<< Пред. стр. 20 (из 25) След. >>
Список литературы по разделу
Юный Аркадиус злится, попав в Москву: оказывается, долгожданное свидание с «Моной Лизой» будет происходить не наедине, а в толпе людей; современный мир преподносит ему очередную «лажу». Но вдруг, когда он вглядывается в картину, Мона Лиза приподнимает руку, закрывая свою улыбку, и Аркадиус видит ее ладонь — то чудо и счастье, которого хватит ему на всю жизнь.
Неизвестно, какие явления произошли в лавинной массе, но ночью Дуров и его товарищи оказываются на ее поверхности. Их реквизит уничтожен, у них не осталось ни чувств, ни воспоминаний. Как вдруг они видят вдалеке другую долину и понимают, что она-то и есть истинная Долина, к которой все они стремились. Их окружает воздух любви, на их глазах совершается чудо озер, чудо дерев, чудо ночных светил, чудо травы и цветов. Друзья идут за чудом льва в глубь Долины и готовятся к встрече с новыми чудесами.
Т. А. Сотникова
755
Остров Крым - Роман (1977-1979)
Случайный выстрел из корабельного орудия, сделанный английским лейтенантом Бейли-Лендом, предотвратил захват Крыма частями Красной Армии в 1920 г. И теперь, в годы правления Брежнева, Крым превратился в процветающее демократическое государство. Русский капитализм доказал свое превосходство над советским социализмом. Поражают воображение ультрасовременный Симферополь, стильная Феодосия, небоскребы международных компаний Севастополя, сногсшибательные виллы Евпатории и Гурзуфа, минареты и бани Бахчисарая, американизированные Джанкой и Керчь.
Но среди жителей острова Крым распространяется идея партии СОС (Союза Общей Судьбы) — слияния с Советским Союзом. Лидер партии — влиятельный политик, редактор газеты «Русский Курьер Андрей Арсениевич Лучников. Его отец во время гражданской воевал в рядах русской армии, стал предводителем дворянства феодосийской губернии и живет теперь в своем имении в Коктебеле. В Союз Общей Судьбы входят одноклассники Лучникова по Третьей Симферопольской гимназии Царя-Освободителя — Новосильцев, Деникин, Чернок, Беклемишев, Нулин, Каретников, Сабашников и др.
Андрей Лучников часто бывает в Москве, где у него много друзей и есть любовница — спортивный комментатор программы «Время» Татьяна Лунина. Его московские связи вызывают ненависть у членов «Волчьей Сотни», которая пытается организовать покушение на Лучникова. Но за его безопасностью следит одноклассник, полковник Александр Чернок, командир крымского спецподразделения «Эр-Форсиз».
Лучников приезжает в Москву. В Шереметьеве его встречает Марлей Михайлович Кузенков — работник ЦК КПСС, «курирующий» остров Крым. От него Лучников узнает, что советские власти довольны курсом на воссоединение с СССР, который проводит его газета и организованная им партия.
Оказавшись в Москве, Лучников скрывается от «ведущих» его сотрудников госбезопасности. Ему удается незаметно выехать из Москвы с рок-группой своего друга Димы Шебеко и осуществить давнюю мечту: самостоятельное путешествие по России. Он восхищен людьми, с которыми знакомится в провинции. Известный нарушитель границ Бен-Иван, доморощенный эзотерик, помогает ему выбраться в Европу. Вернувшись на остров Крым, Лучников решает во что бы
756
то ни стало осуществить свою идею слияния острова с исторической родиной.
КГБ вербует Татьяну Лунину и поручает ей слежку за Лучниковым. Татьяна приезжает в Ялту и, неожиданно для себя, становится случайной любовницей старого американского миллионера Фреда Бакстера. После ночи, проведенной на его яхте, Татьяну похищают «волчесотенцы». Но ребята полковника Чернока освобождают ее и доставляют к Лучникову.
Татьяна живет с Лучниковым в его роскошной квартире в симферопольском небоскребе. Но она чувствует, что ее любовь к Андрею прошла. Татьяну раздражает его одержимость абстрактной идеей Общей Судьбы, в жертву которой он готов принести цветущий остров. Она порывает с Лучниковым и уезжает с влюбленным в нее миллионером Бакстером.
Сын Андрея Лучникова, Антон, женится на американке Памеле; со дня на день молодые ждут ребенка. В это время Советское правительство «идет навстречу» обращению Союза Общей Судьбы и начинает военную операцию по присоединению Крыма к СССР. Гибнут люди, разрушается налаженная жизнь. Гибнет новая возлюбленная Лучникова Кристина Парслей. До Андрея доходят слухи, что погиб и его отец. Лучников знает, что стал дедом, но ему неизвестна судьба Антона и его семьи. Он видит, к чему привела его безумная идея.
Антон Лучников с женой и новорожденным сыном Арсением спасаются на катере с захваченного острова. Катер ведет эзотерик Бен-Иван. Советские летчики получают приказ уничтожить катер, но, видя молодых людей и младенца, «шмаляют» ракету в сторону.
Андрей Лучников приезжает во Владимирский собор в Херсонесе. Хороня Кристину Парслей, он видит на кладбище у собора могилу Татьяны Луниной. Настоятель собора читает Евангелие, и Лучников спрашивает в отчаянии: «Почему сказано, что соблазны надобны Ему, но горе тем, через кого пройдет соблазн? Как бежать нам этих тупиков?..»
За собором святого Владимира над захваченным островом Крым взлетает праздничный фейерверк.
Т. А. Сотникова
Владимир Николаевич Войнович р. 1932
Два товарища - Повесть (1966)
Шестидесятые годы. Небольшой провинциальный городок в России. Девятнадцатилетний Валера Важенин живет с мамой и бабушкой. Мама Валеры работает старшим нормировщиком на заводе. Отец оставил семью, когда сыну было шесть или семь лет, и живет со своей новой женой Шурой. Он писатель, пишет репризы для цирка, говорят, что даже пишет роман. Отец навещает старую семью, дает матери деньги. Сам Валера работает на заводе, где делаются очень «серьезные вещи», «не то ракеты, не то скафандры — в общем, что-то космическое». Валера и его друг Толик Божко делают ящики для этих важных вещей.
Каждый день после работы под надзором мамы и бабушки Валера готовится к поступлению в педагогический институт. Мама считает дружбу сына с Толиком «странной». По ее понятиям, людей должны связывать «общие интересы» или «идейные убеждения». Валера и Толик же дружат потому, что они всегда вместе, живут в одном доме, работают на одном заводе. Толик мечтает вставить золотые зубы, купить машину, копит деньги на, мотороллер. Он очень удивляется, что
758
Валере удается запоминать стихи. Как-то перед работой Толик просит Валеру что-нибудь почитать, и тот читает «Анчар» Пушкина. Стихотворение производит на Толика большое впечатление.
Однажды вечером Толик заходит за Валерой, и они отправляются гулять. На спортплощадке возле школы они видят толпу молодых людей, которые тренируются, чтобы прыгать с парашютом. Толик притворяется парашютистом, как все, делает упражнения на турнике, инструктор записывает его фамилию. Валере, который постеснялся поступить так же, Толик говорит, что они обязательно прыгнут, что инструктору «чем больше народу, тем лучше». Сбор парашютистов назначен на три часа ночи на бульваре.
Валера и Толик приходят в парк. Там они знакомятся с двумя девушками и приглашают их на танцы. Но денег на билеты у ребят нет, Толику удается достать два билета — он «толкнул частнику» за рубль подшипник. Девушки проходят на танцплощадку по билетам, а ребятам ничего не остается, как попробовать пролезть туда через дырку в заборе. Но как только Валера пролезает в дырку, его хватают дружинники. Они ведут его в милицию. Толик же с ним идти отказывается.
В милиции Валера знакомится с девушкой Таней, которая работает парикмахером и, по ее словам, попала в милицию «за легкое поведение» — «с мальчишечкой одним на лавочке целовалась». В конце концов Валеру и Таню отпускают. Валера провожает ее домой. До утра в подъезде она учит Валеру целоваться.
На обратном пути Валера встречает Толика. Они идут на бульвар, где собираются парашютисты, и едут вместе с ними на аэродром. Но инструктор прыгать им не разрешает, так как их «в списках нет». На аэродроме Валера встречает своего старого школьного товарища Славку Перкова, который учится в аэроклубе и собирается поступать в летное училище. Славка берет Валеру с собой в учебный полет.
Толик лететь с ними отказывается.
После полета Валера полон впечатлений и хочет рассказать о них Толику, но тот его не слушает.
После полета со Славкой Валера все время грезит полетами. Он относит документы в летное училище, но его мама забирает их оттуда, говоря, что «никогда не будет спокойна», если Валера будет летать.
Толик советует Валере «завалить» экзамены в институт, пойти в армию, а оттуда в летное училище. С этой мыслью Валера и приходит на вступительное сочинение. Вместо того чтобы писать по теме, Вале-
759
ра описывает свой полет со Славкой. Но преподавательнице, которая проверяет сочинение, оно нравится, и она ставит Валере «пять». На экзамене по литературе она также ставит Валере «пять», сказав, что «верит, что он все знает». Но экзамен по иностранному языку Валере все же удается «завалить», так как вместо английского, который он учил в школе, Валера идет сдавать немецкий.
Вскоре Валера и Толик получают повестки в армию.
Валера идет навестить отца. Тот, узнав, что сын уходит в армию, дарит ему свои золотые часы. Шура считает, что этого делать не надо, устраивает скандал, издевается над писательскими способностями мужа и собирается уходить из дома. Валера незаметно оставляет часы и прощается с отцом, идет в парикмахерскую постричься «под ноль». Там он встречается с Таней, она стрижет его, а после работы они договариваются пойти погулять. По дороге Таня изрядно надоедает Валере своей болтовней. В парке Валера с Таней встречают Толика, там же происходит стычка между Валерой и Витькой Козубом, старым знакомым Валеры и Толика. Ребята всегда недолюбливали Козуба, и теперь, когда он начинает приставать к Татьяне, Валера встает на ее защиту.
Толик и Таня быстро находят общий язык, и Валера шепотом говорит Толику, что тот может «брать ее себе». Поздно вечером, проводив Таню домой, ребята возвращаются к себе. По пути им встречается Козуб с его дружками. Они бьют Валеру и заставляют Толика тоже ударить его «по-дружески». Поначалу Толик отказывается, но потом, испугавшись за себя, бьет Валеру с большим усердием. После Толик просит у Валеры прощения, но Валера не может простить ему предательства.
Мама и бабушка провожают Валеру в армию. Через год Валере удается добиться направления в летное училище. Перед отъездом туда Валера неожиданно встречает Толика. Тот рассказывает, что служит ординарцем у генерала и пишет стихи с тех самых пор, как Валера прочел ему «Анчар».
Толик вспоминает случай с избиением Валеры и говорит, что для него даже лучше, что так получилось, в противном случае его «били бы сильней». Валера и Толик расстаются, и Толик просит товарища не забывать его.
Е. А. Журавлева
760
Жизнь и необычайные приключения солдата Ивана Чонкина - Роман (Кн. 1-я - 1963-1970; кн. 2-я - 1979)
Книга первая. ЛИЦО НЕПРИКОСНОВЕННОЕ
Книга вторая. ПРЕТЕНДЕНТ НА ПРЕСТОЛ
Произошло это перед началом войны, не то в конце мая, не то в начале июня 1941 г. Почтальонша Нюрка Беляшева из деревни Красное, окучивая на огороде картошку, глянула на небо — скоро ли обед? — и увидела огромную черную птицу, падающую прямо на нее. От ужаса Нюрка замертво свалилась на землю. А когда открыла глаза, то прямо перед ее огородом стоял аэроплан. Из самолета вылез летчик. Сбежались деревенские. Сам председатель Голубев, человек, отягощенный ответственностью и постоянно борющийся с этой отягощенностью домашними средствами, уже вылезал из своей двуколки, старательно передвигая ноги. Летчик отрапортовал: «Заклинило маслопровод. Произвел вынужденную посадку».
...А в это время красноармеец последнего года Иван Чонкин, еще ничего не знающий об аварии и о том, как удивительно повернет та авария его судьбу, маршировал взад-вперед мимо телеграфного столба, отдавая ему честь, — проходил строевую подготовку под наблюдением своего воинского начальства. Иван Васильевич Чонкин, низкорослый и кривоногий, был человеком сугубо деревенским, и с лошадьми, при которых состоял в армии, отношения у него складывались не в пример лучше, чем с людьми. Воинская наука — строевая и политзанятия — давалась ему с большим трудом. И так сложились обстоятельства, что именно ему, Чонкину, начальство было вынуждено поручить ответственнейшее задание — отправиться в деревню Красное для охраны неисправного самолета, вплоть до прибытия туда авиаремонтников.
Поначалу Иван немного соскучился стоять возле неподвижной железяки на окраине пустой, будто вымершей деревни. Но, заметив неподалеку в огороде Нюрку и по достоинству оценив ее крупные формы, Чонкин повеселел. Разговор он начал с выяснения семейного положения. Узнав, что Нюрка одинокая, для начала Чонкин предложил помощь на огороде. Нюрке он тоже глянулся — пусть не красавец и ростом не вышел, но парень сноровистый и для хозяйства
761
полезный. Пекле работы она пригласила Чонкина в дом поужинать. И уже на следующее утро бабы, выгонявшие скотину в поле, видели, как из дома Нюрки босой и без гимнастерки вышел Чонкин, разобрал часть забора, вкатил самолет в огород, а забор снова заложил жердями.
Началась у Чонкина размеренная деревенская жизнь. Нюрка уходила на работу, он хлопотал по хозяйству, готовил еду и ждал Нюрку. А дождавшись, без устали радовался с нею жизни. От недосыпу Нюрка даже с лица спала. В деревне Иван стал своим человеком. Председатель Голубев, постоянно ожидающий тайной инспекции из города, заподозрил, что Чонкин и есть замаскированный инспектор, и потому немного даже заискивал перед ним. Армейское командование забыло про Ивана напрочь. А письмо Чонкина в часть с напоминанием о себе Нюрка, пользуясь служебным положением, потихоньку уничтожила.
Но покойная жизнь Чонкина продлилась недолго. Началась война. И именно в тот момент, когда по радио транслировалась речь товарища Сталина, Нюркина корова забралась в огород к соседу Гладышеву, мичуринцу-селекционеру, годы положившему на выведение гибрида картофеля и помидора — пукса (Пути к Социализму). Потрясенный мичуринец пытался оттащить животное за рога от последнего кустика пукса, но силы оказались неравными. Плоды подвижнического труда сгинули в ненасытной утробе невежественной скотины. Ярость селекционера обратилась против хозяев коровы. Он даже сделал попытку (безуспешную) застрелить Чонкина из охотничьего ружья. А затем Гладышев обратился Куда Надо и к Кому Надо с анонимным донесением о скрывающемся в деревне дезертире, развратнике и хулигане Чонкине. С заявлением ознакомился капитан НКВД Миляга и, не медля, направил в деревню всех своих семерых сотрудников районного отдела для ареста дезертира. На подъезде к деревне Красное машина чекистов застряла на раскисшей от дождей дороге, и чекисты разговорились с проходившей мимо Нюркой о своих заботах. Нюрка успела к Чонкину раньше. «Ну что ж, — сказал Чонкин, — буду выполнять свой долг. А ежели понадобится, и бой приму». К моменту появления чекистов, идущих развернутым строем, Чонкин уже занимал стратегически выгодную позицию у самолета. «Стой, кто идет?» — встретил он гостей по уставу. Но чекисты не остановились. Повторив дважды положенную фразу, Чонкин выстрелил. От неожиданности нападающие попадали на землю. Бой оказался неожиданно коротким. Чонкин прострелил ягодицу одному из нападавших, и де-
762
морализованные криками несчастного чекисты сдались. Капитан Миляга, не дождавшийся своей команды, для выяснения ситуации отправился в деревню лично. Уже в темноте найдя дом Нюрки, он вошел внутрь и обнаружил штык, приставленный к его животу. Капитану Миляге пришлось присоединиться к арестованным.
В райцентре же Долгово исчезновение ведомства капитана Миляги заметили не сразу; первым забеспокоился секретарь райкома Ревкин. Услышанные на базаре слухи о пленении Чонкиным всего ведомства капитана Миляги Ревкин решил проверить по телефону, позвонив в Красное председателю Голубеву. Председатель подтвердил, что всех арестовал Чонкин со своей бабой. Ревкину послышалось вместо слова «бабой» слово «бандой». На нейтрализацию действующей в тылу советских войск могучей банды Чонкина был направлен полк под командованием генерала Дрынова. Темной ночью полк взял в кольцо деревню, и солдаты приблизились к самому забору Нюркиного огорода. Первым в их руки попал капитан Миляга, как раз в эту ночь совершивший побег из плена. Оглушенного Милягу притащили в штаб и стали допрашивать. Допрос шел с помощью тех немногих немецких слов, которые знал штабной офицер. Потрясенный случившимся, Миляга уверился, что захвачен немцами, и начал рассказывать о своем опыте борьбы с коммунистами, накопленном в работе советского гестапо — НКВД. Он даже выкрикнул: «Да здравствует товарищ Гитлер!» Генерал приказал расстрелять диверсанта.
Полк приступил к штурму бандитского логова. Чонкин, устроившись в кабинке стрелка самолета, отстреливался из пулемета. Нападавшие применили артиллерию. Один из снарядов накрыл самолет, и пулемет Чонкина замолчал. Ворвавшиеся в огород передовые части наступающих обнаружили лежащего на земле маленького красноармейца, над которым выла женщина. «Где же банда? — спросил генерал, увидев вместо диверсантов связанных чекистов. — Это же наши товарищи». Председатель Голубев объяснил, что речь шла не о банде, а о бабе. «Это что же, вот этот один солдат с бабой вели бой с целым полком?» — «Так точно», — подтвердил очнувшийся Иван. «Ты, Чонкин, прямо скажу, — герой, хоть на вид и обыкновенный лопух. От имени командования награждаю тебя орденом». Затем вперед выступил лейтенант НКВД Филиппов: «У меня приказ арестовать изменника Родины Чонкина». — «Ну что ж, — потупился генерал, — выполняйте свой приказ». И Чонкина арестовали.
Большая часть последующих событий, в центре которых по-прежнему был Чонкин, развивалась уже без его прямого участия, посколь-
763
ку сам он безотлучно находился в тюрьме. Следствие установило, что на родине в деревне Чонкино Иван имел кличку Князь, — слухи приписывали отцовство Ивана прапорщику Голицыну, в гражданскую войну стоявшему на постое в доме Чонкиных. Так у следствия появился «белоэмигрантский след». Районный НКВД получил тайное сообщение о наличии в районе немецкого шпиона Курта, и вот уже арестованный по подозрению в шпионаже лейтенант Филиппов признался в том, что он и есть агент Курт и что работал он в контакте со ставленником белой эмиграции Чонкиным-Голицыным. Сменивший попеременно занимавших место начальника районного отдела НКВД капитана Милягу и лейтенанта Филиппова, капитан Фигурнов развернул пропагандистскую кампанию по возвеличиванию подвига героя-чекиста капитана Миляги, павшего от рук банды Чонкина. В город были доставлены останки капитана, в качестве которых чекисты, не имевшие достаточно времени, привезли останки лошадиного скелета. Однако в момент выноса гроба один из участников церемонии споткнулся, гроб сорвался на землю, и выкатившийся из него лошадиный череп вызвал в городе панику.
И наконец, еще один стремительно развивавшийся сюжет: тайное соперничество второго секретаря райкома Борисова с Ревкиным вошло в завершающую фазу — с помощью капитана Фигурнова секретарь Ревкин был изобличен как враг и начал давать показания о своей вражеской деятельности. Деятельность эта также была поставлена органами в прямую связь с Чонкиным. И к моменту начала процесса у прокурора Евлампиева были все основания заявить, что на скамье подсудимых сидит князь Голицын, ярый враг советской власти, намеревавшийся сесть на российский престол. Суд приговорил Чонкина к высшей мере пролетарского гуманизма — расстрелу. Тем временем слухи о деле Чонкина ширились и проникали в самые высшие сферы. Адольф Гитлер, услыхав о геройском сопротивлении большевикам организации Голицына-Чонкина, распорядился повернуть наступающие на Москву войска и идти на выручку героя. Этот приказ войска получили как раз в тот момент, когда немецкие танки шли на малочисленных и почти безоружных защитников столицы под командованием генерала Дрынова. В отчаянии генерал поднял солдат в атаку, и немецкие танки вдруг разом повернули и начали отходить. О невероятной победе генерала Дрынова сообщили газеты. Генерала-героя принял сам Сталин. В состоявшейся у них беседе Дрынов рассказал о доблести простого солдата Чонкина. Растроганный Сталин произнес тост за русского солдата, проявившего пример беззаветного служения Родине.
Тем временем немецкие танки подходили к райцентру Долгово, и
764
капитан Фигурнов получил от руководства приказ срочно расстрелять осужденного Голицына ввиду осложнения обстановки, а также откомандировать в Москву по приказу главнокомандующего солдата Ивана Чонкина для получения правительственной награды. Обоим распоряжениям — расстрелять и наградить — не было суждено быть исполненными. Немцы входили в город, и Фигурнов передал Чонкина сержанту Свинцову с официальным приказом — доставить в Москву и неофициальным — застрелить при попытке к бегству. Но в блужданиях по территории, занятой немцами, Чонкин не выказывал желания бежать, а сержант Свинцов, в свою очередь, не проявлял признаков излишнего служебного рвения. Напротив, поразмыслив, он принял для себя решение «убечь от всех» и вести естественную жизнь «хичника». «А ты, Чонкин, иди в свою деревню, — сказал он Ивану. — Может, Нюрку найдешь». Пробравшись в деревню, Чонкин увидел скопление народа возле правления и немца, стоящего на крыльце и зачитывающего приказы новой немецкой администрации о сдаче излишков продовольствия. Рядом с немцем стоял новый уполномоченный от немецких властей, мичуринец Гладышев. Чонкин попятился и, никем не замеченный, покинул деревню.
С. П. Костырко
Москва 2042 - Сатирическая повесть (1987)
Живущий в Мюнхене русский писатель-эмигрант Виталий Карцев в июне 1982 г. получил возможность оказаться в Москве 2042 г.
Готовясь к поездке, Карцев встретил своего однокашника Лешку Букашева. Букашев сделал в СССР карьеру по линии КГБ. Было похоже на то, что встреча их не случайна и что Букашев знает о необычной поездке Карцева.
В разгар сборов Карцеву позвонил еще один старый московский приятель Леопольд (или Лео) Зильберович и велел немедленно ехать в Канаду.
Звонил Зильберович по поручению Сим Симыча Карнавалова. В свое время именно Лео открыл Карнавалова как писателя. Сим Симыч, в прошлом зек, работал тогда истопником в детсаду, вел аскетический образ жизни и писал с утра до ночи. Им было задумано фундаментальное сочинение «Большая зона» в шестьдесят томов, которые сам автор называл «глыбами».
765
Вскоре после того как Карнавалова «открыли» в Москве, он стал печататься за границей и мгновенно приобрел известность. Вся советская власть — милиция, КГБ, Союз писателей — вступила с ним в борьбу. Но арестовать его не могли, не могли и выслать: помня историю с Солженицыным, Карнавалов обратился ко всему миру с просьбой не принимать его, если «заглотчики» (так он называл коммунистов) выпихнут его насильно. Тогда власти не оставалось ничего иного, как просто вытолкнуть его из самолета, который пролетал над Голландией. В конце концов Сим Симыч поселился в Канаде в собственном имении, названном Отрадное, где все было заведено на русский лад: ели щи, кашу, женщины носили сарафаны и платки. Сам хозяин на ночь заучивал словарь Даля, а с утра репетировал торжественный въезд в Москву на белом коне.
Карцеву Карнавалов поручил взять в Москву тридцать шесть уже готовых «глыб» «Большой зоны» и письмо «Будущим правителям России».
И Карцев отправился в Москву будущего. На фронтоне аэровокзала он первым делом увидел пять портретов: Христа, Маркса, Энгельса, Ленина... Пятый был почему-то похож на Лешку Букашева.
Пассажиров, прилетевших вместе с Карцевым, быстро загрузили в бронетранспортер люди с автоматами. Карцева вояки не тронули. Его встречала другая группа военных: трое мужчин и две женщины, которые представились как члены юбилейного Пятиугольника. Выяснилось, что Пятиугольнику поручено подготовить и провести столетний юбилей писателя Карцева, поскольку он является классиком предварительной литературы, произведения которого изучают в предкомобах (предприятиях коммунистического обучения). Карцев абсолютно ничего не понимал. Тогда встречавшие дамы дали Карцеву кое-какие дальнейшие пояснения. Оказалось, что у них в результате Великой Августовской коммунистической революции, осуществленной под руководством Гениалиссимуса (сокращенное звание, так как их Генеральный секретарь имеет воинское звание Генералиссимуса и отличается от других людей всесторонней гениальностью), стало возможным построение коммунизма в одном отдельно взятом городе. Им стал МОСКОРЕП (бывшая Москва). И теперь Советский Союз, являясь в целом социалистическим, имеет коммунистическую сердцевину.
Для выполнения программы построения коммунизма Москва была обнесена шестиметровой оградой с колючей проволокой сверху и охранялась автоматическими стреляющими установками.
Зайдя в кабесот (кабинет естественных отправлений, где пришлось заполнить бланк о «сдаче продукта вторичного»), Карцев ознакомился там с газетой, напечатанной в виде рулона. Прочитал, в
766
частности, указ Гениалиссимуса о переименовании реки Клязьмы в реку имени Карла Маркса, статью о пользе бережливости и многое другое в том же роде.
Наутро сочинитель проснулся в гостинице «Коммунистическая» (бывшая «Метрополь») и по лестнице (на лифте висела табличка «Спускоподъемные потребности временно не удовлетворяются») спустился во двор. Там пахло, как в нужнике. Во дворе вилась очередь к киоску, и стоявшие в ней люди держали в руках бидончики, кастрюли и ночные горшки. «Что дают?» — поинтересовался Карцев, «Не дают, а сдают, — ответила коротконогая тетенька. — Как это чего? Говно сдают, что же еще?» На киоске висел плакат: «Кто сдает продукт вторичный, тот снабжается отлично».
Писатель гулял по Москве и беспрерывно удивлялся. На Красной площади отсутствовали собор Василия Блаженного, памятник Минину с Пожарским и Мавзолей. Звезда на Спасской башне была не рубиновая, а жестяная, а Мавзолей, как выяснилось, вместе с тем, кто в нем лежал, продали какому-то нефтяному магнату. По тротуарам шли люди в военных одеждах. Автомобили были в основном паровые и газогенераторные, а больше — бронетранспортеры. Словом, картина нищеты и упадка. Перекусить пришлось в прекомбинате (предприятие коммунистического питания), на фасаде которого висел плакат:. «Кто сдает продукт вторичный, тот питается отлично». В меню значились щи «Лебедушка» (из лебеды), свинина вегетарианская, кисель и вода натуральная. Свинину Карцев есть не смог: будучи первичным продуктом, пахла она, примерно как вторичный.
На месте ресторана «Арагви» помещался государственный экспериментальный публичный дом. Но там писателя ждало разочарование. Выяснилось, что для клиентов с общими потребностями предусмотрено самообслуживание.
Постепенно выяснилось, что верховный Пятиугольник установил для Карцева повышенные потребности, а места, куда он случайно попадал, предназначались для коммунян потребностей общих. Режим отчасти благоволил к нему потому, что Гениалиссимус действительно оказался Лешкой Букашевым.
Везде, где бывал Карцев, ему встречалось написанное на стенах слово «СИМ». Делали эти надписи так называемые симиты, то есть противники режима, ждущие возвращения Карнавалова в качестве царя.
Карнавалов не умер (хотя машина времени и забросила Карцева на шестьдесят лет вперед), он был заморожен и хранился в Швейцарии. Коммунистические правители стали втолковывать Карцеву, что
767
искусство не отражает жизнь, а преображает ее, точнее, жизнь отражает искусство, и поэтому он, Карцев, должен вычеркнуть Карнавалова из своей книги. Заодно дали почитать автору саму эту его книгу, написанную им в будущем и потому им еще не читанную (и даже неписаную).
Но сочинитель был стоек — он не согласился вычеркнуть своего героя. Тем временем ученые разморозили Карнавалова, он торжественно въехал в Москву на белом коне (население и войска, озверевшие от нищеты, беспрепятственно переходили на его сторону, попутно самосудом казня заглотчиков) и установил монархию на территории бывшего Советского Союза, включая Польшу, Болгарию и Румынию в качестве губерний. Вместо механических средств передвижения новый монарх ввел живую тягловую силу, науки заменил изучением Закона Божьего, словаря Даля и «Большой зоны». Ввел телесные наказания, предписал мужчинам ношение бород, а женщинам — богобоязненность и скромность.
Сочинитель же Карцев улетел в Мюнхен 1982 года и уселся там сочинять эту самую книгу.
И. Н. Слюсарева
Василий Иванович Белов р. 1932
Такая война - Рассказ (1960)
Ваню — сына Дарьи Румянцевой — убило на фронте в 42-м г., а бумага с печатью и непонятной, но уж больно подозрительной подписью (один крючок с петелькой) приходит больше чем через год. И решает Дарья, что бумага фальшивая, подделанная каким-то недобрым человеком.
Когда через деревню проезжают цыгане, Дарья каждый раз ходит гадать на Ваню. И каждый раз карты раскидываются как нельзя лучше. Получается — жив он. И Дарья терпеливо ждет конца войны.
К ночи, зимой и осенью, она уходит на конюшню стеречь лошадей и там все думает про сына Ивана С рассветом возвращается, волоча по пути какую-нибудь ломину, брошенный колышек либо гнилую тесину — без дров зимой не проживешь. Избу она топит через день, а картошку выдумывает варить в самоваре: и проще и выгоднее, да и кипяток для питья выходит вроде бы чем-то позанятнее.
Дарья еще не вышла из возраста, и с нее берут полный налог: яйца, мясо, шерсть, картошку. И все она уже сдала, кое-что прикупив, иногда заменив одно другим, и только по мясу числится за ней недоимка да денежный налог весь целехонький, не говоря уж о страховке, займе и самообложении. По этим статьям у нее и за прошлый сорок второй год не выплачено. А тут Пашка Неуступов, по прозви-
769
щу Куверик, по здоровью не взятый в армию Ванин одногодок, приносит Дарье новые обязательства. И требует «с государством рассчитываться».
Голод в народе начинается как-то незаметно, понемногу, и никто не всплескивает руками, когда в колхозе от истощения умирает первая старуха. А двери теперь почти не закрываются от великого изобилия нищих. Вскоре становится совсем нечего есть. Бабы ходят в дальний, еще хлебный колхоз — менять одежду на зерно и картошку. У Дарьи есть хороший полушерстяной Иванов костюм. Иван купил его за три недели до войны, не успел и поносить вдоволь. Когда Дарье становится невмоготу и начинает больно болеть сердце, она выносит костюм из сенника и ловит далекий, уже забиваемый затхлостью сундука Ванюшин запах. Раз, вывернув карманы, видит копеечку и махорочную пыльцу и потом долго сидит, разволнованная, с облегчающими слезами. А копеечку прячет в сахарницу.
На Первое мая сельский дедко, сивый бухтинник Миша, покупает ее единственную оставшуюся живность — козу. Половину цены Дарья берет деньгами (и тут же отдает их финагенту), половину — картошкой. И делит картошку тоже пополам: корзину на питание, корзину на семена. Но чтобы не умереть, приходится варить в самоваре и эту семенную картошку. Наконец Дарья решается: идет с бабами, выменивает Иванов костюм на полмешка картошки и обрезками сажает полторы гряды. А корзиной оставшихся обрезанных картофелин питается до самой Казанской.
Наступает лето. Дарья каждый день ходит с бабами косить, а на привалах греет на солнышке опухшие ноги. Ее все время тянет в сон, кружится голова и тонко, по-угарному звенит в ушах. Дома Дарья разговаривает с самоваром, как раньше разговаривала с козой или с подпольной мышкой (мышка в ее избе теперь не живет).
И вдруг к Дарье снова приходит Пашка Куверик и требует заплатить деньги. Одна ты, говорит, во всей деревне злоупорничаешь. Больше Пашка ждать не намерен: придется, видно, принимать меры. Деловито оглядев избу, он начинает описывать имущество, потом уносит то, что находит ценным, — два фунта шерсти и самовар. Дарья, плача, умоляет оставить ей самовар: «Век буду Бога за тебя молить, Пашенька», но Кувери и слушать не хочет.
Без самовара в избе становится совсем неприютно и пусто. Дарья плачет, но и слезы в глазах кончаются. Она грызет мягкую, изросшую в земле картофелину, еще одну. Лежа на печи, Дарья пытается отделить явь от сна и никак не может. Далекие громы кажутся ей шумом широкой, идущей двумя полосами войны. Война представляется
770
Дарье в виде двух бесконечных рядов солдат с ружьями, и эти солдаты поочередно стреляют друг в друга. А Иван — на горушке, и у него почему-то нет ружья. Дарья мучительно хочет окрикнуть его, чтобы он поскорее взял ружье, но крика не получается. Она бежит к сыну, да ноги не слушаются и что-то тяжелое, всесильное мешает ей. А ряды солдат все дальше и дальше...
На третий или четвертый день Сурганиха видит в магазине выставленный на прилавке Дарьин самовар. «Бес этот Куверик, — думает Сурганиха, — самовар отнял у старухи». На покосе она рассказывает о самоваре бабам, выясняется, что Дарья уже третий день не выходит в поле. Бабы со всей деревни собирают кто сколько может и, выкупив самовар, довольные, идут к Дарьиной избе, да только хозяйки в ней нет. «Видно, сердешная, по миру ушла», — говорит Сурганиха.
За лето через деревню идут сотни нищих: стариков, детей, старушек. Но Дарью никто не видел, и домой она не возвращается. И только зимой до деревни доходит слух, что километрах в десяти отсюда, в сеновале на лесной пустоши, нашли какую-то мертвую старуху. Кусочки в ее корзине уже высохли, и одежда на ней была летняя. Бабы единогласно решают, что это обязательно и есть ихняя Дарья. Но старик Миша только подсмеивается над бабами: «Да разве мало таких старух по матушке-Расее? Ежели считать этих старух, дак, поди, и цифров не хватит».
А может, и правы они, эти бабы, кто знает? Они, бабы, почти всегда бывают правы, особенно когда на земле такая война...
П. Е. Спиваковский
Привычное дело - Повесть (1966)
Едет на дровнях мужик Иван Африканович Дрынов. Напился с трактористом Мишкой Петровым и теперь с мерином Пармёном беседует. Везет из сельпо товар для магазина, а заехал спьяну не в ту деревню, значит, домой только — к утру... Дело привычное. А ночью по дороге нагоняет Ивана Африкановича все тот же Мишка. Еще выпили. И тут решает Иван Африканович сосватать Мишке свою троюродную сестру, сорокалетнюю Нюшку-зоотехницу. Она, правда, с бельмом, зато если с левого боку глядеть, так и не видно... Нюшка прогоняет друзей ухватом, и ночевать им приходится в бане.
771
И как раз в это время у жены Ивана Африкановича Катерины родится девятый, Иван. А Катерина, хоть и запретила ей фельдшерица строго-настрого, после родов — сразу на работу, тяжело больная. И вспоминает Катерина, как в Петров день наблудил Иван с бойкой бабенкой из их села Дашкой Путанкой и потом, когда Катерина простила его, на радостях обменял доставшуюся от деда Библию на «гармонью» — жену веселить. А сейчас Дашка не хочет ухаживать за телятами, так Катерине приходится работать и за нее (а иначе семью и не прокормишь). Измученная работой и болезнью, Катерина внезапно падает в обморок. Ее увозят в больницу. Гипертония, удар. И только больше чем через две недели она возвращается домой.
А Иван Африканович тоже вспоминает про гармонь: не успел он научиться даже и на басах играть, как ее отобрали за недоимки.
Приходит время сенокоса. Иван Африканович в лесу, тайком, за семь верст от деревни косит по ночам. Если трех стогов не накосишь, корову кормить нечем: десяти процентов накошенного в колхозе сена хватает самое большее на месяц. В одну из ночей Иван Африканович берет с собой малолетнего сына Гришку, а тот потом по глупости рассказывает районному уполномоченному, что ходил с отцом ночью в лес косить. Ивану Африкановичу грозят судом: ведь он депутат сельсовета, а потом тот же уполномоченный требует «подсказать», кто еще в лесу по ночам косит, написать список... За это он обещает «не обобществлять» личные стога Дрынова. Иван Африканович договаривается с соседским председателем и вместе с Катериной ходит в лес на чужую территорию косить по ночам.
В это время в их деревню приезжает из Мурманска без копейки денег Митька Поляков, брат Катерины. Недели не прошло, как он напоил всю деревню, начальство облаял, Мишке сосватал Дашку Путанку, да и корову сеном обеспечил. И все будто походя. Дашка Путанка поит Мишку приворотным зельем, и его потом долго рвет, а через день по Митькиному наущению они едут в сельсовет и расписываются. Вскоре Дашка срывает с Мишкиного трактора репродукцию картины Рубенса «Союз земли и воды» (там изображена голая баба, по общему мнению, вылитая Нюшка) и сжигает «картинку» в печи из ревности. Мишка в ответ чуть не сбрасывает трактором Дашку, моющуюся в бане, вместе с баней прямо в речку. В результате — трактор поврежден, а на чердаке бани обнаружено незаконно скошенное сено. Сено заодно начинают искать у всех в деревне, доходит очередь и до Ивана Африкановича. Дело привычное.
Митьку вызывают в милицию, в район (за соучастие в порче трактора и за сено), но по ошибке пятнадцать суток дают не ему, а дру-
772
гому Полякову, тоже из Сосновки (там полдеревни Поляковы). Мишка же свои пятнадцать суток отбывает прямо в своей деревне, без отрыва от производства, по вечерам напиваясь с приставленным к нему сержантом.
После того как у Ивана Африкановича отбирают все накошенное тайком сено, Митька убеждает его бросить деревню и уехать в Заполярье на заработки. Не хочет Дрынов покидать родные места, да ведь если Митьку послушать, то другого выхода-то и нет... И Иван Африканович решается. Председатель не хочет давать ему справку, по которой можно получить паспорт, но Дрынов в отчаянии угрожает ему кочергой, и председатель вдруг сникает: «Хоть все разбегитесь...»
Теперь Иван Африканович — вольный казак. Он прощается с Катериной и вдруг весь сжимается от боли, жалости и любви к ней. И, ничего не говоря, отталкивает ее, словно с берега в омут.
А Катерине после его отъезда приходится косить одной. Там-то, во время косьбы, и настигает ее второй удар. Еле живую, ее привозят домой. И в больницу в таком состоянии нельзя — умрет, не довезут.
А Иван Африканович возвращается в родную деревню. Наездился. И рассказывает он чуть знакомому парню из дальней заозерной деревни, как поехали было с Митькой, да он лук продавал и вовремя в поезд вскочить не успел, а билеты-то все у него и остались. Высадили Ивана Африкановича и потребовали, чтобы он в течение трех часов уехал назад, в деревню, а штраф, мол, в колхоз пришлют, да только как ехать, если не на что, — не сказали. И вдруг — поезд подошел и с него слез Митька. Так тут Иван Африканович и взмолился: «Не надо мне ничего, отпусти ты меня только домой». Продали они лук, купили обратный билет, и поехал, наконец, Дрынов домой.
А парень в ответ на рассказ сообщает новость: в деревне Ивана Африкановича баба померла, ребятишек много осталось. Парень уходит, а Дрынов вдруг падает на дорогу, зажимает руками голову и перекатывается в придорожную канаву. Бухает кулаком в луговину, грызет землю...
Рогуля, корова Ивана Африкановича, вспоминает свою жизнь, будто удивляясь ей, косматому солнцу, теплу. Она всегда была равнодушна к себе, и очень редко нарушалась ее вневременная необъятная созерцательность. Приходит мать Катерины Евстолья, плачет над своей ведерницей и велит всем детям обнять Рогулю, проститься. Дрынов просит Мишку зарезать корову, сам не может. Мясо обещают принять в столовую. Иван Африканович перебирает Рогулины потроха, и на его окровавленные пальцы капают слезы.
Детей Ивана Африкановича, Митьку и Ваську, отдают в приют,
773
Антошку — в училище. Митька пишет, чтобы посылали Катюшку нему в Мурманск, только больно мала-то. Остаются Гришка с Марусей да два младенца. И то трудно: Евстолья стара, руки стали худые. Она вспоминает, как Катерина перед смертью, уже без памяти, звала мужа: «Иван, ветрено, ой, Иван, ветрено как!»
После смерти жены Иван Африканович не хочет жить. Ходит обросший, страшный да курит горький сельповский табак. А Нюшка берет на себя заботу о его детях.
Иван Африканович идет в лес (ищет осину для новой лодки) и вдруг видит на ветке платок Катерины. Глотая слезы, вдыхает горький, родимый запах ее волос... Надо идти. Идти. Постепенно он понимает, что заблудился. А без хлеба в лесу каюк. Он много думает о смерти, все больше слабеет и лишь на третий день, когда уже на карачках ползет, вдруг слышит тракторный гул. А спасший своего друга Мишка поначалу думает, что Иван Африканович пьян, да так ничего и не понимает. Дело привычное.
...Через два дня, на сороковой день после Катерининой смерти, Иван Африканович, сидя на могиле жены, рассказывает ей о детях, говорит, что худо ему без нее, что будет ходить к ней. И просит ждать... «Милая, светлая моя... вон рябины тебе принес...»
Он весь дрожит. Горе пластает его на похолодевшей, не обросшей травой земле. И никто этого не видит.
П. Е. Спиваковский
Плотницкие рассказы - Повесть (1968)
Март 1966 г; Тридцатичетырехлетний инженер Константин Платонович Зорин вспоминает, как его, выходца из деревни, унижали городские бюрократы и как когда-то возненавидел он все деревенское. А теперь тянет назад, в родную деревню, вот и приехал он сюда в отпуск, на двадцать четыре дня, и хочется баню топить каждый день, но его баня слишком стара, а восстановить ее в одиночку, несмотря на плотницкую закваску, приобретенную в школе ФЗО, Зорин не может и поэтому обращается за помощью к соседу-старику Олеше Смолину, да только тот не спешит приниматься за дело, а вместо этого рассказывает Зорину о своем детстве.
Родился Олеша, как Христос, в телячьем хлеву и как раз на самое
774
Рождество. А грешить его заставил поп: не верил, что у Олеши нет грехов, и больно драл за уши, вот и решил тот согрешить — украл отцовский табак и стал курить. И тут же покаялся. А как начал Олеша грешить, жить стало легче, стегать враз перестали, но только пошла в его жизни с тех пор всякая путанка...
На следующий день Зорин и Смолин, взяв инструменты, идут ремонтировать баню. Мимо них проходит сосед, Авинер Павлович Козонков, сухожильный старик с бойкими глазами. Олеша разыгрывает Авинера, говоря, что у того корова якобы нестельная и что он останется без молока. Козонков, не понимая юмора, злится и угрожает Олеше, что напишет куда следует про сено, накошенное Смолиным без разрешения, и что сено у него отберут. В ответ Олеша говорит, что Авинер с разрешения сельсовета косит на кладбище — покойников грабит. Смолин и Козонков окончательно ссорятся, но когда Авинер уходит, Олеша замечает: всю жизнь у них с Авинером споры. С малолетства так. А жить друг без дружки не могут.
И начинает Смолин рассказывать. Олеша и Авинер — одногодки. Как-то ребята делали птичек из глины и фуркали — кто дальше. А Авинер (тогда еще Виня) набрал глины больше всех, насадил на ивовый прут да прямехонько в Федуленково окно, стекло так и брызнуло. Все, конечно, бежать. Федуленок — из избы, а Виня один на месте остался и только приговаривал: «Вон оне в поле побежали!» Ну, Федуленок и ринулся за ними, и Олешу настиг. Да и прикончил бы, если б не Олешин отец.
В двенадцать лет Винька и Олеша приходскую школу кончили, так Винька на своем гумне все ворота матюгами исписал — почерк у него был, как у земского начальника, а от работы Винька старался увильнуть, даже плуг отцовский портил, лишь бы навоз в борозду не кидать. И когда его отца пороли за неуплату податей, Виня бегал глядеть, да еще и хвастался: видел, дескать, как тятьку пороли и он на бревнах привязанный дергался... А потом отправился Олеша в Питер. Там мастера-плотники били его сильно, но работать научили.
После стычки с Олешей Авинер в бане не показывается. Зорин, услышав, что к Козонкову приехала дочь Анфея, отправляется в гости. Авинер поит своего шести- или семилетнего внука водкой, а сам, пьяный, рассказывает Зорину о том, как ловок он был в молодости — обманывал всех вокруг и даже из-под углов только что заложенной церкви деньги вытащил.
На следующее утро Олеша на баню не является. Зорин идет к нему сам и узнает, что от Олеши требуют идти в лес — рубить ветошный корм (это результат козней Козонкова: он ведь и про работу
775
магазина каждую неделю жалобу строчит). Только после обеда Зорин приходит ремонтировать баню и снова начинает рассказывать. На этот раз про то, как Козонков захотел жениться, да невестин отец отказал ему: на Авинеровых розвальнях завертки веревочные, так на первой же горушке, глядишь, завертка-то и лопнет...
Потом Олеша рассказывает про свою любовь. У Таньки, Федуленковой дочки, коса густая была, ниже пояса. уши белые. А глаза — даже и не глаза, а два омутка, то синие, то черные. Ну, а Олеша робок был. И как-то в Успеньев день после праздника мужики напились, а парни спали на повети неподалеку от девок. Винька тогда пьяным прикинулся, а Олеша стал проситься под полог, где собирались спать Олешина двоюродная да Танька. Тут двоюродная-то и шмыгнула в избу: самовар, дескать, забыла закрыть. И назад не вышла — догадливая она была. А Олеша, весь от страха дрожа, — к Таньке, да та стала уговаривать его уйти... Олеша сдуру и пошел на улицу. Проплясался, а когда уже под утро зашел на поветь, услышал, как Винька под пологом его Таньку жамкает. И как целуются. А двоюродная, обсмеяв Олешу, сказала, что Танька велела его найти, да только где сыскать-то? Будто век не плясывал.
Олеша заканчивает свой рассказ. Мимо проезжает грузовик, водитель оскорбляет Смолина, однако Олеша лишь восхищается им: молодец, сразу видно — нездешний. Зорин, злясь и на водителя и на беззлобие Смолина, уходит не попрощавшись.
Козонков, придя к Смолину, рассказывает, как с восемнадцатого года стал он правой рукой Табакова, уполномоченного финотдела РИКа. И сам с колокольни колокол спехивал, да еще и маленькую нужду оттуда справил, с колокольни-то. И в группке бедноты, созданной, чтоб вывести кулаков на чистую воду и открыть в деревне классовую войну, Авинер тоже участвовал. Так теперь товарищ Табаков, говорят, на персональной живет, и Козонков интересуется, нельзя ли и ему тоже персональную? Вот и документы все собраны... Зорин смотрит документы, но их явно недостаточно. Авинер жалуется, что посылал, дескать, заявление на персональную в район, да затеряли там: кругом одна плутня да бюрократство. А ведь Козонков, считай, с восемнадцатого года на руководящих работах — и секретарем в сельсовете, и бригадиром, два года «зав. мэтээф работал, а потом в сельпе» всю войну займы распространял. И наган у него был. Как-то повздорил Козонков с Федуленком — наганом грозил, а потом добился, чтоб того в колхоз не приняли: две коровы, два самовара, дом двоежилой. И тут Федуленка, как единоличника, таким налогом обложили... Авинер уходит. Дом Федуленка, где была контора колхоза,
776
глядит пустыми, без рам, окошками. А на князьке сидит и мерзнет нахохленная ворона. Ей ничего не хочется делать.
Отпуск Зорина подходит к концу. Олеша работает на совесть и потому медленно. И рассказывает он Зорину, как направляли их, бывало, на трудгужповинность — дороги строить, как гнали то на лесозаготовку, то на сплав, а потом еще надо было в колхозе хлеб посеять, да только получалось на четыре недели позже нужного. Вспоминает Олеша, как пришли описывать имущество Федуленка. Дом — с молотка. Всю семью — в ссылку. Когда прощались, Танька к Олеше при всем народе подошла. Да как заплачет... Увезли их в Печору, было от них в первое время два или три письма, а потом — ни слуху ни духу. Олеше тогда Винька Козонков кулацкую агитацию приписал, и мучили Смолина сильно. Да и теперь Олеша не решается рассказать Зорину все до конца — тот ведь «партейный».
Баня оказывается готовой. Зорин хочет рассчитаться с Олешей, но тот будто не слышит. Потом они вместе парятся. Зорин специально для Олеши включает транзистор, оба слушают «Прекрасную мельничиху» Шуберта, а затем Зорин дарит транзистор Олеше.
Перед отъездом к Зорину приходят Олеша и Авинер. Выпив, они начинают спорить о коллективизации. Олеша говорит, что в деревне было не три слоя — кулак, бедняк и середняк, — а тридцать три, вспоминает, как в кулаки записали Кузю Перьева (у него и коровы-то не было, да только Табакова обматерил в праздник). А по словам Авинера, Смолина самого следовало бы вместе с Федуленком — под корень: «Ты контра была, контра и есть». Доходит до драки. Авинер стучит о стену Олешиной головой. Появляется Настасья, жена Олеши, и уводит его домой. уходит и Авинер, приговаривая: «Я за дисциплинку родному брату... головы не пожалею... Отлетит в сторону!»
У Зорина начинается грипп. Он засыпает, потом встает и, пошатываясь, идет к Смолину. А там сидят и мирно беседуют... Авинер и Олеша. Смолин говорит, что оба они в одну землю уйдут, и просит Авинера, если Олеша умрет раньше, сделать ему гроб честь по чести — на шипах. И Козонков просит Смолина о том же, если Олеша его переживет. А потом оба, клоня сивые головы, тихо, стройно запевают старинную протяжную песню.
Зорин не может им подтянуть — он не знает ни слова из этой песни...
П. Е. Спиваковский
Михаил Михайлович Рощин р. 1933
Валентин и Валентина - СОВРЕМЕННАЯ ИСТОРИЯ В ДВУХ ЧАСТЯХ, С ПРОЛОГОМ Пьеса (1971)
Действие происходит в наши дни в большом городе.
Комната в стиле пятидесятых годов. Вечерний чай. В кресле бабка Валентины, рядом Валина мать, у зеркала — Женя, старшая сестра. Ждут Валю. Мать возмущается. Ей кажется, что Валя слишком распущена: в метро та шла в обнимку с молодым человеком. Мать думает, что Валя бросит институт, искалечит себе жизнь, будет голодать, плодить нищих. Женя пытается ей объяснить, что еще ничего страшного не происходит, что так все сейчас ходят, но мать не хочет ничего слушать.
Валентина приходит домой. Мать сразу же начинает ее отчитывать. Говорит, что она катится по наклонной плоскости, что у нее никакого стыда не осталось, что из-за глупой ошибки она может сломать себе жизнь, что она принимает за любовь совсем другое, что в восемнадцать лет «мальчик» не имеет права жениться. Валя говорит, что мать так к нему относится, потому что его мать — проводница, а выбирать — выгодно-невыгодно — она не будет. У них целых три комнаты, неужели не найдется места для него? Но мать кричит, чтобы они и не надеялись, что нечего зариться на их жилплощадь, просит Валю запомнить, что у той ничего нет, и пока она
778
живет с ними, она должна делать так, как хотят они. Она запрещает Вале даже видеться с мальчиком. Валя убегает.
Квартира Валентина. Его мать — Лиза тоже не в восторге от его намерения жениться. Она ничего не имеет против самой Вали и против их встреч, но она считает, что жениться сыну рано. Слишком трудно они живут, а начинать в его возрасте с нуля — еще труднее. Им негде будет жить, нечего есть. Лиза боится, что Валентина не станет жить с ними в трудностях, а ее семья никогда не примет ее сына. Впрочем, свободу выбора она сыну оставляет. Валентин провожает мать в рейс, обещая заботиться о сестренках. К нему заходит Катя, соседка. Катя влюблена в него. Лиза считает, что она лучшая пара для Валентина, чем Валя, потому что Катя из их среды. Но сын иного мнения. Катя уезжает в деревню, и Валентин просит ее оставить ему ключи.
Приходит Валентина. Сначала они только и говорят, что о своих чувствах. Потом Валя спрашивает, как же они будут жить. Валентин говорит, что переведется на заочное, пойдет на работу. Люди ведь даже умирали ради любви! Валя страдает из-за того, что ей приходится постоянно всех обманывать, что ее не понимают. Валентин боится, что она не выдержит, сломается.
Валентин у друзей. Они узнают обо всей ситуации и решают собрать им в помощь деньги, чтобы было с чего начинать. Хотят также снять для молодых комнату. В это время сестра Вали — Женя берет ее с собой на вечеринку. Там Валя знакомится с молодым морским офицером Александром Гусевым. Он холост и ищет себе подругу жизни, благо в материальном отношении у него все идет как по маслу. Предлагает Вале выйти за него замуж, но та говорит, что любит другого.
Проходит неделя. Комната Кати. Всю неделю Валя потихоньку уносила из дома вещи и прятала их здесь. Вчера она на все решилась, не пошла домой, послала туда подругу, чтобы сказать, что не придет ночевать. Валентин рассказал все своей матери, та взяла ключ и все устроила, сказала, что не оставит их. Валя неожиданно говорит Валентину, что никуда подругу не посылала, ничего родителям не говорила: соврала, что готовится к зачету у другой подруги. Ей стыдно, что она просыпается в чужом доме, что она стала другой, что родители, наверное, уже ищут ее.
Лиза рассказывает своей подруге и приятелю, которые пьют у нее на кухне, про своего сына. Рита и Володя поддерживают ее. Володя даже хочет помочь молодым деньгами. Неожиданно приходят Женя и мать Валентины. Лиза извиняется за друзей, а мать Валентины в
779
ужасе, что ее дочь ходит в такое место, Женя извиняется за мать. Мать Валентины считает, что их детям рано жениться, что их надо развести, не пускать друг к другу. Лиза с ней не согласна. По ее мнению, лучше поддержать детей, чтобы не покалечить им души. Лизе жаль Валентину даже больше сына. Входят Валентин и Валентина. Мать дает Валентине пощечину и говорит, что из-за нее умирает бабушка. Валя не может не пойти с ними. Лиза хочет, чтобы Валентин их догнал, но тот отказывается.
Валентин приходит к друзьям, которые уже собрали для них деньги, сняли комнату. Валентин сообщает, что все их хлопоты напрасны.
Валентина дома, лежит в постели, у нее температура, озноб, дрожь. Она не хочет никого видеть. Мать обманула ее: бабушка и не думала умирать. Это был лишь предлог, чтобы Валя вернулась домой. Вале говорят, что все делают только ради ее счастья. Валя вскакивает с постели и хочет идти к Валентину. Мать запрещает ей уходить из дома. Женя вступается за Валю. Говорит, что ее жизнь уже сломали, Валину она сломать не даст. Мать сдается, распахивает дверь, говорит, что устала и что больше не может. Валя не уходит: она не может «добить» мать.
Валентин возвращается домой. Володя говорит ему, что он должен бороться за свою любовь, что он должен пойти к Вале, жениться на ней, а с работой и жильем Володя поможет. Валентин и его друг пытаются позвонить Вале с улицы, но у нее не отвечает телефон. Прохожий рассказывает ребятам о любви. Он говорит, что любовь — это когда ничего не стыдно, ничего не страшно. Когда ждут и верят, что человек все равно придет. Ребята ошеломлены. Валентин хочет побыть один.
Появляется Валентина... Первую победу они одержали.
Ю. В. Полежаева.
Андрей Андреевич Вознесенский р. 1933
Авось!
ОПИСАНИЕ В СЕНТИМЕНТАЛЬНЫХ ДОКУМЕНТАХ,
СТИХАХ И МОЛИТВАХ СЛАВНЫХ ЗЛОКЛЮЧЕНИЙ
ДЕЙСТВИТЕЛЬНОГО КАМЕР-ГЕРРА НИКОЛАЯ РЕЗАНОВА,
ДОБЛЕСТНЫХ ОФИЦЕРОВ ФЛОТА ХВАСТОВА И ДОВЫДОВА,
ИХ БЫСТРЫХ ПАРУСНИКОВ «ЮНОНА» И «АВОСЬ», САН-ФРАНЦИССКОГО КОМЕНДАНТА ДОН ХОСЕ ДАРИО
АРГУЭЛЬО, ЛЮБЕЗНОЙ ДОЧЕРИ ЕГО КОНЧИ С ПРИЛОЖЕНИЕМ КАРТЫ СТРАНСТВИЙ НЕОБЫЧАЙНЫХ
Поэма (1971)
«Но здесь должен я Вашему Сиятельству зделать исповедь частных моих приключений. Прекрасная Консепсия умножала день ото дня ко мне вежливости... которые кончились тем, что она дала мне руку свою...»
Письмо Н. Резанова Н. Румянцеву 17 июня 1806 г.
(ЦГИА, ф. 13, с. 1, д. 687)
«Пусть как угодно ценят подвиг мой, но при помощи Божьей надеюсь хорошо исполнить его, мне первому из Россиян здесь...»
Н. Резанов — директорам Русско-амер. компании
6 ноября 1805 г.
781
ВСТУПЛЕНИЕ. Наша шхуна называется «Авось». «Авось» — это наша вера и наш девиз. Нас мало, мы врозь, у нас ноль шансов против тысячи, но мы выживаем, мы осиливаем на «Авось». Когда «Аве Мария» бессильна, атеистическую Россию выручает сверхъестественное «Авось». «Авось» вывезет и выручит. А когда мы откинем копыта, про нас напишет стишки стихотворец с фамилией, начинающейся на «Авось».
I. ПРОЛОГ. В Сан-Франциско пиратствует «Авось»: дочь губернатора спит у русского на плече. Позавчера ей исполнилось шестнадцать. У портьер, вздев крыла, стоят Католичество и Православие. На посту беседуют Довыдов с Хвастовым.
II. X в а с т о в. А что ты думаешь, Довыдов... Д о в ы д о в. О происхождении видов? Х в а с т о в. Да нет...
III. (Молитва Кончи Аргуэльо — Богоматери.) С сан-францисской колокольни плачет барышня. С ней аукается Ярославна. Нет, Кончаковна!
«Матерь Заступница, укрепи меня. Я полюбила пришельца. Полюбила за славу риска, за то, что учил словам ненашей страны... Я — государственная преступница. Пособи мне, как баба бабе. А впрочем, как можешь понять меня ты — ты, которая не любила?! Как ниша наша вселенная, выбравшая богом твоего сына, плод духа и нелюбви!»
И ответила Непорочная: «Доченька...» И они продолжали шептаться дальше...
IV. X в а с т о в. А что ты думаешь, Довыдов... Д о в ы д о в. Как вздернуть немцев и пиитов? Х в а с т о в. Да нет...
V. (Молитва Резанова — Богоматери.) «Ну, что тебе надо еще от меня? Я был из простой семьи, но выучился. Я открыл новые земли, загубил во имя Твое всю жизнь. Зачем же лишаешь меня последней услады? Она ж несмышленыш...»
И из риз вышла усталая и сказала: «Люблю тебя. Нет сладу. Ну что тебе надо еще от меня?»
VI. Хвастов спрашивает Довыдова, что он думает о резановской бабе, и в этот момент видит в небе на облачке деву.
VII. (Описание свадьбы, имевшей быть 1 апреля 1806 года.) На свадьбе Резанова и Кончи слуги апельсинами в вине обносили не. Ли-
782
ловый поп тесные обручальные кольца им примерил не. Довыдов и Хвастов въехали в обеденный зал на скакунах, и их выводили не. Где эти гости? Ночь пуста. Лишь два нательных креста лежат, перепутавшись.
Архивные документы, относящиеся к делу Резанова Н. П. (комментируют архивные крысы — игреки и иксы)
№ 1. Н. Резанов пишет Н. Румянцеву, что имя Монарха будет более благословляться, когда россияне свергнут рабство чуждым народам...
№ 2. Резанов пишет И. И. Дмитриеву, что ищет новые земли, чтобы расселить там новую расу, создать Третий Мир — без денег и корон. Кстати, просит посодействовать при дворе своей женитьбе на американке.
№ 3. Выписка из истории гг. Довыдова и Хвастова. Из нее следует, что Довыдов и Хвастов стрелялись на дуэли, после этого подружились и вместе махнули к Резанову на Дальний Восток.
Резанов во Втором секретном письме описывает г-на X... который, вступив на новокупленное судно «Юнона», открыл пьянство, которое продолжалось три месяца, и за это время выпил 91/2 ведер французской водки и 2 1/2 ведра крепкого спирта. Споил всех корабельных. По пьяному делу всякую ночь снимался с якоря, но, к счастью, матросы постоянно были пьяны...
Далее идет рапорт Довыдова и Хвастова о присоединении ими к территории империи пяти восточных островов, затем выписка из «Донесения мичмана Давыдова на квартире уже под политическим караулом».
№ 6. «Николай Резанов был прозорливым политиком. Живи Резанов на 10 лет дольше, то, что мы называем сейчас Калифорнией и Американской Британской Колумбией, были бы русской территорией».
Адмирал Ван Дерс (США).
№ 7. Из письма Резанова — Державину. Резанов сообщает, что ему попало в руки очередное переложение оды Горация «Памятник», сделанное «одним гишпанцем». Далее идет сам текст переложения:
«Я — последний поэт цивилизации. Не какой-то определенной, а цивилизации как таковой, поскольку в эпоху духовного кризиса куль-
783
тура становится наипозорнейшим явлением. За эти слова современники меня удавят, а будущие афро-евро-америко-азиаты будут доказывать вздорность моих доводов, сложат новые песни, танцы, напишут новые книги... Вот это будет памятник!»
№ 10. Описание того, как Резанов делал предложение Консепсии, как противились их браку ее родители и как дали, наконец, свое согласие.
№ 11. Резанов — Конче. Резанов рассказывает невесте о России, где поют серебряные соловьи, где у пруда стоит храм Богородицы и его белоснежные контрофорсы, будто лошади, пьют воду со вкусом чуда и чабреца.
Через год они вернутся в Россию — Резанов добьется согласия царя, Папы и отца Кончи!
IX. (Молитва Богоматери — Резанову.) Она признается, что грешна перед природой. Ее не радовали рождественские звоны. Напротив, они казались ей погребальными, звучавшими по ее незарожденной любви. Дух — это именно то, что возникает между двумя любящими, он не отрицает плоть. Поэтому хочется загасить все церкви в обмен на возможность поцеловать губы в табаке.
ЭПИЛОГ. Через год он погибнет в Красноярске. Она скинет мертвый плод и станет первой сан-францисской монахиней.
И. Н. Слюсарева
Евгений Александрович Евтушенко р. 1933
Братская ГЭС - Поэма (1965)
МОЛИТВА ПЕРЕД ПЛОТИНОЙ
«Поэт в России — больше, чем поэт*. Автор подводит итог всему, что случилось прежде, смиренно становясь на колени, просит помощи у великих российских поэтов...
Дай, Пушкин, свою певучесть и свою способность, как бы шаля, жечь глаголом. Дай, Лермонтов, свой желчный взгляд. Дай, Некрасов, боль твоей иссеченной музы, дай силу твоей неизящности. Дай, Блок, свою вещую туманность. Дай, Пастернак, чтобы твоя свеча вовек горела во мне. Есенин, дай на счастье нежность мне. Дай, Маяковский, грозную непримиримость, чтобы и я, прорубаясь сквозь время, смог сказать о нем товарищам-потомкам.
ПРОЛОГ
Мне за тридцать. По ночам я плачу о том, что по мелочам растратил жизнь. У всех у нас одна болезнь души — поверхностность. Мы на все даем полуответы, а силы угасают...
Вместе с Галей мы осенью ехали по России к морю и за Тулой по-
785
вернули на Ясную Поляну. Там мы поняли, что гениальность — это связь высоты с глубиной. Три гениальных человека заново родили Россию и не раз еще родят ее: Пушкин, Толстой и Ленин.
Мы снова ехали, ночевали в машине, и я думал о том, что в цепи великих прозрений, быть может, недостает всего лишь звена. Ну, что же — наш черед.
МОНОЛОГ ЕГИПЕТСКОЙ ПИРАМИДЫ
Я умоляю: люди, украдите мою память! Я вижу, что все в мире не ново, все точь-в-точь повторяет Древний Египет. Та же подлость, те же тюрьмы, то же угнетение, те же воры, сплетники, торгаши...
А что за лик у нового сфинкса под названием Россия? Вижу крестьян, рабочих, есть и писцы — их очень много. А это, никак, пирамида?
Я, пирамида, кое-что тебе расскажу. Я видала рабов: они работали, потом восставали, потом их смиряли... Какой из этого толк? Рабство не уничтожено: по-прежнему существует рабство предрассудков, денег, вещей. Никакого прогресса нет. Человек — раб по природе и не изменится никогда.
МОНОЛОГ БРАТСКОЙ ГЭС
Терпенье России — это мужество пророка. Она терпела — а потом взрывалась. Вот я ковшом экскаватора поднимаю к тебе Москву. Смотри — там что-то случилось.
КАЗНЬ СТЕНЬКИ РАЗИНА
Все жители города — и вор, и царь, и боярыня с боярчонком, и купец, и скоморохи — спешат на казнь Стеньки Разина. Стенька едет на телеге и думает о том, что хотел народу добра, но что-то его подвело, может, малограмотность?
Палач поднимает голубой, как Волга, топор, и Стенька видит в его лезвии, как у безликой толпы прорастают ЛИЦА. Его голова катится, прохрипев «Не зазря...», и смеется над царем.
БРАТСКАЯ ГЭС ПРОДОЛЖАЕТ
А теперь, пирамида, я покажу тебе кое-что еще.
786
ДЕКАБРИСТЫ
Они были еще мальчишками, но звон шпор не заглушал для них чьи-то стоны. И мальчики гневно нашаривали шпаги. Сущность патриота — восстать во имя вольности.
ПЕТРАШЕВЦЫ
На Семеновском плацу пахнет Сенатской площадью: казнят петрашевцев. Надвигают на глаза капюшоны. Но один из казнимых сквозь капюшон видит всю Россию: как буйствует по ней Рогожин, мечется Мышкин, бредет Алеша Карамазов. А вот палачи ничего подобного не видят.
ЧЕРНЫШЕВСКИЙ
Когда Чернышевский встал у позорного столба, ему с эшафота была видна вся Россия, как огромное «Что делать?». Чья-то хрупкая рука бросила ему из толпы цветок. И он подумал: настанет срок, и эта же рука бросит бомбу.
ЯРМАРКА В СИМБИРСКЕ
В руках приказчиков мелькают товары, пристав наблюдает за порядком. Икая, катит икорный бог. А баба продала свою картошку, хватила первача и упала, пьяная, в грязь. Все смеются, тычут в нее пальцами, но какой-то яснолобый гимназист поднял ее и повел.
Россия — не пьяная баба, она родилась не для рабства, и ее не втопчут в грязь.
БРАТСКАЯ ГЭС ОБРАЩАЕТСЯ К ПИРАМИДЕ
Первоосновой революций является доброта. В Зимнем еще пирует Временное правительство. Но вот уже разворачивается «Аврора», вот взят дворец. Всмотрись в историю — там Ленин!
Пирамида отвечает, что Ленин идеалист. Не обманывает только цинизм. Люди — рабы. Это азбучно.
Но Братская ГЭС отвечает, что покажет другую азбуку — азбуку революции.
787
Вот учительница Элькина на фронте в девятнадцатом учит красноармейцев грамоте. Вот сирота Сонька, сбежав от кулака Зыбкова, приходит на Магнитку и становится красным землекопом. У нее латаный ватник, драные опорки, но вдвоем со своим любимым Петькой они кладут БЕТОН СОЦИАЛИЗМА.
Братская ГЭС ревет над вечностью: «Никогда коммунисты не будут рабами!» И, задумавшись, египетская пирамида исчезает.
ПЕРВЫЙ ЭШЕЛОН
Ах, магистраль-транссибирочка! Помнишь, как летели по тебе вагоны с решетками? Было много страшного, но не тужи об этом. Теперь вот на вагонах надпись: «Едет Братская ГЭС!» Едет девчонка со Сретенки: в первый год ее косички будут примерзать к раскладушке, но она выстоит, как все.
Встанет Братская ГЭС, и Алеша Марчук будет в Нью-Йорке отвечать на вопросы о ней.
ЖАРКИ
Идет бабушка по тайге, а в руках у нее цветы. Раньше в этом лагере жили заключенные, а теперь — строители плотины. Окрестные жители несут им кто простыни, кто шанежки. А вот бабка несет букет, плачет, крестит экскаваторы и строителей...
НЮШКА
Я бетоншица, Нюшка Буртова. Меня растила и воспитывала деревня Великая Грязь, потому что я осталась круглой сиротой, потом я была домработницей, работала посудомойкой. Окружающие лгали, крали, но, работая в вагоне-ресторане, я узнавала настоящую Россию... Наконец я попала на строительство Братской ГЭС. Стала бетонщицей, получила общественный вес. Влюбилась в одного гордого москвича. Когда во мне проснулась новая жизнь, тот москвич не признал отцовства. Покончить с собой мне не дала недостроенная плотина. Родился сынок Трофим и стал стройкиным сыном, как я была деревниной дочкой. Мы вдвоем с ним были на открытии плотины. Так что пусть помнят внуки, что свет им достался от Ильича и немножко от меня.
788
БОЛЬШЕВИК
Я инженер-гидростроитель Карцев. Когда я был молод, я бредил мировым пожаром и рубал врагов коммуны. Потом пошел на рабфак. Строил плотину в Узбекистане. И не мог понять, что происходит. У страны как будто было две жизни. В одной — Магнитка, Чкалов, в другой — аресты. Меня арестовали в Ташкенте, и, когда пытали, я хрипел: «Я большевик!» Оставаясь «врагом народа», я строил ГЭС на Кавказе и на Волге, и наконец XX съезд вернул мне партбилет. Тогда я, большевик, поехал строить ГЭС в Братске, Нашей молодой смене скажу: в коммуне места нет для подлецов.
ТЕНИ НАШИХ ЛЮБИМЫХ
В Элладе был обычай: начиная строить дом, первый камень клали в тень любимой женщины. Я не знаю, в чью тень был положен первый камень в Братске, но когда всматриваюсь в плотину, вижу в ней тени ваших, строители, любимых. И я положил первую строчку этой поэмы в тень моей любимой, словно в тень совести.
МАЯКОВСКИЙ
Встав у подножия Братской ГЭС, я сразу подумал о Маяковском: он будто воскрес в ее облике. Он как плотина стоит поперек неправды и учит нас стоять за дело революции.
НОЧЬ ПОЭЗИИ
На Братском море мы читали стихи, пели песню о комиссарах. И передо мной встали комиссары. И я слышал, как в осмысленном величии ГЭС гремит над ложным величием пирамид. В Братской ГЭС мне раскрылся материнский образ России. На земле еще немало рабов, но если любовь борется, а не созерцает, то ненависть бессильна. Нет судьбы чище и возвышенней — отдать всю жизнь за то, чтоб все люди на земле могли сказать: «Мы не рабы».
И. Н. Слюсарева
Виктор Александрович Соснора р. 1936
День Зверя - Роман (1980, опубл. 1994)
«Яуреи уехали в Израиль. / Олени убежали в Финляндию. / Рыба ушла в Японию. / В Столице остались инстанты и диссиденты. Они — боролись».
Так рассказывает о своем времени поэт, живущий в Ленинграде, который он называет Столицей. Впрочем, он все называет по-своему, переиначивая привычные слова, не ведая границ ни географических, ни хронологических. Утром он выходит из своей мансарды в Доме Балета по улице Зайчика Розы (т. е. Зодчего Росси) на Невский, нет — на Несский проспект. В одиннадцать часов там всплывает семиглавое чудовище Несси: «инстанты и диссиденты стоят на коленках и, кланяясь Несси, пьют: инстанты из чаши чести, запивая соусом совести, а у диссидента — стакан сатанинства, пьет, закусывая, жуя манжет. Пьют бормотуху... Там и сям раздаются Идеи!»
Себя самого поэт представляет так: «Я не ел 666 дней: я — пил. Я: Иван Павлович Басманов, мне 437 лет». Басманов — первый советник и клеврет Лжедмитрия, сохранивший ему верность до последней минуты, убитый с мечом в руке. Еще поэт называет себя Геометром, а молодых поэтесс, которые у него учатся, — геометристками. Они часто посещают его мансарду, по утрам он провожает очередную девицу и выпивает яйцо, которое лежит у него в холодильнике, всегда одно.
790
Поэту доступны чудеса. Вот он, «шагая шагами» по городу, доходит до моря им. св. Бельта (т. е. Балтийского моря) и, подобно Христу, идет по волнам. Но его окружают патрульными катерами и вынуждают выйти на берег. «Инстантам» не нужно чуда, они желают, чтобы поэт, как другие, рисовал их портреты, ведь на это они не жалеют «брюалей» (т. е. рублей). Они также лицемерно призывают поэта «исцелять» сограждан. Едва сдерживается поэт, чтобы не ахнуть «инстантов» «млатом-булатом — по башке». Но все же он исцеляет жуткого глухонемого пьяницу Зубикомлязгика, тот обретает слух и речь. Чем исцеляет? Своим собственным страшным видом, поскольку, как и многие вокруг, поэт пребывает в состоянии похмелья и выглядит еще ужаснее других.
«Сложен слог мой», — признается поэт и рассказывает читателям собственную «классическую новеллу» «Остров Патмос». На берегу моря, в палатках, обитает научная экспедиция из трех человек: Юля — специалист по дельфинам, Юлий — «отрок с теодолитом и альпенштоком, диссертант песчинок» и сам автор, он чертит «прутиком на песке, архимедствуя». Юля и Юлий любят друг друга. Юля занимается экспериментами для вооруженных сил, цель — сделать из дельфинов камикадзе. Дельфины умирают один за другим, и автору кажется, что все они совершают самоубийство. У Юлия есть собака Кристя, по требованию Юли он ее убивает, вызывая негодование автора. Ссора приводит к странной и жестокой дуэли: автор и Юлий по очереди прыгают с катера на железный кол. Один из них неизбежно погибнет, «второго полюбит Юля». Погибает Юлий. Юля дарит благосклонность победителю и отправляется в Столицу защищать диссертацию о дельфинах.
Басманов одинок: «К человеческой касте существ я не имею чести себя причислить. Я не человек, а кто я — не знаю». Поэта душат слезы, но плач его слышен лишь секретным службам, от имени которых его навещает начальник жандармов майор Милюта Скорлупко. На следующий день Басманова приглашает в гости высокопоставленная дама Титана Себастьяновна Суздальцева, как выясняется — полковник тайной канцелярии. Из дома «инстантов» Иван Павлович выходит через окно, к которому подают персональный «боинг».
По утрам поэт выходит из дома и посещает «Мороженицу», где «красномясая» Катя торгует алкогольными напитками, где пьют даже одеколон «Красная Москва». «Царюют в Столице лавочники-красномясы. Вся власть у них». Поэт воздвигает Кате памятник «на Несском проспекте, между Эллипсеевским Гастрономом, Публичной Белибердекой, Дворцом Юниоров им. св. Джоуля-Ленца и Театром
791
им. св. Йюшкина». Да, это тот самый памятник Екатерине II. Здесь поэт ежедневно наблюдает жизнь и нравы не меняющихся на протяжении столетий «кровинцев»: такое имя дал он своим соотечественникам, поскольку они «быстры на пролитие крови» и поклоняются Зверю.
Поэту вспоминаются разные истории. Вот «сентиментальная новелла» об «инстанте-идологе», достигшем высоких чинов и жившем со своей молодой женой «от съезда к съезду». Жена изменяет ему с породистым псом, которого ревнивый супруг вероломно убивает. Вот история поэта X., «самородка», задушенного его женой Аленой Кулыбиной, тоже поэтессой. А вот история отважного героя М. Н. Водопьянова, пилота-космонавта. После вынужденной посадки в апельсиновой роще он десять дней питался только апельсинами и теперь страдает странным нервным заболеванием: он мстит апельсинам, покупает, сдирает с них «шкуру живьем» и складывает в шкаф.
Постепенно мы узнаем и о судьбе самого поэта. О его жене Майе — капризной, непредсказуемой, таинственно-женственной. О неверном друге химике Федоре, пытавшемся соблазнить Майю. О похотливом «эстете» Жене Жасьминском. О Льве Толстом — так назван отец Майи: этот «солдат Всех Войн, инстант Тайной Канцелярии» на старости лет сделался исключительным моралистом. Вконец запутавшись в жизни, Майя кончает с собой. «Мы убили Майю... Все мы убийцы», — говорит себе поэт, переживая гибель любимой женщины как собственную смерть. «Три дня я был мертв и вот воскрес». Воскрес, ибо в жизни поэта есть еще одно, особое измерение. В нем он абсолютно свободен и независим, ведет непрерывный диалог с Хлебниковым, Цветаевой, индийским математиком Раманужаном, танцовщиком Вацлавом Нижинским, жившим прежде в том же Доме Балета, где живет теперь поэт. «Завтра Вацлаву Нижинскому исполнится 30 лет и он сойдет с ума». Но за миг до безумия он (а вместе с ним и поэт) успевает сказать: «Я хочу любить, любить. / Я любовь, а не зверство. / Я не кровожадное животное. / Я есть человек. / Я есть человек».
Вл. И. Новиков
Эдвард Станиславович Радзинский р. 1936
104 страницы про любовь - Пьеса (1964)
В молодежном кафе «Комета» поэт читает стихи. Председатель общественного совета кафе пытается устроить обсуждение. Девушка-посетительница хвалит стихи. Для сидящего неподалеку парня это становится поводом для знакомства. Девушку зовут Наташа. Парень представляется как Евдокимов. Он понимает, что нравится Наташе.
На следующий день они опять идут в «Комету». Ночью, выйдя из кафе, пытаются поймать такси для Наташи. Она стюардесса, и утром ей надо на самолет. Евдокимов уговаривает девушку зайти к нему, вызвать такси по телефону. Он наконец-то называет свое имя: Электрон.
Наташа уходит от Евдокимова только утром. Они договариваются о встрече. Лишь после ее ухода Евдокимов замечает записку. Наташа пишет, что встречаться больше не надо.
Евдокимов работает в НИИ. Его сослуживцы и сверстники — Владик и Галя Острецовы. Они влюблены друг в друга. Галя звонит Владику под видом «незнакомки». Руководитель группы Семенов дает разрешение на опыт, разработанный Евдокимовым.
Штурман Лева Карцев неравнодушен к Наташе, но она не дает ему надежды на взаимность. Наташа знает, что другая стюардесса, Ира, любит Леву.
793
<< Пред. стр. 20 (из 25) След. >>
Список литературы по разделу