<< Пред.           стр. 22 (из 25)           След. >>

Список литературы по разделу

 А в середине мая колхозный электрик Митька в одной из глубо­ких песчаных пещерок обнаружил Холюшину гармошку. Она была до отказа набита бумажками. Эго были квитанции-обязательства на по­ставку государству молока, мяса, масла, яиц, шерсти, картофеля, жив-сырья и пушнины. «Народный коммисариат... Министерство финансов... Государственный банк... на основании постановления... Вы обязаны... Квитанция № 328857 принято от Вихлянцева... в Фонд обороны страны на сумму руб. две тысячи пятьсот... 16 августа 1941 года... 1937... 1939... 1952... 1960... 1975... Вы обязаны сдать молока базисной жирности (3,9 %) 115 литров или масла топленого 4600...»
 Митька сжег всю эту «канцелярию», а гармошку закопал — от греха подальше. На хуторе купил он четвертинку и отправился на Холюшино подворье...
 М. В. Чудова
 Анатолий Андреевич Ким р. 1939
 Соловьиное эхо - Повесть (1980)
 В дождливую летнюю ночь 1912 г. на одной из пристаней Амура па­роход оставляет в одиночестве молодого человека. Это немец Отто Мейснер, магистр философии, питомец Кенигсбергского университе­та. Невнятное чувство, будто он когда-то бывал здесь, хранится в его душе. Ему кажется, что он является двойником другого Отто Мейснера, который уже существовал давным-давно или будет существовать в грядущие времена. Отто Мейснер трогает в кармане рекомендатель­ное письмо к здешнему скупщику опиума корейцу Тяну от хабаров­ского купца Опоелова. С купцом имел давние и большие дела дед Отто, Фридрих Мейснер. В предписании, которое дед составил перед путешествием для внука, много пунктов. Цель посещения Дальнего Востока — изучение производства опиума и возможностей монополь­ного охвата торговли этой продукцией, а также получение еще одного полезного знания для молодого ищущего ума.
 Словно Харон, у пристани появляется старик в лодке. У него и спрашивает Отто Мейснер, как найти купца Тяна. Провожатые ведут магистра в село над высоким берегом. В доме купца Отто слышит женский плач и причитания. Прочитав письмо, купец оставляет гостя в отведенной ему комнате. Укладываясь спать, Отто мысленно желает своему деду доброй ночи.
 843
 После утреннего туалета Отто готовит на спиртовке кофе, запах которого распространяется по всему дому. Приходит хозяин, расска­зывает о своей беде: тяжело больна и находится при смерти его млад­шая дочь. Но Тян уверяет гостя, что сделает для него все так, как пишет в письме Опоелов. Кореец уходит, но спустя некоторое время возвращается и просит чашку кофе. Оказывается, умирающая восемнадцатилетняя девушка хочет попробовать то, что так удивительно пахнет. Отто заваривает новый кофейник и несет его девушке. И за время, пока тоненькая струйка кофе льется в фарфоровую чашку, рас­сказывающий эту историю через много лет внук Отто Мейснера видит все, что осуществится между его дедом и распростертой перед ним на одре болезни корейской девушкой Ольгой.
 Больная поправляется. И купец Тян теперь в полной мере уделяет внимание гостю, обучая его хитрым секретам выращивания мака.
 Однажды ночью Отто долго слушает соловьиное пение и во сне видит свое объяснение с Ольгой. Над водами Стикса, на высоком мосту, под которым слышится глухое покашливание оставшегося без работы Харона, они встречаются, и Ольга говорит о том, что она от­ныне и навеки принадлежит только ему, Отто, и предлагает бежать вместе из родительского дома. И уже не во сне, а наяву вскоре они обсуждают план бегства. Ольга уезжает из дома — якобы погостить к родне, в другом селе садится на пароход. К прибытию этого парохода Отто прощается с хозяином и отплывает — уже вместе с Ольгой. После первого поцелуя Ольга подходит к окну каюты, чтобы в пос­ледний раз посмотреть на родной берег. И видит приникшую к стек­лу старшую сестру. Сестра бросается в воду и кричит: «Ты еще вернешься ко мне, Ольга! Вот увидишь!»
 На второй день беглецы сходят с парохода и венчаются в церкви большого села. На высоком берегу, под яблоней, на походной кровати Отто укладывает свою жену спать. А сам смотрит в небо, разговари­вая с одной из звезд — со своим будущим внуком.
 В Чите, куда привозит Отто свою жену, он живет у доверенного лица своего деда, владельца пушных факторий Ридера. Это время — лучшее в жизни молодых супругов. К Рождеству выясняется, что Ольга носит в себе еще одну жизнь. Отто ничего не таит в своих письмах к деду и получает в ответ сдержанные поздравления. Дед на­поминает: кроме личного счастья, человек не должен забывать о своем высшем предназначении, о своих обязанностях и рекомендует внуку продолжить путешествие, чтобы изучить асбестовые месторож­дения Тувы и байкальские промыслы омуля. В Иркутске у Ольги рождается первенец. Это событие заставляет Отто отложить на долгое время все дела, и лишь к концу августа они выезжают в Туву.
 844
 Ничто так не обнаруживает могучей связи людей через любовь, как минута смертельной опасности. Зимой, когда Мейснеры едут в степи на санях с возницей-хакасом, на них нападают волки. Ольга склоняется под огромным тулупом над ребенком, хакас дико рвет вожжи, Отто отстреливается от наседающих волков. Теряя одного хищника за другим, стая медленно отстает.
 И вот уже новый возница сидит в повозке, и запряжена она тремя большими волками, которых убил в схватке магистр филосо­фии, и набирают они высоту над землей, изумленно глядя на проплы­вающий мимо небесный мир. Так представляет своих деда с бабкой рассказчик этой истории, один из многочисленных огненно-рыжих внуков — рыжими волосами и корейскими чертами лица наградили своих потомков Отто с Ольгой.
 Война застает Мейснеров в приволжском городке. Путешествую­щий в глуби России немец вызывает подозрения, и Отто сам решает идти в полицию, чтобы объясниться с властями и сдать револьвер. Провожая его, Ольга чувствует, как шевельнулся под сердцем второй ребенок. По дороге Мейснер встречает огромную толпу манифестан­тов, и лишь чудом «тевтон», как угрожающе кричат ему из толпы, из­бегает слепой расправы. Отто уходит из города, к восточной стороне горизонта, и стреляется на краю далекого ржаного поля, не испытав в этот момент ничего, кроме чувства вины перед женой и несильной физической боли. Хозяин дома, где жили Мейснеры, уходит на фронт, дома остается его бездетная жена Надя, с которой Ольга и пережива­ет войну, революцию и поволжский голод. В двадцать пятом году Ольга с детьми возвращается на Дальний Восток к сестре, подтвердив
 ее предсказание.
 Рассказчик этой истории, внук Отто Мейснера и Ольги, после из­мены своей жены уезжает из Москвы, поселяется в приволжском татарском селе и работает в местной школе. По ночам он слушает со­ловьиные концерты, словно доносящиеся эхом из прошлого, мыслен­но беседует со своим дедом Отто Мейснером о том, что все в этом мире имеет причину и свое особенное значение. И это знание, от­крывшееся в их беседах, можно передать даже неродившимся своим златоголовым внукам — «для того и живут, гремят, бегут сквозь про­зрачное земное время благозвучные человеческие письмена».
 В. М. Сотников
 Валерий Георгиевич Попов р. 1939
 Жизнь удалась
 Повесть (1977)
 Это трагифарсовая, гротескная повесть, состоящая из десятка устных новелл. Сам автор рассказывает ее так: «Живут трое друзей, познако­мившихся еще в институте. Постепенно жизнь их разводит. Вдруг двое узнают, что третий провалился под лед недалеко от Ленинграда, в январе. Друзья приезжают его помянуть и вспоминают всю свою жизнь. А утром он выходит из-подо льда живой, здоровый и с рыбой под мышкой: оказывается, воду из-подо льда скачали и он спокойно просидел на сухом дне всю ночь. Автор хотел сказать, что умирать не­обязательно».
 Автор хотел сказать также, что жизнь человеку дается единожды и глупо не полюбить ее, свою единственную. Еще глупее расходовать ее на такие мелкие, скучные вещи, как борьба, зависть: делать надо только то, что приносит наслаждение. Нет ничего, что нельзя было бы сделать за час. Можно локализовать несчастье, а не считать, что из-за него обрушилась вся твоя жизнь. Можно не натыкаться на пру­тья решетки, а спокойно проходить между прутьями. Такими афо­ризмами изъясняется автор, так думают и его герои.
 Фрагментарная, со свободными перемещениями во времени и «сожженными мостиками» между главами (тоже авторское опреде­ление), повесть начинается как чистая фантастика, веселая, увлека-
 846
 тельная, ничем не омраченная. Герои — Леха, Дзыня и повествова­тель, излюбленная троица Попова, — острят и каламбурят, дружат и влюбляются, кое-как учатся в архитектурном (хотя трудятся исклю­чительно по вдохновению), а недостающие деньги (которых вечно не хватает) получают у слона в зоопарке — он им просто протягивает хоботом по сотне в случае необходимости. К сожалению, один из друзей автора — Леха выступает подлинным кузнецом своего несчас­тья: всегда принципиально выбирает в жизни самый трудный путь. Прежде за ним всюду ходили муравьи, которых он привел за собой в город из родной деревни. Потом колонна муравьев, изогнувшись во­просительным знаком, уходит от Лехи, который их стыдится: первый раз так наглядно видел, изумляется автор, как от человека его счастье уходит! С уходом муравьев заканчиваются и гротески: веселый еж уже не предлагает главному герою освежиться лягушкой с похмелья, слон не дает денег, жизнерадостные хомячки не знакомят с прекрас­ными девушками... С хомячком связана история женитьбы главного героя. Пока Леха поглощен борьбой, а Дзыня — карьерой (вследст­вие чего первый озлобляется, а второй обюрокрачивается), герой-по­вествователь пытается сохранить молодое легкомыслие. На улице он видит хомячка, стремительно бегущего куда-то от хозяйки. Эта хо­зяйка и становится женой поповского протагониста — после увлека­тельного, веселого и необычного романа, когда для свиданий исполь­зуется комнатка безногого инвалида, страшно гордого своим участием в чужом счастье.
 Молодость, однако, проходит, и «Жизнь удалась» превращается во вполне реалистическое повествование. Герой, больше всего озабочен­ный тем, чтобы никого не уязвить, никому не создать неловкости своей тоской или недовольством, отнюдь не получает от окружающих воздаяния за свою легкость и необременительность. Все переваливают на него свои проблемы. Жизнь с родителями жены — не праздник, работа все более рутинна, а любимый афоризм «Хата богата, супруга упруга» все меньше соответствует действительности. Наконец, герой заболевает: это рецидив давней болезни желудка, которую когда-то, в молодости, удалось вылечить с прямо-таки волшебной легкостью. Те­перь ничего волшебного нет: болеют все — жена, дочь, песик; для героя дело и вовсе пахнет смертью; молодого врача, который когда-то делал ему операцию, теперь можно заполучить исключительно за большую взятку... Правда, и тут все разрешается почти чудесным об­разом: врач, несмотря на всю занятость и маститость, по старой па­мяти оперирует героя и тем спасает. Но жизнь его блекнет на глазах: быт, усталость, скука, отсутствие жизнерадостных и симпатичных то-
 847
 варищей превращают единственную и такую было удавшуюся жизнь в унылое и тоскливое выживание.
 Вся вторая часть повести — тоска по легкости и веселью, по той «философии счастья», которой пронизана ранняя проза Попова и его главная книга. Восторженное удивление перед миром, любовь к вещам и помещениям, назначение которых таинственно и непонят­но, — все это девается неизвестно куда. Даже паучок в квартире героя, который умеет писать, окунаясь в чернила, — и тот пишет унылую фразу: «Хоть бы пальто жене купил, подлец!» И герой, все глубже погружаясь в так называемую Настоящую Жизнь, в которой есть место подвигу, но нет места радости, — все чаще думает про себя: «Эх, жи-зень!» К тому же и друзья подставляют его на каждом шагу, вечно выезжая на его горбу и за его счет.
 Некое возвращение иллюзий, дружественности, надежды наблюда­ется лишь во вполне катартическом финале повести, когда три друга, постаревшие и с трудом находящие темы для разговора, встречаются на даче у главного героя (той самой даче, которую когда-то во время своей свадьбы спалил Леха). Дом с тех пор отстроился, да и дружба, как выясняется, никуда не делась. После долгих и безуспешных попы­ток растопить печку друзья мрачно собираются спать, но тут печка разгорается сама собою, безо всяких усилий со стороны наших дачни­ков. И среди этой идиллии, вспоминая молодость и чувствуя прилив взаимной нежности, Леха, Дзыня и автор смотрят, как розовые волны бегут по потолку.
 Д. Л. Быков
 Иосиф Александрович Бродский 1940-1996
 Посвящается Ялте - Поэма (1969)
 Несколько человек, подозреваемых в убийстве, дают показания следо­вателю, которые приводятся в том порядке, в котором они снима­лись. Вопросов следователя мы не слышим, но реконструируем их по содержанию ответов допрашиваемых.
 Человек, привлеченный в качестве свидетеля или подозреваемого к расследованию дела об убийстве, отвечает на вопросы следователя. Из его ответов следует, что субботним вечером его знакомый должен был прийти к нему, чтобы разобрать шахматный этюд Чигорина, о чем они условились во вторник по телефону. Однако в субботу днем его приятель позвонил и сообщил, что не сможет прийти вечером. Даю­щий показания говорит, что не заметил по телефону в голосе собесед­ника следов волнения, а некоторую странность произношения объяс­няет только следствием контузии. Разговор протекал спокойно, его знакомый извинился, и они условились встретиться в среду, предвари­тельно созвонившись. Разговор состоялся около восьми часов, после чего он попытался разобрать этюд в одиночку и сделал ход, который ему посоветовал приятель, но ход этот смутил его своей нелепостью, странностью и каким-то несоответствием манере игры Чигорина, ход, сводивший на нет самый смысл этюда. Следователь называет какое-то имя и спрашивает, говорит ли оно что-нибудь допрашиваемому. Вы-
 849
 ясняется, что он был с этой женщиной в связи, но они расстались пять лет назад. Он знал, что она сошлась с его приятелем и партне­ром по шахматам, но предполагал, что тот не догадывается об их прежних взаимоотношениях, так как сама женщина едва ли стала бы ему об этом рассказывать, а ее фотографию он предусмотрительно убирал перед его приходом. Об убийстве он узнал в ту же ночь. Эта женщина сама позвонила и сообщила. «Вот у кого взволнованный был голос!»
 Следующей дает показания женщина, которая сообщает, что на протяжении последнего года она виделась с убитым редко, не чаще двух раз в месяц, и каждый раз он заранее предупреждал ее звонком о своем приходе, чтобы не возникло накладок: ведь она работает в те­атре, а там возможны всякие неожиданности. Убитый знал, что у нее появился мужчина, отношения с которым серьезны, но, несмотря на это, иногда встречалась с ним. Он, по ее словам, был странным и не­похожим на других, во время встреч с ним весь мир, все вокруг для нее как будто переставало существовать, «на поверхности вещей — как движущихся, так и неподвижных — вдруг возникало что-то вроде пленки, вернее — пыли, придававшей им какое-то бессмыслен­ное сходство». Именно это привлекало ее в нем и заставляло не по­рывать окончательно, даже во имя капитана, с которым она намерена была связать свою судьбу. Она не помнит, когда и где познакомилась с убитым, кажется, это произошло на пляже в Ливадии, но очень хо­рошо помнит его слова, с которых началось их знакомство. Он сказал: «Понимаю, как я вам противен...» Ей ничего не известно о его семье, он не знакомил ее и со своими друзьями, и она не знает, кто убил его, но это явно не его партнер по шахматам, этот безвольный чело­век, тряпка, который «сошел с ума от ферзевых гамбитов». Она вооб­ще никогда не могла понять их дружбы. А капитан в тот вечер был в театре, они возвращались вместе и нашли в ее парадном лежащее тело. Сначала из-за темноты они вообразили, что это пьяный, но тут она узнала его по белому плащу, который был в тот момент весь в грязи. Видимо, он долго полз. Потом они внесли его в ее квартиру и позвонили в милицию.
 Следом за женщиной показания дает капитан. Но он боится разо­чаровать следователя, так как ему ничего не известно об убитом, хотя он, по понятным причинам, «ненавидел этого субъекта». Они не были знакомы, он просто знал, что у его подруги бывает кто-то, но кто именно — не знал, а она не говорила, не потому, «чтоб что-то скрыть», а просто ей не хотелось расстраивать капитана, хотя рас­страивать там было особенно нечем, потому что почти год, «как ниче-
 850
 го уже меж ними не было», в чем она сама призналась ему. Капитан поверил ей, но легче ему не стало. Он просто не мог не поверить, и если следователя удивляет, что с таким отношением к людям он имеет четыре звезды на погонах, то пусть не забывает, что это ма­ленькие звезды, а многие из тех, с кем он начинал, уже имеют по две больших. Следовательно, он неудачник и вряд ли по складу характера мог быть убийцей.
 Капитан уже четыре года вдовец, у него есть сын, а вечером в день убийства он был в театре, после спектакля провожал домой свою знакомую, и в ее подъезде они обнаружили труп. Он сразу узнал его, так как однажды видел их вместе в магазине, а иногда встречал его на пляже. Как-то раз он даже заговорил с ним, но тот ответил так пренебрежительно, что капитан почувствовал прилив ненависти и даже ощутил, что может убить его, но тогда, по счастью, он еще не знал, с кем разговаривает, так как даже не был знаком с женщиной. Больше они не встречались, а потом капитан познакомился с этой женщиной на вечере в Доме офицеров. Капитан признается, что даже рад такому повороту событий, иначе все это могло тянуться вечно, а всякий раз после встреч с этим человеком его подруга была как бы не в себе. Теперь, он надеется, все наладится, так как, скорее всего, они уедут. У него «есть вызов в Академию», в Киев, где ее возьмут в любой театр. Он даже считает, что они еще могут завести ребенка. Да, у него есть личное оружие, еще с войны остался трофей­ный «парабеллум». Да, он знает, что ранение было огнестрельным.
 Рассказывает сын капитана. «В тот вечер батя отвалил в театр, а я остался дома вместе с бабкой». Они смотрели телевизор, была суббо­та, и уроков не нужно было делать. Передача была про Зорге, но он недосмотрел ее. В окно он увидел, что гастроном напротив еще от­крыт, значит, не было десяти, и ему захотелось мороженого. уходя, он положил в карман куртки пистолет отца, так как знал, куда отец прячет ключ от ящика. Он взял его просто так и не думал ни о чем. Он не помнит, как очутился в парке над портом, было тихо, светила луна, «ну, в общем было здорово красиво». Он не знал, который час, но еще не было двенадцати, так как «Пушкин», который в субботу отправляется в двенадцать, еще не отошел, и освещенные цветные окна в танцевальном салоне у него на корме были похожи на изум­руд. Он встретил того человека у выхода из парка и попросил у него папиросу, но мужчина не дал, обозвав его негодяем. «Не знаю, что произошло со мной! Ага, как будто кто меня ударил. Мне словно чем-то залило глаза, и я не помню, как я обернулся и выстрелил в него». Мужчина продолжал стоять на прежнем месте и курить, а по-
 851
 тому мальчик решил, что он не попал. Он закричал и бросился бе­жать. Он не хочет, чтобы об этом рассказали отцу, потому что боит­ся. Пистолет он, вернувшись домой, положил на место. Бабка уже уснула, даже не выключив телевизор. «Не говорите бате! Не то убьет! Ведь я же не попал! Я промахнулся! Правда? Правда? Правда?!»
 В салоне теплохода «Колхида» следователь беседует с кем-то. Они говорят о том, что оказалось трое подозреваемых, что само по себе уже красноречиво, так как положение предполагает, что каждый из них был способен совершить убийство. Но это лишает следствие вся­кого смысла, «поскольку в результате» узнаешь только, кто именно, «но вовсе не о том, что другие не могли...». Да и вообще оказывается, что «убийца тот, кто не имеет повода к убийству...» Но «это — апо­логия абсурда! Апофеоз бессмысленности! Бред!»
 Теплоход отошел от причала. Крым «таял в полночной тьме. Вер­нее, возвращался к тем очертаньям, о которых нам твердит географи­ческая карта».
 Э. Л. Безносов
 Мрамор - Драма (1982)
 Во втором веке после нашей эры в камере тюрьмы сидят два челове­ка — Туллий Варрон и Публий Марцелл. Тюрьма располагается в ог­ромной стальной башне, около километра высотой, и камера Публия и Туллия располагается примерно на высоте семьсот метров. Туллий и Публий не совершали никаких преступлений, но по законам Импе­рии, установленным императором Тиберием, они отбывают пожиз­ненное заключение. Законы эти основываются на статистике, со­гласно которой во все времена в местах заключения находится около 6,7 процента от числа населения любой страны. Император Тиберий сократил это число до 3 процентов, отменил смертную казнь и издал указ, по которому 3 процента должны сидеть пожизненно, независи­мо от того, совершил ли конкретный человек преступление или нет, а определяет, кому сидеть, — компьютер.
 Камера Туллия и Публия представляет собой «нечто среднее между однокомнатной квартирой и кабиной космического корабля». Посреди камеры — стальная опора Башни, проходящая по всей вы­соте, в помещении камеры она декорирована под дорическую колон-
 852
 ну. Внутри ее располагается лифт и шахта мусоропровода. Тела умер­ших узников спускают в мусоропровод, внизу которого расположены стальные ножи сечки, а еще ниже — живые крокодилы. Все это слу­жит мерами предотвращения побегов из тюрьмы. С помощью лифта, расположенного внутри трубы, в камеры подается все необходимое, а также то, что заказывают заключенные, отходы удаляются через мусо­ропровод. Внутри камеры на стеллажах и в нишах стоят мраморные бюсты классических писателей и поэтов.
 Туллий по происхождению римлянин, а Публий — уроженец провинции, варвар, как называет его сокамерник. Это не только ха­рактеристика их происхождения, но и характеристика мироощуще­ния. Римлянин Туллий не протестует против своего положения, но это означает не смирение с участью, а отношение к ней как форме бытия, наиболее адекватной его сущности, ибо отсутствие простран­ства компенсировано избытком Времени. Туллий стоически спокоен и не ощущает утраты того, что осталось за стенами тюрьмы, так как не привязан ни к чему и ни к кому. Такое отношение к миру он счи­тает достойным настоящего римлянина, и его раздражает привязан­ность Публия к житейским наслаждениям. Это называет он вар­варством, мешающим постичь истинный смысл жизни, который за­ключается в том, чтобы слиться со Временем; избавиться от санти­ментов, любви, ненависти, от самой мысли о свободе. Это и должно привести к слиянию со Временем, растворению в нем. Туллия не раз­дражает однообразие тюремного распорядка, так как истинный рим­лянин, по его мнению, не ищет разнообразия, но, напротив, жаждет единообразия, потому что смотрит на все sup sреcie aeternitatis. Идея Рима в его понимании — все доводить до логического конца — и дальше. Все иное называет он варварством.
 Время в камере проходит в постоянных пикировках Туллия и Публия, во время которых Туллий упрекает Публия за его стремление на свободу, которое он также считает проявлением варварства. Побег — это выход их Истории в Антропологию, «или лучше: из Времени — в историю». Идея Башни — это борьба с пространством, «ибо отсутствие пространства есть присутствие Времени». Потому, считает он, Башня так ненавистна Публию, что страсть к пространст­ву — суть варварства, в то время как истинно римской прерогативой является стремление познать чистое Время. Туллий не стремится на свободу, хотя считает, что выбраться из тюрьмы возможно. Но имен­но стремление к возможному и отвратительно для римлянина. Пуб­лию же, по мысли Туллия, проще, как варвару, стать христианином, чем римлянином, потому что из жалости к себе он мечтает либо о
 853
 побеге, либо о самоубийстве, но и то и другое, на его взгляд, отдает идеей вечной жизни.
 Туллий предлагает Публию пари на снотворное, которое положено узникам, что он осуществит побег. Пока Публий спит, Туллий, оста­вив в камере только бюсты Овидия и Горация, сбрасывает в мусоро­провод остальные мраморные изваяния, в расчете, что они своей тяжестью, увеличенной ускорением свободного падения с высоты семьсот метров, разрушат ножи сечки и убьют крокодилов. Потом он запихивает в мусоропровод матрас и подушки и забирается туда сам.
 Проснувшись, Публий замечает в камере что-то неладное и обна­руживает отсутствие бюстов. Он замечает, что Туллий исчез, но не может этому поверить, осознав случившееся. Публий начинает думать о новом сокамернике и по внутреннему телефону сообщает претору, то есть тюремщику, об исчезновении Туллия Варрона. Но выясняется, что претору это уже известно, так как Туллий сам позвонил ему из города и сообщил, что возвращается домой, то есть в Башню. Публий в смятении, и в этот момент в камере появляется Туллий, к изумле­нию Публия, который не может понять, почему Туллий, удачно осу­ществив побег, вернулся, но тот отвечает, что только затем, чтобы доказать, что выиграл пари, и получить выигранное снотворное, кото­рое, в сущности, и есть свобода, а свобода тем самым — снотворное. Но Публию чужды эти парадоксы. Он уверен, что если бы сам сбе­жал, то уж ни за что не вернулся бы, а теперь одним способом побе­га стало меньше. Но Туллий уверяет, что побег всегда возможен, но это доказывает только то, что система несовершенна. Такая мысль может устроить варвара, но не его, римлянина, стремящегося к абсо­люту. Он требует отдать ему выигранное снотворное. Публий просит рассказать, как ему удалось бежать из Башни, и Туллий открывает ему механизм побега и говорит, что идею подсказал как раз ему фла­кон со снотворными таблетками, имеющий, как и мусоропровод, ци­линдрическую форму. Но Публий хочет бежать из тюрьмы не как места жизни, а как места смерти. Свобода ему нужна, потому что она «есть вариации на тему смерти». Но, по мысли Туллия, главный недостаток любого пространства, и в том числе этой камеры, заклю­чается в том, что в нем существует место, в котором нас не станет, время же лишено недостатков, потому у него есть все, кроме места. И поэтому его не интересует ни где он умрет, ни когда это произой­дет. Его интересует только, «сколько часов бодрствования представля­ет собой минимум, необходимый компьютеру для определения» состояния человека как бытия. То есть для определения, жив ли он. И сколько таблеток снотворного он «должен единовременно принять,
 854
 дабы обеспечить этот минимум». Это максимальное бытие вне жизни, считает он, действительно поможет ему уподобиться Времени, «то есть его ритму». Публий недоумевает, зачем Туллию столько вре­мени спать, если заключение их — пожизненное. Но Туллий отвеча­ет, что «пожизненно переходит в посмертно. И если это так, то и посмертно переходит в пожизненно... То есть при жизни существует возможность узнать, как будет там... И римлянин такой шанс упус­кать не должен».
 Туллий засыпает, а Публий пугается предстоящих семнадцати часов одиночества, но Туллий утешает его тем, что, проснувшись, рас­скажет, что видел... про Время... Он просит придвинуть к нему по­ближе бюсты Горация и Овидия и в ответ на упреки Публия, что мраморные классики ему дороже человека, замечает, что человек оди­нок, как «мысль, которая забывается».
 Э. Л. Безносов
 Сергей Донатович Довлатов 1941-1990
 Компромисс - Повесть (1981)
 Главный герой, журналист, оставшись без работы, перелистывает свои газетные вырезки, собранные за «десять лет вранья и притворства». Это — 70-е гг., когда он жил в Таллине. За каждым газетным текс­том-компромиссом следуют воспоминания автора — реальные разго­воры, чувства, события.
 Перечислив в заметке те страны, из которых прибыли специалис­ты на научную конференцию, автор выслушивает от редактора обви­нения в политической близорукости. Оказывается, в начале списка должны идти страны победившего социализма, потом — все осталь­ные. Автору заплатили за информацию два рубля. Он думал — три заплатят...
 Тон заметки «Соперники ветра» о Таллинском ипподроме — праздничный и возвышенный. На самом деле автор без труда догово­рился с героем заметки, жокеем Ивановым, «расписать» программу скачек, и они вдвоем выигрывали деньги, ставя на заранее известного лидера. Жалко, что с ипподромом покончено: «соперник ветра» выпал пьяный из такси и уже несколько лет работает барменом.
 В газету «Вечерний Таллин», в рубрику «Эстонский букварь», герой пишет милые детские стишки, в которых зверь отвечает на рус­ское приветствие по-эстонски. Автору звонит инструктор ЦК: «Выхо­дит, эстонец — зверь? Я, инструктор ЦК партии, — зверь?»
 856
 «Человек родился. ...Человек, обреченный на счастье!..» — слова из заказного репортажа о рождении четырехсоттысячного жителя Талли­на. Герой едет в роддом. Первый новорожденный, о котором он со­общает по телефону редактору, сын эстонки и эфиопа, — «бракуется». Второй, сын еврея, — тоже. Редактор соглашается при­нять репортаж о рождении третьего — сына эстонки и русского, члена КПСС. Привозят деньги для отца за то, чтобы он назвал сына Лембитом. Автор предстояшего репортажа вместе с отцом новорож­денного отмечают событие. Счастливый отец делится радостями се­мейной жизни: «Лежит, бывало, как треска. Я говорю: «Ты, часом, не уснула?» — «Нет, говорит, я все слышу». — «Не много же, говорю, в тебе пыла». А она: «Вроде бы свет на кухне горит...» — «С чего это ты взяла?» — «А счетчик-то вон как работает...» — «Тебе бы, гово­рю, у него поучиться...» Проснувшись среди ночи у своей знакомой, журналист не может вспомнить остальных событий вечера...
 В газете «Советская Эстония» опубликована телеграмма эстонской доярки Брежневу с радостным сообщением о высоких надоях молока, о приеме ее в партию и ответная телеграмма Брежнева. Герой вспо­минает, как для написания рапорта доярки его послали вместе с фотокором Жбанковым в один из райкомов партии. Журналистов принимал первый секретарь, к ним были приставлены две молодые девушки, готовые исполнять любые их желания, спиртное лилось рекой. Конечно, журналисты полностью «воспользовались ситуацией». Они лишь мельком встретились с дояркой — и телеграмма была на­писана в коротком перерыве «культурной программы». Прощаясь в райкоме, Жбанков попросил «для лечения» хотя бы пива. Секретарь испугался — «в райкоме могут увидеть». «Ну и работенку ты себе выбрал», — посочувствовал ему Жбанков.
 «Самая трудная дистанция» — статья на моральную тему о спорт­сменке, комсомолке, потом коммунистке, молодом ученом Тийне Кару. Героиня статьи обращается к автору с просьбой помочь ей «раскрепоститься» в половом отношении. Выступить в роли учителя. Автор отказывается. Тийна просит: «Есть же у тебя друзья-подонки?» «Преобладают», — соглашается журналист. Перебрав несколько кан­дидатур, он останавливается на Осе Чернове. После нескольких не­удачных попыток Тийна наконец становится счастливой ученицей. В знак благодарности она вручает автору бутылку виски, с которой он и отправляется писать статью на моральную тему.
 «Они мешают нам жить» — заметка о попавшем в медвытрезви­тель работнике республиканской прессы Э. Л. Буше. Автор вспомина-
 857
 ет трогательную историю своего знакомства с героем заметки. Буш — талантливый человек, пьющий, не выдерживающий компромиссов с начальством, пользующийся любовью у красивых стареющих жен­щин. Он берет интервью у капитана западногерманского корабля Пауля Руди, который оказывается бывшим изменником Родины, бег­лым эстонцем. Офицеры КГБ предлагают Бушу дать показания, что капитан — половой извращенец. Буш, негодуя, отказывается, чем вы­зывает у полковника КГБ неожиданную фразу: «Вы лучше, чем я думал». Буша увольняют, он нигде не работает, живет с очередной любимой женщиной; у них поселяется и герой. На одну из редакци­онных вечеринок приглашают и Буша — как внештатного автора. В конце вечера, когда все изрядно напились, Буш устраивает скандал, ударив ногой по подносу с кофе, который вносит жена главного ре­дактора. Герою он объясняет свой поступок так: после лжи, которая была во всех речах и в поведении всех присутствующих, по-другому он не мог поступить. Шестой год живя в Америке, герой с грустью вспоминает о диссиденте и красавце, возмутителе спокойствия, поэте и герое Буше, и не знает, какова его судьба.
 «Таллин прощается с Хубертом Ильвесом». Читая некролог о ди­ректоре телестудии, Герое Социалистического Труда, автор некролога вспоминает лицемерие всех, кто присутствовал на похоронах такого же лицемерного карьериста. Печальный юмор этих воспоминаний со­стоит в том, что из-за путаницы, произошедшей в морге, на привиле­гированном кладбище хоронили «обычного» покойника. Но тор­жественную церемонию довели до конца, рассчитывая ночью поме­нять гробы...
 «Память — грозное оружие!» — репортаж с республиканского слета бывших узников фашистских концлагерей. Герой командирован на слет вместе с тем же фотокором Жбанковым. На банкете, после нескольких принятых рюмок, ветераны разговариваются, и оказыва­ется, что не все сидели только в Дахау. Мелькают «родные» названия: Мордовия, Казахстан... Выясняются острые национальные вопросы — кто еврей, кто чухонец, которым «Адольф — их лучший друг». Разря­жает обстановку пьяный Жбанков, водружающий на подоконник корзину с цветами. «Шикарный букет», — говорит герой. «Это не букет, — скорбно ответил Жбанков, — это венок!..»
 «На этом трагическом слове я прощаюсь с журналистикой. Хва­тит!» — заключает автор.
 В. М. Сотников
 858
 Иностранка - Повесть (1986)
 Маруся Татарович — девушка из хорошей советской семьи. Ее роди­тели не были карьеристами: исторические обстоятельства советской системы, уничтожающей лучших людей, заставляли отца с матерью занимать вакантные места, и к концу трудовой биографии они проч­но утвердились в номенклатуре среднего звена. У Маруси было все для счастья: рояль, цветной телевизор, дежурный милиционер у дома. Окончив школу, она легко поступила в Институт культуры, была ок­ружена соответствующими рангу поклонниками. Расплата за семей­ное счастье обрушилась на Татаровичей в лице еврея с безнадежной фамилией Цехновицер, которого Маруся полюбила на девятнадцатом году. Родители не считали себя антисемитами, но представить внуков евреями для них было катастрофой. Неимоверными усилиями они «переключили» Марусю на сына генерала Федорова, которого она тоже полюбила. Молодые люди поженились. Дима Федоров был пе­дантом и быстро надоел Марусе. От скуки она стала ему изменять неразборчиво и беспрерывно. Вскоре молодые супруги развелись. Ма­руся опять стала невестой, девушкой из хорошей семьи. Она полюби­ла знаменитого дирижера Каждана, затем — известного художника Шарафутдинова, затем — прославленного иллюзиониста Мабиса. Все они покинули Марусю. При этом лишь один Каждая ушел из ее жизни деликатно: отравившись миногами, он умер. Поведение ос­тальных чем-то напоминало бегство.
 К этому времени Марусе было под тридцать. Она забеспокоилась, понимая, что еще два-три года, и родить будет поздно. И тут на ее горизонте возник знаменитый эстрадный певец Бронислав Разудалов. У Маруси с ним получилось что-то вроде гражданского брака. Они вместе ездили на гастроли, Маруся вела концерты. Вскоре она не без оснований стала подозревать Разудалова в супружеских изменах. Дру­зья шутили: «Разудалов хочет трахнуть все, что движется...» Маруся впервые задумалась: как жить дальше? Удовольствия порождали чув­ство вины. Бескорыстные поступки вознаграждались унижениями. Получался замкнутый круг... Через год у нее родился мальчик. Разуда­лов ездил на гастроли. Уличенный в очередных изменах, он оправды­вался: «Пойми, мне как артисту нужен импульс...» Маруся испытывала полное отчаяние.
 Тут как в сказке появился Цехновицер. Он дал Марусе почитать «Архипелаг ГУЛАГ» и настоятельно советовал ей эмигрировать. В это время уезжали многие. Пережив драматическое объяснение с родите-
 859
 лями, Маруся фиктивно зарегистрировалась с Цехновицером. Через три месяца они были в Австрии. «Супруг» уехал в Израиль. Дождав­шись американской визы, уже через шестнадцать дней Маруся при­землилась в аэропорту имени Кеннеди. Сын Левушка, увидев двух негров, громко расплакался. Марусю встречали двоюродная сестра по матери Лора с мужем Фимой. У них и поселилась Маруся с сыном. Левушку определили в детский сад. Сначала он плакал. Через неделю заговорил по-английски. Маруся стала искать работу. Ее внимание привлекла реклама ювелирных курсов — знание английского языка при этом не было необходимым условием. А в драгоценностях Мару­ся разбиралась.
 Нью-Йорк внушал Марусе чувство раздражения и страха. Ей хоте­лось быть уверенной в себе, как все окружающие, но она лишь зави­довала детям, нищим, полисменам — всем, кто ощущал себя частью этого города. Занятия на курсах прекратились скоро. Маруся уронила в сапог раскаленную латунную пластинку, после чего уехала домой и решила не возвращаться. Так она стала домохозяйкой.
 К ней потянулась, как мухи на мед, мужская часть русской коло­нии. Диссидент Караваев предложил ей сообща вести борьбу за новую Россию. Маруся отказалась. Издатель Друкер тоже призывал к борьбе — за единство эмиграции. Таксисты действовали более реши­тельно: Перцович призывал закатиться куда-нибудь во Флориду. Еселевский предлагал более дешевый вариант — мотель. Будучи отвергнутыми, они, кажется, вздыхали с облегчением... Лучше всех повел себя Баранов. Зарабатывая семьсот долларов в неделю, сто из них он предложил отдавать Марусе просто так. Ему это было даже выгодно: пил бы меньше. Религиозный деятель Лемкус подарил Биб­лию на английском языке, пообещав хорошие условия в загробной жизни. Хозяин магазина «Днепр» Зяма Пивоваров шептал: «Получе­ны свежие булочки. Точная копия — вы...» Дни тянулись одинако­вые, как мешки из супермаркета...
 К этому времени автор повествования уже знаком с Марусей Татарович. Она живет в снимаемой пустой квартире, почти всегда без денег. Однажды Маруся звонит автору и просит приехать, жалуясь на то, что ее избил новый поклонник, латиноамериканец Рафаэль, Рафа. Они стали жить странной и бурной жизнью: Рафа то исчезал, то по­являлся, откуда он брал деньги, было непонятно, потому что все его проекты обогащения были чистым бредом. Маруся считала его пол­ным дураком, у которого на уме только койка. Правда, он обожал ее сына Левушку, с которым чувствовал себя на равных. Когда автор приезжает к Марусе, то застает ее с синяком под глазом и разбитой
 860
 губой. Маруся жалуется на своего ухажера, вскоре приходит и он сам — весь перебинтованный, пропахший йодом. Обстоятельства ссоры вырисовываются наглядно: Рафа защищался от разгневанной Маруси. Вызывая если не жалость, то сочувствие, он смотрит на Ма­русю преданными и блестящими глазами. За бутылкой рома, в при­сутствии автора и по его совету, Маруся и Рафа мирятся.
 Женщины русской колонии считали, что в Марусином положении необходимо быть жалкой и зависимой. Тогда они сочувствовали бы ей. Но Маруся не производила впечатления забитой и униженной: она водила джип, тратила деньги в дорогих магазинах. На день рож­дения Рафа подарил ей попугая Лоло, который питался сардинами. «Сто раз я убеждался — бедность качество врожденное. Богатство тоже. Каждый выбирает то, что ему больше нравится. И как ни странно, многие предпочитают бедность. Рафаэль и Муся предпочли богатство».
 Маруся вдруг решает вернуться на Родину. Но общение с чинов­никами советского консульства охлаждает ее пыл. Окончательную точку в ее сомнениях ставит приезд в Америку на гастроли Разудалова: этот посланник прошлого боится встретиться с собственным сыном.
 На свадьбу Маруси и Рафы собирается вся русская колония. Многочисленные родственники Рафы прикатывают на лимузине, предназначенном жениху в подарок. Невесте приготовлена серенада. В числе подарков — белая двуспальная кровать и сварная чугунная клетка для Лоло. Все ждут живого автора, при виде которого Маруся плачет...
 И тут автор умолкает. Потому что о хорошем он говорить не в состоянии. Ему бы только обнаруживать везде смешное, унизитель­ное, глупое и жалкое. Злословить и ругаться. А это — грех.
 В. М. Сотников
 Руслан Тимофеевич Киреев р. 1941
 Победитель - Роман (1973, опубл. 1979)
 В это воскресенье Рябов возвращается домой необычно поздно, во втором часу ночи. Жена безмятежно спит ведь он не из тех мужей, о чьей нравственности пекутся. Впрочем, он и сын примерный, и ра­ботник прекрасный. Экономист, с блеском защитивший в двадцать семь кандидатскую, — весьма нечастый случай, товарищи!
 Но мама, вышедшая на кухню, сегодня не узнает своего образцо­вого, всегда такого сдержанно-ироничного сына. Он даже не пьет свой традиционный кефир. Вообще он как-то изменился после своей двухдневной поездки на экскурсию в Аджарию.
 До субботы пять дней. А в субботу с утра Рябов будет в Жаброве — именно там работает после распределения та девушка, с кото­рой он познакомился на экскурсии и только что расстался. Жаброво. Восемьдесят километров от Светополя, областного центра, где живет и работает наш герой.
 С утра зарядка с гантелями, затем мирный завтрак с женой Лари­сой. «Яйца в мешочек». — «Звонил Минаев». — «Это нужный чело­век, может сделать кооперативную квартиру». — «Квартиру?»
 Пока они живут с родителями Станислава, благоразумная Лариса не хочет и слышать о ребенке. Лариса такая красивая женщина! Мужчины пялят глаза на улице!
 862
 Перед лекциями есть еще время зайти к тете Тамаре, сестре ма­тери. Это к ней Рябов устроил вчера на ночлег девушку из Жаброва (опоздала на последний автобус). Но тетка ни слова не говорит о своей ночной гостье. Демонстрирует племяннику, что не любопытна. Зато охотно обсуждает грядущий день рождения Андрея, родного брата Станислава.
 Братец — разрушитель. Выродок в семье, девиз которой — сози­дание. Именно это слово начертано на семейном знамени, которое вот уже три десятилетия держит в неслабеющих руках их мама, ди­ректор кондитерской фабрики. Но брату плевать на фарисейское чув­ство долга, его девиз — «Хочется». К тридцати Андрей собирался стать художником. Постоянно разглагольствует о том, что есть талант. Неужели талант — это индульгенция от всех грехов, грамота на су­ществование пустое и разболтанное? В таком случае Станислав не претендует на него, как и его мама, впрочем.
 Завтра Андрею как раз тридцать. Младший брат не станет злорад­но напоминать ему о не достигнутой известности (а уж Андрей бы не преминул — постоянно обличает Станислава за сухость, рассудоч­ность, эмоциональную неразвитость). Андрей — неудачник, делает какие-то халтуры, рекламные плакаты, но удачливость младшего брата презирает, подозревая за ней чуть ли не ложь и тайные подлос­ти. Празднование будет происходить у тети Тамары, поскольку своего жилья после развода Андрей лишился. Ни отец, ни мать на день рождения к сыну не придут. Они не общаются с ним из-за того, что, по мнению матери, Андрей поступил безответственно, уйдя из семьи и оставив ребенка.
 В отделе у Рябова новость — вышла после болезни начальница, Маргарита Горациевна Штакаян. Ни для кого, в том числе и для Штакаян, не секрет, что ее преемником станет Рябов. Собственно, об этом говорит ему и директор института Панюшкин. Делает компли­мент работоспособности подчиненного. Ведь Маргарита Горациевна, по сути, все время болеет и отделом фактически руководит Рябов. Ру­ководство ценит скромность Станислава Максимовича и его благород­ное отношение к своему учителю. Руководство понимает, что профессору Штакаян нелегко расстаться с коллективом. Но дело не должно страдать. Если плановая работа отдела не будет сдана в срок («Если вы, Станислав Максимович, придержите ее до мая — ведь вы хотите заведовать отделом?»), разговор с Маргаритой Горациевной будет самый принципиальный.
 «Первого апреля работа будет сдана», — ровно отвечает сдержан­ный Рябов. Скорее всего, Рябову теперь не видать заведования отде­лом как своих ушей.
 863
 Через четыре дня — поездка в Жаброво. А пока обед с Минае­вым, который может помочь с квартирой. Рябову очень хочется завя­зывать банты. Урод в мужском братстве, он предпочел бы иметь дочку.
 Жирные губы Минаева со смаком обсасывают куриную косточку. Он рассуждает, что фундамент нужно закладывать смолоду, потом поздно будет, сомнут. Лично у него, Минаева, с фундаментом все в порядке. Он немаленький начальник, у него высокопоставленный тесть.
 «Кстати, — доедая осетрину, спрашивает Минаев, — может, у тебя дело ко мне?» «Никакого дела. Просто захотелось о былом пого­ворить». Глаза Рябова чисты и невинны.
 На дне рождения Андрея тетка Тамара сокрушительно элегантна, стол сервирован без всяких мещанских штучек. Приятель брата, ху­дожник Тарыгин, пламенно рассуждает о Ренуаре. Среди творческой интеллигенции, безраздельно царящей тут (скажем, тетка — всего лишь театральный кассир, но театру предана безраздельно), пожалуй, лишь Рябов, грубый утилитарист, представляет земную профессию. Шумный успех имеет подарок тетки, альбом Тулуз-Лотрека. Веселить­ся предстоит еще не менее двух часов...
 Рядом именинник пытает очередную любимую женщину Веру: «Почему у меня все всегда сложно?»
 Дух у него захватывает от противоречий и бескрайности собствен­ной души. А вот у Станислава все просто. Исполнять все их обря­ды — вздыхать, страдать, преклоняться перед Тулуз-Лотреком — зачем? Переться в неведомое Жаброво, в дыру за восемьдесят кило­метров, лишь бы доказать себе, что и его сердце склонно к экстазам... Нет, он не поедет. Пусть Андрею остаются эти радости. Станиславу же сентиментальность чужда, он пришел в этот мир работать, а не вздыхать. Он — как мама, хотя и не дотягивает до нее. Но, Боже, до чего же малы ее руки, как опасно, как нездорово проступили на них синие жилы...
 И. Н. Слюсарева
 Эдуард Вениаминович Лимонов р. 1943
 Это я, Эдичка - Роман (1976)
 Молодой русский поэт Эдуард Лимонов эмигрирует со своей женой Еленой в Америку. Елена — красавица и романтическая натура, по­любила Эдичку за его, как ему кажется, бессмертную душу и за его сексуальные способности. Эдичке и Елене безумно нравится зани­маться сексом, они делают это в любых обстоятельствах, допустим, во время телевизионного выступления Солженицына.
 Однако очень быстро Елене надоедает нищая эмигрантская жизнь, она начинает заводить себе богатых любовников разных полов и не берет на свои развлечения бедного Эдичку. Эдичка продолжает лю­бить Елену, он даже не против ее любовников, лишь бы она продол­жала спать с ним. Елена делает это все реже и реже, и Эдичка в полной безысходности пытается резать себе вены, пытается задушить Елену, и скоро супруги начинают жить раздельно.
 Эдичка получает «вэлфер» — пособие в сумме двести семьдесят восемь долларов, живет в крошечной комнате в грязном отеле, кото­рый, правда, находится на одной из центральных улиц. Круг его вы­нужденного общения состоит из эмигрантов — слабых, потерянных, раздавленных жизнью людей, поверивших американской пропаганде и оказавшихся в Америке в униженном положении. Эдичка выделя­ется из этих людей своей любовью к дорогой и вычурной одежде
 865
 (туфли на высоком каблуке, кружевные рубахи, белые жилеты), на которую он и тратит почти все свои деньги.
 Он пробует работать в ресторане басбоем, помощником официан­та, — среди людей этой профессии принято допивать после клиентов из рюмок и доедать с тарелок мясные объедки. Эдичка тоже делает это, но скоро оставляет недостойную русскою поэта работу. В даль­нейшем он иногда подрабатывает грузчиком.
 Все его мысли продолжает занимать Елена. «Хоть суками, хоть авантюристами, хоть бандитами, но всю жизнь вместе. Почему же она меня бросила?» Тут и там он встречает в огромном Нью-Йорке следы своей любви: например, буквы «Е» и «Э», выцарапанные клю­чом на дверце лифта в каком-то отеле.
 Эдичка предпринимает несколько попыток изменить свою жизнь, и вполне традиционные для русского писателя: устроиться препода­вать в какое-нибудь из бесчисленных учебных заведений Америки (и даже получает приглашение на работу в местечко Беннингтон, но по­нимает, насколько это скучно, и не едет), и попытки скорее фантас­тические: предлагает себя в спутники богатой даме, опубликовавшей в газете объявление о поисках партнера для путешествия.
 Эдичка — левак, сочувствует всем анархическим, коммунистичес­ким и террористическим движениям, считает, что мир устроен не­справедливо, что это ненормально, когда одни люди рождаются бедными, а другие богатыми, и надеется со временем вступить в одну из боевых организаций и принять участие в какой-нибудь революции. На стене его комнаты висит портрет Мао. Пока же он ходит на засе­дания скромной Рабочей партии, но они представляются ему слиш­ком скучными.
 В поисках новых сексуальных партнеров Эдичка понимает, что, поскольку «бабы вызывают отвращение», пора осваивать мужскую любовь. Он знакомится с богатым пожилым гомосексуалистом Рай-моном, они испытывают взаимное влечение, но и у Раймона недавно появился новый любовник, и Эдичка не уверен, что сможет дать Раймону то, что тот хочет, нежное большое чувство. Однако желание Эдички потерять этого рода невинность сбывается достаточно скоро. Шатаясь ночью в каких-то подозрительных районах, он встречает но­чующего в развалинах черного парня, почти наверняка преступника, бросается в его объятия. И на следующее утро, лежа в своей гостини­це, Эдичка думает о том, что он «единственный русский поэт, умуд­рившийся по...ться с черным парнем на нью-йоркском пустыре».
 У Эдички появляются и другие любовники: еще один черный Джонни, еврейка Соня и американка Розанна (связь с которой слу-
 866
 чилась 4 июля 1976 г., в День независимости), но он по-прежнему не может забыть Елену. Он иногда встречается с ней (однажды, напри­мер, она зовет его на показ мод, где выступает манекенщицей, — Елена безо всякого успеха пытается освоить подиум), и каждая встре­ча отзывается в его душе адской болью. В день пятилетия знакомства с Еленой он оказывается в доме, где она ему изменяла, и это горькое совпадение заставляет его до беспамятства глушить себя пивом и ма­рихуаной.
 Лучший друг Эдички — Нью-Йорк. На своих высоких каблуках он может обойти за день триста нью-йоркских улиц. Он купается в фонтанах, лежит на скамейках, ходит в жару по солнечной стороне, болтает с нищими и уличными музыкантами, наблюдает за детьми, посещает галереи: он наслаждается ритмом великого города. Но ни на секунду Эдичка не забывает, что где-то в этом городе живет его Елена.
 В нем периодически вспыхивают агрессивные желания: выкрасть Елену, попросить друга-медика извлечь из ее чрева предохраняющую от беременности спираль, изнасиловать ее и продержать взаперти де­вять месяцев, пока она не родит ему ребенка. И воспитывать потом ребенка, которого родила любимая женщина.
 В своих беспристанных раздумьях о Елене Эдичка приходит к вы­воду, что она сама еще ребенок, не ведает, что творит, не понимает, какую боль она способна причинять людям. И что когда-нибудь она — никогда по-настоящему не любившая — поймет, что это такое, и будет счастлив тот, на кого она изольет всю эту накопившую­ся любовь.
 Но случайно в руки Эдичке попадает дневник Елены, из которого он узнает, что многое она понимает, что она жалеет его и ругает себя за такое безжалостное поведение, и получается, что понимать-то она понимает, но дело не в этом, а черт его знает в чем.
 В. Н. Курицын
 Александр Абрамович Кабаков р. 1943
 Невозвращенец - Повесть (1988)
 Юрий Ильич, научный сотрудник академического НИИ, в годы пере­стройки становится объектом вербовки некой организации, именую­щей себя «редакцией». Явившиеся к нему прямо на работу «ре­дакторы» Игорь Васильевич и Сергей Иванович требуют, чтобы он использовал по их заданию свои необычные способности: Юрий Ильич — экстраполятор, умеющий переноситься в будущее.
 Перемещаясь во времени, Юрий Ильич оказывается в 1993 г. — в эпохе, именуемой Великой Реконструкцией. По темной, пронизанной ледяным ветром Москве опасно передвигаться без оружия; пальто у героя, как и у других прохожих, оттопыривает «Калашников». По се­редине Тверской то и дело проносятся танки, у Страстной площади грохочут взрывы, а по улицам проходят облавы истребительных отря­дов угловцев — борцов за трезвость. Изредка герой включает тран­зистор, экономя драгоценные батарейки. По радио звучат новости о съезде в Кремле бесчисленных партий, названия которых звучат фан­тасмагорически — вроде Конституционной Партии Объединенных Бухарских и Самаркандских Эмиратов, сообщаются также сведения из газеты американских коммунистов «Вашингтон пост»...
 Спасаясь от очередной облавы, Юрий Ильич оказывается в тем­ном подъезде дома, где прошло его детство. Здесь он встречается с
 868
 женщиной из Екатеринославля (бывшего Днепропетровска), которая приехала в Москву за сапогами. Через черный ход им удается скрыть­ся и от отряда «афганцев», убивающих пассажиров старенького «мер­седеса», и от облавы Комиссии Народной Безопасности, очищающей московские дома от бюрократов. Они проходят мимо черных руин гостиницы «Пекин», обжитых московскими анархистами. Недавно в одном из окон висел на цепи труп парня-«металлиста», казненного палачами из Люберец. Возле дома с «нехорошей квартирой», описан­ного Булгаковым, дежурят пикеты «свиты сатаны» в кошачьих мас­ках.
 Узнав, что Юрий Ильич обладает бесценными талонами, по кото­рым выдаются предметы первой необходимости, женщина не отстает от него ни на шаг. Она рассказывает неожиданному спутнику о том, какая богатая жизнь была у нее раньше — пока мужа, работавшего на автосервисе, не убили собственные соседи. Женщина сначала заис­кивает перед обладателем талонов, потом отдается ему прямо на по­крытой инеем скамейке, а потом, матерясь от классовой ненависти к «журналисту московскому», пытается застрелить из его же автома­та — все ради тех же талонов. Только очередная облава Комиссии Народной Безопасности, от которой оба вынуждены спасаться, позво­ляет герою избежать смерти.
 Все эти происшествия он описывает своим «редакторам», вернув­шись в настоящее. Наконец они объясняют Юрию Ильичу, что явля­ется главной целью вербовки: в будущем находится экстраполятор «с другой стороны», которого они пытаются выявить.
 Герой снова погружается в 1993 г. Избежав облавы Комиссии (пойманных «жильцов дома социальной несправедливости» отправля­ют в здание МХАТа на Тверском бульваре, где происходит их уничто­жение), Юрий Ильич и его спутница тут же становятся залож­никами Революционного Комитета фундаменталистов Северной Пер­сии. Те определяют своих врагов по наличию креста на груди — в от­личие, например, от «витязей»-антисемитов в черных поддевках, для которых признаком крещености является знание наизусть «Слова о полку Игореве».
 Чудом уйдя от фундаменталистов, невольные спутники приходят в шикарный ночной кабак к приятелю Юрия Ильича, моложавому еврею Валентину. В кабаке играет музыка, посетителям подают дели­катесы: настоящий хлеб, американскую пастеризованную ветчину, французские прессованные огурцы, самогон из венгерского зеленого горошка... Здесь Юрий Ильич наконец узнает, что его спутницу зовут Юля. Снова оказавшись на Страстной площади, они наблюдают, как
 869
 идет восстановление памятника Пушкину, взорванного террориста­ми-сталинцами за неславянское происхождение поэта.
 В метро Юрию Ильичу удается купить пистолет Макарова взамен потерянного в облавах автомата. В вагонах ночных поездов танцуют голые девицы, люди в цепях, во фраках, в пятнистой боевой форме отвоевавших в Трансильвании десантников; подростки нюхают бен­зин; спят оборванцы из голодающих Владимира и Ярославля.
 Выбравшись из метро, Юрий Ильич наконец прогоняет готовую на все ради сапог Юлю. Тут же к нему подходит странный, роскошно одетый человек, угощает сигаретами «галуаз» и заводит разговор о происходящем в стране. По его свободным жестам, по старомодной привычке строить фразу Юрий Ильич понимает, из какого времени прибыл его неожиданный собеседник... Тот считает, что кровавый кошмар и диктатура — результат необоснованной социальной хирур­гии, с помощью которой была уничтожена аномалия советской влас­ти. Юрий Ильич возражает: другого способа излечиться не было, а теперь страна находится в реанимации и еще рано делать окончатель­ный прогноз. Собеседник дает Юрию Ильичу свой телефон и адрес, предлагая помощь, если тот захочет изменить свою жизнь.
 Вернувшись в настоящее, Юрий Ильич опять попадает в лапы вез­десущих «редакторов». Они уверены, что ночной собеседник героя и есть разыскиваемый экстраполятор, и требуют выдать его адрес и те­лефон. В следующее путешествие в 1993 г. герой отправляется уже вместе с женой. У Спасских ворот они видят, как мчится в Кремль белый танк диктатора генерала Панаева в сопровождении всадников на белых конях. На Красной площади выдают по талонам продукты: мясо яка, крупу саго, хлеб производства Общего Рынка и т. п.
 Юрий Ильич с женой идут домой. Их обгоняют беглецы из За­москворечья, Вешняков и Измайлова, из рабочих районов, где боеви­ки Партии Социального Распределения отбирают у людей все до рубашки и выдают защитную форму. Юрий Ильич выбрасывает кар­точку с телефоном своего ночного собеседника, предлагавшего ему из­менить жизнь, несмотря на то что понимает: его жена была бы на месте только там, куда звал «ночной барин» — где «пьют чай с моло­ком, читают семейные романы и не признают открытых страстей». В этот момент Юрий Ильич видит своих «редакторов», грозящих ему пистолетом из проезжающих «Жигулей». Но в кошмарном будущем времени, в котором он решил остаться по собственной воле, герой не боится этих людей.
 Т. А. Сотникова
 Саша Соколов р. 1943
 Школа для дураков - Повесть (1976)
 Герой учится в специальной школе для слабоумных детей. Но его бо­лезнь отличается от того состояния, в котором пребывает большинст­во его одноклассников. В отличие от них, он не вешает кошек на пожарной лестнице, не ведет себя глупо и дико, не плюет никому в лицо на больших переменках и не мочится в карман. Герой обладает, по словам учительницы литературы по прозвищу Водокачка, избира­тельной памятью: он запоминает только то, что поражает его вообра­жение, и поэтому живет так, как хочет сам, а не так, как хотят от него другие. Его представления о реальности и реальность как таковая постоянно смешиваются, переливаются друг в друга.
 Герой считает, что его болезнь — наследственная, доставшаяся ему от покойной бабушки. Та часто теряла память, когда смотрела на что-нибудь красивое. Герой подолгу живет на даче вместе с родителя­ми, и красота природы окружает его постоянно. Лечащий врач, док­тор Заузе, даже советует ему не ездить за город, чтобы не обострять болезнь, но герой не может жить без красоты.
 Самое тяжелое проявление его болезни — раздвоение личности, постоянный диалог с «другим собой». Он чувствует относительность времени, не может разложить жизнь на «вчера», «сегодня», «за­втра» — как и вообще не может разлагать жизнь на элементы, унич­тожать ее, анализируя. Иногда он чувствует свое полное растворение
 871
 в окружающем, и доктор Заузе объясняет, что это тоже проявление его болезни.
 Директор спецшколы Перилло вводит унизительную «тапочную систему»: каждый ученик должен приносить тапочки в мешке, на ко­тором крупными буквами должно быть указано, что он учится в школе для слабоумных. А любимый учитель героя, географ Павел Петрович Норвегов, чаще всего ходит вовсе без обуви — во всяком случае, на даче, где он живет неподалеку от героя. Норвегова сковы­вает солидная, привычная для нормальных людей одежда. Когда он стоит босиком на платформе электрички, кажется, что он парит над щербатыми досками и плевками разных достоинств.
 Герой хочет стать таким же честным, как Норвегов — «Павел, он же Савл». Норвегов называет его молодым другом, учеником и това­рищем, рассказывает о Насылающем ветер и смеется над книгой ка­кого-то советского классика, которую дал герою его отец-прокурор. Вместо этой Норвегов дает ему другую книгу, и герой сразу запоми­нает слова из нее: «И нам то любо — Христа ради, нашего света, пострадать». Норвегов говорит, что во всем: в горьких ли кладезях народной мудрости, в сладких ли речениях и речах, в прахе отвер­женных и в страхе приближенных, в скитальческих сумах и в иудиных суммах, в войне и мире, в мареве и в мураве, в стыде и страданиях, во тьме и свете, в ненависти и жалости, в жизни и вне ее — во всем этом что-то есть, может быть, немного, но есть. Отец-прокурор приходит в бешенство от этой дурацкой галиматьи.
 Герой влюблен в тридцатилетнюю учительницу ботаники Вету Акатову. Ее отец, академик Акатов, когда-то был арестован за чуждые идеи в биологии, потом отпущен после долгих издевательств и теперь тоже живет в дачной местности. Герой мечтает о том, как закончит школу, быстро выучится на инженера и женится на Вете, и в то же время осознает неосуществимость этих мечтаний. Вета, как и вообще женщина, остается для него загадкой. От Норвегова он знает, что от­ношения с женщиной — что-то совсем другое, чем говорят о них ци­ничные надписи в школьном туалете.
 Директор, подстрекаемый завучем Шейной Трахтенберг-Тинберген, увольняет Норвегова с работы за крамолу. Герой пытается про­тестовать, но Перилло грозит отправить его в лечебницу. Во время последнего своего урока, прощаясь с учениками, Норвегов говорит о том, что не боится увольнения, но ему мучительно больно расстаться с ними, девочками и мальчиками грандиозной эпохи инженерно-ли­тературных потуг, с Теми Кто Пришли и уйдут, унеся с собою вели­кое право судить, не будучи судимыми. Вместо завещания он рассказывает им историю о Плотнике в пустыне. Этот плотник очень
 872
 хотел работать — строить дом, лодку, карусели или качели. Но в пус­тыне не было ни гвоздей, ни досок. Однажды в пустыню пришли люди, которые пообещали плотнику и гвозди, и доски, если он помо­жет им вбить гвозди в руки распинаемого на кресте. Плотник долго колебался, но все-таки согласился, потому что он очень хотел полу­чить все необходимое для любимой работы, чтобы не умереть от без­делья. Получив обещанное, плотник много и с удовольствием работал. Распятый, умирающий человек однажды позвал его и рассказал, что и сам был плотником, и тоже согласился вбить несколько гвоздей в руки распинаемого... «Неужели ты до сих пор не понял, что между нами нет никакой разницы, что ты и я — это один и тот же человек, разве ты не понял, что на кресте, который ты сотворил во имя своего высокого плотницкого мастерства, распяли тебя самого и, когда тебя распинали, ты сам забивал гвозди».
 Вскоре Норвегов умирает. В гроб его кладут в купленной в склад­чину неудобной, солидной одежде. ,
 Герой заканчивает школу и вынужден окунуться в жизнь, где толпы умников рвутся к власти, женщинам, машинам, инженерным дипломам. Он рассказывает о том, что точил карандаши в прокурату­ре у отца, потом был дворником в Министерстве Тревог, потом — учеником в мастерской Леонардо во рву Миланской крепости. Од­нажды Леонардо спросил, каким должно быть лицо на женском по­ртрете, и герой ответил: это должно быть лицо Веты Акатовой. Потом он работал контролером, кондуктором, сцепщиком, перевоз­чиком на реке... И всюду он чувствовал себя смелым правдолюбцем, наследником Савла.
 Автору приходится прервать героя: у него кончилась бумага. «Ве­село болтая и пересчитывая карманную мелочь, хлопая друг друга по плечу и насвистывая дурацкие песенки, мы выходим на тысяченогую улицу и чудесным образом превращаемся в прохожих».
 Т. А. Сотникова
 Между собакой и волком - Повесть (1980)
 В Лето от изобретения булавки пятьсот сорок первое, когда месяц ясен, а за числами не уследишь, Илья Петрикеич Дзынзырэла пишет следователю по особым делам Сидору Фомичу Пожилых о своей жизни. Он жалуется на мелкоплесовских егерей, которые украли у него костыли и оставили без опор.
 873
 Илья Петрикеич работает точильщиком в артели инвалидов имени Д. Заточника. Живет он, как и другие артельщики, в Заволчье — в местности за Волчьей-рекой. Другое название реки — Итиль, и, зна­чит, местность можно называть так же, как и рассказ Ильи Петрикеича, — Заитильщиной.
 Живет Илья с бобылкой, к которой прибился по своему калечеству: у него нет ноги. Но любит он совсем другую женщину — Орину Неклину. Любовь к Орине не принесла ему счастья. Работая на же­лезнодорожной станции, Орина гуляла со всем «ремонтным хамьем». Она и давно была такою — еще когда молоденькой девчонкой в Анапе миловалась со всеми мариупольскими матросами. И все, кому принадлежала эта женщина, не могут ее забыть так же, как Илья Петрикеич. Где теперь Орина, он не знает: то ли погибла под колеса­ми поезда, то ли уехала вместе с их сыном в неизвестном направле­нии. Образ Орины мерцает, двоится в его сознании (иногда он зовет ее Марией) — так же, как мерцают и множатся образы родного За-волчья и его жителей. Но постоянно возникают среди них, превраща­ясь друг в друга, Волк и Собака. С таким странным «серединным» существом — чекалкой — Иван Петрикеич однажды вступает в бой на льду, по дороге через Волчью-реку.
 В Заволчье есть деревни Городнище, Быдогоща, Вышелбауши, Мыломукомолово. После работы жители Заволчья — точильщики, утиль­щики, рыбаки, егеря — заходят в «тошниловку», прозванную каким-то приезжим «кубарэ», чтобы выпить «сиволдая». Они помнят простую жизненную истину: «Со товарищи не гулять — зачем тогда лямку тянуть?»
 Историю Заволчья пишет не только Иван Петрикеич, но и Запой­ный Охотник. Как и Дзынзырэла, он любит час меж волка и соба­ки — сумерки, когда «ласка перемешана с тоской». Но в отличие от Дзынзырэлы, который выражается замысловато, Охотник пишет свои «Ловчие повести» в классически простых стихах. Он описывает судь­бы обитателей Заволчья.
 В его летописи — история «калики из калик», слепоглухонемого утильщика Николая Угодникова. Жена Николая поладила с волкобоем и сжила Угодникова со двора. Ни в приютах, ни в богадельне Ни­колая не приняли, пригрела его только артель по сбору утиля. Однажды артель направилась к портному на постой. утильщики взяли вина и «насосались в лоскуты». Проснувшись утром, они увиде­ли летящего Николая Угодникова. Над головой его, как два крыла, были подняты костыли. Больше его никто не видел.
 Другой герой летописи Запойного Охотника — татарин Аладдин
 874
 Батрутдинов. Аладдин как-то ехал на коньках в кино через замерз­шую реку и провалился в промоину. Выплыл он только через год — «в карманах чекушка и домино, и трачен рыбами рот». Дед Петр и дед Павел, выловившие Аладдина, распили чекушку, сыграли в доми­но и вызвали кого следовало.
 Многие из тех, кого описывает Запойный Охотник, лежат на Быдогощенском погосте. Там лежит Петр по прозвищу Багор, которого все звали Федором, а сам он звал себя Егором. На спор он повесился на краденой слеге. Лежит на кладбище горбатый перевозчик Павел. Он думал, что могила избавит его от горба, и поэтому утопился. А Гурий-Охотник пропил берданку и умер от горя.
 Запойный Охотник любит своих земляков и свое Заволчье. Глядя в окошко своего дома, он видит ту же картину, которую видел Питер Брейгель, и восклицает: «Вот она, моя отчизна, / Нипочем ей нище­та, / И прекрасна нашей жизни / Пресловутая тщета!»
 В пору между собакой и волком трудно различить образы людей и людские судьбы. Кажется, что Илья Петрикеич уходит в небытие, но рассказ его продолжается. Впрочем, может быть, он и не умирает. Ведь и имя его меняется: то он Дзынзырэла, то Зынзырелла... Да он и сам не знает, где, зачерпнув «сивухи страстей человеческих», подхва­тил такое цыганское имя! Так же, как по-разному объясняет обстоя­тельства, при которых стал калекой.
 «Или сокровенны тебе слова мои?» — спрашивает Илья Петрике­ич в последних строках своей «Заитильщины».
 Т. А. Сотникова
 УКАЗАТЕЛЬ АВТОРОВ ПРОИЗВЕДЕНИЙ
 Абрамов Ф. А. 564
 Адамович А. 678
 Айтматов Ч. Т. 682
 Аксенов В. П. 751
 Алешковский Ю. 716
 Андреев Л. Н. 72
 Арбузов А. Н. 470
 Арцыбашев М. П. 109
 Астафьев В. П. 592
 Ахматова А. А. 173
 Бабель И. Э. 256
 Бакланов Г. Я. 580
 Балтер Б. И. 554
 Белов В. И. 769
 Белый А. 118
 Белых Г. Г. 441
 Беляев А. Р. 166
 Битов А. Г. 809
 Блок А. А. 133
 Богомолов В. О. 660
 Бондарев Ю. В. 589
 Бродский И. А. 849
 Брюсов В. Я. 99
 Булгаков М. А. 199
 Бунин И. А. 61
 Быков В. 609
 Вагинов К. К. 347
 Вампилов А. В. 817
 Васильев Б. Л. 606
 Вересаев В. В. 28
 Владимов Г. Н. 728
 Вознесенский А. А. 781
 Войнович В. Н. 758
 Володин А. М. 549
 Воробьев К. Д. 557
 Газданов Г. 413
 Гайдар А. П. 418
 Горенштейн Ф. Н. 746
 Горький М. 32
 Гранин Д. А. 545
 Грекова И. 451
 Грин А. С. 112
 Гроссман В. С. 446
 Давыдов Ю. В. 624
 Добычин Л. И. 300
 Довлатов С. Д. 856
 Домбровский Ю. О. 475
 Дудинцев В. Д. 527
 Евтушенко Е. А. 785
 Екимов Б. П. 840
 Ерофеев В. В. 837
 Есенин С. А. 295
 Залыгин С. П. 512
 Замятин Е. И. 158
 Зорин Л. Г. 618
 Зощенко М. М. 266
 Иванов В. В. 290
 Ильф И. 331
 Искандер Ф. А. 693
 Кабаков А. А. 868
 Каверин В. А. 399
 Казакевич Э. Г. 499
 Казаков Ю. П. 670
 Катаев В. П. 316
 Ким А. А. 843
 Киреев Р. Т. 862
 Клычков С. А. 176
 Кондратьев В. Л. 574
 Куприн А. И. 47
 Леонов Л. М. 371
 Лимонов Э. В. 865
 Маканин В. С. 796
 Максимов В. Е. 722
 Мамлеев Ю. В. 741
 Мандельштам О. Э. 190
 Мариенгоф А. Б. 327
 Маршак С. Я. 170
 Маяковский В. В. 245
 Мережковский Д. С. 15
 Можаев Б. А. 577
 876
 Набоков В. В. 352
 Нагибин Ю. М. 571
 Некрасов В. П. 493
 Нилин П. Ф. 465
 Носов Е. И. 628
 Окуджава Б. Ш. 598
 Олеша Ю. К. 340
 Островский Н. А. 421
 Пантелеев Л. 441
 Пастернак Б. Л. 183
 Паустовский К. Г. 228
 Петров Е. 331
 Петрушевская Л. С. 831
 Пильняк Б. А. 272
 Платонов А. П. 377
 Попов В. Г. 846
 Приставкин А. И. 738
 Пришвин М. М. 85
 Радзинский Э. С. 793
 Распутин В. Г. 801
 Ремизов А. М. 102
 Розов В. С. 506
 Рощин М. М. 778
 Рыбаков А. Н. 485
 Семин В. Н. 666
 Симонов К. М. 515

<< Пред.           стр. 22 (из 25)           След. >>

Список литературы по разделу