Таким образом, можно сделать вывод, что рассмотренные три фактора (функциональная связь, общий результат и объективная связь между деянием и результатом) в достаточной мере характеризуют совместность, которая включает в себя: 1) сами действия соучастников, их специфику и взаимосвязанность; 2) результат действий соучастников; 3) объективную связь между действиями соучастников и результатом.

Наличие нескольких лиц теснейшим образом связано с совместностью: нет и не может быть совместности без участия нескольких лиц. При этом возникает два вопроса: что представляет собой наличие нескольких лиц и какого рода субъекты могут составлять нескольких лиц в плане соучастия.

По самому факту наличия двух или более лиц проблем в уголовном праве, как правило, не возникает, поскольку соучастие и возникло как институт уголовного права в связи с совершением преступления несколькими лицами, стечением нескольких лиц в одном преступлении. Отсюда и наличие нескольких лиц выступает количественным признаком соучастия. Максимум соучастников может охватывать и единицы, и десятки и сотни (например, при массовых беспорядках) лиц. По поводу минимального количества соучастников в правоприменительной практике, нормативной базе и теории, существует точка зрения, согласно которой в преступной организации должно быть не менее трех человек. На это обратил внимание А.В. Шеслер и подверг данное положение критике[36, c. 8]. Присоединяясь к указанной критике, следует отметить, что объективных оснований для сужения круга соучастников в преступной организации нет, и уголовный закон однозначно говорит о двух лицах как минимуме соучастников (ст.32 УК), все остальные предложения носят надуманный, бездоказательный характер.

Относительно второго вопроса можно констатировать, что в теории уголовного права общепризнанно считать соучастниками только субъектов преступления, то есть лиц, достигших установленного законом возраста и признанных вменяемыми. Лишь совместная деятельность субъектов преступления создает соучастие. Иная совместная деятельность не является таковым, поскольку другой участник не осознавал общественно опасного характера как лично своих, так и совместных действий и последствий содеянного и не мог осознавать. Неслучайно в подобных ситуациях деяние субъекта расценивается как опосредованное исполнение преступления вне зависимости от воли субъекта в совершении преступления. Кроме того, никогда не субъект не может быть признан, например, пособником в преступлении. Это- аксиома. И, может быть, не следовало бы касаться данного вопроса вообще в связи с его очевидностью, если бы не позиция, которую заняли судебная практика и некоторые представители науки уголовного права.

Так, если посмотреть на групповые преступления с такой стороны, что в группу объединены лица в возрасте 10-12 лет, организатор взрослый; у лиц есть оружие, группа устойчивая. При наличии таких водных данных вроде бы есть все основания признать указанную группу бандой, а действия организатора квалифицировать по ст. 209 УК РФ. Подобный вывод вполне оправдан и позиций Пленума, и с точки зрения ученых, поддерживающих ее. Однако здравый смысл подсказывает, признание такой группы бандой, поскольку отсутствуют надлежащие субъекты. Общепризнано в теории уголовного права, что лица, достигшие 14 лет и участвующие в банде, отвечают за конкретно совершенные преступления, субъектами которых они являются. Думается, не станут с этим спорить и сторонники критикуемой точки зрения.

Но они подготовили для себя запасные позиции: «Группа в уголовном праве выступает в нескольких качествах, она не исчерпывается только соучастием в преступлении, и это не может не влиять на практику квалификации дел данной категории»[15, c. 25] Иными словами, есть устойчивая вооруженная организованная группа лиц как банда и есть устойчивая вооруженная группа как способ совершения преступления. При этом банда остается соучастием. Тогда нужно определить место в уголовном законе второй вооруженной группы. Пока этого места нет. Формулировать вместе в одной норме группу-соучастие и группу - несоучастие явно не целесообразно в силу их различной общественной опасности и, соответственно, наказуемости. Во-первых, для него характерно стечение в одном преступлении нескольких физических лиц. Во-вторых, юридическими признаками субъекта преступления обладает лишь один из них. В- третьих, надлежащий субъект сам выполняет преступления своими поступками, дополнительно используя в процессе его совершения усилия лиц, не подлежащих уголовной ответственности по иным предусмотренным законом основаниям[15,c.21]. На этой базе, по мнению автора, создается групповое исполнение преступления и разновидность множественности участников. Однако очевидность подхода не снимает вопросов, на которые, похоже, невозможно ответить. Подобное решение не отвечает на вопрос, в качестве кого выступают участники анализируемой группы: исполнителей, подстрекателей, организаторов, пособников? Сторонники критикуемой позиции скорее назовут их исполнителями, поскольку речь идет о групповом исполнении. И вновь происходит размывание понятия исполнение, которое начнет включать в себя исполнителя - субъекта преступления, и исполнителя не субъекта преступления. Кроме того, ученые не замечают пикантности создаваемой ситуации: они поддерживают выше приведенное Постановление Пленума Верховоного суда, но говоря о случаях, когда все детали «исполняют» преступления, тогда как в постановление говорится об организаторе такого исполнения, то есть о соучастнике. Как разрешить данное противоречие? С позицией Р.Р. Галиакбарова и других ученых здесь нет группового исполнения, так как отсутствует третий указанный признак. Означает ли это, что групповое исполнение возможно и из одних несубьектов? Если да, то признаваемый Р.Р. Галиакбаровым третий признак группового исполнения нужно признать некоренным. Если нет, то нужно признать, что указанные ученые не сняли проблемы. Возвращаясь к заданному вопросу о том, в качестве кого выступают участники группы- способа совершения преступления, можно сказать, что несубьекты не выполняют никаких из указанных ролей, новые термины-наименования их едва ли следует внедрять в уголовное право, поскольку речь идет о несубьектах.

Выделение групповых эксцессов не освобождает сторонников этой точки зрения от поисков оптимального возраста состава группы лиц- несоучастия: возможна ли организация группового изнасилования, совершенного лицами в возрасте 4-6 лет? А ведь такое может иметь место при использовании беспомощного состояния потерпевшей либо при «сооисполнении» надлежащего субъекта. Если представить групповое преступления, совершаемые четырехлетними детьми при организаторской деятельности надлежащего субъекта и, думается, все встанет на свои места. Группа при изнасиловании может состоять только из лиц, которые способны причинить существенный вред потерпевшей иного возраста несовершеннолетние сами становятся сами потерпевшими (ст. 134,135 УК РФ).

Субъективный признак – форма вины.

Существующая доктрина соучастия предполагает наличие умышленной вины всех соучастников. Как правило, действия соучастников совершаются с прямым умыслом, когда лица осознают общественно опасный характер содеянного, предвидят возможность наступления общественно опасного общего результата и желают его наступления. С прямым умыслом действуют все виды соучастников. Иногда возможно соучастие с косвенным умыслом, когда лицо осознает общественно опасный характер содеянного, предвидит возможность наступления общего результата и сознательно его допускает. С косвенным умыслом могут совершать действия исполнители и пособники; ни организаторы, ни подстрекатели не могут действовать с косвенным умыслом.

Из подобного понимания вины при соучастии исходят большинство авторов. При этом, например, П.Ф.Тельнов утверждал, что 1,8% случаев соучастия осуществляется с косвенным умыслом, количественно не очень много, но данный факт подтверждает, что судебная практика знает соучастие с косвенным умыслом[34, c. 61], признает его. Однако в теории высказана и иная точка зрения, согласно которой соучастие с косвенным умыслом невозможно. Нужно помнить, что при совершении преступления с косвенным умыслом речь идет о наступлении побочных последствий и о психическом отношении к ним, желаемый результат остается в стороне от уголовно-правового вменения. Схема совершения преступления с косвенным умыслом достаточно проста и заключается в следующем: лицо направляет свои действия на получение желаемого (преступного или не преступного) результата, понимая при этом, что своим поведением оно причинит и побочный результат, который будет иметь место наряду с желаемым, и относится к нему безразлично, потому что важнее всего для него достижение желаемого результата. )