2. Содержание, типология и модели политической модернизации

  Политическую модернизацию можно определить как формирование, развитие и распространение современных политических институтов, практик, а также современной политической структуры. При этом под современными политическими институтами и практиками следует понимать не слепок с политических институтов стран развитой демократии, а те политические институты и практики, которые в наибольшей степени способны обеспечивать адекватное реагирование и приспособление политический системы к изменяющимся условиям, к вызовам современности. Эти институты и практики могут как соответствовать моделям современных демократических институтов, так и отличаться в различной степени: от отвержения «чужих» образцов до принятия формы при ее наполнении изначально несвойственным ей содержанием.
  Наиболее часто используемый механизм политической модернизации - имитация (копирование, заимствование) образцов. Обычно выделяют два типа имитации:
  - имитация алгоритма, когда копируется механизм какого- либо процесса, включая его содержание или функциональную нагрузку (например, процесса взаимодействия трех ветвей власти);
  - имитация результата или формы, другими словами, «симуляция» (например, провозглашение свободных и соревновательных выборов как принцип, то есть de jure, при их несвободном и несоревновательном характере de facto или создание трех ветвей власти без фактической реализации принципа разделения властей).
  При этом, как показывает практика, наилучшие результаты с точки зрения решения задач модернизации, дает имитация алгоритмов.
  Необходимо также отметить, что имитация осуществляется не в пустом пространстве, а в конкретно-историческом и социокультурном контексте той или иной страны под влиянием национальных традиций. Более того, имитационные институты и практики не только изменяются под влиянием традиций, но и перерабатываются под эти традиции. В результате этого происходит взаимовлияние традиций и заимствований, а также их изменение в ходе этого процесса.
  Несмотря на то, что политическая модернизация может осуществляться различными способами с использованием различных механизмов, политологи выделяют ее универсальные составляющие:
  - создание дифференцированной политической структуры с высокой специализацией политических ролей и институтов;
  - создание современного государства, обладающего суверенитетом;
  - усиление роли государства, расширение сферы действия и усиление роли закона, связывающего государство и граждан;
  - рост численности граждан (лиц с политическими и гражданскими правами), расширение включенности в политическую жизнь социальных групп и индивидов;
  - возникновение и увеличение рациональной политической бюрократии, превращение рациональной деперсонифицированной бюрократической организации в доминирующую систему управления и контроля;
  - ослабление традиционных элит и их легитимности;
  - усиление модернизаторских элит.
  В зависимости от используемого механизма модернизации в политологической литературе принято выделять следующие типы этого процесса:
  «Органическая», или «первичная». Ее начало охватывает эпоху первой промышленной революции, разрушения традиционных наследственных привилегий и провозглашения равных гражданских прав, демократизации и т.д. Характерна для таких стран, как Великобритания, США, Канада, некоторых других европейских стран (мо- дернизационное ядро). В этих странах модернизация осуществлялась преимущественно эволюционным путем на основе собственных культурных традиций и образцов.
  «Неорганическая» или «вторичная», «отраженная», «модернизация вдогонку». Основным фактором данного типа выступают социокультурные контакты «отставших» в своем развитии стран с мо- дернизационным ядром, а основным механизмом - имитационные процессы, например, Россия, Бразилия, Турция и др. «Вторичная», «догоняющая» модернизация предполагает, что одни элементы общества «убежали» вперед, более или менее соответствуют развитию в «передовых» странах, а другие - еще не «вызрели», отстают в своем развитии или вовсе отсутствуют. Развитие общества при «вторичной» модернизации напоминает, по мнению бразильского историка Н. Вернек Содре, «движение квадратного колеса». Варьируется в разных странах лишь систематичность «встрясок», глубина «ухабов» да скорость движения. «Движение квадратного колеса» - удачный образ циклического процесса «догоняющей» модернизации, когда чередуются эволюционные и революционные начала.
  Однако данная типология, по мнению некоторых политологов, основана на выделении неких идеальных типов. В действительности в рамках «классического» модернизационного ядра развитие также происходит с использованием имитационных механизмов, а в странах «догоняющей модернизации», как уже отмечалось, имитация может носить различный характер и не играть главную роль в политическом развитии.
  В трудах политологов существуют и другие, более расширенные типологии, которые, например, выделяют три типа политической модернизации:
  - эндогенная, осуществляемая на собственной основе (Европа, США и т.п.);
  - эндогенно-экзогенная, осуществляемая на собственной основе, равно как и на основе заимствований (Россия, Турция, Греция и т.д.);
  - экзогенная (имитационные, имитационно-симуляционные и симуляционные варианты), осуществляемая на основе заимствований при отсутствии собственных оснований.
  Необходимо также отметить, что как показывает мировой опыт в обществах «догоняющей» модернизации (или эндогенноэкзогенной, экзогенной модернизации) политический фактор играет более существенную роль. Это вполне объяснимо, так как здесь не сложилось достаточно предпосылок для спонтанной трансформации традиционных экономических, социальных, социокультурных и политических структур, поэтому государство вынуждено в некоторых случаях выступать как «толчок» и организатор процесса трансформации.
  С этим часто связывают и установление авторитарного режима в этих странах, который получил название «авторитаризм развития». Несмотря на то, что дискуссии об эффективности отдельных политических режимов с точки зрения успешности процесса модернизации имеют научную и практическую значимость, следует отметить их второстепенный характер. Это объясняется тем, что модернизация представляет собой достаточно длительный процесс, измеряемый в масштабе эволюции, в то время как существование авторитарного режима происходит в масштабе повседневности и истории. Кроме того, оно может лишь повлиять на специфику отдельного момента модернизационного процесса.
  Сегодня политологам в теорию модернизации внесены определенные коррективы: во-первых, есть мнение, что экономический рост и более справедливое распределение благ, является скорее не предпосылкой, а следствием демократических преобразований; во- вторых, на развитие стран оказывает влияние культурный фактор, фон исторических традиций, что приводит к неодинаковому восприятию ценностей модернизации; в-третьих, страны отличаются разным объемом ресурсов, необходимых для модернизации, что делает возможным многовариантность переходов к демократии.
  Учитывая влияние культурного фактора, ряд политологов указывают на возможность национальных форм демократии. Например, рассматривается вопрос о самобытности "восточной" демократии (индийской, японской), обсуждается вопрос о предрасположенности России к восточному или западному типу. Есть призывы со стороны обществоведов разработать новую демократическую теорию, исходя из опыта незападных регионов. Если в западных теориях в качестве культурных предпосылок демократии выступает распространение ценностей индивидуализма, заменяющих коллективистские и патриархальные типы мышления, то в восточных демократиях, как признают исследователи, западные ценности могут соседствовать с кол- лективизом.
  В последние годы в политической науке стали популярны теории "транзитологии" (от лат. глагола transire - переходить). Ученые пытаются смоделировать процессы переходного (транзитивного) периода от недемократических режимов к демократическим и выявить набор факторов, способствующих или затрудняющих эти переходы. В рамках этого направления выделяется несколько подходов.
  Процедурный подход трактует переход к демократии в большей степени зависимым от выбора тактики применения конкретных процедур и технологий в начатых преобразованиях, нежели от социально-экономических и культурных факторов. Например, есть мнение, что, расширение политического пространства демократии основано на властной воле правящих элит. В рамках этого подхода можно выделить теорию рационального выбора, согласно которой все политические процессы детерминированы деятельностью людей, принимающих решения для получения ожидаемой выгоды. Соответственно переходный период рассматривается как борьба между сторонниками и противниками изменений, исход которой зависит от того, сумеют ли эти группы договориться между собой и заключить "пакт" о наборе новых демократических правил.
  Структурный подход анализирует целый набор экономических, социальных, политических и культурных предпосылок. В отличие от ранних теорий модернизации значение этих факторов не абсолютизируется. Как утверждает С. Хантингтон, демократизация в разных странах содержит в своем основании разную комбинацию факторов, что ведет к установлению демократических устройств, отличающихся от страны к стране.
  Существуют также схемы, сочетающие как процедурный, так и структурный подходы.
  В политологической науке, в рамках парадигмы модернизации, было разработано также множество теоретико-методологических моделей (т. е. абстрактных представлений отношений между социальными феноменами, основанных на изоморфизме между "реальностью" и ее теоретическими портретами), применяемых в контексте модернизационной перспективы. Рассмотрим основные из этих моделей.
  Линеарная модель. Фактически все представители ранней модернизационной перспективы (50-60-х гг. ХХ в.), несмотря на различную дисциплинарную принадлежность, разделяли ряд теоретикометодологических предположений эволюционистского и структурнофункционалистского толка, что обусловило создание в качестве первичной теоретико-методологической конструкции линеарной модели (У. Ростоу, А. Органский, М. Леви, Д. Лернер, Н. Смелзер, С. Блэк, Ш. Эйзенштадт и др.) изучения модернизации.
  В рамках данной модели процесс модернизации рассматривался как революционный, связанный с радикальными и всеобъемлющими трансформациями моделей человеческого существования и деятельности при переходе от традиционности к современности. Модернизации присваивался признак комплексности, что означало не- сводимость ее к какому-либо одному измерению.
  Сторонники линеарной модели признавали, что модернизация вызывает изменения практически во всех областях человеческой мысли и поведения, порождая процессы структурно-функциональной дифференциации, индустриализации, урбанизации, коммерциализации, социальной мобилизации, секуляризации, национальной идентификации, распространения средств массовой информации, грамотности и образования, становления современных политических институтов, рост политического участия.
  В рамках линеарной модели модернизация рассматривалась как системный имманентный процесс, интегрировавший в связное целое факторы и атрибуты модернизации, которые должны были появляться в кластерах, а не в изоляции. Сторонники линеарной модели видели процесс модернизации как имманентное встраивание изменений в социальную систему. Как только изменения вносятся в одну из сфер деятельности, - полагали они, - это неизбежно вызывает адекватные реакции в других сферах.
  Линеарная модель порождала представление о модернизации как глобальном процессе, который обеспечивался как распространением современных идей, институтов и технологий из европейского центра по всему миру, так и эндогенным развитием неевропейских сообществ.
  Все общества, по мнению сторонников данной модели, можно было распределить вдоль оси, идущей от традиционности к современности. Далее, модернизация рассматривалась как эволюционный, протяженный процесс по скорости осуществления "революционных" изменений. Эволюция осуществлялась в рамках определенных стадий или фаз модернизации, через которые должны были пройти все обще- ства. В рамках линеарной модели процесс модернизации рисовался как процесс унификации, постепенной конвергенции сообществ. Модернизация считалась необратимым и прогрессивным процессом.
  Линеарная модель стимулировала обсуждение проблемы стандартных критериев модернизации, которые разрабатывались обычно на основе сопоставления идеал-типических образов традиционности и современности, представлявших, собственно, два полюса, между которыми и мыслился сложный процесс трансформации обществ. Данные критерии рассматривались сторонниками линеарной модели в качестве обязательных для всех обществ, вступивших на путь модернизации. Так, например, в одной из своих работ Ш. Эйзенштадт сформулировал набор признаков, сопровождающих модернизацию, применительно к различным сферам общества, рассмотрим эти признаки.
  В социальной сфере социо-демографические аспекты модернизации достаточно точно описываются понятием социальной мобилизации. Социально-структурные сдвиги включают "высокую дифференциацию и специализацию применительно к деятельности индивида и институциональным структурам", "разделение между различными ролями, выполняемыми индивидами, - особенно между профессиональными и политическими ролями, а также между перечисленными и ролями в области семейных и родственных отношений", рекрутирование на различные роли посредством механизмов достижения, а не аскрипции (приписки, прикрепления).
  В экономической сфере модернизация сопровождается технологическим ростом, который стимулируется систематическим применением научных знаний, разработка, которых, становится областью деятельности специализированных научных учреждений, а также развитием вторичных (индустриальных, коммерческих) и третичных (сервисных) отраслей экономики за счет сокращения значения первичных (добывающих).
  В политической сфере выделяются следующие особенности модернизации: рост территориального масштаба политической деятельности вследствие интенсификации властных потенциалов центральных, законодательных, исполнительных, политических институтов; непрерывная диффузия "политической власти по направлению к более широким массам населения - вплоть до каждого взрослого человека; их включение в консенсусный моральный порядок"; смена традиционных моделей легитимации верховной власти, опиравшихся на сверхъестественные источники, современными; признание ответственности правительства перед гражданами, которые превращались в конечных носителей политической власти.
  В сфере культуры модернизация характеризуется дифференциацией главных элементов культурных и ценностных систем (религии, философии, науки); распространением грамотности и светского образования; созданием сложной интеллектуальной и институционализированной системы для подготовки к осуществлению специализированных ролей; распространением средств коммуникации, их возрастающим проникновением в основные слои общества; становлением новой культурологической парадигмы, акцентирующей внимание на прогресс, усовершенствование, эффективность, успех, естественное выражение своих возможностей и чувств, на индивидуализм как особую ценность; появлением новых индивидуальных ориентаций, привычек, характеристик, обнаруживающих себя в большей возможности приспосабливаться к расширяющимся социальным горизонтам; расширением сфер интересов; растущей верой в науку и технологию; ростом ценности карьеры и мобильности; формированием отношения к настоящему как к значимому временному измерению человеческого существования.
  Таким образом, линеарная модель была рассчитана на изучение макросоциальных явлений (обыкновенно в масштабе страны) и строилась на основе структуралистского подхода. Однако изучение "внутренней логики ситуации" не было включено в ее планы. Данная модель требовала рассмотрения модернизации как единого универсального восхождения обществ от недостаточной развитости (традиционности) к современности и развитости по одним и тем же стандартным ступеням стадий. Модель была разработана на основе опыта западной "атлантической" цивилизации и практически не учитывала многообразие цивилизационного опыта за пределами Западной Европы и Северной Америки.
  К существенным недостаткам данной модели необходимо также отнести недооценку меняющихся условий международной среды для конкретных обществ, стремившихся модернизироваться. Упрощенным представляется, по мнению некоторых политологов, и эволюционистское представление о единой для всех лестнице к высотам современности, исключающее возможности "параллельного" развития или "неразвития" ("недоразвития").
  Модель парциальной (частичной) модернизации. Представление о модернизации как длительном переходе от "относительно немодернизированных" к "относительно модернизизированным" обществам, высказанное М. Леви, получило углубленное развитие в более поздней концепции парциальной (или частичной, "фрагментированной") модернизации. По мнению авторов этой концепции политической модернизации, во многих обществах модернизированные и традиционные элементы сплетаются в причудливые структуры.
  Часто такие социальные несообразности представляют собой временное явление, сопровождающее ускоренные социальные изменения. Но нередко они закрепляются и сохраняются на протяжении поколений. Если давать формальное определение данной модели, то частичная модернизация представляет собой такой процесс социальных изменений, который ведет к институционализации в одном и том же обществе относительно модернизированных социальных форм и менее модернизированных структур развития.
  Возможность парциальной модернизации связывалась с проникновением современных социокультурных практик и ценностей в слаборазвитые общества, т.е. с механизмом диффузии и наличием контакта между обществами, стоящими на различных ступенях развития. При этом исторический материал свидетельствовал в пользу существования достаточно широких возможностей для восприятия даже сложных институциональных и культурных феноменов обществами-реципиентами, весьма далекими от того, чтобы самостоятельно производить подобные феномены.
  В частности, Рюшемейер обращал внимание на неоднородность общества-реципиента в плане возможностей усвоения импортных элементов. "При определенных обстоятельствах, писал он, - модернизация средств, ролей, организаций и норм может зайти очень далеко, а вера и ценностные ориентации остаются неизменными. Из этого правила, пожалуй, можно сделать исключение лишь для тех обществ, которые столь мало дифференцированы, что практически все важнейшие действия имеют религиозную форму, и наоборот, религия переплетена с повседневными ритуалами и правилами. В этом случае предшествующая модернизации система будет либо сопротивляться институционализации важнейших стереотипов в духе модернизации, либо полностью рухнет".
  Согласно теории процесса парциальной модернизации, несоответствия могут возникать как между институтами, так и внутри них, а также в сознании конкретной личности, порождая "устойчивое фрагментарное развитие". В отличие от сторонников линеарной модели авторы, придерживавшиеся парциальной модели, помещали процесс модернизации в международный контекст, признавая в качестве важнейших условий самой частичной модернизации противостояние обществ-новаторов и "стран-последователей".
  Таким образом, суть парциальной модели сводилась к признанию возможности "застревания" некоторых обществ на стадии "частичной" модернизации. Парциальная модель, как и линеарная, ориентировалась на изучение макромасштабных социальных явлений и процессов и основывалась на структурно-системном подходе, однако, она поставила под сомнение множество признаков линеарной модели (революционный, комплексный, системный, глобальный, стадиальный, конвергенционный, необратимый характер модернизации).
  Важнейшая характеристика линеарной модели, связанная с жесткой систематизацией обществ по принципу отнесения к "традиционности" или к "современности", была основательно пересмотрена в рамках парциальной модели, сводившей традиционные и модернизированные элементы в особую взаимосвязь. При этом парциальная модель не могла выступать в качестве элементарной замены линеарной модели. Ее конструирование стало реакцией на дефектность универсалистских претензий линеарной модели. Созданная применительно к определенным историческим ситуациям, парциальная модель позволяла снять ряд теоретических противоречий, возникавших при исследовании с опорой на линеарную модель тех случаев развития, которые блокировались слишком большими различиями между традиционными и современными (обыкновенно заимствуемыми из внешней среды) ценностями и институтами (такие ситуации нередко именуются догоняющей, неорганичной модернизацией). Ситуационно ориентированная, парциальная модель стала рассматриваться как частный, субоптимальный случай линеарной модели развития.
  Многолинейная модель. На протяжении 70-90-х гг. ХХ в. переосмысление комплекса модернизационных теорий продвигалось, как правило, во многом в русле критики эволюционизма и функционализма, заложенных в теоретической матрице перспективы. Разработка современной версии модернизационных исследований (неомо- дернизационный или постмодернизационный анализ) связана с именами Э. Тириакьяна, П. Штомпки, Р. Робертсона, У. Бека, К. Мюллера, В. Цапфа, А. Турена, С. Хантингтона и др.
  Теоретическое ядро современной многолинейной версии модернизации включает следующие положения.
  1. Отказ от односторонней линеарной трактовки модернизации как движения в сторону западных институтов и ценностей (подобный подход сегодня трактуется как этноцентричный); признание возможностей собственных оригинальных путей развития (национальных моделей модернизации, естественно, имеющих местную социокультурную окраску), поворотных точек, в которых в процессе развития может происходить смена маршрута движения.
  Как утверждает Э. Тириакьян, не существует какого-то фиксированного "центра modernity", напротив, возможно появление новых и существование нескольких "эпицентров" модернизации. В своих трудах он пишет о перемещении центра модернизации в Восточную Азию. Проблема разнообразия модернизационных маршрутов ("дверей" в модернизацию) широко обсуждалась также Г. Терборном и В. Цапфом.
  Признание возможности различных траекторий модернизации открывает обсуждение проблемы разнообразия исторических типов или моделей развития. Так, в рамках многолинейного подхода демократия уже не считается феноменом, имманентно присущим модернизации, но рассматривается в ряду альтернативных последствий перехода от традиционности к современности, наиболее яркими и полярными примерами которых могут служить фашизм или коммунизм. Сам процесс демократизации также предстает в различных исторических ипостасях (например, линейная, циклическая и диалектическая модели С. Хантингтона).
  2. Признание конструктивной, положительной роли социокультурной традиции в ходе модернизационного перехода, придание ей статуса дополнительного фактора развития. В частности, Э. Ти- риакьян предложил пересмотреть в свете новых исторических реалий вопрос о роли религии в процессе модернизации, которая, по его мнению, может быть весьма значительной. Так, в частности, религия может выполнять функцию легитимизации и мобилизации масс на свершения, а также обеспечивать делегитимизацию неэффективного политического строя и стимулировать сопротивление авторитарным или тоталитарным режимам. При этом Тириакьян ссылался на процессы в Польше, Никарагуа, Иране, Чили, на Филиппинах и в других странах на протяжении последних 15 лет или около того, которые, по его мнению, подтверждают потенциальную и актуальную роль религии как "рычага социальных изменений".
  3. Большее, чем прежде, внимание внешним, международным факторам, глобальному контексту. Хотя исследования по-прежнему фокусировались во многом на внутренних факторах модернизации, ученые не отрицали роли, которую играют внешние факторы в модификации процессов развития. При этом модернизация рассматривается современными исследователями скорее как эндогенно-экзогенный процесс (С. Хантингтон, Р. Робертсон).
  Так, например, С. Хантингтон, анализируя процессы политической модернизации (демократизации) в развивающихся странах, существенное внимание уделяет такому фактору как внешняя среда. По его мнению, демократизация в большей степени являлась не результатом эндогенного развития, а следствием распространения британского и американского влияния (посредством колонизации, колониального управления, военных действий или прямого навязывания). В качестве примера он ссылается на ситуацию времен Второй мировой войны и послевоенного устройства мира: в странах, занятых американскими войсками, восторжествовала демократия; в тех же странах, в которые вошла Советская Армия, установились прокоммунистические режимы народной демократии (не демократические в западном смысле). В этом плане, по мнению С. Хантингтона, рост или упадок демократии в глобальном масштабе является функцией усиления или ослабления наиболее мощных демократических государств.
  Так, в частности, расширение демократии после Второй мировой войны отразилось на росте Соединенных Штатов как супердержавы и, наоборот, упадок демократии в Восточной Азии и Латинской Америке в 1970-е гг. был отражением затухания американского влияния. Кроме того, Хантингтон считает, что демократическое влияние может осуществляться как прямым путем (например, усилия американского правительства, направленные на ход политических процессов в различных странах), так и опосредованным (например, обеспечение мощной и успешной модели развития). Подобное видение существенно отличается от классического, в рамках которого ученые анализировали преимущественно внутренние переменные, такие как социальные институты и культурные ценности.
  4. Корректировка эволюционистского телеологизма. Речь идет об акцентировании внимания не на анонимных законах эволюции, а на роли социальных акторов (коллективов и индивидов), всегда обладающих возможностью обеспечить рост или трансформацию ситуации посредством волевого вмешательства (А. Турен, У. Бек, П. Штомпка). В частности, С. Хантингтон, не отрицая значения такого фактора как уровень экономического развития, обращает внимание и на волю политических элит, которая также, по его мнению, оказывает огромное влияние на складывание новых политических контуров.
  Полемизируя с авторами прямолинейных схем модернизации классического периода, ученый предлагает новую концепцию зоны перехода (транзиции; или выбора). Согласно этой концепции, по мере экономического развития, страны вступают в зону перехода, в которой традиционным политическим институтам становится все труднее обслуживать новые функциональные потребности. Экономическое развитие само по себе, считает политолог, не в состоянии детерминировать процесс замены традиционных учреждений определенной моделью политической системы (например, демократической).
  Вместо линейного движения к демократии западного типа страны в зоне перехода оказываются перед множеством выборов среди различных альтернатив. Их будущее развитие оказывается в зависимости от того исторического выбора, который должны совершить их политические элиты. Таким образом, по мнению Хантингтона, уровень экономического развития - необходимое, но явно не достаточное условие для демократизации.
  5. Историчность подхода. Суть данного подхода в инкорпорации в теоретическую модель фактора исторической случайности, а также признание необходимости рассмотрения трансформационных процессов в рамках конкретной "исторической констелляции". Здесь акцент делается на пространственно-временном горизонте акторов, в соответствии с которым выстраиваются новые линии развития. Признается зависимость между результативностью модернизации и гармонией между культурными, политическими, экономическими ценностями и приоритетами и наличным ресурсами.
  6. Отказ от трактовки модернизации как единого процесса системной трансформации. Как отмечает Э. Тириакьян, отдельные сектора или группы акторов действительно могут сознательно постоянно следовать по пути модернизации. При этом, некоторые группы могут делать это лишь на протяжении какого-то временного отрезка и отдельные акторы вообще могут отвергать движение по пути модернизации (например, те, кто имеет доступ к ресурсам в рамках старого институционального устройства).
  7. Осознание некорректности интерпретации модернизации как непрерывного процесса, даже если конкретным обществом пройдена стадия "взлета". Как пишет Э. Тириакьян, "существуют периоды расширенной деятельности по изменению или совершенствованию социальных структур или институционального устройства не только внутри, но и между обществами, и имеют место другие периоды, когда наступают удовлетворенность и усталость, сопровождаемые лишь слабыми попытками подъема и обновления". Такие периоды кажущейся неактивности могут быть эпохами упадка (например, последовавший после грандиозного взлета период стагнации в истории Нидерландов в XVIII в.) или медленного скрытого вызревания инноваций и новой ментальности, еще не проникших в официальный институциональный порядок и властные структуры.
  8. Отказ от жесткого детерминизма любого толка (экономического, культурного, политического, когнитивного и т.д.), акцент на комплементарный, взаимодополняющий характер взаимосвязей между различными социальными факторами и системами - "Если эти системы не будут поддерживать друг друга на взаимной основе, то, по мнению Р. Инглегарта, им грозит отмирание".
  Таким образом, созданная в политической науке, в результате своего рода теоретического синтеза на основе классических моделей с учетом критики со стороны конкурирующих структуралистских ми- роцелостных подходов, а также элементов деятельностного подхода многолинейная модель расширила познавательные возможности мо- дернизационного анализа. По-прежнему ориентированная преимущественно на анализ макросоциальных явлений (необходимо признать, что данная модель более восприимчива, по сравнению с классической, и к микроанализу), многолинейная модель была более "историчной", характеризовалась большей эластичностью по отношению к изучаемой реальности, что было достигнуто за счет принесения в жертву теоретической чистоты и однородности первоначальной модели модернизаци- онного анализа. В рамках данного подхода наметилось оживление внимания к деятельностным аспектам развития, вышедшим на передний план в рамках акторной модели модернизации.
  Акторная модель модернизации. Попытка совместить мо- дернизационную перспективу с деятельностным (акторным) подходом была предпринята финским ученым Т. Пиирайненом в целях объяснения перехода от плановой к рыночной экономике в постсоветской России. В основе его концепции лежит тезис о фундаментальном сходстве двух революций: французской конца XVIII в. и российской конца XX в. (приведшей к распаду СССР и ликвидации советского социализма). Обе революции, по мнению Пиирайнена, обязаны своим происхождением накапливавшемуся в обществе давлению, обусловленному его усложнением и приобретением им характеристик, которые обычно приписываются современным обществам.
  Чем более сложным становится общество, чем более разнообразная система разделения труда утверждается в нем, тем труднее оказывается поддержание иерархического социального порядка, основанного на жесткой концентрации власти в руках правящей группировки. Общество, структура и параметры которого становятся все более сложными, теряет, по мнению Т. Пиирайнена, способность к управлению и начинает окостеневать под давлением нормативов, принуждения и пропаганды. В подобной ситуации возникает потребность в более универсальных и сложных механизмах, которые позволили бы интегрировать общество. Пиирайнен считает, что именно рынок является таким универсальным и сложным механизмом, адекватным условиям современного общества. В контексте движения к более универсальным механизмам социальной интеграции (трактуемого автором как модернизация) Т. Пиирайнен рассматривает либерализацию советского общества и утверждение рыночных отношений, запущенных перестройкой М.С. Горбачева.
  Человеческая возможность выбора особенно актуализируется в периоды больших исторических трансформаций, к числу которых относится процесс модернизации. Именно в такие эпохи человек действительно превращается в "точку бифуркации". При этом контуры будущего общества, траектории развития в подобные периоды оказываются в существенной зависимости от воли и выбора самого человека.
  В связи с этим Т. Пиирайнен считает, что, во-первых, в течение "революции" социальные структуры только формируются, выглядят аморфными, постоянно меняющимися до такой степени, что их основы очень трудно проследить, во-вторых, именно люди создают новые структуры, подвергают общество реструктуризации, в- третьих, социальный порядок формируется как коллективный результат индивидуальных выборов и действий. Следовательно, реструктуризация общества в подобной ситуации может рассматриваться как взаимодействие старых коллективных достижений и новых выборов и действий, осуществляемых индивидуальными членами общества.
  Теоретические схемы, описывающие поведение индивидуальных деятелей, например, упрощенные суждения неоклассической микроэкономики, полагает Т. Пиирайнен, характеризуются более универсальной применимостью. В частности, их использование для изучения критических ситуаций, сопровождаемых разложением структур, представляется автору вполне обоснованным и даже, возможно, единственно корректным. Центральным в рамках используемой Пиирайненом модели является понятие оптимизации: предполагается, что акторы будут вести себя рационально в том смысле, что они будут стремиться выбирать действие, которое максимизирует разницу между выгодами и затратами.
  Действуя рационально, актор всегда участвует в своего рода оптимизации, которая в некоторых случаях может восприниматься как стремление к достижению максимизации полезности или минимизации затрат, а в других случаях может приобретать иные выражения. Коллективный результат этой тенденции к оптимизации на уровне индивидуальных акторов, однако, не обязательно должен быть социально оптимальным. В этом плане парадигма рационального выбора радикально отличается от, например, функционалистских социальных теорий, постулирующих оптимизацию (или равновесие) на системном уровне и стремящихся выяснить, каким образом различные социальные институты способствуют ее поддержанию.
  Однако, поскольку индуктивная познавательная стратегия, которой придерживается Т. Пиирайнен, не может функционировать без некоторых теоретических предположений или гипотез вообще, постольку автор выдвигает ряд предварительных общих суждений, касающихся деятельности, с целью направить, структурировать исследовательский процесс, обеспечить его руководством для сбора и анализа данных:
  индивидуумы и домохозяйства рассматриваются как акторы, которые осуществляют рациональные выборы (рациональность проявляется в стремлении акторов к оптимизации, т.е. в стремлении получить доступ к максимальному количеству жизненных шансов при одновременной минимизации затрат и риска);
  - акторы обладают разнообразными активами (ресурсы, собственность, квалификация или действия, позволяющие расширить жизненные возможности актора), которые могут быть вложены в различные объекты (акторы стремятся при этом размещать инвестиции таким образом, чтобы получать максимальную прибыль, т. е. максимум жизненных возможностей при минимальных затратах);
  - в условиях неопределенности акторы стремятся ограничивать риски, включенные в инвестиции, разделяя последние между несколькими объектами (т.е. используя различные инвестиционные стратегии - "стратегия домохозяйства", "инвестиционная стратегия", "стратегия выживания"; форма этих стратегий находится в зависимости от количества и качества активов, которыми располагают акторы; причем, различные стратегии дают доступ к различным комбинациям жизненных возможностей);
  - в период перехода развиваются новые социальные отношения, чтобы заменить старые (новые отношения возникают как коллективный результат индивидуальных инвестиционных стратегий; причем, по мере институциализации эти социальные отношения приобретают характеристики социальных структур).
  Однако институциональные и культурные аспекты как непосредственные объясняющие факторы остаются за пределами аналитического пространства, очерченного четырьмя постулатами, которые выдвинул Т. Пиирайнен. Им предоставляется возможность проникать в аналитический процесс лишь косвенно, через посредство концептов предпочтения, структуры возможностей, обладания активами.
  Применение парадигмы рационального выбора способствовало расширению познавательных горизонтов модернизационного анализа, проникновению его в сферу межличностных взаимодействий, которая реконструировалась на основе изучения действий отдельных людей и небольших групп на микроуровне. В то же время необходимо признать наличие определенных ограничений данного подхода.
  Характеризуя теорию рационального выбора, Р. Мюнч писал: "Теория рациональная выбора - долгожданное усовершенствование в социологической теории. Она способствует улучшению объяснительной мощи социологической теории в той мере, в которой нас интересуют экономические аспекты социальной жизни. Более того, мы можем с известной долей свободы допускать, что экономика присутствует повсюду, особенно в нашей современной социальной жизни, где экономический рационализм проникает фактически во все сферы общества.
  В связи с этим теоретики рационального выбора склонны применять свой подход к широкому массиву социальных явлений за пределами экономической сферы в ее узком смысле. Однако они терпят неудачу, как только берутся на основе собственного подхода воссоздать социальную жизнь в совокупности. В рамках теории рационального выбора они просто редуцируют тотальную сложность социальной жизни к понятиям экономического расчета и сделки, сложность современного общества - к простоте либерального общества. В действительности теория рационального выбора объясняет лишь ограниченную область социальной жизни. Ее объяснительная способность ограничена экономическим измерением этой жизни. Всесторонняя социологическая теория должна связать теорию рационального выбора в более широком контексте с теориями, которые более адекватны применительно к областям социальной жизни за пределами экономической сферы".
  Признавая ограниченность подхода рационального выбора, Т. Пиирайнен стремился применять его только к той области, где его использование допустимо и где он дает твердую точку опоры для анализа постоянно меняющейся социальной действительности, то есть к изучению рыночных ситуаций, в рамках которых происходит перераспределение жизненных возможностей в постсоветской России. Акторная модель ориентирована на исследование преимущественно микросоциальных ситуаций и деятельностных практик. Структурные конструкции в значительной степени выпадают из орбиты ее внимания, выступая лишь в качестве некоторых условий или импликаций социальных действий.
  Структурационная модель. Структурационный подход, как уже отмечалось, представляет попытку синтеза структуралистской и деятельностной перспектив. В рамках структурационного подхода историческая (социальная) реальность рассматривается как следствие структурирования социальных отношений во времени и пространстве в процессе постоянной интеракции предшествующей структуры и индивидуальной воли. Собственно вечное противоречие между социальными структурами (экономическими, социальными, политическими, институциональными, культурными, ментальными и т.д.) и субъектами истории, наделенными волей и свободой выбора, между структурной детерминантностью и человеческими возможностями выходить за рамки установленных прошлым ограничений является фундаментальным вопросом современного обществознания (в западной социологии данное противоречие репрезентируется в виде дихотомии структура и воля или структура и деятельность).
  Суть проблемы, иначе говоря, сводится к объяснению того, как социальные субъекты ("акторы"), сформировавшиеся в социальных структурах прошлого, приобретают способность выстраивать новые формы социальной организации и социальных отношений. Несмотря на то, что в ходе исторического процесса человек оказывается в своеобразной тюрьме структур, его роль в истории невозможно свести к значению винтика, слепого исполнителя требований, предъявляемых силами, которые стоят над ним и от него не зависят.
  Человек обладает достаточно большими возможностями эксплуатации непоследовательностей, несвязностей давящих на него структур, он может выбирать контексты, его окружающие, и, таким образом, постоянно формировать и перестраивать свое окружение. Сторонники структурационного подхода стремятся оценить вклад в конструирование исторического процесса как структур, так и социальных действий, гармонизировать взаимодействие этих фундаментальных социальных факторов, замкнув их в своего рода логическом цикле структурации.
  Попытку расширить горизонты модернизационного анализа за счет использования структурационного подхода предпринял шведский ученый Г. Терборн в историко-социологическом исследовании "Европейская современность и за ее пределами: пути развития европейских обществ, 1945-2000 гг." Обсуждая проблемы идентичности европейской "современности" (сопоставление ее с другими "современностями", а также с "пост-современностью"), Г. Терборн, разработал на основе теорий действия (структурационная перспектива) и структурного подхода собственную аналитическую модель ("компас, необходимый для ориентации в мириадах продолжающихся социальных процессов"), которую условно можно назвать структурацион- ной.
  По мнению Терборна, на социальный мир можно глядеть с двух выгодных позиций, высвечивающих свойственные человеку как актору составляющие - культуру и структуры. Человеческие общества, поясняет свой подход исследователь, состоят из индивидуальных и коллективных акторов, действующих в контексте (и воздействующих на) культуры и структур.
  Под культурой автор понимает то, что усваивается и разделяется людьми, что относится к универсуму значений и символов, что обеспечивает внутреннее руководство к действию в рамках общества.
  Структура же рассматривается Терборном как способ типизации (структурирования) ресурсов и ограничений, доступных (или присущих) людям как социальным акторам. Люди действуют определенным образом именно потому, что они принадлежат к специфической культуре и/или потому что они располагаются в специфическом месте в структуре ресурсов и ограничений. Вследствие того, что культурная принадлежность и структурная позиция рассматриваются в качестве главных объяснительных схем действия в социологии, Г. Терборн также уделяет существенное внимание культурным и структурным характеристикам.
  В качестве наиболее значимых измерений структуры и культуры он идентифицирует следующие аспекты. Структура, по его мнению, прежде всего включает: границы социальной системы и механизмы регулирования членства в ней; позиционные модели в рамках социальной системы, которые, в свою очередь, определяются институционализированным обеспечением ресурсами и ограничениями; неинсти- туционализированным, "неофициальным", возможно "девиантным", но, тем не менее, структурированным доступом или, напротив, недостатком доступа к ресурсам действия; структурированием вероятных наборов шансов, рисков или возможностей на будущее. Ресурсы и ограничения приобретают ряд конкретных форм, которые, по мнению исследователя, могут быть определены как задачи, права и средства.
  В состав культуры Г. Терборн включает: ощущение тождества, понятие "Я" и "мы", которое подразумевает границу по отношению к другому или другим; познание или познавательную компетентность, язык, обеспечивающий мышление, приобретение знаний и способность устанавливать коммуникацию с окружающим миром; образцы оценивания, состоящие из наборов ценностей и норм, которые позволяют определять хорошее или плохое, что можно, а что нельзя делать. Функционирование культуры обеспечивается символическими системами посредством процессов коммуникации.
  Человеческие сообщества и социальные системы существуют во времени и пространстве, которые определяют ограниченность, конечность социальных процессов. Структуры и культуры человеческих сообществ, соответственно, имеют пространственные и временные измерения. Пространственные аспекты социальных структур и культур находят выражение в территориальном распространении, границах, территориальном распределении ресурсов и ограничений, идентификаций, знаний и ценностей. Время же характеризуется протяженностью, длительностью, временными рамками (границами), определяющими начала и окончания процессов, их согласованность или несогласованность, последовательность и ритмику. Ресурсы, также как, например, и идентичности могут характеризоваться продолжительностью, иметь начала и завершения во времени, располагаться в определенной последовательности, подчиняться определенному ритму, регулярному или нерегулярному.
  Пространство и время имеют специфическое значение в перспективе исследования Европы и современности. Темпоральность анализируется Г. Терборном в ракурсе социальных концепций времени и их возможных трансформаций в течение исторического периода, т.е. в культурном контексте познания времени. Пространство рассматривается Г. Терборном с двух точек зрения: как структурная, прежде всего экономическая, организация континента, а также как территориально изменчивые культурные зоны. В первом случае акцент делается на проблемы интеграции, конвергенции или, напротив, дивергенции. Во втором - на распространение и взаимосвязь различных культурных показателей поверх существующих государственных границ.
  На абстрактно-теоретическом уровне динамика социальных систем формулируется Терборном в терминах асимметричных отношений элементов, где ключевой элемент выделяется автономной вариативностью и преобладающим воздействием на другие. Что касается структурации, то здесь роль ключевого элемента отводится Г. Тер- борном средствам, менее институционализированным по сравнению с задачами и правами, доступными в момент принятия решения, - в отличие от шансов, которые проецируются в будущее. Наиболее динамическим элементом социальной системы ученый считает знания. При этом согласно его предположению, фактическая социальная динамика в значительной степени определяется экзогенными случайными факторами.
  Структуры задач, прав, средств, рисков и культурные комплексы идентификаций, познавательных моделей и ценностей рассматриваются Терборном как базовые конституирующие измерения социальных систем. Структурация и инкультурация трактуются им как важнейшие системные процессы.
  Структуральные позиции (локализации в рамках структур) и культурные принадлежности социальных акторов, в свою очередь, определяют властные потенциалы последних. Разделение задач, распределение прав, доступ к средствам, глубина ощущения идентичности, объем релевантных знаний, - все это оказывает решающее воздействие на распределение власти. Г. Терборн интерпретирует власть как способ резюмировать наборы социальных отношений или ресурсов и ограничений социальных акторов.
  Структурация и инкультурация, в рамках концепции Г. Тербор- на, определяют направление и форму социального действия, коллективного или индивидуального, сила которого детерминируется величиной властного потенциала акторов. Социальное действие, в свою очередь, оказывает воздействие на социальную систему, воспроизводя или трансформируя ее, а, соответственно, и присущие ей процессы структурации и инкультурации. Структуральные и культурные следствия социального действия могут обеспечивать поддержание, расширение, сжатие и даже исчезновение социальных систем. Таким образом, причинная логическая петля в рамках теоретической схемы Г. Терборна замыкается, возвращаясь вновь к социальной системе, регулируемой посредством процессов структурации и инкультурации.
  Одним из признаков завершения эпохи современности (modernity), по мнению Г. Терборна, может считаться эрозия ориентированной в будущее концепции времени. Однако, как считает ученый, этого недостаточно, необходимо также идентифицировать основные структуральные и культурные особенности исторической эпохи.
  Современные процессы структурации, считает Терборн, отличаются стремительным ростом - не линеарным, но включавшим конъюнктурные колебания - ресурсов, в том числе тех, которые предназначены ограничивать других. Г. Терборн утверждает, что прекращение роста может рассматриваться как свидетельство завершение исторической эпохи. В условиях современности структурация задач включала, прежде всего, дифференциацию или специализацию и деаграрианизацию (т.е. падение значения задач обеспечения продовольствием). В данном ракурсе европейская специфика нашла выражение в особом подчеркивании значения индустриальных задач в рамках постаграрного общества. Что касается средств, то в обществе modernity они продемонстрировали чрезвычайный рост, более равномерное распределение по сравнению с традиционным аграрным обществом. Тем не менее, значительные вариации и различия данного показателя сохранялись в разные периоды исторической эпохи и в разных государствах.
  Современность характеризуется растущей эмансипацией, что выразилось в расширении прав личности, граждан, женщин, трудящихся, этносов. Прекращение данного процесса, по мнению Г. Тер- борна, и упадок обязанностей могли бы означать смену исторической эпохи.
  Для Европы, как считает ученый, в гораздо большей степени, чем для других регионов современности, была присуща структурация задач, средств и прав в классовой терминологии (класс определяется совокупностью экономических задач и поддерживается множествами средств и прав, обеспечивающих осуществление экономических задач). Данная модель структурации гораздо больше отличается от образцов, основанных на принципах этнической принадлежности или родства, нежели от тех, которые базируются на индивидуумном принципе.
  Рост рисков непосредственно связан с расширением "второй природы", т.е. искусственной, сконструированной человеком, среды. Значимость рисков, их неравномерное распределение превратились в важные характеристики современной эпохи со времен урбанизации и концентрации промышленности, создавших серьезные угрозы здоровью людей. Кардинальное изменение в данной области также, по мнению Г. Терборна, можно было бы рассматривать в качестве важной трансформации современности.
  В культурном плане современность включила прежде всего изменения, изменчивость идентификаций, познавательных моделей и ценностных установок между поколениями и группами людей. Утверждение одного устойчивого образца, альтернативного беспорядочным вариациям, полагает Г. Терборн, можно было бы квалифицировать как знак завершения эпохи современности. Становление современных моделей идентификации способствовало обеспечению тождеств индивидуальности и избранных коллективов. В то же время современные концепции идентификации допускали возможность поиска подлинного тождества в открытии себя и признания значимости собственной жизни, в реализации индивидуальных интересов. Стирание граней между подлинностью и неподлинностью, по мнению Г. Терборна, влечет за собой появление новых механизмов идентификации, отличных от тех, которые сопровождали становление общества модерна.
  Познание эпохи modernity было подчинено непрерывному росту и накоплению, процессам. Долговременный застой в области познания или опровержение накопленных знаний могли бы означать познавательный разрыв в культуре современности. Что касается ценностей и норм, то современная эпоха, в отличие от предшествовавшего периода, обеспечила их "просвещение", т.е. обоснование, опирающееся на рассудок, а не на божественное предначертание или унаследованную традицию, а также дифференциацию ценностей от познания и различных типов норм. Соответственно, расширение обращений за помощью к власти и де-дифференциация ценностей и норм, как полагает Г. Терборн, могли бы означать трансформацию процессов, типичных для современности.
  Таким образом, структурационная модель в теоретическом плане более содержательна по сравнению со структуралистскими и акторными моделями, ее отличают более широкие теоретические рамки, которые позволяют исследовать те стороны социальной действительности, на познание которых раздельно претендовали структу- ралисткие и акторные подходы. Проблемой структурационного подхода является практическая организация исследования, интеграция анализа различных уровней социальной реальности, который зачастую по-прежнему осуществляется дифференцированно.
  В заключении необходимо отметить, что модернизационная парадигма продолжает развиваться, совершая при этом экспансию в новые для нее области теоретизирования и абсорбируя (и адаптируя) новые теоретико-методологические подходы. Классическая и современные версии модернизационного анализа существенно разнятся.
  Модификация теоретических основ модернизационного подхода способствовала превращению первоначально достаточно односторонней и абстрактной теоретической модели, не игравшей существенной роли в эмпирических исследованиях, в многомерную и эластичную по отношению к эмпирической реальности. В определенной степени модернизационная перспектива выживала за счет принесения в жертву фундаментальных посылок - в первую очередь, эволюционистских и функционалистских, входивших в состав ее теоретического ядра.
  Ориентированный первоначально преимущественно на анализ макросоциальных структур, модернизационный подход ныне стал применяться и при изучении микросоциальных процессов, деятельностных практик. Тем не менее, несмотря на то, что представителями модернизационных теорий достигнуты некоторые успехи в освоении деятельностного подхода, данное направление по-прежнему представляются в высшей степени перспективным для совершенствования парадигмы. Микро- и мезоуровень - пока лишь в незначительной степени включены в теоретические проекты. Однако именно здесь, по мнению современных политологов, наибольшие возможности для развития модернизационного направления.