Обрезом очередной пластовой чешуи встали над низинами склоны, сложенные карбоновыми известняками. Это Валдай – одно из лучших украшений Русской равнины. Когда-то его считали и даже называли на картах

Алаунскими горами, пока топографы не доказали, что это всего лишь ступень ранга не гор, а возвышенности. Уступ существовал здесь ещё до оледенения, и овраги уже тогда так расчленили его на фестоны, что край возвышенности стал напоминать низкогорья. Ледник, пришедший с северо-запада, долгое время упирался в уступ, пока не перетёк через него, но был не в силах стереть препятствие. Он как бы зашпаклевал своими наносами доледниковые долины и нарастил возвышенность – не столько сверху, сколько с фасада, прислонив к ней нагромождения валунов, песков и глин мощностью во многие десятки метров. <Рисунок 1>

А юго-восточная покатистость Валдая – «спинная плоскость» чешуи – пологонаклонное со свежим холмисто-моренным рельефом и обилием причудливо извилистых озёр.

Ещё один перл Валдая – Валдайское озеро. Оно стало символом Валдая – его гладь видна с тракта, связывающего две столицы.

Считать Валдай горами помогало его водораздельное значение. Отсюда расходятся сближенные между собой истоки Волги, Западной Двины, Днепра и рек, впадающих в озёра северной покатости. Между верховьями издавна существовали волоки, и к ним тяготели торговые пути. Некоторые волоки облегчались постоянными или временными водными связями соседствующих бассейнов – двинского и днепропетровского.

Ещё Пётр I понимал значение таких связей. Через Валдай уже в XVIII – XIX веках были проложены три искуственные водные системы – Вышневолоцкая, Тихвинская и Мариинская. В 60-х годах нашего века на смену Мариинской системе пришёл Волго-Балтийский водный путь, лишь местами отклоняющийся от старой трассы. Канал на водоразделе достигает в длину 40 км.

На рубеже XVIII и XIX веков возник и Двинско-Днепровский путь – Березинская система с четырьмя каналами. Вскоре заброшенные и заросшие, они превратились в зелёные тоннели под сомкнувшимися ольховыми кущами, теперь тут живут бобры. Их вместе с лесами и болотами на площади более 750 квадратных километров охраняет Березинский заповедник.

Западная Двина – дочь Валдая и главная артерия северо-запада. Сегодня река уже в значительной степени зарегулирована плотинами и расчищена от преграждавших её порогов, хотя и не по всей длине. А прежде тут было сплошное чередование спокойных плесов и бойких сносов, быстрин, едва прикрывающих коварные подводные каменья – головки и жеси. При пересечении валунных и пластовых забор, были и совсем бурные участки: 62 порога, мешавших судоходству, насчитывалось на старой Двине.

В теснинах реку обнимали отвесные стены, сложенные девонскими песчаниками, гипсами и доломитами, а между теснинами она выходила на привольные низины и текла по ним с величавой медлительностью, словно отдыхая. Таково, например, Двинское плесо, с широко расступающимися пониженными берегами. Но ближе к низовьям река вновь кидалась в доломитовые узости и рычала на порогах, о благополучном прохождении которых лоцманы даже молились. Эту часть Даугавы не раз сравнивали с Рейнским ущельем в Сланцевых горах – сходны тут и крутые берега, и высящиеся на них руины замков и башен. Лишь близ устья Даугавга свободно разливаются, её торжественно-спокойный ток украшает латвийскую столицу Ригу.

«Младший брат» Двины-Даугавы – Неман во многом сходен со старшей сестрой. Длина Двины чуть больше тысячи км (1020), а Немана – чуть меньше (937). Его течение поровну делится между территориями Белоруссии и Литвы, где Неман считают не младшим братом, а отцом литовских рек, а матерью – крупнейший из притоков Немана – реку Нярис Родина Немана – Минская возвышенность Белорусской гряды. На пути он пересекает не одно нагромождение валунов, где течение убыстряется, становится порожистым. По низинам река несёт свои воды в широкой террасированной долине, в половодья разливаясь на многие километры.

К западу от Валдая меняется “картина” недр. Подземный склон Балтийского щита наклонён и под Эстонией, и под западом Латвии, но к Литве и к северу Белоруссии кристаллический фундамент повышается, разделяя две подземные впадины: обширную Среднерусскую на востоке и Балтийскую на западе. Второй из них фундамент быстро погружается на глубины 1-2 км ниже уровня моря – тут палеозойские напластования уходят под мезозой (в Литве) и даже под совсем молодые, кайнозойские, оказавшиеся нефтеносными и уже давшие промышленную нефть.

В Прибалтике и на Балтийской гряде, продолжающей Валдай к юго-западу, целую область называют Поозерьем – озёр тут не на много меньше, чем в Карелии. На псковской земле известна ещё одна «русская Венеция», или город на воде», - Себеж с 359 озёрами. «Венеция», конечно, преувеличение, но город обнят почти со всех сторон озёрной водой – красота редкостная.

Нет числа военно-историческим памятникам Балтийско-Валдайского края. С глубокой древности сохранилось тут Труворово городище – свидетель дел IX века, самой зари русской истории, и не на много поздняя Изборская крепость, и крепости-монастыри. <рис.4>

В отличие от извилистых фьэрдовых берегов Эстонии, более южные берега Балтики выровненные, низкие. Их сопровождает серебристая полоса дюн, частично поросших сосновыми борами, так что воздух наполнен целительными запахами моря, хвои и смол. Здесь сосредоточились лучшие морские и климатические курорты.

К западу расположено побережье совсем другого рода. Тут поражают две гигантские лагуны – гафы и ограждающие их песчаные косы – нерунги, огромные, как хребты. Такие берега и у других морей теперь называются гафовыми. Дюны нерунгов во многих местах поросли соснами и зарослями вереска.

Когда-то пески кос были закреплены лесами, но уже давние, не одно столетие назад, вырубки привели песчаную стихию в движение. Теперь туристы восторгаются голыми серебристыми и золотистыми дюнами в десятки метров высотой, а вернее бы было ужасаться. Ведь не за мертвенную обнажённость одна из цепей песчаных холмов носит имя Мёртвые дюны – они не замерли, а, напротив, способны передвигаться на 3-5 и даже на 7 метров в год. На их «совести» – гибель нескольких деревень, погребённых при передувании песка ветрами. Посёлок Нида, дважды захороненный, ютится теперь уже на третьем по счёту месте.

Впрочем, на косах вины и следы усилий человека по обузданию песков: насаждаются новые и охраняются старые леса из мачтовых сосен, рощи ольхи,

дубравы, липняки. Леса такие, что в них обитают даже звери – лоси, кабаны, косули. Не белой песчаной лентой, а нашивкой из махрово-бархатной зелени видна Куршская коса из космоса! Эта коса отделяет Куршский залив от моря.

Белорусско-Московский край.Этот край широкой полосой обнимает с юга балтийско-валдайские ландшафты. Между ними немало общего – тоже холмы с валунами и пески, тоже леса с болотами и озёрами. Но холмы расплывчатее, это скорее увалы, валунов значительно меньше – последнее оледенение сюда не доходило, поэтому озёра реже, а песчаные равнины и болота ещё обширнее. Тут хозяйничали талые воды не только последнего ледника, доходившего до Валдая, но и предшествовавшего ему предпоследнего. Вытаявшие изо льдов валуны перемыты и переотложены талыми водами «по камешку» и чаще всего встречаются лишь как примесь в глинах и песках. Весь этот рельеф плоских межуречий с плащами песков, покровных суглинков и глин выразительно называют вторично-моренным.

Там, где у южной кромки ледника были отложены валы конечных морен, скопилось больше валунов. Эта приподнятая полоса называется Белорусско-Московской грядой. В ней различаются отдельные возвышенности: Белорусская, Смоленская, Московская, Клинско-Дмитровская, Борисоглебская,

Даниловская.

У вторично-моренной равнины монотонны только междуречья, а к долинам примыкает рельеф с такими перепадами высот, что местами кажется даже горным. Реки уже успели углубиться в однообразные поверхности, расчленили их на увалы, в несколько этапов расширили свои долины, образовав террасированные плоскости, а местами подрыли кручи высотой в десятки метров. Таковы долины верхних течений Немана, Днепра, Волги и Москвы-реки. )