Для России особенно важно понять, что военная безопасность государства обеспечивается не только способностью сдерживать и отражать любую агрессию, наличием адекватных реальным угрозам вооруженных сил. Тем более что к западу и востоку от России сосредоточены большие группировки численностью до 4 миллионов человек. Вблизи границ по периметру находится 530 дивизий с десятками тысяч танков и тысячами боевых самолетов. Причем выросло число государств, которые усматривают угрозы для себя от России.
В этих условиях возрастает способность государства улучшать международную военно-политическую среду, нейтрализовывать и устранять военную опасность, ее источники при помощи эффективной внешней политики, которая в интересах военной безопасности призвана решать две задачи: а) создавать систему жизненно важных отношений между государствами и народами, международных организаций и механизмов, которые были бы непреодолимыми «барьерами» для развязывания войн и вооруженных конфликтов; б) добиваться согласованного синхронного снижения уровня вооруженности государств, боевых возможностей армий, особенно их способности к внезапным крупномасштабным наступательным действиям. Такая задача и пути ее реализации были всесторонне обоснованы в свое время еще Лениным. В этом отношении в начале 20-х был накоплен исключительно ценный опыт.
Важно добиться, чтобы две указанные выше способности государства находились в гармонии (соответствии), усиливая друг друга. Особенно важно добиться общего регулирования развития мировой системы армий, согласования военных реформ, которые осуществляются во многих государствах, с тем чтобы они отвечали условиям и потребностям мирового развития, служили преодолению милитаризма и войн в XXI веке, а не создавали новые благоприятные предпосылки для них.
Новые возможности и потребности
Строительство армий не есть чисто внутреннее дело отдельных государств, а затрагивает интересы безопасности многих и должно быть объектом внимания мирового сообщества, регулироваться сообща. Известный социолог П. Сорокин 50 лет назад выдвинул идею ограничения суверенитета государств на военную силу, на решение вопросов войны и мира, обосновывал необходимость передачи во имя прочного мира права на обладание и применение силы исключительно международной власти (мировому правительству).
Однако опыт ООН, являющейся определенным прообразом такой власти, показывает, что в ней может утвердиться гегемония одной сверхдержавы, которая получит возможность использовать мировые вооруженные силы в своих эгоистических интересах. Поэтому вряд ли даже в рамках XXI века созреют предпосылки для полного отказа государств от собственных армий. Но мировая практика свидетельствует о возможности регулирования важнейших параметров национальных армий через международные механизмы (договоры, контрольные и организационные механизмы, глобальные и региональные программы и т.п.). Примером может служить Договор об обычных вооруженных силах в Европе, заключенный в 1992 году. Сейчас этот опыт представляется возможным поднять на более высокий уровень, обеспечив решение ряда первостепенных задач.
Во-первых, добиться замораживания, а затем и снижения боевых потенциалов армий, а не просто сокращения количества личного состава и вооружений. Прекращение разработки и производства все более разрушительных видов вооружений, недопущение их расползания по миру — труднейшая и вместе с тем первейшая задача, призванная остановить рост истребительно-разрушительной силы войн, начать уменьшать ее. Многие
считают это невозможным, равносильным искусственной остановке научно-технического прогресса. Однако прекращение разработки и начавшаяся ликвидация наиболее опасных видов оружия. Договор по ПРО, запрещающий создавать материальную базу «звездных войн»; выход на роль локомотива научно-технического прогресса гражданских технологий и производств, которые на 80—90 процентов питают теперь развитие вооружений, прежде шедшее впереди, и многое другое вселяют надежду на будущее прекращение «совершенствования» и создания новых, более разрушительных видов оружия.
Во-вторых, международное регулирование развития армий, очевидно, в конце концов выразится в переводе их на оборонительные доктрины, модель которых должна быть предложена ООН для всех стран. Понятно, что особенно важно постепенно лишить армии способности к внезапным и крупномасштабным наступательным действиям. В значительной мере способы решения этой задачи разработаны.
В Договоре об обычных вооруженных силах в Европе от 9 ноября 1992 года в числе таких способов фигурируют: произошедшее сокращение за 5 лет почти на 60 тысяч единиц обычных наступательных вооружений (танков и бронированных машин, артиллерийских систем калибра более 100 миллиметров, ударных самолетов и вертолетов) на европейской территории от Атлантики до Урала; рассредоточение в Европе готовых к нападению группировок войск; расширение мер доверия (связей между армиями, центров взаимного информирования, совместных действий по урегулированию военно-политических кризисов, конфликтов, проведению миротворческих акций и т.п.); регулярные инспекции — за 5 лет российские обычные вооруженные силы 536 раз подвергались иностранным инспекциям, а Россия осуществила 497 инспекций в западных армиях, что повышает прозрачность, контроль и предсказуемость в военно-политических отношениях. Директивно увеличивается время приведения войск НАТО в полную боевую готовность, что, по мнению натовцев, «снимает угрозы и приводит боевую готовность в соответствие с новыми условиями и потребностями европейской безопасности».
Данные меры снижают, но отнюдь не устраняют военную угрозу. Более того, они могут быть «незаметно» сведены на нет усилением боевых качеств оружия, новейшими средствами маневрирования войск и дезинформи-рования, а директивное увеличение времени на приведение войск в боевую готовность при сохранении материальных и других предпосылок легко сокращается с помощью другой директивы, которая может быть уже заготовлена для каких-то определенных условий. Но в целом опыт регулирования параметров армий, приобретенный лишь в Европе, важно перенести и на другие регионы. Представляет большой интерес опыт Совета Безопасности, коллективных сил, созданных по решению ООН для давления на Ирак с целью добиться ликвидации им оружия массового поражения. Если отбросить эгоистические и воинственные импульсы, исходившие от США в этом деле, то сами методы принудительного разоружения при честности и справедливости действий сообщества государств могут сыграть в будущем большую позитивную роль в других регионах.
Для необратимого снижения и ликвидации наступательных способностей вооруженных сил, исключения внезапных нападений необходимы более основательные действия. Путь к этому — постепенный переход государств от постоянных профессиональных к милиционным армиям. Широкомасштабный опыт строительства такой армии наработан в СССР, с первой половины 20-х в течение почти 15 лет развивавшем территориально-милиционную систему обороны. К середине 20-х оборона страны на 9/10, по заявлению М. Фрунзе, основывалась на этой системе. Армия состояла из немногочисленных кадров комсостава и сотен тысяч приписных рядовых и сержантов, проходивших военную подготовку по месту жительства без существенного отрыва от производственного труда (подробнее об этом см. В. Са-фронов. Какой быть армии? — «Свободная мысль», 1997, № 9. — Прим. ред.). Если бы западные страны искренне стремились к миру и разоружению и последовали тогда этому примеру, то Вторая мировая война вполне могла бы не состояться. Ибо милиционная армия обладает наименьшим потенциалом к наступлению, тем более к внезапному. Однако западные державы, делая в то время упор на строительство кадровых армий, вынудили СССР перейти на такой же путь военного строительства, так как милиционная армия не могла достаточно эффективно противостоять быстро усиливавшимся регулярным вооруженным силам западных стран. )