Реактивное психическое сопротивление
Но первой реакцией человека на угрозу потери контроля является все же сопротивление. Джек Брем, автор теории реактивного психического сопротивления, утверждает, что всякий раз, когда человек начинает ощущать, что его самостоятельность ограничена или даже находится под угрозой, он проявляет реактивное сопротивление этому.
В принципе, каждый знает без всякой теории, что если человека схватить, скажем, за руку, то его первой, практически неконтролируемой реакцией, будет стремление вырваться. Психика человека реагирует на утрату контроля хоть и столь же непосредственно, но все же более изощренными способами.
Д. Брем в качестве иллюстрации приводит пример с “господином Джоном Смитом”, который по воскресеньям после обеда обычно играет в гольф, либо смотрит телевизор, либо бесцельно бродит вокруг своей мастерской.
Но вот в одно воскресное утро жена Смита заявляет, что сегодня после обеда он будет играть в гольф, т. к. она пригласила подруг, и они собираются устроить “девичник”. Свободе Смита угрожает опасность. Во-первых, он не сможет смотреть телевизор, во-вторых, не сможет слоняться вокруг мастерской, и, в-третьих, он будет вынужден играть в гольф (Brehm J., 1966).
Разумеется, Смит не смирится с таким покушением на свою свободу и станет ее защищать. Он может в знак протеста или остаться в мастерской, или вообще демонстративно усесться перед телевизором и испортить женщинам весь “девичник”. Спрашивается, для чего? Для того, чтобы сохранить ощущение самостоятельности и самоконтроль.
Курьезный пример с господином Смитом, приведенный Д. Бремом, указывает на общую закономерность в поведении людей, когда они ощущают угрозу своей самостоятельности.
Но опасность потерять свободу угрожает человеку не только со стороны жены. К тому же, она, наверное, и не самая страшная. Россияне, большую часть жизни прожившие при советском режиме, не понаслышке знают, что такое всеобъемлющий репрессивный контроль со стороны государства, коммунистической партии, карательных органов, в том числе и карательной психиатрии.
Прекрасно знаком был советскому обществу и “принцип дефицита”. С точки зрения американских социальных психологов (например, Роберта Чалдини, Тимоти Брока, Ховарда Фромкина, Стефена Уорчела, Джеймса Дэвиса, Филипа Зимбардо и т. д.), реакция в виде повышенного, ажиотажного спроса на любой дефицитный ресурс - товарный, информационный, мировоззренческий и т. д. - является психологическим сопротивлением ограничению в праве потреблять и в свободе выбора. При этом вышеуказанные авторы отмечают, что повышенный спрос усиливается в том случае, когда первоначально никакого ограничения на ресурсы не существовало, но потом вдруг в силу каких-то обстоятельств появляется дефицит (Чалдини Р., 1999).
В этой связи Р. Чалдини приводит пример с жителями одного из округов штата Флорида, где с целью охраны окружающей среды был принят закон, запрещающий использование и даже хранение моющих средств, содержащих фосфаты. Следствием запрета стало то, что жители округа начали скупать в чудовищных количествах где только можно фосфатосодержащие стиральные средства. В каждом доме были сделаны такие запасы порошков и жидкостей, что их хватило бы на несколько лет вперед. Кроме того, общественное мнение наделило именно эти фосфатосодержащие средства поистине фантастической эффективностью при стирке белья (Чалдини Р., 1999).
Трудно судить исчерпывающим образом о мотивах поведения американцев, которые лишь время от времени сталкиваются с дефицитом чего-либо. Но дело в том, что советское общество проживало в условиях тотального, перманентного дефицита буквально на все. У советских людей никогда не было свободного доступа ни к товарам, ни к информации, ни к альтернативным идеям. Но ажиотажный спрос был всегда. Чем он вызывался? Как его можно объяснить? Только ли тем, что это была реакция на ограничение свободы?
Думается, что здесь следует прислушаться еще к одному мнению. Его высказал З. Фрейд в своей концепции “целепрегражденного либидо”. С точки зрения З. Фрейда, сладость “запретного плода”, т. е. недоступного объекта, объясняется просто человеческой завистью и жадностью.
Почему возрастает интерес к закрытым или запрещенным материалам, скажем, к информации, пропагандирующей насилие и порнографию? Не подлежит сомнению, что интерес здесь подогревается ограничением доступа. Но наряду с этим, вероятно, имеется и другая причина, а именно соображение: ведь кому-то это доступно, а почему не мне?
Отчего дети или подростки нарушают запреты родителей и вообще взрослых? Например, обычным является нарушение запрета брать какие-то вещи или поздно возвращаться домой. Очевидно, здесь проявляется реактивное сопротивление. Но бесспорно и то, что ребенок или подросток задается вопросом “почему им (взрослым, родителям) можно, а мне нельзя?”.
В случае с жителями Флориды, на годы вперед запасшихся стиральными порошками, есть хоть какая-то толика рациональности. Моющие средства не очень страдают от длительного хранения. А как быть с советской гражданкой, которая каждый день героически выстаивала очередь к прилавку, чтобы купить полкилограмма (больше в “одни руки” не давали) сливочного масла, и в результате сделавшей себе запас масла в 50 кг (полцентнера), которое, конечно, в конце концов испортилось?
Можно ли объяснить ее поведение только как реактивное психологическое сопротивление в соответствии с принципом дефицита, обнаруженного американской социальной психологией? Вероятно, нет. Как, впрочем, и поведение жителей города Майами, штат Флорида, о которых пишет Р. Чалдини.
Таким образом, мы еще раз убедились в том, что ни одна теоре-тическая позиция не в состоянии сколько-нибудь целостно отразить социальное явление. Теория реактивного психического сопротивления Д. Брема указывает лишь на один мотив человеческого поведения в условиях ограничения доступа к ресурсам. Психоаналитическая теория З. Фрейда дает возможность обнаружить и другие мотивы, движущие человеком в тех же обстоятельствах.
Реактивное сопротивление — это всего лишь первая непосредственная реакция на ограничение контроля. Разумеется, она не всегда приводит к восстановлению утраченной самостоятельности. Более того, иногда возникают такие ситуации, когда человек лишен возможности проявить даже эту первую реакцию, чтобы обрести уверенность в контроле за ситуацией. Скажем, если вы оказались в лифте, остановившемся из-за отключенного электричества, то какое-либо сопротивление для обретения чувства контроля в этих условиях попросту невозможно. Здесь остается только ждать и надеяться.
Кроме того, люди часто добровольно отказываются от контроля за своим поведением, чтобы снять с себя ответственность, которая неразрывно связана с чувством контроля. Почему и как это происходит, подробно и глубоко анализирует Эрих Фромм в упоминавшейся уже книге “Бегство от свободы” (Фромм Э., 1990). Для многих людей бремя ответственности за свои решения и поступки представляется непосиль-ным, и они с готовностью возлагают его на других, отказываясь от самостоятельности.
Многим людям также свойственно отказываться от контроля в тех ситуациях, где вероятны негативные последствия, ответственность за которые может лечь на них самих. И наоборот, ответственность за благоприятные последствия они, как правило, берут на себя. Как мы теперь уже знаем, делается это для защиты самосознания и сохранения самооценки.
Но вне зависимости от того, добровольно человек отказывается от контроля или теряет его в силу каких-то объективных событий, следствием этого становится, как правило, ощущение беспомощности, несамостоятельности, зависимости.