3.2. Собственность в менталитете народов
Разбираясь в вопросе соотношения собственности и эксплуатации, мы выяснили, что «эксплуатация» как получение прибыли, характерна для экономики всех времен и народов, естественно, некоторым образом варьируясь в пределах конкретных форм собственности. Столь же интересным может оказаться и вопрос об этнической специфике отношения людей к собственности: или ментальность разных народов в данном вопросе одинакова, или же совершенно различна, или можно найти в конкретных позициях и сходства, и различия. Скорее всего, жизнеспособен и сегодня последний вариант.
О возможном своеобразии этнического отношения к собственности говорит уже тот факт, что Адам Смит назвал свое классическое экономическое произведение «О природе и причинах богатства народов». Данным названием он как бы подтверждал, что эта природа и эти причины могут быть совершенно неодинаковыми. Не менее существенным является факт, что русский ученый С.Е.Десницкий, слушавший в начале 60-х годов XVIII века лекции А. Смита в Глазговском университете по нравственной философии, в 1871 году выпустил в свет свою работу «Юридическое рассуждение о разных понятиях, какие имеют народы о собственности имения в различных состояниях общежительства». В ней он выделил четыре состояния народов: 1) живущие ловлей зверей и питающихся плодами саморождающимися на земле; 2) состояние народов, живущих скотоводством или пастушеское; 3) хлебопашественное; 4) коммерческое.
Если кратко резюмировать суждения С.Десницкого, то они заключаются в следующем.
1. У народов, находящихся в первом состоянии, не было раздельного владения вещами, а отсюда и различие «твое» и «мое» было для них мало вразумительным. Любая вещь, находящаяся во владении одного «хозяина» некоторое время и утерянная им, уже никак не принадлежала ему, если данную вещь находил и использовал дальше другой человек. При этом у потерявшего не возникало никаких обид.
2. В состоянии пастушеском представители народа начинают владеть большим множеством вещей, более прочных и долговременных, чем в первом случае. Поэтому люди начинают понимать значение частного владения не только для себя, но и для других. Но на данном этапе развития этносов не наблюдается какой-либо собственности на землю, поскольку «пастушество» связано с кочевым образом жизни, когда скот пасется на «общей» земле и нецелеобразно её деление.
3. Развитие хлебопашества приводит к тому, что человек находит себе постоянное место жительства. В первоначальном таком состоянии, когда вокруг много земли, люди обрабатывают её где хотят и сколько хотят в силу своих возможностей. Но в конце концов долговечность и драгоценность земли воспитывает в человеке чувство собственника, рождает в нём пристрастие к собственности.
4. В состоянии коммерческом, когда между людьми в одном этносе и между представителями разных этносов возникает обмен всевозможными товарами, право собственности получает большую силу из-за следующих обстоятельств: а) от введения многих новых собственностей в разных вещах, б) оное увеличивается от преумножения в народах просвещения нравов, в) напоследок данное право получает большую силу от возросшего понятия общеполезности, происходящей от утверждения собственности.
Суждения С. Десницкого выводят на интересные размышления. С психологической точки зрения становится понятным, что позиции людей по отношению к собственности будут обладать определенной ступенчатостью у представителей разных этнических групп. То, что одни люди не приемлют собственность и спокойно «отчуждают» ее у других вполне может являться не личностной ущербностью, а впитанными в кровь этническими традициями, которые, в свою очередь, порождены историческим состоянием народа. Приведенная выше типология собственников - от «захватчиков» до «ниспровергателей» - в таком случае в какой-то мере отражает этапы развития отношения к собственности в разных обществах. С другой стороны становится ясным, что в полиэтнических регионах, даже при одинаковом правовом обеспечении, реальные подходы к собственности могут зависеть и от веками практикуемого образа хозяйствования, и от сложившихся обычаев. О том, насколько могут различаться этнические традиции отношения к собственности, может свидетельствовать положение с землепользованием в дореволюционной России. «Общий процент общинных землевладений в Великороссии к началу ХРЖХ века колебался от 98% (в северных и восточных регионах) до 89% (в южных и западных районах), примерно такой же он был в Восточной Армении - 86%, относительно высок он в Бессарабии - 77%, зато в Белоруссии и Левобережной Украине он равен приблизительно 35%. В Грузии и Литве, у финского населения Российской империи он равен нулю. Таким образом, степень соседства, близость общения, стиль правительственного вмешательства весьма незначительно сказывались на таком существенно важном факторе жизнедеятельности народа, как характер землепользования» [50, с.23].
В мировой практике (и не только в России) существовала масса примеров, когда отношением к собственности со стороны одного этноса в своих корыстных целях пользовались представители другого народа. Вот два интересных взаимосвязанных факта, которые на данный счёт приводят два учёных из совершенно разных поколений и представляющих разные народы. Тот же С.Десницкий рассказывает о первых контактах американских индейцев (кстати, ярких представителей народов, находящихся в первом выше обрисованном состоянии) с белыми представителями Старого света. «Когда Колумб впервые прибыл к американцам, то они испанцам невозбранно дозволяли брать и употреблять у себя всё, что ни было у них; но когда американцы равным образом стали брать у испанцев, что им нравилось, и встречены были с явным отказом им во всём, то они такому с ними поступку не могли довольно надивиться и почли такое обхождение крайне странным и неслыханным прежде в их отечестве». Позиция собственника из «коммерческого» народа была для них необъяснима и, естественно, несправедлива.
Основатель кибернетики - американский математик Н. Винер - показал другую «несправедливость» на примере индейцев и белых американцев. «Индейцы как народ, занимающийся охотой, не имели понятия о земле как о частной собственности. Для них не существовало такого владения, как владение поместьем, наследуемым без ограничений, хотя они и имели представление об охотничьих правах на определенной территории. В своих договорах с поселенцами они хотели предоставить им охотничьи права, и обычно это были не исключительные права на известные районы охоты. С другой стороны, белые полагали - если мы дадим их поведению самое благоприятное толкование, какое можно дать, - что индейцы передают им право на владение поместьями, наследуемыми без ограничений. В этих обстоятельствах не могло быть и действительно не было даже подобия справедливости» [18, с.107-108].
Чтобы вникать в детали и нюансы подобных обстоятельств, надо знать этнопсихологию народа, а она специфична в каждом конкретном случае. Но без учета соответствующего фактора нельзя понять и своеобразие отношения граждан некоторых стран и особенно их этнических групп к собственности.
Если обобщенно представить те реалии, которые будут определять особенности отношения этносов к собственности, то это, по нашему мнению, могут быть:
• характер нормативно-правовых документов (Конституция, законы, подзаконные акты, распоряжения правительств), закрепляющих и регламентирующих отношения собственности в данной стране (так в Конституции США установлено право собственности и право на неприкосновенность жилища, в Конституции Германии право собственности и свобода наследования, а так же право на неприкосновенность жилища, в Конституции Японии явно прослеживается общинный аспект собственности (статья 29): «Право собственности определяется законом, с тем, чтобы оно не противоречило общественному благосостоянию. Частное имущество может быть использовано в публичных интересах за справедливую компенсацию);
• превалирующие специфические виды хозяйственной деятельности (в приведенном выше примере Н. Винера индейцы - охотники своеобразно относились к охотничьим правам на определенную территорию; могут быть своеобразные черты пользования земельной собственностью у земледельцев, скотоводов, рыболовов и т.п.);
• установившиеся национальные традиции владения и распоряжения собственностью;
• преобладание в обществе (этнической группе) индивидуалистических или коллективистических (общинных) установок (в последнем случае больше предпочитаются общие (долевые и совместные) формы собственности), о чём мы скажем на примерах из жизни русского народа;
• понимание значения собственности (в частности на землю) для сохранения самобытности своей этнической группы (ее легче реализовать на собственной земле);
• понимание значения характера отношений собственности для установления межэтнических контактов (можно пойти на определенные уступки другим этническим группам, если связи с ними целесообразны и выгодны);
• религиозные установки и позиции, определяющие как отношение к богатству и бедности, так и материальные «эталоны» богоизбранности и возможности в «надлежащем» виде явиться после смерти на божественный суд.
Таким образом, этнические аспекты собственности так или иначе будут проявляться в практике социальной жизни, поэтому их необходимо знать не только в общем плане, но и в конкретных деталях. Если брать российский масштаб, целесообразно сразу же понять, что «этническое» здесь будет проявляться в разных вариантах и соответственно всякий раз требовать специфических способов решения.
Во-первых, этническое - это сложившийся менталитет русского народа по отношению к собственности. Общеизвестно, что исконное выражение такого отношения к собственности - это общинное землевладение, и соответствующие стереотипы и традиции могут вступить и вступают в противоречие с определёнными установками рыночной экономики и частной собственности. Страна, в которой свыше 80% русского населения и в которой аграрный сектор на многих территориях русской земли находится в кризисном состоянии, не может не заострять внимание на данном варианте «этнического».
Во-вторых, в России этническое - это аборигенное, т.е. выражающее интересы «коренных», «малых» этносов, которые числом выше ста населяют нашу страну, имея опять-таки специфические позиции по отношению к собственности. Можно сказать, что приведенные выше положения С. Десницкого нередко выступают в стране в своих наглядных проявлениях. Свои подходы, например, к собственности на землю имеются у горских народов Кавказа, где каждая её пядь на учёте. У «детей» тайги - тофаларов, у китобоя Аляски, у степняков бурята, калмыка, хакаса и т.д. - у разных этнических групп свои приоритеты в отношении к собственности. И их нельзя не учитывать для успешного развития данных этносов хотя бы в традиционных видах хозяйственной деятельности.
В-третьих, для нашей страны этническое - это «миграционное», т.е. касающееся десятков, а то и сотней тысяч мигрантов, хлынувших в Россию из разных государств - бывших республик СССР, а также из Китая, Кореи и т.п. С одной стороны, мигранты естественно привносят в отношения собственности своеобразные мерки и традиции, сложившиеся в зависимости от «состояния», законов, традиций своих народов. С другой стороны для государства, принявшего мигрантов, встают проблемы: в какой мере и на каких условиях их можно наделять собственностью? Какими экономическими средствами укреплять их лояльность и законопослушность на новой родине? Эти и другие вопросы для многих регионов России нельзя считать праздными.
В-четвёртых, этническое для россиян - это проблемы совместных с зарубежными собственниками предприятий. Здесь высвечиваются две проблемы. С одной стороны, российский менталитет формирует негативное отношение к иностранной собственности в России. По данным уже цитированного исследования ИКСИ РАН 2005 года, 54% россиян являются противниками наличия какой-либо собственности на территории России у иностранных граждан и 55% отрицают такую возможность для иностранных фирм. Перспективы существования в России иностранных компаний положительно оценивает только пятая часть даже от числа респондентов, поддерживающих существование в стране иностранного бизнеса [см. 111]. С другой стороны, такое отношение к иностранной собственности сказывается на формировании уважения к частной собственности и труду у «новоявленных» русских и «заморских» хозяев со стороны сотрудников совместных производств. Интенсивность труда, которую устанавливают новые хозяева, зачастую воспринимается привыкшими к простоям и перекурам российскими рабочими в качестве антигуманной капиталистической эксплуатации. Соответственны и реакции к собственности таких людей - ею не дорожат и даже способствуют уничтожению.
Наконец, в-пятых, этническое для русских людей и граждан развалившегося СССР - это «бывшее советское», иначе говоря, те общие идеологические установления, которые «въелись» в психику и становятся преградами и барьерами в овладении людьми реалиями рыночной экономики. Это то, что объединяет многих бывших жителей «великого и могучего» и, наоборот, разделяет большинство из них с гражданами из цивилизованных стран. Конкретно, к ним можно отнести установки по отношению к собственности, богатству и бедности, характерные для социалистического мировоззрения. Весьма колоритно общие тенденции по отрицанию частной собственности у российских народов обрисовал С.Л. Франк: «В России частная собственность так легко, почти без сопротивления была сметена вихрем социалистических страстей, потому, что слишком слаба вера в правду частной собственности, и сами ограбляемые собственники, негодуя на грабителей по личным мотивам, в глубине души не верили в свое право, не сознавали его «священности», не чувствовали своей обязанности его защищать, более того, втайне были убеждены в нравственной справедливости целей социалистов» [75, с. 311].
Установки подобного рода живучи в сознании представителей прежде всего старшего поколения из разных этносов. Они могут внешне не замечаться, но они всё равно через спонтанные и целенаправленные влияния взрослых пускают свои корни даже в сознание поколения, родившегося в иные времена.
Чтобы не быть голословными, обратимся к одному интересному кросскультурному исследованию, проведённому в 12 странах. При интервьюировании детей и подростков трёх возрастных групп (8,11 и 14 лет) был использован один и тот же метод, одни и те же вопросы, разработанные группой психологов, экономистов и социологов. Обнаружено, что развитие понимания экономических процессов (таких, как банковское дело или рентабельность) соответствует общей модели когнитивного развития, однако объяснения богатства и бедности формируются культурой и довольно стабильны по отношению к возрастным группам в каждой стране. Например, в Израиле, в высшей степени индивидуалистическом обществе (вне кибуца), 76% всех ответов относились к индивидуальным качествам (8 лет: 74%, 11 лет: 72%, 14 лет: 81%) и 3% - к существующей системе (4%, 3% и 3% соответственно). Напротив, в Югославии, где даёт о себе знать наследие социализма, 37% объяснений были человекоцентри- рованными (20%, 47%, 43%), в то время как 49% относились к социально-структурным факторам (60%, 47%, 41%) [23, с.30].
Сегодня трудно без компетентных исследований дать ответ, в какой мере и какие конкретно экономические взгляды социалистического периода проявляются и ещё будут проявляться в разных возрастных группах российского общества, так или иначе влияя на процессы преобразования страны.
Содержание экономического сознания граждан любой страны, в том числе России, нельзя рассматривать вне определенных религиозных установок. Это обусловливается тем, что до советской власти большинство населения России исповедовало какую-либо религию: христианство, буддизм, ислам, иудаизм или же отличалось мистическими взглядами, как, например, в шаманизме. Сложившиеся религиозно-нравственные стереотипы, так или иначе, влияли на повседневные отношения людей к богатству и хозяйствованию. И вряд ли они в полной мере вытравлены из сознания воинственной идеологией атеизма, поскольку их «завуалированные инварианты» передавались от поколения к поколению. Знать религиозные установки, связанные с собственностью, важно, чтобы взять на вооружение то лучшее в них, что поможет формировать психологию истинного собственника. Ведь в основных религиозных конфессиях так или иначе затрагивались отношения и бога, и человека к собственности и богатству, к их нравственно - психологическим основам. Тем более, что слова «бог» и «богатый» в русском языке едины по своему происхождению: от общеславянского «богъ» - достояние, счастье, доля, участь. Однокоренным является и слово убогий - в первоначальном значении - «лишенный богатства, бедный». Поскольку шаманизм не имел письменно зафиксированных и, что важнее, массово признаваемых этнических стереотипов по рассматриваемым вопросам, мы остановимся в качестве примера на основных конфессиональных канонах по проблеме собственности.