Вывод: Запреты в индийских и китайских общинах имели в большей степени этический характер, чем в Японии. В Дзэне явно чувствуется надуманность запретов, их политические оттенки и т.д., всё это связано со статусом буддизма в Японии как идеологии. Я считаю, именно это и есть фактор «наносного», который присутствует в любой мировой религии без исключения, то по средствам чего государство воздействует на общество.
Конечно, и Чань в Китае имел свои особенности, основа которых — в традиционной трудовой этике, воспитывавшей уважение ко всякому труду, и крайне отрицательно расценивавшей пренебрежительное отношение к нему (я думаю, корни этого явления уходят в конфуцианство). Следует заметить, что большинство буддийских монахов действительно не занималось никаким общественно полезным трудом и общепринятый (классический) устав монастырской жизни никак не поощрял такую деятельность. Более того, во многих школах и направлениях буддизма, особенно индийского, всякая активная деятельность рассматривалась как препятствие к достижению идеального состояния Нирваны, в буквальном смысле означающей угасание, прекращение всякой активности. Естественно, возникла необходимость реформировать такой устав.
Можно сказать о наличии половой дискриминации, которая в средние века считалась нормой: монах, посвященный в монашеский сан, обязан был следовать 250 предписаниям, для монахинь их оказалось вдвое больше - 500. Вообще монахини занимали значительно более низкое положение в сангхей. Считалось, что если монахиня, даже прожившая сто лет после посвящения, встречала монаха, который только что в тот день получил посвящение, обязана была первой, оказав полной уважение и почтение, приветствовать его.
В «Бхикшуни Пратимокша» содержатся правила относительно upasampada, причем детально излагаются особые правила для монахинь о разных буддийских церемониях, а также даются предписания буквально по всем вопросам — от взаимоотношений с монахами до деталей туалета и личной гигиены.
Что касается наказаний, самым жестким, характерным для всех направлений, было изгнание из общины. Общественное мнение того времени расценивало монаха-расстригу как антисоциальный элемент, поэтому «возвращение в мир» действительно было тяжелым.
Несмотря на различия в распорядке дня и ритме жизни в китайских и японских монастырях, повсеместно соблюдаются классические правила: «жизнь в смирении », «жизнь в труде », « жизнь в служении ».
Понятие: « жизнь в смирении » означает основное состояние духа монаха, не зависящее ни от уровня посвящения, ни от степени внутреннего совершенства. И новички и старшие монахи должны быть скромны, смиренны и бескорыстны.
Некоторые монастырские общины предписывают свести до минимума всё то, что не является необходимым в жизни или отказаться от имущества вовсе. До сих пор Шаолиньские монахи, например, могут иметь только два одеяния ( одно повседневное и одно ритуальное ), пару тапочек, чётки и другой нехитрый скарб. В монашеской келье мирно уживаются метёлки для уборки двора и алебарды с мечами. Напротив входа небольшой алтарь, где стоят изображения Бодхидхармы и нынешнего настоятеля монастыря: здесь монах совершает поклонения утром, вечером и перед каждой тренировкой. Все эти вещи принадлежат не монаху, а монастырской общине. Правда, в последние время в монашеских кельях можно встретить книги, в том числе и на иностранных языках, не только по буддизму и боевым искусствам, но даже по мировой истории и психологии. Хотя монахи приобретают их на свои деньги или получают в подарок, формально и они являются собственностью монастыря.
Японские дзэнские монахи довели принцип “ нищенства духа ” до логического завершения. Например, бывают дни, когда группы дзэнских монахов выходят на улицы города, оглашая их криками “ Хо!” и читая нараспев сутры. Каждый из них несёт в руках специальную чашу для подаяния ( патру ), в которую прохожие бросают мелкие монетки или рис. Все монахи носят глубокие шапки, позволяющие видеть лишь то, что находится прямо под ногами. Дающий монаху милостыню не видит его лица, так же как и монах не может рассмотреть лица подающего. Это исключает любые личные взаимоотношения: милостыня подаётся не монаху, а буддийскому делу вообще. Монах же по-прежнему остаётся нищим, сколько бы подаяния он ни получил. “Нищенство духа” издавно считается первейшей отличительной чертой чаньского монаха.
Но даже в скромности и нестяжательстве не следует проявлять излишнее усердие, не стоит сводить жизнь к аскетизму — и здесь основным правилом является естественность. Например, быть изнеможденным аскетом так же противоестественно, как и человеком совсем не соблюдающим дисциплину тела и сознания. О своем здоровье чаньские монахи заботятся не меньше, чем о духовном совершенстве, совмещая то и другое в занятиях боевыми искусствами.
В питании монаху следует быть воздержанным. Обед его, как правило, состоит из риса с бобами или ячменём и соленых приправ из трав. Перед едой монахи рассаживаются за длинными столами так, чтобы лицо каждого было обращено к статуе бодхисаттвы, установленной в торце трапезной, затем читают молитвы и лишь после этого начинают есть.
Обычно чаньские и дзэнские монахи, следуя традиции, едят два раза в день. В любом случае не следует наслаждаться вкусом пищи, нужно относиться к ней как к просто необходимому средству для поддержания сил, чтобы в конечном счёте иметь возможность достичь Просветления. Для этого в чаньских монастырях принято медитировать на особые темы: “Действительно ли я ценю эти подаяния Будды?” ;” Я должен уйти от искушения жадностью и других грехов ” и т.д.
Каждый чаньский монах помимо общей буддийской практики выполняет чётко закрепленные за ним хозяйственные и ритуальные обязанности — это и есть “жизнь в служении”. В частности, в моностырях существуют даже специальные управления по соблюдению дисциплины в медитационных залах и обучению монахов, по приготовлению пищи, по наблюдению за храмовыми строениями и финансами. Находящиеся на этих должностях монахи сменяются дважды в год — коррупции опасаются везде.
Может показаться, что чань-буддизм представляет собой некую либеральную форму буддизма, где нет ни строгой доктрины, ни жёсткой дисциплины. На самом же деле, представляя своим последователям действительно огромный простор для интуитивного духовного поиска, чань-буддизм — достаточно строгое буддийское направление со сложнейшими методами духовной практики и подвижничества. Строгость по отношению к монахам, живущих в монастырях, не мало поразит того, кто привык видеть в чань-буддизме « интеллектуальное развлечение ума ».
В качестве примера можно привести весьма жёсткий распорядок жизни монахов-бойцов в современном Шаолиньском монастыре: 5.00—подъём 5.15 – утренняя тренировка, 6.40— утренние лекции, 7.40— завтрак 9.00 —хозяйственные работы 11.30— обед, 12.40— дневной отдых, 14.00— самоподготовка, 17.10— лекции и проповеди, 18.50— ужин, 21.00— тренировка у-шу, 23.10— отход ко сну. ( Кстати, правила Шаолиня считались и считаются каноном во всех чань-буддиских монастырях ).
Одеяние монахов было строго регламентировано. В холодных странах, как писал И-цзин, Будда разрешал монахам носить «lipa», что яко бы означает на санскрите «покрывающая живот одежда». Одно плечо оставалось обнаженным, рукава отсутствовали. Делалось оно из одного куска материи, на который идет большое количество хлопка и шерсти, если хотели, чтобы одеяние было толстым и тёплым. Тёплое одеяние, в частности, носили в Кашгаре.
Юго-Восточной Азии монахи носят оранжевые или желтые одежды без рубашек. В Китае предпочитают одежду принятых в этой стране черного, серого и коричневого цветов с длинными рукавами, что вызвано традиционными конфуцианскими представлениями о скромности
По И-нцзину, во всех монастырях Индии одеяние бхикшу выдавалось из общей собственности монастыря, то есть монах снабжался одеянием. Однако в Китае монах не мог рассчитывать на одежду из монастырской собственности. По этому поводу существует притча, которая интересна нам лишь одним эпизодом, касающимся Фа-хуэй. Этот человек должен был преодолеть много сложностей, чтобы стать монахом, в частности раздобыть соответствующую дорогую одежду. Он достаточно просто вышел из положения, посетив «sitavana» ( лес мертвых ) и раздев богатого покойника. )