т.д.

Однако есть один бесспорный элемент понятия согла­сованности, который имеет непосредственное отношение к формальной логике и может быть охарактеризован доста­точно строго. С методологической точки зрения минималь­ным (а с логической точки зрения необходимым) показа­телем соответствия гипотезы тому фрагменту знания, на базе которого она выдвигается, является непротиворечи­вость. Гипотеза р не может быть рационально согласована с множеством суждений, если в этом множестве имеется суждение 1 р. Гипотеза р обнаружит свою несостоятель­ность, как только из упомянутого множества суждений будет выведено суждение 1 р.

Положение о непродуктивности гипотез, противореча­щих некоторым исходным данным, можно иллюстрировать следующим классическим примером — забавным, но и не лишенным поучительности. Как, вероятно, помнит читатель, известие о странном занятии Чичикова (скупка мертвых душ) произвело переполох в чиновном мире губернского города NN: в предположениях, касающихся различных сто­рон поведения Павла Ивановича и его личности, не было недостатка. Среди других гипотез (нет серьезных оснований, по которым нельзя было бы употребить здесь этот термин) выделялась догадка почтмейстера Ивана Андреевича, со­гласно которой Чичиков есть не кто иной, как капитан Ко-пейкин, пострадавший в войне 1812 года и вступивший в конфликт с правительственной бюрократией. Рассказ о зло­ключениях капитана Копейкина (десятая глава поэмы Гого­ля) был выслушан чиновниками с неслабеюшим интересом. Лишь в конце рассказа слушатели обратили внимание Ивана Андреевича на некоторое несоответствие его гипотезы фак­там; оно состояло в том, что капитан Копейкин потерял в сражении руку и ногу, тогда как у Чичикова подобные изъяны не были замечены. «Здесь почтмейстер вскрикнул и хлоп­нул со всего размаху рукой по своему лбу, назвавши себя публично при всех телятиной . Однако ж минуту спустя он тут же стал хитрить и попробовал было вывернуться, говоря, что, впрочем, в Англии очень усовершенствована механика, что видно по газетам, как один изобрел деревянные ноги таким образом, что при одном прикосновении к незаметной пружинке уносили эти ноги человека бог знает в какие места . Но все очень усомнились, чтоб Чичиков был капитан Копейкин». Именно противоречивость (между предположе­нием и исходными данными) привела к тому, что гипотеза Ивана Андреевича умерла, едва появившись на свет.

Принцип непротиворечивости предполагает соотноше­ние некоторой группы суждений внутри какого-то фраг­мента знания; гипотеза не может быть внутренне противо­речивой. Но это, разумеется, не значит, что противоречия не должны возникать между данной гипотезой и другими концепциями, объясняющими то же самое явление. Напро­тив, будучи формой становления нового знания, гипотеза нередко вступает в конфликт с установившимися представ­лениями, даже если последние обладают большим автори­тетом. Гелиоцентрическая теория Коперника (первоначаль­но представлявшая собой гипотезу) отвергала геоцентри­ческую теорию Аристотеля — Птолемея, космогоническая теория Канта вступила в противоречие со статичными пред­ставлениями о Солнечной системе, планетарная модель атома, предложенная Резерфордом, противоречила электродинамической теории Максвелла — Лоренца и т.д. В подобных ситуациях противоречие возникает между тео­риями, взятая в отдельности каждая из них является (или представляется в период ее выдвижения) внутренне непро­тиворечивой. Точно так же не только допустимы, но и естественны противоречия между двумя или несколькими гипотезами на стадии их возникновения. Принцип непротиворечивости действует только в том фрагменте знания (множестве суждений), который ох­вачен данной гипотезой.

3. Развитие и проверка гипотезы.

После выдвижения гипотеза должна стать основой опе­раций, цель которых состоит в получении следствий с их последующей проверкой. Эти операции (выведение следст­вий) и есть второй этап разработки гипотезы — ее развитие. Граница между первым (выдвижение) и вторым (развитие) этапами носит методологический характер, она не может быть выражена каким-то точным интервалом времени. Вооб­ще описанный в предыдущем параграфе трехэтапный цикл (выдвижение, развитие, проверка) относится к идеальной гипотезе; этому представлению не обязательно должна пол­ностью соответствовать история каждой реальной гипотезы. Возможны гипотезы, длительное время не подвергающиеся развитию, как бы законсервированные на первом этапе ука­занного идеального цикла (чаше всего это объясняется от­сутствием условий для их развития и проверки). С другой стороны, развитие некоторых гипотез начинается одновре­менно с их возникновением, причем второй этап незамедли­тельно влечет за собой и третий.

Чтобы из выдвинутой гипотезы получить следствия, суж­дение или группа суждений, посредством которых формули­руется гипотеза, включается в цепи умозаключений. Это зна­чит, что на втором этапе ее разработки гипотеза выполняет функцию посылок (или включается в посылки как их состав­ная часть) логических выводов. В операциях по разработке гипотезы используются различные выводные конструкции.

Предположим, что гипотеза, выражаемая суждением р может стать логическим основанием для следствия, пред­ставленного суждением q. Логический механизм развития и проверки такой гипотезы легко описывается следующим об­разом: импликация p→q принимается как одна из посылок условно-категорического умозаключения; вторая же посыл­ка образуется в результате проверки следствия и представ­ляет собой его отрицание 1 q или утверждение q. Отрицание следствия соответствует схеме отрицающего (точнее: отрицающе-отрицаюшего) модуса условно-категорического умо­заключения (p→q) A~q и. как известно, ведет к отрицанию основания ~р, т. е. к признанию ложности гипотезы р. Ут­верждение следствия соответствует одному из «неправиль­ных» модусов (p→q) л q; напомним, что этот модус в состоя­нии сообщить основанию (гипотезе р) лишь определенную степень вероятности. Итак, типичная картина развития и проверки гипотезы в принципе представима двумя следую­щими схемами условно-категорического умозаключения:

(1) p →q (2) p→q

┐p q

┐p Вероятно, что p

Схема опровержения Схема подтверждения

гипотезы гипотезы

Эти схемы и будут рассматриваться как основные для анализа гипотезы. (О некоторых тонкостях применения «не­правильного» модуса, представленного второй схемой, гово­рится ниже.)

Высказывалось мнение, что для плодотворной разработ­ки гипотезы необходимо получение возможно большего ко­личества следствий. Разумеется, если принятое предположе­ние р позволяет одновременно вывести некоторое множест­во следствий (q, г, ., г), то достаточно большое их количество в определенных условиях может (хотя и не обязательно должно) положительно повлиять на оперативность провер­ки. Было бы, однако, ошибочно считать, что есть некий ко­личественный минимум выведенных следствий, без достиже­ния которого гипотеза не должна подвергаться проверке. И дело не только в том, что подобный минимум невозможно установить; всякие количественные ограничения такого рода противоречат основной идее гипотезы как формы при­обретения нового знания, несовместимы с динамикой позна­ния. Иногда достаточно проверки одного следствия, чтобы существенно повысить вероятность гипотезы или, напротив, отвергнуть ее и заменить иной. Это можно подтвердить хотя бы следующим примером.

Читая знакомые всем с детства пушкинские строки «В темнице там царевна тужит, /А бурый волк ей верно служит», литературовед обратил внимание на необычный эпитет, описывающий окраску волка. Хотя в при­роде, вообще говоря, этот биологический вид представлен не одной только серой мастью, сказочному волку надлежит быть именно серым. Первая гипотеза, возникшая в связи с данным фактом, объясняла его элементарной ошибкой (опиской или опечаткой). На материале этого предположения могла быть построена следующая импликация: «Если словосочетание «бурый волк» ошибочно, то оно не должно встречаться в других (аналогич­ных по жанру) текстах того же автора». Между тем в наброске, датируемом 1824 годом, читаем: «Иван Царевич по лесам /И по полям и по горам /За бурым волком раз гонялся». Поскольку следствие импликации оказалось ложным, пришлось отвергнуть и основание, т. е. гипотезу. И действительно, повторение того же самого эпитета в двух хронологически близких текстах (пролог поэмы «Руслан и Людмила» датируется 1828 годом) исключает такую случайность, как описка или опечатка. Взамен отвергнутой была выдвинута новая гипотеза, объясняющая необычный эпитет влиянием фольклора. В этом случае могло оказаться, что в народных сказках, которы­ми так увлекался Пушкин, значение слова «бурый» не совпадает с общепри­нятым. (Для территориальных диалектов такое явление обычно; например, словом «глазунья» в Рязанской губернии называли овцу, в Ярославле — гороховую кашу и т.д.) С 1824 по 1826 г. поэт жил в Михайловском и, вероятно, мог встретить необычный эпитет в сказках, рассказанных няней Ариной Родионовной Яковлевой или кем-то еще. На материале этого пред­положения возникло несколько импликаций, в том числе и следующая: «Если словосочетание «бурый волк» заимствовано Пушкиным из народных сказок, то эпитет «бурый» употреблялся на Псковщине не в общепринятом его значении» Можно ли было и как именно проверить выведенное из гипотезы следствие? Один из возможных путей был связан с тем что сохра­нились собственноручные пушкинские записи сказок, услышанных от няни, в которых могло встретиться интересующее исследователя словосочетание; )