1.3.2. Российская безработица: дифференциация по социально-демографическим группам
Для разных социально-демографических групп риск остаться без работы может быть неодинаковым. Обычно к числу особо уязвимых категорий относят женщин, молодежь, работников с недостаточным образованием и низкой квалификацией, национальные меньшинства, инвалидов.
Устойчивая межгрупповая дифференциация безработицы порождает трудно разрешимые социальные и экономические проблемы. Она усиливает неравенство в распределении доходов, способствуя концентрации бедности в определенных сегментах общества. Ее существование может сигнализировать, что значительная часть безработицы имеет структурный характер и обусловлена несоответствиями между качественными характеристиками рабочей силы и требованиями производства. Это означает, что процесс перераспределения трудовых ресурсов из стагнирующих секторов экономики в растущие идет с большими трениями: либо из-за низкого качества высвобождаемых работников, либо из-за серьезных финансовых, информационных и социальных барьеров, препятствующих их мобильности (скажем, в форме дискриминирующего поведения работодателей).
Подобная сегментированность рынка труда сужает поле для маневра в макроэкономической сфере, ограничивая возможности без инфляционного развития. Опасность ускорения инфляции возникает на более ранних стадиях, поскольку одни сектора начинают сталкиваться с дефицитом кадров и усиливающимся давлением в сторону повышения заработной платы тогда, когда в других секторах предложение рабочей силы по-прежнему остается избыточным и безработица удерживается на высокой отметке.
Таким образом, смягчение неравенства в распределении бремени безработицы может быть столь же приоритетной задачей государственной политики на рынке труда, как и снижение ее среднего уровня. Именно этой цели служат разнообразные "активные" программы, призванные оказывать содействие в занятости различным проблемным категориям безработных.
Ситуация на рынках труда постсоциалистических стран — в том числе и в России — осложнялась рядом дополнительных факторов. С самого начала было понятно, что воздействие системной трансформации на различные звенья экономики будет неодинаковым и что она потребует масштабного перераспределения трудовых ресурсов и кардинальной перестройки всей структуры занятости. Отсюда — закономерные ожидания значительной структурной безработицы. К тому же в первые пореформенные годы целевые программы, призванные содействовать занятости наиболее уязвимых категорий населения, только начинали отстраиваться. Это давало веские основания полагать, что не только средний уровень, но также и степень дифференциации безработицы в переходных экономиках окажется исключительно высокой.
На российском рынке труда риск попадания в ряды “лишних людей”, как правило, выше для тех групп, которые повсеместно рассматриваются как наиболее уязвимые.
Одним из наиболее значимых исключений можно считать безработицу среди женщин, которая в большинстве стран мира превышает безработицу среди мужчин. В
России вероятность попадания в ряды безработных для мужчин и женщин отличалась очень мало. Уровень общей безработицы среди женщин даже несколько уступал среднероссийскому: чаще всего он был ниже на 0,3-0,7 процентных пункта.
Интересно, что гендерная дифференциация безработицы в странах с переходной экономикой не укладывается в какую-то общую модель. В одних, как и в России, отмечалась более высокая безработица среди мужчин, в других — среди женщин. Но в любом случае эти различия были не столь глубоки, как в большинстве развитых стран. На первый взгляд, это могло бы быть связано с более быстрым оттоком женщин из экономически активного населения, последовавшим за стартом рыночных реформ, — именно такой сценарий был реализован в некоторых переходных экономиках. Однако в России снижение уровня экономической активности среди женщин было выражено даже слабее, чем среди мужчин (-6,3 и -8,0 процентных пункта соответственно за период 19922000 годов).
Структура общей безработицы в России и странах Центральной восточной Европы (ЦВЕ) по основным социально-демографическим группам*
Источники: Обследование населения по проблемам занятости, ноябрь 1999 г.. М, Госкомстат России, 2000, выпуск 2; Обследование населения по проблемам занятости, ноябрь 2000 г.. М., Госкомстат России, 2001; база данных ОЭСР "OECD-ССЕЕТ Labour Market Data Base"; Boeri, Т., Burda, M.C., and J. Kollo. Mediating the Transition: Labour Markets in Central and Eastern Europe. N.Y.: Centre for Economic Policy Research, 1998, pp. 23-24.
* Россия: 1992-1995, 1997-1998 гг. — октябрь, 1996 г. — март, 1999-2000 гг. — ноябрь. Страны ЦВЕ: 7 стран, середина 1997 г.
** Молодежь -15-24 года; активный возраст — 25-49 лет; предпенсионный возраст — женщины 50-54 лет, мужчины 50-59 лет.; пенсионный возраст — женщины 55 лет и старше, мужчины 60 лет и старше.
Другое напрашивающееся объяснение — различия в распределении мужской и женской рабочей силы по отраслям. В течение переходного периода традиционно “мужские” отрасли (ВПК и др.) понесли особенно большие потери в занятости, тогда как в традиционно “женских” отраслях социального сектора (образовании, здравоохранении и др.) она, напротив, увеличилась — как абсолютно, так и относительно. Хотя этот фактор, по-видимому, внес определенный вклад в сдерживание женской безработицы, все же не следует забывать, что некоторые из наиболее “феминизированных” отраслей (текстильная и др.) длительное время были в числе лидеров по темпам сокращения занятости.
На наш взгляд, решающую роль здесь сыграл традиционно высокий уровень участия женщин в рабочей силе, который десятилетиями поддерживался в бывших плановых экономиках. В большинстве стран мира значительная часть женщин либо никогда не выходит на рынок труда, занимаясь ведением домашнего хозяйства, либо делает в трудовой активности многолетние перерывы, посвящая их рождению и уходу за детьми. В результате по объему накопленного трудового опыта они значительно проигрывают мужчинам, что неизбежно ослабляет их способность конкурировать на равных за имеющиеся рабочие места. В отличие от этого, в плановых экономиках политика государства была направлена на предельную мобилизацию трудового потенциала женской рабочей силы: заниженная заработная плата делала модель семьи с одним кормильцем экономически непривлекательной либо вообще невозможной; перерывы на рождение детей чаще всего длились недолго; по уровню образования женщины превосходили мужчин, что дополнительно ориентировало их на профессиональную карьеру и т.д. В результате женщинами был накоплен опыт трудовой деятельности, мало уступавший по продолжительности опыту мужчин. На наш взгляд, именно это способствовало укреплению их позиций в переходный период, позволяя удерживать женскую безработицу на уровне, сопоставимом с мужской.
Кривая изменения уровня безработицы по возрасту представлена на рисунке (по состоянию на конец 2000 года). Максимального значения он достигает в самой младшей возрастной группе (15-19 лет) — 35,1%, а затем почти монотонно падает на протяжении большей части возрастной шкалы. Минимум фиксируется в последней предпенсионной группе (50-54 года) — 6,2%, после чего наблюдается небольшое “постпенсионное” повышение (примерно на 1,3 процента). Сравнивая кривые, легко заметить, что только на самой нижней ступени возрастной шкалы женщины опережают мужчин. Скорее всего, этот разрыв в уровнях безработицы (почти на 9 процентных пунктов) объясняется отвлечением значительной части молодых мужчин данной возрастной категории на военную службу. Уже на следующей ступени вперед выходят мужчины, которые сохраняют “лидерство” вплоть до пятидесятилетнего возрастного рубежа. Однако в пожилых возрастах вперед вновь выходят женщины (наиболее значительный разрыв отмечается в группе 64-72 года). Важно, тем не менее, отметить, что во всех группах — за исключением самой младшей и самой старшей — уровни безработицы для мужчин и женщин оказываются практически одинаковыми.
Рисунок. Изменение уровня безработицы по возрастным группам, 2000 год (ноябрь)
Источник: данные Госкомстата России.
Как и везде в мире, безработица среди молодежи в России выше, чем среди других возрастных групп. Это естественно, поскольку наиболее интенсивный поиск на рынке труда, сопровождающийся неизбежными пробами и ошибками, приходится на начальный этап трудовой активности человека. На протяжении большей части 90-х гг. общая безработица среди молодежи примерно вдвое превосходила среднероссийский уровень. Однако в некоторых других переходных экономиках ситуация была еще более критической, причем даже после их вступления в фазу подъема. Только в 1997-2000 годах безработица среди молодежи в России приблизилась к показателям, характерным для стран ЦВЕ. В последние годы она достигала 20-25%. Высокую молодежную безработицу можно рассматривать как свидетельство того, насколько велика степень неопределенности и информационной непрозрачности, с которыми приходится сталкиваться "новичкам" при вступлении на российский рынок труда.
К уязвимым категориям с точки зрения занятости нередко относят лиц предпенсионного и пенсионного возраста. Однако в переходных экономиках, включая российскую, вероятность попадания в состав безработных для данных возрастных групп относительно невелика. Так, в России безработица среди них была в последние годы на 25 процентных пунктов ниже среднероссийских показателей. Таким образом, широко распространенное представление, что риск попадания в ряды "лишних людей" особенно велик для женщин предпенсионного возраста, не находит подтверждения. Если они и подвергаются дискриминации на рынке труда, то, скорее всего, в иных формах — меньшей оплаты или худших условий занятости.
Что касается лиц активного возраста, то уровень безработицы среди этой группы практически совпадал с общероссийским. Как известно, один из наиболее кризисных секторов российской экономики — сельское хозяйство. Известно также, что многие регионы с критической ситуацией на рынке труда (например, республики Северного Кавказа) имеют по преимуществу аграрную ориентацию. Отсюда можно было бы заключить, что в России должна была сформироваться масштабная сельская безработица. Действительно, в пореформенный период "вклад" села в численность безработных вырос почти в полтора раза: с менее чем 17% в 1992 году до более, чем 24% в 2000 году. Тем не менее на протяжении всего переходного периода между уровнями безработицы сельского и городского населения поддерживался примерный паритет — с той лишь разницей, что в начале десятилетия немного "впереди" был город, тогда как в конце десятилетия — село. Так, хотя в конце 2000 года сельская безработица превышала городскую, разрыв составлял всего 2,0 процентных пункта.
Чем может объясняться отсутствие сколько-нибудь значимых различий в масштабах открытой безработицы между городом и селом несмотря, на, казалось бы, глубоко кризисное состояние российского аграрного сектора? Во-первых, амортизирующую роль играл интенсивный отток в экономическую не активность (у сельского населения трудоспособного возраста темпы этого процесса были вдвое выше, чем у городского). Во-вторых, в случае потери формального места работы сельским жителям намного проще, чем городским, переходить к производству товаров и услуг в домашних хозяйствах. В-третьих, аграрные предприятия были особенно склонны к придерживанию избыточной рабочей силы. В-четвертых, цена сельского труда находилась на предельно низкой, подчас почти нулевой отметке, что до известной степени стабилизировало спрос на рабочую силу, позволяя избегать резких сокращений занятости (заработная плата в аграрном секторе была одной из самых низких, а задержки в ее выплате исчислялись месяцами, если не годами). Наконец, в условиях переходного кризиса в сельскохозяйственном производстве наметился определенный сдвиг от использования более капиталоемких к использованию более трудоемких технологий. Все это тормозило потенциальный рост сельской безработицы.
Парадоксально, но даже в регионах, где, казалось бы, следовало ожидать давления аграрного перенаселения (например, в республиках Северного Кавказа), уровни безработицы на селе и в городе оставались примерно одинаковыми. По-видимому, сегодня на пути миграции сельских жителей в город уже не существует непреодолимых барьеров. Часть избыточного аграрного населения рано или поздно передислоцируется в город, способствуя выравниванию уровней сельской и городской безработицы.
Интересно, что близость уровней сельской и городской безработицы сохраняется почти на всем протяжении возрастной шкалы. Единственное исключение — самая младшая группа 15-19 лет, для которой городская безработица оказывается на 10 процентных пунктов выше, чем сельская. Скорее всего, это отражает тенденцию к участию сельской молодежи в производстве товаров и услуг для реализации в семейном подсобном хозяйстве. Без учета этого фактора уровни безработицы в городе и на селе практически сравниваются и для данной возрастной группы.
Рисунок. Изменение уровня безработицы по возрасту у городского и сельского населения, 2000 год (ноябрь)
Одним из главных факторов, определяющих позиции работника на рынке труда, является уровень образования. Чем больше запас накопленного человеческого капитала, тем меньше риск попадания в ряды "лишних людей". Эта закономерность достаточно четко прослеживается и на российском рынке труда. Так, в 2000 году уровень общей безработицы среди лиц с высшим образованием был на 4,8 процентных пункта ниже, чем в среднем по стране. Напротив, среди лиц с низким образованием (не закончивших среднюю школу) он был в полтора раза — на 6,5-7,6 процентных пункта — выше среднероссийского.
Структура общей безработицы в России и странах ЦВЕ по уровню образования*
Источники: Обследование населения по проблемам занятости, ноябрь 1999 г.. М., Госкомстат России, 2000, выпуск 2; Обследование населения по проблемам занятости, ноябрь 2000 г.. М., Госкомстат России, 2001; база данных ОЭСР "OECD-ССЕЕТ Labour Market Data Base"; Boeri, Т., Burda, M.C., and J. Kollo. Mediating the Transition: Labour Markets in Central and Eastern Europe. N.Y.: Centre for Economic Policy Research, 1998, pp. 23-24.
* Россия: 1992-1995, 1997-1998 гг. — октябрь, 1996 г. — март, 1999-2000 гг. — ноябрь. Страны ЦВЕ: 7 стран, середина 1997 г.
Однако в российских условиях снижение безработицы по мере роста уровня образования не происходит строго монотонно. Так, на протяжении большей части 90-х годов уровень безработицы среди лиц с незаконченным высшим образованием превосходил среднероссийский. Скорее всего, это связано со спецификой трудового поведения студентов вузов (рассматриваемая категория в значительной мере состоит именно из них), заинтересованных в получении работы, которую можно было бы совмещать с учебой. Обращает на себя внимание и относительно высокая безработица среди лиц с профессиональным начальным образованием (бывших выпускников ПТУ). По-видимому, она отражает общее для всех переходных экономик явление: унаследованный от плановой системы избыток работников с узкой специальной подготовкой.
Это предположение согласуется с данными о вариации уровней безработицы по профессиональным группам. Общая картина выглядит стандартно: чем выше квалификация, тем меньше работник подвержен риску остаться не у дел. Так, в 2000 году уровень безработицы среди руководителей был более чем на треть ниже, тогда как среди неквалифицированных рабочих — более чем на треть выше общероссийского. Из этого правила обнаруживается одно значимое исключение: для высококвалифицированных рабочих вероятность столкнуться с безработицей была выше, чем для рабочих средней квалификации, и, почти такой же, как для неквалифицированных рабочих. Этот достаточно необычный результат можно связать не только с более высокой резервируемой заработной платой, характерной для данной профессиональной группы, но также и с тем, что наиболее сильный удар переходный кризис нанес по отраслям и предприятиям с повышенной концентрацией именно высококвалифицированных рабочих (ВПК и т. п.).
Структура общей безработицы по основным профессиональным группам*
Источники: Обследование населения по проблемам занятости, ноябрь 1999 г.. М, Госкомстат России, 2000, выпуск 2; Обследование населения по проблемам занятости, ноябрь 2000 г., М., Госкомстат России, 2001.
* 1997-1998 годы — октябрь, 1999-2000 годы — среднее по четырем квартальным опросам.
** Средний уровень рассчитывался как среднеарифметическое групповых уровней безработицы.
В российской экономике общее соотношение между уровнями безработицы для “белых” и у “синих воротничков” труда составляло 1,3-1,5 (оценки относятся к 1997-2000 годам). В странах со зрелой рыночной экономикой оно выше, колеблясь от 1,5 в Германии до 2,3 в США. Таким образом, на российском рынке труда перспективы занятости у представителей физического труда были, как правило, сравнительно лучше или, по меньшей мере, не хуже, чем на рынках труда многих других стран.
Наиболее весомый вклад в формирование пула безработных вносили два сектора — промышленность и торговля. В 2000 году доля первой достигала почти 30% от общей численности безработных (без учета лиц, не имеющих опыта трудовой деятельности), доля второй приближалась к 20%. Характерно, что самые высокие показатели безработицы (на 2-5 процентных пунктов выше среднероссийского уровня) демонстрировали отрасли с наиболее интенсивным оборотом рабочей силы — строительство, торговля и промышленность. Такая же связь между безработицей и текучестью кадров отмечается во многих других экономиках. Риск остаться без работы был меньше всего для "выходцев" из сферы здравоохранения и, как ни странно, науки (напомним, что в 90-е годы наука была одним из лидеров по темпам сокращения занятости). Вероятно, работники, высвобождаемые из научной сферы, обладали достаточно высокой квалификацией, чтобы перемещаться в другие сектора напрямую, минуя промежуточное состояние безработицы.
Структура общей безработицы по отраслям, 2000 год*
Источник: Обследование населения по проблемам занятости, ноябрь 2000 года, М., Госкомстат России, 2001
* Усредненные данные по четырем квартальным опросам
** Рассчитывался как отношение численности безработных, имеющих опыт работы, к численности всего экономически активного населения
*** Средний уровень рассчитывался как среднеарифметическое групповых уровней безработицы
Нетрудно заметить, что на протяжении всего переходного периода отклонения структуры регистрируемой безработицы от структуры общей безработицы были, как правило, невелики. В подавляющем большинстве случаев отдельные группы оказывались представлены в составе той и другой примерно в равных пропорциях (другими словами, "коэффициент регистрации" был близок к единице).
Самое заметное отклонение — женщины, которые составляли почти две трети зарегистрированных безработных, но менее половины безработных по определению МОТ. Именно данные служб занятости послужили источником популярных в начале 90-х годов представлений о "женском лице" российской безработицы. В действительности, правомерно говорить лишь о том, что безработные женщины намного охотнее, чем мужчины, обращаются за помощью к государству (по-видимому, мужчины привыкли больше полагаться на собственные силы). Не исключено, что за их обращениями нередко может стоять заинтересованность не столько в получении трудоустройства, сколько в получении выплат и социальных гарантий, предоставляемых зарегистрированным безработным. В подобных случаях можно говорить о фактическом превращении пособий по безработице в специфическую форму социального вспомоществования.
"Коэффициент регистрации" больше единицы имели также лица активного и предпенсионного возраста. В то же время среди зарегистрированных безработных была явно не представлена молодежь в возрасте 16-24 лет. Скорее всего, дело здесь в специфике российского законодательства: среди молодых людей много учащихся и студентов, занятых поисками временной работы, которые согласно Закону о занятости не имеют права претендовать на получение официального статуса безработного. К тому же материальные стимулы к регистрации должны быть слабее у лиц, не имеющих опыта трудовой деятельности, так как по существующему законодательству они могут рассчитывать лишь на минимальное пособие.
Естественно было бы предполагать, что у сельских безработных возможности я регистрации будут сильно ограничены из-за территориальной отдаленности местных отделений ГСЗ. Однако вопреки ожиданиям в течение всего пореформенного периода коэффициент регистрации был у этой группы выше единицы. По-видимому, для жителей села, где экономические отношения до сих пор носят в значительной мере безденежный, натуральный характер, даже мизерное пособие по безработице представляло такую ценность, что они делали все возможное для его получения.
По образовательным категориям регистрируемая безработица распределялась примерно в тех же пропорциях, что и общая. Одно из исключений — группа с неполным высшим образованием, о которой речь шла выше; другое — группа с профессиональным начальным образованием, у которой значение коэффициента регистрации достигало 1,5-2. Похоже, бывшие выпускники ПТУ прибегали к услугам государственных служб занятости намного охотнее, чем другие группы.
Информация о профессиональной принадлежности собирается не по зарегистрированным безработным, а по всем, кто обращается к ним за содействием в трудоустройстве. Доля "синих воротничков" в составе их клиентуры примерно вдвое превосходила долю "белых воротничков". Отсюда можно заключить, что чаще всего в службы занятости обращались представители физического труда, тогда как представители нефизического труда предпочитали искать работу по иным каналам.
Обращение к характеристикам временной протяженности безработицы позволяет выявить дополнительные источники ее дифференциации. Так, если по общему уровню безработицы между мужчинами и женщинами поддерживался примерный паритет, то по уровню долговременной безработицы (продолжительностью свыше года) женщины устойчиво лидировали: в 2000 году он составлял у них 4,5%, тогда как у мужчин 4%. Это было отражением того факта, что среди женщин длительно безработные встречались намного чаще (почти на 10 процентных пунктов), чем среди мужчин. Соответственно средняя продолжительность безработицы (завершенной) достигала у женщин 14,9 месяцев по сравнению с 10,7 месяцами у мужчин. Вместе с тем мужчины намного активнее пополняли ряды "лишних людей" (месячный коэффициент притока составлял у них 1,1% против 0,7% у женщин), что и обеспечивало примерное равенство между уровнями мужской и женской безработицы. Таким образом, если вероятность остаться без работы была относительно выше для мужчин, то вероятность надолго "застрять" в этом состоянии — для женщин.
Распределение возрастных групп по уровню долговременной безработицы мало отличалось от их распределения по общему уровню безработицы. Самая высокая долговременная безработица была характерна для молодежи (аналогичная ситуация наблюдается в большинстве стран мира), самая низкая — для лиц предпенсионного возраста. Однако отсюда было бы неверно делать вывод, что риск длительной незанятости достигает максимума на начальных ступенях возрастной шкалы. Уровень долговременной безработицы у молодых людей выше только потому, что они имеют более высокий общий уровень безработицы. В то же время доля безработных с продолжительностью поиска свыше года была среди молодежи в полтора-два раза меньше, чем среди остальных групп: соответственно 29% против 46-62% (данные конца 2000 года). Средняя продолжительность молодежной безработицы (завершенной) составляла менее 9 месяцев, тогда как в активном возрасте поиск длился около 15, в предпенсионном растягивался на 17 месяцев, а в пенсионном превышал два года. Зато, как и следовало ожидать, среди молодежи приток в безработицу происходил в несколько раз активнее, чем среди лиц старшего возраста. Таким образом, молодежная безработица имела по преимуществу краткосрочный характер, с высокими темпами входа и выхода, тогда как застойная безработица являлась уделом, прежде всего, пожилых возрастов (особенно — пенсионеров).
С уровнем образования долговременная безработица связана отрицательно. Ниже всего она оказывается в группе с высшим образованием, выше всего — в группе, которая не имела даже общего. Самая низкая доля длительно безработных была характерна для лиц с незаконченным высшим образованием, что объясняется присутствием среди них большого числа студентов, поисковая активность которых зачастую носит кратковременный характер. Соответственно эта группа имела самую короткую среднюю продолжительность безработицы (завершенной) — менее 9 месяцев, тогда как у большинства других групп она достигала 10-12 месяцев. Однако у тех, у кого не было даже общего образования, поиски растягивались почти на три года. Достаточно продолжительная безработица (около 15 месяцев) отмечалась и среди обладателей дипломов техникума, что, возможно, свидетельствует о чрезмерно специализированном характере полученной ими квалификации. Такая узкая специализация может делать ее носителей неспособными к быстрой и эффективной адаптации, снижая шансы на трудоустройство за рамками ограниченной профессиональной ниши.
Среди профессиональных групп максимальный уровень долговременной безработицы наблюдался среди работников, занятых подготовкой информации, и неквалифицированных рабочих. Парадоксальное сочетание отмечалось у категории руководителей — уровень долговременной безработицы был у нее одним из самых низких, тогда как доля длительно безработных выше, чем во всех остальных группах, — более 50%. Возможно, это объяснялось завышенными притязаниями, которые выдвигались в ходе поиска представителями этой группы.
Очевидно, что главным источником дифференциации безработицы выступал демографический фактор: дисперсия относительных уровней безработицы по возрасту достигала в большинстве случаев 50-60%. Аналогичные оценки для образовательных, профессиональных и отраслевых категорий, как правило, не превышали 20%.
Дисперсии относительных уровней общей по основным социально-демографическим безработицы группам, %*
* 1992-1995, 1997-1998 годы — октябрь, 1996 год — март, 1999-2000 годы — ноябрь (по профессиональным группам — усредненные данные по четырем квартальным обследованиям).
Дифференциация российской безработицы вполне сопоставима с той, что отмечается на рынках труда развитых стран. В исследовании Р. Лэйарда, С. Никкела и Р. Джэкмэна приводятся следующие данные о дисперсии относительных уровней безработицы в Великобритании в 1985 году:
- по полу (2 группы) — 1%,
- по возрасту (10 групп) — 22%,
- по профессиям (7 групп) — 22%,
- по отраслям (10 групп) — 14%.
Единственное измерение, по которому неравенство в распределении бремени безработицы оказывается в России заметно глубже, — это возраст. На британском рынке труда вариации по этому признаку были примерно вдвое меньше, чем на российском. Однако по сравнению с большей частью других переходных экономик социальнодемографическая структура российской безработицы выглядит более сбалансированной и менее "проблемной". Так, в странах ЦВЕ дисперсия относительных уровней безработицы по возрасту достигала 60-100%, исключая "благополучную" Чехию, где она составляла около 35% (оценки относятся к середине 1997 года). В любом случае дифференциация по возрасту — это в значительной мере отражение жизненного цикла, который проходят работники, и она не может восприниматься как свидетельство существования непроницаемых барьеров, жестко отделяющих одни группы работников от других.
Чем мог быть обусловлен этот достаточно неожиданный результат — сравнительно ограниченная дифференциация показателей безработицы в экономике, переживающей процесс глубинной системной трансформации? По-видимому, здесь сказалось действие нескольких факторов:
- переходный кризис не был сфокусирован на каком-то ограниченном круге отраслей или секторов, а в большей или меньшей мере затрагивал все сегменты экономики;
- реструктуризация российских предприятий происходила достаточно медленно, во всяком случае, медленнее, чем в большинстве стран ЦВЕ;
- специфика политики занятости, проводившейся российскими предприятиями, заключалась в том, что они избегали целенаправленных сокращений персонала, делая ставку на добровольное выбытие работников. Это приводило к тому, что приток в безработицу не ограничивался наиболее уязвимыми категориями, а формировался из представителей самых разнообразных возрастных, профессиональных и квалификационных групп, в том числе — имеющих сильные позиции на рынке труда;
- гибкость заработной платы, присущая российскому рынку труда, позволяла компенсировать различия в производительности отдельных работников различиями в их оплате, что открывало дорогу в занятость даже наиболее " проблемным" категориям рабочей силы;
- по-видимому, на российском рынке труда была относительно слабо распространена открытая дискриминация при трудоустройстве по признакам пола, возраста и т. д. Избирательность политики занятости российских работодателей выражалась не столько в неравных шансах на получение занятости для различных категорий работников, сколько в их неравной оплате или неравных условиях труда.
Как следствие, российская переходная экономика характеризовалась не только сравнительно умеренным средним уровнем безработицы, но и сравнительно умеренной степенью неравенства в ее распределении.
Вопросы и задания для самоконтроля
1. Какие социально-демографические группы населения относятся к наиболее уязвленным?
2. Охарактеризуйте гендерную дифференциацию безработицы.
3. Приведите отличие уровней безработицы по профессиональным группам.
4. Осветите безработицу среди сельского и городского населения.