени". Доктор Гриббин сказал, что этот код верно воспроизводится. Сузуки и Кнадтсон комментировали повторяющуюся модель воспроизводства. Не имеет большого значения, какие термины используют эти эволюционисты; высказываемая ими мысль ясна - все живые существа воспроизводят "по роду своему".
  Однако, в наши дни в моду вошли "неодарвинизм" и "современная синтетическая теория дарвинизма". Неодарвинизм, как заложено в самом названии, прибавил нечто "новое" к прежней теории дарвиновской эволюции, которая, как предполагалось, произошла исключительно путем естественного отбора. "Новое" это генетические мутации. Симпсон и его соавторы предположили: "Мутации это основной сырой материал для эволюции" (1957, с. 430). В настоящее время считается, что эволюция происходит посредством удвоенных усилий естественного отбора и генетических мутаций. Однако, истинные научные факты рассказывают историю, которая не согласуется с эволюцией. Смысл этого таков: мутации - да; эволюция - нет. Давайте рассмотрим, почему.
  Во-первых, естественный отбор ("выживание сильнейшего" или "наиболее приспособленного") это тавтологическая концепция (то есть, порочный замкнутый круг мышления). Она попросту утверждает, что "самые приспособленные" организмы оставляют больше потомства, и в то же самое время определяет "самые приспособленные" организмы как те, которые оставляют больше потомства. Таким образом, естественный отбор не предоставляет доказуемых объяснений того, как мутации могли произвести более приспособленные организмы (см. Поппер, 1975, с. 242).
  Во-вторых, даже сами эволюционисты признают, что мутации это "ошибки" в репликации ДНК (см. Айала, 1978, 239[3]:56-69). И эти "ошибки" практически всегда вредны. Сегодня мы, конечно, знаем, что есть по крайней мере три возможных вида мутаций: (1) плохие; (2) полезные; и (3) нейтральные. В полемике по вопросу создание/эволюция нейтральные мутации не имеют значения, потому что по сути они не имеют "полезного действия". Тогда что можно сказать о плохих или полезных мутациях? После удаления нейтральных мутаций в оставшейся части 99% - это вредные мутации (Винчестер, 1951, с. 228; Мартин, 1953, с. 100; Айала, 1968, с. 1436; Моррис, 1984, с. 203; Клотц, 1985, с. 181).
  Мутации известны как беспорядочные и разрушительные или даже летальные процессы для того организма, в котором они происходят. В конце концов, мутации это изменения ("ошибки") в ДНК. Как утверждал один эволюционист: "Беспорядочная мутация как по охвату, так и по теоретическому обоснованию не соответствует дегенеративному принципу, обеспечивающему сырой материал для естественного отбора" (Викен, 1979, с. 349). Другими словами, мутации, имеющие случайный характер, не могут ничего "упорядочить" или сделать что-либо более сложным. Естественный отбор может служить только с той целью, чтобы удалить вредные мутации, наилучшим образом сохраняя "статус-кво". Или, как сказал Артур Кестлер:
  А в это время образованная общественность продолжает верить в то, что Дарвин дал все уместные ответы при помощи магической формулы случайных мутаций плюс естественный отбор - совершенно не зная о том факте, что случайные мутации оказались неуместными, а естественный отбор - тавтологией (1978, с. 170).
  Пьер-Поль Грассе, которого мы уже цитировали, не сторонник сотворения, но, по сути, ведущий зоолог Франции, председательствовавший в Совете эволюции Сорбоннского университета. Его мнение о мутациях как механизме, объясняющем эволюцию, таково:
  Довольно сложно поверить в видимость благоприятности мутаций, позволяющих животным и растениям удовлетворять свои нужды. Тем не менее, дарвиновская теория требует еще большего: одно-единственное растение, одно-единственное животное предусматривает тысячи и тысячи удачных, подходящих случаев. Таким образом, чудеса становятся правилом: события с бесконечно малой вероятностью должны были происходить без каких-либо сбоев. ... Нет закона, запрещающего мечтать, но наука не должна этим заниматься (1977, с. 103).
 
  Но что можно сказать о "вероятности", о которой говорил доктор Грассе? Математическая вероятность того, что случайные мутации привели к тому, что мы видим вокруг себя, бесконечно мала. Мутации редки, они происходят в одном из каждых десяти миллионов удвоений молекулы ДНК (1 в 107 ). Налицо проблема в истинности эволюционной модели, потому что необходим целый ряд связанных мутаций. Шансы того, что две мутации будут связаны друг с другом это результат отдельных вероятностей (107х107 или 1014). Это означает один шанс из ста триллионов. А если, скажем, речь идет о четырех связанных мутациях? Шансы становятся один к 1028! Математик Муррей Идеи, один из участников симпозиума по математической вероятности эволюции, написал:
  Мы убеждены, что, если "случайности" придать серьезное и ответственное толкование с вероятностной точки зрения, то постулат о случайности становится невозможным, а адекватной научной теории эволюции придется ждать открытия и установления новых естественных законов... (1967, с. 109).
  Мутации, как бы эволюционистам ни было горько это признавать, предполагают сотворение, потому что они попросту изменения в уже существующих генах (то есть, разнообразие внутри вида), которые вызывают ошибки в первоначальном шаблоне. Мутации, которые могут привести к тому, что животное одного вида произведет животное другого вида, или растение одного вида произведет растение другого вида, неизвестны биологической науке. С другой стороны, известно, что случаются мутации, которые вредны, разрушительны и даже смертельны.
  Предназначение генетического кода
  Генетический код отвечает за то, что живые существа верно воспроизводятся "по роду своему" в точности, как это утверждается законами генетики. Верное воспроизведение, конечно, обязано неимоверной сложности этого кода. Сомнительно, чтобы кто-либо, осведомленный об этих фактах, станет говорить о "простом" генетическом коде. А.Г. Каирнс-Смит объяснил, почему.
  Каждый организм имеет в себе хранилище того, что называется генетической информацией. ... Я буду называть хранилище генетической информации организма его Библиотекой. ... Где находится Библиотека в таком многоклеточном организме? Ответ - везде. За небольшим исключением, каждая клетка в многоклеточном организме имеет полное собрание книг в Библиотеке. По мере роста организма его клетки множатся, и в этом процессе полная центральная Библиотека переписывается снова и снова. ... Библиотека человека содержит в себе 46 таких книг-связок. Они называются хромосомами. Они все неодинакового размера, но средняя имеет примерно 20 000 страниц информации. ... Например, Библиотека человека состоит из собрания указаний по строительству и обслуживанию примерно из миллиона страниц (1985, с. 9,10, выделено в оригинале).
  Не менее удивительно узнать, что даже то, что эволюционисты называют "простыми" клетками (например, бактерии), имеют чрезвычайно большие и сложные "библиотеки" генетической информации, заложенной в них. Например, бактерия Escherichia coli, которая, несомненно, не является самой "простейшей" известной бактериальной клеткой, это крохотная палочка шириной в одну тысячную миллиметра и две тысячные в длину, однако, "указанием на явную сложность Е. coli является то, что ее Библиотека достигает объема в тысячу страниц" (Каирнс-Смит, 1985, с. 11).
  Не требуется большего количества фактов, чем представленные здесь, чтобы увидеть, что генетический код характеризуется упорядоченностью, сложностью и утонченным предназначением. Сами по себе порядок и сложность это ничто иное, как удивительное явление. Но предназначение этого кода, возможно, его самая поразительная особенность, как объяснил доктор Уилдер-Смит, утверждая, что закодированную информацию
  ... можно сравнить с книгой или с видео- или аудиопленкой, с той особенностью, которая дает генетической информации возможность при определенных обстоятельствах окружающей среды считывать себя и затем приводить в действие информацию, которую она считывает. То есть, она напоминает гипотетический архитектурный план дома, который не только содержит информацию о том, как строить дом, но который, если бросить его в сад, может совершенно самостоятельно построить дом без участия подрядчиков или других внешних участников строительства. Такой план, если выбросить его в сад, может построить сад - при условии, что он найдет соответствующие условия и поставки энергии для внутренников подрядчиков, которые строят дом. Он осуществляет эту работу по строительству совершенно автономно, действуя только на основе информации, которую он сам содержит. Таким образом, будет справедливым отметить, что технология, проявляющаяся в этом генетическом коде, неизмеримо выше, чем любые технологии, которые человек смог разработать до настоящего момента. В чем ее секрет? Этот секрет лежит в ее способности сохранять и приводить в действие невероятное количество концептуальной информации в первичной молекулярной миниатюризации информационного хранилища и поисковых систем нуклеотидов и их последовательностей (1987, с. 73, выделено в оригинале).
  Каутц придерживается такого же хода мысли, когда говорит:
  Информация в ДНК достаточна для управления и контроля над всеми процессами, которые происходят в клетке, включая диагностику, обслуживание и воспроизводство клетки. Представьте себе архитектурный проект, имеющий реальную способность построить сооружение, изображенное в проекте, поддержание этого сооружения в должном состоянии и даже его воспроизводство (1988, с. 44).
  Затем он делает вывод:
  Молекула ДНК это нечто совершенно уникальное, и она должна была иметь неестественное или сверхъестественное происхождение. Информация в молекуле ДНК должна быть заложена в нее неким внешним источником, так же как музыка накладывается на кассетную пленку. Информация в ДНК представлена в закодированной форме, как объяснялось выше, а, как известно, коды не возникают сами по себе (1988, с. 44, выделено в оригинале).
  Возможно, многие люди не задумывались над терминологией, при помощи которой описывается генетический код. Лестер и Болин утверждают, что это дает основную подсказку относительно происхождения ДНК:
  ДНК в живых клетках содержит закодированную информацию. Поэтому неудивительно, что такое большое количество слов, употребляемых для описания ДНК и ее функций, это языковые термины. Мы говорим о генетическом коде. ДНК переписывается в РНК. РНК переводится в протеин. Протеин, в каком-то смысле, закодирован на языке, который для ДНК является иностранным. О РНК можно сказать, что она является диалектом ДНК. Эти наименования не только удобны и не просто антропоморфизмы. Они в точности описывают ситуацию | (1984, с. 85-86, выделено в оригинале).
  Далее вспомните о том, что люди научились сохранять информацию на глиняных табличках, камнях, папирусе, бумаге, пленке, магнитных средствах, таких как аудио- и видеокассетах, микросхемах и т.п. Однако, "разработанные человеком технологии еще не подошли к моменту сохранения информации химическим путем, как в молекуле ДНК" (Каутц, 1988, с. 45, выделено в оригинале). Доктор Эндрюс был прав, утверждая:
  Невозможно, чтобы код любого типа возник по воле случая. Математики разработали законы случайности или вероятности. ... Код это продукт деятельности сознания, наделенного разумом. Даже самая умная собака или шимпанзе не смогли бы разработать никакого кода. Очевидно, что случай не может этого сделать. ... Это могло быть результатом случая не в большей степени, чем то, что мыши, которые станут прыгать по клавишам моего пианино, сыграют "Лунную сонату"! Коды не возникают из хаоса (1978, с. 28-29).
  Доктор Уилдер-Смит предложил следующее наблюдение:
  Когда мы имеем дело с генетическим кодом, нас сразу же поражает его простота, сложность и масса информации, которая в нем заложена. Мы не можем не благоговеть перед явной плотностью информации, которая содержится в таком миниатюрном пространстве. При размышлении о том, что вся химическая информация, необходимая для создания человека, слона, лягушки или орхидеи, была сжата в две крошечные репродуктивные клетки, мы можем только удивляться. Не удивляться может только недо-человек. Практически непостижимо сложная информация, необходимая для синтеза человека, растения или крокодила из воздуха, солнечного света, органических веществ, углеводорода и минералов, содержится в этих двух крошечных клетках. Если бы мы попросили инженера осуществить этот подвиг информационной миниатюризации, нас бы посчитали психически нездоровыми. ... Утверждать, что все это возникло случайно и неумышленно, означает отрицать человеческий здравый смысл. Полюс стал антиполюсом. ... Почти непостижимая сложность информации генетического кода вкупе с простотой этой концепции, вместе с ее чрезвычайной компактностью, предполагают наличие непостижимо высокого разума, стоявшего за ней. Современная теория информации не позволяет никакого другого толкования фактов генетического кода (1976, с. 257-259, выделено в оригинале).
  Креационистская модель предсказывает внутреннее разнообразие в группе генов. Если живые существа были сотворены, то разнообразие внутри видов это хороший замысел. Однако, мутации привнесли другой вид разнообразия - на этот раз вредный по своей сути. Мутации выступают против эволюции. И история, которую рассказывают о мутациях и естественном отборе, гораздо в большей степени соответствует креационистской модели, нежели эволюционной модели.
 
  Дальше
 
 
 
 
 
 
 
  назад
 
  ЗАКОНЫ ВЕРОЯТНОСТИ
  Одно из ограничений науки состоит в том, что она, по самой своей сути, имеет дело не с абсолютными доказательствами, а с вероятностью. В широко используемом учебнике по биологии Джордж Гейлорд Симпсон, один из его авторов, предупреждал студентов об этом факте, когда сказал:
  Мы говорим о "принятом значении", "уверенности" и "вероятности", а не "доказательстве". Если под доказательством понимать установление вечной и абсолютной истины, неподверженной никаким возможным исключениям или изменениям, тогда доказательство не имеет места в естественных науках. С другой стороны, доказательство в естественной науке, как, например, в биологии, должно определяться как достижение высокой степени уверенности (1965, с. 16).
  Несомненно, все ученые-практики согласятся с доктором Симпеоном. Наука по причине своей зависимости от индуктивного метода не может представить абсолютного доказательства. В течение многих лет исследователи успешно устанавливали то, что теперь известно как "законы вероятности". Основываясь на работах таких людей, как Блез Паскаль, знаменитый французский математик и ученый, другие выводили принципы, которые используются сегодня ежедневно практически во всех научных дисциплинах. Георгий Гамов был одним из них (1961). Также в их числе был Эмиль Борел. Доктор Борел, один из самых выдающихся специалистов мира по математической вероятности, сформулировал то, что ученые, так же как и математики, называют основным "законом вероятности", который мы рассмотрим в данной главе.
  Однако, в начале любой дискуссии о вероятности возникают два вопроса. Во-первых, имеют ли вероятности какое-либо практическое значение? Во-вторых, полезны ли вероятности в полемике по поводу сотворения или эволюции? "Да," - говорит Джеймс Коппедж, бывший руководитель исследования вероятностей, который прокомментировал, почему такое изучение имеет практическую сущность.
  Вероятность это практическая концепция. Неопределенность и неуверенность оказывают влияние на наши жизни. Насколько вероятно то, что в день, на который вы запланировали поездку за город, пойдет дождь? Каковы шансы того, что ваш самолет окажется захваченным террористами? Возможно ли, что ваша машина не потребует значительного ремонта, если вы отложите покупку новой на шесть месяцев? Сколько потребуется наличных, чтобы взять с собой в планируемую зарубежную поездку? Какова вероятность того, что вы сдадите школьный экзамен без дополнительной подготовки? (1973, с. 39).
  Доктор Коппедж сходным образом объяснил, что изучение вероятностей полезно в таких делах, как исчисление страховых сборов, анализирование принципов и/или цен на рынке ценных бумаг и других, которые представляют интерес для обычного человека. Более того, пользуясь словами Р.Л. Уайсонга, законы вероятности "подтверждены и заслуживают доверия. Наука в целом и ежедневная практическая жизнь основываются на вероятных событиях и том, что может быть" (1976, с. 81). Действительно, вне зависимости от того, понимают это люди или нет, на нашу повседневную жизнь оказывает влияние такое математическое исследование, иногда таким образом, что мы даже не знаем или не понимаем этого.
  Но связаны ли проблемы вероятности с полемикой по поводу сотворения или эволюции? Да, это так. Хэрольд Моровитц, бывший преподаватель биофизики в Йельском университете, а в нынешнее время в Университете Джорджа Мейсона в Ферфаксе, Вирджиния, сказал, что:
  Зачастую процесс оказывается таким сложным, или мы настолько плохо знаем ограничивающие его условия или законы, управляющие этим процессом, что мы можем предсказать результат этого процесса только при помощи статистики. ... Случайность, в некотором смысле, это следствие незнания наблюдателя, тем не менее, сама случайность проявляет определенные признаки, которые превратились в мощные инструменты в изучении поведения систем атомов (1970, с. 64:45).
  И, как утверждал Коппедж:
  Эволюция это идеальный предмет, к которому можно применять законы случайности. Как было определено выше, эволюционное учение отрицает предварительный замысел и утверждает, что основной причинный источник это беспорядочный принцип "материи в движении". "Случайные мутации" представляют изменчивость, на которой в основном базируется нынешнее эволюционное мышление в Америке (1973, с. 44-45).
  Таким образом, так как изучение вероятностей имеет дело со случайностью, и так как эволюция в целом основывается на концепции случайности, то кажется, что законы вероятности смогут пролить некоторый свет на вероятность возникновения эволюции, вот почему доктор Коппедж отметил: "Центральный вопрос, которым мы займемся, состоит в следующем: позволяют ли законы случайности рассматривать эволюцию как вполне возможную вероятность?" (с. 45).
  Есть два важных вопроса, которые необходимо рассмотреть в этой главе, посвященной статистической вероятности. Во-первых, является ли вообще происхождение жизни посредством эволюционных механизмов статистически возможным (в соответствии с принятым использованием законов вероятности). Во-вторых, являются ли подобные сценарии логически возможными. Важно признать, что любое логически невозможное событие по определению является вероятностно невозможным. Следовательно, во-первых, мы обратим внимание на вопрос о том, является ли происхождение жизни (в том виде, в котором его постулируют эволюционисты) статистически возможным, в соответствии с принятыми нормами, установленными законами вероятности.
  Закон вероятности Борела утверждает, что событие, у которого шансы осуществиться не превышают одного к одному с пятидесятые нулями, это такое событие, о котором мы можем сказать с уверенностью, что оно никогда не произойдет, вне зависимости от того, сколько времени ему отпущено и сколько мыслимых возможностей существуют для его осуществления (1962, главы 1 и 3; см. также 1965, с. 62). Доктор Борел, известный как математик-практик, отметил, что "принципы, на которых основывается исчисление вероятностей, чрезвычайно просты и так же интуитивны, как размышления, ведущие бухгалтера через его вычисления" (1962, с. 1). Хотя с этим не сразу согласятся нематематики, тем не менее, нам интересны принципы, заложенные здесь. И у нас есть хорошие основания. Кинг и Рид в своей замечательной работе "Дорога к вероятности" утверждали:
  Мы склонны согласиться с П.С. Лапласом, сказавшим: "Мы видим ... что теория вероятности это, по сути дела, всего-навсего здравый смысл, низведенный до уровня вычислений; это заставляет нас в точности оценить то, что разумное сознание чувствует как бы инстинктивно, зачастую даже будучи неспособным объяснить это" (1963, с. 130).
  Имея это в виду, интересно отметить из научной литературы некоторые оценки вероятности возникновения жизни посредством только механистических процессов. Например, доктор Моровитц подсчитал, что вероятность случайного возникновения самой маленькой, простейшей формы известного живого организма это шанс 1x10340000000 [то есть, один шанс из 1 с 340 000 000 нулей] (1968, с. 99). Размер этой цифры просто поражает, так как считается, что во всей Вселенной содержится только приблизительно 1080 электронов!
  Карл Саган вычислил, что шанс возникновения жизни на одной любой данной планете, такой как Земля, равняется 1х102000000000 [то есть, один шанс из 1 с двумя миллиардами нулей] (1973, с. 46). Это число так огромно, что потребовалось бы 6000 книг по 300 страниц каждая, чтобы только записать это число! Такое большое число настолько превосходит единицу с 50 нулями (верхний предел Борела для того, чтобы событие могло произойти), что это попросту устрашает. Следовательно, в соответствии с законом вероятности Борела, нет абсолютно никакого шанса, что жизнь на Земле могла "зародиться самопроизвольно".
  Давайте далее рассмотрим следующие факты (по книге Морриса и Паркера, 1982, с. 236-239). Если предположить, что Вселенная в радиусе составляет 5 миллиардов световых лет, и предположить, что она наполнена крошечными частицами размером с электрон, было подсчитано, что во Вселенной могут существовать приблизительно 10130 частиц. Каждая структура, каждый процесс, каждая система, каждое "событие" во Вселенной должно состоять из этих частиц в различных комбинациях и взаимодействиях. Если очень щедро предположить, что каждая частица может принять участие в 1020 (то есть, в ста квинтиллионах) событий каждую секунду, а затем предоставить 1020 секунд космической истории (это соответствовало бы 3 000 миллиардам лет или в 100-200 раз больше, чем современная оценка возраста Вселенной), то самое большое мыслимое количество отдельных событий, которые могли бы иметь место во всем космосе и времени, равнялось бы:
  10130х 1020 х 1020 =10170 событий
  Почему именно так? Пусть объяснит доктор Гамов: "Здесь мы имеем правило "умножения вероятностей", которое утверждает, что, если вы хотите несколько различных вещей, вы можете определить математическую вероятность их получения посредством умножения математических вероятностей получения каждой отдельной вещи" (1961, с. 208). Или, как утверждал Адлер: "Разбейте эксперимент на последовательность маленьких шагов. Подсчитайте количество возможных результатов каждого шага. Затем перемножьте эти числа" (1963, с. 58-59). Для того чтобы появилась жизнь, одно из этих событий (или их некая комбинация) должно свести определенное количество этих частиц вместе в системе с достаточным порядком (или сохраненной информацией), чтобы она смогла сделать копию самой себя (воспроизвестись). И эта система должна появиться по чистой случайности.
  Однако, проблема в том, что любая живая клетка или любой новый орган, который должен быть добавлен к любому существующему животному, - даже самая простая репликационная система, которую только можно представить, - должен был бы содержать гораздо больше сохраненной информации, чем представленное даже таким гигантским числом, как 10170. По сути дела, Марсель Э. Голе, ведущий ученый в области теории информации, подсчитал вероятность того, что такая система могла создать саму себя, и она равна 1 к 10450 (1961, с. 23). Фрэнк Сэлисбери установил число 1 к 10415 (1969, 1971). Если принять число доктора Голе, то шансы любого случайного упорядочения частиц в репликационную систему составляют по меньшей мере 1 к 10450. Это истинно даже в том случае, если это растянуть во времени и в виде целого ряда связанных событий. Голе получил это число на предположении о том, что это было достигнуто серией из 1 500 последовательных событий, причем каждое из них имеет довольно высокую степень вероятности 1?2 (обратите внимание, что 21500=10450). Вероятность этого была бы еще меньше, если бы это произошло в одном случайном событии! Следовательно, было бы справедливо прийти к выводу, что вероятность того, что самая простая репликационная система, которую только можно представить, произошла только однажды за все время во Вселенной благодаря случаю, равняется:
 
  Когда вероятность того, что любое событие может произойти, меньше, чем одно из числа событий, которые вообще могли бы произойти, - то есть, как рассматривалось выше, меньше, чем 1/170, - то вероятность этого события считается математиками равной нулю. Следовательно, можно сделать вывод, что шансы происхождения жизни абсолютно невозможны. Почему так? Гамов, использовав в качестве примера простое подбрасывание монеты, объяснил причину истинности этого принципа.
  Таким образом, если при 2, 3 или даже 4 подбрасываниях шансы выпадения только орла или только решки все еще заметны, то в 10 подбрасываниях даже 90 процентов орлов или решек слишком невероятны. Для еще большего количества подбрасываний, скажем, 100 или 1000, кривая вероятности становится острой, как игла, и возможность получения даже небольшого отклонения от равного распределения практически становится равной нулю (1961, с. 209).
  Коппедж, комментируя это высказывание Гамова, отметил, что:
  Теория вероятности применима в основном к длительным периодам. Если вы подбросите монету всего лишь несколько раз, то результаты могут значительно отличаться от усредненных. Однако, если вы продолжите эксперимент, он выровняется до почти абсолютной предсказуемости. Это называется "законом больших чисел". Длительный эксперимент служит для усреднения колебаний, которые вы можете получить в короткой серии опытов. Эти отклонения поглощаются средним числом, полученным в ходе длительных наблюдений. Когда речь идет о большом количестве попыток, то можно вполне положиться на закон средних чисел. Это правило, названное однажды "законом больших чисел", имеет центральное значение в этой области вероятности. Кстати, в широко распространенном смысле, теория вероятности, законы случайности и наука вероятности могут считаться просто различными выражениями одного общего предмета (1973, с. 47-48).
  Генри Моррис в написанной им главе книги "Что такое наука сотворения?" говорит:
  Иногда выдвигается возражение, что, даже если вероятность живой системы равна 10-280, любая другая особая комбинация частиц могла бы также иметь схожую вероятность, так что одна также вероятна, как и другая. Могут даже быть другие комбинации, отличные от тех, с которыми мы знакомы на земле, которые также могли бы оказаться живыми. Такие утверждения упускают из виду тот факт, что в любой группе частиц есть гораздо больше бессмысленных комбинаций, чем упорядоченных комбинаций. Например, если в системе есть четыре компонента, соединенных линейно, только у двух (1-2-3-4, 4-3-2-1) из 24 возможных комбинаций есть порядок, действительно имеющий смысл. Это соотношение быстро уменьшается при увеличении количества компонентов. Чем сложнее и упорядоченнее система, тем она уникальнее среди своих возможных соперников. Следовательно, это возражение лишено оснований. В примере, процитированном выше, смысл имела бы только одна комбинация. И будет 10280 комбинаций, которые не имели бы смысла (1987, с. 272-273, выделено мной - Б.Т.).
  Другие авторы подчеркивали эту же мысль. Например, Уай-сонг приходит к выводу:
  В стремлении определить, будут ли получены желаемые результаты, всегда принимайте во внимание то, что дроби, используемые в вычислении вероятности, имеют две стороны. Одна говорит вам о возможности того, что что-то произойдет, а другая - то, что это же событие не произойдет; то есть, если шансы того, что определенное событие произойдет, равны 1 к 10 (10%), то, подобным образом, шансы того, что оно не произойдет, составляют 9 к 10 (90%). Кто может разумно полагать, что монета упадет орлом вверх сто раз подряд, когда шансы этого составляют:
  1 = (.000000000000000000000000000001%),
  ________________________________________
  1 000 000 000 000 000 000 000 000 000 000
  а вероятность того, что это не произойдет, равна
  999 999 999 999 999 999 999 999 999 999 = (.000000000000000000000000000001%),
  ________________________________________
  1 000 000 000 000 000 000 000 000 000 000
 
  Вероятность того, что событие не произойдет, это то, во что мы должны верить, если хотим остаться реалистами (1976, с. 80-81).
  Не только чрезвычайная невероятность заставляет нас сомневаться в сценарии химической эволюции; упорядоченная сложность устройства жизни заставляет нас еще больше сомневаться в эволюции. Уже были задокументированы комментарии эволюционистов о том, что нет известного механизма, который мог бы объяснить генетический код, рибосомы и т.п. Так как это истинно, то просто удивительно читать раздел Карла Сагана "Происхождение жизни" в "Британской энциклопедии". Рассматривая бактерию Escherichia coli, доктор Саган отметил, что этот один "простейший" организм содержит 1x1012 (триллион) бит информации, сохраненной в ее генах и хромосомах, и затем делает наблюдение, что, если бы подсчитали количество букв в каждой строчке каждой книги в самой большой библиотеке мира (10 миллионов томов), мы получили бы примерно один триллион букв. Другими словами, количество данных (информации), содержащейся примерно в 10 миллионах книг, содержится в генетическом коде "простейшей" бактерии Е. coli! Тем не менее, нас просят поверить, что этот удивительный организм с его очевидным сложным устройством произошел в результате совершенно случайных процессов.
  В свете наблюдений доктора Сагана о бактерии Е. coli! будут уместны комментарии французского зоолога Пьера-Поля Грассэ.
  Бактерии, несмотря на то, что они производят значительное внутривидовое разнообразие, проявляют значительную преданность своему виду. Бацилла Escherichia coli, чьи наследственно измененные формы подверглись тщательному изучению, служит наилучшим примером. Читатель согласится, что удивительно, если не сказать больше, пытаться подтвердить эволюцию и раскрыть ее механизмы, а затем выбрать в качестве материала для этого исследования существо, которое практически остается неизменным в течение миллиарда лет [по эволюционным меркам - Б.Т.] (1977, с. 87).
  Разве не интересно, что сложное устройство кода ДНК/РНК существовало миллиард лет назад как результат случайных процессов, однако, такой простой организм, как Е. coli, стабильно и неизменно воспроизводил свой генетический код на протяжении всех этих лет? Р.У. Каплан, который потратил многие годы на исследование возможности эволюционного происхождения жизни предположил, что вероятность образования простейших живых организмов посредством стихийных процессов равна 1 к 10130. Затем он утверждал: "Отсюда следует вывод, что жизнь не могла возникнуть без информационного донора" (1971, с. 319).
  Креационисты утверждают, что этим "донором" был Создатель, и что эволюционная модель не может обойти основополагающие законы вероятности. Эволюционист Ричард Доукинс однажды заметил: "Чем более невероятным является что-либо с точки зрения статистики, тем менее мы можем поверить, что это просто произошло посредством слепого случая. На поверхности, очевидная альтернатива случаю это обладающий разумом Создатель" (1982, с. 130, выделено мной - Б.Т.). Вовсе не "поверхностно" учить, как это делают креационисты, тому, что создание предполагает наличие Создателя. И также не поверхностно отстаивать то, что наш замечательно устроенный мир вряд ли может быть следствием "слепого случая". Даже такие эволюционисты, как Доукинс, готовы признать (хотя это им не нравится), что "очевидная альтернатива" шансу это обладающий разумом Создатель, а именно на это указывали креационисты все эти годы.
  Рассмотрев вопрос о том, возможно ли механистическое происхождение жизни с точки зрения статистики, давайте теперь исследуем его логическую вероятность. Эволюционисты любят образовывать гигантские числа, как мы рассмотрели выше, чтобы затем мимоходом заявить, что "произойти может все, дайте только время". Они указывают на то, что, с точки зрения вероятности, даже один шанс предполагает, что событие возможно. Мы уже показали, что это не так. Однако, эти же самые эволюционисты забывают о том, что логически эти сценарии не просто невероятны, они невозможны. Спраул, Герстнер и Линдсли пришли к выводу:
  Однако, факт состоит в том, что мы имеем не случайное сотворение. Мы должны стереть единицу, за которой следует большое количество нулей. Каковы реальные шансы того, что вселенная возникла случайно? Ни одного. Случай не может сотворить ни одной молекулы, не говоря уже о целой вселенной. Почему нет? Шанс это ничто. Он нечто несуществующее. Он не имеет бытия, силы или энергии. Он не может ничего произвести, ибо в нем нет причинной силы, в нем нет сущности. Шанс это nomina [имя - Б.Т.], а не res [вещь - Б.Т.]; это слово, описывающее математические вероятности, которое, посредством любопытного действия двусмысленности, подпадает под рассмотрение как нечто реально существующее с реальной силой, даже высшей силой, силой сотворения. Сказать, что вселенная сотворена случаем, означает сказать, что вселенная сотворена ничем, другой вариант самосотворения (1984, с. 118, выделено в оригинале).
  Эти авторы не единственные, признавшие то, что некоторые из их коллег не смогли разглядеть. Клод Тресмонтан, выдающийся философ науки из Парижского университета, утверждал:
  Ни одна теория случайности не может объяснить сотворение мира. До того как случай может послать атомы, кружащиеся в безграничной пустоте, эти атомы должны существовать! Должно быть объяснено существование мира и материи. Бессмысленно утверждать, что случаем можно объяснить сотворение бытия (1967, с. 46).
  На впечатляющем научном симпозиуме, проводившемся в Институте Уистара в Филадельфии, математик Муррей Иден обратился к представлению о том, что каким-то образом стихийные, случайные процессы могут объяснить окончательный успех эволюции. Он сказал:
  Мы убеждены, что, если "случайности" придать серьезное и ответственное толкование с вероятностной точки зрения, то постулат о случайности становится невозможным, и адекватной научной теории эволюции придется ждать открытия и установления новых природных законов - физических, физико-химических и биологических" (1967, с. 109).
  Эволюционистам давно пора это признать. Когда, по словам сторонников теории, единственный способ для ее признания и распространения это установление абсолютно новых законов в физической, химической и биологической науках, логическая невозможность такой теории при нынешних естественных законах вряд ли нуждается в дальнейших комментариях. Эволюция это всего-навсего теория, и, следовательно, она должна быть отвергнута, потому что она невозможна как с точки зрения вероятности, так и логики.
 
  Дальше
 
 
 
 
 
 
 
  назад
 
  ОКАМЕНЕЛОСТИ - ЛЕТОПИСЬ ПРОШЛОГО
  Известный эволюционист Ле-Грос Кларк однажды заметил, что "... по-настоящему важное подтверждение эволюции должно прийти от палеонтолога, который занимается изучением окаменелостей" (1955, с. 7). Действительно, доктор Кларк был прав в такой оценке. Если и будет когда-либо какое-нибудь эмпирическое свидетельство в пользу эволюции, оно непременно должно прийти от того, что называется "летописью камней", ибо здесь и только здесь будут найдены подлинные исторические доказательства любого эволюционного сценария. В прошлом некоторые люди, не зная подлинных фактов этого вопроса, были уверены, что именно в "музее природы" эволюционисты в конечном итоге смогут обрести последнюю и неопровержимую позицию против сотворения. Однако, как оказывается, некоторые из самых убедительных свидетельств в пользу сотворения находятся именно в окаменелостях.
  Тот факт, что окаменелости существуют и представляют окружающую среду, в которой они некогда жили, не подвергается сомнению. Но у креационистов вопросы вызывает то толкование, которое придают окаменелостям эволюционисты. Например, общепризнано, что методология эволюционистов в толковании как местонахождения, так и значимости различных окаменелостей в гелогическом строении, основывается на порочном замкнутом круге мышления. Этот процесс начинается с предположения о том, что жизнь развивалась от простого к сложному (то есть, эволюция верна). На этом основании окаменелости располагаются по порядку от простого к сложному. "Вот так!" - говорит эволюционист, - "Последовательность окаменелостей идет от простого к сложному. Это подтверждает наше первоначальное предсказание о том, что окаменелости должны показывать, как жизнь с течением времени становилась более сложной, и, следовательно, окаменелости доказывают истинность эволюции." В конечном итоге предположение (которое по определению не является доказанным) используется для "доказательства" эволюционной теории. Этот логически ошибочный довод не избежал внимания даже исследователей-эволюционистов. Р.Р. Уэст отмечал:
  Вопреки тому, что пишет большинство ученых, окаменелости не подтверждают дарвиновскую теорию эволюции, потому что мы используем именно эту теорию (есть несколько) для толкования окаменелостей. В результате мы виновны в "замкнутом мышлении", если мы говорим, что окаменелости подтверждают эту теорию (1968, с. 216).
  Однако, такое "замкнутое мышление по кругу" не может быть принято в качестве обоснованного довода в пользу эволюции.
  Мы хотим подчеркнуть, что подлинные факты, полученные при изучении окаменелостей, должны рассматриваться без ссылок на навязанные эволюционистами "последовательности" и/или концепции длительных периодов. Из вышеприведенных цитат очевидно, что окаменелости представляют значительную часть того, что говорят эволюционисты, и, несомненно, большинство палеонтологов являются эволюционистами. Но это не означает, что эволюционисты имеют исключительные права на изучение окаменелостей. Необходимо отделить научные факты от философских предположений и принимать решения, основанные на этих фактах.
  Вопрос, который мы должны задать, формулируется следующим образом. Что подтверждает летопись окаменелостей: сотворение или эволюцию? Для того чтобы установить неодарвиновскую эволюцию, ее защитники должны иметь возможность показать промежуточные, или переходные, формы между животными и растениями в каждом из основных таксономических подразделений. Эта система, разработанная шведским биологом Карлом Линнеем, классифицирует организмы по нескольким различным уровням, начиная с самого широкого (царство) и постепенно сужая через тип, класс, отряд (подкласс), семью, род, вид и подвид. Эволюционисты предполагают общий порядок на уровне типа, начиная с одноклеточных организмов (например, бактерии), затем переход к "простым" многоклеточным организмам (например, губки), к моллюскам (например, гребешки), к членистоногим (например, крабы), а затем к хордовым (например, человек). На более развернутом уровне, скажем, на уровне классов животных, порядок может начинаться с хрящевых рыб (например, акулы), а затем переход к костистым рыбам, к земноводным (например, лягушки), к рептилиям (например, крокодилы), а затем к млекопитающим (например, человек). Практически каждый учебник по биологии содержит эволюционные "древа жизни", которые показывают именно эти последовательности. Несомненно, такие значительные, но) постепенные изменения должны отражаться в окаменелостях.
  Сам Чарльз Дарвин говорил о том, что в окаменелостях должны быть "бесчисленные переходные звенья". Десятая глава книги "Происхождение видов" озаглавлена "О несовершенстве геологической структуры". В ней Дарвин утверждал, что ввиду процесса естественного отбора, "количество промежуточных разновидностей, которые существовали прежде, [должно] быть поистине огромным". Однако, далее он признает:
  Геология, несомненно, не преподносит никакой подобной расположенной в последовательном порядке органической цепи; и это, возможно, самое очевидное и серьезное возражение, которое может быть выдвинуто против этой теории. Я полагаю, что объяснение кроется в крайнем несовершенстве геологической структуры (1956, с. 292-293).
  Это действительно было проблемой теории Дарвина, и все также остается проблемой для современной версии неодарвиновской эволюции. В конце концов, разве не смешно ожидать от людей того, что они примут научную теорию за истину, в то время как ее защитникам приходится объяснять, почему не существуют самые убедительные доказательства? Это подобно прокурору, ведущему дело об убийстве, который в своей первой речи заявляет: "Мы знаем, что ответчик виновен в убийстве, хотя мы не можем найти мотив, оружие, тело или свидетелей".
  Конечно, верно то, что окаменелости не дают совершенную картину, ибо некоторые слои, потенциально содержащие окаменелости, на определенных уровнях в некоторых местностях могли быть удалены или потревожены эрозией или тектонической деятельностью. Но Дарвин предположил еще одну причину несовершенства повествования, которое ведут окаменелости - недостаточные поиски. В 1859 году большая часть находок окаменелостей производилась в Европе и Соединенных Штатах. Однако, спустя более 125 лет дополнительных палеонтологических работ, уже невозможно подтвердить слова Дарвина. Геолог-эволюционист Т.Н. Джордж из Великобритании утверждал: "Более нет нужды оправдываться в бедности летописи окаменелостей. В некотором смысле их количество стало почти неуправляемо огромным, и находки опережают обработку" (1960, с. 1).
  Хотя верно то, что прежде некоторые эволюционисты прибегали к окаменелостям в попытке подтвердить свою теорию, сегодня дела обстоят иначе. Несколько лет назад британский эволюционист Марк Ридли написал статью, защищавшую концепцию эволюции как "научный факт", однако, ему пришлось признать то, что стало общеизвестно среди людей, вовлеченных в полемику по вопросу о сотворении или эволюции: "Ни один настоящий эволюционист, будь то сторонник постепенной или скачкообразной эволюции, не использует окаменелости как свидетельство в пользу теории эволюции, противопоставленной особому сотворению" (1981, 90:831).
  Предсказания двух моделей
  При рассмотрении свидетельств, представляемых окаменелостями, крайне необходимо в точности знать, что предсказывают эволюционная и креационистская модели, чтобы иметь возможность сравнить эти предсказания с реальными данными. С одной стороны, эволюционная модель предсказывает: (а) "Самые старые" породы должны содержать свидетельство наиболее "примитивных" форм жизни, способных превратиться в окаменелости; (б) более "молодые" породы должны содержать более "сложные" формы жизни; (в) должно быть очевидное постепенное изменение "от простого к сложному"; и (г) должно присутствовать большое количество переходных форм (как признавал сам Дарвин, которого мы цитировали выше). С другой стороны, креационистская модель предсказывает: (а) "Самые старые" породы не всегда содержат свидетельства о самых "примитивных" формах жизни, а более "молодые" породы не всегда содержат свидетельства о более "сложных" формах жизни; (б) Необязательно должен проявляться постепенный переход форм жизни "от простого к сложному"; вместо этого должен быть внезапный "взрыв" различных и высокоорганизованных форм жизни; и (в) не может быть регулярного и систематического присутствия переходных форм, потому что переходные формы не существуют.
  При исследовании предсказаний каждой из этих двух моделей в свете реальных данных становится очевидно, что свидетельства, получаемые при изучении окаменелостей, убедительно выступают против эволюции за сотворение, и это объясняет, почему такой ученый, как доктор Ридли, призывает эволюционистов более не использовать окаменелости как доказательство эволюции. Во-первых, давайте рассмотрим предсказания эволюционной модели о том, что окаменелости должны содержать свидетельство постепенного перехода форм жизни от простого к сложному. До недавнего времени исследование до-кембрийского слоя геологической таблицы не обнаружило никаких неоспоримых свидетельств многоклеточных окаменелых форм, в то время как кембрийский слой (следующий геологический период) показывает внезапный "взрыв" форм жизни. В течение многих лет это было серьезной и основополагающей проблемой в эволюционной теории. Сегодня эволюционисты утверждают, что они обнаружили в слое кембрийского периода многоклеточных животных, не имевших ни раковин, ни скелетов. Эти находки, получившие название "Эдиакарский комплекс окаменелостей", по словам эволюционистов, включают животных, напоминающих медуз, кольчатых червей и возможных родственников кораллов. Но даже в свете этих новых находок, у теории эволюции все еще остается серьезная, основополагающая проблема. Генетик Джон Клотц объяснил, почему.
  Все животные типы представлены в кембрийском периоде за исключением двух малых типов мягкотелых (которые, возможно, присутствовали там, не оставив окаменелостей) и хордовых. Возможно, что там присутствовали даже хордовые, потому что в породах кембрийского периода был найден объект, напоминающий рыбу. Вряд ли возможно, чтобы все эти формы зародились в этот период; тем не менее, нет никаких свидетельств того, что многие из них существовали до кембрийского периода (1972, с. 193-194).
  Со времени опубликования книги доктора Клотца в кембрийских породах были действительно обнаружены хордовые (см. Репетски, 1978, с. 529-531). Проблема "недостающих предков" в кембрийских породах также остра, как и прежде. В одном научном тексте мы встречаем такой комментарий:
  Даже теоретически огромный биологический прыжок от примитивных организмов к кембрийской фауне представляет значительные проблемы. Необходим целый ряд трансформаций, чтобы одноклеточные протозоа (простейшие) превратились в сложно устроенных животных, таких как омар, краб или креветка. Новые формы жизни, которые появляются в Кембрии, не были попросту скоплениями подобных клеток; они были сложными, полностью сформировавшимися животными с большим количеством клеток, имевших особое предназначение. ... Новые кембрийские животные представили поразительный прыжок к более высокому уровню специализации, организации и интеграции" (Американ Сайентифик Аффилиэйшен, 1986, с. 35,37).
  Эволюционисты хотят, чтобы мы поверили, будто от таких "предков", которые были найдены в Эдиакарском комплексе, "эволюционировали" все основные типы животных в тот период времени, который представлен прыжком между до-кембрийским и кембрийским периодами. Это не только невозможно, но и неразумно.
  Во-вторых, если окаменелости подтверждают эволюцию, то они должны демонстрировать однозначную последовательность полностью функциональных промежуточных форм. Под "однозначным" и "функциональным" мы понимаем то, что должны быть исполнены определенные условия до того, как организм (ископаемый либо живущий) будет признан действительно промежуточной формой. Генри Моррис отметил, что истинно промежуточные формы должны проявлять:
  (1) переходные или зарождающиеся структуры, такие как получешуйки/полуперья у рептилий/птиц; (2) ряд постепенно изменяющихся промежуточных форм от одного основного класса к другому, а не резкие изменения; (3) соотношение даже резких изменений со сменой геологического времени (1982а, с. 28).
  Первое из этих условий для существования переходных форм не удовлетворяется окаменелостями. Например, существует множество форм млекопитающих, но все они равно млекопитающие; птицы отличаются огромным разнообразием, но они остаются представителями орнитофауны. Более того, все млекопитающие по своим отличительным признакам равно отделены от всех форм немлекопитающих, и все птицы имеют опознавательные и основополагающие отличия от всех других видов - границы между ними настолько четки. Настоящие переходные или зарождающиеся структуры так никогда и не были найдены. Причиной этому служит очевидный замысел в отношении любого живого существа, будь то бактерия или кит, гриб или орхидея. Части организма так замечательно и функционально действуют все вместе, что изменить один-единственный компонент в одном органе или теле означало бы уничтожить весь механизм. Палеонтолог Стивен Дж. Гоулд из Гарварда писал:
  Отсутствие ископаемых свидетельств в пользу промежуточных стадий между основными переходами в органическом мире, наша неспособность во многих случаях даже в воображении сконструировать функциональные промежуточные формы была неизменной и мучительной проблемой для повествований эволюции о последовательных изменениях (1980, с. 127).
  Когда обнаруживается новый вид (будь то ископаемый или живой), он либо в совершенстве вписывается в хорошо известные современные группы, либо узко специализирован и принадлежит к своей собственной уникальной группе и не имеет отношения (эволюционного или нет) к любому другому типу растений или животных. Эта степень постоянства представляет проблему в нахождении эволюционной последовательности, которая бы удовлетворяла второму требованию. Классическим примером первого случая (то есть, ископаемым, которое замечательным образом вписывается в уже существующие таксономические группы) является исчезнувший археоптерикс, которого объявили "недостающим звеном" в предполагаемом сценарии эволюции от рептилий к птицам. Хотя мягкие ткани не сохранились, и определенные признаки скелета сходны с рептилиями, его перья и крылья полностью сформированы для осуществления мощного полета. Изучение мозговой ткани из внутренней части черепа образца также указывает на то, что его следует классифицировать как полноправного представителя орнитофауны, а не рептилиеподобную птицу или птицеподобную рептилию (см. Джерисон, 1968, с. 1381-1382; подробную информацию об археоптериксе см. Гиш, 1985, с. 110-117).
  Поиски переходных форм также проводились среди живых существ, но опять же, предполагаемые звенья оказывались отличными от других видами или типами. Протоптеры (род рыб класса двоякодышащих) могли бы считаться классическим примером живого звена, которое могло бы считаться промежуточной формой между рыбами и земноводными. Они имеют жабры и плавники как рыбы, но легкие и сердце, как земноводные животные. Однако, жабры протоптеров полностью рыбоподобные, а их сердце совершенно такое же, как сердце земноводного - системы индивидуальных органов ни в коем случае не являются переходными.
  В отношении второго случая (то есть, организма настолько уникального, что он не вписывается ни в одну из существующих таксономических групп), в океанских глубинах и в различных геологических пластах, богатых окаменелостями, были обнаружены своеобразные организмы, но все они были прежде неизвестными формами. Некоторые настолько отличны от того, что было известно раньше, и, следовательно, несвязанны с другими видами в эволюционном смысле, что пришлось создавать целые новые типы для их классификации.
  Доктор Гоулд находит эти пробелы в летописи окаменелостей интересными, потому что он рассматривает их как свидетельство, подтверждающее теорию "разорванного равновесия", которую он и Нильс Элдредж предложили в качестве объяснения того, почему окаменелости не содержат переходных форм (см. Томпсон, 1989). Однако, следующее высказывание ученого такого калибра служит существенным приговором неодарвиновской эволюции. Гоулд полагает: "Все палеонтологи знают, что окаменелости содержат слишком мало в смысле промежуточных форм; переходы между основными группами характерно обрывочны" (1977а, с. 24). Таким образом, разрывы в летописи окаменелостей существуют, потому что не были найдены переходные формы, необходимые для их заполнения. Эти разрывы действительно очень реальны - слишком реальны, чтобы их отрицать или не замечать.
  Третье требование для переходных форм также не удовлетворяется окаменелостями, потому что когда в них встречаются определенные организмы, они кажутся совершенно приспособленными к своей окружающей среде и полностью соответствующими своему виду. Например, летучие мыши внезапно появляются в окаменелостях примерно 60 миллионов лет назад (в соответствии с эволюцинной шкалой), однако, им не предшествовали никакие известные переходные формы; и они незначительно отличаются от современных видов. Это только одно из множества исключений. Сказать, что общая тенденция от простого к сложному, которая, якобы, проявляется в окаменелостях, подтверждает эволюцию подобно тому, чтобы сказать, что, чем сильнее и жестче становится человек, тем большего успеха он добивается. Истинность этой аналогии может быть применима в редких случаях и в некоторых областях, как, например, в джунглях, на боксерском ринге или борцовской арене, но как быть в случае с худощавым миллионером?
  И вообще, кто определяет понятие "успеха"? Можно с уверенностью сказать, что совершенно противоположное установленным эволюционным предположениям не только может быть, но и было продемонстрировано. Например, так называемый "кембрийский взрыв" (предположительно начавшийся около 600 миллионов лет назад) показывает внезапное появление представителей всех основных типов беспозвоночных, каждый из которых имеет явные характеристики своего класса, и ни один - предшествующие переходные формы. То же самое происходит с типами позвоночных в первой половине палеозойского периода (предположительно, 400 миллионов лет назад) и цветущими растениями в меловом периоде (137 миллионов лет назад по оценкам эволюционистов). Обратите внимание на эти слова ведущего палеонтолога Джорджа Гейлорда Симпсона, сказанные им еще в 1953 году: "Большинство новых видов, родов и семейств и практически все категории, превышающие уровень семейств, появляются в окаменелостях внезапно, и к ним не ведут известные, постепенные, полностью переходные последовательности" (с. 360).
  Ситуация значительно изменилась в худшую сторону с тех пор, как доктор Симпсон сделал это наблюдение. Например, Гиш и его соавторы комментируют:
  Не было найдено ни одного промежуточного ископаемого, как можно было бы ожидать на основе эволюционной модели, между одноклеточными животными и беспозвоночными, между беспозвоночными и позвоночными, между рыбами и земноводными, между земноводными и рептилиями, между рептилиями и птицами или млекопитающими, или между "низшими" млекопитающими и приматами (1981, с. IV).
  В журнале "Эволюция" Дэвид Киттс напомнил своим коллегам:
  Несмотря на выразительные обещания о том, что палеонтология даст возможность "увидеть" эволюцию, она представила мрачные трудности для эволюционистов, самая печально известная из которых это наличие "разрывов" в окаменелостях. Эволюции необходимы промежуточные формы между видами, а палеонтология их не предоставляет (1974, с. 466, выделено мной - Б.Т.).
  Доктор Гоулд пошел еще дальше, когда утверждал, что "чрезвычайная редкость переходных форм в окаменелостях продолжает существовать как производственная тайна палеонтологии. Эволюционное древо, которое украшает страницы наших учебников, имеет достоверные данные только на кончиках и узлах своих веток: остальное - это подразумеваемое, каким бы разумным оно ни казалось, а не свидетельства окаменелостей" (19776, с. 13). И он привел две характеристики окаменелостей, которые нельзя обойти вниманием:
  (1) Неизменяемость: большинство видов не проявляют непосредственных изменений за время своего пребывания на земле. Они появляются в окаменелостях, имея такой же вид, как и при исчезновении ... . (2) Внезапное появление: в любой отдельно взятой местности какой-либо вид не возникает постепенно путем равномерной трансформации своих предков; он возникает сразу же и "полностью сформировавшимся" (1977б, с. 13, выделено мной - Б.Т.).
  Может возникнуть впечатление, что такие эволюционисты, как Киттс, Гоулд и Симпсон, одиноки в таких мыслях или говорят об "аномалиях". Это не так. В 1978 году палеонтолог Колин Паттерсон, редактор журнала, издаваемого Британским музеем естественной истории в Лондоне, и один из ведущих авторитетов в области эволюции двадцатого столетия, написал книгу под названием "Эволюция". В этой книге он отвел ископаемым окаменелостям только шесть или семь страниц (большую часть которых занимают графики и таблицы). 5 марта 1979 года Лютер Сандерлэнд (Нью-Йорк) написал доктору Паттерсону письмо, задав именно этот вопрос (и некоторые другие). Ответ доктора Паттерсона от 10 апреля 1979 года был напечатан в августовском номере "Бюллетеня библейской науки" за 1981 год. У меня имеется точная фотокопия письма доктора Паттерсона, отпечатанного на бумаге с логотипом Британского музея. Среди прочего, доктор Паттерсон сказал:
  ... Я полностью согласен с вашими комментариями об отсутствии в моей книге прямых примеров эволюционных переходов. Если бы я знал о них, живых или ископаемых, я бы, несомненно, включил их ... . Однако, сложно возражать Гоулду и сотрудникам Американского музея, когда они говорят, что нет переходных окаменелостей. ... Я скажу откровенно - нет ни одного ископаемого, на основе которого можно было бы привести вполне обоснованный довод (1979, выделено мной - Б.Т.).
  Это тот самый Колин Паттерсон, который заявил в телепрограмме Би-Би-Си:
  ... Мы имеем доступ к верхушке дерева; само дерево - это теория, и люди, которые претендуют на знание этого дерева и того, как происходило ответвление веток и сучков, по моему мнению, говорят неправду (1982).
  Креационистская модель предсказывает внезапный "взрыв" жизни - полностью сформировавшихся растений и животных. Креационистская модель предсказывает сочетание форм жизни. Креационистская модель предсказывает систематическое отсутствие переходных форм. Свидетельства, полученные при изучении окаменелостей, наглядно показывают: (а) внезапное появление полностью сформировавшейся жизни; (б) комбинацию форм жизни (например, почти все, если не все, типы в кембрийском периоде); и (в) значительный недостаток или отсутствие переходных форм. В 1976 году в своем президентском обращении к Британской геологической ассоциации Дерек В. Эйджер заявил:
  Наверняка имеет значение то, что практически все рассказы об эволюции, которые я слышал в бытность студентом, ... теперь развенчаны. ... Следует отметить, что, если мы детально исследуем окаменелости, будь то на уровне классов или видов, мы обнаруживаем - снова и снова - не постепенную эволюцию, но внезапное появление одной группы за счет другой (1976, с. 132-133).
  Несомненно, эволюционисты сегодня оказались в затруднительном положении. Они не могут найти ни переходных форм, наличия которых требует их теория, ни механизма для объяснения того, как вообще проходил предполагаемый эволюционный процесс. При этом факты соответствуют креационистской модели.
 

<< Пред.           стр. 6 (из 18)           След. >>

Список литературы по разделу