<< Пред. стр. 18 (из 21) След. >>
Отцовская любовь ничем не отличается от любви к самому себе, ибо ребенок во всем зависит от родителей и связан с ними. Но у детей есть самолюбие, поэтому дети любят отцов меньше, чем отцы — детей.Домашние животные ублажают наше самолюбие: мы воображаем, что попугай любит нас, ценит нашу ласку — и любим его за этот перевес над ним.
Дружескую приязнь рождает несовершенство нашей сущности, а несовершенство самой этой приязни ведет к ее охлаждению. Мы страдаем от одиночества, но и дружба не заполняет пустоты. В юности дружат нежней, в старости — крепче. Низок душою тот, кто стыдится дружбой с запятнавшими себя людьми.
О любви. Вполне возможна и любовь, свободная от грубой чувственности, но ока нечаста. Человек влюбляется в созданный им образ, а не в реальную женщину. Вообще же в любви главное для нас — качества внутренние, душа. Не надо путать любовь с дружбой, ибо дружбой правит разум, а любовью — чувства. Нельзя о человеке судить по его лицу, куда интересней смотреть, какие лица ему нравятся более других.
Сострадание — чувство, в котором печаль смешана с приязнью. Оно бескорыстно, разум над ним не властен.
О ненависти. Ненависть — глубокое уныние, которое отвращает
[726]
нас от того, чем оно вызвано — в это чувство входят и ревность, и зависть.
Человек уважает все, что любит, в том числе и себя.
Главнейшие чувства человека: желание, недовольство, надежда, сожаление, робость, насмешка, замешательство, удивление. Но все они слабее любви, честолюбия и скупости.
Человек не может в общем управлять страстями. успокоить их нельзя, да и не нужно, потому что они — основа и суть нашей души. Но бороться с дурными привычками необходимо, а победим ли мы их — на все Господня воля.
Книга третья О ДОБРЕ И ЗЛЕ КАК НРАВСТВЕННЫХ ПОНЯТИЯХ
Добром следует считать лишь то, что благотворно для всего общества, а злом — то, что для него гибельно. Интересами отдельного человека приходится жертвовать. Цель законов — охранять права каждого.
Добродетель — это предпочтение общего интереса интересу личному; а корыстный интерес — источник любых пороков. Добродетель не приносит людям счастья потому, что они порочны, а пороки не приносят пользы.
Величие души — влечение совершать великие деяния, добрые или злые. Поэтому иные пороки не исключают великих достоинств, и наоборот.
О мужестве. Есть много разновидностей мужества: мужество в борьбе с судьбой, терпение, храбрость, твердость и другие. Но они редко встречаются все сразу.
Чистосердечие — это верность, не ведающая подозрений и уловок. Умеренность говорит о душевном равновесии. Благоразумие есть здравая предусмотрительность. Деятельность — проявление беспокойной силы, лень — спокойного бессилия. Суровость — ненависть к наслаждениям, строгость — ненависть к порокам. Мудрость — понимание сути добра и любовь к нему.
Добродетель — это добро и красота вместе; к примеру, лекарства хороши, но не красивы, и многое есть, что красиво, но не полезно.
Господин Круза говорит, что красота — это то, что наш разум воспринимает как сложное, но неразделимое целое, это многообразие в единстве.
А. В. Скобелкин
[727]
Размышления и максимы (Reflexions et Maximes) - Афоризмы (1747)
Легче сказать новое слово, чем примирить меж собой слова, уже сказанные.
Наш разум скорее проницателен, чем последователен, и охватывает больше, чем в силах постичь.
Если мысль нельзя выразить простыми словами, значит, она ничтожна и ее надо отбросить.
Вырази ложную мысль ясно, и она сама себя опровергнет.
Неизменная скупость в похвалах — верный признак поверхностного ума.
Пылкое честолюбие изгоняет из нашей жизни всякую радость — оно хочет править единовластно.
Лучшая опора в несчастье — не разум, а мужество.
Ни мудрость, ни свобода не совместны со слабостью.
Разуму не дано исправить то, что по самой своей природе несовершенно.
Нельзя быть справедливым, не будучи человечным.
Одно дело смягчать правила добродетели во имя ее торжества, другое — уравнивать ее с пороком ради того, чтобы свести на нет.
Мы не любим, когда нас жалеют за совершенные нами ошибки.
Молодые люди плохо знают, что такое красота: им знакома только страсть.
Стоит нам почувствовать, что человеку не за что нас уважать — и мы начинаем почти что ненавидеть его.
Наслаждение учит государя чувствовать себя просто человеком.
Тот, кто требует платы за свою честность, чаше всего продает свою честь.
Глупец всегда убежден, что никто ловчей его не проведет умного человека.
Несколько болванов, усевшись за стол, объявляют: «Где нет нас, там нет и хорошего общества». И все им верят.
Умные люди были бы совсем одиноки, если бы глупцы не причисляли к ним и себя.
Нелегко ценить человека так, как ему хочется.
Пусть человек, не имеющий больших талантов, утешается той же мыслью, что и человек, не имеющий больших чинов: сердцем можно быть выше и тех и других.
Наше суждение о других не так изменчиво, как о самих себе.
[728]
Заблуждается тот, кто считает, будто бедняки всегда выше богачей.
Люди лишь до тех пор охотно оказывают услуги, пока чувствуют, что это им по силам.
Кто не способен к великим свершениям, тот презирает великие замыслы.
Великий человек берется за великие дела, потому что сознает их величие, глупец — потому что не понимает, как они трудны.
Сила легко берет верх над хитроумием.
Чрезмерная осмотрительность не менее пагубна, чем ее противоположность: мало проку от людей тому, кто вечно боится, как бы его не надули.
Дурных людей всегда потрясает открытие, что добропорядочные способны на остроумие.
Редко случается высказать здравую мысль тому, кто всегда тщится быть оригинальным.
Чужое остроумие быстро прискучивает.
Дурные советы куда влиятельнее, чем собственные наши прихоти.
Разум вводит нас в обман чаще, чем наше естество.
Великодушие не обязано давать отчет благоразумию о причинах своих действий.
Совесть умирающих клевещет на всю прожитую ими жизнь.
Мысль о смерти вероломна: захваченные ею, мы забываем жить.
Иногда думаешь: жизнь так коротка, что не стоит малейшего моего неудовольствия. Но когда приезжает докучный гость, я не способен терпеливо поскучать каких-нибудь полчаса.
Если даже предусмотрительность не может сделать нашу жизнь счастливой, то что уже говорить о беспечности.
Как знать, может быть, именно страстям обязан разум самыми блистательными своими завоеваниями.
Если бы люди меньше ценили славу, у них не хватило бы ни ума, ни доблести ее. заслужить.
Люди обычно мучают своих ближних под тем предлогом, что желают им добра.
Карать без нужды — значит бросить вызов милосердию Господню.
Никто не сострадает глупцу на том лишь основании, что он глуп, и это, пожалуй, резонно; но до чего же нелепо считать, что в своей глупости повинен он сам!
Всего отвратительнее, но и всего обычнее древняя как мир неблагодарность детей по отношению к родителям.
[729]
Порою наши слабости привязывают нас друг к другу ничуть не меньше, чем самые высокие добродетели.
Ненависть пересиливает дружбу, но пасует перед любовью.
Кто рожден покорствовать, тот и на троне будет покорным.
Обделенные силой ищут, кому бы им подчиниться, ибо нуждаются в защите.
Кто способен все претерпеть, тому дано на все дерзнуть.
Иные оскорбления лучше проглотить молча, дабы не покрыть себя бесчестием.
Нам хочется верить, что пресыщенность говорит о недостатках, о несовершенстве того, чем мы пресытились, меж тем как на деле она лишь следствие истощения наших чувств, свидетельство нашей немощи.
Человек мечтает о покое, но радость он обретает только в деятельности, только ею он и дорожит.
Ничтожный атом, именуемый человеком, способен одним взглядом охватить вселенную во всех ее нескончаемых переменах.
Кто осыпает насмешками склонность к вещам серьезным, тот серьезно привержен к пустякам.
Своеобычное дарование — своеобычный вкус. Отнюдь не всегда один автор принижает другого только из зависти.
Несправедливо, когда Депрево ставят рядом с Расином: ведь первый преуспел в комедии — низком жанре, второй же — в трагедии, высоком.
В рассуждениях примеры должны быть немногочисленными; надо не отвлекаться на побочные темы, а сразу изложить конечный вывод.
ум большинства ученых подобен человеку прожорливому, но с дурным пищеварением.
Знание поверхностное всегда бесплодно, а порою и вредно: оно понуждает тратить силы на пустяки и тешит лишь самолюбие глупцов.
Философы чернят человеческую природу; мы воображаем, будто мы сами настолько отличны от всего рода человеческого, что, клевеща на него, сами остаемся незапятнанными. Человек нынче в немилости у умствующих.
Великие люди, научив слабодушных размышлять, наставили их на путь размышлений.
Неверно, что равенство — закон природы. Подчинение и зависимость — вот ее верховный закон.
Подданные льстят государям куда как с большим пылом, чем те
[730]
эту лесть выслушивают. Жажда что-то добыть всегда острее, чем наслаждение уже добытым.
Редкий человек способен, не дрогнув, стерпеть правду или сказать ее в глаза.
Пусть нас и корят за тщеславие, все равно нам порою просто необходимо услышать, как велики наши достоинства.
Люди редко примиряются с унижением: они попросту забывают о нем.
Чем скромней положение человека в свете, тем безнаказанней остаются его поступки и незаметней — заслуги.
Неизбежность облегчает даже такие беды, перед которыми бессилен разум.
Отчаяние довершает не только наши неудачи, но и нашу слабость.
Критиковать автора легко, трудно оценить.
Произведения могут нравиться, даже если кое-что в них неверно, ведь правильности нет в наших рассуждениях тоже, как и в рассуждениях автора. Вкус наш легче удовлетворить, нежели ум.
Легче захватить всю землю, чем присвоить себе наималейший талант.
Все вожди красноречивы, но вряд ли они преуспели бы в поэзии, ибо столь высокое искусство несовместно с суетой, которая необходима в политике.
Нельзя долго обманывать людей там, где идет дело о выгоде. Можно обманывать весь народ, но надо быть честным с каждым лицом в отдельности. Ложь слаба по природе — поэтому ораторы искренни, хотя бы в деталях. Поэтому сама по себе истина выше и красноречивее любого искусства.
К сожалению, талантливый человек всегда хочет принизить другие таланты. Поэтому не стоит судить о поэзии по высказываниям физика.
Хвалить человека нужно и при жизни, если он того заслуживает. Похвалить от души неопасно, опасно незаслуженно очернить.
Зависть не умеет таиться, она накидывается на самые неоспоримые достоинства. Она слепа, неуемна, безумна, груба.
В природе нет противоречий.
Предполагается, что тот, кто служит добродетели, повинуясь рассудку, способен променять ее на полезный порок. Да так оно и было бы, если бы порок мог быть полезен — на взгляд человека, умеющего рассуждать.
Если от себялюбия человека не страдают другие, оно полезно и естественно.
[731]
Мы восприимчивы к дружбе, справедливости, человечности, состраданию и разуму. Не это ли и есть добродетель?
Законы, обеспечивая народам покой, умаляют их свободу.
Никто не бывает честолюбив по велению разума и порочен по глупости.
Наши поступки менее добры и менее порочны, чем наши желания.
Люди рассуждают: «Зачем знать, где истина, когда ты знаешь, где наслаждение ?»
Сила или слабость нашей веры зависит скорее от мужества, нежели от разума. Тот, кто смеется над приметами, не умнее того, кто верит им.
В чем только не убеждают человека страх и надежда!
Никакой неверующий не умрет спокойно, если подумает: «Я тысячи раз ошибался, значит, мог заблуждаться и насчет религии. А теперь у меня нет ни сил, ни времени поразмыслить над этим — я умираю...»
Вера — отрада обездоленных и бич счастливцев.
Жизнь кратка, но это не может ни отвадить нас от ее радостей, ни утешить в ее горестях.
В мире полно холодных умов, которые, не будучи в силах что-нибудь придумать сами, утешаются тем, что отвергают чужие мысли.
По слабости или по боязни навлечь на себя презрение люди скрывают самые заветные, неискоренимые и подчас добродетельные свои наклонности.
Искусство нравиться — это умение обманывать.
Мы слишком невнимательны или слишком заняты собой, чтобы изучать друг друга.
А. В. Скобелкин
Жак Казот (Jacques Cazotte) 1719-1792
Влюбленный дьявол (Le Diable amoureux) - Фантастическая повесть (1772)
Повествование ведется от лица молодого испанского дворянина, едва не ставшего жертвой дьявольских козней. Когда дону Альвару Маравильясу было двадцать пять лет, он служил капитаном гвардии короля Неаполитанского. Офицеры часто предавались философским беседам, и однажды разговор зашел о каббалистике: одни считали ее серьезной наукой, другие видели в ней лишь источник для плутней и обмана легковерных. Дон Альвар помалкивал и присматривался к старшему из своих сослуживцев — фламандцу Соберано. Как выяснилось, тот обладал властью над тайными силами. Альвар пожелал немедленно приобщиться к этой великой науке, а на предостережения учителя легкомысленно отвечал, что отдерет за уши самого князя тьмы.
Соберано пригласил юношу отобедать в обществе двух своих друзей. После трапезы вся компания отправилась к развалинам Портичи. В пещере со сводчатым потолком фламандец начертал тростью круг, вписал в него какие-то знаки и назвал формулу заклинания. Затем все вышли, и дон Альвар остался один. Ему было не по себе, однако он боялся прослыть пустым фанфароном и потому исполнил все предписания, трижды назвав имя Вельзевула. Внезапно под сводом распахну-
[733]
лось окно, хлынул поток ослепительного света и показалась отвратительная голова верблюда с огромными ушами. Разинув пасть, призрак вопросил по-итальянски: «Что ты хочешь?» Дон Альвар едва не лишился чувств при звуках страшного голоса, но сумел овладеть собой и заговорил таким повелительным тоном, что дьявол пришел в смущение. Дон Альвар приказал ему явиться в более подобающем облике — например, в виде собаки. Тогда верблюд вытянул шею до самой середины пещеры и выплюнул на пол маленького белого спаниеля с шелковистой шерстью. Это была сучка, и юноша дал ей имя Бьондетта. По приказу Альвара был накрыт богатый стол. Бьондетта сначала предстала в образе музыканта-виртуоза, а затем — прелестного пажа. Соберано и его спутники не могли скрыть изумления и испуга, однако дерзкая уверенность молодого офицера несколько успокоила их. Затем к развалинам подали роскошную карету. По дороге в Неаполь Бернадильо (так звали одного из друзей Соберано) высказал предположение, что дон Альвар заключил удивительную сделку, ибо никому и никогда не прислуживали с такой предупредительностью. Юноша промолчал, но ощутил смутную тревогу и решил как можно скорее избавиться от своего пажа. Тут Бьондетта стала взывать к чувству чести: испанский дворянин не может выгнать в столь поздний час даже презренную куртизанку, не говоря уж о девушке, которая всем для него пожертвовала. Дон Альвар уступил: отказавшись от услуг мнимого слуги, он разделся и лег, но лицо пажа мерещилось ему повсюду — даже на пологе кровати. Тщетно напоминал он себе о безобразном призраке — мерзость верблюда лишь оттеняла прелесть Бьондетты.
От этих тягостных размышлений кровать подломилась, и юноша упал на пол. Когда испуганная Бьондетта бросилась к нему, он приказал ей не бегать по комнате босиком и в одной рубашке — так недолго и простудиться. Наутро Бьондетта призналась, что полюбила Альвара за доблесть, проявленную перед лицом ужасного видения, и приняла телесную оболочку, чтобы соединиться со своим героем. Ему угрожает опасность: клеветники хотят объявить его некромантом и отдать в руки известного судилища. Им обоим нужно бежать из Неаполя, однако прежде он должен произнести магическую формулу: принять служение Бьондетты и взять ее под свое покровительство. Дон Альвар пробормотал подсказанные ему слова, и девушка воскликнула, что станет счастливейшим созданием на свете. Юноше пришлось смириться с тем, что демон взял на себя все дорожные расходы. По дороге в Венецию дон Альвар впал в какое-то оцепенение и очнулся уже в апартаментах лучшей гостиницы города. Он от-
[734]
правился к банкиру своей матери, и тот немедленно вручил ему двести цехинов, которые донья Менсия прислала через конюшего Мигеля Пимиентоса. Альвар вскрыл письма: мать жаловалась на здоровье и на сыновнее невнимание — о деньгах же по свойственной ей доброте ни словом не обмолвилась.
С облегчением вернув долг Бьондетте, юноша погрузился в вихрь городских развлечений — он всячески стремился быть подальше от источника своего соблазна. Страстью дона Альвара была игра, и все шло хорошо, пока счастье не изменило ему — он проигрался дотла. Бьондетта, заметив его огорчение, предложила свои услуги: скрепя сердце, он воспользовался ее познаниями и применил одну простенькую комбинацию, которая оказалась безошибочной. Теперь Альвар был всегда при деньгах, но тревожное чувство вернулось — он не был уверен, что сумеет удалить от себя опасный дух. Бьондетта постоянно стояла у него перед глазами. Чтобы отвлечься от мыслей о ней, он стал проводить время в обществе куртизанок, и самая известная из них вскоре влюбилась в него до безумия. Альвар искренне пытался ответить на это чувство, поскольку жаждал освободиться от своей тайной страсти, но все было тщетно — Олимпия быстро поняла, что у нее есть соперница. По приказу ревнивой куртизанки за домом Альвара установили наблюдение, а затем Бьондетта получила анонимное письмо с угрозами. Альвар был поражен сумасбродством своей любовницы: если бы Олимпия знала, кому угрожает смертью! По непонятной для него самого причине он никогда не мог назвать это существо подлинным именем. Между тем Бьондетта явно страдала от невнимания Альвара и изливала свои томления в музыкальных импровизациях. Подслушав ее песню, Альвар решил немедленно уехать, ибо наваждение становилось слишком опасным. Вдобавок ему показалось, будто за ним следит Бернадильо, некогда сопровождавший его в развалины Портичи. Носильщики понесли вещи Альвара в гондолу, Бьондетта шла следом, и в этот момент женщина в маске нанесла ей удар кинжалом. Второй убийца с руганью оттолкнул опешившего гондольера, и Альвар узнал голос Бернадильо.
Бьондетта истекала кровью. Вне себя от отчаяния, Альвар взывал о мщении. Появился хирург, привлеченный криками. Осмотрев раненую, он объявил, что надежды нет. Юноша словно лишился рассудка: обожаемая Бьондетта стала жертвой его нелепого предубеждения — он принимал ее за обманчивый призрак и сознательно подверг смертельной опасности. Когда измученный Альвар наконец забылся сном, ему привиделась мать: будто он идет вместе с ней к развалинам Портичи, и внезапно кто-то толкает его в пропасть — это была Бьондет-
[735]
та! Но тут другая рука подхватила его, и он очутился в объятиях матери. Альвар проснулся, задыхаясь от ужаса. Несомненно, этот жуткий сон был плодом расстроенного воображения: теперь уже нельзя было сомневаться, что Бьондетта — существо из плоти и крови. Альвар поклялся дать ей счастье, если она все-таки выживет.
Через три недели Бьондетта очнулась. Альвар окружил ее самой нежной заботой. Она быстро поправлялась и расцветала с каждым днем. Наконец он осмелился задать вопрос о страшном видении в развалинах Портичи. Бьондетта утверждала, что это была хитрость некромантов, замысливших унизить и поработить Альвара. Но сильфиды, саламандры и ундины, восхищенные его смелостью, решили оказать ему поддержку, и Бьондетта предстала перед ним в образе собачки. Ей было дозволено принять телесную оболочку ради союза с мудрецом — она добровольно стала женщиной и обнаружила, что у нее есть сердце, которое всецело принадлежит возлюбленному. Однако без поддержки Альвара она обречена стать самым несчастным существом на свете.
Месяц прошел в упоительном блаженстве. Но когда Альвар сказал, что для женитьбы ему нужно испросить материнское благословение, Бьондетта обрушилась на него с упреками. Удрученный юноша решил тем не менее отправиться в Эстремадуру. Бьондетта нагнала его около Турина. По ее словам, негодяй Бернадильо осмелел после отъезда Альвара и обвинил ее в том, что она — злой дух, виновный в похищении капитана квардии короля Неаполитанского. Все в ужасе отвернулись от нее, и ей с большим трудом удалось вырваться из Венеции. Альвар, преисполненный раскаяния, все же не отказался от мысли навестить мать. Казалось, все препятствовало этому намерению: карета постоянно ломалась, стихии бушевали, лошади и мулы поочередно приходили в неистовство, а Бьондетта твердила, что Альвар хочет погубить их обоих. Неподалеку от Эстремадуры юноше попалась на глаза Берта, сестра его кормилицы. Эта честная поселянка сказала ему, что донья Менсия находится при смерти, ибо не смогла перенести известий об ужасном поведении сына. Невзирая на протесты Бьондетты, Альвар приказал гнать в Маравильяс, но тут у кареты снова лопнула ось. К счастью, поблизости оказалась ферма, принадлежавшая герцогу Медине Сидонии. Арендатор Маркое приветливо встретил неожиданных гостей, пригласив их принять участие в свадебном пиршестве. Альвар вступил в беседу с двумя цыганками, которые обещали рассказать ему много интересного, но Бьондетта сделала все, чтобы помешать этому разговору. Ночью случилось неизбежное — юноша, растроганный слезами возлюбленной, не сумел
[736]
высвободиться из сладостных объятий. Наутро счастливая Бьондетта попросила не называть ее больше именем, которое дьяволу не подобает — отныне признаний в любви ждет Вельзевул. Потрясенный Альвар не оказал никакого сопротивления, и враг рода человеческого опять овладел им, а затем предстал перед ним в своем подлинном виде — вместо прелестного личика на подушке появилась голова отвратительного верблюда. Чудовище с мерзким хохотом высунуло бесконечно длинный язык и страшным голосом вопросило по-итальянски: «Что ты хочешь?» Альвар, зажмурив глаза, бросился ничком на пол. Когда он очнулся, светило яркое солнце. Фермер Маркое сказал ему, что Бьондетта уже уехала, щедро расплатившись за них обоих.
Альвар сел в карету. Он был в таком смятении, что почти не мог говорить. В замке его радостно встретила мать — живая и невредимая. Несчастный юноша упал к ее ногам и в порыве раскаяния рассказал обо всем, что с ним произошло. С удивлением выслушав его, мать сказала, что Берта уже давно прикована к постели тяжким недугом. Сама донья Менсия и не думала посылать ему деньги сверх положенного содержания, а добрый конюший Пимиентос скончался восемь месяцев тому назад. Наконец, у герцога Медины Сидонии нет никаких владений в тех местах, где побывал Альвар. Несомненно, юноша стал жертвой обманчивых видений, поработивших его рассудок. Призванный тотчас священник подтвердил, что Альвар избегнул величайшей опасности, какой только может подвергнуться человек. Но в монастырь уходить не нужно, ибо враг отступился. Конечно, он попытается вновь оживить в памяти прелестное видение — преградой этому должен стать законный брак. Если избранница будет обладать небесной прелестью и талантами, Альвар никогда не почувствует искушения принять ее за дьявола.
Е. Д Мурашкинцева
Пьер Огюстен Карон де Бомарше (Pierre Augustin Caron de Beaumarchais) 1732-1799
Севильский цирюльник, или Тщетная предосторожность (Le Barbier de Seville ou La precation inutile) - Комедия (1775)
На ночной улице Севильи в костюме скромного бакалавра граф Альмавива ждет, когда в окне покажется предмет его любви. Знатный вельможа, устав от придворной распущенности, впервые желает завоевать чистую непредвзятую любовь молодой благородной девушки. Поэтому, чтобы титул не затмил человека, он скрывает свое имя.
Прекрасная Розина живет взаперти под надзором старика опекуна, доктора Бартоло. Известно, что старик влюблен в свою воспитанницу и ее деньги и собирается держать ее в заключении, пока бедняжка не выйдет за него замуж. Вдруг на той же улице появляется весело напевающий Фигаро и узнает графа, своего давнего знакомца. Обещая хранить инкогнито графа, плут Фигаро рассказывает свою историю: потеряв должность ветеринара из-за слишком громкой и сомнительной литературной славы, он пробует утвердиться в роли сочинителя. Но хотя его песни поет вся Испания, Фигаро не удается сладить с конкуренцией, и он становится бродячим цирюльником. Благодаря невероятному остроумию, а также житейской умудренности, Фигаро по-философски и с неизменной иронией воспринимает
[738]
горести и очаровывает своей веселостью. Вдвоем они решают, как им вызволить из заточения Розину, ответно влюбленную в графа. Фигаро вхож в дом ревнивого до бешенства Бартоло как цирюльник и лекарь. Они задумывают, что граф явится, нарядившись пьяным солдатом с назначением на постой в доме доктора. Сам Фигаро тем временем выведет из строя прислугу Бартоло, используя нехитрые медицинские средства.
Открываются жалюзи, и в окне появляется Розина, как всегда с доктором. Якобы случайно она роняет листок с нотами и запиской для своего неизвестного поклонника, в которой его просят в пении открыть свое имя и звание. Доктор бежит поднять листок, но граф оказывается проворнее. На мотив из «Тщетной предосторожности» он поет серенаду, где называет себя безвестным бакалавром Линдором. Подозрительный Бартоло уверен, что листок с нотами был обронен и якобы унесен ветром неспроста, и должно быть, Розина состоит в заговоре с таинственным воздыхателем.
На другой день бедняжка Розина томится и скучает, заключенная у себя в комнате, и пытается придумать способ передать письмо «Линдору». Фигаро только что «полечил» домочадцев доктора: служанке пустил кровь из ноги, а слугам прописал снотворное и чихательное средства. Он берется передать письмо Розины и тем временем подслушивает разговор Бартоло с Базилем, учителем музыки Розины и главным союзником Бартоло. По словам Фигаро, это — бедствующий жулик, готовый удавиться за грош. Базиль открывает доктору, что влюбленный в Розину граф Альмавива в Севилье и уже наладил с ней переписку. Бартоло в ужасе просит устроить его свадьбу на следующий же день. Графа же Базиль предлагает облить в глазах Розины клеветой. Базиль уходит, а доктор мчится к Розине выяснять, о чем она могла разговаривать с Фигаро. В этот момент появляется граф в форме кавалериста, притворяясь, что он навеселе. Его цель — назвать себя Розине, передать ей письмо и, если получится, остаться в доме на ночь. Бартоло острым чутьем ревнивца догадывается, какая интрига кроется за этим. Между ним и мнимым солдатом происходит забавная перепалка, во время которой графу удается вручить письмо Розине. Доктор доказывает графу, что он освобожден от постоя и выгоняет его.
Граф делает еще одну попытку проникнуть в дом Бартоло. Он переодевается в костюм бакалавра и называет себя учеником Базиля, которого внезапное недомогание удерживает в постели. Граф надеется, что Бартоло тотчас предложит ему заменить Базиля и дать урок Розине, но он недооценивает подозрительности старика. Бартоло решает немедленно навестить Базиля, и, чтобы удержать его, мнимый
[739]
бакалавр упоминает имя графа Альмавивы. Бартоло требует новых известий, и тогда графу приходится сообщить от имени Базиля, что обнаружена переписка Розины с графом, а ему поручено отдать доктору перехваченное письмо Розины. Граф в отчаянии, что вынужден отдать письмо, но нет иного способа заслужить доверие старика. Он даже предлагает воспользоваться этим письмом, когда настанет момент сломить сопротивление Розины и убедить ее выйти замуж за доктора. Достаточно солгать, что ученик Базиля получил его от одной женщины, и тогда смятение, стыд, досада могут довести ее до отчаянного поступка. Бартоло приходит в восторг от этого плана и немедленно верит, что графа действительно прислал мерзавец Базиль. Под видом урока пения Бартоло решает познакомить мнимого ученика с Розиной, чего и добивался граф. Но остаться наедине во время урока им не удается, поскольку Бартоло не желает упустить шанс насладиться пением воспитанницы. Розина исполняет песенку из «Тщетной предосторожности» и, слегка ее переделав, превращает песню в любовное признание Линдору. Влюбленные тянут время, чтобы дождаться прихода Фигаро, который должен будет отвлечь доктора. Наконец тот приходит, и доктор бранит его за то, что Фигаро искалечил его домочадцев. Зачем, например, надо было ставить припарки на глаза слепому мулу? Лучше бы Фигаро вернул доктору долг с процентами, на что Фигаро клянется, что скорее предпочтет быть должником Бартоло всю жизнь, чем отказаться от этого долга хотя бы на мгновение. Бартоло в ответ божится, что не уступит в споре с нахалом. Фигаро поворачивается спиной, говоря, что он, напротив, уступает ему всегда. И вообще, он всего лишь пришел побрить доктора, а не строить козни, как тот изволит думать. Бартоло в затруднении: с одной стороны, побриться необходимо, с другой — нельзя оставлять Фигаро наедине с Розиной, не то он сможет опять передать ей письмо. Тогда доктор решается, в нарушение всех приличий, бриться в комнате с Розиной, а Фигаро отправить за прибором. Заговорщики в восторге, так как Фигаро имеет возможность снять со связки ключ от жалюзи. Вдруг слышится звон бьющейся посуды, а Бартоло с воплем выбегает из комнаты спасать свой прибор. Граф успевает назначить Розине свидание вечером, чтобы вызволить ее из неволи, но ему не хватает времени рассказать ей об отданном доктору письме. Возвращаются Бартоло с Фигаро, и в эту минуту входит дон Базиль. Влюбленные в немом ужасе, что сейчас все может открыться. Доктор расспрашивает Базиля о его болезни и говорит, что его ученик все уже передал. Базиль в недоумении, но граф незаметно сует ему в руку кошелек и просит молчать и удалиться. Веский довод графа убеждает Базиля, и тот, сославшись на нездоровье, уходит. Все с облегчением
[740]
принимаются за музыку и бритье. Граф заявляет, что перед концом урока он должен дать Розине последние наставления в искусстве пения, наклоняется к ней и шепотом объясняет свое переодевание. Но Бартоло подкрадывается к влюбленным и подслушивает их разговор. Розина вскрикивает в испуге, а граф, будучи свидетелем дикой выходки доктора, сомневается, что при таких его странностях сеньора Розина захочет выйти за него замуж. Розина в гневе клянется отдать руку и сердце тому, кто освободит ее от ревнивого старика. Да, вздыхает Фигаро, присутствие молодой женщины и преклонный возраст — вот от чего у стариков заходит ум за разум.
Бартоло в ярости бежит к Базилю, чтобы тот пролил свет на всю эту путаницу. Базиль признается, что бакалавра никогда в глаза не видел, и только щедрость подарка заставила его промолчать. Доктор не понимает, зачем надо было брать кошелек. Но в тот момент Базиль был сбит с толку, а в затруднительных случаях золото всякий раз представляется доводом неопровержимым. Бартоло решает напрячь последние усилия, чтобы обладать Розиной. Однако Базиль не советует ему этого делать. В конце концов, обладание всякого рода благами — это еще не все. Получать наслаждение от обладания ими — вот в чем состоит счастье. Жениться на женщине, которая тебя не любит, — значит подвергнуть себя бесконечным тяжелым сценам. К чему учинять насилие над ее сердцем? Да к тому, отвечает Бартоло, что пусть лучше она плачет оттого, что он ее муж, чем ему умереть оттого, что она не его жена. Поэтому он собирается жениться на Розине той же ночью и просит поскорее привести нотариуса. Что касается упорства Розины, то мнимый бакалавр, сам того не желая, подсказал, как использовать ее письмо для клеветы на графа. Он дает Базилю свои ключи ото всех дверей и просит поскорее привести нотариуса. Бедняжка Розина, страшно нервничая, ждет, когда в окне покажется Линдор. Вдруг заслышались шаги опекуна, Розина хочет уйти и просит назойливого старика дать ей покой хотя бы ночью, но Бартоло умоляет его выслушать. Он показывает письмо Розины к графу, и бедняжка его узнает. Бартоло лжет, что, как только граф Альмавива получил письмо, так сейчас же начал им хвастаться. К Бартоло оно попало якобы от одной женщины, которой граф письмо преподнес. А женщина рассказала обо всем для того, чтобы избавиться от такой опасной соперницы. Розина должна была стать жертвой чудовищного заговора графа, Фигаро и молодого бакалавра, графского прихвостня. Розина потрясена тем, что Линдор, оказывается, завоевывал ее не для себя, а для какого-то графа Альмавивы. Вне себя от унижения Розина предлагает доктору немедленно жениться на ней и предупреждает его о готовящемся похищении. Бартоло бежит за под-
[741]
могой, собираясь устроить графу засаду возле дома, чтобы поймать его как грабителя. Несчастная оскорбленная Розина остается одна и решает повести игру с Линдером, чтобы убедиться, как низко может пасть человек. Открываются жалюзи, Розина в страхе убегает. Граф озабочен лишь тем, не покажется ли скромной Розине его план немедленно сочетаться браком чересчур дерзким. Фигаро советует тогда назвать ее жестокой, а женщины очень любят, когда их называют жестокими. Появляется Розина, и граф умоляет ее разделить с ним жребий бедняка. Розина с возмущением отвечает, что посчитала бы счастьем разделить его горькую судьбу, если бы не злоупотребление ее любовью, а также низость этого ужасного графа Альмавивы, которому ее собирались продать. Граф немедленно объясняет девушке суть недоразумения, и она горько раскаивается в своем легковерии. Граф обещает ей, что раз она согласна быть его женой, то он ничего не боится и проучит мерзкого старикашку.
Они слышат, как открывается входная дверь, но вместо доктора со стражей показываются Базиль с нотариусом. Тут же подписывается брачный договор, для чего Базиль получает второй кошелек. Врываются Бартоло со стражником, который сразу смущается, унав, что перед ним граф. Но Бартоло отказывается признать брак действительным, ссылаясь на права опекуна. Ему возражают, что, злоупотребив правами, он их утратил, а сопротивление столь почтенному союзу свидетельствует лишь о том, что он боится ответственности за дурное управление делами воспитанницы. Граф обещает не требовать с него ничего, кроме согласия на брак, и это сломило упорство скупого старика. Бартоло винит во всем собственное нерадение, но Фигаро склонен называть это недомыслием. Впрочем, когда юность и любовь сговорятся обмануть старика, все его усилия им помешать могут быть названы тщетной предосторожностью.
А. А. Фридрих
Безумный день, или Женитьба Фигаро (Le Marriage de Figaro) - Комедия (1784)
Действие происходит в течение одного безумного дня в замке графа Альмавивы, чьи домочадцы за это короткое время успевают сплести головокружительную интригу со свадьбами, судами, усыновлением, ревностью и примирением. Сердце интриги — Фигаро, домоуправи-
[742]
тель графа. Это — невероятно остроумный и мудрый человек, ближайший помощник и советник графа в обычное время, но сейчас впавший в немилость. Причина недовольства графа в том, что Фигаро решает жениться на очаровательной девушке Сюзанне, горничной графини, и свадьба должна состояться в тот же день, все идет отлично, пока Сюзанна не рассказывает о задумке графа: восстановить постыдное право сеньора на девственность невесты под угрозой расстроить свадьбу и лишить их приданого. Фигаро потрясен подобной низостью своего хозяина, который, не успев назначить его домоуправителем, уже собирается послать его в посольство в Лондон курьером, чтобы спокойно навещать Сюзанну. Фигаро клянется обвести, сластолюбивого графа вокруг пальца, завоевать Сюзанну и не потерять приданого. Как говорит невеста, интрига и деньги — его стихия.
Свадьбе Фигаро угрожают еще два врага. Старый доктор Бартоло, у которого граф с помощью хитрого Фигаро похитил невесту, нашел возможность посредством своей домоуправительницы Марселины отомстить обидчикам. Марселина собирается через суд заставить Фигаро выполнить долговое обязательство: или вернуть ее деньги, или на ней жениться. Граф, конечно, поддержит ее в стремлении помешать их свадьбе, зато ее собственная свадьба благодаря этому и устроится. Некогда влюбленный в свою жену, граф через три года после женитьбы слегка к ней охладел, но место любви заняла бешеная и слепая ревность, при этом от скуки он волочится за красотками по всей округе. Марселина по уши влюблена в Фигаро, что понятно: он не умеет сердиться, вечно в добром расположении духа, видит в настоящем одни только радости и так же мало помышляет о прошлом, как и о будущем. На самом деле, жениться на Марселине — прямой долг доктора Бартоло. Брачными узами их должен был связать ребенок, плод забытой любви, украденный младенцем цыганами.
Графиня, однако, не чувствует себя окончательно покинутой, у нее есть поклонник — паж его сиятельства Керубино. Это очаровательный маленький проказник, переживающий сложный период взросления, уже осознающий себя привлекательным юношей. Перемена в мировосприятии совсем сбила подростка с толку, он по очереди ухаживает за всеми женщинами в его поле зрения и тайно влюблен в графиню, его крестную мать. Легкомысленное поведение Керубино вызывает неудовольствие графа, и тот хочет отослать его к родителям. Мальчик в отчаянии идет жаловаться Сюзанне. Но во время разговора в комнату к Сюзанне входит граф, и Керубино в ужасе прячется за кресло. Граф уже без обиняков предлагает Сюзанне деньги в обмен
[743]
на свидание перед свадьбой. Неожиданно они слышат голос Базиля, музыканта и сводника при дворе графа, он приближается к двери, граф, в страхе, что его застанут с Сюзанной, прячется за кресло, где уже сидит Керубино. Мальчик выбегает и забирается с ногами в кресло, а Сюзанна накрывает его платьем и становится перед креслом. Базиль ищет графа и заодно пользуется случаем уговорить Сюзанну на предложение его хозяина. Он намекает на благосклонность многих дам к Керубино, в том числе ее и графини. Охваченный ревностью, граф встает из-за кресла и приказывает немедленно отослать мальчика, дрожащего тем временем под своим укрытием. Он сдергивает платье и обнаруживает под ним маленького пажа. Граф уверен, что у Сюзанны было свидание с Керубино. Вне себя от ярости, что подслушали его щекотливый разговор с Сюзанной, он запрещает ей выходить за Фигаро. В эту же минуту появляется толпа нарядно одетых поселян с Фигаро во главе. Хитрец привел вассалов графа, чтобы те торжественно благодарили своего господина за отмену права сеньора на девственность невесты. Все восхваляют добродетель графа, и ему ничего не остается, как, проклиная хитрость Фигаро, подтвердить свое решение. Его умоляют также простить Керубино, граф соглашается, он производит юношу в офицеры своего полка, с условием немедленно уехать служить в далекую Каталонию. Керубино в отчаянии, что расстается с крестной, и Фигаро советует ему разыграть отъезд, а потом незаметно вернуться в замок. В отместку за неуступчивость Сюзанны граф собирается поддержать на суде Марселину и сорвать, таким образом, свадьбу Фигаро.
Фигаро тем временем решает действовать с не меньшей последовательностью, чем его сиятельство: умерить его аппетиты насчет Сюзанны, внушив подозрение, что и на его жену посягают. Через Базиля граф получает анонимную записку о том, что некий поклонник будет во время бала искать свидания с графиней. Графиня возмущена, что Фигаро не стыдно играть честью порядочной женщины. Но Фигаро уверяет, что не позволит себе этого ни с одной женщиной: боится попасть в точку. Довести графа до белого каления — и он у них в руках. Вместо приятного времяпрепровождения с чужой женой он будет вынужден ходить по пятам за своею собственной, а в присутствии графини он уже не осмелится помешать их бракосочетанию. Опасаться нужно только Марселины, поэтому Фигаро приказывает Сюзанне назначить графу вечером свидание в саду. Вместо девушки туда пойдет Керубино в ее костюме. Пока его сиятельство на охоте, Сюзанна с графиней должны переодеть и причесать Керубино, а затем Фигаро его спрячет. Керубино приходит, его переодевают, и
[744]
между ним и графиней проскальзывают трогательные намеки, говорящие о взаимной симпатии. Сюзанна отлучилась за булавками, и в этот момент граф возвращается с охоты раньше срока и требует, чтобы графиня его впустила. Очевидно, что он получил записку, сочиненную Фигаро, и вне себя от ярости. Если он обнаружит полураздетого Керубино, то застрелит его на месте. Мальчик прячется в туалетной комнате, а графиня в ужасе и смятении бежит открывать графу. Граф, видя смятение жены и услыхав шум в туалетной комнате, хочет взломать дверь, хотя графиня и уверяет его, что Сюзанна там переодевается. Тогда граф идет за инструментами и уводит с собой жену. Сюзанна открывает туалетную, выпускает еле живого от страха Керубино и занимает его место; мальчик же выпрыгивает из окна. Граф возвращается, и графиня в отчаянии рассказывает ему про пажа, умоляя пощадить ребенка. Граф открывает дверь и, к своему изумлению, находит там смеющуюся Сюзанну. Сюзанна объясняет, что они престо решили его разыграть, и Фигаро сам написал ту записку. Овладев собой, графиня упрекает его в холодности, беспочвенной ревности, недостойном поведении. Ошеломленный граф в искреннем раскаянии умоляет его простить. Появляется Фигаро, женщины заставляют его признать себя автором анонимного письма. Все уже готовы помириться, как приходит садовник и рассказывает о выпавшем из окна мужчине, который помял все клумбы. Фигаро спешит сочинить историю, как, испугавшись графского гнева из-за письма, он выпрыгнул в окно, услыхав, что граф неожиданно прервал охоту. Но садовник показывает бумагу, выпавшую из кармана беглеца. Это — приказ о назначении Керубино. К счастью, графиня вспоминает, что на приказе недоставало печати, Керубино говорил ей об этом. Фигаро удается выкрутиться: Керубино якобы передал через него приказ, на котором граф должен поставить печать. Тем временем появляется Марселина, и граф видит в ней орудие мести Фигаро. Марселина требует суда над Фигаро, и граф приглашает местный суд и свидетелей. Фигаро отказывается жениться на Марселине, поскольку считает себя дворянского звания. Правда, родителей своих он не знает, так как его украли цыгане. Благородство его происхождения доказывает знак на его руке в виде шпателя. При этих словах Марселина бросается на шею Фигаро и объявляет его своим потерянным ребенком, сыном доктора Бартоло. Тяжба, таким образом, разрешается сама собой, и Фигаро вместо разъяренной фурии обретает любящую мать. Графиня между тем собирается проучить ревнивого и неверного графа и решает сама пойти на свидание к нему. Сюзанна под ее диктовку пишет записку, где графу назначается встреча в бе-
[745]
седке в саду. Граф должен прийти обольщать собственную жену, а Сюзанна получит обещанное приданое. Фигаро случайно узнает о назначенном свидании, и, не понимая его истинного смысла, теряет рассудок от ревности. Он проклинает свою злосчастную судьбу. В самом деле, неизвестно чей сын, украденный разбойниками, воспитанный в их понятиях, он вдруг почувствовал к ним отвращение и решил идти честным путем, и всюду его оттесняли. Он изучил химию, фармацевтику, хирургию, был ветеринаром, драматургом, писателем, публицистом; в результате заделался бродячим цирюльником и зажил беспечной жизнью. В один прекрасный день в Севилью прибывает граф Альмавива, узнает его, Фигаро его женил, и вот теперь, в благодарность за то, что он добыл графу жену, граф вздумал перехватить его невесту. Завязывается интрига, Фигаро на волоске от гибели, едва не женится на собственной матери, но в это самое время выясняется, кто его родители. Он все видел и во всем разочаровался за свою трудную жизнь. Но он искренне верил и любил Сюзанну, и она так жестоко предала его, ради какого-то приданого! Фигаро спешит на место предполагаемого свидания, чтобы застать их с поличным. И вот в темном уголке парка с двумя беседками происходит финальная сцена безумного дня. Затаившись, свидания графа с «Сюзанной» ждут Фигаро и настоящая Сюзанна: первый жаждет мести, вторая — забавного зрелища. Так они подслушивают весьма поучительный разговор графа с графиней. Граф признается, что очень любит свою жену, но к Сюзанне его толкнула жажда разнообразия. Жены обычно думают, что если они любят мужей, то это уже все. Они до того предупредительны, так всегда услужливы, неизменно и при любых обстоятельствах, что однажды, к своему изумлению, вместо того, чтобы вновь ощутить блаженство, начинаешь испытывать пресыщение. Жены просто не владеют искусством поддерживать в своих мужьях влечение. Закон природы заставляет мужчин добиваться взаимности, а дело женщин уметь их удерживать. Фигаро пытается разыскать в темноте беседующих и натыкается на Сюзанну, переодетую в платье графини. Он все равно узнает свою Сюзанну и, желая проучить графа, разыгрывает сцену обольщения. Разъяренный граф слышит весь разговор и созывает весь дом, чтобы публично изобличить неверную жену. Приносят факелы, но вместо графини с неизвестным поклонником обнаруживают смеющихся Фигаро и Сюзанну, а графиня тем временем выходит из беседки в платье Сюзанны. Потрясенный граф во второй раз за день молит жену о прощении, а молодожены получают прекрасное приданое.
А. А. Фридрих
[746]
Преступная мать (La mere Coupable) - Пьеса (1792)
Париж, конец 1790 г.
Из разговора Фигаро, камердинера испанского вельможи, графа Альмавивы, и его жены Сюзанны, первой камеристки графини, становится ясно, что с тех пор, как погиб на поединке старший сын графа, беспутный повеса, на все семейство словно легла черная тень. Граф все время угрюм и мрачен, младшего сына, Леона, он ненавидит, а графиню едва терпит. Мало того, он собирается произвести обмен всех своих владений (получить по разрешению короля земли во Франции, отдав испанские поместья).
Всему виной Бежарс, коварный ирландец, состоявший при графе секретарем, когда тот исполнял обязанности посла. Этот хитрый интриган «овладел всеми семейными тайнами», заманил графа из Испании во Францию, где «все вверх дном» (происходит революция), в надежде рассорить графа с женой, жениться на их воспитаннице Флорестине и завладеть состоянием графа. Оноре Бежарс — «человек низкой души, лицемер, безукоризненно притворяющийся честным и благородным. Фигаро зовет его «Оноре-Тартюфом» (почтенным лицемером). Бежарс виртуозно владеет искусством сеять раздоры под видом самой преданной дружбы и извлекать из этого выгоду. Все семейство им очаровано.
Но Фигаро, севильский цирюльник, прошедший суровую школу жизни, человек, наделенный острым умом и сильным характером, знает истинную цену обманщику и полон решимости вывести его на чистую воду. Зная, что Бежарс питает некоторую склонность к Сюзанне, он велит ей «задабривать его, ни в чем ему не отказывать» и докладывать о каждом его шаге. Чтобы увеличить доверие Бежарса к Сюзанне, Фигаро с женой разыгрывают при нем сцену яростной ссоры.
На чем же строятся планы нового Тартюфа и каковы препятствия к их осуществлению? Главное препятствие — это любовь. Граф до сих пор любит свою жену, Розину, и она до сих пор имеет на него влияние. А Леон и Флорестина любят друг друга, и графиня поощряет эту привязанность. Значит, нужно удалить графиню, окончательно поссорив с ней супруга, и сделать невозможным брак Леона и Фло-рестины, причем так, чтобы все произошло как бы без участия Бежарса. Граф подозревает, что графиня, которая всегда «слыла за женщину высоконравственную, ревнительницу благочестия и пользовалась поэтому всеобщим уважением», двадцать лет назад изменила
[747]
ему с бывшим пажом графа Леоном Асторга по прозвищу Керубино, который «имел дерзость полюбить графиню». Ревнивые подозрения графа основаны на том, что, когда он был назначен вице-королем в Мексику, жена решила провести три года его отсутствия в захудалом замке Асторга и через девять или десять месяцев после отъезда графа произвела на свет мальчика. В тот же год Керубино погиб на войне. Леон очень похож на Керубино и вдобавок во всем превосходит погибшего наследника: он «образец для своих сверстников, он пользуется всеобщим уважением», его ни в чем нельзя упрекнуть. Ревность к прошлому и ненависть к Леону вспыхнули в душе графа после смерти старшего сына, потому что теперь Леон стал наследником его имени и состояния. Он уверен, что Леон не его сын, но у него нет никаких доказательств измены жены. Он решает тайно заменить свой портрет на браслете графини портретом Керубино и посмотреть, как воспримет это графиня. Но Бежарс располагает гораздо более убедительными доказательствами. Это письма Керубино (Бежарс служил с ним в одном полку) к графине. Бежарс сам передавал ей эти письма и множество раз читал их вместе с графиней. Они хранятся в ларце с потайным дном, который он сам заказывал для графини, вместе с драгоценностями. По просьбе Бежарса Сюзанна, помня повеление Фигаро ни в чем ему не отказывать, приносит ларец. Когда граф заменяет один браслет на другой, Бежарс, притворяясь, что хочет помешать этому, как бы случайно открывает потайное отделение, и граф видит письма. Теперь доказательства измены у него в руках. «Ах, вероломная Розина! Ведь, несмотря на всю мою ветреность, я к ней одной питал...» — восклицает граф. У него остается одно письмо, а остальные он просит Бежарса положить на место. Оставшись один, граф читает письмо Розины к Керубино и ответ пажа на оборотной стороне. Он понимает, что будучи не в силах совладать с безумной страстью, юный паж овладел графиней насильно, что графиня тяжко раскаивается в невольном преступлении и что ее повеление более не видеться с нею заставило несчастного Керубино искать смерти в бою. Последние строки ответа пажа писаны кровью и размыты слезами. «Нет, это не злодеи, не чудовища — это всего лишь несчастные безумцы», — с болью признает граф, но не меняет решения выдать Флорестину за преданного друга Бежарса, дав за ней огромное приданое. Итак, первая часть плана Бежарса выполнена, и он тут же приступает к выполнению второй. Оставшись наедине с Флорестиной — радостной, только что поздравившей возлюбленного с днем ангела, полной надежд на счастье, — он объявляет ей, что граф — ее отец, а Леон — брат. В бурном объяснении с Леоном, который, узнав от Фи-
[748]
гаро, что Флорестина обещана графом Бежарсу, готов схватиться за шпагу, Бежарс, разыгрывая оскорбленное достоинство, открывает ему ту же «тайну». Неуязвимый лицемер так прекрасно играет свою обычную роль радетеля о всеобщем благе, что Леон со слезами раскаяния и благодарности бросается ему на шею и дает обещание не разглашать «роковой тайны». А Бежарс наводит графа на прекрасную мысль: дать в провожатые Леону, который должен отбыть на Мальту, Фигаро. Он мечтает избавиться от Фигаро, потому что «эта хитрая бестия» стоит ему поперек дороги.
Теперь остается графиня, которая должна не только смириться с женитьбой Бежарса на Флорестине, но и уговорить девушку на этот брак. Графиня, которая привыкла видеть в Бежарсе верного друга, жалуется на жестокость мужа по отношению к сыну. Двадцать лет она провела «в слезах и покаянии», а теперь и сын страдает за совершенный ею грех. Бежарс уверяет графиню, что тайна рождения Леона неизвестна ее мужу, что он так мрачен и желает удалить сына только потому, что видит, как расцветает любовь, которую он не может благословить, ибо Флорестина его дочь. Графиня на коленях благодарит Бога за нежданную милость. Теперь ей есть что простить мужу, Флорестина становится ей еще дороже, а ее брак с Бежарсом представляется лучшим выходом. Бежарс заставляет графиню сжечь письма Керубино, чтобы она не заметила пропажи одного из них, при этом он умудряется так объяснить происходящее графу, заставшему их с графиней за этим странным занятием (его привел Фигаро, предупрежденный Розиной), что выглядит воплощением благородства и преданности, и сразу вслед за этим как бы невзначай намекает графу, что во Франции люди разводятся.
Как он торжествует, оставшись в одиночестве! Ему кажется, что он уже «наполовину граф Альмавива». Но необходим еще один шаг. Негодяй боится, что граф слишком еще подвержен влиянию жены, чтобы распорядиться состоянием, как хотелось бы Бежарсу. Чтобы удалить графиню, нужно поскорее спровоцировать крупный скандал, тем более что граф, восхищенный «душевным величием», с которым графиня приняла известие о браке Флорестины и Бежарса, склонен к примирению с женой. Бежарс подбивает Леона просить мать заступиться за него перед отцом. Флорестина совсем не хочет выходить замуж за Бежарса, но готова пожертвовать собой для блага «брата». Леон смирился с мыслью о том, что Флорестина для него потеряна, и старается любить ее братской любовью, но не смирился с несправедливостью, которую проявляет к нему отец.
Как и ожидал Бежарс, графиня из любви к сыну заводит разговор
[749]
с мужем, а тот в гневе упрекает ее в измене, показывает письмо, которое она считала сожженным, и упоминает о браслете со своим портретом. Графиня находится в состоянии столь полного душевного смятения, что, когда она видит портрет Керубино, ей кажется, что мертвый соучастник греха пришел за ней с того света, и она исступленно призывает смерть, обвиняя себя в преступлении против мужа и сына. Граф горько раскаивается в своей жестокости, а Леон, слышавший весь разговор, бросается к матери и говорит, что ему не нужно ни титулов, ни состояния, он хочет вместе с нею покинуть дом графа Граф в отчаянии удерживает Розину, происходит бурная сцена, в ходе которой выясняется, что Бежарс обманывал всех.
Главное доказательство его гнусных злодеяний находится в руках Фигаро. Без труда обхитрив придурковатого слугу Бежарса, Вильгельма, Фигаро заставил его открыть, через кого идет переписка Бежарса. Несколько луидоров слуге, ведающему почтой, чтобы вскрывал письма, написанные почерком Оноре-Тартюфа, и кругленькая сумма за само письмо. Зато сей документ полностью разоблачает негодяя. Происходит всеобщее примирение, все заключают друг друга в объятия. «Оба они — наши дети!» — восторженно провозглашает граф, указывая на Леона и Флорестину.
Когда появляется Бежарс, Фигаро, заодно сумевший спасти от мошенника все хозяйские деньги, разоблачает его. Потом он объявляет, что Флорестину и Леона «и по рождению и по закону нельзя считать родственниками», а умиленный граф призывает домочадцев «прощать друг другу ошибки и прежние слабости».
И. А. Москвина-Тарханова
Никола-Эдм Ретиф де ла Бретон (Nicolas-Edme Retif de la Bretonne) 1734-1806
Совращенный поселянин, или Опасности городской жизни (Le Paysan perverti ou les Dangers de la ville) - Роман в письмах (1775)
Перед читателем — «недавняя история, составленная на основе подлинных писем ее участников».
Юного Эдмона Р***, сына многодетного зажиточного крестьянина, отвозят в город и помещают в ученики к художнику, господину Парангону. Застенчивость юного поселянина именуется в городе неотесанностью, его праздничная крестьянская одежда считается немодной, «некоторые работы» и вовсе считаются постыдными, и хозяева их никогда не делают сами, а его заставляют, потому что он хотя и не слуга, но послушен и покладист, жалуется он в письме своему старшему брату Пьеру.
Но постепенно Эдмон свыкается с городской жизнью. Кузина хозяйки, очаровательная мадемуазель Манон, распоряжающаяся в доме в отсутствие госпожи Парангон, сначала всячески унижает нового ученика, а потом начинает откровенно кокетничать с ним. Горничная Тьенетта, напротив, постоянно ободряет Эдмона. Тьенетта — дочь почтенных родителей, бежавшая из дома, чтобы ее не выдали замуж
[751]
вопреки ее воле. Ее возлюбленный, господин Луазо, последовал за нею, и теперь живет здесь же, в городе.
Незаметно Эдмон влюбляется в мадемуазель Манон; он мечтает жениться на ней. Его желание совпадает с замыслами господина Парангона, ибо Манон — его любовница и ждет от него ребенка. Выдав ее замуж за деревенского простака, господин Парангон рассчитывает и в дальнейшем пользоваться расположением девицы. Господин Годэ, с которым Парангон знакомит Эдмона, делает все, чтобы ускорить свадьбу.
Возвращается госпожа Парангон; ее красота и обаяние производят на Эдмона неизгладимое впечатление.
В город приезжает сестра Эдмона Юрсюль; госпожа Парангон берет ее под опеку и помешает к своей тетке, почтенной госпоже Канон. Видя, что Эдмон увлечен мадемуазель Манон, Тьенетта по поручению госпожи Парангон раскрывает ему секрет отношений этой девицы с господином Парангоном. «Что за вертепы города!» — возмущается Эдмон.
Однако гнев его быстро проходит: он чувствует, что не может расстаться с городом, который одновременно любит и ненавидит. А красавица Манон, отрекшись от своих заблуждений, уверяет Эдмона в искренности своего к нему чувства и как доказательство своей любви передает ему полное право распоряжаться ее приданым. Эдмон тайно женится на Манон, и та отправляется в монастырь, чтобы там разрешиться от бремени.
Эдмон едет в деревню навестить родителей. Там он мимоходом соблазняет свою кузину Лору. Вольнодумец и распутник Годэ, ставший лучшим другом Эдмона, советует ему отомстить господину Парангону: утешиться с его женой. Но пока еще Эдмон благоговеет перед госпожой Парангон.
Госпожа Парангон не возражает, чтобы Эдмон питал к ней «сдержанную любовь», ибо уверена, что сможет удержать его в надлежащих границах. «Беспредельное уважение», которое Эдмон питает к «идеалу красоты» — госпоже Парангон, постепенно превращается в любовь.
У Манон рождается сын, и господин Парангон увозит его в деревню. Эдмон признается, что он женат на Манон. Госпожа Парангон прощает кузину и расточает ей ласки и внимание, как и Юрсюли и Тьенетге. Манон проникается идеалами добродетели и не желает возобновлять прежние отношения с господином Парангоном. «Истинное счастье кроется только в чистой совести, в непорочном сердце», — заявляет она При содействии госпожи Парангон Тьенет-
[752]
та мирится с родителями и выходит замуж за господина Луазо. Юрсюль вместе с госпожой Канон отправляется в Париж усовершенствовать свое воспитание.
Узнав, что Эдмон обольстил Лору, Манон пишет гневное письмо Годэ, обвиняя его в «растлении» Эдмона, и умирает. Перед смертью она заклинает супруга остерегаться дружбы с Годэ и обаяния ее кузины, госпожи Парангон.
Госпожа Парангон едет в Париж — поведать Юрсюли о горе, постигшем ее брата. Эдмон опечален — сначала смертью жены, потом — разлукой с госпожой Парангон. У Лоры рождается дитя Эдмона — дочь Лоретта. «Какое сладостное имя — отец! Счастливец старшой, ты будешь носить его без угрызений совести, для меня же природные радости, в самом источнике своем, отравлены преступлением!..» — с завистью пишет Эдмон брату, женившемуся на скромной деревенской девушке и ожидающему прибавления семейства
Годэ вступает с Лорой в преступную связь и берет ее на содержание. Пользуясь отсутствием госпожи Парангон, он вводит Эдмона в общество девиц, «свободных от предрассудков» и внушает ему опасные софизмы, низвергающие его «в бездну неверия и разврата». Годэ признает, что «совратил Эдмона», но лишь потому, что «желал ему счастья». усвоив уроки своего наставника, Эдмон в письмах к госпоже Парангон осмеливается открыть свою страсть к ней. Госпожа Парангон не любит мужа, постоянно изменяющего ей, она давно живет своей жизнью, но тем не менее она хочет сохранить чистоту отношений с Эдмоном: «Изгоним, братец, из наших отношений все, что похоже на отношения любовников. Я вам сестра...» Она также предостерегает Эдмона от тлетворного влияния Годэ.
Эдмон пылает страстью к госпоже Парангон. Несчастная женщина, чье сердце уже давно преисполнено любви к дерзкому поселянину, пытается сопротивляться их взаимному влечению. «Мне легче умереть, чем потерять к Вам уважение...» — пишет она Эдмону. Годэ цинично советует своему подопечному овладеть «очаровательной недотрогой»: по его мнению, победа над ней изгонит из его сердца нелепое благоговение перед женской добродетелью и осушит его «деревенскую слюнявость»; победив госпожу Парангон, он станет «прелестнейшим мотыльком, порхающим по цветам любви». И вот распаленный Эдмон совершает насилие над госпожой Парангон. Несколько дней несчастная жертва находится между жизнью и смертью. Когда же она, наконец, приходит в себя, она бесповоротно удаляет от себя Эдмона В урочный час у нее рождается дочь — Эдмэ-Колетт.
[753]
Приходит письмо от госпожи Канон — Юрсюль похищена! Она «не лишилась целомудрия, но утратила невинность...» Эдмон мчится в Париж, вызывает обидчика-маркиза на дуэль, ранит его, но, утолив жажду мести, тотчас перевязывает рану своего противника. Пока Эдмон скрывается, госпожа Парангон выступает его заступницей перед семьей маркиза. В результате старый граф обещает Эдмону свое покровительство, его принимают в свете, и дамы, восхищенные его красотой, бросаются заказывать ему свои портреты.
Эдмон остается в Париже. Сначала город ему не нравится своей суетностью, но постепенно он привыкает к столичной жизни и начинает находить в ней неизъяснимую прелесть. Воздействуя на ум Эдмона, Годэ гасит его религиозные чувства. «Естественный человек не ведает иного блага, кроме своей выгоды и безопасности, им он приносит в жертву все окружающее; это его право; это право всех живых существ», — наставляет Годэ своего юного друга.
У Юрсюли рождается сын, маркиз хочет узаконить его, женившись на ней даже против воли семьи. Юрсюль отвергает его предложение, но соглашается отдать младенца на воспитание родителям маркиза. Старый граф быстро женит сына на богатой наследнице.
Прежние претенденты на руку Юрсюль отказываются от нее, опасаясь, что приключение ее получит огласку. Негодуя на сестру, Эдмон пытается удержать ее на стезе добропорядочности, но сам с головой уходит в развлечения, посещает доступных девиц самого низкого пошиба. Годэ, имеющий «кое-какие виды» на Эдмона, укоряет друга: «человек, преодолевший предрассудки», отнюдь не должен терять голову и предаваться бессмысленным утехам.
Похититель Юрсюли представляет Эдмона своей молодой жене, и та заказывает ему свой портрет. Вскоре они становятся любовниками. Годэ одобряет эту связь: молодая аристократка может быть полезной для карьеры Эдмона.
Юрсюль влюбляется в некоего Лагуаша, «человека без средств и безо всяких заслуг» и бежит с ним из дома. Добившись своего, негодяй тут же бросает ее. Вкусив плоды разврата, Юрсюль соглашается стать содержанкой все еще влюбленного в нее маркиза Более того, она испрашивает на это согласия его жены и даже предлагает поделиться с ней деньгами, которыми одаряет ее любовник. Извращенная маркиза в восторге от изобретательности и циничности недавней поселяночки. Наставляемая Годэ, Юрсюль становится дорогой куртизанкой и забавы ради соблазняет собственного брата. Эдмон потрясен.
Юрсюль доходит до крайней точки падения: разоренная и опозоренная одним из отвергнутых ею любовников, она выходит замуж за
[754]
водоноса. Возмущенный Эдмон убивает Лагуаша — главного, по его мнению, виновника несчастий сестры.
Эдмон опускается: живет на чердаке, посещает отвратительные притоны. В одном из таких заведений он встречает Юрсюль. Водонос бросил ее, она окончательно погрязла в самом низменном разврате и вдобавок подхватила дурную болезнь. По совету Годэ Эдмон помещает ее в приют.
Окончательно пав духом, Эдмон также погрязает в низменном разврате. С трудом отыскавший его Годэ пытается приободрить его. «Снова возьмись за свое искусство и возобнови связь с госпожой Парангон», — советует он.
В Эдмона влюбляется юная куртизанка Зефира. Выходя замуж за состоятельного старца Трисмегиста, она надеется воспользоваться его состоянием на благо возлюбленного. Вскоре Зефира сообщает мужу, что ждет ребенка от Эдмона; господин Трисмегист готов признать будущего младенца. Растроганная Зефира становится на путь добродетели, и, хотя душа ее преисполнена любви к Эдмону, она хранит верность своему благородному супругу. Желая блага бывшему любовнику, она уговаривает его соединиться с любящей его госпожой Парангон, которая недавно овдовела. Поздно: Годэ находит для Эдмона жену — омерзительную, но богатую старуху, а сам, расставшись с Лорой, женится на ее не менее безобразной внучке. Заключив брак, обе женщины составляют завещания в пользу своих мужей.
Госпожа Парангон, отыскав Юрсюль, забирает ее из приюта. У Зефиры рождается сын; она знакомится с госпожой Парангон.
Под видом лечения Годэ отравляет свою жену и жену Эдмона. Обвиненные в убийстве, Эдмон и Годэ сопротивляются явившимся их арестовать стражникам; Эдмон нечаянно ранит Зефиру.
На суде Годэ, желая спасти друга, берет всю вину на себя. Его приговаривают к смерти, а Эдмона — к десяти годам каторги и отрубанию руки.
Овдовевший маркиз вновь предлагает Юрсюли вступить с ним в брак, чтобы узаконить сына. С одобрения госпожи Парангон Юрсюль принимает предложение. Отбывший срок Эдмон ускользает от ожидающих его друзей и отправляется бродяжничать: он посещает могилы родителей, издалека любуется детьми брата. Увидев Юрсюль в карете маркиза, он решает, что сестра его вновь вступила на путь порока, и закалывает ее. Узнав о своей трагической ошибке, Эдмон приходит в отчаяние. Проходит слух, что его больше нет в живых.
Неожиданно в церкви селения, где живет брат Эдмона Пьер, появляется картина: мужчина, похожий на злосчастного Эдмона, зака-
[755]
лывает женщину, удивительно напоминающую Юрсюль. Рядом стоят еще две женщины, имеющие сходство с Зефирой и госпожой Парангон. «Кто мог принести эту картину, если не сам Злосчастный?» — вопрошает Пьер.
Дочь госпожи Парангон и сын Зефиры по взаимной склонности вступают в брак. Зефира получает покаянное письмо Эдмона: «Поносите же меня, о вы все, любившие меня, гнушайтесь моими чувствами! Презирайте тень человека, пережившего самого себя, а главное, узнайте, что все потери, недавно им понесенные, произошли не по его вине, а были следствием его былой распущенности». Раскаявшийся Эдмон призывает оберегать детей, появление которых на свет было связано с преступлением. увы, предупреждение его запоздало: от кровосмесительной связи Эдмэ-Колетты и Зефирена уже родилось двое сыновей.
Отвечая на призыв госпожи Парангон, искалеченный Эдмон является к своей бывшей возлюбленной, и они, наконец, сочетаются законным браком.
Но счастье Эдмона коротко: вскоре он попадает под колеса кареты, в которой едет сын Юрсюли со своей молодой женой, и умирает в страшных мучениях. Следом за ним умирает безутешная госпожа Парангон.
«Преступление не остается безнаказанным. Манон, а также господин Парангон были наказаны мучительной болезнью, кара Годэ оказалась еще суровее, десница Всевышнего покарала Юрсюль; высокочтимой особе причинял огорчения полюбившийся ей человек; сам Эдмон, скорее слабый, чем преступный, получил по делам своим; маркиз и его первая жена пали под ударами бича ангела-истребителя. Бог справедлив».
Сраженный смертельным недугом, умирает Зефирен. Узнав, что муж был ей одновременно братом, Эдмэ-Колетта уходит из жизни, поручив детей дядюшке Пьеру.
Исполняя последнюю волю госпожи Парангон и Зефиры, Пьер строит образцовое селение для потомков рода Р***. «Принимая во внимание, сколь пагубно для нравственности пребывание в городе», учредители поселка навсегда запрещают членам семейства Р*** жить в городе.
Е. В. Морозова
Жак-Анри Бернарден де Сен-Пьер (Jacques Henri Bernardin de Saint-Pierre) 1737-1814
Поль и Виргиния (Paul et Virginie) - Роман (1788)
В предисловии автор пишет о том, что ставил себе в этом маленьком сочинении большие цели. Он попытался описать в нем почву и растительность, не похожие на европейские. Писатели слишком долго усаживали своих влюбленных на берегу ручьев под сенью буков, а он решил отвести им место на побережье моря, у подножия скал, в тени кокосовых пальм. Автору хотелось соединить красоту тропической природы с нравственной красотой некоего маленького общества. Он ставил перед собой задачу сделать очевидными несколько великих истин, в том числе ту, что счастье заключается в жизни, согласной с природой и добродетелью. Люди, о которых он пишет, существовали в действительности, и в основных своих событиях история их подлинна.
На восточном склоне горы, поднимающейся за Портом Людовика, что на Острове Франции (ныне — остров Маврикий), видны развалины двух хижин. Однажды, сидя на пригорке у их подножия, рассказчик познакомился со стариком, который поведал ему историю двух семейств, живших в этих местах два десятка лет назад.
В 1726 г. один молодой человек родом из Нормандии по фамилии де Латур приехал на этот остров с молодой женой искать счастья.
[757]
Жена его была старинного рода, но ее семья воспротивилась ее браку с человеком, который не был дворянином и лишила ее приданого. Оставив жену в Порте Людовика, он отплыл на Мадагаскар, чтобы купить там несколько чернокожих и вернуться обратно, но во время путешествия заболел и умер. Жена его осталась вдовой, не имея ровно ничего, кроме одной негритянки, и решила обрабатывать вместе с невольницей клочок земли и тем добывать себе средства к существованию. В этой местности уже около года жила веселая и добрая женщина по имени Маргарита. Маргарита родилась в Бретани в простой крестьянской семье и жила счастливо, пока ее не соблазнил сосед дворянин. Когда она понесла, он бросил ее, отказавшись даже обеспечить ребенка. Маргарита решила покинуть родные места и скрыть свой грех вдали от родины. Старый негр Доминго помогал ей возделывать землю. Госпожа де Латур обрадовалась, встретившись с Маргаритой, и вскоре женщины подружились. Они разделили между собой площадь котловины, насчитывавшую около двадцати десятин, и построили рядом два домика, чтобы постоянно видеться, беседовать и помогать друг другу. Старик, живший за горой, считал себя их соседом и был крестным отцом сначала сына Маргариты, которого назвали Полем, а потом дочери госпожи де Латур, которую нарекли Виргинией. Доминго женился на негритянке госпожи де Латур Марии, и все жили в мире и согласии. Дамы с утра до вечера пряли пряжу, и этой работы им хватало на содержание себя и своих семейств. Они довольствовались самым необходимым, в город ходили редко и надевали башмаки только по воскресеньям, направляясь рано утром в церковь Пампельмуссов.
Поль и Виргиния росли вместе и были неразлучны. Дети не умели ни читать, ни писать, и вся их наука заключалась в обоюдном угождении и помощи. Госпожа де Латур тревожилась за дочь: что станется с Виргинией, когда она вырастет, ведь у нее нет никакого состояния. Госпожа де Латур написала во Францию богатой тетушке и при каждом удобном случае писала снова и снова, пытаясь пробудить у той добрые чувства к Виргинии, но после долгого молчания старая ханжа наконец прислала письмо, где говорила о том, что племянница заслужила свою печальную участь. Не желая прослыть чересчур жестокой, тетушка все же попросила губернатора, господина де Лабурдонне, взять племянницу под свое покровительство, но так отрекомендовала ее, что только настроила губернатора против бедной женщины. Маргарита утешала госпожу де Латур: «К чему нам твои родственники! Разве Господь нас покинул? Он один нам отец».
Виргиния была добра, как ангел. Однажды, накормив беглую невольницу, она пошла вместе с ней к ее хозяину и вымолила для нее
[758]
прощение. Возвращаясь с Черной Реки, где жил хозяин беглянки, Поль и Виргиния заблудились и решили заночевать в лесу. Они стали читать молитву; как только они закончили ее, послышался собачий лай. Оказалось, что это их пес Фидель, вслед за которым показался и негр Доминго. Видя тревогу двух матерей, он дал Фиделю понюхать старое платье Поля и Виргинии, и верный пес сразу бросился по следам детей.
Поль превратил котловину, где жили оба семейства, в цветущий сад, искусно насадив в ней деревья и цветы. Каждый угол этого сада имел свое название: утес Обретенной Дружбы, лужайка Сердечного Согласия. Место у источника под сенью двух кокосовых пальм, посаженных счастливыми матерями в честь рождения детей, называлось Отдохновение Виргинии. Время от времени госпожа де Латур читала вслух какую-нибудь трогательную историю из Ветхого или Нового завета. Члены маленького общества не мудрствовали над священными книгами, ибо все богословие их, как и богословие природы, заключалось в чувстве, а вся мораль, как и мораль Евангелия, — в действии. Обе женщины избегали общения и с богатыми поселенцами, и с бедными, ибо одни ищут угодников, а другие часто злы и завистливы. При этом они проявляли столько предупредительности и учтивости, особенно по отношению к беднякам, что постепенно приобрели уважение богатых и доверие бедных. Каждый день был для двух маленьких семей праздником, но самыми радостными праздниками для Поля и Виргинии были именины их матерей. Виргиния пекла пироги из пшеничной муки и угощала ими бедняков, а на следующий день устраивала для них праздник. У Поля и Виргинии не было ни часов, ни календарей, ни летописей, ни исторических, ни философских книг. Они определяли часы по тени, отбрасываемой деревьями, времена года узнавали по тому, цветут ли или плодоносят сады, л годы исчисляли по сборам урожаев.
Но вот с некоторых пор Виргинию стал мучить неведомый недуг. То беспричинная веселость, то беспричинная грусть овладевали ею. В присутствии Поля она испытывала смущение, краснела и не решалась поднять на него глаза. Маргарита все чаще заговаривала с госпожой де Латур о том, чтобы поженить Поля и Виргинию, но госпожа де Латур считала, что дети слишком молоды и слишком бедны. Посоветовавшись со Стариком, дамы решили отправить Поля в Индию. Они хотели, чтобы он продал там то, что в избытке имеется в округе: неочищенный хлопок, черное дерево, камедь — и купил несколько рабов, а по возвращении женился на Виргинии, но Поль отказался покинуть родных и близких ради обогащения. Тем временем прибывший из Франции корабль привез госпоже де Латур письмо от тетуш-
[759]
ки. Она наконец смягчилась и звала племянницу во Францию, а если здоровье не позволяло той совершить столь долгое путешествие, наказывала прислать к ней Виргинию, обещая дать девушке хорошее воспитание. Госпожа де Латур не могла и не хотела пускаться в путь. Губернатор стал уговаривать ее отпустить Виргинию. Виргиния не желала ехать, но мать, а за ней и духовник стали убеждать ее, что такова воля Божия, и девушка скрепя сердце согласилась. Поль с огорчением наблюдал, как Виргиния готовится к отъезду. Маргарита, видя грусть сына, рассказала ему, что он всего лишь сын бедной крестьянки и вдобавок незаконнорожденный, следственно, он не пара Виргинии, которая со стороны матери принадлежит к богатой и знатной семье. Поль решил, что Виргиния в последнее время сторонилась его из презрения. Но когда он заговорил с Виргинией о разнице в их происхождении, девушка поклялась, что едет не по своей воле и никогда не полюбит и не назовет братом другого юношу. Поль хотел сопровождать Виргинию в путешествии, но обе матери и сама Виргиния уговорили его остаться. Виргиния дала обет вернуться, дабы соединить свою судьбу с его судьбой. Когда Виргиния уехала, Поль попросил Старика научить его грамоте, чтобы он мог переписываться с Виргинией. От Виргинии долго не было вестей, и госпожа де Латур лишь стороной узнала, что ее дочь благополучно прибыла во Францию. Наконец через полтора года пришло первое письмо от Виргинии. Девушка писала, что отправила до этого несколько писем, но не получила на них ответа, и поняла, что их перехватили: теперь она приняла меры предосторожности и надеется, что это ее письмо дойдет по назначению. Родственница отдала ее в пансион при большом монастыре близ Парижа, где ее учили разным наукам, и запретила всякие сношения с внешним миром. Виргиния очень скучала по своим близким. Франция казалась ей страной дикарей, и девушка чувствовала себя одиноко. Поль очень грустил и часто сидел под папайей, которую некогда посадила Виргиния. Он мечтал поехать во Францию, служить королю, составить себе состояние и стать знатным вельможей, чтобы заслужить честь стать мужем Виргинии. Но Старик объяснил ему, что его планы неосуществимы и незаконное происхождение закроет ему доступ к высшим должностям. Старик поддерживал веру Поля в добродетель Виргинии и надежду на ее скорое возвращение. Наконец утром двадцать четвертого декабря 1744 г. на горе Открытий подняли белый флаг, означавший, что в море показался корабль. Лоцман, отплывший из гавани для опознания корабля, вернулся лишь к вечеру и сообщил, что корабль бросит якорь в Порте Людовика на следующий день после полудня, если будет попутный ветер. Лоцман привез письма, среди которых было и письмо
[760]
от Виргинии. Она писала, что бабушка сначала хотела насильно выдать ее замуж, потом лишила наследства и наконец отослала домой, причем в такое время года, когда путешествия особенно опасны. Узнав, что Виргиния находится на корабле, все поспешили в город. Но погода испортилась, налетел ураган, и корабль стал тонуть. Поль хотел броситься в море, чтобы помочь Виргинии либо умереть, но его удержали силой. Матросы попрыгали в воду. Виргиния вышла на палубу и простирала руки к возлюбленному. Последний матрос, остававшийся на корабле, бросился к ногам Виргинии и умолял ее снять одежды, но она с достоинством отвернулась от него. Она одной рукой придерживала платье, другую прижала к сердцу и подняла вверх свои ясные глаза. Она казалась ангелом, который улетает на небо. Водяной вал накрыл ее. Когда волны вынесли ее тело на берег, то оказалось, что она сжимала в руке образок — подарок Поля, с которым она обещала никогда не расставаться. Виргинию похоронили близ Пампельмусской церкви. Поль не мог утешиться и умер через два месяца после Виргинии. Неделю спустя за ним последовала Маргарита. Старик перевез госпожу де Латур к себе, но она пережила Поля и Маргариту лишь на месяц. Перед смертью она простила бессердечную родственницу, обрекшую Виргинию на гибель. Старую женщину постигло суровое возмездие. Она мучилась угрызениями совести и несколько лет страдала приступами ипохондрии. Перед смертью она пыталась лишить наследства родственников, которых ненавидела, но те засадили ее за решетку, как сумасшедшую, а на имущество наложили опеку. Она умерла, сохранив, в довершение всех бед, довольно рассудка, чтобы сознавать, что ограблена и презираема теми самыми людьми, чьим мнением всю жизнь дорожила.
Мыс, который корабль не мог обогнуть накануне урагана, назвали мысом Несчастья, а бухту, куда выбросило тело Виргинии, — бухтой Могилы. Поля похоронили подле Виргинии у подножия бамбуков, рядом находятся могилы их нежных матерей и верных слуг. Старик остался один и стал подобен другу, у которого нет больше друзей, отцу, лишившемуся своих детей, путнику, одиноко блуждающему по земле.
Закончив свой рассказ, Старик удалился, проливая слезы, да и его собеседник, слушая его, уронил не одну слезу.
О. Э. Гринберг
Луи Себастьян Мерсье (Louis Sebastian Mercier) 1740—1814
Картины Парижа (Tableau de Paris) - Очерки (1781-1788)
Авторское предисловие посвящено сообщению о том, что интересует Мерсье в Париже — общественные и частные нравы, господствующие идеи, обычаи, скандальная роскошь, злоупотребления. «Меня занимает современное мне поколение и образ моего века, который мне гораздо ближе, чем туманная история финикиян или египтян». Он считает нужным сообщить, что сознательно избегал сатиры на Париж и парижан, так как сатира, направленная на конкретную личность, никого не исправляет. Он надеется, что сто. лет спустя его наблюдения над жизнью всех слоев общества, живущих в огромном городе, сольются «с наблюдениями века».
Мерсье интересуют представители разнообразных профессий: извозчики и рантье, модистки и парикмахеры, водоносы и аббаты, офицерство и банкиры, сборщицы подаяний и учителя, словом, все, кто разными способами зарабатывает себе на жизнь и дает другим возможность существовать. Университетские профессора, например, умудряются привить ученикам отвращение к наукам, а адвокаты, из-за неустойчивых законов, не имеют возможности задуматься об исходе дела, и идут в том направлении, куда их влечет кошелек клиента.
[762]
Зарисовки Мерсье — это не только городские типы и обыватели, но и портрет города. Лучшая панорама, по его мнению, открывается с башни «Собора богоматери» (Лицо большого города). Среди «картин» можно найти Улицу Урс и Улицу Юшетт, Сите и Остров Людовика Святого, Сент-Шапель и Церковь святой Женевьевы. Он живописует те места, куда собирается на гуляния весь Париж — Пале-Рояль и Лон-Шан. «Там собираются и дешевенькие кокотки, и куртизанки, и герцогини, и честные женщины». Простолюдины в праздничной одежде смешиваются с толпой и глазеют на все, на что следует смотреть в дни всеобщих гуляний, — красивых женщин и экипажи. В таких местах автор делает вывод, что красота не столько дар природы, сколько «сокровенная часть души». Такие пороки, как зависть, жестокость, хитрость, злоба и скупость, всегда проступают во взгляде и выражении лица. Вот почему, замечает писатель, так опасно позировать человеку с кистью в руке. Художник скорее определит род занятий и образ мысли человека, нежели знаменитый Лафатер, цюрихский профессор, который столько написал об искусстве узнавать людей по их лицам.
Здоровье жителей зависит от состояния воздуха и чистоты воды. Ряд очерков посвящен тем производствам, без которых немыслима жизнь гигантского города, но кажется, что их предназначение — отравление Парижа ядовитыми испарениями (Вытопка сала, Бойни, Тлетворный воздух, Ветеринарные ямы). «Что может быть важнее здоровья граждан? Сила будущих поколений, а следовательно сила самого государства, не зависит ли от заботливости городских властей?» — вопрошает автор. Мерсье предлагает учредить в Париже «Санитарный совет», причем в его состав должны входить не доктора, которые своим консерватизмом опасны для здоровья парижан, а химики, «которые сделали так много новых прекрасных открытий, обещающих познакомить нас со всеми тайнами природы». Доктора, которым писатель посвятил лишь одну «картину», не оставлены вниманием в других зарисовках. Мерсье утверждает, что доктора продолжают практиковать медицину старинными, довольно темными способами только для того, чтобы обеспечить себе побольше визитов и не давать никому отчета в своих действиях. Все они действуют как сообщники, если дело доходит до консилиума. Медицинский факультет, по его мнению, все еще преисполнен предрассудков самых варварских времен. Вот почему для сохранения здоровья парижан требуется не доктор, а ученые других профессий.
К улучшениям условий жизни горожан Мерсье относит закрытие кладбища Невинных, оказавшееся за века своего существования (со
[763]
времен Филшша Красивого) в самом центре Парижа. Автора занимает также работа полиции, которой посвящены довольно пространные (по сравнению с другими) зарисовки (Состав полиции, Начальник полиции). Мерсье констатирует, что необходимость сдерживать множество голодных людей, видящих, как кто-то утопает в роскоши, является невероятно тяжелой обязанностью. Но он не удержался от того, чтобы сказать: «Полиция — это сборище негодяев» и далее: «И вот из этих-то омерзительных подонков человечества родится общественный порядок!»
Для изучающего общественные нравы интерес к книгам закономерен. Мерсье утверждает, что если не все книги печатаются в Париже, то пишутся они именно в этом городе. Здесь, в Париже, обитают те, кому посвящен очерк «О полуписателях, четвертьписателях, о метисах, квартеронах и проч.». Подобные люди публикуются в Вестниках и Альманахах и именуют себя литераторами. «Они громко осуждают надменную посредственность, в то время как сами и надменны и посредственны».
Рассказывая о корпорации парламентских парижских клерков — Базош, — автор замечает, что герб их состоит из трех чернильниц, содержимое которых заливает и губит все вокруг. По иронии судьбы, у судебного пристава и вдохновенного писателя общие орудия труда. Не меньший сарказм вызывает у Мерсье состояние современного театра, особенно при попытках ставить трагедии, в которых капельдинер силится изображать римского сенатора, облачившись при этом в красную мантию доктора из мольеровской комедии. С не меньшей иронией автор говорит о страсти к любительским спектаклям, особенно к постановке трагедий. К новому виду представлений Мерсье относит публичное чтение новых литературных произведений. Вместо того, чтобы узнать мнение и получить совет от близкого друга, литераторы стремятся обнародовать свой труд на публике, тем или иным способом состязаясь с членами Французской академии, имеющими право публично читать и публично выслушивать похвалы в свой адрес. В 223-й по счету «картине» писатель сожалеет об утрате таких дивных зрелищ, как фейерверки, которые пускали по торжественным дням — как-то: день св. Жана или рождения принцев. Теперь по этим дням отпускают на свободу заключенных и выдают замуж бедных девушек.
Мерсье не упустил из виду и маленькую часовню Сен-Жозеф на Монмартре, в которой покоятся Мольер и Ла-Фонтен. Он рассуждает о религиозных свободах, время для которых наступило, наконец, в Париже: Вольтер, которому раньше отказывали в погребении, полу-
[764]
чил обедню за упокой своей души. Фанатизм, резюмирует автор, пожирает самого себя. Далее Мерсье говорит о политических свободах и общественных нравах, причина падения которых заключена и в том, что «красота и добродетель не имеют у нас никакой цены, если они не подкреплены приданым». Отсюда возникла потребность в следующих «картинах»: «Под любым названием, О некоторых женщинах, Публичные женщины, Куртизанки, Содержанки, Любовные связи, О женщинах, Об идоле Парижа — о «прелестном»». Не менее детально и ярко отражены в зарисовках «Ломбард, Монополия, Откупное ведомство, Мелочная торговля». Внимание уделено и таким порокам Парижа, как «Нищие, Нуждающиеся, Подкидыши, Места заключения и Подследственные отделения», основанием для создания которых послужило желание «быстро очистить улицы и дороги от нищих, чтобы не было видно вопиющей нищеты рядом с наглой роскошью» (картина 285).
Жизнь высшего общества подвергнута критике в «картинах»: «О дворе, Великосветский тон, Светский язык». Причуды великосветского и придворного быта отражены в зарисовках, посвященных различным деталям модных туалетов, таких, как «Шляпы» и «Фальшивые волосы». В своих рассуждениях о модных головных уборах Мерсье так характеризует влияние Парижа на вкусы других стран: «И кто знает, не расширим ли мы и дальше, в качестве счастливых победителей, наши славные завоевания?» (Картина 310). Сравнение аристократии с простолюдинкой оказывается не в пользу дамы из высшего общества, слепо следующей из-за сословного тщеславия за всеми причудами моды — «Болезни глаз, воспаления кожи, вшивость являются следствием этого преувеличенного пристрастия к дикой прическе, с которой не расстаются даже в часы ночного отдыха. А тем временем простолюдинка, крестьянка не испытывает ни единой из этих неприятностей».
Автор не обошел вниманием и такое учреждение, каковое, по его мнению, могло возникнуть только в Париже, — это Французская академия, которая скорее мешает развитию французского языка и литературы, чем способствует развитию как писателей, так и читателей. Проблемы словесности подвергнуты анализу в зарисовках «Апология литераторов, Литературные ссоры, Изящная словесность». Последняя, 357 «картина», завершает собой труд Мерсье и написана как «Ответ газете «Курье де л'Ероп»». Сопоставив все похвалы и критические замечания, автор обращается к своему читателю со словами: «Хочешь расплатиться со мной, чтобы я был вознагражден за все свои
[765]
бессонные ночи? Дай от своего избытка первому страждущему, первому несчастному, которого встретишь. Дай моему соотечественнику в память обо мне».
Р. М. Кирсанова
2440 год (L'an 2440) - Утопический роман (1770)
Роман начинается посвящением году две тысячи четыреста сороковому. В предуведомлении автор сообщает, что его цель — всеобщее благоденствие.
Герой (он же автор) романа, утомленный долгой беседой со стариком англичанином, который резко осуждает французские нравы и порядки, засыпает и просыпается у себя дома в Париже через 672 г. — в двадцать пятом веке. Так как одежда его оказывается нелепой, он одевается в лавке подержанного платья, куда его приводит встреченный на улице прохожий.
Герой удивляется почти полному отсутствию карет, которые, по словам его спутника, предназначены только для больных людей или особо важных персон. Человеку, прославившемуся в каком-либо искусстве, жалуется шапка с его именем, что дает тому право на всеобщее уважение граждан и возможность свободно посещать государя.
Город поражает чистотой и изяществом оформления общественных мест и зданий, украшенных террасами и вьющимися растениями. Врачи теперь принадлежат к наиболее уважаемой категории граждан, а благоденствие достигло такой степени, что отсутствуют, за ненадобностью, приюты для бедных и смирительные дома. Вместе с тем человек, написавший книгу, проповедующую «опасные принципы», должен носить маску, пока не искупит своей вины, причем исправление его не принудительно и заключается в нравоучительных беседах. Каждый гражданин записывает свои мысли, и к концу жизни составляет из них книгу, которую зачитывают у него на могиле.
Детей обучают на французском языке, хотя сохранился «Коллеж четырех наций», в котором изучают итальянский, английский, немецкий и испанский языки. В печально знаменитой когда-то своими «бесплодными» диспутами Сорбонне занимаются исследованием человеческих трупов, с целью отыскания средств уменьшения телесных
[766]
страданий человека. Универсальным лечебным средством считаются ароматические растения, обладающие способностью «разжижать сгустившуюся кровь»; излечиваются воспаление легких, чахотка, водянка и многие ранее неизлечимые болезни. К новейшим принципам предупреждения болезней относятся прививки.
Все книги по богословию и юриспруденции хранятся теперь в подвалах библиотек, и, в случае опасности войны с соседними народами, противнику засылаются эти опасные книги. Вместе с тем адвокаты сохранены, а преступившие закон либо гласно содержатся в тюрьме, либо изгоняются из страны.
Беседа прерывается частыми ударами колокола, оповещающего о редчайшем событии — казни за убийство. Законопослушание воспитывается рано: в четырнадцать лет каждый обязан собственноручно переписать законы страны и принять присягу, возобновляемую через каждые десять лет. И все-таки иногда для назидания смертная казнь производится: на площади перед Дворцом правосудия преступника подводят к клетке с телом убитого. Председатель Сената зачитывает приговор суда, раскаивающийся преступник, окруженный священниками, выслушивает речь Прелата, после чего приносят скрепленный подписью Государя смертный приговор. У той же клетки преступника расстреливают, что считается окончательным искуплением вины и имя его вновь вписывается в списки граждан.
Служители церкви в государстве являют образец добродетели, их главная миссия — утешение страждущих, предотвращение кровопролития. В храме почти все привычно для нашего героя, но отсутствует живопись и скульптура, алтарь лишен украшений, стеклянный купол открывает вид на небо, а молитвой служит поэтическое послание, идущее от самого сердца. В обряде причащения юноша в телескоп разглядывает небесные тела, затем в микроскоп ему показывают мир, еще более дивный, убеждая тем самым в мудрости Творца.
Путешествуя по городу, спутники осматривают площадь с символическими фигурами: коленопреклоненной Франции; Англии, протягивающей руки к Философии; поникнувшей головой Германии; Испании, из мрамора с кровавыми прожилками — что должно было изображать раскаяние в неправедных делах в прошлом.
Приближалось время обеда, и спутники оказываются в доме, украшенном гербом и щитом. Выяснилось, что в домах знати принято накрывать три стола: для семьи, чужестранцев и бедняков. После обеда герой отправляется смотреть музыкальную трагедию о жизни и смерти тулузского торговца Каласа, колесованного за желание перейти в католичество. Сопровождающий рассказывает о преодолении пред-
[767]
рассудков в отношении актеров: например, Прелат недавно просил Государя пожаловать вышитую шапку одному выдающемуся актеру.
Герою видится сон с фантастическими видениями, которые меняют течение переживаемых событий — он оказывается один без провожатого в королевской библиотеке, которая вместо огромных когда-то комнат уметается в небольшом помещении. Библиотекарь рассказывает об изменившемся отношении к книге: все легкомысленные или опасные книги были сложены в огромную пирамиду и сожжены. Однако предварительно из сожженных книг была извлечена главная суть их и изложена в небольших книжицах в 1/12 долю листа, которые и составляют нынешнюю библиотеку. Оказавшийся в библиотеке писатель характеризует нынешних сочинителей как самых почитаемых граждан — столпов морали и добродетели.
Проследовав в Академию, спутники оказываются в простом здании с местами для академистов, украшенных флажками с перечислением заслуг каждого. Один из присутствующих академиков обращается с пламенной речью с осуждением порядков старой Академии XVIII в. Герой не оспаривает правоты оратора, но призывает не судить строго прошедшие времена.
Далее герой посещает Королевскую коллекцию, в которой рассматривает мраморные статуи с надписями «Изобретателю пилы», «Изобретателю бойницы, ворота, блока» и т. д.; перед ним проходят редкие растения, минералы; целые залы посвящены оптическим эффектам; залы акустики, где молодых воинственных наследников престола отучают от агрессии, оглушая звуками сражений.
Неподалеку от коллекции располагается академия Живописи, включающая в себя ряд других академий: рисования, живописи, скульптуры, практической геометрии. Стены академии украшены работами величайших мастеров, в основном на нравоучительные темы, без кровавых битв и любострастных утех мифологических богов. В аллегорической форме передано своеобразие народов: завистливость и мстительность итальянца, горделивая устремленность вперед англичанина, презрение к стихиям немца, рыцарственность и возвышенность француза. Художники теперь находятся на содержании у государства, скульпторы не лепят толстосумов и королевских прислужников, увековечивают лишь великие деяния. Широкое распространение получила гравюра, которая учит граждан добродетели и героизму.
Герой возвращается в центр города, где с толпой граждан беспрепятственно попадает в тронный зал. По обе стороны трона располагаются мраморные доски с выгравированными на них законами, обозначающими пределы королевской власти, с одной стороны, и
[768]