Относительная депривация и логика общественных движений
Феминизм как движение за равноправие женщин не имеет широкого распространения в нашей стране. Хотя сейчас предпринимаются разрозненные попытки организации такого движения. Пока сложно говорить о перспективах этого начинания. Проще указать на его причины. Скорее всего, новое веяние — не более чем дань моде. Вероятно, инициаторы феминизма на российской почве исходят из незамысловатого рассуждения — то, что имеется на Западе, и, прежде всего, в США — должно быть в России. При этом ими совершенно не берутся в расчет ни исторические, ни культурные различия, существующие между Россией и Западом. Как говорится, «куда конь с копытом, туда и рак с клешней». В советское время эту ситуацию коммунистические идеологи заклеймили бы как «низкопоклонство перед Западом». Но дело не только в этом. Выше я уже отмечал, что сами по себе феминистская идеология и движение являются ни чем иным, как ширмой, которой лидеры феминизма прикрывают свое стремление к власти, надеясь, что волна нового движения, (если, конечно, её удастся поднять), вынесет их на командные высоты в обществе. Вернемся, однако, к идеологии.
Упоминание о коммунистической идеологии здесь не случайно. Дело в том, что задачу по внедрению в общественное сознание идеи половой индифферентности в России (бывшем СССР) исторически выполнила не феминистическая, а коммунистическая идеология. В СССР — и это знает каждый, кто в свое время засматривался знаменитыми перестроечными телемостами с США — «секса нет». Это была не просто оговорка ошеломленной неожиданной свободой участницы телешоу. Здесь констатировался реальный факт. В СССР секса действительно не было ни в одном из известных смыслов этого слова. Общество состояло, да и сейчас еще состоит, не из мужчин и женщин, а из товарищей. И если на Западе «стирание граней» между полами пошло по пути феминизации мужчин, то в СССР этот же процесс приобрел характер вообще устранения половых признаков. Иначе говоря, начинала нарастать тотальная половая индифферентность, бесполость. Сегодня эта тенденция получила свое логическое продолжение в виде повальной психологической маскулинизации женщин.
Репрессия, подавление сексуальности, согласно В. Райху, необходимы тоталитарным режимам для того, чтобы сделать массы виноватыми, неполноценными, покорными и легко управляемыми. Размывание гендерных различий в СССР явилось следствием как подавления сексуальности, так и «социалистического образа жизни». Поэтому во всех сферах общественного существования — от производственной до бытовой — у нас господствовал стандарт человека среднего рода. Это касалось организации и обустройства рабочих мест, рабочей одежды, инструментов, профессий («женщины — на трактор!, на самолет!, в космос! А также - в кочегарку!, на укладку железнодорожных путей! и т. д. »). Но этот же подход проявлялся и в сфере быта — производство жилья, бытовых приборов, одежды, предметов сангигиены и даже туалетов предназначалось исключительно для бесполого индивидуума.
Правда, подобная половая индифферентность объяснялась не только идеологическими установками, но еще и крайне неэффективной экономикой. А это уже было следствием тоталитаризма, в том числе, и сексуально-гендерного. Таким образом, в России сегодня можно говорить не об успехах феминизма, а об исторической победе полового индифферентизма.
Между тем, на Западе и, прежде всего, в США мы имеем возможность наблюдать «чистый» феминизм, не сопряженный с большевистской, коммунистической идеологией. Исключение — марксистское направление в феминизме. Тем не менее, логика развития идеологии как полового индифферентизма в СССР, так и феминизма на Западе одна и та же. Более того, можно смело утверждать, что любое движение за равенство и равноправие — социальноклассовое, расовое, национальное, половое или сексуальных меньшинств — подчинено одному алгоритму: от толерантности к тоталитарности. Всякое движение за равенство возможно лишь тогда, когда общество толерантно к этому движению. Всякая идея равенства обязательно приходит к своему логическому финалу — к идее превосходства ранее угнетаемых, эксплуатируемых, дискриминируемых и т.д. Удачнее всего эту логику отразил Джордж Оруэл в романе «Скотный двор» — на стене фермы животные, вдохновленные своей победой над хозяевами, вывесили лозунг: «Все животные равны!». Но свиньи, возглавившие восстание угнетенных животных, проведав о больших запасах еды и питья в погребах фермера, дополнили ночью этот гордый лозунг припиской: «Но некоторые из них равнее».
И, действительно, какую бы эгалитарную идеологию мы ни взяли, первоначальные идеи и требования равенства и признания сменяются идеей избранничества, мессианства и, в конечном счете, превосходства. В новой и новейшей истории эту метаморфозу идей прекрасно иллюстрирует коммунистическая идеология. Утопические эгалитаристские грезы ранних коммунистических мыслителей (Христа, Августина, Мабли, Кабэ, Фурье, Оуэн и др.) нашли свое логическое завершение в учении К. Маркса и Ф. Энгельса об исторической миссии рабочего класса. Политическая победа этой идеологии покончила со всякой толерантностью и установила тоталитарный режим. Сюжеты антиутопий Е. Замятина и Дж. Оруэла воплотились в социальную реальность.
Приходится констатировать, что писатели в своих художественных произведениях оказываются гораздо прозорливее многих мыслителей: ученых и философов.
Еще один показательный в этом отношении пример - Либерия, государство, основанное бывшими рабами, вывезенными аболиционистами из США периода рабовладения, в 19 веке. Новую жизнь бывшие рабы начали с того, что захватывали и превращали в своих рабов жителей африканских деревень на той территории, которой предстояло стать «показательным» государством с гордым, лозунговым названием - Либерия! Другими словами, бывшие рабы скопировали вплоть до мелочей, до манеры одеваться уклад жизни и все повадки своих бывших хозяев-рабовладельцев. Кстати, эта страна до сих пор демонстрирует паттерны причудливой смеси неизжитого рабства и рабовладения.
Но вернемся к феминизму. Показательно, что уже первые идеологи радикального феминизма обратились к классовой риторике и терминологии классовой борьбы. Так, в начале семидесятых годов 20 века Суламифь Фирстоун в своей книге «Диалектика пола» рассматривает половой признак как признак социального класса и говорит о женщинах как о классе угнетенных. Понятно, что дальше логически следует вывод о необходимости классовой борьбы со всеми вытекающими последствиями. А мы уже знаем, что делает класс-победитель, придя к власти. Он стремится уничтожить побежденный класс.
Но сначала под это стремление подводится идеологическое обоснование. И вот уже Катарин МакКиннон, Мэрилин Фрай, Сара Хогланд, Кэтлин Бэрри, Андреа Дворкин, Адриана Рич и др. громят гетеросексуальность и обосновывают необходимость отказа от неё. Говоря иначе, всеми названными авторами ставится под сомнение сама необходимость существования мужчин «как класса». Как тут не вспомнить «Улитку на склоне» братьев А. и Б. Стругацких?! Всякий читавший роман, помнит, что ни о какой толерантности в отношении мужчин там и речи нет.
Таким образом, начавшееся в конце 19 века со скромных претензий суфражисток, движение за равноправие женщин трансформировалось сегодня в идеологию радикального феминизма, который утверждает, что:
1. Женщины — угнетенный класс.
2. Мужчина по своей природе — насильник и агрессор.
3. Женщины по всем моральным и социальным характеристикам превосходят мужчин.
4. Любой гетеросексуальный половой акт является изнасилованием, т. к. в нем происходит пенитрация, т. е. внедрение, вторжение мужчины в тело женщины.
5. Если это так, то гетеросексуальные отношения недопустимы, имеют право на существование лишь лесбийские сексуальные отношения и, следовательно, необходимость существования мужчин отпадает сама собой.
И, наконец, вывод, который пока не делается, но, если феминизм наберет необходимую силу, обязательно будет сделан: мужчины должны быть ликвидированы «как класс», поскольку нет рациональных причин для их существования. Другими словами, бесполезный, вернее, даже вредный агрессор и насильник должен исчезнуть, он не имеет права на существование. (Развернутое изложение взглядов как радикальных, так и умеренных феминисток можно найти, например, в книге Philosophy & Feminism: Essential Readings in Theory, Reinterpretation, and Application. Ed. by Nancy Tuana and Rosemarie Tong. Oxford: Westview Press, 1995 - xv, 549 p.).
В заключение добавим, что слово «толерантность» означает не только терпимость и снисхождение. Второе его значение — полное или частичное отсутствие иммунологической реактивности организма (или системы), т. е. потеря (или снижение) организмом способности к сопротивлению. Думается, что в контексте вышесказанного всегда необходимо помнить, что толерантность в первом своем значении всегда готова обернуться вторым значением. Другими словами, в социальных процессах безбрежная толерантность всегда готова обернуться столь же безбрежным тоталитаризмом.