Конечно, экономический подъем нельзя смоделировать в кабинетах. Но есть вещи очевидные. Необходимо создать преобладание предложения труда над спросом. Подъем уровня безработицы неизбежен, нерентабельные предприятия не имеют права на жизнь. Государству по силам снизить доходность “спекулятивного” сектора экономики, что автоматически снизит там уровень заработной платы. Одновременно нужно обеспечить достаточный уровень мобильности и большое количество экономически эффективных рабочих мест (прежде всего в реальном секторе). Последнее, пожалуй, самое трудное. Наше государство на это не способно – оно как раз самый неэффективный в экономическом смысле работодатель. Нужны люди, способные создавать новые эффективные места. И здесь от властей требуется просто не мешать обременительными налогами, неграмотным протекционизмом и излишним человеколюбием. Порочный круг “выпустим еще ГКО – выплатим задолженности по зарплате” должен быть разорван.

Большинство населения любой страны способно лишь занимать готовые рабочие места, и только малая часть может открывать новые. Создатели новых эффективных рабочих мест появлялись при любом экономическом подъеме. Вот портрет промышленника времен английской промышленной революции в изложении Фернана Броделя: “Задачи, которые они перед собой ставили, были следующими: господствовать над самым главным в новых технологиях, держать в руках мастеров и рабочих, наконец, профессионально знать рынки, чтобы быть способными самим ориентировать свое производство”. Капитанами индустрии называл этих людей Шумпетер. Именно они открывают новые рынки, загоняют в угол нерасторопных конкурентов и без тени сомнений выбрасывают тысячи рабочих на улицу. Но в отличие от Англии двухсотлетней давности сегодня капитаны индустрии – в основном наемные специалисты, а не собственники. Это профессиональные менеджеры и управленцы, типичные представители пресловутого среднего класса. Спрос на них со стороны элиты, уже раскупившей практически всю госсобственность, растет. Именно средний класс – союзник государства на рынке труда в ситуации экономического подъема. Правительство, наконец таки начало понимать это и пытается развернуть программу по подготовке молодых управленцев, но опять же с помощью запада, т.е. на основе прозападной модели управления. На средний, а не на рабочий класс делали ставку бразильское и южнокорейское правительства. Но чтобы представители среднего класса могли занять на рынке труда стратегическую позицию, старая постсоветская структура занятости должна быть разрушена.

Экономический подъем всегда сопровождается революционной перестройкой рынка труда. Вот что пишет тот же Фернан Бродель об Англии XVII века: “Промышленная революция соответствовала новому потрясающему разделению труда, которое … окончательно отделало ее механизмы, не без многообразных и разрушительных социальных и человеческих последствий”. Одной из необходимых составляющих успешного развития английского капитализма был избыток дешевой рабочей силы, которая перетекала из деревень и семейных мастерских на фабрики и мануфактуры.

Можно привести другие примеры. Посмотрим, что происходило с рынком труда в Бразилии и Южной Корее в начале их экономического подъема. Интерес к этим двум странам объясняется достаточно просто – военные, сменившие коррумпированное и потерявшее контроль над социально-экономической обстановкой гражданское руководство (в Корее это произошло в 1963 году, а в Бразилии – в 1964-м), смогли в крайне сжатые сроки обеспечить быстрый промышленный рост и увеличение экспорта, а также значительный приток иностранных инвестиций. Бразилия и Корея стали первыми странами “третьего” мира, всерьез заявившими о себе на мировых несырьевых товарных рынках.

Военные режимы, которые железной рукой повели экономику по пути динамичного развития, получили прочную поддержку предпринимателей и среднего класса, видевших в политической стабильности гарантию своего благосостояния и роста доходов. Руководство обеих стран смогло за достаточно короткое время полностью ликвидировать очаги сопротивления недовольных деятелей профсоюзного рабочего движения. Бразильским военным в 1964-1969 годах было достаточно отправить за решетку или депортировать из страны 150 профсоюзных лидеров, и, как было замечено в одном из западных исследований, “вплоть до 1975 года от рабочего движения в Бразилии не доносилось и шепота”. Как и в Корее, так и в Бразилии пришедшие к власти военные сразу же объявили незаконными забастовки и запретили профсоюзы. И там, и там правительства жестко регулировали рост заработной платы, причем бразильцы пошли дальше корейцев – в июне 1965 года вышел закон №4725, заморозивший рост средней зарплаты. В результате в 1967-1074 годах (период самого значительного экономического роста Бразилии) реальная покупательная способность минимальной зарплаты, определяющей уровень труда в целом, была почти на 40% меньше, чем во второй половине 50-х годов, и лишь к концу 70-х, когда активизировалось рабочее движение, и страну захлестнула волна массовых забастовок, зарплата несколько выросла.

Одним из важнейших факторов, способствовавших снижению реальной заработной платы в Бразилии был постоянный рост избытка рабочей силы. Официальной статистики безработицы в Латинской Америке до сих пор не существует, поэтому экономистам приходится пользоваться косвенными данными. По некоторым оценкам в 1970 году безработицей в Бразилии было охвачено до 43% населения. И хотя за счет ускоренного экономического роста в 1965-1975 годах общая численность занятых в промышленности возросла в 2,2 раза, по подсчетам экспертов Международной организации труда, в 1980 году неполная занятость охватывает 44,5% экономически активного населения.

В дальнейшем занятость росла прежде всего в так называемых современных секторах промышленности, таких как транспортное машиностроение, металлургия, электрооборудование, то есть там, куда направлялся поток иностранных инвестиций.

Процесс созидательного разрушения (уничтожающий старую структуру изнутри и одновременно создающий новую), Шумпетер считал сутью капитализма. Разрушений на отечественном рынке труда явно недостаточно, да и в созидательный характер верится с трудом. Рано или поздно античеловечных, как в без непопулярных мер не обойтись, может быть, не столь бесчеловечных Бразилии, но не менее жестоких, чем в Южной Корее.

3. Правовая регламентация рынка труда.

Если бы чрезвычайно жесткие законы (Гражданский кодекс, ГЗОТ) , регулирующие российский рынок труда исполнялись полностью, для социальной системы, экономического роста и обеспечения высокого уровня занятости в России это означало бы крах. Большинство стран Западной Европы сейчас сталкивается с неимоверными сложностями именно потому, что их не ме­нее жесткое законодатель­ство в области трудовых отношений исполняется неукоснительно. Возьмем, к примеру, Испанию, которая зарегистрировала и подписала самое большое число конвен­ций Международной органи­зации труда (МОТ) — 140 (мы пока, к счастью, все­го 50). С точки зрения МОТ, эта страна — идеал. Но в Испании самый высокий уро­вень безработицы среди раз­витых стран — свыше 20% (11% в среднем по ЕС). Это стало результатом последовательного внедрения негибкой системы правового регулирования на рынке труда, которая способна ухудшить ситуацию даже при благоприятных экономических условиях.

Наложение административных, юридических или инсти­туциональных ограничений на мобильность трудовых ре­сурсов, на переток рабочей силы из одной отрасли в дру­гую, из одного региона в дру­гой, с одного производства на другое становится тормо­зом для экономического роста и увеличения занятости. Предприятия, готовые увеличивать объемы продукции и услуг, ориентируясь на благоприятную конъюнктуру, при негибком рынке труда не способны делать это. Фирмы же, спрос на продукт которых падает, не могут освободиться от избытка рабочей силы и при сокращении производства обречены на банкротство в связи с невозможностью снизить издержки до экономически обоснованного уровня. Следствием этих факторов становится застой в экономике, снижение реальной зарплаты, рост безработицы. )