Подобные высказывания православными экспертами ценились на вес золота, поскольку работали на заветную идею о тщательно маскируемой баптистами противоправительственной сути своих воззрений. Репрессии против штундистов особенно усилились в конце века. Высочайше утвержденным 4 июля 1894 года положением Комитета министров “штунда” была признана “одной из наиболее опасных в церковном и государственном отношениях” сект. Позже этот же циркуляр 1894 года широко использовался для ужесточения репрессий против баптистов.

Итак, “российский штундизм” — понятие произвольное, введенное в религиоведческий оборот с обличительно-миссионерскими целями. Поэтому внятно определить его догматы невозможно. Оно составлялось из отдельных вероучительных элементов, которые те или иные авторы по каким-либо причинам расценивали как наиболее существенные. В результате за наиболее характерные черты вероучения штундизма признавались следующие: отрицание Священного предания, церкви и священнической иерархии, как непременной посредницы в спасении, отказ от таинств и чина церковных богослужений, от “святых угодников” и нередко — от крещения младенцев.

Следует, однако, отметить, что высказывания отдельных “штундистов”, даже если они впоследствии обратились в баптистскую веру, специфически баптистскими еще никак не являлись. Еще предстояло их сплочение в некое цельное вероучение, появление новой церкви, способной развиваться на собственной основе.

Какое же место “штундизм” занимал в долгой истории религиозно-общественных движений в России?

Его можно рассматривать как запоздалый отзвук “духовного христианства”, которое в условиях новой пореформенной России могло предложить лишь исступленные пророчества, дурманящие хороводы и прыжки, да ожидания безотлагательного чуда.

Иными были шансы на будущее у баптизма: поскольку в пореформенную эпоху русское общество быстро развивалось по буржуазному пути, баптизм стал наиболее адекватной формой его религиозно-духовного самосознания, отразив мироощущение участников уже сложившихся товарно-денежных отношений.

Поглощение “штундизма” баптизмом означало перерождение первого в одну из уже сложившихся протестантских церквей. В области социальной это был отказ от “бунтарских” мотивов и переход на лояльные позиции. В области вероучительной — восприятие знакомой нам баптистской догматики, замена свободного толкования Библии неукоснительным соблюдением “Исповедания”; в сфере обрядности и организации — отказ от самодеятельных, стихийных форм и переход к четкой организации, в частности, к образованию слоя профессиональных руководителей-проповедников — пресвитеров.

Итак, именно баптизм оказался наиболее пригодным для заполнения все более расширяющейся ниши — мироощущения быстро растущих торгово-промышленных56слоев.

2.3. Положение баптистов в России в конце XIX и в XX веках

Баптистское движение в России развивалось по трем главным направлениям: юго-западные губернии, где посредствующую роль играл “штундизм”, регион Закавказья и Северного Кавказа, в которых баптизм утверждался преимущественно в среде молокан и, наконец, Петербург и примыкающие к нему губернии — здесь процесс становления новой церкви происходил, так сказать, в чистой форме.

20 августа 1867 г – именно эта дата считается началом сущестовавния в нашей стране евангельско-баптистского братства, когда в Тифлисе крестился первый русский баптист – купец Никита Воронин, который впоследствии вошел в руководящую верхушку российского баптизма на Кавказе. В связи с этим стоит заметить, что хотя к концу 80-х годов общее число баптистов в Закавказье и Северном Кавказе не превышало 2 тыс. человек, их лидеры оказывали растущее влияние на организационную и проповедническую деятельность российского баптизма в целом.

Другим важным центром распространения баптизма стал Петербург и прилегающие к нему губернии после приезда в 1874 г. лорда Гренвиля Редстока. Утонченный аристократ, сын английского адмирала, участник Крымской кампании (в боях он, правда, непосредственного участия не успел принять), Редсток еще в Англии прославился как евангельский проповедник и врачеватель душевных недугов. Давно лелеявший мечту продолжить эту миссию в русской аудитории, он с готовностью откликнулся на приглашениепрповедовать в России.Проповеди лорда привлекли сочувственное внимание фрондирующей петербургской знати, и вскоре в числе преданных “редстокистов” мы видим: графа М.М. Корфа и графа А.П. Бобринского, княгинь Н.Ф.Ливен и В.Ф. Гагарину, влиятельного сановника Н.Ф. фон Краузе и др., а особенно ярым приверженцем баптистского учения стал граф Пашков.

Таким образом, размах деятельности евангелистских проповедников возрастал, вызывая все большую настороженность властей, и вскоре Пашкову было запрещено проводить свои собрания, а 24 мая 1884 года последовало и Высочайшее повеление: “закрыть Общество поощрения духовно-нравственного чтения и принять меры к прекращению дальнейшего распространения учения Пашкова на всем пространстве Империи”. Меры, естественно, были приняты, В.А. Пашкову и М.М.Корфу было предписано срочно покинуть Россию, издания Общества были конфискованы и сожжены. Но проповедь евангелизма продолжалась. По официальным данным к 1905 году в России было около 21 тысячи евангельских христиан.

Естественно, такое положение вещей не могло оставить равнодушными власти страны, поэтому с самого начала, баптисты, как известно, намеренно приписанные к бунтарской “штунде”, подвергались гонениям и репрессиям. В 1984 году положением Кабинета министров баптизм был объявлен особенно вредной сектой в церковном и общественно-государственном положении, а последователям секты запрещалось организовывать общественные собрания.Баптисты же, со своей стороны, прилагали все усилия для того, чтобы доказать собственную лояльность и даже полезность правительству. Наконец, в марте 1879 года было выработано долгожданное мнение Государственного совета “о духовных делах баптистов”. Документ был подписан министром внутренних дел, утвержден самодержцем и обнародован в сентябре 1879 года. Он узаконивал порядок, при котором баптисты “беспрепятственно исповедуют свое вероучение и исполняют обряды веры по существующим у них обычаям в домах, отведенных им с разрешения губернатора”. Утверждению губернатора подлежали также действующие баптистские старшины и проповедники. Местным гражданским властям предписывалось “вести метрические записи браков, рождения и смерти баптистов”. Значение закона, таким образом, было в том, что он легализировал существование русских баптистов (раньше подобные права распространялись лишь на баптистов других национальностей) и тем самым устранял их дискриминацию при заключении браков, рождении детей и похоронах. Однако законодательная оттепель длилась недолго. По инициативе К.П. Победоносцева в 1882 году Министерство внутренних дел выступает с разъяснением, что сентябрьский циркуляр 1879 года о признании баптистов не распространяется на выходцев из православия. Наконец, в мае 1883 года было обнародовано исправленное “Мнение Государственного совета о даровании раскольникам всех вероисповеданий права богослужения”, причем термин «раскольники» теперь распространялся и на баптистов, легитимируя репрессии против них на общих основаниях.Закон 1883 года без промедления был использован для разгона столичных пашковцев,приезжие участники были арестованы и препровождены в Петропавловскую крепость. После пристрастных допросов их обвинили в хранении недозволенных публикаций и документов, постановив немедленно выслать из Петербурга. Уже 24 мая вышло упоминавшееся распоряжение о закрытии Общества духовно-нравственного чтения. От В.А. Пашкова и М.М. Корфа потребовали немедленно прекратить проповедническую деятельность, а после их отказа — в двухнедельный срок покинуть страну. Одновременно ужесточилась политика и в отношении сектантов, действовавших на юге, где практиковались более жестокие репрессии: “раскольники” здесь были попроще, именитых фамилий среди них не наблюдалось, а с простым людом власти церемониться не привыкли. Местные правители в сотрудничестве со священнослужителями ревностно трудились над тем, чтобы создать нетерпимую обстановку для нормальной деятельности баптистов. Жалобы властям, как правило, оставались без ответа: бесчинствующие никогда не наказывались, это поощряло их на новые бесчинства. Однако произвол и безнаказанность нередко давали обратный эффект. Загнанные в подполье, сектантские общины продолжали действовать, охватывая своим влиянием новые территории — Волынскую, Черниговскую, Полтавскую и другие губернии, где общее число баптистов за 1884—1893 годы увеличилось более чем вдвое: с двух до четырех тысяч шестисот человек, доказав тем самым, что глубокая религиозная вера неподвластна гонениям.Так что многие пострадавшие сектанты продолжали свою деятельность, только с большей убежденностью.При этом светские и церковные власти шаг за шагом убеждались в том, что баптизм — это противник, с которым они прежде никогда не сталкивались: не самодельное, подверженное брожению и метаниям образование, а монолитное жизнестойкое объединение с хорошо организованным теологическим и организационным обеспечением. )