Вот что пишет об этом родоначальник метафизического реализма Юрий Мамлеев: «Слово "метафизика" относится к миру принципов, миру чистых духовных сущностей, то есть к сфере надкосмической, божественной.
Метафизические принципы пронизывают все времена и миры, тем более "невидимые", и эти принципы лежат в основании всех миров.
И те "вечные вопросы", которые человеческий разум задаёт нередко безмолвному Первоначалу - как бы ни были они наивны с абсолютной точки зрения, могут относиться к метафизическим вопросам.»[14]
Юрий Мамлеев определяет жанр своих произведений как «метафизический реализм», то есть в форме традиционного реалистического рассказа в ткань его произведений входит метафорическое, метафизическое, символическое. Его герои - это метафорические личности. Но они живут здесь, и вся их жизнь
основана на реалиях. Мамлеев использует не жанр мифа, а жанр обычной, традиционной прозы, но в реалии этой прозы он вмещает эту метафорическую ткань.
Метафизический реализм, называемый иногда «литературой иных измерений», вводит в произведения не только черты видимой жизни, но и черты более грозной реальности второго плана: от изображения внутреннего "невидимого" человека, или тех скрытых сторон его души, которые связаны с иной реальностью, вплоть до введения в ткань произведения таких чисто философско-метафизических реалий, как Ничто, вещь в себе, трансцендентное "Я" и так далее, превращённых, однако, в объект художественного произведения, а не философского трактата.
Важнейшим элементом является изображение человека как метафизического
существа. Человек как социальное и психологическое явление не представляет
здесь интереса. Знание же "невидимого, скрытого человека" выходит за пределы самой глубокой психологии. Метафизический реализм, таким образом, изображая внешнего человека, видит за ним реалии тайного, трансцендентного человека. Эти скрытые начала могут быть выявлены по-разному.
Метафизический реализм в полном смысле этого слова предполагает полную трансформацию текста, подтекста и их направленности. Надо отметить, что перечисленные критерии метафизически окрашенной литературы относятся прежде всего к прозе.
Таким образом, метафизический характер метода Мамлеева обусловлен тем, что, помимо описания обычной реальности, он обращен к неведомому - будь то неведомое в глубинах человеческой души или вторгающееся извне. Однако это именно реализм, и не только потому, что основа его - повседневная действительность, суть в том, что неведомое предстает не в плане фантастики, а как умопостигаемая интуитивная реальность, включающая сновидения, сознание, самопознание. Это не игра воображения, а желание расширить возможности узкого материализма и обрести более объемный взгляд на бытие.
2.2.Особенности прозы Мамлеева
Метафизическая глубина рассказов Мамлеева достигается по-разному. Основным художественным приемом является гротеск.[15]
Все произведения Мамлеева основаны на гротеске: гротесковость в ситуациях, невероятность слов и поступков персонажей. Например, в одном из самых страшных его рассказов «Удовлетворюсь!» пьющие и философствующие мужчины и женщины, сидя у трупа только что повесившегося товарища, («Владимир принес водку, и все расселись вокруг трупа, как вокруг костра») решают вечный вопрос: что есть смерть? И не повеситься ли им тоже? Но один из них(«Иннокентий, которого все любили за его теплое отношение к аду») находит другой способ почувствовать себя ближе к смерти: изжарить и съесть еще теплое мясо Аполлона. «Лизонька была королева завтрака. Лицо ее прояснилось, словно сквозь непонятность проглядывали удавы; вся в пятнах - глаза в слезно-возвышенной моче - она колдовала вокруг нескольких огромных сковородок, где было изжарено отчлененное мясо Аполлона. "Сколько добра", - тупо подумал Владимир. Все хихикали, чуть не прыгая на стены. Именно такой им представлялась загробная жизнь. Они уже чувствовали себя наполовину на том свете». («Удовлетворюсь!»). В рассказе «Петрова» Мамлеев описывает случай: в загс пришли кавалер( N.N.) и дама, у которой была лишь одна странность - «…вместо лица у нее была задница, впрочем уютно прикрытая женственным пуховым платочком. Две ягодицы чуть выдавались, как щечки. То, что соответствовало рту, носу, глазам и в некотором смысле душе, было скрыто в черном заднепроходном отверстии ». Далее мы узнаем также, что «даже на фотокарточке Петровой вместо лица была задница. Со штампом.» Побывав в загсе, до смерти (в прямом смысле) напугав встретившихся людей, Нелли Ивановна с задницей вместо лица исчезает в никуда, из ниоткуда появившись.
Данные рассказы являются типичной иллюстрацией метафорического изображения ада. Состояние отчаяния в жизни подталкивает человека к чему-то сверхвозможному, что в писательском изложении принимает форму гротеска.
В гротескном варианте дана и эротика, причем именно как эротика «падшего мира». В рассказах Мамлеева она вызывает скорее отвращение, соответственно, точнее назвать ее «антиэротикой». «В просторной комнатенке, отсидевшись на стуле, Петя завел Баха. Вдруг он взглянул на Нюру и ахнул. Удобно расположившись на диване, она невольно приняла нелепо-сладострастную позу, так что огромные, выпятившиеся груди даже скрывали лицо. - Так вот в чем дело! - осветился весь, как зимнее солнышко, Петя.
Он разом подошел к ней сбоку и оглушил ударом кастрюли по голове. Потом,
как вспарывают тупым ножом баранье брюхо, он изнасиловал ее. Все это заняло
минут семь-десять, не больше.»(«Отношения между полами»). «Сначала, естественно, взялись за эротику. Витя даже упал со спины Катеньки и больно ударился головой о каменный пол. Кончив, Саша и Катенька полулежали на скамье, а Витя сидел против них на табуретке и раскупоривал бутыль. Пот стекал с его члена.»(«В бане»). «С кем он совокуплялся? Определенно с тараканом. Тараканов в его конуре было много, даже избыточно, учитывая и самую пылкую любовь, но тот таракан был единственный. (Вообще, нашего героя не тянуло к изменам.) Таракан этот, кроме того, заменял ему домашнюю кошку. "Единственный" падал с потолка прямо на член, несмотря на то что член был как волосик. Не член, а именно таракан "делал" любовь .»(«Оно»).
Мамлеев проникает в «ночную сторону» человеческой души, его гротеск выводит на всеобщее обозрение то зло, которое таится в человеке, то, что человек сам о себе не знает. Следует отметить, что от проблемы «этического зла» он обращается напрямую к проблеме «зла метафизического».Когда изображают этическое зло, то имеют в виду человека, который греховен в большей степени, чем нормальные люди. До этого литература говорила о греховных душах, о душах соблазненных, но - так или иначе живых. А здесь речь уже об обывателях, производящих впечатление чего-то окостеневшего, мертвого и совершенно выпавшего из реального мирового духа.
Однако несмотря на монстроидальность многих персонажей Мамлеева, его герои выражают отнюдь не психологию и философию «конца света». Это метафизические бродяги, стремящиеся выйти за пределы того, что дано человеческому разуму. Эти герои не монстры, они как бы обретают оболочку монстров, когда прорываются в область запредельных сфер. А вторжение туда означает для человека опасность сумасшествия или какой-либо другой трансформации. Таковы, например, герои романа «Шатуны», рассказов «Дорога в бездну», «Искатели», «Коля Фа», «Случай в могиле», «Черное зеркало» и других. Метафизический убийца Федор Соннов («Шатуны») самым прямым и бесхитростным образом на практике воплощает мысль: если жизнь души больше, чем жизнь тела, то миг убийства становится сугубо гносеологическим моментом, волшебной точкой, где иное проступает воочию, наглядно. Федор стремится использовать отходящую душу каждой новой жертвы как трамвай в потустороннее, как лифт, который унес бы его в мир подлинный.[16]
« .А герои моих книг . что ж, они волей-неволей объяты тьмой, поскольку
идут “во что-то иное” и не являются существами, направленными к богореализации. Возможно, правда, что они и осуществили богореализацию, но )