Одним из атрибутов судебной власти, которая отличает ее от законодательной и исполнительной властей, в соответствии с мнением самого Верховного суда, является окончательный характер судебного решения. В 1949 году решение по делу Chicago and S.Air Lines v.Watermann S.S. Corporation суд заявил: «Решения, вынесенные судами в рамках полномочий, которыми они облечены по ст. III Конституции, не могут быть ревизованы или пересмотрены законным путем, и им не может быть также отказано в доверии и уважении со стороны других департаментов правительства».

В столь же абстрактно-формализованном виде, но уже с более четко выраженной ориентацией на реальные потребности судебной практики Верховный суд выработал ряд условий, которые в его властном изложении, самой судебной власти и должны быть в наличности для ее правомерного осуществления судами.

Так, судебная власть согласно устоявшейся позиции суда может быть применена только в таких делах, в которых представлены стороны с противоположными интересами, поскольку таковая власть ограничена правом «разрешать действительные споры, возникающие между противостоящими тяждущимися сторонами». Отсюда и дело, подлежащее судебному разрешению, должно содержать в себе реальную правовую проблему, а не строиться на гипотетических и инсценированных противоречиях.

В ряде своих решений Верховный суд заявил, что судебная власть не должна использоваться для того, чтобы разрешать дела, которые лишь по видимости носят спорный характер. Такая «инсценированность» спора может возникнуть по ходу самого судебного дела, если к этому времени меняется само законодательство или же меняются фактические обстоятельства дела.

В серии решений Верховного суда было также установлено, что суды, рассматривая и разрешая дела, должны обязательно принимать во внимание наличие у лица, выступающего в качестве истца, существенного правового интереса в исходе дела или процессуальной правоспособности.

Детализируя в своих решениях и доктринах юридическое содержание «судебной власти», Верховный суд неоднократно также отмечал, что суды не должны принимать к своему производству дело, завершающиеся не вынесением решений, а высказыванием мнений, имеющих рекомендательный характер.

Указанные выше условия осуществления судебной власти и ее специфические юридические свойства выводятся Верховным судом с большей или меньшей натяжкой непосредственно из ст.III Конституции. С. В. Филиппов совершенно справедливо отмечает, что, решая «судьбу дела на основе закона», Верховный суд практически находится в пределах традиционной сферы отправления правосудия. Иначе обстоит дело со специфическим положением суда осуществлять «судебный контроль», которое не укладывается в рамки обычного понимания судебной власти, не упоминается ни в ст.3, ни в какой-либо другой статье Конституции и не может быть выведено из нее чисто логическим путем. Вместе с тем именно данное «внеконституционное» полномочие Верховного суда, дающее ему возможность решать «судьбу закона на основе дела», ставит его в совершенно исключительное положение в конституционном механизме осуществления власти, предопределяет его особую (не сравнимую с судами других стран) роль в политической и правовой системе страны.

Само становление и развитие судебного контроля, превращение его в своеобразнейший институт американской конституционной практики непосредственно связано с деятельностью Верховного суда, с его важнейшими решениями. В американской юридической литературе вполне уместно привлекается внимание к тому факту, что полномочия в сфере судебного контроля – это не исключительная прерогатива Верховного суда, поскольку такое полномочие в настоящее время может реализовать любой американский суд, если он сталкивается с необходимостью решать вопросы конституционного характера и определять судьбу тех или иных правовых актов.

Однако было бы неправильно недооценивать при этом опять-таки особую роль Верховного суда в осуществлении функции конституционного контроля в американской государственной жизни, поэтому будучи верхней ступенью в иерархии судов США (федеральных и штатных), он фактически олицетворяет собой высшую судебную власть в сфере конституционного контроля, является его своеобразным «главой».

Институт судебного конституционального контроля состоит не только в проверке Верховным судом соответствия оспариваемых законов конгресса Конституции США. Его создание является более широким. Он включает в себя власть суда объявлять конституционными также законы штатов любые другие нормативные акты, а, кроме того, любые действия государственных органов или должностных лиц, действующих в рамках своих полномочий, если такие действия признаются судом как противоречащие Конституции. Таким образом, судебный конституционный контроль с юридической точки зрения выражается в двух основных формах – это проверка конституционности правовых штатов и проверка конституционности действий должностных лиц штатов и федерации, позволяющая Верховному суду выявить в связи с этим высшее и окончательное по своим юридическим последствиям решение.

Для современных американских государствоведов судебный контроль и связанный с ним специфические властные функции Верховного суда – это составной и неотъемлемый компонент всей системы американского конституционного и фактически действующего конституционного механизма. Также Верховный суд рассматривается как носитель самой «конституционной идеи», как «последний оплот в защите конституционной системы», «как совесть Конституции» и т. д. Однако такие идиллические картины, где суд изображается в качестве некоего благотворного и всепримиряющего «конституционного арбитра», держащего «в узде» законодательную и исполнительную власть, весьма далеки от реальной действительности.

Решение Верховного суда о неконституционности законов конгресса наиболее ярко характеризует судебный контроль и сточки зрения юридико-властных последствий таких решений. Американские юристы любят подчеркивать тот факт, что законы, признанные неконституционными в решениях суда, тем самым не отменяются, тем более – не уничтожатся, и продолжают оставаться в официальных изданиях конгресса. Но несмотря на это, в американской конституционной доктрине практически нет споров о юридических последствиях «конституционных» решениях Верховного суда. Утвердилось положение, что закон, признанный неконституционным, теряет всякую правовую силу, поэтому ему впредь отказано в реализации с помощью других государственных органов, а не только самого Верховного суда. Всякие попытки заинтересованных лиц осуществить положение, признанное недействительным, неизбежно привели бы их в конечном счете в судебные органы, но уже без малейшей надежды на успех.

«Неписаное» вето Верховного суда на практике оказывается более и эффективным средством, чем предусмотренное самой Конституцией вето президента. Если вето президента является отлагательным и может быть преодолено квалифицированным большинством членов конгресса, то «конституционное» решение Верховного суда, как всякое судебное решение верховной судебной инстанции, обладает свойством окончательности и не может быть игнорировано другими государственными органами (теоретически суд может даже наказать «непокорное» должностное лицо за «неуважение» к судебной власти). Наконец, если вето президента ограничено десятью днями после принятия билля конгрессом, то Верховный суд не связан никакими сроками давности.

Конституционное право и практика США предусматривает для контроля две возможности для того, чтобы преодолеть решение Верховного суда, который признает его акты недействительными как противоречащие конституции. Первая из них заключается в принятии конгрессом поправки к Конституции, которая «выбивает» конституционное основание у соответствующего решения суда и тем самым пересматривает саму конституционную норму, на которую ссылается суд, выполняя свое решение. Но такой путь является чрезвычайно сложным, о чем свидетельствует сравнительно небольшое число принятых и ратифицированных более чем за 200 лет существования Конституции формальных поправок к ее тексту. )